Why?

Мой желудок болезненно заурчал. После недолгих объятий продолжительностью в несколько секунд, которые, казалось, длились целую вечность, мисс Гроув буквально силком затащила меня в душный кабинет. Последнее, что я видела перед тем, как меня, до сих пор находящуюся в странной эйфории после маленького, но такого значимого, поступка затолкали за обшарпанную дверь — это улыбку Марлона. Последнее, что я услышала перед тем, как переступить порог комнатки «допроса» — это мягкий шепот того же блондина, сообщающего мне о том, что волноваться не стоит и все будет хорошо. Я постаралась поверить парню на слово. Кабинет производил впечатление богатой обстановки, однако, если приглядеться, то можно было заметить некоторые неприятные детали, явно не добавлявшие антуража и изысканности. Уютная атмосфера была напрочь вычеркнута холодным светом настенных ламп, темными — местами поцарапанными — обоями с не менее темными плинтусами, в углах которых, казалось, можно насобирать целый клубок паутины и взять парочку экземпляров пауков в придачу. Напольное покрытие отклеивалось в местах стыка стен и пола. В некоторых местах имелись черные пятна, отнюдь не добавлявшие дружелюбности обстановке. Пару раз приходилось слышать посторонние звуки, похожих на топот маленьких лапок и шуршание. Будучи все же какой-никакой, но аристократкой, жившей только в огромных особняках, (где даже намек на паутину отец воспринимал, как личное оскорбление) я жутко боялась шестиногих тварей. Потому мысленно помолилась, чтобы ни одно насекомое не вздумало показываться мне на глаза. Иначе мой визг разбил бы заляпанные инородными веществами стекла, оправленные в обшарпанные оконные рамы. В центре комнаты недалеко от окна стоял большой деревянный стол, заваленный какими-то документами, кипами бумаг, скомканными файлами и покорёженными папками. Около одного конца стоял жесткий деревянный стул, который, казалось, был сколочен не очень умелым мастером, совершенно несведущим в делах сборки мебели. На противоположном же конце находилось кожаное кресло, порядком облезшее на спинке и оцарапанное на подлокотниках. По бокам от стола стояли большие книжные шкафы, заполненные разного рода бумагами, непосредственно книгами с весьма непримечательными корешками и портфолио с различными наименованиями. За кожаным креслом стояли тумбы с выдвижными ящиками, больше напоминающими сейфы. Из окна, которое было слегка прикрыто голубоватыми жалюзи, падал рассеянный свет, подсвечивая мелкие пылинки, а также очерчивая фигуру мистера Эриксона, склонившегося над очередным документом. Ручка, зажатая меж пальцев, быстро шаркала по бумаге, оставляя на ней иссине-черные следы чуть корявого почерка. Мужчина, не поднимая взгляда, махнул рукой на стул, призывая сесть. Мисс Гроув встала позади директора, сосредотачивая на мне свой свирепый взгляд. — Итак, Клементина Марш, — проговорила женщина, напоминая злодея из дешевого фильма про супергероев. — Я надеюсь, что вы осведомлены о причине столь раннего вызова всех учеников. — Да, остальные ребята уже высказали свои предположения, — ответила я, складывая руки на груди и не отрывая глаз от скривившейся физиономии учительницы. — Только предположения? Неужто никто не догадывался об истинных факторах, которые повлияли на столь внезапное пробуждение? — если в начале женщина показалась мне пустоголовой дурочкой, которая преподавала историю по принципу «лишь бы отвязаться», то теперь я поняла, что она тот еще коршун. Опасный хищник, высматривающий неосторожных жертв и хватающий их в свои когти, сжимая в тисках. Казалось, одно неосторожное шевеление бровью и меня тут же рассекретят, поймут, что я лгу и не краснею. — Может, уже преступим к делу и прекратим сыпать трудными формулировками риторических вопросов? — устало поинтересовалась я, продолжая разглядывать все с вызовом в глазах. Нельзя сейчас выходить из образа, иначе расколоть меня будет проще простого. — Как хотите. Буду задавать конкретные вопросы, требующие четкого ответа, — она едва заметно ухмыльнулась и мне жуть как не понравилась этот оскал. — Вчера ночью после отбоя мне сообщили о том, что дети из сектора С присутствовали на тайной вечеринке. Вместе с тем, недалеко от возможного места проведения той самой вечеринки, была найдена группка подростков, находящихся явно не в трезвом состоянии. К тому же, некоторые ребята имели все признаки принятия наркотических веществ. Вам что-нибудь известно об этом? Я едва слышно сглотнула и дерзко улыбнулась. — Говорите как следователь, расследующий ужасающее преступление. Ну обдолбались пару ребят после отбоя, ну протащили с собой пару бутылочек спиртного. Чего же из-за каких-то придурков приплетать всех? Тем более, разве не в вашей компетенции обеспечивать стопроцентное исключение подобных вечеринок, а также случаев, когда ученики могут беспрепятственно проносить с собой курево в ваш хваленый интернат? — глаза мисс Гроув забегали и приобрели странноватый блеск. — Касательно приплетания, Клементина. Во-первых, я должна полностью удостовериться в том, что остальные ученики не имеют отношения к данному инциденту. Во-вторых, если одни сумели добраться-таки до запрещенных веществ, то другие почувствуют вседозволенность. Потому мы и проводим подобные беседы. В-третьих, ученики, которые были пойманы, никак не походят на ребят, которые могли бы протащить с собой алкоголь незаметно. Напиться — да, озаботится о наличии выпивки самим — нет. Поэтому я делаю вывод, что кто-то другой подсобил этим ребятам. А где помогает один, там берутся еще. Где видят помощь, туда и сбредаются, если вы понимаете, о чем я, — она сплела пальцы в замок. Эриксон даже не поднимал на нас взгляда, полностью поглощенный заполнением каких-то бумажек. — К тому же, вы увильнули от вопроса. Есть что скрывать? — Скрывать есть что, однако, ни одного подобного секрета — в котором подразумевалось бы утаивание информации о какой-либо «запретной» вечеринке — у меня не имеется. Еще вопросы? Или может уже отпустите меня на завтрак? При одном упоминании еды у меня сосало под ложечкой, а желудок издавал завывающие стоны и непонятные бурления. Да даже слухи о том, что сегодняшний завтрак состоит из слипшейся комковатой овсянки и пары кусочков яблока с молоком, не портили аппетита. Даже наоборот, раззадоривали его еще больше. Потому я шумно сглотнула, уставившись на ребро стола и заставляя себя думать о чем угодно, но только не о еде. — Если вы соизволите перестать так нагло лгать мне в лицо, то, возможно, вы сможете поесть. Так что, в ваших же интересах говорить правду. — Интересно, а по каким таким факторам вы определите правдивость моих слов? Вдруг утверждение о том, что вечеринка была станет еще большей ложью, чем заверения о том, что ее не было? — я почесала кончик носа, слегка улыбаясь. Мисс Гроув сдвинула брови в переносице, тщательно анализируя мои слова. — Думаешь, что сможешь меня запутать, девчонка?! — едва не плюясь от распиравшей ярости, она резко крутанула стул в свою сторону, благодаря чему я чуть не упала на пол. Маленькие глазки учительницы бегали по моему лицу, слегка испуганному от странной смены обстановки. — А вы, видно, думаете, что такое поведение для педагога нормальное? Или надеялись запугать меня? — я снова надела непроницаемую маску, выражая полное безразличие к сделанному ей жесту. Женщина коварно усмехнулась, отталкиваясь от спинки и выпрямляясь надо мной. Сердце отчего-то забилось быстрее, как бы подсказывая, что сейчас мне правда станет страшно. — Так давай узнаем, что сможет тебя напугать, — ухмылка переросла в оскал. — Мистер Эриксон, коробку. Мужчина тяжело вздохнул, откидываясь на спинку кресла и нервно постукивая по подлокотнику пальцами. Его взгляд, обращенный на меня, выражал что-то среднее между сочувствием и убеждением сказать правду и не доводить все до… До чего? Судя по выражению лиц, — зловещего учительницы и печального директора — в так называемой «коробке» находилось нечто очень ужасное. Так что именно? Снова послышался подавленный вздох, совмещенный с хрипом, когда директор все же полез к выдвижным ящикам своего стола, наглухо запечатанных замочными скважинами. Позвякивая ключами и щелкая штифтами при проворачивании, Эриксон со скрипом отодвинул одну из полостей, доставая оттуда некое подобие аптечки. Предмет был слегка поддернут слоем пыли, однако не настолько сильно, как остальные предметы в ящике. Благодаря этому я сделала вывод, что коробочку недавно использовали и маловероятно, что ее применяли в медицинских целях. Дрожащими руками учительница старалась отогнуть пластиковую защелку, отделявшую ее от заветных внутренностей «аптечки». Глаза женщины сверкали, как драгоценные камни, когда на них падают лучи слепящего солнца. Уголки губ так и остались приподняты в ухмылке сумасшедшего, являя миру желтоватые зубы с налетом. Дальнейшее рассматривание «хищницы» было прервано тихим щелчком, сопровождавшим открытие коробки. — Твой отец, Клементина, — начала Гроув, маниакально-восторженным взглядом оглядывая содержимое, — рассказал нам очень многое о тебе. В особенности о твоих страхах. Также этот золотой мужчина в мельчайших подробностях описал средства воздействия на тебя. А еще он подсказал о том, как следует выуживать из твоего фальшивого облика правду. И поверь мне, методы, которые он предложил были весьма изощренными, если не сказать извращенными. Тонкий металлический капилляр блеснул в блеклых солнечных лучах. — Я же посчитала его методы чересчур привычными и банальными. Ведь если он уже использовал их на тебе, то ты перестанешь быть восприимчивой и все вытерпишь с благородством рыцаря из тех сказок, что тебе на ночь читала мама. Ты помнишь свою маму, Клементина? Эту замечательную женщину, которая умерла не без посторонней помощи? — Закрой свой рот и не смей больше плеваться своим ядом в сторону моей матери, — скрежетнула зубами я, наблюдая за тем, как из недр коробки извлекался прозрачный зип-лок пакет с белым, пересыпающимся из стороны в сторону, порошком. Мукой или сахарной пудрой содержимое назвать нельзя было. — Кто-то бережет свою мамочку? Как жаль, что она была той еще поганкой с весьма определенной репутацией одноразовой подстилки. И как же печально от того, что дочь, скорее всего, переймет характер своей родительницы и будет подставлять свое тело всем парням этого интерната, лишь бы получить заветную купюру в карман. Алюминиевая ложка, несколько капель воды, инородная субстанция и шприц. Все было, как в настоящем притоне для наркоманов. — Ты ничего обо мне не знаешь, — прошипела я, наблюдая за тем, как емкость в шприце медленно заполнялась чем-то, что определенно не внушало доверия. — Ошибаешься. Я знаю абсолютно все. В большинстве своем из уст твоего папаши. Каково это понимать, Клем, что твой опекун сбагрил тебя в интернат, едва ли не на край света, так еще и при этом отвалил каждому встречному по пачке баксов, чтобы тебя забрали от него побыстрее? И каково осознавать, что этот же человек подгадил тебе последний раз тем, что помог нам оперировать тебя твоими же страхами? С нарочитой мягкостью она слегка нажала на поршень, убирая лишний воздух. По игле медленно стекла маленькая капелька жидкости. Я сглотнула, стараясь не думать о том, что находилось внутри градуированной шкалы. — Возвращаясь к методам принуждения. Я предложила мистеру Маршу свою собственную «терапию». Он колебался буквально пару минут, а потом с охотой согласился и даже решил помочь с поставками содержимого коробки. Прелесть, а не человек. — Расскажи правду, Клементина. И тогда никто не пострадает, — дрожащим голосом заявил Эриксон, до этого сдержанно молчавший. — Я вам в сотый раз повторяю. У нас не было никакой «вечеринки», «тусовки», «пьянки» и тому подобных сборищ, — еле ворочая языком, раз за разом повторяла я. — Что же, это твой выбор и совершенно не нужная благородность. Учительница схватила меня за запястье, вытягивая руку в прямую струну. Я машинально дернулась, но хватка женщины была крепкой, а пальцы, сомкнутые около кисти, побелели, до боли сжимая нежную кожу. Вторая рука была свободна, потому я не медля попыталась залепить Гроув пощечину, от которой у нее бы еще долго звенело в ушах. Однако, и вторая конечность оказалась прижата к подлокотнику крепкими мужскими пальцами директора. — Зачем вы это делаете, мистер Эриксон?! — взвизгнула я. — Она ведь монстр! Мисс Гроув запрокинула голову и жутко захохотала, обнажив ключицы и тонкую шею, как если бы ей сделали комплимент. Мужчина лишь пару раз моргнул и покачал головой, грустно улыбаясь, будто говоря, что он полностью на ее стороне, а мне лучше не дергаться и не задавать лишних вопросов. Первородная паника, смешанная с животным страхом, медленно растекалась по венам, оставляя за собой след адреналина. Я задергала ногами, как рыба, выброшенная на сушу, пытаясь оттолкнуться от чего-нибудь. Шприц сверкал в опасной близости от выступающей синей ниточки вены. Пальцы беспорядочно метались, то сжимая подлокотники до побелевших костяшек, то отпуская их, стуча по деревянной поверхности раскрытыми ладонями. Нижние конечности громко топали по полу, пытаясь привлечь внимание. Рука, находившаяся в звериной хватке Гроув, постоянно сгибалась в локте, оттягивая время. Дыхание стало рваным, я издавала произвольные мычания и стенания, стараясь привлечь внимание. Но все, как в воду канули, оставляя меня наедине со своим страхом игл и наркотиков, закаченных в градуированную шкалу. — Помогите! — закричала я, как не в себя, вырываясь все ожесточеннее. — Пожа!.. Вторая ладонь Эриксона легла на мой рот, заглушая вопли. Его колено прижало мои бедра к стулу, вынуждая прекратить попытки сопротивления. Ступни, обутые в кроссовки, беспорядочно мельтешили по полу, отстукивая бешеный ритм. Из груди вырывались хрипы и крики, заглушаемые крепко прижатой к губам рукой. Легкие зажало в тиски, сердце готово было пробить ребра. В основном, я крутила головой и резко двигалась, будто содрогалась в конвульсиях. Голосовые связки выдали новую порцию криков, когда расстояние между иглой и нежной кожей уменьшилось до пары сантиметров. Капилляр шприца медленно рвал ткани, приближаясь к заветным кровеносным сосудам. Боль была троекратно усилена моими эмоциями. Горячая слеза потекла по щеке от всепоглощающего чувства безысходности. — Извините, но мистер Уилсон сказал… — все повернули голову к парню в смешной оранжевой шапке, который застыл на месте, пытаясь осмыслить все происходящее. — Какого черта тут происходит? Он сказал это полушепотом, пройдя чуть дальше порога. Мисс Гроув взирала на него со смесью испуга и удивления. Эриксон слегка ослабил хватку, ошарашенно глядя на юношу. — Что ты тут делаешь, сосунок?! Иди на урок! — учительница взвизгнула, отскочив от меня и смотря на него со всей ненавистью и злостью, какую могла испытать. Габриэль Гарсия не двинулся с места, сложив руки на груди. — Интересно получается, мисс Гроув. Кажется, Стерлинг-младший дал вам ясно понять, чем вам обернется применение этого в стенах интерната, — он посмотрел на шприц, зажатый в руке женщины. — Нехорошо вытворять подобные дела за спиной у своих же инвесторов. Они ведь могут и узнать все. Скажем, при помощи одного сосунка. — И чего же ты хочешь, мальчишка? — после нескольких мгновений молчания спросила учительница. Ее глаза опасно сузились, превратившись в мелкие щелки. — Пару недель выходных? Помощи в протаскивании алкоголя? Уголки губ парня слегка дрогнули. — Отпустите ее и будем считать вопрос исчерпанным, — все удивились. — К слову, Луис просил передать, что оперировать своих друзей страхами он тоже не позволит. Перед глазами пронеслись все те дети, что выходили из кабинета с каменными, лишенными эмоций, лицами. Эти стервятники не придумали ничего лучше, нежели обрабатывать несформировавшихся личностей их собственными кошмарами? Желание ударить этих людей усилилось до неимоверного зуда на руках. Еще больше хотелось смотреть, как они корчатся от боли, получая удары в живот и грудную клетку. Еще приятнее мечталось о кровавом месиве на лице этих монстров и о хорошем плевке, слюна из которого тут же пропиталась бы карминово-бордовым цветом жидкости. Витая в грозовых облаках из не самых радужных мечт, я и не заметила того, что Эриксон после неожиданной просьбы Гейба отошел, подобно послушному питомцу и уставился в щель между занавесками на оконной раме. Директор что-то бессвязно бормотал, низко опустив голову. Мисс Гроув, окинув нас презрительным взглядом, подошла к нему, поглаживая по спине и шепча что-то на ухо. Шприц, воткнутый в мое предплечье, пришлось выдирать самой, морщась от неприятных ощущений и одновременно утопать в сладостном чувстве эйфории от внезапного освобождения. Не медля и не замечая струйки крови, что потекла из незаметной ранки, оставленной шприцом, я поднялась и вышла за дверь вслед за спасителем, которого готова была расцеловать прямо в коридоре. «Что за пубертатные желания, Клем?» — Спасибо, что помог, — еле слышно прошептала я, одергивая рукав толстовки и поправляя кепку, которая каким-то чудом не слетела после моих конвульсивных попыток выбраться из западни. — Не благодари, любой бы так поступил, — он слегка повернул голову в мою сторону. — Лучше скажи, как самочувствие? «Луис тоже спас бы? Или со злорадной ухмылкой наблюдал бы за тем, как наркотик вливают в мою кровь?» — Паршиво, — усмехнулась я, чувствуя накатывающие ощущения утреннего похмелья, которые явно не отпустят меня еще ближайшие несколько часов. — Как ты узнал, что я там? — Броди всю плешь проела. Верещала, что ты там слишком долго находишься. Да и Марлон с Луисом заволновались, хотя виду не подавали. А тут математик послал меня за какими-то бумагами, и я решил заодно проверить. — Уроки уже начались? — на душе странно потеплело от осознания того, что они обо мне беспокоились. — Да уж, завтрак ты пропустила. Но у меня есть план, — Гейб одарил меня лучезарной улыбкой. «А он довольно красив» «Хватит думать об этом!» — Какой план? — я нахмурилась, сведя брови к переносице. — Увидишь, Клем. Пару минут мы блуждали в бесконечных развилках и коридорах, что привело к укреплению моего мнения о том, что интернат похож на лабиринт. Невольно закрадывались мысли о том, как бы я справлялась с поиском нужного класса, если бы с самого первого дня не познакомилась с Броди. Все-таки иметь в приятелях русоволосую было довольно выгодно и интересно. И чтобы я себе не накручивала и не навязывала, мне было достаточно приятно общаться со столь задорной и веселой девушкой, которая расточала вокруг себя исключительно оптимизм и помогала не потонуть в этом болоте из лицемеров. Мы знакомы всего два дня, но первую неловкость в общении Броди сразу отмела, разговаривая со мной так, будто мы дружим всю жизнь. А дружим ли вообще? Да, девушка выручила меня пару раз и даже уговорила сходить развеяться на вечеринку, но каков статус у наших отношений? Перед самой тусовкой Броди сказала, что мы чужие друг другу и мне не стоит лезть в ее подноготную. Конечно, мне должно было быть плевать на такие заявления. Наоборот, я должна была всецело их поддерживать и заявлять при всех, что мы всего-навсего знакомые. Приятели по несчастью. Но отчего-то резкость высказывания и его характер кольнули меня в сердце, защищенное на тот момент непроницаемой оболочкой безразличия. Так кто же мы друг другу? Подруги или просто одноклассницы, переживающие нелегкий период в жизни с помощью друг друга? С каких пор меня вообще стала интересовать женская дружба и все из нее вытекающее, если я была ярым скептиком в данном плане? Неужто план Марлона действительно работает, как надо, и мой кусок миокарда решил оттаять, дав надежду на новые чувства? — Где мы? — спросила я, поднимаясь по узкой и весьма неприметной лесенке, уходящей куда-то наверх. Дополнением к жуткой обстановке были мигающие лампочки, подвешенные на веревке. — Я надеюсь, ты не хочешь меня тут изнасиловать? Учти, я изучала тхэквондо в детстве. Гейб залился смешками, продолжая подниматься. — Если бы я хотел это сделать, то позволил бы той стервятнице превратить твой мозг в кашку, чтобы воспользоваться тобой беспрепятственно, — он слегка усмехнулся, подмечая краем глаза, как расширились мои глаза, — не волнуйся, я никогда таким не занимался. Я облегченно выдохнула. — А Луис занимался? В каких вы вообще отношениях? Поначалу мне показалось, что вы не особо симпатизируете друг другу. Однако вчера и сегодня, вы общались, как давние приятели. — Все сложно, Клем, — произнес парень после недолгого молчания.— Мы с ним далеко не друзья и даже не приятели. Но когда дело касается нашей общей цели, то мы забываем о разногласиях. Куда важнее благополучие остальных, чем наши старые терки. Да и глупо будет, если другие пострадают только из-за того, что я считаю Луиса заносчивым индюком. — То есть вы готовы заключать перемирия ради того, чтобы помогать остальным подросткам? — уточнила я, на что в ответ получила положительный кивок головы. Следующий вопрос так и не сорвался с губ, так как мы подошли к железной двери с проржавевшими петлями и заколоченным окошком. В некоторых местах железо было пропитано странными веществами, имело отвратительные черные пятна. Я инстинктивно поморщилась, не желая даже представлять, что вытворяли с этой дверью и какие ужасы ей доводилось видеть. Гейба же внешний вид, казалось, абсолютно не смущал. Парень без промедлений вставил ключ в замочную скважину и с некоторыми усилиями стал толкать ее наружу. Петли отвратительно скрежетали, заставив меня сморщиться еще больше и испуганно оглядеться. Шум мог привлечь ненужное внимание. — Не бойся, сюда никто не заходит, — промолвил Гейб, протискиваясь сквозь щель — единственное пространство, которое мог предоставить обшарпанный кусок металлолома. — Ну? Ты идешь? — Где мы? — с опаской поинтересовалась я, оглядывая парапет крыши и ее края, к которым столь уверенно зашагал Габриэль. — Ты решил покончить жизнь самоубийством, но тебе трудно сделать это одному и ты решил меня заодно в преисподнюю прихватить? — Заманчиво, — хмыкнул он, усаживаясь на небольшом бетонном бордюре и свешивая ноги с края. — Правда, сомневаюсь, что в преисподней будут такие вкусные бутерброды. Он выудил из кармана разлинованный лист бумаги, в который были завернуты два внушительных сандвича с помидорами, беконом, свежими огурцами и жирно смазанных майонезом. Верхняя булка была слегка поджарена и источала невероятный аромат свежеиспеченного тоста вперемешку со всеми продуктами. Глядя, как у меня текут слюнки, Гарсия похлопал по месту рядом с собой и с готовностью протянул мне один бутерброд, обвернутый в тетрадный лист. Я с аппетитом набросилась на пищу, слегка чавкая и едва ли не закатывая глаза от удовольствия. Желудок одобрительно заурчал, принимаясь за переваривание еды. — Что у вас с Луисом творится-то? — спросила я после третьего укуса божественной пищи. — Из всех возможных вопросов, которые ты могла бы задать, ты выбираешь этот? — насмешливо спросил он. Я лишь пожала плечами, выжидающе глядя на него. — Перестань смотреть так, когда я ем. Меня это смущает, — неловко проговорил он, потирая затылок не испачканной в помидорном соке рукой. — Мы с Луисом общались первое время, когда его только привезли сюда. Тогда он был жутко замкнут, считал каждого своим врагом номер один, обвинял всех в том, что это они повлияли на его нахождение тут. Мне тоже в то время приходилось не сладко. Я тоже страдал из-за того, что моя родня решила избавиться от меня таким идиотским способом. Собственно, ничего интересного в нашей дальнейшей истории нет. Просто встретились два страдальца, поставили друг друга на ноги и разошлись, как в море корабли. — Из-за чего это произошло? Мне что, клещами из тебя конкретику вытягивать? — я закатила глаза. — А конкретизировать и нечего. Просто дредастому взбрело в голову потягаться с местной «элитой». Я, естественно, не поверил в то, что у него получится. Он посчитал это личным оскорблением и слинял, собирая вокруг себя все больше единомышленников. А когда он-таки претворил свои мечты в реальность, я решил извиниться перед ним. Луис, однако, подумал, что мне просто нужно было его расположение. Мол, я бросил его в грязи, а когда он выбился в князья, я прибежал, поджав хвост. Этому идиоту показалось забавным высмеять меня на всю школу. Я не стерпел, мы сцепились, потом разошлись и перешли в пассивно-агрессивный режим. Вот и вся история, с конкретикой, — Гейб грустно усмехнулся, облокачиваясь на бордюр ладонями. — Ты всегда лишаешь рассказы интересных деталей или это только я получаю сумбурную версию произошедшего? — я скомкала тетрадный листок в руке, бросив его рядом с собой. — Я не рассказчик, мне все говорят, что я все рассказываю слишком быстро и сухо, — он усмехнулся, болтая ногами в воздухе. — Еще вопросы? — Целый перечень, — слегка улыбнувшись, промолвила я. — Давно Гроув занимается наркотиками? — До того как Луис пришел к «власти», наркотики вкачивали всем. Это был такой оригинальный способ мотивации нас на учебу и исправление, — парень вздрогнул, явно с недовольством вспоминая пережитые кошмары. — Самое страшное время на моей памяти. Все ходили, как зомби, кроме тех, кто недавно получил свою дозу и ловил вертолеты. В те моменты никто даже не думал о том, чтобы протащить алкоголь или закурить во дворе. Никому не хотелось получить дозу в вену. — Мне казалось, что здешние ребята кайфуют от приходов. Тем более, когда тебе дают наркоту сами учителя. Считай, зависимость легализована. — Ты считаешь всех интернатских отморозками, которые не видят дальше фильтра сигары или горлышка бутылки. Тебе кажется, что для них счастье, когда сердце качает отравленную наркотиком кровь. Но для них это такой же ужас, как и для тебя. Мало кому хочется ловить приход по принуждению. Тем более, тогда почти не было ребят, которые увлекались бы этой дрянью настолько сильно. Покурить травку — да. Проглатывать таблетку или нюхать порошок — нет. — И как же Луису удалось справиться с этим? — Гроув слишком разогналась в гонке со смертью. Ввела ему слишком большую дозу, естественно, передозировка не заставила себя долго ждать. Лу тогда долго реабилитировался в больнице. От его отца это не ушло: он пришел в бешенство, когда узнал, что творится в интернате, который существует на его деньгах. Роберт примчался сюда, крушил все, что ни попадя, плевался слюной, кричал. Стерва, однако, выкрутилась. Подставила какого-то учителя, подсунув ему всю свою атрибутику. Бедный мужик улетел в тюрягу, оставив жену и детей. А Роберт сказал, что сровняет эту школу с землей, если до него дойдет еще что-нибудь подобное. Пришлось на время прикрыть лавочку, но, как я вижу, отцу Лу снова придется приехать сюда. На этот раз с бульдозерами. Я тихо хихикнула, глядя на то, как ловкие пальцы Гейба создают из скомканного листка бумаги красивый бумажный вертолет. Он ненадолго задержал его у себя, взглянув на меня с каким-то новым выражением лица. — Лови только такие вертолеты, Клем. Не позволяй этой старой карге довести тебя до приступа. Габриэль мягко передал шершавую бумажку в мои руки, слегка погладив подушечками пальцев кожу на кисти. Я робко подняла глаза на него и отчего-то затаила дыхание. Его карие глаза все также осматривали мое лицо, словно ища там какой-то ответ. Порыв ветра слегка колыхнул его челку, проступающую из-под, такой не смешной сейчас, оранжевой шапки. Я невольно поежилась, поглаживая свое предплечье свободной рукой. Интимность обстановки накалялась с каждым вздохом. — Тебе холодно? — хриплым полушепотом спросил парень. Я могла лишь утвердительно кивнуть. Язык отказывался подчиняться, чтобы не нарушить волшебство момента. — А так? Юноша нежно обхватил меня ладонью за шею, дотрагиваясь до нижних кудрявых волосков и обжигая своим прикосновением. Пару секунд смотрел мне в глаза, прежде чем обхватить мои губы своими, нежно и сладко скользя языком по ним. Сначала я ошеломленно раскрыла глаза, удивившись столь неожиданному повороту событий, однако потом зачем-то прикрыла их, отвечая на поцелуй со странной уверенностью. Габриэля не надо было подначивать два раза. Он ворвался в мой рот приторно-сладким ураганом, исследуя десны, сплетаясь с моим собственным, неожиданно ставшим активным, языком. «Поздравляю, Клементина! Ты в этой школе всего-навсего второй день, а уже сумела изучить два рта здешних самых главных парней. Может, на трассу сразу пойдешь? Путаной станешь?» Поцелуй длился совсем недолго, но сердце и мозг упорно говорили, что прошла целая вечность, прежде чем Гейб смущенно оторвался от моих губ и устремил свой взгляд на землю. Я же обратила свой взор к небу, глядя на медленно плывущие кучевые облака, принимавшие самые разнообразные формы. Говорить было не нужно, слова только испортили бы все. — Хочешь, я научу тебя их делать? — смущенно спросил парень после многих минут молчания, указывая на бумажный самолетик, что так и остался в моих руках. — Давай, я всегда хотела научиться, — я улыбнулась, подхватывая свой скомканный лист. Предложение было, конечно, до невозможности глупым, даже детским и наивным. Но в тот момент мне было глубоко плевать на то, насколько странным были просьбы и желания. Имели значение лишь его ловкие ладони, слишком быстро сворачивающие и терзающие листок, однако, тот все равно принимал идеально нужные формы. В отличие от моего комка неудачи, который только с третьей попытки стал отдаленно напоминать нужные формы. — Получилось! — радостно воскликнула я, вертя свое нечто в руках. Смотреть на труды Гейба и его вечно прекрасный самолет у меня не было желания. Лишний раз убеждаться в собственной криворукости и добивать свою покалеченную самооценку не хотелось. — Миледи хочет подписать свой шедевр? — Гарсия выудил из заднего кармана потертых джинс черный маркер и протянул его мне. Вскоре на одном из самолетов было выписано кривыми буквами имя «Клементина», а на втором самолете «Габриэль (Кретин)». Приписку, естественно, сделала я, под ворчание парня о том, что он знает меня всего второй день, а уже устал от прозвища и что лучше бы я называла его рыцарем. Мне оставалось лишь прыскать от смеха и отвечать на колкости. Встав на бордюре, мы синхронно отпустили наши творения, которые тут же подхватил ветер-шалунишка, радуясь новым игрушкам. Пару мгновений самолеты кружились вместе, сталкиваясь носами. Одно из столкновений оказалось роковым и оба сложенных листка полетели вниз в противоположных направлениях. Может, предзнаменование или предсказание судьбы? «Глупости! Еще бумажным самолетикам ты не доверяла!» Гейб ненавязчиво скользнул руками по моей талии, смыкая их на животе. Я дернулась, как от удара током. — Не надо, — твердо произнесла я. Все-таки стены внутри меня не до конца разрушились, а его действия были похожи на прямое нарушение моего личного пространства. «Когда он тебя целовал, ты не возражала, и какое-то там личное пространство перестало иметь значение.» — Понял, — парень поднял руки в знак капитуляции. — Пойдем, миледи, а то, чего доброго, все уроки пропустим. — Да, пойдем, — растерянно отозвалась я, глядя на фигуру внизу, что поднимала белую точку — мой упавший самолет. Это был темноволосый парень, который покрутил в руках бумагу, а затем поднял голову, выискивая обладателя. Я поспешила спрыгнуть с бордюра на парапет. — Пойдем, кретин.

***

Юноша вышел во двор, чтобы покурить после очередной взбучки своей подруги и ее нетерпеливого ерзания. Ему, до бешеной тряски, надоело ее нытье, коим она снабжала его предыдущие несколько часов. Потому никотин стал единственным другом, который мог успокоить бушующие нейроны в нервной системе и дать мозгу хоть минуту на расслабление. Парень медленно сошел с бетонных плит двора, попутно доставая пачку любимых сигарет с ментолом. Однако, стоило ему только сделать пару шагов по направлению к любимому местечку для наполнения легких сизым табачным дымом, как прямо перед его носом, на грязную землю, слегка вертясь в воздухе, упал помятый листок, чем-то отдаленно напоминающий бумажный самолетик. Медленно присев на корточки и зажав зубами фильтр сигары, темноволосый поднял находку, вертя ее в руках. Единственной примечательной особенностью сие творения была начертанная черным маркером надпись, гласившая: «Клементина». Молодой человек поднялся с носков и тут же завертел головой, пытаясь найти обладательницу самолетика. Цепкий взгляд карих глаз уловил тоненькую девчачью фигурку, которая находилась на бордюре крыши, в одном шаге от того, чтобы разбиться о землю. Где-то рядом с ней мелькнула оранжевая шапка и голубоватая толстовка. Руки инстинктивно сжали несчастный клочок бумаги, но затем боязливо распрямили его, убирая в карман пальто. Он снова поднял глаза вверх. Фигуры там уже не было. Курить резко расхотелось. Затем парень, странно оскалившись, вбежал внутрь здания, сгорая от желания посмотреть обладательнице его находки в глаза. «Ладно, Клементина. Играем по твоим правилам. Все равно ведь проиграешь и станешь моей. А пока я, пожалуй, покажу тебе, что значит якшаться с моими врагами.» На тот момент он еще даже не подозревал, что из этой игры они оба выйдут проигравшими…