***
Выйти из кабинета оказалось проще, чем планировалось. Юнхо знал, что Уён будет его ждать. Не уйдёт, не ослушается этого негласного приказа. Младший почувствовал своего брата после пробуждения, и в момент нахождения с ним Чонхо, Уён был напряжён каждой внутренней клеткой. Омега ждал порицаний, ждал разговора, который последует. Которого не избежать. «Уён~и, Юнхо всегда на твоей стороне. Помни...» Трудно об этом судить сейчас. На чьей стороне Юнхо? А разве есть какие-то стороны? Это как чёрное с белым? Или у этого случая другие аспекты на право? Уён запутался. Он даже не брал телефон в руки, боясь не увидеть там и строчки, которой он, как больной, всё ещё ждёт. Что сказал его брату Сан? Что. Он. Сказал?.. Щелчок двери слишком резкий. Младший напряжённо вздрагивает. Его брат выходит из того кабинета очень замученным. Уён это видит уже по походке. Глаза скрыты. В спальне ещё темно, чтобы слишком отчётливо что-то различить. Юнхо подходит к кровати, на которой сидит, всё также укутавшись в плед, Уён. Альфа видит следы на лице брата. Следы всех выплаканных слёз. Кулаки сжимаются непроизвольно сами. Омега на это лишь тревожно смотрит, не подавая голоса первым. – Уён, скажи мне, пожалуйста, что сегодня ты виделся с Саном впервые. Наедине. Глазами прямо на него. Уён теряется. От этого вопроса, который странной интонацией проскальзывает мимо их дистанции тел. Младшему непонятно, зачем об этом хочет знать Юнхо, когда... «Он солгал, Уён. Сан не признал ваших отношений...» Тяжёлым спуском вниз, по обрыву. Ноги не слушаются, ты соскребаешь камни и, падая, стираешь колени в кровь. Это было больно. В детстве. Уён понимал тогда своим ещё неокрепшим мозгом, что боль приносит опыт. Ты становишься осведомлённее о вещах, которых не знал прежде. Ты впитываешь эти новые ощущения, взамен оплачивая их на причинённые тебе неудобства. Разбитые колени, вывих лодыжки, рассечённая губа... Какие мелочи, если подумать. Уёну тогда, наоборот, казалось, что больнее ему ничего не придётся испытать более. Наивность детства самая беззаботная. Омега хотел бы в ней прожить, как можно дольше. – Уён?.. – Нет. Это неправда, хён. Прости... – Ты...с ним?.. Старший нервно встаёт, упираясь руками в пояс, голова опущена. Радужка блестит, но при таком угле не разглядеть её насыщенности. Уён вовсе не смотрит сейчас на брата. Ему бесконечно стыдно. – И давно... Да? – Достаточно, хён. – Блять! Вот он ублюдок! Руки дёргано перебирают по лицу. Старший Чон пытается переварить в своих только что разорванных в щепки полках новые ощущения. Что переполняет больше, пока неясно. Юнхо не понимает, где он мог просчитаться. Что пошло не так? Когда этот открытый простором проём между ними стал заколочен на ржавые гвозди притащенными извне потрескавшимися временем досками? Они не вписывались в эту чистоту, они были лишними, уродливыми. Про уродство Чону не судить. Он в нём плавает уже, как в своём собственном. Уён не приписывался к этому. Не должен был приписаться. Но это разве не оно самое? – Уён... Зачем ты вообще с ним связался?! Это же Чхве Сан! Ты грязи о нём не успел насобираться за время обучения или просто оглох? Омега молчал. Глаза наливались влагой. Снова предательски хотелось тепла и опоры. Хоть какой-нибудь. Чтобы не дрожать, чтобы не чувствовать себя ненужным. Уён всегда этого боялся. Последнее особенно в него въелось, липким слоем по внутренним стенкам, не отодрать. Это не смывается водной солью, это не травится пустыми прикосновениями к коже. Этому долго вылечиваться, когда ты к тому же не уверен в своём докторе. Уён уже не уверен ни в чём. Его палата пуста. Главный врачеватель давно ушёл. «Лечи себя сам, Уён~и. Ты умеешь...» – Хён... Я... Слёзы полились потоком, смачивая вновь иссушенную кожу. Юнхо замер, смотря на брата, что выглядел сейчас таким беззащитным и надломанным. «Юнхо, он ещё слишком юн... Это же твой Уён~и». Альфа внутри истошно выл, прося о попечении над хрупким телом. Юнхо не смел двинуться с места. Он просто не мог спустить всё на жалость. Такой итог пройдёт по-пустому. Он нигде не осядет, не усвоится, не запомнится. Уён должен будет это понять. Возможно, позже. – Ты теперь не будешь мне врать, Уён. Отныне и впредь. С ним всё окончено. С этого дня, – произносить имя Чхве у Юнхо не поворачивался уже язык. – Послезавтра мы пойдём на приём к врачу, Уён. Не оговаривается, – омега в ответ поднимает недоумённый взгляд, тут же ощетиниваясь. Он понимает, к чему это. – Хён! Сан ничего такого не... – Я сказал, Уён! И точка! Блеск адского пламени в радужках закрепил результат его слов. Младший, вздрогнув, не смел больше спорить. Грязь будто снова начала проявляться на нём, пятнами промокая одежду. Омега её чувствовал. Чёрное плыло по рукам, вновь просачиваясь наружу. Уён не понимал, сколько потребуется ему на очищение, чтобы, наконец, задышать чуть ровнее, без колющей боли справа. Там отмеривалось его время. Время на урок и итог. Его выносить придётся дольше, чем полагалось. Это возлагалось на него ожидаемой тяжестью напора, но Уён понимал, что по-другому не будет. – Хён, ты считаешь, что теперь мне не стоит доверять?.. Глаза заволокло прозрачной жидкостью. Смаргивать младший её не спешил, упорно смотря на брата и ища в его взгляде хоть какой-то намёк на понимание. Юнхо особых посылов не выдавал. Это многое сейчас объясняло. Омега скулил внутри тихо и печально, не силясь выползать наружу. Уён его не винил. – Ты всегда обо мне заботился, хён. Даже слишком. Это давало надёжную опору, я чувствовал себя всегда защищённым рядом с тобой. Но сейчас... Сейчас мне трудно, хён. Мне трудно тебе признаваться в том, что ты перегибаешь. Я знаю, я всё знаю о Сане. Я не настолько глуп, хён... Я этого сам хотел, понимаешь? Сам... – прерывистый шёпот доносится надрывными нотами. Говорить всё оказывается проще, лёгкостью ветра слетает вся правда. За неё не больно, за неё не стыдно, за неё уже никак... – Думай, что хочешь теперь обо мне, хён. Самое грязное, самое неправильное. Всё, что посчитаешь нужным. Я... Я ведь верил, что, несмотря ни на что, ты всегда будешь меня поддерживать. Я ошибался? Хён? «Я ошибался? Хён?» Зверь клокочет внутри, распаляя клубы пара из ноздрей. Ему ярость не позволяет отступиться от задуманных мотивов. Забота мнима, решения обманчивы, воля надломлена. Юнхо обескуражен. Его Уён. Его Уён~и... Птица в клетке поёт о свободе, когда её лучший приручитель твердит ей, как опасна воля к жизни. Чего ей желать более? – Уён... Не говори так. Не говори так, словно тебя тошнит от меня. Я же твой брат, – шагами к этой закутанной в плед промёрзлости, а оттуда глаза шоком впериваются в своё отражение в радужках напротив. У Юнхо мокрые ресницы. Одна капля тонко стекла по щеке. Альфа упирается коленом в кровать, нависая над братом, чтобы заглянуть поближе в эти родные черты, увидеть всё самому, без дополнительного озвучивания. – И я не стану молчать, Уён, когда буду видеть, что ты поступаешь неправильно. Понимаешь? – Я твою неправильность принял, хён... Резким ударом. По тому самому месту. Глаза налились багряным оттенком, от которого Уён сжался ещё больше. Альфа рассвирепел при одном лишь упоминании священного запрета. Юнхо не желал даже брать в хилое сравнение эти аспекты их ситуаций. Это совершенно разное. Это не одно и то же. Это разграничить по двум сторонам с разной степенью охраны. У Юнхо – бетонная опора с железной проволокой, цепные псы снуют вокруг, грозясь изорвать клыками любую живую плоть в радиусе шага. А у Уёна... А что у него? И вправду? – Не сравнивай такое! Уён, что ты... – слова стрянут в глотке. Младший шокированно смотрит, не понимая, что только что ляпнул сгоряча. Старший Чон просверливает эту обиду, изжирает сполна. Омега не виноват в том, что думает позже, чем говорит. Но альфу уже не утихомирить. – Я полагал, что ты не поймёшь... Я не ошибся. – Тяжёлым вздохом разрывается внутренняя гордость. Она не дала сбоя. Она дала силу. Силу не вмешиваться в то, что пока не объяснить. Время безошибочно расставляет свои тупики и ходы. В них попадётся каждый. Юнхо вот попался. – Собирайся. Мы едем домой. В ближайшие дни ты из дома ни ногой до начала учёбы. Папе с аппой я об этом пока не расскажу. – Хён, прости... – Хватит, Уён. Пошли. Голова поникшим грузом следует за напряжённой спиной. Им двоим сегодня выпадет одинокое утро...***
«Ёсан, оставайся у меня...» Глаза поднимаются испуганно, но в ответ на них смотрят лишь с твёрдостью каменного изваяния. Ни оскверняющего намёка, ни колебаний похотливых искр, ничего. Во взгляде напротив лишь открытое беспокойство и немного нервного напряжения. Кажется, Сон не уверен, что Ёсан его предложение правильно страктует. Омега внутри прислушивается к этому раздвоению и не находит и доли подвоха. Кристально. Прозрачно. Чисто. Нет и тонкого флёра, исходящего от альфы, что можно учуять, и понять его мотивы превратно. Минки этого не использует. Кан ему начинает доверять всё больше. – Это будет удобно? В смысле... – Квартира будет пуста, Ёсан. Об удобствах некому будет объясняться. Омега это понимает. Он лишь хотел об этом услышать лично от альфы. Проверить интонацию в этот момент. Ничего не выдало двойственности этого пояснения. Кан немного успокоился. Рано... – Минки! – голос до боли отдаётся по рёбрам. Ёсану за эту ночь его слышать довелось всего единожды. И этого вполне тогда хватило. Сон оборачивается в ту сторону, откуда был слышен оклик его имени. Юнхо появляется как раз в этот момент, когда их взгляды пересекаются, вылавливая из толпы друг друга. Рядом со старшим Чоном тенью маячил Уён. Ёсан смотрел на него как-то по-особому виновато. Теперь поздно было о чём-то договаривать. Разговора не произошло. Тема отложена, но, кажется, уже не будет поднята в том доверительном ключе, что приходился Кану по умолчанию. Младший поймал взглядом глаза друга, а затем отвёл. Ёсан понял, что не стоило сейчас лезть к нему вовсе. – Юнхо, уже уходишь? – Да. С Уёном. Стоило это сделать чуть пораньше... И в общем, извини за... – ...Юнхо. Не стоит. Проехали. Об этом лучше позже, согласен? – Сон рукой прерывает Чона, давая понять, что им это доведётся обговорить позже. И, вероятнее всего, наедине. Юнхо понимает, поэтому коротко кивает, пожимая тому руку. – Спишемся ещё. До встречи, Мин, – краткая вежливость сухостью обдаёт это прощание. Минки понимает, что обстановка не из лучших, чтобы показывать все эмоциональные скачки. Рядом Ёсан странно притих, не издавая ни слова. Сон оглядкой на него отмечает его внезапную заторможенность. Юнхо ещё медлит, смотря попеременно то на Сона, то на Кана. В глазах читается монолог, что строится на наложении последующей реплики: – Ты сам отправишь Ёсана домой? Минки не успевает среагировать на эту фразу, когда сам виновник этого вопроса подаёт свой голос, тихим, но уверенным ответом: – Я остаюсь у Минки-хёна... Хён, – впервые прямое соприкосновение взглядом. Выдержкой ровно на три секунды. Ёсан их отсчитал с тяжёлыми ударами между стенок рёбер. У него получилось, наконец, не выдать себя, оставаясь предельно собранным. Омега не вступил с ним в противоречия на этот раз. Надолго ли?.. – Юнхо, всё нормально. Не переживай. Я позабочусь о нём, – Сон встаёт со своего места, чтобы похлопать по плечу друга напоследок. Знак некоего залога на доверительную просьбу оставить все споры. Юнхо слушается, не добавляя ничего в дополнение к своим словам. Кроме следующего: – Сонхва уже ушёл, да? – в ответ старшего Чона удостаивают лишь кивком, весьма сдержанным. Рядом, от упоминания имени Пака, слегка вздрагивает Кан. – Ладно, понял тебя. Мы тогда пошли. Пока, Ёсан. Последнее аккурат идёт громче, попадая в сторону сидящего на диванчике омеги. Тот, не силясь выдавить хоть что-то твёрдое, просто кивает подобно Сону, отражая свою же немногословность. Юнхо на это хмурит одной бровью, но ничего более не произносит. Уён уходит за ним вслед, даже не прощаясь. Кан это молча принимает. Тому нужно время. Он поймёт всё немного позже, когда и Ёсан будет готов снова стать жилеткой, в которую можно будет вновь поплакаться...***
Ёсан различимо видит, как толпа в одночасье растворяется во втором холле. А затем слышны только периодические хлопки двери. ИнСу материализуется рядом с ним, бормоча что-то про свой телефон. Он весьма пьян, но действия за ним следуют вполне адекватные. Прощание вскользь, улыбка с добротой и наилучшими пожеланиями отправляется вслед за ним, через проход. Кан отмечает про себя, что впервые общался с альфой дольше положенного за всю свою жизнь, при этом чувствуя себя в комфортной среде. Это уверенный шаг, который подкидывает пару мыслей на обдумывание. Не все стереотипы закалены железом, не все помыслы прозрачнее стекла. Кан это видит, ему даётся это с нелёгкой руки на переваривание. К этому стоит приступить позже, когда омега будет чувствовать себя более расслабленно и умиротворённо. Такие эмоции – редкость. Но их появление даётся общими усилиями борьбы в голове Кана. Стоит отпустить лишнее, как нужное открывается само, не требуя пароля на доступ. Сейчас же Ёсана беспокоит лишь одно. Как пережить эту ночь. Ночь наедине с альфой...