***
Истёртая в крошку погибельно дружба Твоей и моей относительной ложью. И мне и тебе как-то искренне чуждо Вытравливать эту привычку из кожи. Время даст передышку на пару часов, за которые ты не поймёшь ровно ничего из услышанного тобою в коридорах между студентами, на лекциях между перешёпотами задних рядов, между бесконечными рутинными записями, которые будут плавать в глазах только одной строчкой на телефоне, проложенном между конспектами: «Встретимся после пар, Юнхо...» Старший Чон летел на всех скоростях к его корпусу сразу же после встречи с Кимом. Два шага оставалось перед тем, как завернуть за угол и пересечь его. Внутреннее остановило, зажало канатами по шее и рукам, преклонило перед собою. Зверь вразумительно дал по тормозам на полпути, потому что знал, на что сейчас будет способно обманутое сердце и затуманенный гневом разум. Руины не восстановятся, руки не соберут крошку разломов воедино, а правда больше не уйдёт в тень на передержку. И разом всё. И разом наружу. И разом ударом... Пак ощущал этот день, как последний. Последний из самых наполненных. Сфера реальности его банальной жизни раздваивалась. За одной придётся зайти в тот кабинет, что ни разу не был осквернён задушенным воплем своего «я». Его омега о нём даже не знал, полагаясь на чужеродную оболочку бесчувственной мрази своего создателя. Пак сохранит этот образ до самого конца, чтобы вышло правдоподобнее, чтобы дополнительных объяснений ни на одно из сказанных слов не потребовалось. Акт последней трагедии. Реквизит здесь будет даже лишним... Тело чувствует эту силу. Обличённая в запах Кима, сквернота его кожи пробеливается чем-то ранее неизвестным его естеству. Сонхва нужны подтверждения, аргументы, твёрже стали и кованного железа, слова, жёстче плети ударов по рассечённому испариной пота телу. И всё это собранное будет означать только одно – твоя главная цель выполнена. Ты можешь остаться один... Эта локация протёрта до дырявых порталов во времени. У Пака нет ломки. На удивление вчерашнее скомканное слияние тел и пара выдохов под приятным звукоизлиянием помогла перенести первый болевой этап течки. И это будет, пожалуй, издевательством в чистом виде передать свою выраженную окраской бесчувственности благодарность за это Киму в словах сообщения на своём телефоне. Сонхва натянуто усмехается, не предпринимая такого шага. Слова Хонджуна въелись в периферийный отдел его головы по мелкособирательным кускам и были прокручены уже порядком десяти раз после. После спуска с жалких ступеней его подъезда и выхода наружу. И глаза предали в тот момент всего лишь раз, когда кобальтом просветилась радужка, чтобы одна солёная влажность прочертила окончательную плату за этот договор. Пак Сонхва стёр её с лица, собрав остатки контроля над слабостью тела, и снова восстановил свою нетронутую признанием личность внутри замка шипованных аметистовых роз... Эта локация неизменна и так же немноголюдна. Почему злоупотреблять таким тихим местом не вошло в привычку затравленных учёбой студентов, до сих пор не раскрыто, но Паку плевать на эту мимолётную мысль сейчас, когда двадцать три минуты его жизни пока претерпевают новые затяги и выдохи дыма сквозь сухие губы. Омега уже знает, что Юнхо сюда придёт не составить ему компанию. Вероятно, это последняя бессмысленная сигарета, которую Сонхва докурит за этими стенами университета, не прикладывая ничего к ней, кроме подготовки на разговор. И этот диалог будет тоже, вероятно, в рамках их нетронутой дружеской связи последним. За второе последнее Паку паршивее. Чон читает сообщение Сонхва на ходу, мнёт сенсор пальцами и ничего не отвечает. Ким ему не отвечал тоже. Пара слов о пустом, но не менее важном. О том, что его отношение к Хонджуну по-прежнему остаётся на том самом уровне, который был ложным под знаком «взаимно». Юнхо даже не понимал, зачем писал это дрожью и путаницей спустя час после их встречи с утра. Но чувствовал, что был должен за это себе. Ведь отвечать за себя старший Чон пока что не разучился. Ответ Кима он может подождать. Любой. Главное, чтобы без прослойки новых ложных обещаний. Альфа дёрганно перебирает в голове свои мысли, но завидев фигуру Пака в стороне их любимого места, теряется на доли секунд, замедляя своё тело. Омега его тоже замечает, отлипая от привычной пристройки этой стены. И Чон срывается... «Я тебе впишу с левой сам, хён». «Угрозы не обоснованы, я всегда поставлю блок». Омега нарушает своё обещание, когда-то прописанное им же, абсолютно без лишних движений принимая первый удар от Юнхо. Замах был уловим, Пак его даже ожидал, но до последнего думал, что Чон сблефует. От заслуженного кажется не так больно, но губа чётко даёт понять, что задета, когда капля крови скапливается в самом уголке, вкусом одаривая сухость во рту после брошенной наскоро сигареты. Сонхва подкашивает обратно к стене, он сплёвывает на асфальт скопившуюся жидкость. Голова поднимается, ожидая дальнейшего, но альфа как-то резко затухает, тяжело разглядывая Пака. Тяжело и с отвращением. – Заслужил, понимаю, – улыбка ни к чему, но Сонхва наплевать. Оскал всё тот же, но по отношению к старшему Чону это непривычно показывать. Личина отторгается тобою же. Её самая худшая версия. Без послабления основных эмоциональных подоплёк и поведения в целом. – А я? – пару секунд даётся на собранность, но она какая-то забитая. – Я такое заслужил? – Юнхо отворачивает голову, резко выдыхая. Пак красуется своей блядской отстранённостью, показывает несломленную версию того куска своей плоти, о которой Чон столько наслушался за этот год с небольшим, что сил оспаривать всю эту грязь не хватало. Он уходил. Уходил или же просто посылал всех, кто отзывался об его друге в такой манере. Счёт ведётся по-новой. Чон пропустил, кажется, всё это время впустую... – Что тебе сказал Ким? – намеренно по ключевому. Омега полагает, что они уже успели поговорить, раз альфа без разбора по выборочным секундам врезал ему, не дрогнув. – А это блять так важно?! – Юнхо хватает за ворот рубашки, припечатывает ещё плотнее к стене. Пак готов принять ещё пару раз. Самой озлобленной подачей. Пожалуй, так будет правильнее и немного легче. Но принимать только этот взгляд намного труднее. Ожидаемо его просверливают яростью и неверием. У Юнхо жрёт в самой радужке его затравленность этой правды. У Сонхва доступ ограничен. Холодная поверхность фиолетового. Ты изобьёшься об её чёрствость и сучью надменность. – Влюблённый мальчик добегался, Юнхо. Я дал ровно столько, сколько даю каждому, – этот яд не травит, он проливается мимо и ошпаривает по ногам своей кипящей насыщенностью. Альфа не отпускает, не усиливает хватку, пальцы просто ослаблено мнутся по опущенным плечам. – Это неправда... Хё... Ты... – перевод дыхания, за паузами которых ты трескаешься заново. А Пак точно так же холодно смотрит и не дёргается ни разу. – Я ведь люблю Хонджуна... – ...И из вас двоих только ты, Юнхо, – перебивание грубой выплевкой. – Ты ему так доверял, бегал по пятам шавкой... И что в итоге? – ломаешь намеренно, вплетаешь свои наводки на искажение. – А я был таким всегда, Юнхо. Ты просто не хотел этого принимать... Пак крошится не вовремя. Разговор выливается в пост-мольбу немой реакции. Давка должна быть существеннее, но старший Чон смотрит поникшим взглядом, и его яростно-огненное пламя заменяется на основной оттенок. У омеги не будет вторых попыток на объяснение того, как нужно сейчас преподать. Ломай... – Моя подача оказывается эффективнее в любом грёбаном случае, – повышенное добавление, когда альфа начинает заново закипать, это чувствуется по усиливающейся хватке на себе. – А ты будешь дальше себя обманывать своими пустыми чувствами, Юнхо... – ...Заткнись! – в паре сантиметров от лица. Перекошенный злостью и отчаянием, неверием и отторгаемым осознанием, беспочвенной ненавистью и разгорающимся сожалением. О чём же? – Как ты можешь?.. – едва различимо после выдоха и хрипа. – Сонхва? – и видеть его по-новому кажется всё ещё непривычным отторжением. Глаза кристально спокойны, черты лица обескровлено точны. Там не за что подцепиться, чтобы что-либо оправдать. А Юнхо на это надеялся ещё пару каких-то жалких минут назад. – Взрослей, Юнхо. И получше начнёшь разбираться в людях, – снова добавочная ухмылка. Закрепление результата, о котором ты предугадывал. – Ведь меня ты за год так и не понял, – пальцы расслабляют хватку. Тело отшатывается на пару шагов. – Не понял... На автомате приходит осознание, что ломать больше нечего. И, кажется, что закрепление изначальной подпорки вышло неудачным. Кто кого? О чём опыт поверхностной лжи воздал тебе урок? И руки опущены, перегорание по всему нутру выходит непреднамеренно, а взгляд напоследок чего-то так же уверенно ищет. Но не находит ровно ничего. Запредельная пустошь. – Не попадайся мне больше на глаза, – эхом в отзвуке своего натянутого голоса, что скрипит по тембру твёрдости. Таких слов не произносят ровно и без эмоций. Но у Чона выходит почти безупречно. Разве что надломленно и с последней дрожащей нотой. – Постараюсь, – здесь холод слишком родной для восприятия. И ничего не даётся взамен. По факту и сухо. Здесь рвётся нить, ломается основа взаимной поддержки и минутных шуток, истирается ровное ведение диалога после продолжительных пар и несколько разом выкуренных в тишине сигарет. Здесь прерывается этап их дружеских отношений, которые для самого Юнхо являлись настоящими. Стоило ли говорить об этом напоследок Паку, совершенно неясно и уже поздно. Силуэт отдаляется своей вальяжной походкой, оставляя позади только опустошительную высказанность. Альфа бы хотел сейчас вовсе за этим не наблюдать. Но выходит на автомате. Секунды ползут с явной неспешностью, а Сонхва старается не обернуться при этом, чтобы не выдать своих самых настоящих за этот период эмоций... Акт завершён, и ты с ним справился.***
Здесь собрано множество лиц, среди которых сможет затеряться любой студент, если его внешняя оболочка и наполненная в ней суть не подвергается обсуждениям всего университета из-за своей яркой эгоцентричности. Таковой у Кана Ёсана не имелось, и, пожалуй, это лучшее, за что можно себя поблагодарить в существовании плёнки на поверхности своего «я». Неприметность, за которую спокойно, мимикрия в чистом виде, которая вырабатывалась сама по себе так отчаянно просто, что уже переродилась в нём новой чертой характера, а позже закрепилась. Это место Ёсан любил, но злоупотреблял неприглядными углами между стеллажей. Библиотека общего пользования имела разветвлённую структуру, обособленные столы и необходимые материалы для частых нахождений в своих стенах перед сессионными промежутками. Уёну откровенно здесь было скучно, а Кана это не так беспокоило на самом деле, потому что личное стремление в младшем Чоне подражать по успеваемости заставляло того примиряться с этим не самым приятным положением дел. О положении дел стоило вспомнить именно сейчас, когда Ёсан направился сюда один. И вся уёновская прыть не смогла выведать подробностей отлучения, когда спокойный изумруд глаз заверил, что сопровождать его сегодня не потребуется. Омеге с угольными волосами пришлось уйти из стен университета в этот день без своего лучшего друга. Для чего было соглашаться на этот эксперимент над собой, Кан не понимал. Моральная давка со стороны, внутримыслительное перебирание доводов, полный хаос ситуации. Когда всё под твоим контролем – ты спокоен. И когда ты нейтрален, работает та же система. Но система даёт сбои. И сегодня один из них слишком остро ощущаем. Это последний скудный день течки. Она почти неуловима, обонятельно слаба и эмоционально бессимптомна. Но для зрелого альфы этого может оказаться вполне достаточно. Для альфы подобно Минки. Ёсану была необходима отправная точка. Куда и для чего – совершенно неясно. Смелость подтолкнула на этот шаг. Возможно, это действительно нужно, если так совпало? Или же ложные решения судьбы будут водить тебя вслепую, а ты успевай уворачиваться от боли и сокращать и без того своё укороченное время. У Кана есть пара тем для написания этой итоговой работы, черновики общего плана по структуре проекта и ноль предположений о протекании скорой встречи. У Сона свой график цикличной занятости в фирме отца, почти ни одного полностью свободного дня и приятная мысль о том, что эта встреча всё же состоится. Парковаться в паре свободных мест, на ходу писать Ёсану о том, что он скоро подойдёт, а затем посылать ИнСу лёгкую наводку на «подготовь свой вечер в статусе свободного». Сон постарается урвать сегодня, наконец, встречу с друзьями, о которых он не забыл, но для которых выделять свободное время стало проблематично и всё более компактно. Подбешивало, но не серьёзно. Этот временной цикл разорвётся через пару месяцев. Терпение вырабатывается уже на автомате своих возможностей. Университетские стены радуют, в толпе Сону изредка кивают, если замечаются знакомые ему лица, телефон вибрирует с сообщением от Кана о том, что он его уже ждёт. Улыбка сокращает дистанцию, а шаги ускоряются по направлению в главный холл корпусов. Альфа заходит в привычное когда-то и для него место сбора всех кропотливых учёбой студентов, резко насыщается умиротворённой разом тишиной после разгула голосов в коридорных лабиринтах в перерыве пар. Найти омегу получается не сразу, хоть Ёсан предусмотрительно написал ему, где именно будет находиться. Этот зал огромен, вместителен и освещён. Глаза бегают, а ноги ведут по верному направлению. Сон его замечает у самого окна, в отгороженном секторе, рядом с парой стоящих стеллажей. Замечает и пропадает... Этому нет объяснения. Это не трактуется на всевозможные постулаты об осознанных чувствах. Это просто происходит здесь и сейчас. Ему так идут очки. Кто бы мог подумать. Правильная круглая огранка, белый воротник и едва оттянутая верхняя пуговица на его рубашке. А чуть выше ровные очертания его самых выученных губ. Выученных, но не прикасаемых. У Минки слишком прямой склад ума, свойственная альфам чёткость мыслей и поступков. Но как же это всё сейчас является неважным и абсолютно бесполезным, когда один взгляд Кана Ёсана в твою сторону мажет по тебе отстранённо, а ты в ответ стараешься делать почти то же самое. Не показывай этот перевес в себе, его уже придавили к земле... – Привет, Ёсан, – и ты садишься напротив, а не на рядом стоящий стул. Ты намеренно проводишь эту дистанцию, которую так любит проводить сам Кан. – Привет, хён... – звучит почти также. У вас одинаковое ведение псевдо-вежливости и ровной ноты. – Если тебе будет удобнее, можем и в кафе видеться, ведь... – Всё нормально. Мне привычнее здесь, – обрывается торопливо. Ёсан поднимает свой взгляд, встречаясь с немного подавленным, но всё таким же участливым. Ты видишь это вновь. Эту заинтересованность. Её невозможно не замечать. Глаза карего насыщения пропитываются через тебя, а ты, как сквозное отверстие, – всё выпускаешь мимо. Тебе так не дано. Твои глаза смотрят в другую сторону... – Но иногда мож... – Как твои дела, Ёсан? – эта странная игра в перебивку ведётся сама по себе. Вопрос вводит в ступор, взгляд немного теряется, а Кан не понимает, к чему это было сказано. Альфа напротив него мягко улыбается, скрепляя пальцы в замок, и слегка наклоняется вперёд. Это ведь так просто. Вести обычный диалог, который не подразумевает под собой ничего сложного или же откровенного. Но такие вопросы всегда обдавали Ёсана необъяснимым отторжением. «Как ты провёл этот день?..» «Что нового произошло, Ёсан?..» «Ты сегодня неразговорчив. Что-то стряслось?..» Эта паутина, в которой ты запутываешься изначально. Говоришь что-то невпопад, но лаконично сухо, выдаёшь вполне живую ответную реакцию. Но впервые тебе не хочется этого делать именно сейчас. Именно после этого вопроса, в котором ты прочувствовал эту особую участность, а не пустое наслоение фраз-шаблонов. – В последнее время стали лучше... – Не с нашего момента общения? – вырывается само, когда секунды молчания Кана пропадают в тишине, а у Сона его прямолинейность выскакивает из неоткуда. Но голос ровный, слова неторопливы. Они весомо стараются пропитать их зарождающийся диалог "без закрытия" омеги. Ведь подбираться к нему невероятно сложно, это уже было усвоено чуть ранее. – Почти, хён... – ты приоткрываешься, не силясь на сопротивление. Тебе это становится нужным. И ты этого не понимаешь сам. – Я не общался с альфами до тебя. Это немного...непривычно. – У нас будет время это исправить, – такие двойственные фразы бывают опасны. И Кан их слышал, и Кан о них вполне осведомлён. Но Минки не привносит в такие заготовки какую-то особую нечитаемость. Всё та же лёгкая нить разговора, всё та же доверительность, что исходит от него без особого труда. Ёсану начинает это нравиться. Но совсем не так. Не так, как самому Сону... – Проект должен быть готов к предварительной проверке через полтора месяца, – улыбка едва проявляется, но альфа её замечает. – Нам этого срока, думаю, хватит, верно? – Сона накреняет снова вперёд, и это трудно объяснимо, потому что ты стараешься не ощущать этого. Но не получается. Этот лёгкий флёр вновь тебя обволакивает, и твои подозрения становятся одним наваждением, от которого слегка ведёт. И альфе становится вполне понятно, за что цепляется сейчас его внутренний зверь, за что скребётся едва лениво и так мягко. Пройдёт всего каких-то полтора часа, из которых Ёсан будет стараться вести себя всё так же лаконично-сдержанно, бесконечно перелистывая свои наброски и выжидая ответов от самого Сона, а Минки тщательно будет заставлять себя на этом фокусироваться, чтобы не пропадать так бессовестно долго в омутах изумрудного леса... И в эти моменты мимо них проскользнёт то самое Время, которое начнёт вести свой новый отсчёт.