***
— Дядя Намджун! Дядя Намджун! Маленький Юнги отличается завидной прыткостью, Намджун еле поспевает за ним, таща в руках огромные пакеты с продуктами, игрушечной машинкой, целым набором медицинских принадлежностей, потому что сердце мужа явно не выдержит ещё одного падения сына с качелей. Они кружат по парку уже битый час, но Юнги так понравились эти милые уточки, которые просто с огромным удовольствием съели весь дорогой и любимый хлеб мужа, у которого сразу начинаются конвульсии, если он лишается своего лакомства. (Поэтому у них целый набор медицинских принадлежностей). — А можно мы ещё погуляем? — Извини, Юни, но твой папа нас очень ждёт к обеду. Ты же не хочешь, чтобы папа расстраивался? Шантаж. Намджун опустился до шантажа ребёнка, но ручки от пакетов так натирают пальцы, а ещё Ким хочет есть. Юнги обещал приготовить что-то вкусное, и в составе этого блюда не будет рыбы, но зная характер мужа, там всё-таки будет что-то от рыбы. Голова, например, или глаз. В общем, что-то определённо противное и не вредное для его больного желудка. Мальчик опускает погрустневшие глаза и начинает шмыгать носом. У Намджуна паника, он довёл сына Юнги до слёз. А диван такой жёсткий… Надо срочно что-то делать, не приводить же его домой с красными от слёз глазами и мокрыми щеками. Юнги сразу всё поймёт и выделит мужу ту самую белую простынь для «диванных» ночей, которую Намджун ненавидит. — Эй, — Намджун, кряхтя, опускает пакеты на землю и онемевшими пальцами прижимает к себе мальчика. — Мы ещё много будем гулять, у нас в запасе целых три дня. Хочешь, давай вечером позовём папу и поедим мороженое? Юни восторженно кричит и обхватывает маленькими ручками шею Кима, прямо как вчера обнимал Юнги, когда Лиен привела его к ним домой на несколько дней. Намджун ожидал, что малыш испугается и побоится подойти к своему папе. Но он сам… Сам прижался к нему и сказал, что скучал. Юнги редко когда плачет, но тогда он не скрывал своих эмоций, целовал его в лобик, шею, щеки, и шёпотом просил прощения за своё отсутствие, за то, что мать кормила ребёнка рассказами о своём родном папе, как о самом лучшем человеке. Юнги этого не заслуживал, он не достоин тёплых объятий с сыном, полных любви. Ему бы его холодности и отстранённости, но Лиен сделала всё, чтобы в душе малыша не поселилось чувство ненависти. Когда они возвращаются домой, Намджун роняет на пол вазу, купленную по акции в антикварном магазине, чтобы порадовать Юнги. Если точнее, она просто вывалилась из пакета на пол, пока Ким прокручивал ключ в замочной скважине, закрывая дверь в квартиру. — Ой, папа тебя накажет? Я могу сказать, что мы вместе уронили. Будем в углу вдвоём стоять, — говорит Юни с сожалением в голосе, он явно расстроен неуклюжестью дяди. Он даже готов соврать, чтобы хоть немного облегчить жизнь Намджуна. Это мило. Это не то, что нужно воспитывать в ребёнке, лгать — плохо. Но когда лгут ради кого-то — это всё равно мило. Если бы в углу… Намджун бы спокойно простоял и в углу при свете дня, но спать ночью без Юнги под боком вообще невозможно. Намджун на детскую наивность улыбается, треплет тёмные волосы на маленькой головке, и, слегка вздрагивая тут же её убирает, услышав приближающееся шарканье тапочек. Юнги смотрит на осколки, а потом на двух виновников своего спокойствия. Юни загораживает своим телом подозреваемого номер один, выпячивая грудь вперёд, подобно верному защитнику и это выглядит настолько комично и… По-семейному. — Уже погуляли? — Да, но… Эм, случайно разбили вазу и скормили весь кукурузный хлеб уткам в парке. Намджун сконфуженно опускает глаза в пол, следя, чтобы ребёнок случайно ни на один осколок не наступил и не поранился. Он мягко подталкивает мальчика вперёд, как бы говоря: «прорвемся». Маленький Юнги подходит к папе, а когда тот опускается перед ним на колени, говорит: — Пап, не ругай дядю. Он хотел тебе её подарить, чтобы ты «всю новую ботаническую фигню держал в ней». — Прямо так и сказал? — Да. В принципе диван — это не совсем плохо, жёстче, чем на кровати, но вытерпеть можно. Но услышав громкий смех своего мужа, Намджун даже останавливается на выходе из коридора. Он уже забыл, как красиво смеётся Юнги, как дрожит всё его существо от вибраций его голоса. Юнги не высказывает им претензий, помогает убрать стекло на полу и даже соглашается на вечернюю прогулку. Этот ребёнок очень благотворно на него влияет. Так и должно быть, дети меняют взрослых к лучшему. Юнги постепенно становится тем отцом, каким и должен был быть с самого начала.***
— Если тебе не удобно… — Юнги. — Просто мне было бы намного спокойнее, чтобы Юни… — Я не против, давай будем спать втроём, кровать — большая, всем места хватит. Намджун совсем не удивлён волнению Юнги, он так долго жил, не зная о существовании своего ребёнка, что даже сейчас боится не почувствовать его рядом. Ким не ожидал, что муж так сильно к нему привяжется, хотя и дня не прошло. Юнги перенёс спящего малыша к ним в кровать и уложил посередине. Маленький Юнги — такой же красивый, когда спит. Он очень сильно похож на отца. Это проявляется и в привычке смотреть в одну точку, сидя за столом, в том, что он также без ума от «Могучих рейнджеров» и в своей любви к Намджуну. Правда, здесь она больше братская, а у них… Она другая, когда, говоря «я», подразумеваешь двоих. — Он замечательный, правда? — Юнги подпирает голову рукой, пока наблюдает за спящим сыном. Наверное, уже третий раз поправляет ему одеяло, чтобы малыш совсем не замёрз. Со стороны они наверняка похожи на семью, на идеальную семью. Намджун ему отвечает улыбкой и слабым кивком головы. Он так рад сейчас, ему посчастливилось увидеть своего Юнги совсем маленьким, словно они воспользовались машиной времени. Разумеется, он замечательный. Юнги, каким бы он не был — взрослым или совсем малышом, для Намджуна он всегда будет самым лучшим.***
— Папа? А почему ты не захотел остаться с мамой? Во время монополии, когда у Намджуна остаётся пара купюр, а у Юнги заканчивается кофе в стакане, потому что он умудрился побить все рекорды, став банкротом в первые десять минут игры, Юни решается задать вполне логичный в данных обстоятельствах вопрос. Ещё две минуты от игры Намджун тратит на похлопывание спины Юнги. Они совсем забыли, что у мальчика может сложиться своё мнение относительно всей ситуации. Почему папа вдруг вместо красивой, уверенной в себе женщины решил выбрать себе далеко не идеального мужчину (за исключением его ямочек, их у Лиен не было, а это, между прочим, даёт целых десять очков вперёд) — Видишь ли… Юнги замолкает, он вдруг понимает, что не может ответить, не ранив чувств Юни. Он же не может сказать, что совсем её не любил… Хоть это и было бы честно. — Я не люблю твою маму, как Намджуна. Это невозможно объяснить… Вот ты, когда смотришь на маму, что чувствуешь? — Не знаю… — малыш откладывает в сторону свои фишки и задумывается. Он кусает внутреннюю сторону щеки, ища в своей голове приближённый к ощущениям ответ — Я чувствую, что люблю её, потому что она — мама, наверное. Мне всегда хочется её обнимать. Напряжённый Намджун переводит взгляд с одного на другого и совершенно незаметно убирает с карты фишку Юни и кладёт на её место свою. Теперь шансы на победу увеличены, чего нельзя сказать об его карме. — То же самое и у меня. Я люблю Намджуна, потому что это Намджун, потому что при виде него мне хочется его обнять и никогда не отпускать… — Юнги держит сына за руку, поглаживая большим пальцем крохотное запястье. Он видит, что Юни не плачет, не выглядит расстроенным, кажется, его скомканное объяснение дошло до мальчика. Его сын — до безобразия взрослый и сообразительный. Как же он без него всё это время мог жить? Сколько ему предстоит благодарить Лиен за то, что она дала ему возможность стать папой? Он не утратил своей значимости для Юнги, которому по сути не был нужен. Его мама передала свою любовь к отцу маленькому Юнги, наверняка описывала его в качестве самого лучшего человека, у которого не хватило мозгов прикинуть, что к чему. Она скрыла свою беременность ради общего благополучия, наплевав на утрату любви всей жизни. Если бы Намджун тогда не познакомился с ним в аудитории, Юнги бы с вероятностью в девяносто процентов взял её в жёны, потому что не нашёл бы никого лучше неё.***
— Пап. Юнги отчаянно давит всем своим весом на кровать, закутавшись в тёплый, уютный кокон, из которого не планирует выбираться ещё часа два. Он вообще понятия не имеет, почему слышит тоненький голосок своего сына, да ещё и так рано. Его голова слегка приподнимается над подушкой, а затем поворачивается в направлении звука. Его глаза по прежнему закрыты, он издаёт мычание, давая знак, что слушает. — А что нужно делать, чтобы отскрести яичницу, которая «нихрена не отходит»? — Какую яичницу? От чего отскрести? Юнги всё ещё сонный, они уснули вчера в пол двенадцатого ночи, пока не выяснили, кто всё время игры в карты безбожно жульничал. Юнги же пошутил, сказав, что в качестве наказания Намджуну нужно приготовить им завтрак. О боже… Помоги, Господь, чувству юмора Намджуна. Его, кроме высших сил, уже ничто не спасёт. Нужно взять на заметку: ничто так не пробуждает, как образ Намджуна на кухне, совершающего экзекуцию. Должно быть Ким изгнал всех демонов из несчастной яичницы, включая определение слова «вкусно». Когда заспанный, но злой Юнги появляется на кухне, Намджун уже совершает обряд погребения, выкидывая всё чёрное месиво в мусорное ведро вместе с уже испорченной сковородкой. А они даже не успели произнести прощальную речь. — Намджун, это же не моя супер дорогая антипригарная сковородка, правда же? — Эм, ну яичница на ней пригорела… Так что… Не думаю, что это она. Неплохо, очень неплохо. Они могли бы сейчас посмеяться, убрать весь беспорядок и пойти в торговый центр за новой сковородой. Если бы не одно «но», это была именно та супер дорогая антипригарная сковородка. Других у них просто не было. Когда дядя Намджун хвастался своей хорошей физической формой, Юни думал, что тот слегка преувеличивал, но сейчас, видя какие безумные сальто совершает муж папы в попытке сбежать от Юнги, он убеждается, что Намджун говорил правду. Лиен так и не смогла добиться от сына, почему он так не хочет уезжать от своего папы. Она с удивлением смотрела на изрядно красного Намджуна и потрёпанного Юнги, жалующегося на боль в ногах. Мальчик так сжимал их руки, словно пытался их помирить, не зная, что для них подобное в порядке вещей. Они не умеют ругаться. — Папа, дядя Намджун, можно я приеду к вам ещё раз? Юни — второй мужчина, которого Юнги позволяет себе целовать. Он прижимает его к себе одной рукой, а второй — Намджуна. А затем произносит: — Это твой второй дом, Юнги. Приходи, когда захочешь. Папа всегда рядом.