***
Вздох невесомо парит над гладью, И нет причин разрываться вдвое, Страх ускользнёт свободной прядью Туда, где правда ничего не сто́ит... (Глава 14, часть третья) И эта правда ничего не сто́ит, И ты смахнёшь её тонкой кистью*. Она теперь тебя успокоит, И только так ты задышишь чище… *рукой Омега не знает, с чего начинать свой замысел. Его мнимая мысль, что первой вышла на поверхность, абсолютно точно не может претендовать на единственно правильную. В конце концов, Чонхо мог быть и его ровесником. Тогда план полностью уничтожался, отнимая готовое решение. Но выяснить отчего-то эту мимолётную деталь всё равно хотелось. И Уён не понимал пока, что сподвигло его на этот лёгкий интерес. Благодарность за утешение? Тёплая поддержка? Или эта улыбка, что внушала искреннюю симпатию без доли подтекста? Младший Чон не мог выбрать что-то определённое из этого списка. Он брал во внимание всё и сразу. Уён, в силу своей высокой омежьей проявленности, был очень восприимчив к тесному общению, но боязлив. Это укрывалось под самой плотной оболочкой, что теперь уже не могла его защитить. Она отсырела, и цвет белизны из неё не так давно истёрся. Доверие теперь зарабатывается проверкой. На своём потоке не срасталось что-то поболее пары перекидываний фраз о текущей успеваемости. И дело, вероятно, здесь крылось отчасти в его лучшем друге, который одним своим пронзительным взглядом отпугивал местных звёзд их учебной группы. Уёну не приспичило в целом это лишнее привязывание и перетирание сплетен о местных парочках. Такое было на первом плане именно у представителей омежьего класса университета. Языки не знали передышек, глаза неустанно следили за всеми текущими новостями в радиусе их факультета. А порой и за его пределами. Если бы не его опекающий брат, возможно, одной из ныне существующих сплетен мог бы оказаться и сам омега. А тёмная репутация Сана в этом ему бы помогла в самом неприятном смысле. Уён не осознавал этого слишком долгое время… Привыкание не замирать каждый раз от знакомого запаха, что едва ли мог на такой претендовать, у младшего Чона отмирало постепенно. Слабость привязанности уходила несмело, подцеплялась изнутри и рвала по нити от стежков, что связывали его с тем внушительным чувством. Омега ещё не привыкал, а внушал себе не думать об этом, отвлекаться на второстепенное, а оттого более понятное для него сейчас. В этом, казалось, нетрудно затеряться, и Уён пытался. Честно, пытался… Младший Чон подрывался наведаться в информационное управление по делам студентов. В нём владели и распоряжались всей доступной информацией именно по текущим студентам университета. Но до такого как-то не хотелось опускаться. К тому же первокурсник на это абсолютно не имел права. Нет оснований или хотя бы запроса от старосты его группы, а то и самого курса… И всё так категорично прекращалось, не успевши толком начаться. Уён пару дней обдумывал, на каком факультете тот мог бы обучаться. И сознание вдруг чётко решило обрисовать детали того злополучного вечера. «…Ладно, мы с Джуном пойдём…» – эхом в отлетающих фразах между прослойками памяти. Она не утрачена полностью с тех времён, хотя отбеливание шло интенсивной и поточной субстанцией. Имя выхватилось непреднамеренно. За него уцепилось сознание. Значит, это являлось важным. Только Уён до сих пор не понимал: почему? Друг Чонхо мог быть вполне с его же факультета. Или же, наоборот, нет… Тоже пропасть. И тоже неизведанная грань неугасающего интереса. Омега не может с этим смириться. Уён видел, что Кану сейчас не до его проблем. Хотя делить их между омегами было негласным закреплённым правилом. Но Ёсан молчал. И теперь младший Чон совсем не понимал этого. Терпеливо не вступал в свою стадию "продавливания" и ждал, когда изумрудные глаза смогут ему открыться. Ведь сам Уён не до конца всё выложил. Были те самые недоговорённости. И они пережимали изнутри, выдавливая короткие отговорки, почему омеге приходится так часто принимать какие-то витамины, припасённые в сумке. Пристальные глаза кивали в ответ на жалкие объяснения, а Уён выдыхал чуть ровнее, и внутри, немного правее, тоже прекращались эти загнанные рывки его сердца. Всё становилось вновь, как прежде… Опоздание зарабатывать вовсе не хотелось, но Уён с утра был немного рассеян, а оттого медлителен. Сообщение, с просьбой не ждать его у главного входа их корпуса, пишется на ходу Кану, когда ноги немного теряют опору, почти запинываясь о верхнюю ступень перед основной площадкой их холла. – Смотри под ноги лучше, Уён. В телефоне насидеться ещё за всю жизнь успеешь… Этот мягкий и абсолютно ровный тембр он узнает даже спустя год. Или может два… Омега о таком не задумывался, но определённо полагал, что такой голос отпечатается в нём с особым трепетом. Он успокаивает. А оттого кажется притягательным. И этот самый голос принадлежит Чонхо. Тому, кто помог, когда младший Чон этого даже не просил. Странное стечение обстоятельств и совершенно не ко времени, учитывая, что Уён сейчас спешил на первую пару. – Чонхо? – глаза отрываются от экрана с мигающими буквами под подушечкой пальца и впериваются на этот звук. – Доброе утро, Уён. – Доброе утро… Пауза такая глупая, а сама обстановка донельзя правильная. И омеге в этом во всём хотелось бы на пару часов затеряться. Постоять, переминаясь с ноги на ногу, трепля свои отросшие уже пряди волос. И смотреть на него. – Ты разве не спешишь на пару, Уён? Ты же на биологическом, да? Вопросов очень много. По правде говоря, всего два, но омега услышал что-то промежуточное со словом «пара», а потом провал. – А у тебя тоже здесь…? – это не тянуло на правдивый вывод, но подозрения вылезли сами на поверхность. Разум младшего Чона их даже не звал. – У меня? – Чхве немного усмехнулся, совсем едва различимо, а затем поправил свои белые листы в руках. – Я учусь на журфаке, Уён, и уже второй год. Я здесь, чтобы уточнить даты проведения конкурса проектов у первокурсников. Я состою в редакции нашего студенческого информационного сайта. Может быть слышал о таком? Как же много слов и как же мало мыслей в голове напротив, что принадлежит сейчас Уёну. Или вовсе не принадлежит, раз составление чётких и ясных предложений у него вываливается провалом наружу. – Я тебя искал, Чонхо… Такое простое и самое честное. Выдохом слетело, а затем прервалось на произношении его имени. Бета замер, хотя намеревался сделать уже определённые шаги по направлению к подъёму следующих ступеней. Ему нужно было на третий. А что нужно было омеге от него?.. Странная игра в недосказанность была Чхве сейчас даже интересна. А ведь он зачастую был прямее, чем эти белоснежные листы бумаги в его руках. И это являлось стабильным проявлением его личности, как беты. Сценарий шёл не по плану. А сам бета делал приближение к омеге едва осознанно. На моменте пары метров Чонхо остановился, чтобы не смущать омегу, который явно чего-то не мог договорить, поэтому мялся очень подозрительно и заметно перед ним. – Зачем же ты меня искал, Уён? – улыбка. И младший Чон в ней пропадает снова, потому что так надо. По-другому не выходит, а, кажется, что и не получится вовсе, если даже Уён постарается это сделать. Стоит ли сопротивляться? – Хотел попросить тебя стать моим наставником в том самом проекте…хён, – и это звучит даже искреннее, чем по имени. Уён добавляет это разграничение, не понимая, зачем. Так выходит правильнее? – Давай без «хён». Я не думаю, что тебе так будет комфортнее, раз мы с самого начала не условили формальностей. Да, Уён? Кивок в пространстве, что окутывает своей ватой. У омеги получается как-то вникать, но мысленно абстрагироваться от чего-то внутреннего. У омеги получается это легко, и двойственное загромождение этих нитей мысли абсолютно точно на давит на него сейчас. Голова проясняется. И Уён кивает во второй раз уже более уверенно и с самой облегчённой улыбкой. Даже почти на пару сверкающих красок ярче обычной. – Хорошо… Чон-хо… – Ты ждёшь ответа? – прищуренные глаза выжидают реакции на вопрос. Но омега как-то удивлённо приподнимает свою бровь, не до конца понимая, что от него требуется ждать. И это совершенно безобидно начинает веселить бету. – Ох, студенты по утрам и вправду соображают чуть медленнее… Я согласен, Уён, быть твоим наставником, – младший Чон заметно подбирается, осознавая свою оплошность. Его плечи облегчённо опускаются спустя секунду. – Если же условия проекта позволяют смешивать направленности обучения, – весомое добавление от беты, что серьёзно смотрит в ответ. А тому кивают как-то мягко и снова медленно. – Ладно… Я уточню сейчас сам, раз мне всё равно нужно отнести эти наброски статьи. – Спасибо тебе х… Чонхо! – запинание на привычном обращении, но мгновенная поправка, когда голова Чхве немного с укором склоняется набок. – Думаю, тебе давно пора на пару, Уён? – Ох, да!.. До встречи, Чонхо! – на ходу оборачиваясь на силуэт удалённого беты, когда тому вслед летит добавочное прощание. Чонхо кивает на это, вновь поднимаясь по ступеням лестницы. Его улыбка непроизвольно ползёт с новой повторностью. И это явление слишком частное. Оно обычно проявляется только рядом с близкими ему людьми. В университете такому жесту доверительности удостоен лишь один человек. И это Джун. Кажется, пересмотр этого пункта внесёт свои поправки в личном деле Чхве, начиная прямо с этого странного и определённо приятного утра…***
«Снова началось: Глубоко в душе сеющая смуту, Запертая Под моей кожей, самая ужасная часть меня. Не способный просто полюбить себя, Выдававшиеся из идеального образа Ненужные части я сам насильно уничтожил...» (с) Taemin – Under My Skin Под ногами – стёкла, а в руках – печать. Сдвинутая ось временно́го плена. Мне не довелось таких, как ты, встречать. Тех, кто не кича́сь*, опустятся коленом… *горделиво превозноситься Сложная отслойка самоотторжения прячется внутри тебя. Ты за неё беспокойно держишься и не отпускаешь. Мыслей, что стёкол под ногами, разбитых на миллиардные доли частиц, измельчённых практически в пыль. Этой пылью хотелось бы даже дышать. Но несмело она лишь режет твои босые ноги по песку. Запрятана среди этого берега, на котором места чуть больше, чем в твоём сердце осталось на что-то иное, чем на ту самую боль. Латунное озеро не дремлет. Но оно отчего спокойно сейчас и таинственно. И Кан не понимает этого своего состояния. Пугает вовсе не подготовка к боли, а долгожданное расслабление. Оно неправильное. Мнимая сущность внутри задаёт эти умиротворяющие позывы. А Ёсан ей никогда не верил. И теперь сомневается в своём состоянии не меньше. Что выдаст истинные мотивы? И когда?.. Дайте ему немного времени. Омега решит, что со всем этим делать. Но пока он отстранён. А ещё уязвимо расшатан, совсем чуть-чуть. По самой кромке берега. Там стёкол меньше, и вода чище… У самого начала всегда нет грязи. Оно в этом не замешано. Оно происходит из нетронутого и взращивается постепенно под нужным напылением и плотностью. Какова эта величина у Ёсана? Что она из себя представляет и что в ней зарыто? Там. В самой глубине этой вязкости латунного озера есть все ответы. Но Кану до них пока не добраться. Слишком глубоко. Глубже, чем просто под кожей… Под неё самую забралось пока лёгкое сомнение. Самое хрупкое и несвойственное для самого Ёсана. И этому сомнению нарекли стать важным. Но с этим велись споры на уровне самой ожесточённой аргументации. Все «за» перечёркивались смелой рукой на «против». И так повторялось снова и снова… Рука устала. А аргументы иссякли себя выявлять по-новой. Они просто перестали предъявлять свои чистые помыслы. Такие омеге сродни казались ложными. У каждого светлого есть своя тень. Даже у него. Даже у Сона Минки… Это смелое: «Я тебе нравлюсь? В том самом смысле. Только будь со мной честен, Ёсан…» Кан долго раздумывал после, что это значило. Омега не был слеп, но та часть проницательности не давала таких чётких формулировок этому явлению. Альфа писал о простом, но так сложно для понимания такого юного омеги, который не видел ничего, кроме своей отторгаемости внутри себя. Такое может нравиться? Разве? Ёсан не понимал. Не умел. Не выходило… Привычки из разряда безусловных. Реакции, что выработаны на отлично. И те сдержанные проявления себя во всём. Такое видится перед омегой. Такое он привык в себе выявлять и показывать наружу. И это идёт таким простым. И таким многогранным одновременно. Минки не поймёт многого. Если пытаться топить себя, то начинать нужно с камня, а не с хватки рук на шее. И Ёсан это знает. И Ёсану такое не объяснить кому-либо. Ему требуется на это должное доверие. А его не получают по белым строкам чёрными символами. Но омега идёт на риск. И глушит в себе предательское, что не стоит этого совершать. Латунное озеро не зовёт к себе на берег. Оно трепетно молчит. И Кан делает эти робкие шаги, не озираясь по сторонам в поисках осуждения. Он впервые поступает по-другому. Даёт шанс себе. И пускай он настолько ничтожен, что кроме ложных надежд ничего не привнесёт в себе. Пускай… Первое и несмелое пожелание с добрыми снами. И Кан не знает, для чего это посылать, когда уверен, что это можно превратно истолковать. Вдобавок летит расписание его занятий и краткое пояснение, когда омега сможет увидеться с альфой и обговорить тему работы. Это слишком или это вполне уместно? Мыслей много, и все они не помогают, а внушают сомнения на готовый исход. «Доброй ночи, Ёсан~и». Это становится банально ожидаемым. Ожидаемым… И Кан не ответит на этот вопрос, чего он ждал. Другого обращения или же именно этого? Глаза цепляются за значок внизу, там набираются строки, которых он точно ждёт. И сейчас отпираться от ответов вовсе не стоит. Их стоит впитывать, а затем пропускать через себя, анализируя с лёгким самовнушением, что они значимы. А может это так и есть? «У нас совпадает свободное время через пару дней… Но я ещё уточню этот момент. И обязательно тебе о этом сообщу, Ёсан». Следом незамедлительно летит второе от Сона. И Кан слегка вздрагивает, когда по его пальцам проходит вибрация. «Как у тебя дела? Я надеюсь, что первокурсников не очень загружают по учебному плану. Я так давно не был в университете с этой стажировкой в фирме отца…» Этот диалог ведётся слишком просто. И Кану такое несвойственно. Ему многое из такого несвойственно и чуждо. Но Минки пишет ему самые обыденные вещи, не вводя двусмысленных оборотов или подтекста. И омеге это начинает нравиться. «Как давно она у тебя идёт?» Это лёгкое участие со стороны Ёсана подогревается таким же уровнем интереса. Невысокая мозговая деятельность и тёплая постель, что приятно в эту минуту греет. Такие непринуждённые беседы ведутся именно в сугубо ночное время. Прав был Уён на этот счёт, говоря, что раскрытие душевных качеств лучше выявляется после заката солнца. Кан не верил… «С начала прошлого семестра. Натаскиваюсь в управлении семейного бизнеса. Ничего нового для альф…» Следом летит поспешное, когда Ёсан успевает дочитать последнее предложение и впериться в одно единственное: «для альф». «Прости… Немного заносчиво вышло». «Это твой долг. Но ты с ним в согласии. Это меня радует…» Минки готов перечитать эти последние строчки, истерев глаза до мозолей. Такое возможно? Или же глупая насмешка над самим собой в такой поздний час просто отключает работу мозга, а адекватное восприятие вежливости уклоняется самим Соном не в ту сторону? «Мне бы хотелось тебя радовать, Ёсан. Если на такое я могу рассчитывать». И снова альфа идёт по грани, что сыпется крошкой стекла. Её ощущает сам омега. Она вроде бы не продавлена, но хрупкость рассчитана по граммам веса. Малейшее движение – крах… Но его не случается. «Ты спрашиваешь разрешения у омеги?» Что это? Минки не улавливает подоплёку. Глаза пробегают по тексту вновь, но не осознают мотива. Хотя искренность выявляется в альфе сразу. Прижатие на правах сильнейшего вида для Сона в этом противоречивом и шатком доверии не предусмотрено. Кан не просто омега для него. Кан – личность. Скрытая, боязненно зажатая, как успел это подметить сам Минки, но определённо твёрдая. И эта твёрдость притягивает. И за неё Сону хотелось бы ухватиться, чтобы прощупать толщину стенок. «Я считаюсь с мнением Кана Ёсана. С юношей, которым я познакомился в своём доме, и который ни разу не дал мне повода усомниться в его достойном воспитании». У Ёсана расширяются зрачки. В них можно тонуть, не глядя в черноту омутов. Они заволокут аквамарином по краям и очаруют своей неприкрытостью. Но это гормональное волнение также легко спишется на скорую течку, которая о себе даёт знать в такие моменты, как равный этому. «Моё мнение, хён, ты узнаешь чуть позже. Спокойной ночи…» Уйти от ответа, не значит его отменить. Есть вероятности, что влекут за собой целые нетронутые откровения. Дождись их. «И тебе ещё раз спокойной ночи, Ёсан~и». Последнее, что тепло отправляется Соном, когда пальцы откладывают телефон на подушку, а сам альфа засыпает с самыми приятными ему мыслями...