***
(Jonghyun – Let Me Out, Jonghyun – Inspiration)
Музыка приглушённая. Алкоголь уже растекается приятной болью и облегчением. Паку в кайф. Таблетки забыты, как предмет ненужности, как лишняя анестезия, при которой хочется лишь блевать. Бутылка пуста, мысли Сонхва в эту минуту – тоже. Его плавные движения приурочены к скольжению по вакууму и абсолютной отстранённости от реалии. Рубашка на пару пуговиц расстёгнута. Так свободнее дышать, так кожу приятно холодит лёгкий ветер через полуоткрытое окно. Сонхва словно не хватало кислорода, чтобы им вдохнуть. Ужраться он ещё не успел, но ноги ватно ощущались уже где-то отдельно от тела, хотя перемещались по этому гладко-скользящему полу идеально уверенно. Паку была присуща эта грация. Природное превосходство "породы". Высокий рост, отточенные черты лица, характер. Всё, чем мог бы владеть любой альфа. Но Сонхва – не альфа. И это бьёт куда-то ниже уровня его самооценки, мажет по ней, задевая, но не выводит пока окончательно. С этим можно ещё мириться, когда к тебе не относятся по-скотски, не принижают твоё слово. Пак этого не ощущал уже давно. С момента знакомства с Чоном – прочувствовал в полной своей натуре. Планка уверенно закрепилась, броня приоткрылась, чтобы перешнуроваться на время. Юнхо не до конца осознает своё значение в жизни омеги. Он даёт, не забирая. Пак забирает, но не отдаёт. А равновесие всё равно держит свой монумент и не двигается с места в сторону. Сонхва не понимает, а Чон это не комментирует. Ни разу со времён их дружбы. Дверь впускает слух, режущий бит, отдалённую чужую ноту цитруса и своё: – У тебя здесь спокойнее, хён. Ты как? Сонхва замирает на секунду, поворот вышел слишком резким, отчего-то надломанным в этом мягком атмосферном уединении своего избитого разума. – Относительно упитый, как и ты. Хотя не предпринял пока попыток рефлексировать, Юнхо. Уже считал, как книгу по обложке. В отличие от большинства, Пак это делает безошибочно точно. – Хонджун пришёл, хён... Сонхва всё также проезжает своими бесконечно длинными ногами по пространственным кругам спальни, трек сменяется на другой, стакан уже полон новым алкоголем из бара Сона. Всё по негласной паковой схеме идёт своим ходом. Один Юнхо наполняет её невписывающимся волнением и лёгкой хрипотцой в голосе. «Когда успел снова захмелеть?..» – Я не понимаю, почему тогда ты до сих пор со мной разговариваешь, Юн? Твой розововолосый заскучает, – омега подмигивает своим правым глазом, разводит свою фирменную полуулыбку, отпивает из своего стакана. – Просто я не знаю, как ему сейчас на глаза показаться... – голова опускается, рука зарывает волну прибоя. Чон влип. Очень влип. – Ох, Юнхо... – глоток. Сонхва тяжело присаживается на край кровати, вытягивая вперёд свои ноги, одной рукой находя опору себе сзади за спиной. – Ты признался? Или ещё чего успел вытворить? Альфа подходит ближе, наливает себе в свой ранее оставленный стакан на столике рядом, проводит взглядом по содержимому стекла и резко глотает. Паку не нужно говорить того, что уже известно. Не нужно объяснять то, что уже понятно. Недоступность для Сонхва не представляется возможной. Она рассеивается, как вспышка. Проходит мимо туманом, не оставляя за собой ничего. – Я его поцеловал, хён... У Пака загорелись глаза. На секунду аметистово-синим. Потухли спустя вторую. Лицо не выдало ничего. Тело давно уже находилось в паралитическом состоянии, иногда подавая признаки рефлекторной деятельности за добавкой выпивки в стакан. – И он ответил? – Я не думаю, что это можно расценить, как "да"... Он так испуганно смотрел, боже... Это пиздец, хён, – глаза снова горели едва различимо на радужке алым. Пожар уже прогорел, дотла истлело всё внутри. Теперь менять что-то поздно. – Пошли, Юнхо. Я устал здесь отсиживаться. Пора в толпу, где уже все под градусом разврата и похоти. Хотя куда им там до нас? – прищур хищника, оскал надменно-тонкой линией. Тело уже встаёт со своей горизонтальной опоры. Чон закатывает глаза. Сказал мимо. Пак услышал, но перевёл. А это значит, что механизм неизведанного им плана уже запущен. Идти наперекор бессмысленно. Иногда и чревато. Это Сонхва. Омега проплывает мимо, прихватывая свою бутылку, пустую на треть, оборачивается уже у дверей на Чона: – Знаешь, начиная с определённой точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо ещё достичь, Юнхо... С этой фразой Пак распахивает дверь, выпуская наружу эту тяжесть. Тяжесть двух противоположностей ума и воли. Двух разных течений "по" и "против". Юнхо решается найти Хонджуна. Эта ночь ещё бесконечно длинная...***
(Laurel – Fire Breather)
Ким не подозревал, что может столько выпить за рекордно короткий срок. Чхве не ожидал, что сможет услышать такое откровение от своего друга, будучи с ним не в приватной обстановке. Два сопоставляющих фактора сыграли свою роль, и теперь обоих связывает эта высказанная правда. – Джун, ты понимаешь, что с ним лучше не иметь никаких отношений. Я тебе и сам рассказывал, но тогда даже не просчитал, что тебе эта информация нужнее, чем просто слухи, – Чонхо отлично умеет владеть собой в любой атмосфере. Рядом сидящие девушки-омеги кидали уже с пару раз подряд заинтересованный взгляд в сторону беты. Кима словно не замечали. Предположительно принимали того за "равного" по виду. Чхве это заметил. Реакции в ответ последовало прямо и в ноль. Мимо и в обход. Ни задеть, ни уцепиться не удастся. Просто для Чонхо это не представляет интереса. Отсутствие данного факта фатально крошит все перспективы. – Я не считаю, Чонхо, что стоит верить всему, что лежит на поверхности. Он просто сам не показывает другую сторону. А мне кажется, она есть, Хо... – Ты сильно нарвёшься, пока до неё докопаешься, Джун. Но я предупреждал, – залпом глоток, лицо ни на грамм не изменилось. А Чхве пьёт уже крепкий алкоголь, что подливают ему те самые девушки. Одна располагается ближе. Но по цели своего плана – на другом конце комнаты и за стеной из бетона. Наивно и так открыто. Их разговор перетекал такими контр-выпадами. Ким, в основном, не надеялся. Просто терзаться – это залог продвижения вперёд. Для него. Ступенью не выше, а прямо. Стоит об этом подумать, как в голове рождается бессмыслица из пустого нетканого материала. Оплетает, но рвётся, оставляет зацепки, создаёт видимость какой-то призрачной надежды, что таится в этом уродливом коконе из материи. Внутри лежит Ким. Резко бьёт в нос. Боковым зрением Чонхо замечает перемену, улавливает инстинктивное поведение друга. Головой ведёт влево, а оттуда из двери, что была всё это время заперта, выходит высокий блондин. Сонхва. Чхве знает, почему у Хонджуна резко обострилось обоняние. Это невероятно, почти на грани этого пункта. В комнате, где смесь ароматов достигает своего апогея, где запах алкоголя превышает все ноты личного шлейфа, Ким учуял его в паре метров, не видя. Бета делает на этом мысленно пометку. Он вернётся к этому факту позже. Хонджун теряется. Резко и по-глупому. Его альфа начинает просыпаться. Ещё запертый, но чувствующий скорое освобождение из собственноручно выделенной им клетки. Взгляд разметался по толпе – всё мимо. Пока однако Ким всё-таки не выцепляет эти глаза. Сонхва приближается ровно к ним. В их с бетой сторону. Тяжёлый вздох, пальцы как-то покалывает, стопка с соджу забывается, что вообще находится в руках. Киму хочется запечатлеть этот момент. То, как Пак его умеет заполнять собой. Волосы мягко убраны назад, одна прядь спадает на лоб, грудь оголена критически, но допустимо. А Хонджун готов и вовсе застегнуть прямо сейчас все пуговицы до последней, лишь бы предательски не дрожали в этот момент его руки. «Как и у Юнхо, да, Джун?..» Вспышкой кадр. Плечи. Выдох. Всё не так. Всё абсолютно не так... Вот он. Перед ним. Человек, что заставляет чувствовать себя ярче, заметнее, и в то же мгновение опускает до уровня низшего, не стоящего и мизерного отголоска его внимания. Это необъяснимо, но это работает умело. Есть грани, которые давят. А есть рамки, которые растяжимо натянутся, чтобы тебя пропустить. И Хонджун находится в последних. Ким лишь не может определиться, пускает ли его сам Сонхва в них, или же это вход без приглашения?.. Волны омывают сзади. Маячат сбоку и чуть поодаль. Юнхо. Конечно. Они же друзья. И быть здесь вместе им даже по умолчанию положено. Чонхо анализирует. Рядом с Кимом – свободно. Рядом с Чхве – те самые улыбки-намёки в облегающих платьях. Перестановка мест. Секунды на спасение. Бета оказывается ближе к другу. Пусть это мнимо, но Хонджун в этот момент выдыхает рвано-облегчённо. – Не выдавай себя, Джун. Следи за глазами. Я знаю, что трудно, – взгляд, наполненный пониманием. У Чонхо он редкий. Ким кивает. Его уже расслабили процент спиртного и треки, что приятной отдачей сквозили в перепонки. Но стоило одному взгляду пересечь линию, как Хонджуна смыло напрочь. Следа алкоголя словно и не было в нём. – Всем доброй ночи, – Пак приветствует их обоих, прихватывая рядом сидящих девушек. Через пустое пространство. Но мысленно он догадался, что оно пустует лишь пару секунд. – И тебе, Сонхва, – тост в воздух. Чхве не теряется, не забывает, не смущается. Идеальный набор. Ким в этот момент ведёт взглядом до уровня подбородка Пака, выше взгляд не поднимает. Юнхо мнётся рядом. Выходит комедия с одним актом. Чонхо уже готов поаплодировать, если бы не следующая реплика омеги: – Мы составим вам компанию ненадолго, не против... – выжидающая пауза, готовящая обращение. Чхве понимает. –...Чонхо. Нет, мы с Хонджуном не против, – плечом ближе к Киму. Тот, кажется, не успевает анализировать всю ситуацию, пока двое присаживаются к ним рядом. Юнхо смотрит на Кима. Угол позволяет ровно по диагонали. Хонджун чувствует этот взгляд, но его перебивает аромат, сидящего напротив Пака. Тянет чем-то сладковато-травяным. Альфа внутри Джуна в этом тонет. Ему невообразимо приятно. Девушки, что сидели рядом, резко ушли на танцпол. Перемена странная. Но весьма своевременная. Сидеть рядом стало свободнее. Сонхва откидывается на спинку, рукой опираясь поверх диванной обивки. Полубоком к Чонхо, своими глубокими льдами разглядывая того. Бета не шевелит и волоском, попивая алкоголь, и предлагает затем налить и новоприбывшим. Пак в руках потрясывает бутылкой, жидкость плескается внутри. – Мы тут со своим. Хотя Юнхо предпочитает соджу, как и Хонджун. Верно, Юн? «...Хонджун...» Одно имя в двух произношениях. У Кима – всплеском по волнам и жаром в груди. У Юнхо – болью на пульсации редкого штиля. – Да, мне соджу, – первый за этот диалог двух действующих лиц взгляд на всех. Здесь Пак и Чхве негласно выступают в роли адвокатов, разрывая эту неловкую паутину через себя. На них она не липнет. Не остаётся этим блестяще-белёсым мусором. Она осыпается, не выдерживая их собственно наброшенной пыли от двух сидящих по обе стороны. Акты затянулись. Чонхо наливает Чону стопку, тот кивает, принимая. Ким мажет вскользь по ним в этот момент. На фоне теперь играет тягуче-медленный трек, подстраивается под течение их временной ловушки на четверых в этой чёрной обивке дивана. – О, принц решил появиться? – сверху слышится очень громкий голос. Это Минки, безошибочно угадавший нужный момент для своего появления. Пак кривится, оскал преобразует фальшь на улыбку, глазами обволакивает дерзость Сона, соперничая с ней на равных. – Чтобы не дать тебе заскучать, Мин. Я произвожу нужный эффект, согласен? – игра началась. Юнхо бы сейчас выступил в качестве судьи, если бы не омут встревоженных глаз напротив. Там Ким. И он видит перед собой всё абстрактно, не улавливает, что происходит. – Эй, хён. Довольно, – шёпотом Паку на ухо. Во взгляде мечется понимание, что тот не послушает. Сонхва делает всё с точностью наоборот, когда Минки не успевает вставить своё слово. – Король ночи, как насчёт парного танца на моём условии? – глаза объединяются на Соне. Общая интрига воспламеняется не хуже водорода. – И каком же? – Сон опрокидывает двумя глотками нетронутый бокал на их столике, ожидая подвоха. – Я выбираю трек...***
Танец Минки и Сонхва происходит под JONGHYUN – Moon. Треск надломанного стекла не услышит никто. Его не произошло. Одно сглаженное произношение отметало все пререкания: – Будь по-твоему, Пак. Пошли, – взглядом мимо, через толпу на дальний угол обзора, где по идее должен сидеть ИнСу с Ёсаном. Не разглядеть в такой облеплённости телами этой ловушки. Минки увидит его позже. А сейчас время пари, условия которого Сону однозначно по душе. Пак горяч в выпадах, но сохраняет свою стальную глубину озёрных блядских глаз. Они не имеют выхода. На то и расчёт. Альфа принимает такой раскол надвое. Стоит уступить в одном решении, чтобы показать себя выше. Сонхва любит лишь себя. Этого ли не знать даже Юнхо. Но последний с этим мирится. Сон – игнорирует и давит на болевые точки, исходя из различия их природы. Порой выходит низко, методы негласно подбираются под обстоятельства. Сонхва поднимает бровь, но не ведёт ей. Два разных понятия его настороженности. Рядом тишина стала неприлично долгой. Юнхо встревает, уходя под предлогом заказа трека, который уже знает. Паку говорить можно жестами, их Чон улавливает с такой же осведомлённостью, равно как и слова. Чонхо в этот момент не выражал никаких эмоций. Ким в это время поглядывал на Сонхва искоса. Дышать легче не становилось. Но никто его нервозности рядом не замечал. Игра двух королей не терпела посторонней отвлечённости на лица. Лиц сейчас на периферии и вовсе не существовало. Есть Минки и Сонхва. Это их время. Пак вальяжно встаёт и направляется вглубь зала, обходя Сона так, чтобы проехать грудью, задевая того и визуализируя контакт глаз напротив. Минки выдохнул. Юнхо вернулся ровно в тот момент, когда мимо него прошагнул омега. Вокруг, изрядно выпившие, – покинули место сразу, предпочитая отдохнуть. Те, кто ещё крепче желали выпасть из реальности, посторонились по углам. Народа стало меньше лишь на каплю алкоголя, пролитого мимо один раз Чонхо по случайности. Все итак надеялись на второй раунд. Но здесь ожидаемо было улицезреть хозяина квартиры, а не холодно-манящего омегу, с плавностью движений рук, что настраивали всех на покорение. Минки вышел следом, его поприветствовали громче. Насколько это было важно, никто не знал. Сон не ощутил ничего. Рядом стоял Сонхва, прожигая уже того своим аметистом. Минки не показалось. Пак пойдёт вразнос. Его взгляд снова становится тёмным. Радужка омеги падает глубиной в марево заката напротив. У Сона ответная реакция проскочила незамедлительно. Альфа встрепенулся. Минки его приструнил. «Надолго ли, Сон?..» – произношением в голове насмешливо-тягучим, с глубокими отголосками тембра Пака. Шелест трека происходит совершенно неожиданно – разливая свою прохладу по стенам, отходя от них и проскальзывая в толпу через каждого. Омега уже знал это. Он осведомлён о ритме и плавности своей стихии, о внезапной замороженности тела напротив он предугадал. Сонхва оплетает Сона своими руками на доли секунд, показывая, что это парный танец. А в нём они двое должны пересекаться сплошной массой вовне, открываясь друг другу. Минки опешил. Ему понятен замысел. Ему непонятна причина. Тело подстраивается под мелодию быстрее, чем сам мозг, чем само чувство такта этого трека. Сон научен доверять своим ощущениям. Прозрачно-тонкий флёр аромата Пака сливается с этой гипнотической нотой голосов вразнобой припева. Затухание воспринимается, как пред-волна на новый шаг объединения. Сонхва движется очень искусно: красивые линии тела, ноги выдают силу мышц, грудь вздымается ровно под удары громких партий звучания. Стук... Момент... Замена позиции... Волна... Точная поза в замедлении... Минки отражает всё это через себя. Он ведётся на Пака беспрекословно, даже когда последний, придвигаясь нарочито ещё ближе, забирается пальцами под края его футболки, задирая ту. – Снимай, – приказом на губы, едва задевая. Минки фокусируется, не забывая, что он всё ещё танцует с повелителем тёмного льда. Изящно, насколько это позволяло его мастерство, футболка летит на горизонталь, куда-то в угол, пропадая в отсветах приглушённых ламп. Мимолетный взгляд туда и снова в этот гипноз, что тебя охватывает собой. Пак умеет делать абсолютно всё по-своему. Даже вестись самому, мнимо позволяя доминировать над собой, но только на его ебучих условиях. Они расходятся на пару шагов, не останавливаясь. Пак отточенно производит ногами перемещения по грани дозволенности импровизированной сцены, руки следом исполняют ряд незамысловатых движений, но настолько хрупко-манящих, что за ним прикованно наблюдает каждый в этой комнате. Он впитывает взгляды в себя, пропуская насквозь. Грудь всё также оголена, но, кажется, под ней броня из стали цвета индиго. Она холодная, крепкая и совершенно пустая... Минки трескает её первым, подходя ближе сам. Этот порыв засчитан, как его личное поражение. Рукой в волосы цвета блонд, назад отягощением лёгкой хватки, чтобы не причинить дискомфорта. Последнего Пак и вовсе не испытывает, находясь сейчас провокационно развязно. Плотно сомкнутые губы разрывают в себе выдох приятной удивлённости, почти что ей. На смену приходят отточенная до тошноты оскальная улыбка и ряд ровных зубов, по которым кончик языка плетётся змеёй, исчезая за их гранью вновь. Сон ведёт в танце теперь на все сто процентов, даже если эти проценты отданы самим омегой. Тот этого пожелал. Но зачем было устраивать шоу? «Сонхва, чего ты хочешь?..» Пак подстраивается под волну тела Минки, ведётся следом, так умело, словно делал это всю жизнь – подстраивался. Но это – туманная ложь, рассеивающаяся утром понедельников. Такие у него были. Так давно, что вкус этого раболепства забыт. Те редкие альфы позволяли то, что разрешал позволять им Пак. Сонхва хочется побыть в этой шкуре и сейчас. Напротив есть кандидат, что отлично вписывается в уклад его представлений о падениях в свои стандарты. Стандарты альф, что могут над ним возвышаться. Но временно. Эта переменность в шаге от тотальных провалов многих воздыхателей омеги уносилась прочь. Исчезала в водовороте следующих. Иногда забывалась в глубине болотных связей своего отражения на поверхность. Наружу представал один и тот же Сонхва. Он и сейчас был здесь. Он присутствует всегда. Пак его не гонит. Но именно сейчас выпускает из него веточки ломких роз с теми шипами, кровью обличая свою изнаночную слабость. Слабость... Иногда ключом бьёт по стенкам прочного ледяного покрова, иногда сверлит отдельную дыру, в решето изрезая узоры корявыми пятнами. Они вновь застывают. Их повторно можно вскрывать. У Сонхва на это иммунитет пока что не ослаблен. И вот сейчас, купаясь в этой теплоте рук альфы, что безоговорочно движим Паком в этом искусственно лунном свете, слабый омега принимает лидирующие позиции в самом Сонхва. Последний наслаждается. – У тебя не будет второго шанса, Минки. Бери всё и сразу, когда предлагают, – жарким оледеняющим вкраплением на ухо, мочку прикусом оттягивают ниже. Для всех остальных – это зона невидимого угла. Никто не заметил этой откровенности. Сон замирает на доли секунд. Проигрывается повтор песни. Шёпот в конце призывает на ответ: «Поговори со мной, детка... Поговори со мной...» Смолкает финал, а толпа взрывается разом, оглушая пространственный вакуум. Эта представленная извратность в танце зашла более чем каждому из присутствующих. Альфа отстранился спустя пару секунд от Сонхва. Взгляд тяжело впирался куда-то в районе груди того. У самого дыхание было сбито, капля пота блестела в висках. А омега дышал почти ровно, не теряя лица ни на миллиметр вкось. Это ли не фирменный Пак Сонхва? Это ли не ледяной дьявол?.. – Жду в моём кабинете, – эта брошенная фраза проскользающего мимо Минки заставляет расцветать на губах омеги оскальный букет эмоций...***
Janis Danner – Addicted (Kelly Clarkson Cover)
Отдай всего себя и получи взамен: Урок, итог, обман и бесконечный тлен. Немая слепота в отсутствии проблем. Ни ты, ни я, ни он – не покорён никем... Одно движение ледяного ангела – пальцы на стакане крепче сжимают гладь. Трещины не расходятся по краям, они ещё не прорвались. Внутри бушует пламя, от него можно жечь факелы, распыляя над головой своё запоздалое капитулирование. Ким сдался. Здесь и сейчас. Рядом сидит Чхве, которому суть всего происходящего ясна, как на ладони, кристальной поверхностью по буквам с чёрным. Если бы не Юнхо, который так и сидел с ними рядом, неловкости можно было бы избежать. Разговора не последовало. Возможно, для него сейчас не время. В комнате тянет напряжением, аж пробирается вовнутрь и грызёт. Грызёт медленно и болезненно, тянущейся нитью оплетает вокруг шеи, сдавливает проход воздуха. Ким не стал подходить ближе, чтобы посмотреть. Это бы расценилось в глазах Чона фатальным спуском. Он бы смог понять. Догадался бы. Хонджун видит мгновения танца проблесками, он ловит каждый. Ему не видно почти ни черта, а хотелось бы до миллиметра всего и сразу. Пак невероятен. Но его глаза ни разу не опускались до уровня глаз Кима за весь этот период их пребывания одной компанией за столиком. Холодный лёд тогда сковывал лишь присутствием, а Юнхо обжигал своими взглядами для контраста. У Хонджуна, как биполярное поле, расходилось внимание на них двоих. Ким только сейчас видит, что на него откровенно смотрят – глаза-магниты, с невероятным оттенком фиолетовых крапин. Хонджун не отводит своих. В этот момент ничего не приобретает такого колоссального значения, как этот заволочённый взгляд. Откровенность на откровенность. И Ким загорается сам. Непреднамеренно. Но так выходит. Чонхо, кажется, совсем не замечает уже более реакции между пространством дивана, что разделяет между собой двух альф. Второй из них также пару раз кидает своё внимание на танец друзей. Но Юнхо осведомлён, что там происходит. Это не удивляет, это больше раздражает. Но Чон знает, что Сонхва любит такое устраивать. Мимолётным взглядом на Хонджуна, и спусковой крючок рвётся уже у Юнхо. «У Джуна радужка блестит?» Чхве настороженно кидает глазами по бокам. «Ясно...» Киму даёт условленное замечание, когда последнего начинает крыть: – Джун, Юнхо всё ещё здесь. Твои глаза... – альфа ведёт ухом в сторону шёпота, но головы не отрывает от преступления, происходящего за толпой, на обозрение всем присутствующим. Там танцует сам искуситель. Его нельзя не вкушать, он притягивает за шкирку и велит смотреть на него со всем своим потаённым желанием. – Чонхо... – молящей просьбой. Ким чуть поворачивается к другу, а там уже бездна карминового сияния. Чхве старается развернуться спиной к Юнхо так, чтобы утаить этот провальный обман. Кажется, старший Чон, что сидит от них далее, начинает бросать беглые взгляды всё чаще. – Эй-эй, Джун, успокойся, поговори с ним... Прислушайся к нему внутри, – Чонхо успокаивающе и вкрадчиво произносит по отдельности каждое скрытое смыслом, наводит Кима на диалог с его внутренним альфой, – не дай ему волю... Сдержи свой посыл... «Поговори с ним... не дай волю... сдержи...» – у Хонджуна фрагменты пляшут в красках на радужке киноварью. Он старается не вестись на слепое откровение, не вслушиваться внутрь себя, отгородиться изо всех сил, отлипнуть от краёв решётки. Зверь грызётся и воет. Ему хочется свободы... Ким боится его. Слух оборачивается в набат, проясняется с трудом из-за застеклённой ваты в ушах. Перед ним Чхве, он говорит с ним, смотря ровно в его глаза, у самого взгляд тяжёлый, а брови сведены. Радужка потухает маячными сигналами, цвет глаз окрашивается вновь ореховым. Альфа начинает засыпать. Хонджун пробуждается. – Джун! Ты меня слышишь? – это уже Юнхо. Он оказался рядом с течением благоприятного момента, когда уличить на слабости кимовское сердце не удалось. Перед ним всё тот же Ким, но немного расфокусированный. Чхве выдыхает спокойно. Прошло. И выворачивать ничего наружу не пришлось. Объяснение можно компоновать любое. И самое простое из вариантов слетает лаконичным с губ: – Он просто перепил, Юнхо. Такое бывало. Ему нужно принести воды. Чон смотрит на бету, – у того ни грамма лишнего даже в словах. Своеобразный друг. Юнхо с ним даже толком не пообщался за это время их знакомства. Что общего у них с Кимом может быть? – Хорошо. Я принесу сейчас, – ладони с неохотой отнимаются от лица Хонджуна. Тот смотрит пристально на Юнхо, и целый глухой диалог пролегает между ними теперь. Невысказанное остаётся невысказанным, по́нятое предстаётся по́нятым, отличительное переходит в разряд новых ощущений. Им есть, что передавать друг другу на уровне безмолвности. – Спасибо, – более уверенно, чем мог сам от себя ожидать, произносит Ким. Юнхо спешит после этого слова прочь из душной комнаты. – Ты ходишь по грани, а она становится тоньше, Джун. Скажи ему, – Чхве делает очередной глоток крепкого, налитого пять минут назад. Алкоголь идёт всё медленнее, тело расслабляется ровно также. – Сонхва – его друг, я так не смогу. Но с Юнхо нужно поговорить, я понимаю, Хо, – мимолётный взгляд на дальнее представление. Там Пак уже откровенно липнет к хозяину ночи. Кима воротит. Ему внутренне хочется изодраться об стены плетённой решётки. Не настолько крепкой, но колючей изгороди, что грубо и в лохмотья изорвёт его светлую кожу. – Не могу смотреть... Я найду Юнхо, – взглядом больше, чем одной фразой. Чонхо понимает всё "между". – Удачи, Джун, я буду здесь, если что, – поднятая рука опускается вместе со стаканом. Чхве решает посвятить время остаткам импровизированного шоу Пака и Сона, разглядывая тех, что теперь стоят друг напротив друга и блещут двойными разрядами молний. Первым сцену покидает Пак, уходя в те же двери, что ранее выпустили его, запирая за собой недосказанность этого поступка. Следом за ним туда заходит Сон...***
(D.R.U.G.S. – Sex Life)
Явное не обесточить – Мыслями скользит, шипя. Ты когтями вены точишь, Ты кромсаешь сам себя. Добираться до кухни приходится странными полуоборотами туловища. Вокруг фигуры не желают расступаться, не дают пройти прямолинейно и быстро. Нужен обход. И Чону он тоже нужен. Другого характера, другой специфики, другого порядка. Ему бы лазейку, что перекроет пути отступления напрочь, тот самый шанс, что даст гарантию на "зелёный". Глупо, возможно, но Юнхо в это хочется верить. Проходя через вторую комнату, Чон оказывается в холле прихожей, откуда располагаются пути до ванной, душевой и туалета, а затем мимо, до кухни. Последняя находится извилисто далеко по расположению всех апартаментов. Планировка пятьдесят на пятьдесят. Сон любит сочетать причудливость в повседневности. А Юнхо не заморачивается по жизни. В этом и ключевая беда. Он не цепляет своим характером закрытых дверей, он являет собой перегородки между двумя комнатами, в которых сразу уютно и просторно. Располагайся и чувствуй себя, как дома. Старший Чон всегда готов их показать. Нет шкафов с теми самыми скелетами, которые все прячут. У него нет ничего, что подверглось бы критике или травле. Почти ничего. До сего момента. «Джун...» Первый ящик, выделенный специально, как можно глубже, находится на самой верхней полке. Его будет сложно разглядеть и трудно достать. Так и у Юнхо в сердце. Только с первым пунктом возникла расхожесть. Утаивать альфа не научился. У него мысли-окна, которые всегда открыты. И ему от этого дышать совсем не свободно, как хотелось бы. В голове давление начинает отыгрывать новые партии. Резко хочется смыть с себя эту навалившуюся усталость и заторможенность пьяного ума. Ещё нужно принеси воды Киму. Этот пункт наиболее важен из всех, однако, Юнхо направляется ровно к уборной, чтобы ополоснуть хотя бы лицо. Нажим, тяга, глухо. Дверь заперта, значит занято. Совсем некстати, если бы старший Чон находился сейчас дома. А там Уён, всё время занимающий комнату водного пространства порой по нескольким часам. Терпимо, но подбешивает. Но сейчас альфа находится в квартире всех благ господина Сона, варианты продуманы на такой случай заранее. Ванная комната на две персоны, что странно устроена в этом проекте. Там зеркальные стены размером с половину площади расстилаются кверху и преграждаются потолком с многочисленной мелкой подсветкой. Наличие раковин обусловлено дорогим дизайном, на который сейчас Юнхо плевал. Ему бы умыться. А здесь сойдёт уже и венецианская лепнина, что безусловно утрировано и не является правдой. Подойдя к дверям ванной, внутренний альфа слегка встрепенулся на загривке сознания. Порыв странный, Чон не испытывал сейчас никаких волнений. Его главная раскачка нервов на данный момент времени находилась через два огромных зала слева в густоте неона и алкогольных запахов, со своим отстранённым от всего и вся другом-бетой. Поворот ручки вышел тихим, как шелест падающей бумаги об пол, шуршание поглотилось в колыхании ветром. Юнхо залетел как-то слишком быстро, дверь была даже не захлопнута вплотную. Глаза всколыхнулись кровавым пожаром раньше, чем он сам успел осознать, что увидел. Сцена разврата, которую по умолчанию из всех возможных вариантов не предупредить своим появлением. На коленях стоял Сан, грязно подаваясь вперёд головой. А когда взгляд поднялся выше, то картина увиденного растрясла наружу все полки Чона в щепки, сломала боковые подпорки, пошла трещинами по отглаженным стенам, грозясь проломиться с потолком. Над Чхве стоял Уён... – Какого х*я здесь происходит?! Последнее, что Юнхо видит, до пелены огненного пламени в зрачках, это испуганное лицо младшего, который был не в силах что-либо выдавить из себя. – Блять... – эхом глухо и надрывно отлетело с губ Сана, когда тот проморгал свою расфокусированную с глаз плёнку.