***
Остаток дня прошел бурно для всех, кроме Лютика. Он занимался тем же, чем и остальные, но его пожирала горечь. Поводов было два и, к сожалению, оба касались проклятого ведьмака, не дающего ему покоя ни днем, ни ночью. Во-первых, король милостиво предложил им две разные комнаты, что было логично и ожидаемо, однако после ночи в таверне привычка одержала вверх: они всегда разделяли одну спальню на двоих, как бы двусмысленно это ни звучало. И теперь что-то в груди неприятно ныло при мысли об одиночестве в неизвестных и чужих королевских покоях. Глупо, по-детски, но он никак не мог избавиться от этого противного чувства. Во-вторых, ему пришлось наблюдать великолепную сцену воссоединения двух любящих сердец: Йениффэр и Геральт не стали выносить ссор из избы и заперлись в комнате, чтобы завершить начатое. Лютик, у которого не было привычки подслушивать в таких ситуациях, из-за соседства все-таки застал жаркий разговор. И он был жарким не совсем в том плане. Чародейка иногда что-то выкрикивала, однако из-за толщины стен Лютик не мог различить ни одну фразу. Потом хриплый бас гудел ей в такт, редко срываясь на громкие возгласы. Затем барда, лежащего на своей кровати, оглушила резкая тишина. Он с интересом приподнялся на локтях и напряг слух, но ничего не происходило. Через минуты две ответ пришел сам: женский голос вырвался в стоне, прерываемый, видимо, поцелуями и прочими нежностями, потом ему вторил мужской. Лютик откинулся обратно на мягкую перину и закрыл лицо руками. Черт, черт, черт… Нет. Чего он ожидал? Их выяснения отношений и споры заканчивались только так, никак иначе. Почему предыдущие моменты, перед тем как пришла она, казались теперь чудесным сном, чем-то неправильным и слишком волшебным? Геральт впервые открыто проявлял заботу, открывался ему, был… мил. Но все исключительно по дружбе. По старой, крепкой, мужской дружбе, черт бы ее побрал. –Геральт… Ах… АХ! Чтобы подобраться ближе, Лютик делает все: ждет, терпит, осторожничает, наглеет, останавливается, идет вперед, отпускает, настаивает. Ей же достаточно лишь появиться в поле зрения ведьмака, и тот, виляя хвостом, кидается к ней, ласкаясь и урча. Запах сирени и крыжовника действует на него, как на кота трава валерьяны. Он постоянно думает о ней, вспоминает ее имя и… любит. Лютик же друг, чью задницу иногда нужно вытаскивать из неприятностей. Этот статус был привычен, и с ним ничего нельзя было сделать, он правда с этим смирился. Но каждый раз, когда на горизонте маячила красавица-чародейка с ее магическим взором фиолетовых глаз, ему становилось все тяжелее принимать себя и все больнее наблюдать за их любовью. Неужели все из-за треклятого джина? Только из-за него одного? Неужели эти крепкие узы не разорвутся никогда? А может, магия превратилась в настоящие чувства, и Геральт, навеки связанный с Йеннифэр нитью Предназначения, все-таки поддался и влюбился, получая взаимность. После очередной ласки из-за стены Лютик не выдержал — вскочил, схватил лютню и вылетел из комнаты, еле удерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью. Подальше отсюда, пока комок в горле не поднялся слишком высоко. На кой черт, спрашивается, он вообще поднялся к себе в покои? Почему-то ушел, не поговорил с Аллиотом, не познакомился толком с капитаном. Даже не ушел — убежал, ссылаясь на головную боль. Лютик шагал быстро, смотрел в пол и думал, думал, думал… Ноги сами понесли его вниз по лестнице. Он не помнил, как очутился в небольшом внутреннем дворике с зеленым ухоженным садом. По всему его периметру были расставлены изящные белые статуи из какого-то дорогого и явно редкого материала, издалека напоминающего мрамор. Дорожки — посыпаны мелким гравием; в глубине сада за тенью беседок скрывался фонтанчик. Лютик решил подойти к нему, впервые радуясь одиночеству: здесь было пусто и безлюдно, так что никто не мог помешать ему расслабиться, сочиняя музыку. Внутри кипели и бурлили чувства, и он запутался, какое из них преобладало — ярость или горечь. Тяжело вздохнув, бард устало поплелся на шум воды, не обращая внимания на чудесные зеленые своды над головой. Около фонтана стояла одинокая серая скамейка, на которую он и уселся, грустно проводя по струнам своими тонкими пальцами. Мелодия начала рождаться сразу, как по волшебству, и на этот раз не требовалось даже доли усилий. Слова сами вплетались в рифму и в ноты тоскливо звучащей лютни. «Отчего мое сердце так трещит и хмелеет, Если знаю, что лед тот не станет теплее? Разорвать бы надежду и выплюнуть горе, А осколки любви утопить скорей в море.» Над словами нужно было поработать, если он хотел оставить песню в списке для выступлений. Но он не хотел. Просто тихо пел, печально изогнув брови, и чувствовал, как эмоции усиливаются, накрывая его с головой. Это было хорошим знаком — следом всегда шло спокойствие. «А душа, как жар в полуночном бреду, И кричит, и хохочет, и кличет беду. Но когда подхожу я к запретным вратам, Словно призрак, она появляется там…» Лютик склонил голову, кривя губы. Возможно, он воспринимал все слишком близко к сердцу и страдал из-за пустяков, однако смотреть на то, как она целует Геральта в губы и как она является к нему в виде фантазий, становилось все невыносимее с каждым разом. Почему-то год назад, когда Йеннифэр так же, как и сейчас, вызывающе, но влюбленно улыбалась ведьмаку, Лютику не было настолько отчаянно больно. Что-то изменилось, чувства стали сильнее из-за нестерпимой разлуки. Самым пугающим для Лютика было то, что он не мог ничего сделать: перестать думать о Геральте или разрушить с ним все связи казалось невозможным. Признаться в своей влюбленности и сделать шаг — нелепым. Безопаснее держаться на расстоянии и прятаться за стенами дружбы, он решил для себя это давно и молча следовал выбранной дорожке, хотя и платил за каждый шаг вперед. — Красиво. Чем-то напоминает «Ее сладкий поцелуй». Лютик вздрогнул и обернулся, приподнимаясь на скамейке: в глубине беседки стояла Дрей с ее прямой осанкой и холодным выражением лица. Он не услышал, как она подошла. Эльфийка, чеканя каждый шаг, приблизилась к барду и остановилась возле скамейки. Хотя она не улыбалась, что-то в ее глазах отражало поддержку и понимание, поэтому Лютик не поспешил покинуть насиженное место. — Так вы все-таки знаете мои песенки, капитан, — слова прозвучали не вопросом, а утверждением. — Ваши произведения чем-то схожи из-за рифмы и стиха. К тому же, «Ее сладкий поцелуй» довольно известная вещь. Почему вы перестали ее исполнять? — Не знаю, — искренне ответил Лютик и посмотрел на пульсирующие струи воды. — Простите за нескромный вопрос, но как давно вы здесь? Я думал, что нахожусь один. — Во дворце невозможно обрести одиночество, — как-то по-философски задумчиво ответила Дрей. — Я пришла сюда, чтобы отдохнуть от столпотворений, но здесь уже были вы. Я почти сразу заявила о своем присутствии. Можете не переживать. Она стояла, не присаживаясь рядом и будто не решаясь что-то сказать. Она с сомнением оглядела Лютика и поджала губы, потом все-таки предположила: — Не знаю, о ком вы пели, но вы невероятно сильно влюблены. — Лирический герой — да, — увернулся тот и спрятал взгляд, не желая разговаривать на эту тему. — Извините, я ни в коем случае не желаю начинать личную беседу. Просто… Я вас понимаю. И хочу сказать спасибо за то, что выразили через музыку мои собственные переживания. Лютик моргнул. Дрей вдруг как-то грустно усмехнулась и пошла прочь от скамейки, ничего не сказав напоследок. Он резко встрепенулся и остановил ее вопросом, который задал наиболее нейтральным и спокойным тоном: — Так как давно вы стали капитаном? И нашел в себе силы выдавить дружелюбную улыбку: — Мы все-таки с вами толком не познакомились. Да и некогда было, вы обсуждали, как именно и куда пойдете, потом Аллиот наколдовывал всякие иллюзии с картами, что было весьма занятно, но все же… Дрей остановилась и обернулась: она все еще не улыбалась, что начало немного напрягать. Обычно, когда бард начинал трепаться с незнакомцами, всем своим видом показывая общительность и приветливость, те в какой-то момент расплывались в улыбке. Но может быть, она скоро должна была появиться на этом красивом лице. Дрей вновь оказалась около скамейки, но на этот раз Лютик специально подвинулся, уступая место рядом. Она повиновалась и села настолько идеально прямо, что он даже немного позавидовал ее военной выправке. Позавидовал и откинулся назад, кладя лютню рядом и лениво прислушиваясь к умиротворяющим звукам льющейся воды. — Я капитан Дрэзнорского охранного состава, — произнесла Дрей. — В армии с шестидесяти лет. Звание командира получила двадцать лет назад. — То есть, недавно, — пошутил Лютик и, не получив никакой реакции, прочистил горло: — Получается, работаете личным телохранителем короля? — Да, в задачи нашего состава входит функция защиты. У военных как-то автоматически включался их особый режим, когда они говорили о том, с чем связались уже давно. Лютику было немного непривычно слышать этот сухой, ничем не заполненный говор. Еще у эльфийки совершенно отсутствовал акцент: она говорила чисто, ровно и без единого слова на своем языке. — Фактически вы в Дрэзноре служите всю свою жизнь? — поинтересовался Лютик и зачем-то заулыбался. — Да, — коротко ответила та, — я служила при трех королях. Лютик решил, что теперь самое время задать все интересующие его вопросы, поэтому он начал засыпать ими Дрей с ног до головы. — Капитан, скажите… Я слышал, что Радрифф женился на Каргасской принцессе. Но когда нас привели в тронный зал, королевы там не было. Неужели так хорошо спряталась за шторкой? — он не сдержал смешок. — Королева живет сейчас в другом замке. Супруги встречаются редко, на праздниках и на торжественных собраниях. — Ого… — он передумал шутить на эту тему, потому что Дрей явно не обладала чувством юмора, к тому же, издеваться над человеком, которому она служит, было неприлично. Та коротко посмотрела на него, будто ожидая продолжения допроса. Долго ждать не пришлось. — Удивительно, что Радрифф отправляет в очень опасную экспедицию капитана личного состава. Можно сказать, лучшего из лучших. Не боится потерять главного бойца? — Все мы лучшие из лучших, — пробормотала она и замолчала, не поясняя. — Кхм, да… А почему мы выдвигаемся только завтра, если в любой момент мир может рухнуть? — Причин много, — снова уклонилась Дрей и наконец решила спросить сама: — Кстати о нашей экспедиции. Как вы познакомились с Аллиотом? Вопрос был столь неожиданным и непонятным, что Лютик замер, не зная, что ответить и с чего капитана это вообще заинтересовало. — Э-э-э… — замялся он. — По нам видно, какие мы замечательные друзья? Потому что я его едва знаю. — Вы хорошо ладите, — Дрей адресовала ему пристальный взгляд. — Это чистое любопытство. Я давно знаю Аллиота, но ни разу не знакомилась с его товарищами. — У меня сложилось впечатление, что он общительней меня. — Слово «общительный» не говорит о том, что у него есть друзья. — Ваша правда… Дрей упорно ждала ответа, не собираясь переводить тему, поэтому Лютик выдал половину правды. Он мог отомстить чародею и сдать его в руки личной охраны короля, но что-то его остановило. — Пообщались в деревушке рядом с Каэдом. В общем и целом, мы почти незнакомцы… Все, что я о нем знаю, это пара случайных фактов, так что посплетничать за его спиной не получится. Было бы, конечно, здорово, я люблю обсуждать людей, так что в другой ситуации обращайтесь, если понадоблюсь. Лютик усмехнулся и закинул ногу на ногу. — Но. Судя по всему, именно вы, капитан, неплохо его знаете. Зря вы это сказали, теперь я попытаюсь выведать все тайны об этом загадочном чародее. Она встретилась с ним взглядом, лицо ее теперь казалось очень расслабленным. — Я почти не общаюсь с Аллиотом. Однако он в Дрэзноре появился позднее меня. Его взял на службу Кромпелл. — Отец нынешнего короля? — уточнил Лютик. — Да. Аллиот спас Его Величество на охоте. Но придворным магом он стал лишь при Радриффе. — Интересно, за какие заслуги… Дрей ничего не ответила на это, потому что, видимо, не любила слухов и сплетен, так что Лютик с разочарованием вычеркнул ее из своего листа «собеседник, с которым можно полить кого-то грязью». — Кстати, где он? — поинтересовался вдруг Лютик и начал вертеть головой, будто чародей должен был вот-вот появиться у него за спиной. — Он довольно спешно ушел с «собрания». — Его вызвал король. Скорее всего, он у него, — Дрей краем глаза заметила, как бард вновь взял в руки лютню и поднялась со скамейки. Когда она поймала недоуменный взгляд, сделала ладонью успокаивающий жест и объяснила: — Вы невольно напомнили мне об одном деле. Мне нужно дать указания и напутствия своей замене. Продолжайте сочинять. И спасибо за разговор, теперь я знаю вас немного лучше. Лютик активно закивал и заулыбался еще доброжелательнее: — Еще чуть-чуть, и мы не разлей вода! Она вытянулась в струнку, резко склонила голову и, повернувшись, направилась к беседке, ведущей ко входу в сам дворец. Лютик глубоко вздохнул и понял, что ему действительно стало легче от этой маленькой странной беседы с капитаном и хаотичные мысли с чувствами были четко разложены по полочкам. И хотя казалось, его здесь больше ничего не держало, Лютик все равно решил посвятить всего себя музыке и улыбнулся, вспомнив, как Геральт признался, что ему нравится «Чеканная монета». «Когда скромняга бард отдыхал от дел, С Геральтом из Ривии он песню эту пел…» Он надеялся, что поет не слишком громко и из окон не начнут кричать недовольные вельможи. Картина была бы весьма забавной. Лютик утопал в мелодии и игрался с текстом, видоизменяя его на ходу, а фонтан продолжал изрыгать неровные струи, невольно аккомпанируя музыке. Что ж, возможно, он стал понимать Геральта в плане одиночества: Лютик внезапно с ним подружился.***
Поздно вечером состоялся торжественный ужин, на котором Лютика опять попросили сыграть его самые популярные баллады, так что пришлось повиноваться и, прежде чем добраться до еды, хорошенько потрудиться. Ладно, кому он врал! Он получал невероятное удовольствие от выступлений, да и аппетит куда-то пропадал при виде милующихся голубков. Разумеется, Геральт и Йеннифэр не целовались и не делали неприличных вещей, но они и не скрывали свои восстановленные отношения: она, таинственно улыбаясь, шептала ему что-то на ухо и гладила по плечу, он с настоящей влюбленностью разглядывал ее и позволял даже дерзкие прикосновения. Лютик сидел слева от ведьмака, поэтому был рад возможности позорно сбежать на своеобразную сцену и под поощряющие хлопки играть для публики, изредка косясь на воссоединившуюся парочку. Аллиот находился по правую руку от короля, и они часто переговаривались, оглядывая зал: даже издалека было видно, насколько они привязаны друг к другу. Дрей бард, как ни пытался, не смог отыскать, возможно, она просто не решилась прийти к толпе, от которой бежала сегодня в королевский сад. Счастье длилось недолго — после третьей песни место Лютика заняли другие музыканты, так что ему пришлось вернуться за стол, совершенно не наслаждаясь обилием блюд. Головой он понимал, что таких пиров в ближайшее время не видать, но есть все равно не хотелось. Геральт вдруг повернулся к Лютику, будто наконец заметив его присутствие, и выдал очевиднейшее наблюдение: — Тебя не было видно целый день. Если бы на месте ведьмака сейчас сидел кто-то из обыкновенных, нормальных людей, он бы спросил: «Где ты пропадал?», но обыкновенные, нормальные люди сидели за другим столом. — Хм. Да-а-а-а… Это очень странно-о-о, — протянул Лютик, подражая голосу Геральта. — Наверное, у него нет своих дел, поэтому он должен постоянно шататься около меня… Хм…. Йеннифэр с любопытством посмотрела на него и вдруг усмехнулась, ничего не говоря вслух. На лице ведьмака мелькнуло непонимание. — Лютик… — это прозвучало, как угроза. Лютику стало неловко, что ревность без контроля начинала вырываться наружу, поэтому он сам же попытался остудить свой пыл и попробовал перевести тему. — Успел пообщаться с капитаном? Она у нас все-таки командует отрядом. Геральт пристально разглядывал его, словно изучая. — После обсуждения — нет. А ты, по всей видимости, уже узнал о ней все. — Вовсе нет! — возмутился Лютик. — Между прочим, я просто потрудился познакомиться с человеком, с которым мы проведем вместе энное количество времени. Йеннифэр вдруг вступила в беседу, поправляя свои черные вьющиеся локоны: — Она эльфийка. Постарайся не называть ее человеком ни за ее спиной, ни при ней. Дрей гордится своим происхождением и, в общем и целом, презирает общество D’hoine. — Ага, поэтому она пошла на службу к одному из «безволосых обезьян», — закивал Лютик. Чародейка одарила его своей очаровательной белоснежной улыбкой: — Можно сказать, что она очеловеченный эльф, хранящий и ценящий традиции своего народа. Ее родители давно служили при дворе, и неудивительно, что дочь пошла по стопам предков. — Она живет среди людей! Ты правда считаешь, что Дрей терпеть не может тех, с кем проводит целые дни? Йеннифэр, я думал, у чародеев непревзойденная логика и ум… Геральт с каменным лицом толкнул его локтем, и Лютик закатил глаза, фыркая. Он имел право отыгрываться! Йеннифэр же сделала вид, что не заметила последнего предложения, хотя в глубине фиолетовых глаз вспыхнуло недовольство. — Лютик, — ласково пропела она, сделав глоток из своего бокала, — я знаю Дрей, и я знаю, как она иногда ненавидит человеческое общество. Не буду вдаваться в подробности, но у нее есть определенные планы после службы. — Планы? Какие планы? Вернуться на землю предков? — тот издал искренний смешок — Мы с Геральтом видели, какая у них родина, и такого никакому народу не пожелаешь. Прежде чем вернуться туда, нужно уничтожить больше половины человечества. — Земли эльфов обнищали и заполнились людьми. Даже если Дрей захочет присоединиться к кланам Высшего народа, ей придется либо вечно странствовать, либо организовывать войны против захватчиков. Лютик прав, — хрипло пробормотал Геральт и постучал пальцами по столу, даже не притрагиваясь к еде. На этот раз Йеннифэр вспыхнула, ее взгляд стал жестче и злее, а губы нервно дернулись. — Вы оба, я смотрю, обожаете делать выводы из ничего. Два сапога пара, это уж точно. Где во фразе «определенные планы после службы» вы увидели что-то про возвращение на родину? Черт возьми, если не умеете слушать, читайте по губам. Ведьмак хмыкнул, а Лютик закатил глаза второй раз. Как раз в это время заиграла громкая музыка, заглушающая все шумные разговоры, поэтому пришлось немного помолчать, разглядывая выскочивших из ниоткуда шутов. Те кривлялись, прыгали, делали сальто, хохотали и ходили колесом. Бард выбрал одного из них, одетого во все черное, с накрашенными глазами, и про себя сказал: «Это Йеннифэр». Такая мысль его порядком развеселила, и он впервые за этот день засмеялся, хлопая в ладоши и поддерживая забавное зрелище радостным свистом. Аллиот во время представления встал с места, подвигая гостей, выбрался из-за стола и покинул зал, кишащий вельможами и иностранными гостями. Радрифф проводил его странным взглядом и нетерпеливо закусил розовые губы, что порядком удивило Лютика, который иногда искоса наблюдал за правителем. Когда музыка наконец стихла и шуты, гремя бубнами, убрались, куда подальше, Лютик посмотрел на Геральта, без перерыва беседовавшего с Йеннифэр. Потребовалось усилие, чтобы привлечь внимание Его Ведьмачества и наконец фыркнуть: — Король говорит, что поход в никуда тайный, а сам закатывает пирушку. Вон, даже кривляк пригласил. Весьма любопытный ход. Взгляд ведьмака мог быть истолкован двумя способами: первый — «ну ты и болван», второй — «ты играешь в дурачка?» Оба не были утешительными. Лютик непонимающе захлопал глазами. — Ты думаешь, это в честь нас? — интонацию Геральта даже можно было назвать умиленной. — Э-э-э, а что, есть еще поводы? — Дрэзнор выиграл Эзресскую войну, — лениво ответила Йеннифэр, потягиваясь, как кошка. — Умоляю, не растеряй свою наивность, Лютик. — Откуда я должен был об этом знать? — обиженно процедил тот и разозлился почему-то на ведьмака, а не на чародейку. Остаток вечера Лютик молчал, надувшись, как ребенок, без всякого интереса разглядывая другие столы и пирующих людей. Единственное, что по-настоящему зацепило его внимание, было то, как Радрифф, спустя некоторое время, покинул торжество, ловя любопытствующие взгляды со стороны своих подчиненных. Королю нельзя было запретить уйти, так что он что-то прошептал на ухо одному вельможе, сидевшему за главным столом, и неторопливо скрылся с глаз. Как он мог спокойно веселиться, когда знал, что на дворе был конец света? Лютик злился из-за того, что весь прогресс в отношениях с Геральтом исчез за минуту общения с Йеннифэр, что этот идиот снова вел себя холодно и отчужденно, что за всю беззаботную пирушку они даже толком не поговорили и не посмеялись над визгливыми толстяками. Но больше всего он злился потому, что ему надо было терпеть все это, пока они не доберутся до проклятого артефакта. НЕ идти он не мог: во-первых, не собирался упускать шанс написать легендарную балладу, во-вторых, не хотел бросать ведьмака, ведь ему могла понадобиться помощь (хотя какая помощь от странствующего трубадура). Пир вскоре закончился. Благо, на нем собрались лишь достойные и уважающие себя люди, так что слугам не пришлось никого вытаскивать, например, из-под стола или приводить в чувства пьяных в стельку балагуров. Однако это не отменяло грандиозную уборку, так что по всему залу, как только он начал пустеть, заметалась прислуга в попытках скинуть со столов как можно больше объедков. Лютик, чувствуя себя лишним, поспешил уйти первым из святой троицы, дабы не мешать влюбленным наслаждаться обществом друг друга. Кажется, они не особо расстроились: Йеннифэр что-то с жаром рассказывала Геральту, тот, улыбаясь, слушал и говорил чуть меньше нее. Они уже собирались продолжать беседу в покоях, и Лютик мысленно поздравил их, удаляясь прочь. Он-то рассчитывал, что трудные времена начнутся с завтрашнего дня.***
На рассвете их маленький отряд выдвинулся в Темерию. Лошади шли бойко, энергично, высоко поднимая ноги; путешественники выглядели чуть менее бодро, и между ними висело напряженное молчание. Выступавшая впереди Дрей всё задумчиво поджимала губы, видимо, размышляя о том, как сократить путь. Местность она знала хорошо, а потому и вела остальных за собой. Лютик, которому специально выделили красивую серую лошадь, постоянно зевал и встряхивался, пытаясь отогнать сон; Йеннифер ехала рядом с Аллиотом, редко перебрасываясь словами; Геральт, замыкая шествие, внимательно смотрел вперед, крепко держа за уздечку Плотву. Направлялись они в противоположную сторону от столицы Дрэзнора, но пейзаж практически не менялся — такие же пыльные дороги, полуголые степи под палящим диском в небе и серые поля с редкими стволами лиственных деревьев. Где-то по краям виднелись одинокие домики, не огороженные даже кривым заборчиком, однако поселений не наблюдалось. Лютик так давно не занимался ездой самостоятельно, что сначала побоялся брать поводья в руки. Однако, справляясь со страхом, смог забраться в седло, и тело напряглось, делая привычные движения; конь, весело махнув гривой, пошел вперед, повинуясь человеческим указам. Удивительно, как Лютик не получил ни одного едкого комментария от Геральта. Несмотря на то, что ему было весьма непривычно и в какой-то мере неудобно, он скоро погрузился в скуку, с которой ничего делать не собирался. Играть на лютне во время езды казалось глупостью, разговаривать не хотелось, а гонять пока что бодрую лошадку не было сил. Поэтому Лютик просто спокойно покачивался в седле, нахохлившись и жмурясь от яркого солнца. Кажется, спутники его страдали от похожего настроения, и никто не стремился начать беседу. Хотя Лютик не отказался бы послушать чей-нибудь рассказ, пусть даже гордой Йеннифэр. Он мысленно сделал заметку потом поговорить с Аллиотом, потому что из вопросов к нему можно было построить двухэтажный дом. Времени хватало, и Лютик не спешил приступать к допросу. Судя по карте, которую внимательно изучили все, кроме барда (он, как всегда, взглянул на нее мельком по причине доверия к окружающим), они скоро должны были обойти еще один город, перебраться через горную цепь, а потом переплыть озеро. Что ж, первая цель все еще не показывалась. Спустя пару часов, когда Лютик все-таки обрел голос и начал проповедовать свою незаурядную философию неблагодарным слушателям, а задница его уже горела с непривычки от долгой езды, вдали показалось странное сооружение, чем-то напоминающее огромное колесо с висящими палками. Йеннифэр отреагировала первая — полушепотом процедила ругательство сквозь зубы и сказала недовольно: — Какое чудесное зрелище. И как восхитительно, что они поставили эту красоту прямо на нашей дороге! Дрей промолчала, но ее спина заметно напряглась. Аллиот тихо рассмеялся себе под нос, но его смех показался каким-то натужным и неискренним. Лютик совершенно не понял, из-за чего весь сырбор, а потом они подобрались ближе и… На гигантском овале висели тела, жутко качающиеся из стороны в сторону. Мужчины, женщины, даже дети — все они были похожи на огромных тряпичных кукол; их головы послушно опустились вниз, лица исказились умиротворенно-испуганной гримасой, у кого-то скосилась челюсть, выкатились наружу полопавшиеся красные глаза. Руки безвольно качались, наполовину обглоданные кровожадным вороньем, которое до сих пор кружило над этим ужасным местом, каркая и кашляя, сбиваясь в стаи. У кого-то из мужчин были выклеваны глаза, на их месте — пустые, черные глазницы, детская одежда, скомканная и выцветшая, спускалась вниз грязными лохмотьями. Люди… нет, мертвецы спокойно покачивались на ветру, каждый — на своей веревке, цепляясь друг за друга безжизненными конечностями. Лютик весь задрожал и почувствовал прилив тошноты. Он, кажется, даже судорожно выдохнул, руками вцепившись в мягкую гриву лошадки, зарываясь в нее, чтобы почувствовать хоть какое-то тепло. Ему стало холодно. Йеннифэр специально не смотрела на отвратительную виселицу, ее лошадь пошла быстрее, чем обычно. Она подъехала к Дрей и вполголоса заговорила с ней о чем-то, до Лютика доносились лишь обрывки фраз, кажется, про какую-то войну. Геральт, между тем, поравнялся с ним и обеспокоенно оглядел его, поджимая тонкие губы. — Лютик? Ты в порядке? — в голосе его словно промелькнула озабоченность. — Что… что это такое? — Лютик поднял на него большие от ужаса васильковые глаза. — Что означает это — не знаю. Но обычно такие сооружения делают для подавления мятежей или восхваления армий. — Тут второй вариант, — Аллиот покачал головой, на его губах все еще играла кривая усмешка. — Это древняя традиция. После Эзресской войны король приказал поставить по всему королевству такие штуки с телами проигравших. Видимо, чтобы показать непобедимость войск и могущество Дрэзнора. — Но там же есть дети! — воскликнул Лютик и вздрогнул от звука собственного голоса. — Как… Как же дети… — Они тоже часть проигравшего народа, — задумчиво произнес Геральт. — Я не первый раз вижу такие «напоминания». И в них часто используют детей, пытаясь устрашить местное население. Они наконец проехали мимо страшного колеса, но в голове у каждого все еще стояла картина этих напуганных перекошенных лиц. Лютик опустил взгляд и почувствовал, как подрагивают его руки. Йеннифэр с яростью замотала головой, и Дрей успокаивающе пробормотала что-то, на секунду протягивая и кладя ей руку на плечо. Их лошади шли рядом, толкая друг друга продолговатыми головами. — Но они же невинные люди… Почему их? — все никак не мог успокоиться Лютик, чувствуя, как в груди поднимается что-то протестующее и горькое. — Потому что так страх сильнее, — Аллиот нахмурился и похлопал по гладкой шерсти гнедой. — Я спросил у Радриффа, почему он воздвиг эти «эшафоты» в своем королевстве, а не в захваченном. Он промолчал, но позже я понял, что он не пытается восславить армию, он хочет предотвратить восстания. — Восстания? — словно эхо, повторил ведьмак и легонько ударил по бокам Плотву, чтобы та пошла быстрее. — Они уже были и неоднократно. Пока что маленькие и несерьезные, с ними легко справляется армия. Однако ходят слухи о том, что готовится нечто масштабное. Король делает все, что в его силах, чтобы не допустить такого. — Приказывая возводить алтари смерти с женщинами и совсем еще малютками? Да, таким образом восстания точно прекратятся! — Лютик невольно обернулся, поддаваясь какому-то жуткому подобию любопытства. — Это политика. Именно так предотвращались миллионы мятежей. Не думаю, что у тебя сейчас появилось желание атаковать королевский дворец, — тон Аллиота стал холодным и раздраженным. Геральт, однако, все еще отдавал предпочтение разуму, а не эмоциям: — Из-за чего происходят восстания в Дрэзноре? Он кажется процветающим и богатым. — Столица и ближайшие города — да. Дальше все увидите сами. Хотя главная причина кроется даже не в этом, — чародей, прищурившись, посмотрел в пасмурное небо. — Радрифф относится к типу правителей-завоевателей. К сожалению, не все его желания поддерживаются собственным народом: он правит всего-то года три, но уже захватил в четыре раза больше земель, чем его предшественник. На внутреннюю экономику почти не смотрит, обкладывает налогами и бежит играть в солдатики. Захваченное население протестует, устраивает поджоги… В общем, из-за слишком активной внешней политики появляются массовые недовольства. Лютик с удивлением подумал, что придворный маг высказал слишком много негативного о своем, вроде как, начальнике и что, скорее всего, Дрей при таком разговоре все карты бы на стол не выложила. Геральта, кажется, посетили точно такие же мысли: он недоверчиво взглянул на Аллиота, и на его лбу проявились морщинки. Тот пожал плечами, внезапно хмыкнув: — Радикальные ситуации требуют радикальных мер. Кромпелл дурным нравом не отличался, но даже он прибегал к запугиванию и публичным наказаниям. — Болезнь лечить требуется до того, как она проявляется, — задумчиво процитировал ведьмак и посмотрел куда-то вдаль. Лютик, слишком хорошо зная все его интонации, уловил в его голосе неодобрение, но Аллиот будто этого не заметил и активно закивал, соглашаясь: — Не знал, что Геральт из Ривии развлекает себя чтением «Травяной медицины». Я бы сказал, что уважаю, однако все же это довольно известная книга. Потом он победоносно улыбнулся, будто выиграв для себя некую битву, и цокнул языком, приказывая лошади идти быстрее. — Кстати говоря, нам стоит найти убежище, пока не пошел дождь. Сегодня он точно будет, — громко сказал он и, трясясь в седле, поскакал вперед. — Неужели? — раздраженно процедил Геральт. — Тучи же обычно предвещают жару и солнце. Подгоняемая Плотва тоже перешла на рысь, равняясь с лошадью Йеннифэр. Чародейка обернулась и заулыбалась ведьмаку одними глазами. Лютик тяжело вздохнул, послушно последовав за ними, и содрогнулся, еще раз вспомнив ужасные мертвые лица, смотрящие на него как-то насмешливо-умиротворенно. Хотя небо и заволокли темные облака, так что утро словно перевернулось вверх брюхом и стало вечером, а по блеклым полям понеслись порывы ветра, гладя серые колосья, обещанный ливень все еще не начинался. Апрельская погода менялась на ходу, и никто из отряда (кроме Аллиота) не был уверен в своих предчувствиях. Дорога пыльной лентой вилась впереди, и лошади, уставшие от тяжелых тюков с провизией и никак не слезающих наездников, становились все более непослушными, неохотно передвигали ногами и замедляли шаг. Лютик морщился при одной мысли о привале под проливным дождем и надеялся обрести хоть некое подобие укрытия. Пока что им на пути продолжали попадаться редкие деревья, совсем не подходящие для защиты от возможной грозы, да высокая спутавшаяся трава, дрожащая от весенней прохлады. Только когда впереди выросла одинокая мельница, путники наконец выдохнули и устремились к ней. С любопытством они оглядели деревянное строение с огромными ручищами-лопастями, которые давно замерли, оставив работу на благо человеку. Несмотря на то что в некоторых местах доски окончательно прогнили, в целом мельница казалась издалека новой и пользующейся спросом. Остроконечная крыша ее протыкала небесный купол, а необычно удлиненная форма делала ее в три раза больше обычной. Дрей подвела лошадь ближе и посмотрела на маленькое окошко на втором этаже: оно было темным и неживым. — Заброшена, — коротко сказала она, спрыгнув на землю. Йеннифэр прищурилась, не переставая внимательно оглядывать строение. Кажется, ей здесь что-то не нравилось. Ведьмак тоже соскочил с седла и, взяв Плотву за уздечку, неторопливо подошел ко входу. Аллиот, оставаясь на своем коне, задумчиво почесал локоть и полюбопытствовал у всех сразу и ни у кого конкретно: — Предлагаете отдохнуть здесь? «Здесь» прозвучало с явным отвращением, и Йеннифэр не удержалась от комментария: — Прости, дорогуша, королевские покои по дороге не встречались. Геральт слабо улыбнулся, а чародей гордо скрестил руки, возмущенно промолчав. Лютик уже стоял около небольшой дверцы, даже не пытаясь бороться с любопытством вдобавок к желанию побыстрее оказаться под крышей от греха подальше. Небо угрожающе темнело, и ливень должен был начаться с минуты на минуту. Лютик взялся за ручку и без промедления потянул на себя. — А мне нравится его решительность, — Йеннифэр хмыкнула, заметив его попытку пробраться внутрь. Однако Лютик не успел исполнить задуманное, потому что замер, остановленный грозным голосом ведьмака. — Лютик! Куда ты опять, черт подери, полез? — Геральт молниеносно подскочил к двери и преградил ему путь. И хотя интонация звучала угрожающе, в глазах его не отражалось и капли злости. — А что? Так и будем торчать снаружи? — наигранно изумился Лютик и развел руки в стороны. — Подождем грозы и промокнем до нитки? Плохой план, я отказываюсь принимать в нем уча… — Ты даже не знаешь, что внутри, и уже вступаешь туда, как хозяин. Почему тебе все время неймется что-то сделать… Лютик прямо-таки почувствовал спиной улыбки Йеннифэр и Аллиота. Ведьмак аккуратно оттолкнул его от двери, будто надоедливого и мешающего всем ребенка, потом осторожно вошел, напрягая и выставляя вперед правую руку, чтобы в случае необходимости быстро выхватить один из мечей. — Между прочим, я не такой беззащитный, как кажется, — обиженно проворчал Лютик, и Геральт даже на секунду обернулся с насмешливой улыбкой на губах. Чародейка бойко последовала за ведьмаком, а Дрей с Аллиотом остались снаружи в неловком молчании. Лютик гордо одернул кафтан, задрал голову, взмахнув опустившейся на лоб челкой, и смело прошествовал вслед за голубками. Мельница была весьма неудачным местом для того, чтобы оставаться там наедине. Хотя… кто знает. Помещение походило на внутренности огромных часов: круглая башня поднималась вверх, постепенно сужаясь. Пахло деревом, старой мукой и пылью. В глаза бросались лишь самые обыкновенные механизмы и печь для изготовления хлеба. Геральт с опаской посматривал вокруг себя и продвигался вперед так, словно был окружен невидимыми врагами. Йеннифэр не шла, а плыла — уверенно, совершенно без боязни, хладнокровно. Взгляд ее прекрасных глаз впивался в каждую деталь, однако в нем не сквозило интереса. — Эй! Кто-нибудь дома? — громко позвала она и взглянула на верхний этаж, откуда, предположительно, ей могли ответить. Ведьмак с укором посмотрел на неё, и она наморщила носик: — Что? Это ты любишь вламываться в чужие жилища, а потом спрашивать у хозяев, как у них дела. Геральт ничего не ответил и остановился посреди комнаты, задумчиво трогая медальон. Тот ни разу не дрогнул, пока они заходили и осматривали мельницу изнутри, так что ведьмак чуть расслабился и опустил руки с потухшим взглядом. Лютик, почувствовав свободу и утратив настороженность, завертелся по первому этажу, с любопытством заглядывая в каждый бочонок и глиняный горшок, кашляя от скопившейся в них пыли. Ничего интересного он, к сожалению, не нашел, поэтому сделал неутешительный вывод, открывая очередную корзину и суя туда нос: — Действительно, мельница-то заброшена, кажется, окончательно. Думаю, тут можно спокойно переждать дождь. Хм… Интересно, почему из нее ушли… Ведьмак молча пошел осматривать второй этаж. По полу легко застучали каблуки, и на пороге возникла стройная Дрей, а за ее спиной стоял Аллиот с двумя провизионными мешками в руках. — Пошел дождь, — спокойно объявила эльфийка и задрала голову, тоже разглядывая чердак. — Видимо, у нас не осталось выбора. — Сзади мельницы стоит маленький амбар, я завел туда лошадей, — чародей, бросив вещи в угол, отряхнул руки и заложил их за спину. При слове «амбар» Лютика слегка затошнило, и он отвернулся, поджимая губы — теперь некоторые фразы, кажется, были для него табу. Прислушавшись, он уловил тихое, едва слышное дребезжание по старому дереву и заметил, как в помещении буквально за мгновение стало темнее. — Надеюсь, мы тут ненадолго? — он удивился собственному вопросу, прозвучавшему вслух. В мельнице чувствовалось какое-то немое напряжение, и в груди его поселилась легкая тревога. Йеннифэр окинула его взглядом, и лицо ее озарила фальшивая улыбка. — Ты сам сюда рвался, а теперь хочешь уйти? — потом она вдруг стала серьезнее и добавила: — Честно говоря, у меня тоже нехорошее предчувствие. Нужно двигаться дальше. Аллиот негромко рассмеялся и ткнул куда-то в сторону входа: — В дождь? Послушай, при всем моем уважении, я не хочу испортить прическу, — он театрально поправил волосы, зализывая их назад. Дрей, молчавшая все это время и с интересом ученого рассматривавшая помещение, тоже вступилась и кивнула в ответ на замечание чародея: — Ливень будет знатный. Если пойдем сейчас, можем попасть в грозу. — Тем более, — Аллиот взобрался на один из неработающих механизмов и сложил ногу на ногу, — тем более, мы тут всего на часика два. За это время плохие предчувствия не сбудутся. — Чисто, — Геральт быстро спустился по лестнице и сразу же обратился к Дрей: — Капитан, так что вы решили? — Устроим небольшой привал и тронемся в путь. В двух часах езды отсюда есть село. Лютик встретился взглядом с Йеннифэр и заметил в ее глазах плохо скрываемую тревогу. Она накручивала черный вьющийся локон на изящный пальчик и задумчиво кусала нижнюю губу. Потом все-таки что-то решила и, подойдя ко двери, левой рукой начертила в воздухе непонятный знак, пробормотав еле слышное: — Drundke la Huji. Она продолжала стоять в напряженной позе, пока знак, зашипев, медленно не испарился в воздухе, выжигая странные инициалы внутри оранжевого треугольника. Аллиот скривился в усмешке и начал доставать провизию из брошенных в угол мешков. Геральт удивленно поднял бровь, неохотно протестуя: — Я безмерно ценю твою интуицию, Йеннифэр, но мой медальон ясно дал знать, что все в порядке. Она обернулась, посмотрев на него, и сказала раздраженно, наклонив голову вбок: — Никогда не недооценивай чутье чародеек, а тем более мое, Геральт. Скажу по секрету, женская интуиция работает лучше ведьмачих медальонов. Побежденный развел руками, зная, что с Йеннифэр лучше не спорить. Никогда. Она ненавидела, когда последнее слово оставалось не за ней, а еще больше терпеть не могла, когда с ней спорили, если она знала, что права. Права же чародейка была в большинстве ситуаций, поэтому ее эго возросло до небес и оттуда пускало во всех обидчиков ядовитые стрелы. Однако, несмотря на то что сейчас ее решение попытался оспорить ведьмак, Йеннифэр быстро ему все простила, и скоро они уже сидели вместе, поедая богатые запасы и не уставая флиртовать, подшучивая друг над другом. Лютик уже как-то смирился с тем фактом, что он теперь был третьим лишним, и на чародейку зла не держал, хотя и не переставал чувствовать к ней неприязнь. Снова ощутив себя одиноко, Лютик тем временем устроился рядом с Геральтом и иногда вмешивался в разговор, пытаясь привлечь внимание своего угрюмого друга. Потом он забросил эти попытки и начал тренькать на лютне, нежно перебирая ее струны: мелодия как-то не сочинялась, вдохновение бард за хвост не хватал, поэтому играл что попало чисто для души. В, казалось бы, пустующей и заброшенной мельнице стало немного уютнее: тихо постукивали по дереву легкие капли, путники наслаждались трапезой, вдыхая аромат свежего хлеба и разбавляя пищу хорошим вином. — Тут не хватает крабов, — вдруг решил сидящий на полу Лютик и прищурился, оглядывая все кульки с едой: — Точно, крабов. Эх, нужно было украсть парочку с королевского стола. Аллиот оживился, даже выпрямился и привстал: — Крабов, говоришь? Хочешь, наколдую? — Да ладно? — с сомнением протянул Лютик. — Шутишь, что ли? — Нет, господи, зачем мне это! Нас этому учили в Академии Бан Ард. Йеннифэр закатила глаза: — И вот он снова хвастается образованием… — Да погоди ты… Так что? Крабов? Сейчас все будет! — Аллиот радостно потер руки и лукаво переглянулся с чародейкой и ведьмаком. Лютик не понимал, почему те так усердно прячут улыбки, но подозревал подвох и был к этому морально готов. Аллиот, не особо напрягаясь, пошевелил рукой и пробормотал заклинание; перед обомлевшим бардом в ту же секунду появилась красивая, расписанная синими узорами тарелка с большими красными крабами, от которых шел горячий пар вперемешку с чудесным ароматом. — Так, — Лютик, сощурившись, пристально осматривал казавшуюся совершенно нормальной еду, — а в чем подвох? — Подвоха нет, — хохотнул чародей, — кушай на здоровье. — Надеюсь, они исчезнут до того, как я начну есть. Он, подозрительно оглядывая каждого краба, выбрал одного из них и, дотронувшись, чуть не ошпарился: настолько тот был горячим. Дуя на пальцы, Лютик аккуратно взял краба, из которого прямо-таки лился сок, и начал отрывать ноги вместе с клешнями, ловко вскрывая панцирь. Другие заворожено наблюдали за его отточенными движениями. А что они хотели? Дворянский сын еще не отвык от роскоши. Он наконец покончил с чисткой и, жадными глазами впиваясь в мясо, повертел его в руках. Потом откусил и чуть не застонал от наслаждения: краб был горячим, сочным, невероятно вкусным… Аллиот довольно улыбался, сложив ладони лодочкой. Лютик молча съел целого краба, прежде чем с приятным изумлением спросить: — Что за фокусы? Зачем нам вообще таскать с собой провизию, если у нас в компании есть колдуны? Чародей быстро переглянулся с Йеннифэр и, не переставая ухмыляться, кивнул: — Удобно, знаю. Только проблема в том, что это иллюзия. Лютик, который уже принимался за второго краба, замер на полпути и расширившимися глазами уставился на Аллиота. — В смысле, иллюзия?.. Геральт вдруг решил ответить вместо «колдуна» и неторопливо объяснил: — Чародеи способны создавать иллюзии чего угодно, в том числе и еды. Несмотря на вкус и запах, она ненастоящая и ей нельзя наесться. — Погоди, получается, я только что сожрал воздух?! — Получается, так. У Лютика на лице появилось настолько сконфуженное выражение, что ни у кого не хватило выдержки: все заулыбались, кто-то открыто, кто-то сдержанно, а Аллиот вообще покашлял в кулак, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Бард, однако, очень скоро оправился и, пожимая плечами, продолжил разделывать несуществующего краба, бормоча: — Что ж, наемся хотя бы духовно. Буквально через полчаса дождь потихоньку закончился, хотя из помещения все еще не уходила темень, и путники, довольные и повеселевшие, покинули странное место, направляясь дальше к обещанной Дрей деревне. Небо оставалось пасмурным, и тучи лишь слегка развеялись, дразня хорошей погодой, но оба чародея сказали, что позже должна быть гроза и светлые облака обманчивы. Уже садясь на Плотву, Геральт, натягивая уздечку, торжествующе напомнил Йеннифэр: — Плохое предчувствие сбылось? Та гордо огрызнулась, зарываясь пальцами в ворох черных волос: — Не сбылось благодаря мне. — Хм. Лютик мысленно поблагодарил небо за это, потому что все-таки с мельницей было что-то не так. Лошади, хорошо отдохнувшие и теперь бодрые, радостно понесли наездников вперед, и через два часа вдалеке действительно показались домики с черепичными крышами. Село оказалось ничем не примечательным: обыкновенные серые жилища, обыкновенные не очень-то и дружелюбные люди, обыкновенные грязные дороги с тарахтящими по ним телегами со всякой всячиной. Чем больше мрачнело небо, тем быстрее жители разбредались по домам; по улицам сновали последние прохожие. Еще только начинало вечереть, но из-за грозовых туч создавалось ощущение, что на дворе уже стояла ранняя ночь: черные комья заволакивали горизонт, и в вышине то и дело мелькали контрастно белые вспышки молнии, которые будто никак не могли прорваться сквозь полосу облаков. Хотя засиживаться было нельзя, путешествовать в грозу никому не хотелось, поэтому путешественники, не найдя постоялого двора, в смятении решили отыскать ночлег у кого-нибудь из жителей. Аллиот невинно предложил применить гипноз, однако Дрей отказалась от этой идеи и приказала разделиться, чтобы не вызвать вопросов у любопытных односельчан. Она сама ушла куда-то на окраину, а чародея пустили в один из лучших и крепких домов (наверное, все-таки не без применения гипноза). Геральт с Йеннифэр сначала решили отправиться на ночлег вместе, однако потом передумали — компания чародейки с ведьмаком автоматически порождала желание захлопнуть перед ними дверь, к тому же, была весьма подозрительна. Именно поэтому Лютик, который уже издалека заприметил для себя симпатичный домик, тоже резко крутанул штурвал планов: теперь Геральт, явно недовольный тем, что проведет время вдали от своей возлюбленной, и, наоборот, весьма довольный Лютик стояли на давно некрашеном крылечке, нервно посматривая на сгущающиеся тучи. Хотя бард очень настойчиво и упорно стучал в дверь, ее открыли далеко не сразу. Когда чудо наконец свершилось и на пороге возник полный мужчина с большими синяками под глазами, Лютик широко заулыбался и склонил голову, пытаясь очаровать хозяина вежливостью: — Добрый вечер! Скажите, у вас не найдется места для двух усталых путников в такую ужасную непогоду? Геральт тактично промолчал, но бард буквально услышал в голове его голос: «Ты можешь хоть иногда говорить не так, будто читаешь балладу?» Лютик так же учтиво его послал, продолжая смотреть на мужчину с дружелюбным ожиданием. Тот нерешительно осмотрел незнакомцев, на секунду останавливаясь взглядом на желтых глазах и белых волосах одного из них, и с совершенно логичным подозрением процедил: — Ведьмак? Тот молча кивнул с непроницаемым лицом. Хозяин вздрогнул, вытянулся вперед и осторожно оглядел все вокруг, словно боясь, что их подслушивают, затем внезапно поманил за собой, прикладывая палец к губам. Геральт с Лютиком удивленно переглянулись, но повиновались и, тихо ступая, зашли внутрь. В доме было очень темно, лишь на столе стояли четыре недавно зажженных свечи, едва-едва освещавших непримечательную небольшую комнату. Мужчина подошел к столу и снова поманил их, постоянно оглядываясь на дверь, ведущую, видимо, в спальню. Заинтригованные, они склонились к нему, будто участники тайного заговора. — Не хочу разбудить жену, — шепотом объяснил он. — Она плохо себя чувствует. Потом тяжело вздохнул и отер лоб рукой, бегая глазами по сторонам — в них уже тысячу раз сменились неуверенность и решимость. В груди Лютика сильно забилось сердце: он прямо-таки ждал какой-то захватывающей истории или просьбы. Геральт же выглядел спокойно, даже слегка раздраженно. — Господин ведьмак, — наконец, произнес хозяин и нервно облизал губы, — мне нужна помощь.