(ATEEZ – Sunrise)
Чонхо ожидаемо пришёл раньше, чем договаривались. Киму пора научиться не опаздывать. Но, кажется, это неотъемлемо. Хонджун идёт быстрым шагом по центральному холлу торгового центра. Первые свободные дни после экзаменов. Неделя была не из лёгких. Ким похудел, осунулся, круги под глазами выдавали его усталость. В совокупности со сменами в кафе, куда Хонджун также ходил по вечерам – это было заметно. Чхве ругал. Впервые даже повышенно. Но альфа лишь смотрел в ответ своим монотонным тёплым взглядом, говоря этим самым, что он всё и сам прекрасно понимает, но другого выхода не представилось. У матери Хонджуна не оказалось возможности доплатить остаточную сумму за обучение. Киму бывало совестно иногда за то, что он не мог ничего с этим сделать. Он вовремя устроился в качестве бариста. Это был самый оптимальный вариант. Его больше никуда бы не взяли с хорошей оплатой, учитывая такую большую загруженность по учебному профилю. Тем не менее оба заработка в итоге покрывали обучение Хонджуна. Остальное входило в семейный бюджет. Поначалу это было сложно. Со временем – дело привычки. Ким хотел бы не отягощать мать своими проблемами. Но она ему в одно время как-то сказала, что нет частных проблем, когда ты – семья, всё бывает временно, в том числе и трудности. «Когда ты найдёшь человека, ради которого тебе захочется переступить через себя, Джун~и, – не отпускай его...» Тогда мать Кима посмотрела особым взглядом на сына. Таким обычно смотрят недолго, с едва уловимой интонацией печали вперемешку с задумчивостью. Это получается по-своему осмысленно. Как пресловутая недосказанность. Она пролегла полосой, оставив осадок. У Хонджуна не хватило тогда сил опустить её фразой: «Ты про отца так же думала?» Он промолчал. Не хотел поднимать эту тему. Так как знал, что это бесполезно. У Кима после ухода отца – провал. У матери – тёплые воспоминания, которые она и по сей день бережёт. Хонджун не может примириться с тем, что человек, растоптавший всё в их жизни, может оставаться выше этого, чище, надолго ещё в памяти. Без ненависти. У Кима этого не получилось. Сын не понял отца. И не принял ухода. Тема под запретом. Рана осталась, боль ушла. Детские травмы склонно преувеличивать до особого спектра насыщения. Хонджун такого не ощущал. Всё проходит. И этот период жизни также минул. Сейчас главное эту рану не ковырнуть. Там образовалась плотная корка, такую нелегко рассечь. Чхве, завидев друга на горизонте, помахал тому рукой. Они поравнялись, когда Ким уже дошёл до середины зала. В целом, они собирались убить время за бессмысленным. А конкретно – за покупками того, чего и не нужно, но бывает периодически необходимо. У Хонджуна наметилась цель – что-то из литературы по психологии. У Чонхо всё стандартно – новый блокнот, когда старый исписан до корочки. – Привет, Чонхо. Прости, проспал. – Я впервые скажу, что я этому рад, что причина твоего опоздания – это сон, Джун, – Чхве улыбнулся, он сегодня выглядел более расслабленно. Экзаменационная неделя потрепала неплохо и его. Рацион почти каждого дня и вечера состоял в то время из зубрёжки, повторения и снова зубрёжки. Замкнутый круг, попробуй сойти в сторону. Чонхо упрям, от того и результаты все были с высшими баллами. Хонджун почти от него не отстал. Разве что в углублённой рекламной журналистике. Это было слабым местом Кима. Хонджун посмеялся с этой реплики друга, похлопав того по плечу. Улыбки-месяцы в глазах. Лёгкость от того, что, наконец, можно на пару недель выдохнуть спокойно. Не пытаться урвать сон по драгоценным часам, не переживать понапрасну: «А если сейчас не сдам?.. Боже, это ещё же дополнительный вопрос и день вдобавок...» Позади – начало. Впереди – неоконченный финал. Парни прошлись по всем отделам. Заглянули туда, куда вовсе не планировали. Как это обычно и бывает: возможность свободного времени преподаёт и возможность нерациональной её растраты. Уже подуставшие и довольные они просто прогуливались по вечерним улицам Сеула, заскочив по пути домой за кофе. Хонджун привык только к латте. Ким как-то давно выдвигал на обсуждение тему с приглашением на вечеринку того самого Минки. Сейчас наступал очередной момент уговоров беты. Чонхо данной идеей тогда не загорелся, сказав, что для него это пустое. Он не умеет себя вести в такой обстановке. У него другой склад ума. Про вкусы музыки можно вставлять по умолчанию «отсутствие совпадений с молодёжным течением 99%». Один процент теряется в паре общих треков, которые иногда мог слушать Хонджун, а Чонхо кивать, что пойдёт на пару раз переварить для него. Но не более. – Ну а вдруг тебе понравится, Чонхо? Я сам не имею представления о таких тусовках, но говорят, что там вправду бывает весело. А нам бы сейчас, как двум задолбанным ботаникам, не помешало бы расслабиться. – Так и скажи, что идёшь туда, потому что отказать Юнхо не смог. – Он здесь ни при чём. – А кто тогда? – Да вовсе никто. Что за выпытка? – Ким напрягся. Чхве был спокоен. Вопрос вроде без подвоха. Вот только он самый в этом ключе и наблюдается. «А кто тогда?» Хонджун бы сказал, если бы сам до конца в этом был уверен. И вроде бы сейчас нет этого острого желания увидеть его, хотя бы мельком, издали. Но под коркой чешется. Разум даёт противоречия. «Будь осторожнее. Дальше глубже. Тони». – Это называется участие в диалоге, Хонджун. А ты уже весь насупился. У меня возникают определённого рода мысли по этому поводу. А ты знаешь, я настойчив. Лучше сразу скажи, чем потом узнаю я. Да, Джун? – Мне нечего тут добавить, Чонхо, – улыбка, прищур, ровная нота. – Ко мне заскочим? М-м? Мама сегодня в вечернюю заступает. Можешь даже на ночь остаться. Чхве уловил этот скачок. Сделал выводы и мысленную пометку: «Вернуться к этому позже». Ким уже в это время рассказывал что-то из области "из познания к определению", о чём Чонхо немногое понимал. Ему бы преподать логичное, обоснованное. Что-то, за что можно зацепиться и потрогать. Не это метафорное, которое по сути полое. Ким – больший мечтатель из них двоих. А Чхве – реалист с привилегиями. Но оба находят себя в одном. – Насчёт вечеринки кстати, Джун. – ...и вот когда твой ориентир направлен на достижение... А? – Ох... Да тебя не заткнуть похоже. Хонджун рассмеялся в голос. – Прости, я увлёкся, Чонхо, – взгляд искрился. Киму было действительно хорошо сегодня в компании друга. От того и рот не закрывался дольше минуты. Чхве слушал и не перебивал довольно долго. Нонсенс. – Ты сказал вечеринка?! – Да, Джун! – в деланной манере поддел его бета. – Так, я слушаю внимательно. Правда, – а в глазах те же смешинки. – Если уж ты так загорелся этой идеей и готов пойти только при условии моей компании, то, кажется, у меня нет вариантов для отступления. Но я вряд ли стану много пить. Я к алкоголю слишком восприимчив. Не будем даже вспоминать тот вечер посвящения. – О боже, нет... Не будем, – у Кима новая волна смеха. Чонхо её подхватил. – Это было стыдно. – Очень. Поэтому я сразу пас. – Я, скорее всего, тогда тоже... – Не зарекайся. Тебе как раз бы расслабиться не помешало, работник месяца. – Ты проследишь за мной? – Разумеется, Джун, – тяжёлый наигранный вздох. Оба парня уже заходили в квартиру Кима. Вечер предстоял длинный, наполненный размеренным общением двух лучших друзей, что никак не могли урвать общего времени на это.***
(YUNGBLUD – casual sabotage)
Сонхва заебался. Чисто без "между". Ему кажется, что его похуистичный склад ума претерпел свои качественные изменения на протяжении этих восьми дней "от" и "до". Состоявшаяся, наконец, на радость родителям встреча с сыном господина Ю вывела на последнюю стадию выкипания. Выкипания всего: гнева, терпения, мнимой покорности, чувств собственной безразличности к ситуации. ДжиХун, как и ожидалось, вёл себя подобающе всем, типичным в представлении, альфам – говнюком, мнимо полагающим, что произвёл должное впечатление на будущего жениха. Это мнение Пака укоренилось сразу, с порога их прибытия на официальный визит двух глав компаний. Народу было немного, дабы не смущать приватность всей обстановки. Ведь ещё ничего не решено. Сонхва рад, что отец пока боится делать открытых шагов. «Плюнуть выше не можешь, да? Трус...» Господин Ю владел общими акциями на 70% капитала. Это весомый аргумент в том, чтобы не иметь пока возможности говорить на равных в голос. Приходится "приговаривать". Господин Пак от этого преклонения бывает каждый раз взбешён, но уже после этих самых обедов. Эмоциональную трактовку он устанавливает сам для себя железную. Никаких возражений, противоречащих его планам формулировок – всё это старается фильтроваться, а затем преподноситься в более лаконичной форме. Подогнуть голову – не прогнуться окончательно. Это видит даже сам Сонхва. Его отец всё-таки собственный авторитет ни за что не принизит. А плохо это или хорошо: играет уже второстепенную роль. Ведь идея помолвки лежит в умах с обеих сторон. Дави на одну чашу – перевес кинется на другую. ДжиХун прожигал его своим тёмным взглядом. Одет был также: по-горячему дорого, в чёрном. Пака раньше такие открытые мажоры даже могли бы зацепить. Сейчас – поверхностная картинка, упор на деньги и власть, ощущение огромной собственной значимости. Скучно. Омеге здесь невыносимо скучно. Разговоры про бизнес, политические новости в сфере продаж... – Как дела у вас в семейном очаге? «Серьёзно? Так ещё кто-то общается?» Паку неимоверно смешно от этого фарса. – Ваш сын, кажется, учится в университете с экономическим уклоном? – Да, всё верно. Я стараюсь привить ему хорошие знания, в будущем ему это будет необходимым. «Как там Юнхо? Отошёл ли от своего тупого заёба? Если я напишу ему с приглашением пропустить пару стаканов, он меня пошлёт дважды?.. Бля, да со всех сторон какой-то тупик... Кто из нас ещё тут омега?..» – Сонхва, ты слушаешь, о чём мы тут говорим? На Пака смотрят отец глазами-молниями, сам господин Ю и благоверный сынок последнего. Про благоверность, пожалуй, лишнее. У этого самца, скорее всего, уже послужной список из вытраханных им омег. Поболее, чем у самого Сонхва. Это видно. «Боже, да не смотри ты блять так на меня!» – Да, отец. Прости, задумался. – Эти юные умы такие ещё невнимательные. ДжиХун также порой себя ведёт. Я каждый раз уже знаю, когда он меня пропускает мимо ушей. – Пап, ни при всех же раскрывать мои огрехи. Я стараюсь понравиться сыну господина Пака, – шуточно заявляет этот альфа. Все подхватывают эту расслабленную ноту в разговоре. Отцы одобрительно хвалят ДжиХуна за это достойное замечание. Паку резко хочется блевать. И уже не в шутку. Сонхва выворачивает долго. В его ванной чёрные пол и плиты, в контрасте с его мертвенно-бледным лицом сейчас это смотрится, как никогда, удачно. «Течки ещё полтора месяца не должно быть! Что за хуйня?..» Пака ведёт, ноги дрожат. Он присаживается на бортик ванны. Ему нужно провериться. Хотя это без толку. Он чист. Он знает. Отношений не было ни с кем настолько давно, что Сонхва скоро полезет на Юнхо от безысходности. Смешок. Нет, это уже будет явный перебор. Куда ему до его розововолосого. Там же чувства. Там это самое "высокое", до которого омеге и не доплюнуть. «Пак, а ты ползи дальше по однодневкам...» Кривая улыбка. Стук в дверь неприлично громкий. Явно не мать наведалась проверить его самочувствие. – Эй, Сонхва, ты там в порядке? «Что этот мажор здесь забыл?» – Свали. Я спущусь через минуту. Пак слышит, что дверь после этой фразы распахнулась, а приближающиеся шаги растолковали о том, что со слухом у этого альфы явные проблемы. ДжиХун встал в проёме ванной. Есть люди, которые занимают собой пространство, чтобы лишь показать степень своего превосходства. Есть те, кто желают в это своё пространство втеснить и тебя, чтобы показать, что разделяют с тобой одно общее. А есть те, кто им просто хочет задавить, прижать к полу, морально унизить, продемонстрировав сей статус. Намеренная попытка ведёт к фаталу. Паку настолько похуй, насколько его лицу даже лень поднять взгляд в ту сторону прохода. Сонхва ополаскивает лицо, сплёвывает, моет руки. – Ты с гостями всегда так вежлив, или это особое обращение лишь ко мне? – Подкат отстойный. Поехали дальше. Чего хотел? – А мне говорили, что ты нетипичен. Это интересно... – Интересно, когда ты свалишь? – Через пару минут. Приличия нужно всё-таки соблюдать. С моей стороны. – С моей не надейся. – Я тебе так противен? – Сонхва устал от этих тупых перебросок. Фразы в стену. А стена стоит и активно пытается показать, что уникальна. – Ты мне безразличен. Я со всеми так веду диалог. Не обольщайся. А теперь, если мы с подобием вежливости покончили, можешь съебаться из моей комнаты. Будь так любезен, – фирменный оскал. На него даже хватает сил. Пак готов сам уже утопиться здесь в раковине, лишь бы его не трогали именно сейчас. Тело дрожит. «Таблетки?.. Чёрт!» – Нам ещё с тобой предстоит поучиться любезности. Но, к сожалению, не сегодня. До скорой встречи, Сонхва. Рад был знакомству, – с этой репликой ДжиХун поворачивается на 180° и уходит в сторону двери. Последний взгляд был брошен слишком похабно. От такого Паку повторно захотелось вывернуть свой желудок. Притерпелось само. «Он слов вообще не понимает?!» Омега остаётся в комнате. Отец наверх не поднялся ни через 5, ни через 15 минут. Значит, этому ДжиХуну хватило ума предупредить о плохом самочувствии его новоиспечённого жениха. Сонхва от одной этой мысли закипает. Лёд трескается, пенится. Огонь жжёт стенки. Внутри теплота больно разгорается от одного осознания, что: «Пак, тебе же придётся это сделать...» «И вообще нужно уже блять позвонить Юнхо. Так больше продолжаться не может. С момента начала экзаменов от него ни слова. Неужели он так занят был? Как всё сдал?» У Сонхва всё плачевно, но в пределах допустимого. На следующий семестр перевели. А вот для Чона важно показать результат. Пусть и не самый лучший, но зато самостоятельный, свой. «Чёртовы принципы. Тоже упрям. Альфа же...» С этими последними размышлениями Сонхва проваливается в свою топку, где ещё на периферии полусознания маячат розовые блики...***
(Park Chanyeol – All of me)
Уён не соврёт, сказав, что прежде так собой в жизни не гордился. Сдача всех экзаменов прошла весьма успешно, Ёсан остался доволен. Пари выиграно. А пара мешков под глазами – это мелочи. Исправятся после одной охлаждающей маски. Аппа вчера ему купил, когда они семьёй ездили за покупками. Обычные выходные, общее времяпрепровождение. Младший это ценил. Старался показывать своё участие во всём: суетился по магазинам, искал нужное вместе с аппой. Правда, Юнхо был мрачен. Допытаться – приём отточенный. Но не сработало. Уён был удивлён, но попытки оставил. Кажется, это что-то посерьёзнее экзаменов, которые старший Чон сдал вполне успешно. Кроме одной пересдачи. Но это тоже мелочи. Её он тоже в итоге исправил. Дело здесь крылось совершенно в другом. В том, в чём пока степень откровенности между братьями не дошла. Уён не соврёт уже дважды, сказав, что эта тема для него вызывает сильную степень неловкости. Особенно, когда брат полагает, что ты девственник. Младшему и вправду от этой ситуации тяжело. Единственная пропасть, которая растёт и давит. Опухоль, что готова лопнуть. Всё мерзкое наружу. Но разве то, что происходит между Саном и им самим – мерзко? Омега не знает, как это охарактеризовать. Ему хочется взять всё это – и под красивую упаковку. Только Ёсан её не даст завернуть. Эта упаковка – тонкий шелестящий пакет. Тронь – надорвётся. Сану уже в ней тесно, по-видимому. А Уёну не хватает скотча. Два противоречия. Две проблемы. Решить одну – вскроются обе. Замкнутый круг. Давление под усиленной тягой. Такое для Уёна уже привычно ощущать. Но видеть брата поникшим и каким-то зажатым тяжело. Младший чувствует этот дискомфорт. А ещё колеблется между двух огней. С одной стороны Ёсан со своей внутренней закрытостью, с другой – Юнхо с неизвестной пока проблемой личного характера. Выбирай и дави. Но Уёну впервые хочется быть тем, кому захочется довериться и раскрыться без этого. «Почему же они мне ни о чем не говорят?..» Омега понимает, что где-то его безупречная оболочка начинает крошиться, сердце ударяется в такт его трещинкам, которые копятся постепенно и расползаются пресловутыми узорами. Юнхо в детстве не раз повторял брату: «Ты особенный у нас, знаешь? Твоё сердце ближе к ангелу, что сидит на твоём правом плече. От этого ты такой честный, Уён~и... Не забывай об этом...» Уён не забыл. Но эту теорию сам и опроверг. Глупо. Хотя что может быть глупее сейчас его уверенности в том, что они с Саном смогут быть по-настоящему вместе? По приезде домой Юнхо ушёл к себе. Младший помог разобрать сумки аппе. Отец уехал сразу же по запланированной встрече, не оставаясь даже на ужин. Идеальный момент. Лови и вперёд. Но ведь это не так просто. Уён колебался, но всё-таки спустя какое-то время решился потревожить брата. Сам. Стук в дверь непривычно отозвался с той стороны. «Никто давно ко мне не стучит...» – Уён, ты что ли решил побыть вежливым? Макушка просунулась через приоткрытый дверной проём. – Да, я. Можно с тобой поговорить? – Ну-у, конечно... О чём ты хотел? Омега пулей залетает к брату, располагается на соседнем участке кровати и смотрит как-то выжидающе. Юнхо не по себе. Серьёзный Уён, который ещё и молчит больше пяти секунд. Здесь стоит задуматься. – О тебе, хён. Старший в ступоре. Смотрит, не моргая. Заметил. Конечно, заметил. Это же Уён~и. Видит эмоции, читает их, если они отличительны от белых. А у Юнхо в последнее время скрывать как-то не получается. Всё очевидно и наглядно. Хонджуна он видел всего пару раз за ту злополучную неделю. И из-за этой пары раз у него всё сжималось в районе груди, там – где так глубоко, что просто уже не дотянуться. Ким был сам не свой. Загружен, утомлён, не особо приветлив. Чон дважды наведывался к нему в кафе. Разговор не клеился. Хотя Джун активно пытался всем своим видом показать, что он в порядке. А Юнхо вот – нет. Видя такого Кима, он еле держал себя в руках. Хотелось обнять. Просто. Без формальностей. Без интимного намёка. Вроде это легко. Так поступают люди, когда хотят показать свои участие, заботу, любовь... Что хотел показать этим Чон? И как бы на это отреагировал сам Ким? Рискнуть не хватило духу. Затем даже руки чесались от злости. На себя. За то, что трус. Что не готов. Что не признаёт... Не признаёт свою симпатию до конца, отталкивает до сих пор. А она крепко держится, связанная морскими узлами. С ней только на дно, без неё – туда же. Один исход: распутать – не выплыть. В голове набатом звучит неизменное: «Не примет...» Тихим эхом по стенам собственной комнаты. А в ней всё провеяло этими мыслями. Они осели на каждых полке, углу, постели... В последней их больше всего. Юнхо за это стыдно немного. Но он не может противиться, когда желанное становится настолько чётким образом, что не единого вздоха не посмеет вырваться, чтобы эту фантазию спугнуть. А сейчас на этой самой постели, которая пропиталась этим ночным позором, сидит Уён и ждёт того самого ответа, что же происходит со старшим братом. «Какая ирония, да, Юнхо?» – А что обо мне? – Хён, я это вижу. Можешь только не врать мне. Мне самому неудобно, я признаюсь... Но мне тяжело на тебя в последние дни смотреть. Я не знаю, что у тебя случилось, но в любом случае всё же исправимо, да? – за этот взгляд, что направлен сейчас на него с наивной надеждой, Юнхо готов сделать, что угодно. Его Уён~и. Его. Родной брат, которого оберегать хочется порой даже от самого себя. Но стоит ли об этом говорить сейчас, когда он сам в паре минут от того, чтобы разрушить этот образ идеального старшего хёна. Тонкая зыбь. Уйти под неё тихим погружением – обратно уже со всплеском. – Не всегда, Уён. Так происходит не всегда. Повисла тишина. Тугой ватой окутала их обоих. Но не давит, а облепляет со всех сторон. Молчание воспринимается, как подготовка к доверию. Но с ним проблем никогда же не было. Юнхо безоговорочно доверяет младшему. А младший готов от этого завыть в любую секунду. Потому что уже подвёл. И достаточно давно... – Мне нравится один человек... – не с того вышло начать у Юнхо. – Уён, прошу, только об этом никому не рассказывай. Даже своему другу. Даже Ёсану. Значит что-то серьёзное. Альфа знает, что брат делится с Каном обо всём. Уён этого не скрывает. Поэтому оговорённая степень приватности данной беседы уже сама себя прописала в разряд тяжёлых. Непривычно. – Это настолько серьёзно, да?.. – Да, – глубокий вздох. Тело напряжено. Старшего не отпускает ещё мысль, что зря. Зря он это Уёну. Но ведь брат. Брат, которого он любит, и который сейчас сидит с таким переживающим лицом, даже не зная ещё толком, о ком пойдёт речь. Скверное всё-таки у старшего предчувствие. – Тогда я обещаю, что никому не расскажу об этом. Чтобы ты не сказал, хён, я выслушаю, – ладонь потянулась к старшему. Юнхо опустил глаза. Уён взял его за руку и просто так держал, взглядом давая понять, что уже готов к монологу. Альфа всё ещё медлил. – Хён..? – Ты будешь удивлён, скорее всего, Уён~и... Но понимать этого я тебя не заставлю. У младшего едва округлились глаза. Кажется, он немного нервничает. Старший и сам готов уже соскочить с кровати, с разбегу выбежав в окно, и туда – на асфальт – тёплой лужей, с ещё бушующим штормом внутри. Но Юнхо пока держится. Держится за эту самую тёплую ладошку, что так сильно начала сжимать его собственную. Улыбка тронула его губы. Перед глазами его взгляд: узкий прищур ресниц, что отливал ореховым, а в волосах – розовая карамель. – Уён, я влюблён в альфу, – стальная пауза. – Он учится у нас в университете...***
Юнхо разбудил утренний звонок. На часах 8:46. «Кого там блять?!.» После вчерашнего самого длинного разговора по душам в его жизни старший Чон был неимоверно вымотан. Уён хотел знать имя. Его альфа не назвал. Так спокойнее, так нужно. Подставлять Хонджуна не хотелось от слова совсем. А что придёт на ум его младшему – остаётся предугадывать. Это же Уён~и... – Кто?.. – Я, – доносится такое же недовольство в ответ. – Блять, а поконкретней? – и плевать на словесность. Юнхо слишком туго совладать с утра с логикой. – Чон, ты ахуел совсем? Ну, конечно. Сонхва. Кто же ещё с ним в такой манере будет вести диалог. Можно было и по пресловутому «Я» уже всё понять. – Чёрт, Сонхва... Ага, понял. Я спал вообще-то. – А то я не догадался, умник. – Так обычно не мирятся, знаешь, хён... – Со словом "обычно" не ко мне. Ты знал, на что подписался. Тихий смешок в трубке. Юнхо перевернулся на живот, потёр глаза. Сон уже окончательно испарился. Остатки его сна – нет. «Почему это так не работает?..» Пак молчал. Возможно, обдумывал, что сказать. Хотя это также однозначно не к нему. У Сонхва мысли – ветер. Их несёт целенаправленно и вихрем, наружу. Если ему есть, что сказать – он скажет. Но вот молчал же 9 дней как-то. Для Юнхо это казалось вечностью. Но гордость, чтоб её... – Покурим? – У нас каникулы. – Тебе въебать, Чон? – С левой, если можно. У тебя этот удар так себе... – К часу у кафе за университетом. А дальше посмотрим. Манера Пака "затыкать" отработана с уникальным пафосом. Юнхо уже привык. Но это означало лишь одно, что омегу подбесили. Такое облегчение с долей превосходства. Пусть и мнимого. Юнхо не быть выше, ему это не нужно. Но задеть лёд, пустить тонкие трещинки и посчитать, сколько их пересечётся – чистый кайф. "Не повторять в домашних условиях!" – как пометка, на случай, если кто-то захочет провернуть тот же манёвр. Такое может стерпеться только от Чона. И он об этом, конечно, осведомлён. – Понял тебя... Я... – тяжёлый выдох. Что-то ещё просится наружу, что-то по типу этого дружеского, даже типичного, сопливо-честного. Но в их отношениях, пожалуй, скорее всего будет применимо что-то по типу: «Ты там сам не загнулся на той неделе?» Или даже: «Руки что ли отсохли за девять дней написать, как я?» – Я тоже, Чон, – и звонок оборвался. Гудки. А Юнхо лежал и улыбался, как последний дебил. Всё-таки у них это не просто так. Чон понимал, что с Сонхва будет трудно и одновременно легко. С этим постоянным "между", но не приевшимся. Для альфы это даже необходимо, чтобы равновесие поддерживалось. Именно по нему Чон вот так определяет свою важность в этом странном тандеме. Им пророчили быть парой уже все, кому это не лень было сообщить в лицо так прямолинейно и нагло, что приходилось каждый раз стопорить Пака от применений рукопашной. Но до этого тоже доходило по первым годам его курса. Смешно. Сейчас это и вправду смешно. Теперь их дружба в доказательствах не нуждается. Она существует обособленно и на равных. Существует для них. Полезешь – наткнёшься на стену изо льда и штурмующих волн. Лучше и вовсе сюда не соваться. Минки это тоже усвоил в своё время. У них с Юнхо своя дружба. Отличительная от союза с Сонхва. И Юнхо это как никто понимает, принимая обе стороны. Оставаясь собой в обеих. Просто так надо. Когда эти двое пересекаются, Чон видит эту самую суть. В каждом понемногу его самого теперь, разве что поделено не поровну. Но кому это важно сейчас?..***
Встретились чуть позже. Пак никогда не приходил вовремя, а Юнхо просто не хотел ожидать. Над зданием привычная вывеска. Зазеркаленная витрина даёт ощущение её внутреннего уюта. И та самая дверь, где звонкий колокольчик каждый раз оповещает о лучших часах теперь в его жизни. Почему Сонхва выбрал именно это кафе? У Кима вечерняя смена сегодня, поэтому пересечься им не грозит. Не грозит для Юнхо. Прошло четыре дня с момента этих полуулыбок и искреннего: «Юнхо, спасибо, что зашёл. Ещё увидимся». Для Чона это было значимо. Ким вряд ли представляет себе насколько. А у брюнета уже сложен в голове их последующий этап. Хотелось общаться намного больше, ярче, свободнее. У Юнхо столько этого для Хонджуна, что за весь год не вывезти. Но вывозить будет нечего, если изначально нет прицепа. Односторонний жгут накручен, но не закреплён. Пак стоял ближе к бакам за углом кафе. Курил. Чон, подходя к нему, заметил, что тот ещё больше похудел. Длинные ноги стали ещё стройнее в обтягивающих рваных джинсах. «Он бы их носил, наверное, не снимая...» – И без меня? – замок, щелчок, огонь. Пак подкурил Чону. – Не удержался. Ты чего так прихорашивался долго? – Бля, хён... – Да не зови ты так меня, – Сонхва закатывает глаза, выдох через ноздри. Прошибает мгновенно. Ему не хватало этого. Дома курение под запретом. Ебучий консерватизм. Он же продолжатель рода, по мнению отца и матери. – Уже можно "дорогой"? – Я тебе, правда, въебу, но сразу по яйцам, Чон. Козырять перед розововолосым будет нечем. Удар. Под дых. Без касания. И вправду, – у Пака он отработан на отлично. Сонхва перемену во взгляде уловил. Сразу своим холодным прищуром считал всё, что ему довелось разглядеть за эти три секунды. – Он до сих пор не знает. А ты мучаешь себя дальше. 1:1, Юнхо. – Почему 1:1? – Потом поймёшь. Пошли вовнутрь. Я кофе хочу. Мысль без дополнения. Ответ без пояснений. «Он стал немного другим... Но остался всё тем же засранцем». Юнхо скрыл улыбку в вороте толстовки и с этим глухим монологом зашёл за Паком следом.