Give Me a Chance / Дай мне шанс

Попроси остаться, когда нет причин, Мнимой ловушкой творя преграды, Ты в освещении сотни лучин, Первая слабость последней награды.       Резко смолкает музыка, и тишина, что мнимой погружающе-сонной атмосферой распространяет своё влияние, начинает давить на плечи. Вокруг витает ещё запах алкоголя, на столах – его буйство после боя. Свет всё также приглушён, а шторы скрывают за собой зачинающееся утреннее свечение. Кан нервно оглядывается, он действительно сейчас один. С левой половины квартиры слышатся шорохи. Усиленная поступь возвращает к нему в комнату Сона. Тот выглядит очень вымотанным. Оболочка безупречного хозяина вечера, что ни на минуту не терял лица, спала. Ёсан ощущает некое беспокойство от этого. Ему, возможно, стоило всё же уйти...       «Отец бы не понял... Скандала, возможно, было бы не избежать».       Тишина рвёт амплитуду своей продолжительности вопросом альфы:       – Тебе нужно в душ, Ёсан? Или сразу пойдёшь спать?       Заторможенность – личная проблема Кана. Он привыкает, но не настолько быстро, к смене отношения Минки. Тот ведёт себя крайне отстранённо в том самом плане, в котором Ёсан ощущал себя некомфортно ещё с пару часов назад. Перемена спонтанная, но облегчительным спадом выявляла новую эмоцию в голове у омеги. Ему была приятна эта учтивость. Пусть она не несла под собой чистых мотивов. Кан не мог утверждать, что они вообще были. Но всё же Минки давал неоднозначные намёки в то роковое выступление. Как и после него...       Альфа ждал ответа. Он его ждал в течении нескольких секунд. Однако истолковал эту заминку совершенно с другим предлогом, по которому у омеги возникали сложности.       – Ёсан, я ничего не имею двусмысленного на твой счёт. Тебе не о чем переживать. Я переночую у себя в кабинете. Я так не раз делал. А тебе предоставлю свою кровать. И нет повода нервничать сейчас, хорошо?       Глаза округляются по два бездонных озера. В них пляшет изумление того, что правда выдаётся так легко наружу, когда у Ёсана с ней возникают сложные ситуации. Омега вслушивался в этот тон, интонацией улавливая свои ответные позывы на это. Волнения не было. Колыхалась на периферии благодарственная ответность в знак честного монолога. Ёсан понимал, что он до сих пор молчал. А альфа теперь хмурился всё более, не понимая, как ещё заверить его.       – Да, я приму душ, если позволишь.       Улыбка в ответ выходит ощущением лёгкой растерянности. Сон обезоруживает одним своим видом, вторгаясь в личное, укрепляясь там мягкими вплетениями тончайшего флёра, что безусловно не испаряется из клеток одним простым "довольно". Кану этого всего довольно было ещё с порога этой дорогой квартиры. Ему довольно и сейчас. Минки бросает напоследок, что скоро вернётся, и действительно возвращается в рекордное время, держа в руках полотенце и сменную одежду, насколько понимал Кан.       – Вот... Тут самое приемлемое, что я нарыл. Честно, тут гостей не так часто...       – Спасибо, хён... Я знаю, где ванная, можешь не показывать, – обращение на формальное Ёсан решает внести сразу же, чтобы неловкостей далее не возникало. От этого "хён" не было толком ничего отстранённого, но омега чувствовал, что ему оно претит, как основа. Разница в возрасте не позволяла использовать другие приёмы, к тому же для Ёсана это было бы слишком.       – Ладно тогда... И да, Ёсан, – альфа уже направлялся в свою спальню, чтобы тоже переодеться, – захочешь что-то попросить, просто скажи. Я не откажу тебе ни в чём.       Шаги направились за дверь, что не стала ждать ответа. Это был риторический тупик. Кан смотрел вслед. Двойная накрутка ложилась на его плечи с новой силой. Минки не был глуп, он что-то понял. Ёсан был осторожен, не выявляя ничего о себе наружу. Прокол вышел внезапным. Но умолчание по сценарию продолжает действовать на уровне внутреннего сопротивления. Не открывай то, о чем будешь сам жалеть. Кану об этом известно.       Прошло десять минут или все полчаса, трудно сказать. Омега стоял напротив двери, не решаясь в неё войти. Футболка, одолженная Соном, была немного велика, и, видимо, давно не использовалась им самим, иначе Кан в ней потонул бы сразу, учитывая пропорции тела Минки на данный момент. Светло-серая, едва мятая, с тем же отголоском его аромата. Было странно её надевать, Ёсан не носил чужих вещей. «Кроме его, да?..» В гостях у Чонов Кан не любил брать пижамы Уёна, так как его запах потом ещё долго не мог выветриться из его ноздрей. Чёртова семейная цитрусовая нота была общим кошмаром снов омеги. Спокойнее всего, когда он нейтрален, отсутствие какого-либо аромата не смущало Ёсана. Он у него был, но слабый. Тонкостью из него могли тянуться редкие ноты жасмина. Этот цветок вступал в силу лишь в периоды течек. Сейчас их почти нет. Бесполость, что неожиданно отразилась в его стремлении отгородиться от собственной природы, наконец, дала результат. Кан понимает, что это проблема, которая требует вмешательства со стороны. Но ему этого не нужно. Спокойнее всего, когда он нейтрален...       Тень скользит по полу, в полуоткрытом окне виден лёгкий свет, призадёрнутая штора пропускает его, невесомо обволакивая остаточную часть спальни во мрак. Тона не режутся о кромешную темноту, они отливают бесконечным теплом, что идёт от этого самого источника яркости. Вторая дверь приоткрыта. Любопытство бьёт по плечу лёгким касанием, однако с места омега не двигается. Его постель заправлена, она пуста. Обмана нет, ловушек тоже. Принимай усталостью это зарождающееся утро, урывая напоследок сладкой негой шумность утреннего воздуха.       Со стороны двери спальни послышались тихие шаги. Ёсан резко оборачивается, словно его застукали за чем-то постыдным, взгляд тут же притупляется в районе груди. Голой груди.       – Ох, извини, я думал, что ты уже лёг... – виноватая нота на уровне полушепота, который тут вроде неуместен. Альфа это понимает спустя три секунды, переходя на нормальный тон, – поэтому не оделся. Кроме трусов и жалкого мокрого полотенца на Минки ничего и вправду не оказалось. Омега ошарашенно пытался собрать свои фокусы, чтобы направить их куда угодно, но не на Сона. Выходило удачно, разве что слишком заметно. Ступорная поза, пальцы цеплялись друг за друга, а слова не желали употребляться в соответствующем им назначении.       – Всё в порядке, это твоя квартира...       – Но ты мой гость, Ёсан. Так что не слишком я вежлив, – улыбка мягко произносится на последнем слове. Её чувствует сам омега, она идёт с теплотой и неким сожалением.       Ёсан по-прежнему не знает, куда себя от этого деть. Единственное, что приходит к нему в голову, слетает с языка слишком быстро, когда подумать прежде было бы куда эффективнее:       – Это совсем не так, хён... Спасибо тебе, что предложил у себя остаться. Мне...       – Родители были не в курсе, да?       – Да...       – Тогда не объясняй, Ёсан.       Мнимо полагать, что ты настолько закрыт. Кан и не полагает. Альфа действует какими-то своеобразными методами, расшифровывая омегу по частичкам. Не давя, не вынуждая, а прислушиваясь к его голосу. Ёсан это видит. Ёсан это и сам понимает. Но отказывается это уяснять, как единственно значимое открытие. Сон его старше, опытность взамен интуиции тоже могла работать в свою отличительную силу. Возможно, альфа и сам сталкивался с ситуациями, в которой сейчас оказался сам Кан. И дело кроется вовсе не в догадливости, как можно изначально посчитать. Формул две. Применяй ту, что более вероятна, и решай эту задачу на отсутствие недоговоренностей. Минки, всё это время не ступая и шага навстречу, теперь же свободно передвигался по своей спальне, ероша мокрые волосы, не ощущая и доли дискомфорта. А Кан в это время пристально за ним наблюдал, забывая, что это можно неправильно истрактовать.       Тело альфы хорошо сложено. Рельеф, мышцы, подача. Всё это есть, но этого всего в меру. Опасные линии косых заходят под чёрную резинку, исчезая в ней. Туда меньше всего стоило бросать свой взгляд. Но ракурс был открыт, а любопытство исчерпывало свой лимит с каждым таким фокусом-вспышкой. Сон не мог этого не улавливать. Он сам понимал, что вёл сейчас себя открыто, за это и удостаивался внимания, о котором мечтал. С момента выхода на танцпол. Зацепка именно на этот взгляд, с этой эмоцией. Ему приятно, однако, его не покидало чувство мнимого беспокойства. Кан до сих пор не сдвинулся со своего места. Его что-то держало прикованно к полу. Край футболки был зажат в руке, открывая ткань коротких шорт, единственно оставшихся в гардеробе Сона. И при том не его личных. Но об этом упоминать вовсе не стоит.       – Тебе сегодня никуда не нужно? – первый вопрос, ровностью тоновых импульсов, не отражающих внутреннего состояния дискомфорта. Кан вдруг резко теряется, не зная, куда вновь себя деть. Минки всё ещё не уходит, высушивая свои волосы, роясь в данную минуту у высокого цвета тёмной росписи шкафа, на белой панели это выглядит огненной выгравировкой. Фигура замирает, поворачивая голову на звук. Ёсан предельно внимателен к ожидаемому ответу.       – Да нет... Я буду отсыпаться. На вечер назначена небольшая встреча по поводу рабочих вопросов. Вероятно, будет перенесена на завтра.       – М-м...       – Ёсан, послушай меня, – Сон подходит к омеге, оставляя свои потуги на поиск второго комплекта спального белья.       Кан немного вздрагивает, нога сама делает непроизвольный шаг назад. Сон останавливается на секунду, а затем берёт руку Ёсана в свою, заставляя на него взглянуть. Тот цепенеет и не отрывает своего прицела от их соединённых в этот момент рук.       – Я тебя не стану выгонять. Слышишь? Тебе здесь рады. Я тебе рад, – поиск визуального контакта даёт, наконец, результат. Ёсан смотрит внимательно, внутренне замирая от серьёзных интонаций альфы. Это природное послушание бьёт неосознанно по нему, но действует каким-то рефлексом, готовым вникать во всю суть и запоминать главное из услышанного. Омега просыпается в нём, с каждым разом выправляя спину, которая была прижата своими же комплексами, не давая вздоха свободной птице. – И тебе нечего здесь бояться. Меня уж тем более, – смех едва осязаемый. Сон не может понять, как ещё внести ту ясность между ними, с которой альфе сейчас приходится мириться. Не лезть на рожон, а подождать. Время даётся не просто так. Умей его использовать по правилам.       – Я не боюсь, хён, – прямая отдача хлеще видимого ослабления в мышцах. На лице вновь эта отторженность, что была Сону так знакома и так неприятна одновременно. Глаза резко меняются в цвете, с глубокого изумруда на грязно-зелёный. – Я просто не хочу вводить тебя в заблуждение.       – Не говори раньше времени о таком, словно сегодня стоит что-то решать, – рука выпускается и проводится вдоль тела Кана, Минки заглядывает ещё ближе в глаза омеги, ищет ту прежнюю эмоциональную неустойчивость, от которой хотелось бы завернуть Ёсана в семь одеял и показывать, что теплоту можно делить, а не умерщвлять неловкостью. Но, кажется, сегодня и вправду не стоит ничего решать. – Ты просто переночуешь у меня. И не бойся каких-либо слухов. Их не будет.       – Это бы меня не тревожило, хён. Я не думаю, что нас могли бы...       – Могли бы, Ёсан, могли бы, – напряжение прямых мышц можно увидеть невооружённым глазом. А Кан не поднимал теперь головы, чтобы не всмотреться вновь в эту открытость истинного доминирования. Фатальный ракурс пришёлся аккурат на место пересечения соновского пресса, где каждая мышца дрогнула под действием сказанной фразы с полсекунды назад. Слишком притягательно и также слишком отстраненно. Ёсан видит перед собой привлекательного альфу, но не ощущает рядом с ним себя таким же. Попросту этого не испытывает. А Сон даже этого не понимает, полагая, что реакцию омеги он сможет перечитать на общепринятый лад целомудрия. Абсолютное мимо нечитаемым промахом. Кан не умеет объяснять, он умеет только ставить тупики.       – Извини, хён... Но я хочу спать, – перевод темы выходит снова ожидаемым. Сон не переключается в обратное направление, принимая сигнал на стоп. Ему стоило притормозить, пока такой домашний вид Ёсана не смог окончательно сбить его с толку. Разве он сам не видит, какой он? Что же творилось в голове этого юного омеги, чтобы выпускать из себя такие взгляды, Минки не знал. Он наблюдал и молча поглощал свои догадки по этому поводу. Время всё также даётся не просто так. И Сон использует его по своим правилам.       – В таком случае я пойду к себе, – альфа напоследок прихватывает из шкафа то, что искал, оборачиваясь уже в дверях своего кабинета на крошечную фигуру у его кровати. Такую правильную фигуру. У. Его. Кровати. – Спокойной ночи, Ёсан~и...       Та фигура замирает с распахнутым одеялом в руках, поворачивая голову в его сторону, чуть растрепанная челка падает на одну часть лица, отбрасывая красивую тень. Сон считает до трёх, как обычно. По привычке. Ёсан придаёт своему голосу максимальную уверенность, но мягкость непроизвольно отзывается в ответ на это родное "Ёсан~и". Ему хочется слышать его чаще, чем что-либо, дышать этим с придыханием тёплого растянутого звука, насыщаться им до покраснения кончиков ушей. Но совсем не от Минки...       – И тебе спокойной ночи, хён.       Дверь захлопывается тихим щелчком. Интонация уносит его финальное прощание. Кан ложится на чужую мягкость, которая оказывается нейтральной отдушиной для его уставших мыслей. Тяжёлого флёра не ощущается, это удивляет.       Минки накануне сменил постель, не успев предупредить об этом Ёсана. Кан был готов лечь в чужое пространство, даже с ароматом постороннего альфы. Тягучий клементин должен был вытравиться уже после принятия душа, однако его след остался тонким напоминанием о былой краже. В голове Ёсана снова тысяча мыслей лепит свой собственный лабиринт скользких нитей. Одна из которых призрачно вышептывает ему на ухо: «Почувствовал ли его Минки, а, Ёсан?..»