***
Бесконечная и монотонная неделя, короткие сообщения от Юнхо, пара кошмаров по ночам в аметистовом мареве и внимательные глаза Сунан, от которых мало что удавалось сокрыть сыну. Ким пытался связаться с Паком несколько раз, но безрезультатно. Лживая и примитивная нужда в зависимости, которая наполняла Хонджуна эйфорической нотой боли и плохо контролируемым желанием, больше не работала... Альфа дышал глубоко и часто, выскабливал письмена в песчаной клетке, заворачивался в цепи для усмирения своего голода. И никогда прежде сам Ким ему так не сочувствовал. Разрыв надвое, склеен криво и с дырами, отсечён по месту залатанных трещин. Нутро обезображено дважды. А терапия аметистовых глаз работала неэффективнее, чем самолинчевание в недалёкие полгода назад. И сейчас Ким не имеет права втягивать в это самого Юнхо. Он обещал этого не делать. «Джун, как ты? От тебя не было новостей почти всю неделю. Ничего не произошло?» «Всё в порядке, Юнхо. Просто замотался». У старшего Чона была идентичная формулировка для объяснения этой семидневной тишины. Личная занятость и короткие встречи в доме Канов, учебная нагрузка и братская опека в полсилы за парящим в облаках Уёном, который произносил имя беты чаще, чем чьё-либо. Юнхо обращал на это внимание за завтраками и ужинами, мягко ослаблял попытки аппы выведать подробности личной жизни младшего омеги, тем самым вгоняя нервничающего Уёна в краску. Тема реабилитации Ёсана касалась семейных обсуждений вскользь и довольно поверхностно. Юнхо напрягался слишком заметно, сжимая руку в кулак, обводил серьёзным взглядом родных и заканчивал парой фраз комканную малосодержательную речь о состоянии юного омеги. Уён принимался переводить разговор в более безопасное русло, в тайне мечтая, чтобы его старший брат был счастлив в любом принятом им решении. Ноша альфы давила всё слабее с каждым днём, но невероятно провисала в моментах личных компромиссов, из-за которых Юнхо начинал закапывать свои убеждения глубже и тщательнее. Когда количество отнесённых Кану футболок переросло однозначное число, альфа задумался, стоила ли эта идея здравого подхода к деликатной проблеме. Но Ёсан не одёргивал его в этом стремлении к участию, привыкая к неуклюжей назойливости и искреннему проявлению заботы вопреки своим заново расцветшим чувствам. Старшему Чону не следовало об этом рассказывать, но вновь выстраивать высокие и непроницаемые стены больше не удавалось... Их притягивало к друг другу без двусмысленных подтекстов и явного вожделения. Эта связь закладывалась иначе. И омега пока не мог подобрать правильных слов для того, чтобы рассказать о ней Уёну. «Джун, я общался с Сонхва». Долгое двухминутное молчание и прочитанный статус. «Вы переписывались?» «Да». «О чём?» «Почти ни о чём конкретном. Я настоял на встрече с ним, но прошла уже неделя. Пак молчит». Ким набирает воздуха в лёгкие, протирает вспотевшие разом ладони, уговаривая себя не подскользнуться на тонком мерцающем льду полулжи. «Возможно, у Сонхва есть на то причины...» «Какие же? Проёбываться по всему Сеулу? Я его несколько месяцев не видел у экономического, Джун. То, что он меня нарочно избегает, кажется бредом». «Проблемы в семье?» Тонкий лёд начинает трещать всё сильнее. Заломы бегут впереди твоих дрожащих ног. Если ты не успеешь, то пойти ко дну следует без грызущих тебя сожалений. «Мне рассказал Минги, что в начале семестра Сонхва просил его заключить с ним фиктивный брак. Я понятия не имею, что всё это может значить. Да и прошло столько времени, Джун». Всплеск тяжёлой глыбы, непредвиденный поспешный шаг. Тебя затягивает в мертвенно холодящую пучину, когда ноги едва проваливаются под раскрошенный лёд. Ныряй... «Он не рассказал тебе об этом?» «Нет, попытался съязвить, как обычно». Уход от ответа не возлагает никакой ответственности на опущенные плечи. Ким набирается мимолётной смелости, но затем заново стирает набранное сообщение. Перед глазами маячат потрескавшиеся губы, увлажнённые и высушенные одновременно тобой. Выдыхай. За всё приходится платить. Цена варьируется, спрос усложняет скользкие ходы. И ни за что из этого ты не имеешь возможности уцепиться. Лишнее слово может оказаться роковым. Налаженная по кускам жизнь склеится уродливее предыдущей версии. Стоит ли твоя правда этого? Хонджун искренне не понимает, какой выбор придётся возвести в приоритет. Бушующие волны высохли белой солью по берегу розовой пристани. Маяк неисправен, а клетка пропиталась кровью. Оставшиеся следы стекли по сухому песку. Вина с упоением наслаждалась каждым неповторимым видом этого происшествия. Только сейчас она не имела весомой роли. Её раздавило обстоятельством времени. И, кажется, оно уже не успеет... «Я напишу тебе, Юнхо, когда освобожусь, и мы сможем встретиться. Надеюсь, что у Ёсана тоже всё в порядке». «Я сегодня увижу его после сеанса доктора Квона. Хочется надеяться, что между нами налаживается дружеский контакт. Ёсан не особо разговорчив. Пиши, как будет возможность. Я могу встретить тебя в кафе». «Я рад за вас обоих, Юнхо. Если задержусь на смене, то я предупрежу тебя». «Он спрашивал пару раз о тебе, Джун. Надеюсь, ты не против, что я рассказал о наших отношениях? Хотя это было сложно назвать таковыми». «Если тебе нетрудно об этом говорить, то я не против. Нам уже нечего скрывать друг от друга». Самая умелая ложь на самом чистом доверии. Взгляд увлажняется, Ким трёт свободным краем толстовки лицо, обещая себе больше не играть на чувствах старшего Чона так омерзительно правдоподобно. Юнхо всегда переоценивал его значимость в своей жизни. И Хонджун солжёт дважды, если скажет, что это было не так... «Спасибо тебе, Джун».***
«Забавно, что мы начинаем слушать, Когда нам больше нечего сказать. Время идёт вперёд, но некоторые вещи Всё же остаются неизменными. Я бы прожил, стоя на коленях, столько, Сколько бы потребовалось, Чтобы быть ближе к тебе. И это правда, это правда...» (с) George Ragan The Dead Son – Heaven Can Wait Непривычно ощущать родной цитрус вне стен собственного дома. Он обволакивает тебя, забирается в ноздри, щекочет приятно и ненавязчиво. Чувство живой атмосферы, без лишней натянутости, без серых стен, которые впитали животный страх и ужас последствий одной маленькой трагедии в рамках крепкой и закрытой от посторонних глаз семьи Канов. Уён вежливо приветствует старшую омегу, отказывается от предложения пройти на кухню и торопливо направляется к самой нужной комнате. Младшего Чона охватывает нервное волнение, руки начинают подрагивает, а скрип двери оглушает. Ёсан оборачивается на звук, на его лице появляется успокаивающая улыбка и самый участливый взгляд, наполненный изумрудным маревом. Он ждал своего лучшего друга. Он ждал самого себя, пока сможет открыться и перестать глушить столь ностальгические мотивы в своём поведении. Кан спешно обнимает растерянного Уёна, вдыхает иную форму правильных нот цитруса, проводит рукой по тёмным волосам и ведёт их обоих к заправленной кровати. – Ёсани~и...ты в порядке? – Более чем, Уён. Извини, я на гормональной терапии, не могу реагировать спокойнее. Доктор Квон предупреждал... – ...Ничего. Мне так даже приятнее. – Твой запах немного изменился... Не могу понять почему. Уён слегка краснеет, освобождая свои руки из мягких касаний кановских рук, осматривает привычную и столь видоизменённую комнату, видит сложенные аккуратно стопки однотонных футболок на самом краю стола, рядом с которыми покоится открытый блокнот для записей. Младший Чон смутно припоминает эту потрёпанную корочку в пружинном переплёте. Глаза возвращают своё внимание ожидающему ответа Кану, у которого слишком спокойное состояние для такой красноречивой реакции. – Это из-за Чонхо, верно? – Да... – Я рад, что ты счастлив. Это чувствуется, Уён~и. Сложная и трудно объяснимая характеристика новых связей и наложения запахов для Кана Ёсана всегда представляла особый интерес. Псевдонаучная специфика и мало подтверждённые теории относительно подходящих ароматов, их особого сочетания и последующего смешения в доминирующую ноту. От Уёна не ощущалось чего-то подобного. Он был почти нейтрален в своём проявлении, но приятно клеймён приглушённостью своего родного шлейфа фрезии. Теперь не оставалось сомнений, что часть аромата была запечатлена на бете, у которого не имелось собственной доминантой ноты. И, кажется, это не добавляло никакого существенного значения, по сравнению с тем, что перед собой видел сейчас Кан: его лучший друг находился в гармонии с собой и со своим телом. И это было главным. – Всё ещё не верится, что моё нутро его приняло. Хотя я больше переживал не из-за этого... – ...Из-за родителей? – Да. Об этом было странно рассказывать им. – Они любят тебя, Уён. Иначе быть не могло. Младший Чон заметно расслабляется после непродолжительных минут, проведённых наедине с новой версией Кана. Закрытая и осторожная тактика больше не имела места быть здесь. Взгляд насыщался искренностью и дружеским участием, касания добавляли необходимую сейчас поддержку обоим. Но Ёсан всё ещё не переводил тему на себя, стараясь не поддаваться на столь лёгкую форму откровений. – Хён скоро перетаскает все вещи к тебе... Аппа спрашивал его, куда подевались его домашние футболки. Мой брат так и не научился убедительно врать, но мало что рассказывает нам. – Ты это считаешь странным? – Вовсе нет. Вы сами решите, что с этим делать. Главное, что тебе уже лучше, правда? – Благодаря Юнхо... Я хотел бы соврать, что он не причастен к моей ремиссии, Уён, – Ёсан делает попытку занять свои руки, когда подходит к заваленному вещами столу, но пальцы останавливаются на мягкой ткани, прекращая суетливую возню. – Доктор Квон почувствовал на мне его запах. Он ничего не сказал, но мне кажется, Джонсу-ним одобряет такую форму защиты. Мой цикл урегулировался не только из-за таблеток... – А хён знает об этом? – Может быть. Я всё ещё привыкаю к его присутствию в моей жизни. Мы мало разговариваем. И, кажется, Юнхо тоже некомфортно наедине со мной. – Мой брат хотя бы прилично себя ведёт? – Уён! Непринуждённый смех громко рикошетит от каждой стены, пока не оседает на удивлённом лице самого Кана. Улыбка ползёт невольно вниз, плечи слегка подрагивают, но расслабляются после глубокого выдоха. Уён не понимает этой реакции на лёгкую шутку, испуганно начиная тараторит извинения, но Ёсан его спокойно останавливает. – Я знаю, о чём бы ты хотел спросить меня, Уён... Я не стану повторять свою ошибку. Мои чувства больше не помешают. Я потратил три года на то, чтобы уничтожать их. Теперь мне не стыдно. Но это ничего не меняет для него. Юнхо ничем мне не обязан. Твой брат дорог мне, был и остаётся. Я не хочу испортить всё это, Уён~и... – Ты всё ещё его любишь. – Возможно, когда-то он станет для меня просто "хёном". – И ты готов отпустить те три года? – Уже отпустил. Уён вполне бы мог подвергнуть сомнениям твёрдые и убедительные слова омеги, ведь любая отрицательная реакция могла спровоцировать рецидив. Но Кан не выглядел подавленным, не зажимался от каждого проникновенного взгляда на него, не отрицал очевидного. Ёсан признавался в том, что так гложило его на протяжении долгих лет, а теперь оставляло после себя лишь неприятный привкус раскрытия. Смотреть правде в глаза было больше не стыдно. – Этот доктор Квон, кажется, гений... – Могу дать контакты. Вдруг пригодятся. – Пока со мной Чонхо, они мне не нужны, – младший Чон мягко опускает громкость, чтобы не показать явного смущения. Но Кан не акцентирует на этом внимания, потому что в его руках складывается очередная высушенная футболка альфы. – Мне теперь даже хочется с ним увидеться. Ты не против? – Конечно, нет! Тебе давно пора выбираться из дома. – Я посещаю терапию три раза в неделю, – сухое дополнение Каном и автоматическое перекладывание стопки вещей на свободную полку открытого шкафчика. – Я говорю о нормальной жизни, Ёсан~и... Я понимаю, что об этом ещё рано, но...когда ты вернёшься в университет? – Когда буду готов, Уён. Прошло не так много времени. Слухи оседают, но не так быстро, как бы того хотелось. – Не переживай о них. Я буду рядом с тобой, – секундная заминка, опущенный взгляд и тихое добавление после, – и Юнхо будет... – Спасибо, Уён~и. Вам обоим.