***
В нос била смесь запахов: пряности, приправы, свежие и высушенные цветы, фрукты, свежеприготовленная еда, что-то еще, явно незнакомое Авентусу. Он бродил между деревянных ларьков, выставленных полукругом, разглядывал всевозможные товары и диковинки, вслушивался в перепалки торговцев и покупателей. Крики, споры, гул, не прекращавшийся ни на миг — всё это вызывало старые воспоминания, от которых становилось веселее в этом мрачном и странном городе. Раньше (хоть и за это частенько влетало), ему очень нравилось слушать разговоры постояльцев — то были чуть ли не единственные крупицы информации о внешнем мире, жадно впитывая которые, он фантазировал о далёких городах, местах, в которых он мечтал когда-то побывать. Мечты уже порушились и забылись, но появившаяся тогда привычка внимательно прислушиваться к чужим беседам сохранялась по сей день, и он ловил слова окружающих, даже особо не задумываясь над этим. Бесконечные споры о ценах на пучок петрушки или что-то в этом роде, жалобы на нерадивых супругов, родственничков да прочих знакомых, последние сплетни и слухи… Имена, произносимые то с кротким уважением, то с нескрываемым презрением ему ни о чём особенном не говорили. Кроме своей матери тут он никого не знал, так что, услышав краем уха её имя, он, разумеется, обратил внимание. — Виола заходила этим утром, — обронила какая-то женщина, вытирая руки об промасленный передник, — ну, поведала мне, что Аретино с сынком невесть от кого вернулась. А ведь её мать, святая женщина, только недавно скончалась! Говорю тебе: она чарами убила мать ради дома. — Да ну тебя! — ответила её собеседница, накручивая прядь рыжих волос на палец, — будь она ведьмой, то могла бы… даже не знаю… Заколдовать себе какого-нибудь богача да жить с ним припеваючи! — Эх, не понимаешь-то ты!.. Не к добру это всё! — Прекрати это! — крикнул Авентус, рванувшись к женщинам, — это всё неправда! — Ты ещё кто, малец? — огрызнулась женщина, — мальчишка Аретино, что-ли? — Моя мать — не ведьма, она никого не убивала! — Станет она тебе рассказывать, — махнула рукой в его сторону женщина и отвернулась, — видишь, детёныш у неё полоумный. Только подтверждает, что с этой семейкой что-то не так. — Если он безотцовщина, то что с него взять, — покачала головой рыжая, — не бери в голову. А ты, мальчик, давай, брысь отсюда. И он действительно развернулся и пошёл. В голове Авентуса до этого никогда не возникало мысли перечить взрослому — это было для него чем-то странным, неправильным — каждый взрослый потенциально может оставить в таверне немаленькую сумму денег — а споры с непослушными детьми работников явно мешают этому. Но сейчас-то уже была не таверна, в конце концов! Эти клуши оскорбили его мать — единственного родного человека! Что плохого может произойти, если он скажет им что-то в ответ? Но как выглядел бы этот спор? Авентус что, начал бы выкрикивать все известные оскорбления, полез бы прямо на рынке с кулаками на этих женщин? Он бы им ничего не смог сделать, как бы они не хаяли его мать, он ведь всего лишь маленький глупый мальчик, которого надо ото всех прятать… Аретино залился краской и со всех сил пнул ногой камень, лежавший на дороге.***
Темнело в Виндхельме всё же очень рано. Обойдя с тем же поганым настроением ещё несколько соседних улиц, Авентус вернулся домой, стоило первым серым оттенкам лечь на небо. Хотелось есть, да и оставаться на улицах после темноты было страшно. Очутившись дома и наскоро перекусив, Аретино уселся на кровать и поджал ноги. В комнате царил полумрак, и за окном как-то тоскливо выл ветер. И Авентус, пропитавшись ещё большей тоской, так и сидел, думая обо всем, пока ещё через какое-то время, уже, наверное, совсем поздним вечером, ведь небо за окнами из грязного серого стало угольно-черным, не вернулась его мать. Она, кинув на спинку стула верхний плащ, облокотилась на стенку и какое-то время стояла молча, устало глядя на Авентуса. Он подошёл к ней и обнял мать, даже не зная, что сказать. То, насколько одинокой казалось ему жизнь в этом городе? Что он хотел защитить её — но от чего, рыночных сплетен? Тогда, стоя в обнимку с матерью, он вдруг осознал, что все те вещи, которые шепчут у них за спиной не имеют никакого значения, а смотреть и думать надо о настоящих проблемах. — И… что сегодня произошло? — наконец спросил Авентус. — Ничего, — вздохнула Наалия, отстранившись от сына, — не поверишь, как быстро разлетаются слухи. Понятное дело, что уничтожать репутацию своего дрянного магазинчика никто не хочет! Извини. Я не должна была при тебе такое говорить. — Я слышал, что на рынке о тебе говорят… — пробормотал Авентус. Он хотел было пересказать услышанное, но слова застыли в горле — мать уже наслышалась этого сполна, — я хочу отомстить. — Авентус, местью дело не поможешь, — ответила мать, — шевельнёмся, нам же хуже будет… Что мы против всего этого города?.. Нет, надо молчать и терпеть, только так, может, что-то и выйдет. Завтра я попробую зайти ещё в некоторые места — может, кто-то и не слышал об этих слухах… Или не берёт их во внимание. — Мам, мам, — сказал Аретино, — а может, нам стоит продать этот дом? Уедем подальше из Виндхельма — не могут же во всём Скайриме о нас знать. — Дом ещё продать надо. Честно говоря, иногда я боюсь, что эта рухлядь обвалится. Кроме того, наступают холода, — в подтверждение своих слов она закашлялась, — путь до другого владения и так опасен, а уж зимой да ещё по такой погоде… Нет, Авентус, мы тут пробудем ещё долго…***
В последующие дни история повторилась. Мать с утра до вечера ходила по городу в поисках работы, а Авентус бродил по городу, разглядывая всё вокруг и наблюдая за людьми. Со слухами он действительно постепенно смирился, да и то, что друзей среди местных детей у него не было, Аретино особо не смущало — его вполне устраивала компания Хелгирд, жрицы Аркея, которая рассказывала ему и о нордских традициях погребения, и о всевозможных ранениях, травмах и болезнях. От вида мертвых ему первое время всё же было не по себе, но и к ним Авентус потихоньку привык.***
Если бы не колючий ледяной ветер, бивший в лицо, то Авентус, может и полюбовался бы видом на Белую реку. Но глаз по-нормальному было не поднять, да и двигаться нужно аккуратно — а то итогом прогулки может стать либо череп, разбитый о камни, либо близкое знакомство с водами Белой. Здравой мыслью было бы найти себе занятие побезопасней (хотя бы на первое время!), но, услышав от стражников о прибытии аж настоящего торгового корабля Восточной имперской компании, все здравые мысли он незамедлительно отложил куда подальше и понёсся в доки. Он гадал, пустят ли его — кто знает, может, вход в доки был закрыт для простых горожан, не имеющих тут никаких дел — всё же рабочим мешать негоже. Однако в доках сейчас столпилась, наверное, половина города — столько людей в одном месте Аретино ещё никогда не видел. Корабль действительно казался ему произведением искусства. Авентус, конечно, не был искушён в кораблестроении, и ему на обычный рыбацкий бот было бы поглядеть интересно, а от судна Восточной имперской компании захватывало дух. Аретино протиснулся мимо местных зевак, чтобы получше всё разглядеть — всё же, хотелось увидеть не только часть самого корабля, но и торговцев (может, даже самого негоцианта) вживую. Торговцев пока не было видно, зато суетливо носились аргониане — работники доков с коробами, сундуками и мешками. Двое мужчин, богато одетых, что-то обсуждали друг с другом. Прежде только чем… — Эй, ящеры! — раздался грубый мужской голос, — а ну шевелитесь! Молодая девушка-аргонианка с увесистым сундуком, резным и украшенным, по видимости, драгоценными камнями, осторожно шла между разглядывавших её (а вернее, сундук) людей. И вдруг, её нога предательски неудачно встала на один из обледеневших камней набережной, и девушка, подскользнувшись, упала вниз, а сундук, отлетел в воды Белой, камнем пошёл на дно. Послышался мерзкий треск, и одна из женщин, стоявших ближе, закричала. Голова юной аргонианки превратилась в месиво. — Сундук! Выловите его сейчас же! — крикнул кто-то, — там были тысячи септимов! — О боги! — прошептала молодая нордка, закрывая лицо расшитым платком, — уберите… Уберите это отсюда! Отец! Отец! «А ну разойдитесь!» — прикрикнул на толпу один из стражников, тут же подоспевших к месту происшествия. Хоть кто-то, включая Авентуса, и подчинился этой команде, большинство, впрочем, расходиться и не собиралось, а продолжало разглядывать тело аргонианки. В голове Аретино все крутились эти секунды, растягиваясь, кажется, в вечность. Та девушка, у неё были свои мысли, мечты, жизнь — она могла бы общаться с Авентусом, может, даже дружить, но один момент — и все оборвалось. Так оборвалось.***
— В доках сегодня девушка разбила голову, — пробормотал Авентус, зайдя в зал мёртвых. Весь этот день он так и не смог выкинуть это из головы. Ни есть нормально, ни отвлечься у Авентуса не получалось, хотелось непременно обсудить это с кем-то. Под этим кем-то подразумевалась, разумеется, Хелгирд — пожилая жрица столько времени провела глядя на смерть, она-то должна была сказать что-то полезное! — Печально, когда кто-то умирает, но это неизбежно, — ответила Хелгирд, оторвавшись от стола, где в гробу лежало тело нордки в богатых одеждах, — что за девушка? — Молодая аргонианка, одна из местных работниц. — Смерть приходит и к молодым, и к старым, вроде этой матроны… Юноша, ты меня слушаешь? — Прости, Хелгирд. Просто это было так… внезапно… Она уронила в воду сундук, и даже о сундуке все волновались больше! «Перед богами все будут равны» — сказала каким-то странным голосом жрица. Авентус отвернулся. Может, перед богами и равны все, но какая разница? Сейчас всё это казалось ему таким несправедливым.