На Круги Своя

      Периодически обмениваясь словами приветствия со старыми знакомыми, сталкиваясь в коридоре с идущими в противоположную сторону, и, что было довольно проблематично в таком узком пространстве, кое-как с ними разминаясь, Рон прошел в самый конец вагона, где располагалось купе, занимаемое Гарри и Гермионой. Он мельком заглянул в окно выдвижной двери и, действительно увидев их, сидящих друг напротив друга, отодвинул дверь в сторону и зашел внутрь.       — …и я сто раз говорила тебе, что это бред, - слегка резко закончила Гермиона фразу, начало которой Рон не слышал; на ее коленях покоилась раскрытая на середине и совершенно ей забытая книга. Она придерживала ее одной рукой.       — Но все доказательства налицо! – сердито воскликнул Гарри. На его лице застыло идентичное выражение: брови нахмурены, щеки чуть раскрашены румянцем, грудь вздымается быстрее обычного. Видимо, пока Рон отлучался, между ними разгорелся какой-то спор.       — Гарри! Ты вообще слышишь меня? У тебя нет толком никаких доказательств!..       — О чем это вы?       — О том же, что и в прошлый раз – ты удивлен?       — Хм?       — Гарри думает, что Малфой – Пожиратель Смерти.       Этот утомленный, уничижающий тон.       Теперь уже и Рон протяжно вздохнул, словно этот разговор длился уже долгое время и успел порядком ему надоесть, хотя вошел он в купе только что.       — Я еще раз тебя спрашиваю: зачем он им? – спросила Гермиона, снова опуская книгу на колени и вопрошающе подняв брови. - Даже если он и…       — Да хотя бы потому, что его отец – Пожиратель! - тут же горячо ответил Гарри, не дослушав окончание фразы. Он начал загибать пальцы. - А сейчас он в Азкабане, так что Малфой занял его место, потому что Волан-де-Морту…       — Не произноси его имя!       — …нужен кто-то вместо него. Я в этом абсолютно уверен.       — А тебя не смущает, что Малфою шестнадцать? Чем им может пригодиться школьник?       — Какая разница, что ему шестнадцать?       За окном проплывал безрадостный, меланхоличный из-за пасмурного неба пейзаж. Мимо мелькали какие-то поля и изредка одинокие кустарники.       — А может, его отправили следить за тобой? – спросил с легкой насмешкой Рон.       — Может быть. Не знаю.       — И зачем это им следить за тобой? Хогвартс ты покидать не будешь, да и к тому же, пока там Дамблдор, никто не…       — Да сказал же – я не знаю! – вдруг взорвался Гарри и резко вскочил с места. Друзья настороженно следили за его движениями.       Как же тошно. Какие тошные у них взгляды и выражения лиц, как тошнит от этой встревоженности.       — Пойду прогуляюсь.       Рон и Гермиона молча наблюдали за тем, как он, предварительно взяв что-то с полки, вышел из купе и захлопнул за собой выдвижную дверь, в которой от удара о косяк слегка задрожало стекло. В купе стало оглушающе тихо – только мерно стучали колеса по рельсам, качая вагон.       — Что это с ним? – наконец, тихо спросил Рон, все еще в легком недоумении глядя на дверь. - С чего он вообще взял этот бред про Малфоя? Он просто не выходит у него из головы.       Гермиона покачала головой и пожала плечами, поднося к глазам свою книгу.       — Не знаю. Он очень нервный в последнее время.       — Как и мама, - со вздохом протянул Рон, откидываясь на спинку сиденья и глядя в окно. - Вы бы видели ее до того, как вы приехали к нам – настоящий кошмар. Кидалась то на меня, то на Джинни…       — Всем сейчас непросто, - задумчиво ответила Гермиона, слушая глухой и размеренный стук колес. - Но Гарри особенно тяжело: все от него чего-то ждут, он, как обычно, в центре внимания… И «Пророк» все никак не успокоится: я пробежалась по первой странице сегодняшнего выпуска– такая ерунда…       — Только этого от них и жди, - согласился Рон, а затем через секунду спросил, покосившись на нее и слегка понизив голос. - А всё-таки… ты же ведь не думаешь, что Малфой подался в Пожиратели?       — Что? Конечно, нет. Это просто смешно.       — С чего он это взял, ума не приложу, - сказал Рон, проследив глазами за стремительно скрывшейся из виду рощицы, а затем переведя взгляд на нее. Гермиона хмурила брови и покусывала губу. - Что?       Она замялась, но затем произнесла:       — Может, он до сих пор… скучает?       — Скучает? По Малфою? – удивленно поднял брови Рон. - Они же сто лет не общаются.       — Да, но мне кажется… Ладно, забудь, это глупо, - слабо отмахнулась она. - Я просто… Просто надеюсь, что он не станет совершать никаких…глупостей.       — Например, каких?       — Например, - под стремительно крутящиеся колеса, видимо, попал крупный булыжник, и их вагон ощутимо тряхнуло, - что он не станет пытаться раздобыть на Малфоя какой-нибудь компромат. Это вполне в его духе.       На этих словах она, наконец, вернулась к своей книге, погружаясь в чтение, а Рон перевел взгляд на окно, за которым мелькали какие-то жиденькие кусты и серые облака, и о чем-то с хмурым видом задумался.       

***

      — Хогвартс – это жалкое подобие школы. Меня сейчас стошнит.       Драко кинул взгляд на окно и, сморщившись, почти сразу отвернулся от него. Хогвартс-экспресс катил, покачиваясь на ходу, посреди каких-то серо-охристого оттенка полей, тянувшихся до самого горизонта. Колеса издавали мерный стук, нарушавший тишину, в которую погрузилось купе после этих слов.       — А что бы ты делал вместо школы, Драко? – с придыханием, будто хотела выведать у него какую-то важную тайну, спросила Пэнси Паркинсон.       Губы Драко расползлись в довольной ухмылке; какое-то время он не отвечал, хотя, очевидно, боковым зрением прекрасно видел, как Паркинсон, Крэбб и Блейз Забини, все трое, оторвавшись от своих занятий, – Блейз от перелистывания нового учебника, Крэбб от просматривания комикса, – выжидающе следили за ним глазами.       — Скажем так… я уже кое-что делаю, - наконец, соизволил он утолить их любопытство.       — И что же это?       — Не твое дело, Блейз, - оборвал его Драко, искоса меря того взглядом. - Тебя это совершенно не касается. Но, могу вас заверить, в Хогвартс мне ездить больше уж точно не придется. Не хочу тратить время на ерунду вроде уроков, когда у меня есть…       Но они так и не узнали, что же такое важное у него есть, так как Драко внезапно прервал свой рассказ, словно ему в горло вдруг перестал поступать воздух. Его брови поползли было вверх, но очень быстро вернулись на место; на лице же застыло весьма презрительное выражение. Паркинсон заинтересованно проследила за его настороженным взглядом, который упирался в полупустую полку для багажа, и, не увидев там ничего, что могло бы вызвать такую реакцию, снова посмотрела на Драко.       — Что-то случилось? – спросила она.       — Ничего, - бросил тот, отведя взгляд от полки и больше не обращая на нее ни малейшего внимания– вместо этого его глаза неподвижно застыли на окне, очевидно, совершенно не видя происходящего за ним. Он склонил голову на оконную раму и облокотился на стену вагона, сложив руки на груди и всем своим видом показывая, что больше не настроен на какой-либо разговор.       — Так что там у тебя есть, ты говорил? – спросил Забини.       — Когда приедем, - раздраженно ответил Драко, дернув плечом. В купе повисла тяжелая тишина, нарушаемая мерными звуками колес. Переглянувшись, остальные слизеринцы вернулись каждый к своему занятию.       

***

      — А где Гарри? – спросила Гермиона, выходя из купе и смотря в даль длинного узкого коридора, в котором не было ни души. Рон вышел за ней следом и, тоже глянув на коридор, пожал плечами.       — Не знаю. Может, уже на платформе? Я взял его сумку. Пойдем.       Гермиона, помедлив, все же развернулась и пошла за ним в сторону выхода.       — Как странно. Куда он мог пропасть? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь, когда они вышли из вагона на платформу, тут же вздрагивая и запахивая мантию поплотнее – наступившая ночь была необычайно холодной для сентября. На платформе ярко горели фонари, а небо, черное и высокое, было усыпано крохотными белыми звездочками. Она привстала на цыпочки и, схватив Рона за рукав, чтобы не потерять равновесие, повертела головой в разные стороны, пытаясь высмотреть среди моря чужих голов черную макушку.       — Почему ты так переживаешь? - спросил Рон. - Не мог же он сойти в середине пути?       — Ну… Не мог, - с неохотой признала Гермиона, опускаясь на землю.       — Ну вот! Идем к каретам. Он наверняка уже там. Ну и холод…       Они вместе с другими студентами сошли с платформы на знакомую, но невидимую в темноте тропинку. Мягкая влажная земля пружинила под ногами, в воздухе, щипавшем за нос, витал промозглый запах сырости и хвои, и вокруг почти не раздавались голоса – разговаривать в такую погоду хотелось далеко не всем. Но не успели они пройти и двадцати шагов по лесной тропе, как перед ними из темноты возник затор, который, кажется, рассасываться вовсе не собирался. Рон и Гермиона недоуменно переглянулись.       — Это еще что такое? –спросил Рон, обращаясь то ли к сокурсникам, плотной стеной стоявшим перед ними, то ли к сдвинувшей брови Гермионе.       — Нас обыскивают, - пояснила, обернувшись через плечо, девочка в шапке. Гермиона узнала в ней Ханну Эббот.       — Привет, Ханна.       Обычно улыбчивая Ханна в ответ приветственно, но не слишком дружелюбно махнула ей рукой. Видимо, настроение ее было омрачено как раз этим «нас обыскивают».       — На кой черт они нас обыскивают? – в недоумении спросил Рон.       — Мне откуда знать, - хмуро сказала Ханна и отвернулась от них, вытягивая, как и многие, шею вверх и пытаясь рассмотреть, что происходит впереди.       — Эй, ну что вы там встали! – крикнул кто-то позади них. - Нам холодно тут!       — Пропустите!..       — Ерунда какая-то, - пробормотал Рон.       — Да уж, - отозвалась Гермиона; выглядела она ненамного радостнее Ханны. Из ее рта шел пар, и она куталась в свою школьную мантию. - Наверняка этот обыск устроен по настоятельству Министерства – Дамблдор никогда не был сторонником подобных мер…       — А то! Они там все параноики, – подтвердил Рон, тоже привставая на носочки и с высоты своего роста легко возвышаясь над морем голов, и затем снова опускаясь на сырую землю. - Ничего не видно в темноте. Как думаешь, что они ищут?       — Может, запрещенные предметы, - пожала плечами Гермиона.       — Если так, то при чем здесь мы все? – возмущенно спросил Рон. - Пускай обыскивают слизеринцов.       — Кончай бубнить, Рон, - вдруг произнес голос рядом с ними. Друзья резко обернулись и увидели, как из толпы к ним пробились Джинни, Нэвилл, а затем Полумна.       — А как это вы нас нашли? – удивленно спросил Рон, окидывая всех троих взглядом.       — Тебя с твоим ростом трудно не заметить, - полушутя-полусерьезно ответила Джинни, слегка подпрыгивая на месте в попытках согреться. - А где Гарри?       Но никто не успел ей ответить: толпа наконец пришла в некоторое движение, и ее саму, кажется, тут же перестал интересовать ее вопрос. Однако перед тем, как наконец сесть в кареты и тронуться, их еще ожидала процедура обыска. Когда наконец настала их очередь, они оказались перед профессором Флитвиком, у которого в одной маленькой руке был длинный лист пергамента, а в другой – перо; чернильница парила в воздухе на уровне его лица.       — Имена? – строго спросил он, глядя в список с пером наготове.       — Это что, шутка? –спросил было Рон, но Флитвик очень грозно посмотрел на него поверх очков. - Уизли.       Они представились; затем какой-то высокий аврор в темной мантии начал поочередно водить вокруг каждого из них своей палочкой, что-то бормоча себе под нос.       — Запрещенные предметы везете? – спросил тем временем Флитвик, пока палочка аврора исследовала воздух около правого ботинка Гермионы. - Откройте сумку, мисс.       Полумна, полуприсев, чтобы невысокому профессору было удобнее, без возражений открыла свою сумку через плечо, и он с помощью зажженной палочки осмотрел ее содержимое.       — Никаких запрещенных предметов, - громко сообщил Рон, задумчиво ощупывая свою сумку.       — Он правда думает, что мы бы ему прямо об этом сказали? – шепнула Джинни Гермионе на ухо. - Ах, да, профессор Флитвик, вот тут у меня парочка смертельных ядов, а вот здесь зеркало, напускающее сглаз.       Гермиона тихо фыркнула в ответ, выпустив из носа клубок пара.       Наконец, после проверки всех сумок и чистосердечного признания от каждого, что никаких опасных предметов у них совершенно точно нет, их отпустили, и они почти бегом на негнущихся от холода и долгого ожидания ногах бросились к одной из карет.       — Какое они вообще имеют на это право? – возмущенно начал Рон, плюхаясь на сиденье. - Да еще и держать на таком холоде! Какой дурак додумается до того, что провести что-то опасное в Хогвартс при Дамблдоре?       — Но Филч каждый год конфискует у кого-то какие-то вещи, - возразил Нэвилл. - Взять хотя бы Фрэда и Джорджа…       — Они никогда не провозили ничего опасного, - бросилась на их защиту Джинни и после того, как все на нее посмотрели, добавила. - В смысле, по-настоящему опасного.       Гермиона скептически хмыкнула.       — Но кому они бы хотели доставить вред запрещенными предметами? – задумчиво спросила Полумна.       — Гарри, кому же еще! - сказала Джинни и, откинувшись на стену кареты и сложив руки на груди, прибавила, - которого вы совершенно очевидно где-то потеряли! Где он?       Гермиона и Рон быстро переглянулись.       — Он куда-то ушел, когда мы еще ехали, - пояснила Гермиона, бросая посерьёзневший взгляд на темное и непроницаемое окно, словно намереваясь разглядеть Гарри за ним. - Я думала, мы встретимся на платформе, но его нигде нет.       — Что? – подняла, а затем свела вместе брови Джинни. - Его нигде нет? И вы молчали! Но он ведь не мог сойти с поезда?       — Ох, ну я не знаю!       — Я то же самое сказал, - утвердительно закивал Рон. - Да не волнуйтесь вы так, он не пропадет. Гарри наверняка сейчас просто в другой карете: встретимся с ним в Зале.       — Как обычно, Рон: безалаберность абсолютная. Твоего лучшего друга нигде нет, а ты…       — А я-то тут причем? И вообще, что с ним могло случиться? Ты сама подумай…       — С ним постоянно что-то приключается, вот честно, - пробормотал Нэвилл себе под нос.       — А то мы не знаем…       — То есть он просто ехал с вами всю дорогу, потом вышел из купе и исчез? – громко спросила Джинни, на корню обрывая перепалку, грозившую перейти в стычку.       Рон утвердительно угукнул.       — А зачем он выходил, он не сказал?       — Ну, просто мы с ним… - начала было Гермиона, но затем резко смолкла. Они быстро переглянулись с Роном. - В общем, он был не в настроении и сказал, что ему нужно прогуляться. И всё.       — Да? – спросила Джинни, подозрительно глядя на них двоих. - Странно. Впрочем, это на него похоже.       Все замолкли, и в это время карета, наконец, с легким толчком тронулась, плавно покачиваясь на ходу в стороны, когда под колеса попадали толстые корни деревьев и шишки. За окном нельзя было различить практически ничего, кроме какого-то неясного движения совершенно неузнаваемых в темноте предметов. Внутри кареты было ненамного теплее, чем на улице, так что они плотнее кутались в мантии в попытках согреться. Ночь была мрачной; все молчали, поглядывая в окна, на которых плоскими пятнами лежали их искаженные стеклом отражения.       — Хорошо, допустим, каким-то недоумкам придет в голову привезти с собой темные артефакты, - подал голос Рон, - но неужели кто-то думает, что они смогут как-то их использовать, когда в Хогвартсе Дамблдор? Это каким идиотом надо быть?       — Судя по тому, что ты говорил пятнадцать минут назад, достаточно быть слизеринцем, - сказала Гермиона.       — Не отрицай, из всех факультетов подозрение прежде всего падает на них, - ответила за брата Джинни. - Если уж они и решили проводить обыск…       — Да, пускай обыщут Малфоя, к примеру! – перебил Рон. - У его семьи полно всяких темных штучек.       — О, и разумеется, Малфой их все рядком сложил в чемодан и отправился в школу! Все знают, что времена опасные, неудивительно, что меры по охране усилили. Я не думаю, что Малфой настолько туп, чтобы вот так разбрасываться ценными вещами своей семьи…       — Если никто не ловил Малфоя на этом, это не значит, что он никогда… - начал было Рон.       — Ради Мерлина, замолчите, а? – устало прервала их Джинни.       На несколько минут салон кареты погрузился в тишину, нарушаемую скрипом и звуками хода колес. У всех на душе было неспокойно и тяжко, и у каждого в голове крутились тяжелые, неприятные мысли, вызванные обыском и усиленные нагнетающей погодой.       — Как лето прошло? – через какое-то время хмуро спросил Рон, растирая пальцы. Сразу никто не ответил, но, в конце концов, Полумна откликнулась:       — Вполне приятно.       Она не потирала руки и даже не засовывала их под мышки, как это делали Джинни, Гермиона и Нэвилл, чинно держа их на коленях, хотя из ее рта, как и у остальных, шел пар. Ее фарфоровое лицо в неярком свете масляной лампы, освещавшей карету, казалось желтым и болезненным.       — Я провела лето с отцом, дома.       — Здорово, Полумна, - вежливо отозвалась Гермиона; она слегка дрожала. - Скорей бы уже приехали, это просто невыносимо. Утром ведь было солнце.       — Бабушка еще за завтраком говорила, что вечером будет холод, - сказал Нэвилл. - Дала мне в дорогу шарф и носки.       Нэвилл действительно был закутан в толстый, крупной вязки шерстяной шарф; он спрятал в него нижнюю часть лица, так, что были видны лишь его темная макушка и щурящиеся глаза, а на его руках были пушистые шерстяные перчатки той же расцветки.       — И не зря, - с легкой завистью отозвалась нахохлившаяся Джинни, пряча ладони в рукава тонкого свитера.       — Я, честно говоря, не хотел их брать – думал, ну что это… Но сейчас я рад, что она озаботилась этим. Я могу дать тебе варежки, если хочешь…       — Спасибо, Нэвилл, я потерплю.       — Вот бы мне сейчас тот свитер, что мама пыталась впихнуть мне утром, - раздосадовано сказал Рон. - Он сейчас был бы кстати.       — Ага, а ты еще ведь отбивался яростнее всех, - вдруг вспомнила Джинни и сымитировала его протесты. - Мама, не надо мне свитер, мне что, пять лет?       Все дружно рассмеялись, включая Рона, и скованная, напряженная атмосфера сразу немного разрядилась. Карета, тем временем, уже подъезжала к воротам с двумя вепрями по обеим сторонам дороги, ведущей на школьную территорию.       — Ну я же не знал, что и правда будет такой холод! –оправдательно развел руками Рон.       — Всё, жди сову: она тебе первым делом напишет про свитер, нутром чую!       Остаток поездки прошел за разговорами ни о чем, и карета очень скоро подъехала к главному входу. Они друг за другом вышли из нее и, как и остальные студенты, торопливо, стремясь побыстрее попасть в теплое помещение, взбежали по каменным ступеням к распахнутым высоким дверям, у которых сама собой снова образовалась толкучка. Когда они наконец плюхнулись на лавки за факультетским столом и слегка согрелись, Гермиона снова помотала вокруг головой, после чего склонилась над столом и притянула Рона, сидящего напротив, к себе за мантию.       — Его нигде нет, - вполголоса сообщила она.       Рон тоже оглянулся, а затем бросил взгляд на вход, в который продолжал литься поток студентов.       — Может, он задержался и остался в самом конце? Видишь, еще заходят.       — Ума не приложу, куда он мог деться, - сказал Джинни, зорким взглядом игрока в квиддич исследуя толпу. - Нет, нигде нет.       — Наверняка у него обнаружили парочку темных артефактов, - шутливо сказал Рон, из-за чего Гермиона тут же взвилась.       — Рон, это не шутки! Твой лучший друг пропал!       — Да успокойся ты! Вон он идет, - с опаской отклонившись в сторону от ее руки, сказал Рон. Джинни и Гермиона практически синхронно повернули головы в сторону входа в Большой Зал. Между гриффиндорским и пуффендуйским столами, возвышаясь над рассевшимися учениками, действительно, шел Гарри, что-то прижимая к лицу. Рон помахал ему рукой, привлекая его внимание.       — Ну вот, я же говорил.       — Где, черт возьми, ты был?! Тебя все обыскались, –накинулась на него Гермиона, как только Гарри подошел достаточно близко, чтобы слышать ее. Ее брови поползли наверх, а глаза расширились. - Это кровь?       — Потом, - бросил Гарри сквозь смятый, грязный платок. Он сел рядом с Роном, хлопнув того по плечу, и повернулся к преподавательскому столу, намеренно игнорируя сверлящий вопрошающий взгляд Гермионы. Когда Дамблдор громко заговорил, она была вынуждена оторваться от Гарри и его кровавого платка и начать слушать директора.       Дамблдор, широко разведя руки в стороны, поприветствовал всех присутствующих. Гарри в легким замиранием в груди ловил каждое его слово, хотя это было совсем не сложно: в Зале стояла гробовая тишина, и голос директора звучал в нем громко и отчетливо, так что не слушать его было бы трудно. А Гарри было особенно важно услышать, что он скажет в этом году. После приветствия директор поздравил их с началом года, затем по традиции напомнил о школьных правилах, и довольно скоро Гарри стал ощущать, как в груди все сильнее и сильнее начинает покалывать наэлектризованное раздражение. Он все ждал той самой важной части, а она все не звучала и не звучала, и он уже начал сомневаться в том, прозвучит ли она вообще.       — И, наконец, вам, должно быть, интересно, почему вас сегодня обыскали по прибытии в школу, - сказал Дамблдор. В свете многочисленных свечей его белоснежная борода казалась самым ярким пятном во всем зале. - Я хочу рассказать вам одну историю. Жил на свете однажды мальчик; как и вы, он когда-то сидел в этом зале, ходил по коридорам этого замка и спал под его крышей. Звали его Том Реддл.       По столам тут же пробежалась волна взволнованных шепотков. Словно не слыша их, Дамблдор продолжил:       — Но сейчас он известен миру под другим именем; думаю, мне нет нужды его уточнять. Волан-де-Морт. И поэтому сейчас, стоя перед вами и глядя на всех вас, я не могу не думать о главном: каждый день, каждый час, быть может, именно в эту самую минуту темные силы пытаются пробить брешь в стенах этого замка. Но, в конечном счете, их сильнейшее оружие – это вы. Подумайте над этим.       На этих словах Гарри показалось, что взгляд Дамблдора задержался на чем-то на несколько мгновений, и он оглянулся через плечо. Среди моря темных, рыжих, каштановых голов ему в глаза бросилась светлая макушка. Неужели Дамблдор смотрит на…       — А теперь, я думаю, - невозмутимо продолжил директор, легко улыбнувшись, и Гарри заставил себя отвести взгляд и отвернуться обратно к своему столу, - вам всем самое время отправляться в свои спальни. Полагаю, наши старосты знают, что нужно делать.       В зале тут же поднялся шум; ученики повставали из-за столов своих факультетов и двинулись к выходу, из-за чего началась обычная неразбериха. Джинни, которую позвала подружка с ее курса, тоже встала.       — Так где ты всё-таки был?– со свойственным ей сжигающим изнутри нетерпением спросила Гермиона, понизив голос и нагибаясь ниже к столу; хотя вряд ли в том, чтобы понижать голос, была необходимость – в таком гвалте на них троих не обращали никакого внимания. Гарри соизволил ответить на ее вопрос, только когда первая волна потока студентов, самая многочисленная и шумная, достигла дверей.       — Я… - замялся Гарри, сминая в руках платок и подыскивая слова поточнее, избегая ее взгляда. - Я следил за Малфоем.       — Что? Зачем? – Гермиона вытаращилась на него так, словно он сообщил, что решил собственноручно вычистить каждый унитаз в Хогвартсе. Разумеется, она понимала зачем, но была застигнута врасплох его оставлявшим желать лучшего видом. - А кровь?..       — Это он тебя так? –кивая на платок, спросил Рон.       — Ага, - Гарри освободил нос от скомканного платка. Нет, кровь не прекратила идти, и он снова приложил его к лицу. - Я спрятался на полке для багажа под Мантией-Невидимкой. Сначала все было хорошо, но потом я случайно задел чей-то чемодан, и Малфой это заметил – и, когда все ушли, он меня оглушил заклинанием и дал мне ногой в лицо.       — О, Мерлин, да дай уже сюда! - нетерпеливо сказала Гермиона, забирая у него из рук платок и наводя свою палочку на его нос. Она пробормотала какие-то слова, и Гарри почувствовал, как поток крови моментально остановился.       — Спасибо, - поблагодарил он, трогая пальцем место над верхней губой.       — Тебе пора тоже этому научиться – тебе это заклинание пригождается явно чаще, чем мне, - и, покачав головой, она вернула ему платок.       — Так ты узнал что-нибудь? От Малфоя? – спросил Рон, погрозив кулаком парочке второкурсников, которые подозрительно долго топтались рядом с их местом и с любопытством косились в их сторону.       — Ничего конкретного, - так же тихо отозвался Гарри, оттирая платком остатки крови и пряча его в карман мантии. - Но он сказал, что не собирается больше возвращаться в Хогвартс, потому что у него есть кое-что другое, более важное, чем учеба…       Рон громко фыркнул.       — Вот и отлично, что не собирается – скатертью дорога. Там был еще кто-то с ним?       — Паркинсон и Забини.       — И что, ты правда больше ничего не узнал?       — А ты хотел услышать, как он болтает про темные артефакты средь бела дня? – закатила глаза Гермиона, а затем склонилась ближе к столу и понизила голос, поочередно глядя на друзей. - Даже если им и есть, что скрывать, вряд ли они это будут обсуждать в купе, где их может услышать кто угодно.       — Да не скажи, – возразил Рон. - Они, должно быть, в полном восторге от того, что Сам-Знаешь-Кто вернулся и набирает силу. Наверняка они только и ждут момента, чтобы поскорее к нему примкнуть и…       — Ага! – громко воскликнул Гарри, заставляя идущих мимо обернуться. - Даже после этого ты будешь отрицать, что он Пожиратель?       — Говори тише! – шикнула Гермиона, оглядываясь.       Из Большого Зала продолжали выходить студенты, периодически по неосторожности, под напором других людей, толкая их троих, сидящих за столом, в спины. Гарри снова наклонился над столом, и Рон и Гермиона прильнули ближе, чтобы лучше его слышать.       — Малфой сказал, что уже кое-что делает и что уроки по сравнению с этим пустая трата времени, - понизив голос, сказал Гарри, переводя взгляд с одного лица на другое. - Что, по-вашему, он еще мог иметь в виду? Я вам говорю: он выполняет какую-то работу для Волан-де-Морта.       — Слушай, - нахмурился Рон, подпирая щеку рукой, - я, конечно, согласен с тем, что Малфой – тип темный и что семейка у него такая же, как и весь остальной Слизерин, но то, что они хотят примкнуть к Сам-Знаешь-Кому, еще не значит, что им дадут это сделать.       — Я вам говорил тысячу раз: его отец – правая рука Волан-де-Морта, и вы сами видели летом, как…       — Гарри, послушай, - перебила его Гермиона. - Во-первых, мы не знаем точно, что мы видели – мы не были свидетелями церемонии, он просто вошел в лавку с матерью – мало ли что они там делали. Я понимаю, что тебе очень тяжело – пожалуйста, не перебивай –хорошо, хорошо, мы с Роном и понятия не имеем, каково тебе! Но все прекрасно знают, что ты хочешь помочь Ордену и что ты терпеть не можешь бездействие, но ведь никто и думать не думает, что ты бездействуешь! Сейчас важно другое. И пожалуйста…       Тут ее взгляд резко посуровел, и она выставила вперед указательный палец:       — …даже не думай о том, чтобы пытаться что-то предпринять и открыть слежку за Малфоем, ты слышишь меня? Это точно добром не кончится ни для тебя, ни для Ордена, и пользы никому не принесет, - Гарри открыл было рот, чтобы яростно запротестовать, но она подняла вверх ладонь, быстро договаривая. - Тебе ни к чему лишние проблемы, и вообще, у меня есть сильное ощущение, что твои подозрения основаны исключительно на твоем личном и очень субъективном отношении к Малфою: неужели ты не…       — Грейнджер, Уизли! - вдруг перебил ее громкий строгий голос. Все трое разом повернули головы и увидели, что около их стола стояла профессор МакГонагалл в своей изумрудной парадной мантии. Они так заговорились, что забыли, где находятся. - Вы разве не должны провожать первокурсников в их спальни?       У стола Гриффиндора, действительно, кучкой топтались новоиспеченные первокурсники, которые потерянно и довольно испуганно озирались по сторонам – и как они раньше их не заметили? Гермиона, увидев их, округлила глаза и подскочила, как ужаленная.       — Точно! Простите, профессор… Пойдем, Рон, - она, схватив Рона за рукав, потянула его вверх, заставляя подняться. Профессор МакГонагалл, напоследок смерив их строгим взглядом и покачав головой, удалилась устранять какое-то столпотворение у выхода.       — Спокойной ночи, - быстро бросил Гарри и, не дожидаясь ответа, быстрым шагом направился к дверям, вливаясь в поток студентов и различая, как где-то за спиной Рон громко велит первокурсникам перестать толкаться.              

***

      Первого сентября Гарри, оставив друзей-старост разбираться с первокурсниками и в одиночестве направившись в сторону спален Гриффиндора, про себя твердо решил, что раз ни Рон, ни Гермиона не хотят верить его словам или хотя бы допустить, что он был прав, то он просто будет держать свои мысли на этот счет при себе и в разговоре этой темы вообще не касаться. Конечно, было обидно, что самые близкие ему люди в Хогвартсе – единственные, кому он вообще мог поведать о своей догадке! –на его сторону вставать не хотели. В то время, как Рона, хотя он и был не согласен с Гарри, ни капли его подозрения не волновали («И на том спасибо», - сердито думал Гарри про себя), то Гермиона почему-то при случае, когда этот разговор снова сам собой всплывал, начинала приводить ему множество аргументов, почему он, Гарри, был категорически не прав. Гарри крайне раздражало то, что она считала, что это дело ее хоть как-то касается, и он при первых ее попытках начать ему что-то разъяснять тут же заводился; в итоге после этих споров злились и Гарри, и Гермиона, так как ни тот, ни та не могли сломить своего, как им двоим казалось, «чересчур упрямого» оппонента и прийти к какому-либо компромиссу.       И проблема была в том, что один лишь вид Малфоя подталкивал Гарри к одним и тем же размышлениям; хотя из-за того, что тот начал пропускать уроки, пути их пересекались довольно редко. Но сути это не меняло; ему и самому было тяжело себе объяснить, почему его так волновал Драко и факт того, что он был Пожирателем (сколько бы Рон и Гермиона не убеждали его в том, что это не так, он точно знал, что это правда).       Как Дамблдор мог допустить, чтобы по Хогвартсу разгуливал приспешник Волан-де-Морта? Не мог же он... не знать? Что значит его взгляд первого сентября? Гарри не сомневался в том, что он предназначался Малфою. Может, Дамблдор так и задумал? Он не мог просчитаться.... Может, готовится какой-то план? Может, Драко был подослан в Хогвартс с особым заданием? Вопросов возникало множество, а ответа не было ни одного.       Когда он с Роном после звонка зашел в кабинет Трансфигурации, то сразу заметил, как Малфой вместе с Блейзом Забини занял последнюю парту, и Гарри вдруг осознал, что он ни разу не видел его на этой неделе ни на уроках, ни в Большом Зале, ни даже в коридорах. Ни разу. Точно ли ни разу? Может, был хоть один? Нет… Может, они просто выбирали разные коридоры для похода на занятия, и судьба их не свела? Но ведь у них есть совместные уроки. А сегодня четверг… Что он делает вместо занятий? А ест он когда, раз в Большом Зале его никогда нет? И почему он вдруг занял последнюю парту – его любимой всегда была первая?.. Гарри покусал губу. Непонятно. Ничего не понятно.       Он всегда старался оградить себя от происков воображения, которое ему снова и снова подкидывало на ум одну и ту же картину, но сейчас ему не удалось сдержать его порыв. Оно рисовало перед ним то, чего он никогда в действительности не видел: в тесном помещении, уставленном какими-то предметами с неясными очертаниями, собираются фигуры в черных мантиях – среди незнакомых мужчин и женщин он особенно отчетливо видел тощую, похожую на оживший скелет Беллатрису с гнездом черных волос на голове, мать Малфоя, такую же светловолосую, как сын, и с такими же, как у него, тонким носом и серыми глазами, и Фенрира Сивого, который довольно и очень жутко скалился – как Малфой выходит в центр, закатывает левый рукав, как Беллатриса (а кто еще это мог быть? Не мог же Волан-де-Морт лично заявиться в лавку Лютого Переулка) говорит какие-то слова, прислоняет свою искривленную в форме когтя палочку к молочно-белому предплечью и как из ее кончика вытекает черная субстанция, похожая на пролитые чернила, и принимает очертания черепа, из открытого рта которого выползает змей и застывает там навсегда… Гарри прокручивал это в голове снова и снова и, даже несмотря на то, что интуитивно понимал, что это, скорее всего, лишь порождение его растравленного, истощенного постоянными переживаниями сознания, ничего с собой поделать не мог. Не мог обуздать ум, который подкидывал ему это картинку снова и снова: черная кривая палочка на фоне бледной кожи предплечья, кончик которой перетекает в такую же черную, зловещего вида татуировку…       Но было еще кое-что, что волновало его даже больше этой сцены посвящения, постоянно крутящейся в голове, и возбуждало сильное желание обернуться и посмотреть через плечо в конец класса; это было осознание того, что Малфой прямо сейчас сидит вместе со всеми в кабинете Трансфигурации, на лекции, как ни в чем не бывало, и прямо сейчас на его руке, спрятанной под рукавом, Черная Метка. Прямо сейчас, в это мгновение, в этом кабинете. И никто об этом даже не догадывался…       Потерявшись в подобных мыслях, Гарри не заметил, как влетела в одно ухо и вылетела из другого лекция и прозвенел звонок. Шестой курс, как по команде, начал шумно собираться.       — Эй, ты идешь? Заснул, что ли? – Рон, который уже собрал вещи и закинул сумку за спину, легко пихнул его в плечо кулаком, заставляя мыслями вернуться в кабинет. Гарри поморгал.       — А? А, да…       — Совсем не удивительно: тягомотина жуткая.       Он наспех собрался, и они вдвоем, покинув кабинет, встали в стороне от входа, у колонны, чтобы не стоять на дороге у направляющихся на обед однокурсников, дожидаясь Гермиону. Через пару минут она наконец вышла.       — Где ты была? – нетерпеливо спросил Рон, - Я умираю с голоду.       — Ничего с тобой за десять минут не случится. Я спрашивала про дополнительную литературу. Профессор МакГонагалл мне даже список дала!.. - невозмутимо пояснила Гермиона, поправив перекосившийся ремень сумки на плече и откидывая пушистые волосы за спину. Затем она с неким триумфом, словно пойманный снитч, продемонстрировала им сложенный вдвое кусок пергамента, зажатый между пальцев, после чего бережно убрала его во внутренний карман мантии.       — Ага, очень здорово. Ну просто блеск, - сказал Рон таким тоном, каким обычно отмахивался от ее напоминаний засесть за домашнюю работу по выходным.       — Тема превращений животных такая увлекательная! – то ли намеренно, то ли и правда не замечая реплики и его тона, воодушевленно продолжила она. - Там происходят такие сложные процессы с внутренними органами, это просто потрясающе…       Гарри и Рон переглянулись. Гарри сжал губы, чтобы не рассмеяться.       — Да уж, и не говори! - фыркнул Рон. - Обожаю слушать про то, как именно у рогатого скота случается заворот кишок. Я просто жаждал разузнать подробности!..       — Очень смешно, Рон, - закатила глаза Гермиона. - Ха-ха-ха.       — Просто цитирую МакГонагалл.       — А я вот совершенно не понял, как нужно «контролировать формирование внутренних органов», - Гарри показал в воздухе кавычки, тоже цитируя профессора МакГонагалл. Эта фраза была, кажется, единственным обрывком информации, которую ему удалось уловить из всей ее лекции, и без контекста она казалась ему… странной. - Что это вообще значит? Мне, получается, нужно…       — Ох, Гарри, мы разбирали это еще на третьем курсе. Ты вообще слушал лекцию? – нетерпеливо прервала Гермиона и пустилась в подробное объяснение, видимо, программы третьего курса, попутно загибая пальцы. - Разумеется, нужно хотя бы на базовом уровне представлять себе внутреннее устройство млекопитающих, чтобы превращения были успешными. Иначе животное просто выйдет бракованным – последствия от недостатка теории в таких типах заклинаний просто страшно представить!.. Но если ты свободно ориентируешься в базовой информации, то достаточно просто очень хорошо концентрироваться, и тогда…       Тут она резко смолкла, потому что вдруг заметила, что Гарри ее больше не слушал. Он очень внимательно смотрел на что-то за ее спиной, совершенно очевидно пропуская то, что она говорила, мимо ушей. Гермиона обернулась: из кабинета последним вышел Малфой, и, даже не заметив в упор наблюдающей за ним со стороны троицы, быстро направился в противоположную от лестницы, ведущей в Большой Зал, сторону.       Ну вот, пожалуйста! Почему он не идет на обед? Куда он идет вместо этого? Гарри глазами сверлил его спину и, судя по его отстраненному, слегка прищуренному взгляду, о чем-то напряженно думал.       Идет быстро, словно боится опоздать. Нервно передергивает плечом и поправляет сумку. Светлые пряди отросших волос лезут в глаза, растрепываются от скорой ходьбы, и он то тряхнет головой, то проведет по лбу ладонью, тоже быстро, словно отмахиваясь от них. От лба к макушке, от лба к макушке… Да, у меня тоже расшатаны нервы.       — О господи, Гарри! Гарри Поттер! – потеряв всякое терпение, воскликнула Гермиона и потрясла Гарри за плечи, насильно отвлекая его от Малфоя, который, достигнув конца коридора, уже скрылся за поворотом. - Ты опять? Прекрати это! Никакой он не Пожиратель!       — Но что, если Пожиратель? – Гарри от ее активного наступления после небольшой заминки отмер и, сердито стряхнув ее руки с плеч, тут же с головой ринулся в атаку. - Если вы мне не верите, я не собираюсь с вами…       — Опять началось, - простонал Рон, поднимая взгляд к потолку. - Может, мы уже пойдем? Я есть хочу!       – Ты только о еде и думаешь, - отрезала Гермиона. - У тебя хоть какие-нибудь интересы, кроме обеда, есть?       И только он успел открыть рот, чтобы яро запротестовать, как…       — Молодые люди, вы почему тут стоите? – из пустого кабинета вышла профессор МакГонагалл, отрывистым и выверенным взмахом палочки заперев дверь, и смерила их подозрительным взглядом. - Отправляйтесь на обед, нечего здесь толпиться.       — Да, профессор, - ответила за остальных Гермиона, и они втроем, под прицелом ее строгого взгляда, молча пошли по пустому коридору в сторону лестницы. Какое-то время никто из них не произносил ни слова.       — У твоей любимой МакГонагалл тоже один интерес в жизни, да? – наконец, поинтересовался Рон. - Ходить по коридорам и говорить: «Молодые люди, вы…».       — Перестань, Рон, - хмуро отмахнулась Гермиона.       — А я думаю, это вам двоим стоит перестать, - твердо произнес Рон в ответ. - Вы постоянно спорите об одном и том же – я думал, мы уже все на этот счет решили. Достало уже вечно выслушивать, как вы не можете поделить Малфоя.       — Никого мы не делим. И я бы с радостью перестала обсуждать эту тему, если бы…       — А, точно, если бы только наш милый глупенький Гарри перестал быть параноиком. Ты это хочешь сказать? – перебил ее Гарри. - Можешь не продолжать, и так понятно, к чему ты клонишь.       — Я совсем не это… - начала было Гермиона.       — Как бы не допустить, чтобы наш наивный глупый Гарри в очередной раз не попал в беду!       — Ну знаешь, после того, что ты выкинул в поезде первого сентября…       — Ах вот как?..       Рон, наконец, не выдержал.       — Да Малфой при малейшей опасности пускается наутек, на кой черт Сам-Знаешь-Кому он сдался?       — А его папаша ему зачем? – взорвался Гарри. - Если он абсолютно такой же?       — А кстати! - сердито, практически криком перебила Гермиона. - Вот! Помнишь, ты первого сентября говорил, что Драко им нужен, чтобы следить за тобой? Отличную он выбрал тактику слежки, не так ли? Прогуливать уроки и пропускать завтраки, на которых ты у него под носом! Он прямо за тобой по пятам ходит, как я погляжу. Уж кто и устроил слежку, так это ты, Гарри. Может, и ты у нас теперь Пожиратель?       — Я сказал, что это возможно! - щеки Гарри горели от такой несправедливости. - Я сказал, что не знаю, зачем он им нужен! Но Малфой говорил, что он что-то делает, да даже Дамблдор смотрел на него первого сентября, ты думаешь, это все случайности? Я видел, как он смотрел на Малфоя через весь зал, когда говорил про оружие! Просто Дамблдор тоже знает, что он По…       Вдруг Гермиона громко шикнула. Гарри хотел было возмутиться, но затем проследил за ее взглядом, направленным куда-то вперед: у одной из колонн одиноко стоял Нэвилл и наблюдал за тем, как трое идут по направлению к нему.       — Привет, Нэвилл.       Нэвилл поздоровался в ответ и присоединился к ним. Гарри и Гермиона были вынуждены прекратить спор, хотя Гермиона по-прежнему с повышенным вниманием поправляла ремень сумки и бросала в его сторону быстрые взгляды, а Гарри упрямо смотрел куда-то в пол.       — А что вы такие мрачные? – спросил Нэвилл, мотая головой и оглядывая их. - Мне показалось, вы о чем-то...       — А, неважно, - махнула рукой Гермиона и тут же перевела тему. - Вы знаете, меня всегда поражало, как…       Гарри зло подумал о том, что она всегда избегает неудобных ей разговоров, хотя рассудком, задней частью своего сознания понимал, что это было не так и он так думает лишь из-за злости. Но он ничего не мог с собой поделать: он злился, он ужасно, жутко злился на нее; не только на то, что они с Роном не хотели ему верить, но и на то, что она таким беспардонным образом пыталась ему что-то там запретить, хотя ничего плохого он не делал. Да он вообще пока ничего не предпринял! Почему она запрещает ему просто наблюдать? Какое право она имеет указывать ему, что ему делать, а что нет!       Хотя что удивляться, это вполне в ее духе: везде надо влезть, вечно надо всё проконтролировать… Гарри стиснул зубы. Да чтоб ей пусто было. Не хочет верить – не надо. Как не надо и лезть в его, только его дела.       — Ясно, - пробормотал тем временем Нэвилл, когда Гермиона закончила свой рассказ о том, чем ей так нравится учебная программа шестого курса. - А мне вот что-то не очень. У меня сегодня отработка у Снейпа.       — Отработка? – удивился Рон, вскинув брови. - Когда это он успел назначить тебе отработку? Месяца с начала года не прошло!       — Он поставил мне ноль за прошлую домашнюю работу, - со вздохом пояснил Нэвилл, теребя край своей мантии. - Я вчера врезался в него в коридоре – случайно, естественно – и он сказал… Что я настолько идиот, что даже не могу такое простейшее задание выполнить, снял с меня пять баллов за «неуважение к учителю» и назначил отработку…       — Вот гад, - с отвращением выплюнул Рон.       — Ох, Нэвилл, - с сочувствием сказала Гермиона, утешающе похлопав его по плечу. - Не слушай его. Просто не обращай внимания.       — Да уж, тебе легко говорить… - вполголоса сказал Рон.       — Как я могу его не замечать, когда он постоянно ко мне цепляется! –воскликнул Нэвилл, а затем вздохнул. - Не знаю, как я закончу школу с нормальной оценкой, если он продолжит у нас преподавать.       — Можешь не волноваться: уж если Гарри удается сдавать зачеты у Снейпа, то у тебя-то точно получится! – попытался ободрить его Рон, хотя Гарри, который за многие годы выучил все его интонации наизусть, отчетливо слышал, что он сам не очень был уверен в своих словах. - Гарри он уж точно ненавидит больше всех.       — Спасибо, Рон, - с очевидной иронией сквозь зубы поблагодарил Гарри. Он пока не остыл.       — Но вы гораздо лучше меня в Защите от Темных Искусств! – устало возразил Нэвилл. - Особенно ты, Гарри. В Зельях он еще мог к тебе придираться, но по Защите… по Защите даже он не сможет.       Гарри чувствовал на себе взгляд Рона, но переглядываться с ним не стал. Никто из них не знал, что на это ответить, так как все понимали справедливость этих слов, поэтому оставшиеся до Большого Зала два лестничных пролета они преодолели в тишине.              

***

      «Ты мне не нужен», - насмешливый голос Малфоя звучит как-то особенно отчетливо, и Гарри чувствует, как он со злостью стискивает зубы и кулаки во сне: «Вали отсюда, Поттер».       «Сам вали! Мы никуда не уйдем», - хочется сказать Гарри в ответ, чтобы Малфой, наконец, заткнулся, но у него ничего не получается – он не контролирует свое тело, и он даже не может подбежать к нему и хорошенько треснуть в нос кулаком. Разочарование саднит где-то в груди и оседает там осадком.       И почему он ведет себя, как какая-то размазня?       «Отстань, Малфой», - слышит он слева от себя как обычно звонкий, правда, более приглушенный, чем он есть в действительности, голос Гермионы. Да, все точь-в-точь как было тогда: снежно и бело, Малфой, окруженный своей обычной свитой в лице Крэбба и Гойла, злобно и насмешливо ухмыляется, а справа и слева от Гарри - Рон и Гермиона. С неба падают снежинки и залепляют стекла его очков. Трое слизеринцев напротив на несколько лет моложе, чем есть на самом деле: Крэбб и Гойл ниже, их плечи, хоть и массивны, но не так широки, как были в последний раз, когда Гарри их видел. Малфой выглядит нескладным. Хлопья снега оседают на его непокрытую голову и теряются в белоснежных волосах на макушке. Тогда он перестал коротко стричься и позволил прядям касаться кончиков ушей и залезть ему в глаза. Какой это курс? Четвертый. Он это хорошо помнит.       Стоп, но что… Гарри сощурил глаза, чтобы сквозь белую пелену рассмотреть какую-то серую скукоженную дымку над ними. Что это над их головами? Он догадался еще до того, как его глаз смог прочитать изображение. Где-то в метре над макушкой Драко просвечивала сквозь снег, словно чернильная печать, поставленная в воздухе, Черная Метка – бледная, но вполне отчетливая. И, что было удивительно, сердце Гарри не скукожилось, как обычно, при виде нее – он как будто предвидел, как будто заранее знал, что она будет здесь, и знание это было связано совсем не с тем, что за последние несколько месяцев он пересмотрел, должно быть, целый миллион снов, в которых фигурировали Драко Малфой, Черная метка, церемония посвящения, Беллатриса Лестрейндж… Много чего.       Причиной, по которой он видел эти сны, уже давно заключил для себя Гарри, были два их компонента: Малфой и Метка. И дело было даже не в том, как он в какой-то момент понял, что он мог потенциально прислуживать Волан-де-Морту и выполнять его поручения – это как раз волновало его не так сильно. Мало ли кто сейчас служит Волан-де-Морту. Всё дело было в Малфое, в том, что он принимал в участие в ритуале посвящения, при мыслях о котором Гарри каждый раз начинало странно подташнивать, а внутри все сжималось в комок…       Но не в этот раз: в этот раз Метка не потревожила его душевного спокойствия – внутри лишь дернулось узнавание и затихло. Она бледная и призрачная в этом школьном, нелепом воспоминании.       «Пойдемте отсюда», - сердито говорит Гарри-четверокурсник и утаскивает за собой Рона и Гермиону, ухватив их за рукава курток.       «Как обычно, Поттер», - летит ему в спину, а после этой фразы – взрыв хохота.       «Дружок грязнокровок!..».       «Ах ты…», - скрипя зубами, Гарри хочет развернуться, но Гермиона тоже хватает его за рукав куртки и тащит за собой. Они быстрым шагом уходят все дальше и дальше, вокруг кружатся снежинки, туманя зрение и залепляя глаза. Их фигуры кажутся крошечными темными силуэтами с расплывчатыми очертаниями на фоне огромного сплошного белого. Как странно: вокруг столько снега, но он совсем не чувствует холода.       «Не обращай внимания», - как обычно поучительно говорит Гермиона.       Вихрь снега закручивает их, словно пытаясь упрятать, скрыть с глаз, а может, и похоронить под собой. Гарри знает эти диалоги–он их уже слышал – но сейчас голоса звучат как-то глухо, совсем не так, как в реальности, словно кто-то убавил громкость в радиоприемнике.       «Он мудак, Гарри. Как будто ты не знаешь», - сердито произносит Рон, а затем примирительно добавляет: «Давайте зайдем в Зонко?»       «Идем», - отвечает Гарри; слова в очередной раз слетают с губ сами, а он как будто смотрит на себя со стороны, в третьем лице.       «Зачем? Чтобы купить навозных бомб? В прошлый раз вы чуть не попались Филчу», - напоминает Гермиона. Ее голос постепенно становится все глуше и глуше, будто она за толстой стенкой аквариума, а их фигурки – все меньше на фоне безграничной белоснежной пелены.       «Не волнуйся-я. Он нас не поймает-поймает-мает!..», - в последний раз звучит эхом отголосок восклицания его беззаботного друга, а затем ослепительный белый окончательно поглощает все звуки. Гарри морщится. От белого ноют виски. Ему хочется спрятаться, хочется, чтобы хоть на секунду наступила блаженная безмолвная темнота.       «Не поймает, не поймает», - различает он. Казалось, свет проглотил и заменил собой весь мир, с немереной силой сдавливая голову словно гигантскими тисками.       «Гарри, Гарри, Гарри…».       «Нет… Нет!», - отвечает Гарри, сильно зажмуриваясь. Голова просто раскалывается, она сейчас точно лопнет…       — Гарри!       Он распахивает глаза и тут же щурится от яркого света, направленного прямо ему в лицо, прикрываясь согнутой в локте рукой; он не понимает, что происходит.       — Что происходит? Убери свет! - он болезненно щурится.       — Ой, прости! – виновато шепчет чей-то голос, и свет моментально гаснет, оставляя Гарри в кромешной темноте. Он облегченно выдохнул.       — Нэвилл? – растерянно спросил он, узнав обладателя голоса. - Почему ты не спишь? Сколько сейчас?       — Три двадцать. Я только с отработки. У тебя все хорошо? - прошептал тот в ответ из темноты. Где-то со стороны кровати Симуса слышалось размеренное сопение.       — Снейп только сейчас отпустил тебя? – с удивлением спросил Гарри вполголоса, проигнорировав последний вопрос. Его глаза начали привыкать к мраку, и он смутно различил какое-то движение – Нэвилл отрицательно помотал головой.       — Нет, он отпустил намного раньше. Полная Дама где-то гуляла, я не мог попасть без нее в гостиную.       — Ясно, - пробормотал Гарри, снова опускаясь на матрац и накрываясь одеялом.       — У тебя точно все хорошо? – озабочено прошептал Нэвилл. - Я слышал, ты опять говорил во сне…       — Всё отлично, - твердо сказал Гарри, натягивая на себя одеяло и отворачиваясь. - Спокойной ночи.       — Спокойной ночи.       Гарри закрыл глаза и забылся беспокойным сном – на этот раз, без всяких сновидений. А утром его разбудили громкие бесплотные голоса.       — Кто-нибудь видел мой галстук?       — Этот, что ли?       — Нет, на моем пятно чернил. Синее такое, на самом конце…       — Сегодня ведь Снейп, да?       — Ага, после обеда.       — Кто взял мои носки?       — Слава Мерлину, смогу дописать его эссе в обеденный перерыв. Он меня сожрет, если я не сдам второе задание подряд…       Гарри попытался зарыться головой в подушку, чтобы урвать хотя бы пять дополнительных минут в теплой, уютной кровати. Что бы он только сейчас ни отдал за то, чтобы никогда ее не покидать, чтобы голоса замолчали и перестали так назойливо лезть в уши! Ночь пролетела, по его ощущениям, в одно мгновение, а он совершенно не чувствовал себя отдохнувшим.       — Гарри. Эй, Гарри!       Гарри почувствовал, как усыпляющее тепло вдруг куда-то исчезло, и раздраженно поднял голову, о чем моментально пожалел. От резкого движения его слегка затошнило, а от утреннего света, наполнявшего спальню, жгло глаза – в них будто насыпали горсть песка.       — Эй!.. Ну, что? – сердито спросил он, морщась спросонья. Без очков он видел лишь размытые двигающиеся силуэты.       — Вставай, - невозмутимо сказал Симус, скручивая его одеяло в кулек и бросая его обратно к нему на кровать. - Завтрак проспишь.       — Он на тренировку сегодня не доползет, зуб даю! – заметил голос Дина где-то рядом с выходом из спальни мальчиков. - Придется чинно отдавать победу Пуффендую.       — А ты-то откуда знаешь, что у нас сегодня тренировка?       — Как будто не ты вчера весь вечер о ней говорил!       — Да-да! Сколько раз он ее упомянул? Двадцать?       — Никакие не двадцать!.. Всего-то три!..       Гарри в это время со стоном снова упал головой на подушку, наощупь притягивая к себе свое скомканное, частично сползшее на пол одеяло. Мерлин, ну какая тренировка? Сейчас ему все равно на весь свет, даже на квиддич, который он любил всем сердцем – что уж говорить о такой ничтожной мелочи, как завтрак. Всего каких-нибудь две минуты… Он снова натянул на себя одеяло и нырнул под него с головой.       — Гарри, если ты думаешь, что «хотел спать» МакГонагалл примет как уважительную причину для пропуска ее зачета, то тогда ты ничему за эти годы не научился, - прозвучал где-то за спиной, гораздо ближе к нему, чем перед этим голоса Дина и Симуса, чересчур веселый и слегка приглушенный одеялом голос Рона. - Она тебя с потрохами сожрет!       — Да встаю я, встаю, - недовольно пробурчал Гарри в ответ, наконец заставляя себя принять сидячее положение. Он наощупь взял с прикроватной тумбочки очки, рассеяно натянул на себя рубашку и брюки, отыскал галстук, почему-то валявшийся на полу; на сборы, которые слегка привели его в чувство, у него ушло минуты три, но даже после них в сон все равно клонило. Рон дождался его у дверей, и они бок о бок, иногда сталкиваясь плечами, начали спускаться по ступеням, которые вели в общую гостиную. Остальные уже ушли на завтрак.       — Голова болит, - пробормотал Гарри, считая ногами ступени и приостанавливаясь на середине лестницы. - Плесни-ка мне в лицо.       Он снял очки и зажмурил глаза; Рон достал из сумки палочку и произнес: «Агументи», после чего Гарри почувствовал, как ему бьет в лицо и стекает по подбородку прямо на рубашку и школьный свитер струя воды. Она была прохладной – Рону почти никогда не удавалось делать теплую – и по спине сразу пробежала волна неприятных мурашек; желаемый эффект, однако, был достигнут: Гарри сразу почувствовал себя в разы бодрее.       — Спасибо, - поблагодарил он, оттирая тыльной стороной ладони капли с глаз и водружая очки обратно на холодный нос.       — Легче? – спросил Рон, убирая палочку в карман.       — Немного, - кивнул Гарри, оглядывая пустую гостиную. - Гермиона уже в Зале?       — Наверное, - пожал плечами Рон. Они перешагнули через порог портретного отверстия и вышли в такой же пустой, как и гостиная, коридор. - Завтрак скоро кончится, так что, может, она и оттуда ушла уже. Снова никто не завел будильник; хорошо еще к Дину сова прилетела с письмом, да еще настырная такая: стучала и стучала в окно, пока он не проснулся. Если бы не она, точно бы опять проспали. Кстати, ты не помнишь, у Нэвилла отработка вчера была? Какой-то он помятый.       — Ага, у Снейпа, - подтвердил Гарри, вдруг вспомнив их с Нэвиллом ночной разговор. А почему они вообще разговаривали? Кажется, ему что-то снилось… Что-то про Малфоя? Да, про Малфоя. Все еще было такое…Белое?.. И он почему-то опять говорил во сне – Нэвилл спрашивал, все ли у него хорошо. А что он должен был ответить? Да, Нэвилл, все отлично: мне просто ни с черта приснился Малфой, и я ну очень хотел его хорошенько послать, ты не волнуйся! Вот еще…       — Это уже вторая за две недели, - сочувственно сказал Рон, возвращая Гарри из мыслей в реальность. - И как он умудрился? Хотя, это же Снейп... Неудивительно, что он сегодня не мог встать с утра: этот гад всегда оставляет допоздна. А потом еще Филч слюной брызжет, что мы после отбоя бродим по коридорам…       — Так а я про что! – тут же горячо согласился Гарри, согласно жестикулируя и быстро шагая по коридору. Уж с Филчем, вылавливающим студентов, бродящих по ночным коридорам Хогвартса, он хорошо был знаком. - Это же полный бред! И, самое главное, ему объясняй, не объясняй – ничего не слушает. «Ходить по коридорам после отбоя строго запрещено…», «в школьных правилах говорится…».       Гарри передразнил скрипящий голос Филча и показал пальцами в воздухе кавычки.       — Точно! Так мало того, еще эта кошка его... – с увлечением подхватил Рон, не отставая от него.       Они продолжили побирать Филча и Снейпа с ним на пару на чем свет стоит всю дорогу до набитого битком Большого Зала. Свой сон Гарри больше не вспоминал.

      ***

      …Но что, если он Пожиратель? Ах, Малфой, что ты натворил? Ты сделал это мне назло, не так ли? Снег падает и оседает на твоих блестящих волосах – тебе пора подстричься – я закрываю глаза и вижу море, теплое-теплое, море соли и ветряных брызг, ты представляешь? Мы могли бы летать прямо над ним, спускаясь как только можно ниже и засовывая пальцы вглубь воды, моча край рукава. Я никогда не видел юга, но мы с тобой могли бы туда отправиться, не правда ли? К морю. Чтобы лететь и вдыхать носом соль. Мы будем гнаться наперегонки, оря во все горло и позволяя одежде трепаться на мощном ветру. А потом, когда ты отвлечешься на полукруглый горизонт, я врежусь в тебя на полной скорости и столкну вниз, потому что как мог ты так поступить? И только белая пена отметит место, куда ты упал, и только волны будут тебе могилой.       Только я и море. И больше мне ничего не нужно.              

***

      — Я никогда в жизни не сдам этот дурацкий тест по аппарации, – в отчаянии сказал Рон, глядя на свое отражение в зеркале с трещиной. Гарри вымыл руки и вытер их о мантию.       — Не говори раньше времени. Может, в этот раз получится.       — Получится? Смеешься? Я не аппарировал ни разу, с чего у меня должно получиться сейчас, - Рон протяжно вздохнул. В то время как Гарри удалось сдвинуться с места на занятии по аппарации две недели назад, а Гермиона уже давно отточила мастерство перемещения с места на место, у Рона пока не получилось этого сделать ни разу. А тест был уже через неделю.       — Думаю, тебе стоит сходить на практику в Хогсмиде в эти выходные. А если не получится, можешь сдавать вместе со мной летом…       Он не закончил, потому что позади послышалось какое-то бульканье странного характера. Почуяв смутную тревогу, он обернулся.       — Миртл? – спросил Гарри, увидев привидение девочки с хвостиками и очками с толстыми стеклами на носу. - Ты что здесь делаешь? Вообще-то это мужской туалет.       Миртл, зависнув в метре над полом и глядя на них двоих, задумчиво поковыряла подбородок.       — А. Это вы.       — А ты ждала кого-то другого? – спросил Рон, рассматривая ее в отражение в зеркале.       — Не ваше дело! – резко ответила она, но затем тут же продолжила. - Он обещал заглянуть как-нибудь сюда снова. С другой стороны, ты…       Она сверкнула глазами на Гарри и тыкнула в него пальцем.       — …тоже обещал меня навещать, и я не видела тебя многие месяцы. Ты разве этого не помнишь?       — Э… Смутно, - замялся Гарри, но Миртл будто его не слышала:       — Я уже давно ничего не жду от мальчиков, им нельзя верить. Но мне казалось, я понравилось ему. Может, если бы не пришли вы, пришел бы он? – и Миртл в надежде посмотрела на дверь, но загадочного его в проеме так и не появилось. - У нас с ним много общего, я уверена, он тоже это почувствовал…       — Ты имеешь в виду, - подал голос Рон. Гарри краем глаза заметил, что появление Миртл и ее призрачный рассказ его заметно ободрили после удручающих мыслей о предстоящем тесте, - что он тоже живет в трубе под унитазом?       Гарри поперхнулся и слегка покашлял, еле сдерживая грозивший вырваться наружу смешок.       — Нет! Он не такой, как другие мальчики… Он чувствительный! Люди тоже издеваются над ним, он чувствует себя одиноким и ему не с кем поговорить, но он не боится показать своих чувств и заплакать!       — Какой-то мальчик тут плачет? – переспросил Гарри. - Ты что, опять дружишь с младшими курсами?       — Не твое дело! – Миртл сложила руки на груди и посмотрела на него своими вечно мокрыми маленькими глазами из-за толстых стекол. - Он просил никому не рассказывать, я ему обещала, и я унесу его секрет…       — Точно не в могилу, да? –наконец не выдержал и весело сказал Рон. - Возможно, в слив?       Миртл, услышав эти слова, со злостью взвыла, издав пронзительный крик, взмыла в воздух и нырнула обратно в унитаз, вызывая груду брызг. Гарри и Рон многозначительно переглянулись, а потом громко расхохотались.       — Знаешь, а ты прав. Я схожу на практику и посмотрю, что выйдет, - Рон от вида раздраженной Миртл заметно повеселел, что значительно обрадовало Гарри. - Как думаешь, о ком она говорила?       Гарри пожал плечами.       — Без понятия. Наверное, опять нашла себе какого-нибудь несчастного и теперь над ним издевается.       — А помнишь, как без ума она была от тебя на втором курсе? Ох, зря ты упустил такую партию…       Они со смехом вышли в коридор и направились к лестницам.       

***

      Погода портилась. Серое небо было тошнотворным до невозможности – порой, глядя на него, такое высокое и необъятное, у Гарри в груди саднила пустота и напоминали о своем незримом присутствии те места на лице, где собираются слезы. А еще его начинала душить бесконечная усталость. Жизнь лишь непрерывная череда серых, непримечательных дней; словно сон, который все никак не останавливается. И когда тебе кажется, что ты уже на пределе – как раз тогда и говорят сами себе «Я больше этого не выдержу» – когда ты ждешь конца, не происходит ничего. Каждый раз грань, обрыв, на котором хочется оступиться и упасть, и стремительно лететь вниз, и наконец встретить землю и острые скалы внизу с распростертыми объятиями, оказывается муляжом. Никакой это не обрыв. Это лишь возвышенность, а за ней снова бесконечная дорога жизни, которую нужно пройти. Бескрайние просторы. Беги куда хочешь – конца все равно нет.       Предаваться таким упадническим настроениям Гарри позволял себе очень редко – лишь когда нужно было дать выход скопившимся чувствам и эмоциям. Он вышел из дверей замка и начал спускаться по знакомой тропинке, где до него ступали тысячи ног и где еще столько же прошагают после. Да, небо сегодня оттенка необычайно тоскливого. Но тут он увидел что-то, что помешало его сеансу рефлексии.       О, как будто он не узнает эту макушку! Она точкой белеет на фоне свинцового неба и неприступных высоких стволов, настороженно относящихся к посторонним, взиравших со своей высоты сурово насупившись на маленьких людей внизу. А люди шастают и шастают, шастают и шастают; зайдя раз в чащу, выйдешь ли? Захочешь ли повернуть назад, или позволишь стволам стеной окружить тебя, запутать, оставить себе? Решайся. Они не станут долго ждать.       Гарри приготовился следовать за ним в самую глубь леса, увидеть своими глазами, что же такое он собрался делать, что он, быть может, спрятал где-то в чаще, и даже успел пожалеть, что у него нет с собой мантии-невидимки – может, призвать потихоньку Молнию? – но Малфой вдруг свернул влево и пошел вдоль края массива стволов, а затем по тропинке, круто спускающейся к озерцу посреди рощи. Здесь третьекурсники собирают синие водоросли для Травологии.       Неужели он хранит что-то прямо здесь, в месте, куда ходят все? Гарри не стал спускаться следом и присел на корточки, спрятавшись за кустами. Он следил за удаляющейся спиной и светлой макушкой, пока их обладатель не подошел к самой кромке воды и не остановился перед ней.       Сосны мерно качались над головой, туда-сюда, туда-сюда, такие величественные и массивные, такого тепловатого рыжего цвета на фоне нейтрального скучного серого. От земли шел тонкой струйкой хвойный запах, словно нос втягивал его через трубочку. Гарри ждал. Гарри ждал, что сейчас что-нибудь произойдет. Но минута шла за минутой, а Драко не двигался с места. Сначала он просто стоял возле кромки воды, опустив голову, видимо, разглядывая отражение высоких сосен и серых облаков. Затем он засунул руки в карманы и шаркая сделал шаг-два в сторону, как бы прогуливаясь, но никуда не направляясь, и снова стал в той же позе. Нос его ботинка поковырял мелкий, серо-бурый песок. Голова была опущена. Какой же он все-таки тощий – этот пиджак ему явно не впору.       У Гарри затекли ноги, но он не смел шевельнуться – он бы скорее сбросился с метлы, чем выдал себя сейчас. Но ждать, кажется, действительно было нечего: видимо, Малфой просто решил прогуляться. Как и Гарри. И как ведь забавно получилось: именно здесь, на этом самом озере, они когда-то вместе собирали водоросли для домашнего задания и со смехом пытались столкнуть друг друга в воду.       Как же давно это было. Как все изменилось – и между ними, и в магическом мире. Одним движением бесшумно распрямившись, Гарри не оборачиваясь пошел прочь. Он чувствовал, как сосны хмуро смотрят ему в спину.

***

      — А где Рон? – тут же спросил Гарри.       — Ах, даже не спрашивай меня, - нахмурилась и махнула рукой Гермиона. Они бодро шагали по оживленному коридору по направлению к подземельям – сейчас в расписании стояло Зельеварение. Сегодняшнее утро было свободным, и Гарри, отправившись к профессору МакГонагалл, изъявившую на последнем уроке желание что-то обсудить насчет его прошлого эссе, оставил друзей, которые собирались начать работу над совместным проектом по Защите, в библиотеке, предварительно бросив на прощание: «Увидимся на Зельеварении». Но, когда он нагнал Гермиону у Большого Зала, она вышагивала в полном одиночестве, – и сейчас Гарри пытался у нее выяснить, куда же подевался ее напарник по проекту.       — Я думал, вы хотели вместе… – продолжил он, и тут ее прорвало.       — О, если бы! - сердито начала она, ускоряя шаг; Гарри еле за ней поспевал. - Если бы мы хотели вместе! К сожалению, среди нас двоих хочу чего-то, видимо, только я. Я просто поражаюсь, как можно быть таким ребенком в шестнадцать лет – ты только вдумайся в это! Это же почти совершеннолетие!       — Да что случилось-то?       — Они с Симусом устроили дуэль.       — Дуэль? – Гарри растерянно почесал затылок. Такого он услышать точно не ожидал.       — Дуэль! Вот именно! – воскликнула Гермиона, зло встряхивая волосами. Они завернули за угол и начали спускаться по ступеням в подземелья. - Я знаю, мне тоже верится с трудом. Как будто он пытается заменить Фреда и Джорджа!       — Подожди, они поссорились? –с трудом поспевая за ее стремительным шагом, спросил Гарри.       — Да перестань, - отмахнулась она в ответ. - Разумеется, ничего серьезного – так, сплошное ребячество. Но я просто поражаюсь! И это староста!       — А дальше-то что?       — Что дальше? Естественно, профессор МакГонагалл вызвала их к себе в кабинет, - пояснила она и в сердцах отрезала:       — Я не удивлюсь, если она лишит его значка старосты и назначит на это кого-нибудь другого – это явно всем пойдет на пользу.       — Миссис Уизли была бы в ярости.       — И я бы полностью ее поддержала!       В этот момент они достигли кабинета, у дверей которого толпился шестой курс. Со звонком все втянулись внутрь и расселись за парты – Рон так и не появился.       — Садитесь, садитесь, - начал урок профессор Слизнорт, жестом подкрепляя свою просьбу присесть, хотя весь класс уже и так сидел. - Сегодня мы продолжаем работать в парах, которые образовали на прошлом занятии. Задание вы видите на доске, рецепт вы найдете на странице сто семьдесят три вашего учебника. Насколько вы помните, обычно на выполнение вам отводится час, но в этот раз придется продлить лимит времени, так что приготовленный отвар вы должны сдать ровно через час двадцать минут. Не забудьте подписать колбочки!..       — Гермиона, ты не можешь встать со мной в пару? – перегнувшись через стол, шепнул Гарри краем рта подруге на ухо.       — Он же сказал, что пары остаются с прошлого занятия, - так же тихо ответила она и, сделав паузу, многозначительным тоном закончила. - Лучше передай Рону, чтобы он поработал над своим поведением и больше не пропускал занятий.       Гермиона уже открыла свой учебник на нужной странице и водила пальцем по его строчкам. Затем она поднялась с места с учебником в руках и отправилась к полкам, на которых хранились стандартные ингредиенты для учебных зелий и у которых уже столпился весь класс. Гарри остался сидеть на месте, оглядываясь вокруг. Некоторые уже возвращались к своим партам, нагруженные нужными для сегодняшнего рецепта ингредиентами. Пришлось плестись к преподавательскому столу.       — Простите, профессор, Рона сегодня нет. Могу я встать с кем-нибудь другим? - спросил он, подойдя к широкому столу Слизнорта, который был сплошь уставлен какими-то причудливыми склянками.       — Гарри! – Слизнорт поднял глаза на него; каждый раз при виде Гарри он не пытался скрыть свой восторг. - Что ж, я уверен, учитывая ваши способности, вы вполне могли бы справиться с этим заданием в одиночку…       Гарри терпеливо ждал.       — … но это задание все же рассчитано на групповую работу, - досадливо цокнув, покачал он головой. - Вы не возьмете себе в обиду, если я вас все же поставлю в пару? Не подумайте, что я…       — Я буду только рад, сэр, - уверил его Гарри. - Только я не знаю, с кем мне можно встать.       — Так, давайте-ка посмотрим, - Слизнорт поднялся со стула и, задрав нос вверх, оглядел суетящийся класс, раскладывающий на столах всякие порошки, корни и зубы. - Кажется, за последней партой молодой человек без пары.       Гарри посмотрел в указанном направлении. Молодой человек, и правда, кажется, был без пары.       — С Малфоем? – вырвалось у него.       — Что-то не так? – тут же обеспокоенно спросил Слизнорт, переведя на него взгляд. - У вас с ним проблемы, Гарри? Если вы хотите…       — Нет, нет, что вы, - замахал Гарри руками. Вот еще, будет он изливать душу Слизнорту и рассказывать про свои отношения с Малфоем. - Я встану с ним, без проблем.       Гарри уже сделал несколько шагов в сторону своего обычного места, чтобы забрать сумку и прочие принадлежности, как вдруг его остановил голос Слизнорта.       — Постойте, Гарри, - Гарри обернулся и вопрошающе посмотрел на профессора. - А что же случилось с вашим другом? Мистером… Уизерби, кажется?       — Роном Уизли, сэр.       — А? Да, да, Уизли.       — Он… - нужно было срочно придумать подходящее объяснение отсутствию Рона на уроке – не говорить же, что его поймали в коридоре во время шуточной дуэли – так что он брякнул первое, что пришло в голову. - Знаете, он в Больничном крыле.       — Вот как! Что-то серьезное?       — Нет, сэр. Он просто… обжегся, мадам Помфри обещала его скоро отпустить.       Не вполне довольный своим объяснением, Гарри быстро ретировался, опасаясь новых расспросов.       Урок шел своим чередом. Малфой не проронил ни слова, когда Гарри приблизился и бросил свою сумку на пол, а тетрадь с учебником – на стол. Даже головы не поднял – должно быть, слышал все. Интересно, знал ли он, что Гарри его видел пару дней назад? Нет. Конечно, не знал.       — Профессор, я случайно разлила, у вас нет еще одной бутыли?       — Ах, как же вы это… Вот, возьмите.       И не стоит ему давать знать. Это его маленький секрет.       — Большое спасибо, сэр.       Профессор начал двигаться от своего стола по рядам, приостанавливаясь у котлов, заглядывая в них, наблюдая за тем, как идет работа, и давая рекомендации. Гарри шинковал сушеных кузнечиков – кто-то на другом конца класса с брезгливостью в голосе и достаточно громко подмечал, какие они противные. Гарри готов был нарезать кузнечиков за весь класс, только чтобы Слизнорт не подошел к их парте; он уже был готов принять удар, но тут раздалось:       – Профессор, вы мне не поможете?       — А? А, да, да, разумеется…       Слизнорт, едва не достигнув их, отошел к одной из передних парт, вдали от выхода,– Гарри увидел краем глаза его двигающуюся зигзагами между столами и котлами спину. И в этот самой момент, когда он с облегчением выдохнул, он услышал тоненький скрип входной двери и обернулся: дверь медленно отворилась, и в дверном проеме показалась сначала рыжая макушка Рона, а затем и он сам – Рон, который пытался бесшумно просочиться в кабинет и сделать вид, что он был тут с самой первой минуты урока. Глаза Гарри округлились, а нож замер в воздухе: он наблюдал за тем, как Рон, пригнувшись вровень с партами, аккуратно притворяет за собой дверь и глазами сверлит спину Слизнорта на случай, если тому резко приспичит повернуться и застать своего ученика за неподобающим занятием.       — Рон. Рон! - позвал Гарри шепотом. Рон встретился с ним взглядом и дернул подбородком в немом вопросе, все еще в согнутом состоянии, и Гарри замахал руками. - Я сказал, что ты в Больничном крыле! У нас все равно работа в парах. Иди, пока он тебя не видел!       Рон, прочитав по его губам и изобразив ртом беззвучную букву «О», закивал и показал большой палец; затем он, будто кто-то перематывал назад киноплёнку, снова бесшумно приоткрыл дверь и практически на корточках, также тихо просочился в дверной проем.       Гарри потребовалось огромное усилие воли, чтобы не рассмеяться при виде этого комического зрелища, так что он, закусив нижнюю губу, низко-низко склонился над разделочной доской, сосредотачиваясь на шинковании. Его изнутри распирал смех, и он все же не смог сдержаться и фыркнул себе под нос, бесшумно захохотав.       Отсмеявшись, он поднял голову и увидел, как Малфой, скорчил какую-то рожу и бросил на него быстрый взгляд исподлобья: на кратчайшее мгновение их взгляды встретились, но Малфой очень быстро отвел взгляд–никто из них не произнес ни слова. Как же давно они не глядели друг другу в глаза. Все веселье разом сдулось, как воздушный шарик. Гарри продолжал молча нарезать какие-то корни, Малфой, тоже молча, что-то толок в ступке и вымерял на чашечных весах нужное количество грамм. Остальной класс методично переговаривался вполголоса, обсуждая рецепт или о чем-то споря, и только за их партой царила гробовая, мертвая, давящая на плечи почти непосильным грузом тишина. Гарри не знал, как они умудрились разделить обязанности и следовать рецепту без его обсуждения, но что-то у них все-таки получилось – и на том спасибо.       За эти полтора часа Гарри раз десять украдкой бросил взгляд на левую руку Драко, но все попытки были тщетны: рукава его мантии были широки и висели свободно, но манжеты рубашки были надежно застегнуты на обе пуговицы, обнажая максимум запястье, но никак не предплечье. «Ведь так работать наверняка неудобно», - подумал Гарри, который давно свои собственные рукава закатал по локоть.       Он знал, что на его запястье. Он знал, что она там. И Малфой совершенно точно чувствовал этот назойливый взгляд на себе, потому что, передернув плечом, он наконец не выдержал и что-то пробурчал себе под нос. Гарри не сдержался и чересчур громко и наигранно жизнерадостно поинтересовался:       — Что-что, говоришь?       Драко явно такого не ожидал, но тут же пришел в себя и вполголоса пробурчал: «Отвали». Гарри не стал продолжать этот разговор, и остаток урока прошел в абсолютном молчании.              

***

      — Ну? И как вы это объясните?       — Что «это»? Вы же не думаете, что это мы её…       — Разумеется, я так не думаю, Уизли, - раздраженно перебил Снейп, - Я спрашиваю: как это случилось?       Гарри, Рон и Гермиона стояли в кабинете Трансфигурации перед профессорским столом МакГонагалл, по ту сторону которого стояли, собственно, она сама, вся собранная и побледневшая, и мрачный, с поджатыми губами Снейп. Из коридора за закрытой дверью не доносилось ни звука; только тихо потрескивал огонь в камине. И хотя Снейп сказал, что не подозревает их троих, его черные, напоминающие пустые туннели глаза почему-то уже минуты три просверливали дырку во лбу Гарри. Гарри отвел взгляд. Никто не решался начать говорить.       — Мы шли из Хогсмида по дороге, - наконец, заговорила Гермиона. Ее голос слегка подрагивал, - а Кейти и Лилиан шли прямо перед нами. Мы разговаривали и не особо обращали на них внимание, и потом Кейти закричала и упала. Затем ее подняло в воздух… как бы швырнуло на землю. Гарри побежал за помощью и привел Хагрида, и тот отнес ее в замок. Он сказал, чтобы мы трогали ожерелье только за обертку, и мы отнесли его вам, профессор. Это всё.       — Всё? Вы уверены? – Снейп сложил руки на груди, поплотнее закутываясь в мантию, и скептически поднял бровь. Гермиона кивнула, хотя под обращением «профессор» она подразумевала МакГонагалл, а вовсе не его.       — Что скажете, профессор Снейп? – спросила МакГонагалл, и каждый тут же понял, что она имела в виду. Снейп достал из недр своей черной мантии палочку и направил ее на лежавшее на столе старинное ожерелье.       — Очевидно лишь одно: этот предмет просто пропитан черной магией.       «Как будто это и так не понятно», - раздраженно подумал Гарри. Снейп, тем временем, аккуратно опустил ожерелье обратно на упаковку.       — Осталось только узнать, кто мог сделать это, - сказала МакГонагалл.       — Я знаю, - тут же сказал Гарри, и все четыре пары глаз уставились на него. Гарри на секунду поймал взгляд Гермионы: она сжала губы и едва заметно покачала головой, глазами сообщая ему, что это очень плохая идея. Рон глядел на него с неким подобием сочувствия, и Гарри отвернулся. Он все равно скажет, нравится это им или нет.       — Что ж, поделитесь с нами, мистер Поттер, - медленно произнес Снейп, буравя переносицу Гарри своим тяжелым взглядом и делая акцент на словах «мистер Поттер», произнося их с расстановкой.       — Это был Драко Малфой, - моментально ответил Гарри, и как только он высказал эту мысль, кабинет погрузился в гробовую тишину. Никто не произносил ни слова. Рон с Гермионой смотрели куда угодно, но не на него, в отличие от преподавателей.       — Вы понимаете, что это очень серьезное обвинение, мистер Поттер? – наконец, очень сурово спросила профессор МакГонагалл, сдвинув брови.       — Да, - протянул Снейп, склоняясь над столом МакГонагалл и поднося свое бледное лицо к лицу Гарри. Его глаза сузились. - Где же доказательства?       — Я… просто знаю, - неловко закончил Гарри. Он понимал, насколько неубедительно звучит его обвинение, но посвящать Снейпа в подробности своих подозрений не имел никакого желания. Пусть удавится.       — Вы… просто знаете? – повторил Снейп с нечитаемым выражением лица, выпрямляясь и складывая руки на груди. - Сожалею, но вашего обвинения без доказательств вряд ли будет достаточно. Вы, разумеется, привыкли, что окружающие относятся к вам с трепетом, но, увы…       Гарри сжал руки в кулаки, сверля взглядом стопку бумаг на столе. Снейп просто над ним издевался.       — Не все из нас входят в фан-клуб Избранного.       — Полагаю, раз это все, что вы можете рассказать… - МакГонагалл поочередно остановила свой пыткий и строгий взгляд на каждом из них троих, - то мы можем вас отпустить.       Гарри, не раздумывая, тут же развернулся и, ни на кого не глядя, вышел из кабинета. Гермиона и Рон нагнали его, когда он уже почти достиг конца коридора – довольно длинный путь до гостиной они проделали, не произнеся ни слова. Гермиона слегка дрожащим голосом произнесла пароль, и они втроем вошли внутрь; в гостиной никого не было – все ещё были в Хогсмиде. Они сели в пустующие продавленные кресла. Повисло молчание.       — Это точно он, - наконец глухо произнес Гарри, устремив невидящий взгляд на потрескивающий в камине огонь. - Я чувствовал, что он что-то готовит. Вот что он замышлял.       Эти слова разом, очень запросто стряхнули все оцепенение.       — У тебя нет доказательств, - слабым голосом произнесла Гермиона. Она, чья манера говорить и вести себя всегда была наполнена движением и энергией, была необычайно притихшей.       — Всё понятно и без них.       — Гарри, но… Разве Малфой был в Хогсмиде сегодня? Я что-то не припомню. Мерлин, какой ужас… Бедная Кэтти…       — В «Трех Метлах» было много народу, было бы трудно заметить что-то подозрительное, - нахмурившись, сказал Рон, тоже глядя в камин. Затем он перевел взгляд на Гарри. - Мы вышли прямо за ними, помнишь? И у Кэтти уже был сверток, значит, кто-то передал ей его именно там.       — Лилиана сказала, это было в женском туалете. Значит, это должна была быть женщина.       — Его могли запросто через кого-нибудь передать.       — Но почему именно ей? Кому она помешала?       — Оно предназначалось не ей, а Дамблдору, забыл? А ей просто не повезло, она стала жертвой вместо него, потому что развернула сверток…       — А что бы было, если бы она передала его Дамблдору?       После этой фразы в прохладном, несмотря на вовсю горящий и потрескивающий камин, воздухе гостиной повисла тишина. Каждый был погружен в мысли, догадки, предположения. У Гарри в голове складывалась цепочка событий – при содействии и известных фактов, и растравленного воображения.       

***

      — Прости, Гарри, но я не знаю, кто это сделал, - на ее лице застыло сочувственное выражение. - Я пыталась вспомнить, правда пыталась, но… не могу. Я помню, как входила в туалет, а дальше – пустота. А после нее палата Святого Мунго. Мне правда очень жаль.       — Что ты, не извиняйся, - Гарри, на самом деле, было очень досадно слышать такой ответ – он так ждал возможности расспросить ее и положить конец бесконечным догадкам – но виду не подал. - Правда, всё в порядке. Хорошо, что ты наконец вернулась и сможешь снова играть. Мы все тебя очень ждали.       Кэтти впервые за их встречу улыбнулась.       — Это очень приятно слышать. Правда, я не знаю пока, смогу ли я играть в ближайшее время или…       Она вдруг оборвала фразу на полуслове; Гарри сначала не понял почему, но затем заметил, что ее взгляд застыл на чём-то за его спиной. Он обернулся. На некотором расстоянии от них стоял, так же застыв и вперив в Кэтти расширенные глаза, Малфой. Очнувшись, заморгав, он резко развернулся и бросился прочь. Гарри, проследив за его удаляющейся спиной взглядом, обронив на прощание скомканное «Еще увидимся, Кэтти», ринулся за ним.       Он не видел его многие недели. И как его еще не исключили с таким количеством пропусков? Гарри проворно обходил стоявших в коридоре тут и там людей, некоторых приходилось отталкивать: он боялся, что Малфой скроется из виду, потонет в спинах и мантиях, пропадет за углом. Он не имел ни малейшего понятия, что собирается делать, когда все-таки его нагонит, но прошло слишком много времени, чтобы не делать ничего – настало время действовать. Его гнало вперед почти напрочь лишенное какой-либо конкретности, жгучее желание что-нибудь предпринять. И теперь, когда оно, завидев Малфоя впервые за такой долгий срок, вылезло из своего привычного насиженного угла, он ни за что в жизни не смог бы его загнать обратно.       В конце концов, Драко завернул в мужской туалет в пустынном коридоре шестого этажа. Достигнув дверей, Гарри помедлил. Вот оно. Сердце гулко билось в груди от бега и внутреннего напряжения –шум пульсирующей в ушах крови перекрывал другие звуки. Он сделал глубокий вдох, выдохнул воздух через нос и бесшумно вошел в туалет.       Малфой стоял, сгорбившись и облокотившись выпрямленными руками на одну из раковин; пальцы впивались в ее края. Его голова была опущена, а грудь тяжело вздымалась под жилеткой, которую он поспешно стянул с себя рывком и не глядя отшвырнув куда-то в сторону. Неподвижный воздух туалета пронзили рваные вздохи, отлетающие от холодных, кафельных стен, и Гарри увидел в зеркале, как он зажмурился изо всех сил, до звезд в глазах. Слезы полились по раскрасневшимся щекам, иссыхая, не успев скатиться вниз. К вздохам присоединились звуки полноценных рыданий и поскуливание; через какое-то время пик истерики прошел, и Драко, не в силах стоять, согнулся напополам, не отпуская раковину, словно у него скрутило живот. Он затих, и Гарри не видел его лица. Его всего потряхивало, и лишь было слышно, как он потекшим носом вдыхает воздух и рывками выпускает его изо рта. Эти тихие, пускающие мурашки по коже звуки все равно не перебивали оглушительную, неповоротливую, свинцовую тишину туалета.       — Я знаю, что это ты сделал, Малфой, - громко сказал Гарри. Его голос звучал неестественно, отвратительно громко и резал слух. - Ты заколдовал то ожерелье, правда ведь?       Малфой рывком поднял голову и в зеркале увидел Гарри, который все еще стоял в полумраке у входа в туалет. Его лицо, покрытое вперемежку засохшими и еще совсем свежими дорожками слез, сначала вытянулось и в раз побледнело от страха, а в следующую секунду перекосилось в мгновенном приступе ярости; кровь бросилась к бледно-серым щекам, и он, развернувшись на каблуках, выхватил из кармана брюк палочку и тут же выплюнул слова заклинания. Гарри хватило быстроты реакции, чтобы успеть схватить свою собственную палочку и отскочить в сторону – заклинание миновало его на какие-то дюймы. Он запустил в Малфоя какое-то проклятие, но оно не попало в него, вместо этого взорвав урну у стены. «Ну давай! Чего ты добиваешься?», - мысли в голове Гарри лихорадочно сменяли друг друга. Он крепко вцепился в палочку, точно ища в ней поддержки. Зря ты это затеял.       Ему не было страшно, он совсем не боялся Малфоя. Просто Гарри никак не ожидал, что тот решится его атаковать. Разумеется, он понимал, что Малфой от обвинения пришел в ярость – как раз потому, что оно было справедливым. «Я был прав», - глухо билась мысль в голове аккомпанементом его сердцу, пока он прижимался спиной к ледяной мраморной колонне: «Вот оно, доказательство. Это точно был он».       Но что Драко творит? Он никогда раньше, никогда не позволял себе выйти из себя настолько, чтобы пустить в ход палочку –почему сейчас он позволил бурлящей ярости выплеснуться наружу? Где его хваленый самоконтроль? Он настолько был пристыжен тем, что Гарри видел, как он плачет? Скорее всего. Гарри, наверное, сгорел бы от стыда и гнева, если бы Малфой увидел его слезы. Но стал бы Гарри атаковать его? Что ж, может быть… Гарри краем глаза выглянул из-за колонны.       Драко спрятался в одной из распахнутых кабинок, и Гарри, насторожившись, вслушиваясь в напряженную до предела тишину туалета, нарушаемую звуками лопнувшего трубопровода, из которого била под напором струйкой вода, терпеливо ждал, пока тот решится высунуться и напасть первым. Повисла крайне напряженная пауза – казалось, весь мир замер в ожидании того, что будет дальше. Гарри казалось, что слух обострился раз в десять, и он слышал, как журчит вода где-то под полом, в трубах, и как сердце с гулким стуком гоняет кровь в ушах. Он присел на корточки; внизу, под перегородками между кабинками, в самой дальней из них ему были видны края штанин школьных брюк и черные ботинки.       — Ну давай же, - еле слышно процедил Гарри сквозь зубы, выпрямляясь и держа палочку наготове.       Наконец, Малфой, видимо, принял у себя в уме какое-то решение и выскочил из кабинки – Гарри среагировал мгновенно.       — Левикорпус!       — Петрификус Тоталус!       Заклинания белыми вспышками света столкнулись в воздухе и срикошетили в разные стороны. Гарри пригнулся, избегая удара, слыша за спиной звон разбивающегося светильника, и тут же выпрямился.       — Сектумсемпра! – вдруг всплыло у него в уме, и сразу же, без задней мысли, слетело с губ, но Драко удалось вовремя пригнуться–луч заклинания пролетел над его головой и, со звоном разбив зеркало над раковинами, угодил в стену. Гарри хотел отступить на шаг и снова отскочить за колонну, но он поскользнулся в луже непонятно откуда натекшей воды и, схватившись за стену, не удержал равновесие.       — Круцио! – прокричал Малфой, воспользовавшись его заминкой.       В этот раз – Гарри сразу понял – заклинание должно было попасть точно в него, и он уже зажмурился, приготовившись к невыносимой, проникающей в каждую клеточку тела боли, но прошла секунда, две, а никакой боли не было. Он медленно открыл глаза, тяжело дыша. Драко стоял напротив, около ряда одинаковых кафельных раковин, угрожающе нацелив на него палочку. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, лицо, к которому липли пряди белых разметавшихся волос, было красным и потным, а глаза злобно блестели. Рассеянный свет из окна падал на его плечи и всклоченную макушку.       — Круцио! Круцио! Круцио! – на этот раз Гарри не зажмуривался, а лишь, пытаясь успокоить дыхание, смотрел на Драко открыто и прямо, который снова и снова выкрикивал заклинание, с отчаянием потрясая своей несчастной палочкой, выпускавшей пучки красных, тут же гаснущих и исчезающих искр. Гарри не чувствовал ничего, только какое-то странное дуновение. Заклинание Малфоя не срабатывало.       — Круцио! Да чтоб тебя, сука!.. – рука Драко, в который была зажата палочка, на каждой тщетной дергающейся попытке опускалась все ниже и ниже. Его фирменный раздраженный оскал, который Гарри видел в своей жизни бесчисленное число раз, проходил метаморфозу, почти незаметно глазу превращаясь в какое-то потерянное, незнакомое и наводящее ужасную тоску выражение – прямо как небо в окне под потолком. Гарри стоял, безоружный, и не пытаясь ничего предпринять, напрочь забыв о своем уязвимом, безоружном положении, и просто смотрел на него.       Следующее зрелище разворачивалось будто в замедленной съемке – все как бы происходило одновременно, но в то же время эти фрагменты остались в памяти как живущие своей отдельной, самостоятельной жизнью. Палочка выскользнула из пальцев и стукнулась о пол, покатившись с характерным звуком куда-то в сторону. Драко медленно согнулся пополам, словно от сильного удара в живот, и опустился на колени, прося у твердого, устойчивого пола поддержки будто разом, в один миг ослабевшему телу. Голова склонилась так низко, что светлая челка коснулась каменного пола, и он, не брезгуя, оперся на него ладонью. Пальцы судорожно впивались в пол и сжимались в кулаки. Гарри медленно сделал несколько шагов вперед, пытаясь прийти в себя, смотря сверху вниз на скорченную на полу фигуру.       Что это было? Почему у Малфоя не вышло? Судя по его злобно искривленным губам и тону, кипевшему от ярости и такой отчаянной ненависти, которую может породить только приступ жгучего стыда, он действительно хотел, чтобы Гарри было больно – Беллатриса научила его, как надо, чтобы заклинание сработало– по-настоящему больно. Так почему же?..       Он подошел чуть ближе. Узкие острые плечи Драко дергались под мятой школьной рубашкой, но в туалете было тихо, не считая судорожных рваных вдохов – он даже плакал беззвучно, точно не хотел делиться своей обидой, своими переживаниями с миром. Ну что же ты так? Раз уж плачешь, так уж реви, плачь во весь голос, а не тихо, будто тебя здесь нет.       — Малфой?..       Он не мог разобрать, что он говорит.       — Не могу я… - его голос терялся за шумным прерывистым дыханием и какими-то поскуливаниями, Гарри едва различил слова. - Я не могу…       Еле слышная фраза потонула в свежем приступе рыдания. И вдруг у Гарри внутри что-то дрогнуло и дернулось; на него накатила такая волна жалости и сочувствия, сердце так болезненно и резко сжалось в крохотный ком, что он едва устоял на ногах, и, пошатнувшись, поднял глаза к круглому окну под потолком, в которое виднелся однотонный кусок того самого неба –нужно оправиться, отвлечься, сбежать отсюда. Гарри прислонил мокрые от воды и пота пальцы к щекам, надеясь их остудить, но это мало помогало. Казалось, все пространство туалета заполнили собой эти жуткие всхлипывания: они были везде, от них нельзя было укрыться. Здесь так тихо и так громко.       Гарри снова перевел взгляд вниз и посмотрел на Драко, который сидел в том же положении и, казалось, не замечал ничего вокруг. Тут в голову Гарри пришла непрошенная мысль о том, что он никогда не видел, как Драко плачет. Но это едва ли было впечатлением, которое он хотел приобрести. Тут ему вдруг вспомнилась Плакса Миртл – так вот что за мальчик плачет в туалете…       Гарри опустился перед ним на корточки и неуверенно дотронулся до его плеча пальцами.       — Я не могу… не могу тебя ранить… потому что… не хочу… - Драко выпрямился, с силой, почти зло размазывая тыльной стороной ладони слой слез по раскрасневшемуся и опухшему лицу; его кулак с силой опустился на пол и со слабостью разжался, - не хочу тебя ранить… Да чтоб тебя…       Это все, что он успел сказать перед тем, как снова захлебнуться воздухом и снова согнуться пополам, словно от резкой боли в животе. И вдруг Гарри поддался неожиданному порыву: он просунул руки под его расставленными руками и притянул к себе, упираясь подбородком в его плечо, стискивая в ладонях ткань задравшейся мятой рубашки, не давая ему лечь на пол – кажется, Драко очень хотелось это сделать. Тот крепко и почти отчаянно обнял его в ответ – точнее, это было мало похоже на объятие; скорее, можно было подумать, что Драко намеревался сломать ему шею.       «Так вот почему заклинание не сработало», - подумал Гарри, едва не задыхаясь в удушающей хватке Малфоя– ему понадобилось приложить усилие, чтобы устоять под внезапно навалившемся на него весом тела – и чувствуя, как его наэлектризованные, пушащиеся в полнейшем беспорядке волосы щекочут ему щеку: «Чтобы оно сработало, нужно действительно хотеть причинить боль, а он… Он, видимо, не хочет». Последняя мысль тянущей болью выстрелила где-то в груди. В голове скачками проносилось множество мыслей одновременно, и он не знал, на какой из них остановиться, поэтому решил отложить их на неопределенный срок, до тех пор, пока не предоставится возможность обдумать их в одиночестве, а сейчас пересчитать раковины напротив. Одна, две, три… Двенадцать, их двенадцать. Черт, уже кончились. Ну, тогда черед кирпичей: один, два, четыре, восемь… Сбился.       Если бы его спросили, сколько они так просидели, он бы ни за что не смог дать ответа. Казалось, вместе с ними застыли в этом пустом, полутемном туалете время и всякая посторонняя жизнь. Казалось, он провел здесь маленькую вечность, чувствуя грубоватую ткань чужой школьной рубашки, болезненную твердость пола под ноющими коленями, чужие, очень мокрые и очень теплые слезы. Вдруг, когда он уже начал терять осознание реальности, по ушам болезненно ударил какой-то треск. Сначала он растерялся, но потом до него дошло.       Звонок на урок.       Малфой тоже отмер. Сначала он замер, а затем вздрогнул, резко отклоняясь и тут же вскакивая на ноги. Его глаза были широко распахнуты в изумлении, а по его пошедшему красными пятнами лицу, подобно расходящимся кругам на воде, быстро разлилось нечто среднее между злобой, неверием и стыдом. Злоба в этом миксе все же преобладала.       — Держись… держись от меня подальше, - только и успел выплюнуть он перед тем, как на ходу схватить свою валявшуюся на полу палочку и почти бегом покинуть туалет. Гарри, обернувшись, увидел только его тут же скрывшуюся за захлопнутой им дверью спину.       

***

      Малфой быстро шел по коридору, плохо разбирая, куда именно идет, по-прежнему сжимая палочку в руке. Про урок Трансфигурации, который начался вот уже как минуты три назад, он не думал совершенно – какое значение вообще имеют эти никому не нужные, бессмысленные уроки? Он краем сознания догадался, что на полном ходу всем телом врезался в каких-то двух студенток, которые опаздывали на урок и что-то недовольно кричали ему вслед, но ему было все равно – он практически не слышал их возмущенные возгласы за шумом бурлящей в ушах крови. Драко совершенно не соображал, куда идет, но ноги сами, интуитивно привели его в подземелья, где располагались общие комнаты Слизерина, так что он, наспех пробормотав пароль, пересек абсолютно безлюдную гостиную и вошел в такую же пустую спальню шестикурсников, изо всех сил хлопнув за собой дверью. Сначала он расхаживал по комнате туда-сюда, пытаясь дать выход адреналину в венах. Затем он плюхнулся на свою кровать и обхватил голову руками, запуская пальцы, казавшиеся по сравнению с буквально горящими щеками ледяными, в волосы, сжимая их в кулаки, казалось, в попытке их вырвать.       Нужно успокоиться. Вдох-выдох. Спокойно. Хоть бы сердце перестало так бешено колотиться. В уме, тем временем, вертелись многочисленные вопросы, и из-за того, с какой быстротой они это делали, успокоиться было очень сложно.       — Перестань, - злобно процедил Драко сквозь зубы себе под нос, чувствуя, как от раздражения зудят и чешутся ладони.       Нужно ориентироваться по ситуации. Решать вопросы по мере поступления.       Откуда Поттер узнал про ожерелье? Откуда он знает? Кто ему сказал? Эта дура Бэлл? Она не могла, он был уверен – он убедился, что она ничего никому не скажет тогда, когда передавал ей сверток. Сам догадался? Да, пожалуй, Поттер давно его подозревал в чем-то, это стало очевидно с того самого раза, когда он решился выслушать у Драко не пойми какую информацию в поезде со своей дурацкой мантией. Надо было забрать ее тогда – как бы Поттер на это посмотрел? Драко не мог не замечать его пристального внимания в этом году, и знал, что это было не просто так; ничего никогда не бывает просто так. Невольно в уме всплыло воспоминание о случае, произошедшем буквально на прошлой неделе: когда он случайно поднял голову от своей тарелки и обнаружил, что Поттер сверлит его взглядом из противоположной части Большого Зала. Идиот. А уж то, как неприкрыто он пялился на его руку на том уроке Зельеварения, переходило всякие границы приличия. Мог бы хотя бы попытаться делать это не так заметно.       Это внимание доставляло Драко ужасный дискомфорт и заставляло сильно нервничать. Что если он каким-то немыслимым образом узнает про план? Что если из-за него все сорвется? А если план сорвется… Драко тяжело сглотнул, чувствуя, как учащается пульс и дыхание; он не хотел даже думать о последствиях провала. Мерлин, но Поттер ведь может в любой момент пойти и рассказать обо всем Дамблдору! А тот ведь смотрит Поттеру в рот и слепо верит всему, стоит ему лишь заикнуться… Драко выпрямился и постарался опять сделать глубокий вдох и выдох, сминая в потных холодных ладонях неприятную наощупь ткань брюк, заодно вытирая о них обильно выступивший на них пот.       — Соберись!       Вдох-выдох. Если всё же рассуждать логически… Даже если он и знает какие-то… незначительные, обрывочные части плана, откуда он возьмет доказательства, к примеру, того, что это именно Драко проклял то ожерелье? У него нет никаких доказательств. А без доказательств его слова – пустышка. Ему никто не поверит, даже Дамблдор бессилен, если нет доказательств. Этот полоумный старик верит во всякую чушь вроде презумпции невиновности, что с него взять.       Зря, как зря он сорвался в туалете – дурак, практически выдал себя с головой... Драко почувствовал, как кровь снова приливает к щекам при воспоминании о своей позорной истерике и их объятиях… Он с силой отогнал от себя безумную мысль больше никогда не покидать гостиную Слизерина. У него есть дело, нужно перестать вести себя, как ребенок. А Поттер… Пусть Поттер только попробует проболтаться кому-нибудь – он его собственноручно столкнет с какой-нибудь из самых высоких башен замка и выставит его смерть как несчастный случай. Нужно быть непроницаемым. Ни в коем случае нельзя вызвать подозрение в ком-либо еще, помимо Поттера – нужно просто вести себя так, словно ничего не происходит. Нельзя позволить ему все испортить.       «Хорошо бы мерзкий Поттер сдох, наконец», - с отчаянием подумал Драко, падая спиной на кровать и рассматривая знакомый узорчатый потолок. «Сдох? Ха-ха, ты даже Круцио наслать на него не смог — по-настоящему ли ты хочешь его смерти?».       Я... я не знаю. Я не могу его убить, не могу, я не смогу. О, только не заставляйте меня. Я не могу.       Воздух спальни был прохладный и оглушительно тихий. Драко перевернулся на бок, щекой чувствуя атлас изумрудного покрывала, и тихо выдохнул.       «Но это может Темный Лорд». О да, может, когда Темный Лорд наберет силу и окончательно придет к власти, он убьет его?.. Хотя нет, это не выход. Поттеру нужно просто исчезнуть, просто навсегда уехать в другую страну куда-нибудь подальше. Тогда можно будет один раз с легкостью смириться с фактом того, что его нет, что он прекратил существовать, и жить так до конца своих дней.       Да, было бы идеально. Поттеру нужно просто, блять, исчезнуть.       

***

      На следующий день Малфой не появился на занятиях. И Гарри не знал, жалеет он об этом или благодарит за это судьбу – или, скорее, самого Малфоя за то, что он не вздумал изменить своей привычке прогуливать уроки.       Он уже давно смирился с тем, что Малфой его ненавидел. Эта мысль была для него неоспорима. Он был в полной уверенности, что произошедшее на третьем курсе нанесло самолюбию Драко непоправимое оскорбление и разожгло в нем ненависть к Гарри и всему, что с ним связано – этим он объяснял себе постоянные тычки и язвительные реплики с его стороны. Сам он на него уже давно зла не держал –мало ли что они наговорили друг другу в тринадцать лет. Конечно, в груди остался тяжелый, нерастворимый осадок: они так и не объяснились тогда, они никогда не обменялись словами прощания. Для Гарри Малфой все еще жил в воспоминаниях. И он не сомневался в том, что, при первой предоставившейся возможности ему, Гарри, навредить, Драко не раздумывая ей воспользуется. Кажется, Драко и сам был в этом совершенно уверен.       Так почему же у него ничего не вышло? Почему, когда он протянул руку, чтобы взять эту возможность, она водой просочилась сквозь его пальцы? Ответ уже был дан. «Я не могу тебя ранить, потому что не хочу». Эти слова не шли у Гарри из головы. Он не хочет его ранить. Драко Малфой не может себя заставить нанести ему вред. Интересно, как бы отреагировал на это, узнай он об этом, Волан-де-Морт? Что бы он сказал, если бы узнал, что один из его сторонников не может ранить Гарри Поттера? Наверное, избавился бы от него.       Ах, Драко, что же ты натворил. Ну зачем, зачем ты обрек себя на это? Гарри даже спустя много месяцев после сделанного им открытия не мог с ним смириться. А сейчас, когда он знал, что Малфой его не ненавидел, сердце его сжималось при мысли о нем в сто раз сильнее обычного – ведь тогда, в прошлой жизни, которая закончилась сценой в туалете, ему просто было его жаль, как жалеют спившихся или тех, кто когда-то был всеми уважаем, а в итоге вынужден влачить, забытый теми же всеми, жалкое одинокое существование. «Нет! Он не такой, как другие мальчики… Он чувствительный! Люди тоже издеваются над ним, он чувствует себя одиноким и ему не с кем поговорить, но он не боится показать своих чувств и заплакать!". Слова Плаксы Миртл эхом отдались в голове, и снова, как вчера в туалете, из-за них внутри что-то плаксиво сжалось; так странно — кажется, будто она говорила их им с Роном сто лет назад. В прошлой жизни, которая закончилась сценой в туалете... А в этой новой жизни, начавшей вчера, его распирало изнутри какое-то трогательное, нагоняющее необъяснимую грусть чувство. Ведь, раз Драко не питал к нему ненависти – наоборот, он бы не хотел, чтобы с Гарри что-то случилось – они, может, даже могли бы примириться и закрыть гештальт трехлетней давности.       Но это в прошлом. Сейчас уже слишком поздно. Их пути разошлись, и им больше не сойтись никогда. Драко сам выбрал такую судьбу, и Гарри тут совершенно ни при чем.       И, быть может, не всем гештальтам суждено быть закрытыми.              

***

      — Уже собрались?       Гарри дернулся и обернулся. На пороге спальни стояла Гермиона, уже переодевшаяся из школьной формы в джинсы и кофту с длинными рукавами. Необычно видеть ее без мантии, без значка старосты, без учебников и пергаментах в руках.       Был последний день перед отъездом. У кроватей уже стояли пузатые, набитые до предела сумки и чемоданы. С прикроватных тумбочек исчезли привычные ворохи пергаментов, перья, старые смятые фантики; вокруг было непривычно чисто и пусто. Кто-то забыл закрыть двойные дверцы шкафа с одеждой, полки которого тоже были абсолютно свободны от каких-либо вещей – только чья-то одинокая пара черных носков в углу. Они с Роном почти закончили паковать чемоданы, укладывая в них последние рубашки, учебники и всякие мелочи.       С той ночи, в которую Хогвартс навестили Пожиратели, никто не знал, как себя вести, особенно рядом с Гарри. Ни Рон, ни Гермиона, ни уж тем более кто-то из гриффиндорцев или учителей не осмеливались заводить с ним о ней разговор, задавать ему вопросы, пытаясь узнать детали того скомканного рассказа, который ему все же удалось из себя выжать, и он был им за это благодарен – говорить о том, что произошло, не хотелось совершенно. Вместо этого грудь распирало отчаянное желание закрыть глаза и строго сказать себе, что это все – какой-то чересчур странный, сумасшедший сон. Не смей верить в подобную ерунду, слышишь? Не смей. Он всеми силами избегал разговоров на эту тему – хотя желающих их заводить и так не было – потому что, он чувствовал, как только бы с его губ слетели слова, это стало бы реальным. По-настоящему реальным. А он никак не хотел мириться с действительностью, категорически отказывался соглашаться с фактом, перед которым она его ставила, в который буквально тыкала его лицом. В голове никак не могло – или не хотело – уложиться осознание того, что Дамблдора больше нет. Никогда уже не будет.       Как же нет? Как его могло не быть? Ведь ничего не изменилось… Те же коридоры, те же кабинеты, те же ученики в черных мантиях, идентичных его собственной, то же высокое небо и тот же Запретный Лес, что и всегда, что и год, что и какой-то жалкий месяц назад. Не изменилось совершенно ничего, но… Было необычайно тихо. Разговоры в коридорах стали тише, обитатели замка стали тише: все ходили, будто опущенные в воду, молчаливо, словно с сочувствием провожая взглядом его спину, когда он проходил мимо.       А при чем здесь вообще он? Почему они так смотрят на него? Жалеют? Сочувствуют? Думают, ему от этих навевающих удушающую тоску взглядов легче? Зачем ему их жалость? Будто она могла что-то изменить, будто от нее ему станет легче. Будто он был жертвой.       Жертва тут совсем не он.       Гермиона мягко опустилась рядом с ним на кровать, не сводя глаз с его задумчивого лица. Гарри отмер и посмотрел сначала на нее, а потом на Рона, который сидел напротив, уперевшись в колени локтями и сцепив руки в замок, покусывал внутреннюю часть губы, тоже наблюдая за ним. Гарри рывком поднялся на ноги.       — Я хочу сходить в Астрономическую башню.       Рон и Гермиона удивленно и быстро переглянулись.       — Ты уверен?       Он кивнул и без слов двинулся к выходу. Он знал, что должен побывать там перед отъездом. Что должен увидеть все еще раз. Гарри думал, что, когда он поднимется вновь по этим ступеням, ступит на открытую всем ветрам площадку, его сердце сожмется, он почувствует боль, ненависть, бессилие, ярость. Но он не чувствовал ничего. Солнце светило тепло и приветливо, заливая все вокруг светом, ласково касаясь бледной после зимы щеки. Было необычайно, удивительно тепло. Они подошли к краю и облокотились на перила. Все молчали, разглядывая окрестности Хогвартса: отсюда видно, насколько велико озеро и насколько протяжен Запретный Лес, заползающий на горы и исчезающий из поля зрения; а вот и малюсенькая хижина Хагрида, внутри которой сами они всегда чувствуют себя крошечными, и, если изловчиться, с другой стороны можно увидеть край Хогсмида, скрытого за шпилем соседней башни. Облака, большие и маленькие, плотные и вспаханные ветром, мерно проплывают мимо по этому мирному небу, оглядывая все это великолепие, все эти родные стоящим на вершине башни места, и отправляются дальше, не задерживаясь. Сколько они видели видов, сколько еще увидят. И путешествие их возвышенно и чудесно.       — Ты все-таки был прав, - наконец тихо пробормотала себе под нос Гермиона.       — Насчет чего? – отстраненно спросил Гарри, глядя куда-то в небо.       — Насчет Малфоя, - просто ответила она.       Как бы Гарри обрадовался, если бы услышал эти слова в сентябре! Какое торжество и удовлетворение бы они ему принесли! Но сейчас… Сейчас это уже было неважно. Они имели смысл тогда, когда еще имело смысл разоблачение Малфоя, когда еще можно было ему помешать. А сейчас уже было поздно.       Почему все в его жизни наступает не вовремя? Почему из раза в раз одиноко звучит в голове это фаталистическое, будто бы насмехающееся над его беспомощностью «поздно»?       — Ты думаешь, он смог бы это сделать? Драко?       Уже было пять часов, и им открывался невероятной красоты вид на озеро, в точности отражавшее персиковых тонов огромное небо и высокие, покрытые бархатной свежей зеленью холмы. Как странно: он никогда за все эти годы ни разу по-настоящему не замечал, как здесь красиво. Ветер, который на такой высоте должен быть болезненно колким, на удивление мягко потрепал его по взъерошенным черным волосам.       И хотя Гермиона не уточнила, что именно сделать, он понял и так.       — Нет, - прозвучал его тихий, но твердый ответ. - Он уже опускал палочку… Это сделал Снейп. А я просто стоял там и ничего не предпринимал.       Гарри выдохнул и закрыл глаза. Воспоминания о той ночи казались сюрреалистичными на фоне этой солнечной, слишком хорошей погоды и тишины: очень темно и мрачно. Дамблдор стоит у края башни, на фоне черного неба – Гарри видит его испещренное морщинами лицо снизу вверх и не может различить выражения, написанного на нем; оно абсолютно непроницаемо. Малфой направляет на него палочку, и его вытянутая рука сильно дрожит. Появляются Пожиратели. Снейп бесшумно прикладывает палец к губам, приказывая Гарри молчать. Снейп поднимается на площадку.       «Северус, пожалуйста».       «Авада Кедавра».       Гарри слегка вздрогнул и раскрыл глаза, щурясь. Ласковое солнце проливало гостеприимный свет на казавшуюся отсюда миниатюрной округу, крохотные деревья и необъятное зеркало озера; ветер мягко перебирал волосы на макушке и приятно обвевал лицо. Уже ведь давно наступило лето, а он и не заметил. Не до того было.       Малфой бы никогда не смог убить Дамблдора; профессор сам говорил, что он не убийца. Но Драко ведь ответил ему на это вопросом: «Откуда вы знаете?». Действительно, а откуда Дамблдор знал? Но Гарри был с ним согласен. Дамблдор всегда видел людей насквозь и ошибался редко, крайне-крайне редко. «Насчет Снейпа ошибся», - предательски прозвучал голос в голове, и Гарри крепко сжал находящийся у него в руке медальон, который тут же болезненно впился в ладонь своими острыми гранями. Почему на месте этого медальона, этой, как оказалось, жалкой подделки, не может быть глотка Снейпа?..       — Я на следующий год не вернусь в Хогвартс.       Гермиона оторвала взгляд от прекрасного пейзажа и посмотрела на него, щурясь от солнца, светившего прямо им в лица.       — Мне нужно завершить дело, которое начал Дамблдор, - продолжил Гарри, не глядя на нее. - Нужно найти все крестражи и уничтожить их. Я буду по возможности давать вам знать, где я.       Гермиона невесело усмехнулась и перегнулась через перило. Гарри тоже бросил взгляд вниз: замок стоял на обрывистом скалистом берегу, и можно было даже, если прищуриться, разглядеть, как далеко-далеко внизу плещется о камни вода.       — Неужели ты правда думаешь, что сможешь найти их в одиночку? Или что мы отпустим тебя одного?       Тут уже Гарри повернулся и посмотрел на нее, подняв вверх руку, чтобы защитить глаза от солнца. Он знал, что такой разговор состоится и к чему она вела.       — Я не хочу впутывать вас, это слишком опасно.       — Гарри, - твердо сказала она, встречаясь с ним глазами. Ее каштановые волнистые волосы путались на ветру, пряди лезли ей в лицо, а солнце окрашивало их постоянно меняющиеся очертания в золото, - мы идем с тобой. Это не обсуждается. Ты ни за что не справишься с этим один. Мы с тобой до самого конца.       Гарри ничего на это не ответил – понимал, что спорить бесполезно – а лишь, задрав голову, посмотрел куда-то в высокие облака. Они размеренно плыли по персиковому небу, и у него было на удивление спокойно на душе в этот момент. Да, впереди у него невероятно сложная задача, и осознание этого еще не успело осесть в груди и до конца уложиться в голове. Да, приближаются темные, мрачные, сложные времена, и он не знает, чем они закончатся, когда они закончатся и закончатся ли вообще. Но у него есть друзья. Он не одинок, напомнил он себе, и никогда не будет одинок. У Волан-де-Морта нет друзей, как их нет и у его сторонников: у них есть только хладнокровный, беспощадный лидер, которому нужно беспрекословно подчиняться, и ничего больше. В этом их слабость. В этом его, Волан-де-Морта, слабость.       В голове в очередной раз против его воли встала перед глазами картинка той ночи – он уже заранее догадывался, сколько раз ему предстоит увидеть ее во сне. Дамблдор. Хриплый и вкрадчивый голос Беллатрисы Лестрейндж, от которого по коже пробегает неприятная волна мурашек. Люди в черных мантиях. Малфой с его дрожащей рукой. Малфой… Он не смог устоять, и перед глазами невольно начал плыть совершенно другой ряд стремительно сменяющих друг друга, словно в калейдоскопе, отрывистых школьных воспоминаний, вызывающих в груди какое-то ностальгическое, тянущее чувство: Малфой в одиннадцать лет, с по-детски пухлыми щеками и этой смешной зализанной прической, сидит на трехногом стуле и самодовольно ухмыляется, когда дряхлая Распределяющая Шляпа, едва коснувшись его макушки, громко выкрикивает: «Слизерин!». Малфой в изумрудной, хлопающей на ветру спортивной мантии пролетает мимо него на матче по квиддичу; его глаза сверкают голодным блеском, который хорошо знаком всем спортсменам. Малфой с группой слизеринцев над чем-то потешается перед началом урока Зельеварения. Малфой шикает на него в коридоре, когда они скрываются от Филча после отбоя, приложив палец к губам и настороженно вслушиваясь в темноту. Насмешливо ему что-то говорит, скривив губы и сощурив глаза. С наслаждением указывает, гордо задрав нос, на свой значок с аббревиатурой Инспекционной Дружины по соседству со значком старосты. Нарочно сильно пихает его плечом, когда они со звонком покидают кабинет, тут же получая от Гарри толчок в ответ. Огрызается на какую-то неприятную ему реплику. Быстро и не оглядываясь ни на что вокруг проходит мимо в коридоре с настораживающе фиолетовыми тенями под глазами, цветом лица практически сливаясь с цветом школьной белой рубашки. Раскрасневшийся, выплевывает, брызжа слюной, атакующее заклинание, от которого Гарри еле уворачивается. Так очевидно дрожащей рукой держит Дамблдора под прицелом палочки, предварительно продемонстрировав тому свою Метку – страшный знак... Ах, Драко, но во что ты превратился? Что же с тобой стало, Драко? Как же ты…       Драко? Ты слышишь меня?       Если бы Малфой и был на это способен, он убил бы Дамблдора в ту ночь, но он медлил, тянул время. Ему ведь было страшно. Боялся за свою шкуру. Боялся Волан-де-Морта. Но что-то все-таки его сдержало, что-то ведь все-таки не дало ему тогда преступить ту запретную черту, после которой назад дороги нет – убийство. Даже под влиянием такой сильной эмоции, как страх, он не дал себе упасть в пропасть, из которой нельзя выбраться.       Пока не дал.