***
Ехали они быстро, гнали во весь опор, гривы лошадей вздымались, били по лицам, над головой гремело, стонало, дрожало, молния разрезала горизонт и ослепляла полуприкрытые глаза. Лютик изо всех сил пригнулся к своей Яблоне, которую он так назвал из-за ее окраса, и летел вперед, едва поспевая за несущимся сквозь стену дождя Геральтом. Спина того была напряжена до предела. Руки, успевшие замерзнуть под холодными каплями, судорожно сжимали поводья и немели с каждой секундой все больше и больше. Темная дорога вилась, как огромная змея, копыта лошадей поднимали столбы грязи и воды, все вокруг смешалось, стало единым потоком горной реки. Лютик мысленно проклинал себя за то, что не удержался и все-таки последовал за Геральтом, когда тот сказал ему «по секрету», что с духом явно нечисто и это, скорее всего, очередная мутация. Слово «баллада» неутешительно крутилось в голове, умоляя не пропускать великую битву со злым призраком. Ведьмак явно порадовался компании — он даже не скрыл улыбку, когда Лютик, ворча и ругаясь, запрыгнул на свою лошадку. А может, просто мысленно над ним посмеялся. Теперь же вода застилала глаза, приходилось часто моргать и спешно вытирать лицо рукавом; вокруг шумели и махали ветвистыми лапами деревья, приглушая жуткий гул ветра, а на небе били в огромные барабаны, заставляя Лютика с опаской посматривать вверх. Одежда и волосы промокли насквозь, он мелко дрожал от пронизывающего насквозь холода и умолял дорогу поскорее закончиться. Он готов был переночевать в этой злосчастной мельнице, лишь бы больше не промокать под страшным ливнем. И почему Геральт, идиот, не взял с собой хотя бы одного чародея? Отказался, и Лютику пришлось смириться. Спорить в дождь не хотелось. И на какой черт он вообще потащился?! Учитывая то, что бард абсолютно бесполезен при битвах и является лишь обузой для ведьмака. Вот уж услужил и себе, и другим, молодец, умница! Не факт, что призрак поганого старикашки был аномалией или мутацией, не факт, что он появился из-за Разума Меланы, зато факт, что Лютик повел себя, как щенок, бегущий к хозяину по одному свистку. Однако казнить себя было поздно. Лютню бард догадался оставить в последний момент у Карола: стащил ее с себя, когда бросился вслед за ведьмаком. Хотя бы его инструмент отдыхал в теплой комнате, а не страдал под дождем. Удивительно, как быстро они домчались, буквально полтора часа — и Плотва, резко остановленная наездником, встала на дыбы, замирая около входа в жуткое место. Геральт мигом соскочил с нее и молнией скользнул к узенькой двери, но внутрь пока не заходил, ждал Лютика. Тот рванул на себя поводья, и Яблоня, вздрогнув, встала, как вкопанная. Потом он кинулся за ведьмаком и, оказавшись около него, услышал тихое: — Иди в амбар. — Вот уж хренушки! — вскинулся он. — Ради чего я сюда ехал?! — Тогда не делай глупостей и не провоцируй, — желтые глаза, светясь в темноте, устремились прямо на него. Он обиженно фыркнул и пробурчал что-то вроде «сам не провоцируй», затем уже с накатившей волной любопытства заглянул в приоткрывшуюся дверь. Внезапно он вскинул руку, преграждая путь Геральту, и проговорил негромко: — Пожалуйста. Будь осторожен. Слишком нежно, слишком проникновенно. Тот удивленно моргнул, уставился на него, их взгляды встретились. У Лютика внутри что-то екнуло от этого непонимания, читающегося в лице ведьмака, ведь он прежде никогда не говорил ему этой обыкновенной фразы, а тут… Первым не выдержал бард — поскорее отвел глаза, словно стыдясь раскрытия какой-то тайны. Геральт еще секунду рассматривал его с откуда-то появившимся интересом, потом послушно отвернулся и зашел в темную мельницу. Лютик с легким смущением последовал за ним. Внутри все было так же, как днем, только после рассказа впечатлительному барду казалось, что здесь воцарилось нечто зловещее. Ведьмак, чей медальон ощутимо дрогнул, почему-то не доставал меч, хотя еще в доме Карола хорошенько смазал его получившейся тягучей мазью. Когда Лютик предложил продавать её как средство для очищения кожи, он взглянул на него, как на тяжелобольного. Единственное, что изменилось в помещении, это температура — сквозняк продувал знатно, пробираясь через дырки и щели в погнивших досках. Стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь непрекращающимся ливнем. На втором этаже попискивали мыши. Геральт вступил в центр комнаты, осторожно оглядываясь с совершенно спокойным видом, будто не веря в то, что сейчас их взору предстанет призрак. Его хриплый голос разорвал затянувшееся молчание: — Яцек! Я знаю, что ты прячешься где-то здесь! Не трать мое и свое время, будь добр, покажись! Никакого ответа. Лютик испуганно забегал глазами по каждой стене, боясь даже смотреть на жернова. Молчание и ни намека на движение. Геральт, приняв горделивую позу, потребовал еще раз: — Ну же, Яцек. Неужели мне придется применять магию, чтобы вытащить тебя из твоего угла? Смотри же, скоро передумаю, и будем разговаривать по-плохому, а не по-хорошему. — «Не провоцируй», да? — одними губами передразнил Лютик. Призрак не давал о себе знать, даже жернова не скрипели, оставляя путников в тяжелой, напряженной тишине. Лютик поверил в то, что Карол действительно сошел с ума и никакого мерзкого старикашки-мельника на сегодня не предвещалось. Геральт не собирался сдаваться так быстро. — Однако ты труслив, Яцек. Значит, пугать невинного мельника ты можешь, а к ведьмаку на честный разговор выйти не желаешь, — Геральт вдруг подошел к Лютику и близко наклонился к его уху, бросив тихо, почти не слышно: — У меня не получается его взбесить. Попробуй ты. — То есть, по-твоему, получится у меня?! — задохнулся Лютик, однако сразу подумал, что, может, тот и прав. Может, это даже честь — выводить из себя призрака. — Слушай, ты, этот, как его, Яцек, — неуверенно начал он и ткнул наобум куда-то в сторону жерновов. — Ты невероятно туп. Правда что ли думал, что Карол после нескольких твоих покушений не позовет на помощь? Если да, то я не хочу стать призраком — у меня же не будет мозгов. Геральт незаметно кивнул ему и медленно двинулся к жерновам, поза его стала напряженной. Зато Лютик, почувствовав свободу выражаться, с каждой секундой все больше напоминал квохчущего петуха. Он поставил руки на бедра и насмешливо заулыбался: — Ведьмак зовет тебя на обыкновенный, можно сказать, дружеский разговор. Обсудите загробную жизнь, цены на призрачных лошадей и современную невидимую моду, если хотите. Давай уже, вылезай по-хорошему и не томи нас. Принимай дорогих гостей. Что ж ты такой нелюдимый-то, а? Душный какой-то… Гробовая тишина показывала, что Яцек не собирался становиться более дружелюбным и встречать «дорогих гостей» с распростертыми объятиями. Геральт заглянул в жернова, правая рука его напряглась, готовая выхватить меч. Лютик, по-настоящему злясь, что он ехал под дождем полтора часа в никуда, от нетерпения застучал ногой по деревянному полу, продолжая: — Плохой из тебя мельник получился, просто ужасный. Мельники общаются с людьми, продают им хлеб и муку… А ты как с ними разговаривал-то? Под дверь, наверное, клал мешки и убегал, как только видел подходящего человека. Ничего. Геральт расслабился и развел руками, с слегка озадаченным видом поворачиваясь к барду. Тот, закипая, попытался последний раз и крикнул, задрав голову: — Не можешь смириться, что умер и на твое место пришел новый, хороший мельник? Что он в сто раз лучше тебя?! Почти в это же мгновение он услышал чей-то вой слева от себя, не успел опомниться, а Геральт уже метнулся прямо к нему. Что-то просвистело над головой… В следующую секунду потолок оказался слишком высоко, а пол слишком близко. Одна крепкая рука держала его за плечо, приковывая к полу, а другая аккуратно поддерживала голову, чтобы смягчить удар. Чужое дыхание обжигало лицо, ведьмак навис над ним, часто моргая. Их носы почти соприкасались. Лютик не успел ничего почувствовать, понять, осознать, все произошло слишком быстро. Геральт уже вскочил на ноги, проворно достал меч и кинулся куда-то вправо. Лютик, приоткрыв рот, автоматически потянулся к голове, зачем-то проверяя, цела ли она от легкого соприкосновения с полом. Где-то в районе второго этажа парила странная фигура: она на удивление не была белой или прозрачной. Выглядело это, как гниющая, кровавая масса с выпуклыми черными глазами и рваными клочьями седых волос, торчащих на затылке. Призрак открыл пустой темный рот и оглушающее закричал, пикировав на Геральта, который уже приготовился к нападению и лишь поджидал его атаки. Когда тот подлетел достаточно близко, стараясь нанести удар, серебряный меч рубанул по его телу, задевая разлагающиеся конечности. Призрак взвыл от боли и вдруг испарился, оставив легкий след в воздухе. Лютик уже медленно и аккуратно пятился спиной, стараясь нащупать стену подрагивающими руками. Он не был уверен, что противник так просто оставил их в покое, тем более, что выглядел он довольно пугающе и опасно. Глаза Геральта быстро бегали из стороны в сторону, он прислушивался к любому дуновению ветерка, выставив меч далеко перед собой. На этот раз дух появился чуть ли не в метре от лица ведьмака, но реакция была молниеносной — острое лезвие проткнуло гниющий живот, и тварь завертела черными глазами, скрежеща зубами и дико крича. Лютик со своим музыкальным слухом не выдержал этого насилия над перепонками и, зажмурившись, закрыл уши ладонями. Призрак исчез вновь, однако ненадолго — вылез из-под пола, хватая Геральта за ноги и толкая его на землю. Тот упал, но не неуклюже: сразу перешел в перекат и уже сделал какой-то светящийся знак руками, направляя сгусток энергии на противника. Дух, парализованный ведьмачьим колдовством, замер на месте, не в силах пошевелиться — только с ненавистью наблюдал своими черными овалами глаз. Геральт сделал три шага вперед, оттолкнулся от пола и, взлетев, разрубил его пополам, заставив закричать последний раз в агонии и развалиться на кусочки; останки становились невидимыми, как только касались деревянных досок. Ведьмак еще некоторое время стоял молча, будто статуя, в защитной стойке, напрягая слух и зрение. Тишина. Никакого движения. Лютик, прижавшийся к стене, как к родной матери, шумно выдохнул, сползая вниз: — Да, ты прав. Дело-то оказалось быстрым и легким. И ради чего я только сюда тащился? Геральт, судя по его взгляду, еще не окончательно верил в победу, однако расслабленная поза показывала обратное. Он подождал еще немного и, успокоенный молчанием, засунул меч обратно в ножны. Лютик был немного разочарован тем, насколько короткой получилась битва. Зато теперь оба находились в безопасности, и он задумчиво поинтересовался: — Призрака, получается, надо три раз… Серебряный меч взвился в воздух вниз острием, как по волшебству. Не помогли даже рефлексы ведьмака — он не успел ничего сделать: оружие оказалось на втором этаже, в самом темном углу. Геральт, сразу просчитав траекторию полета, кинулся к лестнице и начал стремительно и по-кошачьи ловко взбираться по кривым иссохшим ступеням. На середине лестница вдруг дрогнула, будто кто-то невидимый сверху пытался ее столкнуть, накренилась и, скрипя, полетела вниз. Лютик ахнул, однако недооценил ведьмака: тот оттолкнулся ногами и ухватился за край досок, пытаясь забраться на второй этаж. Подтянулся, но прогнившее дерево подвело — сломалось под крепкими руками. Раздался грохот: Геральт тяжело рухнул вниз, поднимая столб пыли. Не давая ему опомниться, невидимый призрак потащил его за ноги куда-то влево. Что-то странно заскрежетало, начиная свою работу, и Лютик понял, что это заработали жернова… Ведьмак ухитрился, повернулся, провел по воздуху руками, и раздался глухой стон. Ноги Геральта упали обратно на пол. Он бросил на Лютика красноречивый взгляд и кивнул в сторону сверкавшего наверху меча. Лютик молча кивнул и бросился к лестнице. Ведьмачий знак долго не действовал: хотя Геральт и успел вскочить с места, выхватив второй меч, невидимая сила не успокоилась, а только разозлилась. В него полетел огромный мешок с зерном, и, когда ведьмак отклонился в сторону, что-то опять схватило его за шкирку, как ребенка, и потянуло за собой в жернова. Ведьмак со злостью рубил мечом по воздуху, изворачиваясь и извиваясь, однако призрак становился сильнее и быстрее с каждым мгновением. Тем более, обыкновенный меч на него не действовал, поэтому пользы в этом было столько же, сколько в попытке избить его кулаками. Жернова затрещали громче. До них осталось совсем немного. Лютик уже поставил лестницу, перелезая через две ступеньки, очутился наверху и осторожно двинулся по старому полу, который мог прогнуться под ним в любую секунду. Схватив меч, он хотел было спуститься обратно и передать его ведьмаку, но понял, что банально не успеет — призрак почти осуществил желаемое: беспомощный, ведьмак оказался в метре от проклятых жерновов. Он почему-то казался маленькой послушной куклой: совершенно расслабился и не пытался сопротивляться. В груди бешено заколотилось сердце, и Лютик сдавленно крикнул: — ГЕРАЛЬТ! Тот, будто очнувшись, вдруг достал что-то из кармана (что именно — невозможно было разглядеть с расстояния). Потом резко рванулся, тем самым сбивая с толку призрака, и мигом вскочил, бросая в него какой-то красный порошок. Раздалось шипение, сдавленный крик, и в воздухе появилась смутная фигура гниющего трупа, которая замерла, парализованная неизвестным веществом. — Лютик, давай! — рыкнул Геральт, и тот, размахнувшись, бросил меч вниз. Оружие, проехавшись по полу, оказалось прямо у ног ведьмака. Схватив его, Геральт сделал резкий выпад и, громко произнеся «Pladente ur terra», проткнул духа где-то в районе сердца. Фигура вдруг задрожала, начала плавиться, словно сбрасывая разлагающуюся шкуру. Ведьмак на всякий случай направлял на него меч, пока тот изменялся, обретая другую форму. На месте монстра вскоре появилась спокойно светящаяся белая фигура худого жилистого старика с добрыми глазами. Он прочно стоял на полу и с какой-то благодарностью смотрел на ведьмака. Старик был одет в обыкновенную крестьянскую одежду: просторная рубаха, накидка и высокие сапоги. Кажется, никто не был удивлен, кроме Лютика, у которого незаметно отвисла челюсть от такого поворота событий. — Спасибо, господин ведьмак, — голос миролюбивого призрака был глубоким и искаженным. — Я мучился в этом облике, не в силах разрушить неизвестное заклятье. Прости и еще раз спасибо. — Это моя работа. Я не был уверен, можно ли спасти вашу душу. Кто вас убил? Лютик удивленно заморгал, разглядывая дух мельника. Тот вдруг погрустнел и ответил тихо: — Один мужчина. Я впустил его в мельницу, он сказал, что хочет купить муку. Потом попросил меня показать, как работают жернова, объяснил, что работа мельника его всегда привлекала… Потом помню, как пошел за мешком и упал. Ударил он меня по голове чем-то острым, а потом кинул в жернова и перемолол. — Он представился? — Нет. Но я запомнил его лицо… Смел заявляться в мою мельницу… Теперь как хозяин. Я был прикован к этому месту, не мог уйти, умереть толком. А потом… Что-то со мной произошло, и я смутно помню, как набрасывался на него снова и снова, не в силах остановиться. — Карол?! — сдавленно ахнул Лютик. Даже Геральт выглядел немного смущенным этой новостью. Призрак не ответил (видимо, имя ему ничего не говорило), вдруг как-то радостно улыбнулся и поблагодарил: — Еще раз спасибо, что освободил меня. Пришла пора идти к свету. Прощай, ведьмак! Старик с облегчением помахал рукой, фигура его стала быстро тускнеть, потом и вовсе исчезла, задрожав, как воздух в пламени костра. Геральт некоторое время смотрел на пустое пространство, во взгляде его читалось сожаление и разочарование. Затем он повернулся к Лютику и усмехнулся, разглядывая его растерянное лицо: — Так и будешь прятаться в углу? Тот часто заморгал и неуверенно улыбнулся, даже не зная, что ответить.***
— Ты, как фея, взлетел и кинул эту свою красную пыльцу… Кстати что это? — Средство против обращения. — И как оно… работает? — Не дает обратиться. — Нет, ну подожди, почему ты раньше не воспользовался этой вещичкой? — Лютик сидел на одной из бочек и взъерошивал свои все еще мокрые волосы. — Потому что я не был уверен. — В чем? Господи, Геральт, не тяни, давай уже, говори… — Я знал с самого начала, что с призраком что-то не так. Они невидимы для человеческого глаза. Удивительно, что Карол его видел. Я предположил, что на нем лежит проклятье и взял с собой «Алый рассвет». — Кого-кого взял? — Это название, Лютик. — А… Ну и? — Его очень трудно сделать, еще труднее добыть. Я такие порошки зря не трачу, использую только в крайней необходимости. Сначала призрак показался обыкновенным, поэтому я орудовал лишь мечом, — Геральт, сидя на другой бочке, снимал с себя высокие сапоги. — Потом, когда он стал невидимым, понял, что пора применять «Рассвет». — Вот он тебе не угодил… То быть видимым — ненормально, то быть невидимым — ненормально. Не понимаю… — Не удивлен. Призраки делятся на два типа, — устало, словно учитель — ученику, объяснил ведьмак, — одни выглядят, как трупы; вторые — невидимы. Первые не могут исчезать. — Ладно, хорошо… А почему ты позволил ему себя мотать? Сразу бы пыльцой заморозил и все. — Во-первых, отвлекал на себя внимание, пока ты три часа таскался за мечом… — Неправда! Я быстрее в жизни не бегал! — …во-вторых, позволил ему думать, что я бессилен, и вырвался в нужный момент. В-третьих, чтобы снять заклятие, нужно сначала применить «Рассвет», потом произнести заклинание на эльфийском и с ним же воткнуть клинок или любое другое орудие прямо в сердце духу. — Это ты сейчас свой ненаглядный Бестиарий цитируешь? — Лютик потянулся и, вдруг вспомнив, снял с себя, наконец, злосчастный кафтан, который как будто стал в три раза тяжелее от впитавшейся воды. Геральт проигнорировал вопрос и продолжил: — Если хоть чуть-чуть опоздать, заклинание не сработает. — Эх, сложно все у вас, у ведьмаков… — Скорее у призраков. — И у тех, и у других, — решил Лютик, потом последовал примеру ведьмака, тоже снял обувь и носки, убирая их в сторону. — А с чего ты взял, что Яцека кто-то убил? — Духи остаются на земле лишь в двух случаях: есть незаконченное дело или погибли не по своей воле. В чушь с сумасшествием и грехами в книжечке я не поверил. — Э-э-э… А по мне звучало вполне правдоподобно. — Это потому, что люди любят верить в сказки. Лютик, подумав, кивнул и взмахнул мокрой челкой: — Напомни, почему мы все еще в мельнице и ведем себя так, будто остаемся здесь ночевать? — Потому что мы остаемся здесь ночевать. Вернемся завтра. — Ты в своем уме?! — вытаращился на Лютик и чуть не соскочил с места от возмущения. — Мы недалеко от дома с горячим ужином и теплой кроватью! — Предлагаешь приехать сейчас к господину Каролу и как ни в чем не бывало лечь у него под боком? — желтые глаза Геральта загорелись яростью, голос стал грубым. — Сможешь спать в доме убийцы невинного человека? — Нет, но… — попытался возразить Лютик. — Что, «но»? Только намекни, и он тебя сразу вышвырнет на улицу! Если повезет, сможем найти тех, кто пустит переночевать, но учитывая, что время позднее, а к ведьмакам отношение особое, шанс минимальный. Даже если удастся, завтра же вся деревня на тебя набросится с обвинениями! — вспышка злости уже утихла, в тоне ведьмака осталось лишь легкое раздражение. Лютик не стал спорить, промолчав, потому что почувствовал — не стоит. Он отвернулся и постучал босыми ногами по деревянному полу. Геральт воспринял это как обиду и добавил, уже мягко: — К тому же, пока мы доедем, промокнешь еще сильнее. — А вот это плохой аргумент, Геральт! Ужасный! Даже если я буду мокрее воды, в деревне я смогу переодеться и согреться. Тут же я замерзну, потом заболею, потом умру, — от жалости к себе Лютик даже скривился. — Я не ведьмак, которому море по колено, а всего лишь простой смертный человек… Который может подхватить простуду буквально за секунду. Да, Геральт, знай, если я из-за тебя заболею, стану призраком и буду преследовать тебя до конца своих дней. — Ты и без того неплохо справляешься. Лютик фыркнул и не смог скрыть улыбки от внезапной шутки. Ведьмак тоже улыбнулся краем губ. — Мне кажется, ты и правда пытаешься от меня избавиться. Сначала под ливнем таскал, теперь в старую мельницу со сквозняками и призраками заманил, — продолжал сетовать бард, закатив глаза. — К тому же, я ничего не ел и… Погоди, ч-что ты делаешь? — На. Только перестань ныть. На плечи Лютика вдруг легла кожаная куртка Геральта, укутывая его своим теплом. Тело, уставшее от промозглого холода, не расслабилось, а наоборот — напряглось от неожиданности. Лютик весь выпрямился, словно сопротивляясь такой противоречащей всему заботе, и, ошарашенный и смущенный, почувствовал, как пульс заметно участился. Он часто заморгал, мечась между желанием посмотреть на ведьмака и, наоборот, отвернуться, делая вид, что ничего не произошло. Победило первое, и он взглянул на Геральта, который как раз выбрал второй вариант и теперь спокойно потягивался. На его лице не отражалось ровным счетом ничего — даже малюсенькой эмоции, хотя действия говорили больше, чем слова. Лютику стало тепло, но не от куртки, а от необычного, даже трогательного проявления внимания. Руки сами потянулись поправить края, и он, кутаясь в куртку, стал похож растрепанного воробья. За эти короткие секунды он настолько потерял способность к речи, что разговор продолжил Геральт, усмехаясь: — Неужели что-то действительно способно тебя заткнуть? Грубо, прямолинейно, резко — в его стиле. Однако за этой фразой скрывалось другое, а Лютик, к счастью, умел понимать язык ведьмаков. — Спасибо, — он поежился и слабо улыбнулся куда-то себе в плечо. Геральт наконец-то решил проявить дружескую заботу. Ничего большего. Не пытайся переврать его поступок. Не смей. Вы — друзья. Смирись с этим. Недолгая тишина прерывалась лишь неумолкающим грохотом грома, который, кажется, становился чуть-чуть реже, да шумом дождя, который создавал все новые и новые лужи. Недолгой она была потому, что Лютик не позволил себе слишком много думать, приглашая в гости ненужную надежду. — Может, у тебя и еда найдется? — странным голосом поинтересовался он, разглядывая ступни, и, не дождавшись ответа, неловко пошутил: — Если бы я знал, что у нас тут организовывается ночевка, притащил бы минимум три мешка с припасами. — Если ты любишь жевать зерно, тут его полно. — Не хочу отнимать ужин у мышей. Он помолчал и после сказал, скорее даже обращаясь к себе, чем к Геральту: — И вот как можно верить людям после такого? Тот не воспринял это как риторический вопрос и неохотно ответил: — Доверие — самое сильное разочарование. Лютик, заметив, с какой загадочной интонацией Геральт произнес эту фразу, решил не спрашивать, не давить. — Я просто… не могу понять. Карол казался таким… обыкновенным. Я никогда бы не подумал, что он убил человека, потом придумал какую-то нелепицу с молодостью, свалив все на его безумие… Наверняка, еще и дом сгорел по его вине. А когда его настигла кара, он имел наглость позвать ведьмака, чтобы избавить себя от неупокоенной души. Как думаешь, почему Карол убил того мельника? Ради денег? — Скорее всего, да. Яцек не знал его, значит, связи между ними никакой не было. — Хм… Интересно все же, почему это произошло? Может, все-таки несчастный случай? — Острым предметом по голове просто так не ударишь. — Поспорили? Подрались? — Вряд ли. Потом обязательно выясню, что произошло. — Правосудие, хах? Знаешь, я даже разочарован, что ты помог Каролу. Лучше бы Яцек преследовал его до конца своих дней. Возможно, жестоко, но… — Справедливо. — Именно. Хотя лучше не надо, тогда мучился бы сам Яцек, — Лютик сделал паузу и вздохнул, еще раз поправляя лежащую на плечах куртку: — Ты, наверное, часто сталкивался с таким. — Часто, — откровенно бросил Геральт. — Значит, тебе легче переносить разочарование? — Возможно, я привык к предательству и обману, поэтому не сильно удивляюсь, когда такое происходит. Но… затем мне еще труднее довериться кому-либо. — Понимаю. Знаешь… мне кажется, в этом моя проблема. Несмотря ни на что, я все равно доверяюсь, могу даже поверить первому встречному на слово и из-за этого попасть в неприятности. Я продолжаю надеяться на порядочность… — Ты невероятно наивен, Лютик. — Возможно, зато я ни на секунду не пожалел, что доверился тому, на кого другие смотрят с подозрением. Он хотя и неразговорчивый, ворчливый, а иногда невыносимый… В душе его скрывается очень много хорошего, — Лютик посмотрел на Геральта, улыбнувшись как-то грустно. Черты ведьмака смягчились, стали добрее. Потом он вдруг ответил, усмехаясь: — Что ж. Я тоже доверился одному болтливому, неугомонному и вечно действующему на нервы барду. Лютик расплылся в улыбке. Ливень все не утихал, но молнии больше не ослепляли своим ярким белым светом, а гром шумел где-то вдалеке, будто медленно покидая этот кусочек неба. В мельнице стояли сумерки, лишь посверкивали янтарные глаза ведьмака. Лютик признался самому себе, что ради такого спокойного теплого разговора он не зря летел по затопленной от дождя дороге. — Почему ты не позвал Йеннифэр? — вдруг бесстрастно спросил он, зевая и вставая с бочки. — Не хотел беспокоить. — Ложь! Попробуй еще раз. — Она чародейка. Ее дело заниматься магией. Разбираться с монстрами — моя забота. — И снова ложь. Последняя попытка! — Если умнее меня, объясни сам, — огрызнулся Геральт и, тяжело опершись на колени, тоже приподнялся с места. — Моя версия: когда мы были в мельнице первый раз, твой медальон ничего не уловил, а ее «женское чутье» смогло распознать опасность. И, хотя вы оба были уверены в своей правоте, в итоге победила твоя сексуальная подружка. Ты, наш гордый воин-отшельник, признаваться в этом не хочешь, поэтому решил пойти на задание в одиночку. Ну, ладно, еще со мной просто потому, что я твою тайну никому не выболтаю. Честное благородное. Ой, вот не пытайся испугать меня своим злым лицом, Геральт, я его уже сто раз видел. Лютик упер руки в бока и наклонил голову, наблюдая за тем, как ведьмак направился к выходу из мельницы. — Неужели я настолько обидел тебя своей правотой? — Нет. Настолько насмешил своей глупостью, — и за ним закрылась дверь. — И вовсе не глупостью! — крикнул Лютик ему вслед, добавляя тихо: — Я слишком хорошо тебя знаю. Неуверенный, стоит ли идти за Геральтом, он решил пока остаться внутри и от нечего делать начал пинать дощечки, пытаясь выбить из-под них грязь и пыль. Маяться пришлось недолго: буквально через пару секунд зашел его мрачный друг с каким-то маленьким тюком. Волосы его вновь блестели от дождя. — Это еще что? — с подозрением уточнил Лютик, приподнимая бровь и показывая кивком головы на тряпки. — Это то, на чем мы сегодня будем спать. — А откуда у тебя… — Слишком много вопросов. — Вот это ты, конечно, запасливый. Взял еще что-то с собой, наверное, заранее планировал ночевку на мельнице? Меня мог бы предупредить в таком случае. А Плотву и Яблоню оставил на улице под дождем? — Они в амбаре. — Так вот зачем ты выходил первый раз… Я думал, погоду проверял. Геральт обвел внимательным взглядом помещение, будто оказавшись здесь впервые. Видимо, искал подходящее место для ночлега. Лютик еще раз поправил свою влажную челку, пропуская волосы через пальцы. Потом ведьмак все-таки сделал выбор и устремился к лестнице. Лютик удивленно наблюдал за тем, как тот карабкается по ней, потом расстилает подстилку где-то в углу, почти скрывшись из виду. — Я не собираюсь падать ночью со второго этажа! — громко запротестовал Лютик, еще раз проводя по челке рукой. Геральт процедил что-то неразборчивое сквозь зубы и с безмятежным видом улегся на тряпку, отворачиваясь к стене. Лютик недовольно выругался, но, кряхтя и охая, все-таки потащился к своеобразной кровати. Беситься он, конечно же, не переставал, пытаясь вывести из себя заодно и ведьмака, чтобы получить хоть капельку удовлетворения как компенсацию за свои невыносимые страдания. — Точно, я же забыл, с кем нахожусь! Какая нормальная кровать, какая еда! Лучше ночевать у черта на куличиках. По пути с него свалилась куртка, которая была великовата даже для его плеч, поэтому пришлось подниматься по лестнице второй раз, уже крепко держа ее одной рукой и недовольно ругаясь. Затем он грузно повалился рядом со своим неразговорчивым другом и уставился в потолок, сложив руки на груди и тяжело вздыхая. Накрылся теплой курткой, которую на бессознательном уровне присвоил себе. И снова полез с вопросами. — Почему именно тут? На первом этаже больше места. — И больше сквозняков. — Какая тебе разница, ты же… — он осекся и вдруг улыбнулся, понимая. Геральт, видимо, почувствовав спиной реакцию Лютика, издал раздраженный звук и проворчал: — Если ты здоровый так сильно действуешь на нервы, что будет, когда заболеешь? Не хочу знать. — Спасибо, дорогой, ты такой заботливый! — тот сделал губки бантиком и похлопал пушистыми ресницами. В ответ его несильно лягнули ногой. — Геральт? — Хм? — А почему твой медальон не сработал, когда мы были в мельнице? Ну… в первый раз? — спросил Лютик совершенно детской интонацией. — Он реагирует только на свежий след. Воцарилась тишина. «Битвы, загадки, разговоры, а потом совместный ночлег… Как в старые добрые», — с удовольствием подумал Лютик. На самом деле, в мельнице было весьма уютно: здесь не хватало только тихого треска огня и запаха горячего супа. Как только отсюда изгнали призрака, атмосфера, казавшаяся до этого накаленной и опасной, стала приятной, будто человеку, долго сидевшему взаперти, дали наконец глоток свежего воздуха. Шум дождя со второго этажа был слышен лишь как отдаленный глухой звук, который чем-то убаюкивал и помогал погружаться в спокойную дремоту. Единственное, что мешало окончательно закрыть глаза и заснуть, было ноющее чувство прохлады: Лютик елозил ступнями (на которые успел натянуть свои высокие носки), пытаясь согреться и найти удобное положение. Куртки Геральта отчаянно не хватало, как ни старайся — невозможно было укрыться ей с головой и ногами. В конечном итоге, усталость взяла свое, и Лютик, сжавшись в комок, ровно задышал, проваливаясь в глубокий сон.***
Поднялся он почему-то первым, неохотно борясь со сном и пытаясь открыть слипающиеся веки. Когда Лютику удалось это сделать, он понял, что буквально дышит в спину Геральту, который так и не сменил позу — лежал, отвернувшись к стене, словно превратившись в каменное изваяние. Лежали они очень близко. Точнее, нет. Лютик лежал очень близко к ведьмаку, чуть ли не прижимаясь к нему, видимо, неосознанно ища источник тепла. Благо, не позволил себе ничего лишнего: руки находились под собственным подбородком. Он хотел было медленно отодвинуться от Геральта, чтобы не смутить его, когда тот наконец проснется, но затем передумал. Решил немного полежать так. Возможность находиться настолько близко доставляла ему какую-то абсолютно ребяческую радость. Они все равно не могут быть вместе. Но этот факт каким-то чудом позволял Лютику оставаться влюбленным. Он, чувствуя все еще сильную сонливость, вновь прикрыл глаза и задремал, вслушиваясь в чужое тихое дыхание. Мягкая темнота еще не полностью окутала его, когда сквозь толщу видений он уловил какое-то движение около себя. Тепло рядом совсем исчезло, и Лютик бессознательно пробормотал что-то, еле ворочая языком. Шаги замерли на секунду. Потом раздалось поскрипывание, и вскоре все затихло. Он, не особо стараясь проснуться, расслабился еще сильнее, наслаждаясь темным уютом, как вдруг его снова потревожили, на этот раз громким грубым голосом. — Ты тут жить собрался? Он сердито поморщился, попытался сосредоточиться на реальности, плавая где-то на поверхности, все еще не способный вынырнуть в мир из сна. — Лютик! Лениво потягиваясь и постепенно приходя в себя, он все же очнулся и даже заставил себя присесть, запуская пальцы в волосы. Потом зевнул пару раз и, понимая, что сладкий сон на сегодня закончился, крикнул хрипловатым голосом: — Иду я, иду! — и прошептал недовольно: — Опять куда-то торопимся… Утро было очень ранним, из-за все еще пасмурного неба создавалось ощущение, что на дворе стояли сумерки. Видимо, Геральт просто заранее рассчитал, сколько времени им понадобится для того, чтобы доехать до деревни, забрать вещи и присоединиться к отряду. Лютик мысленно поинтересовался, боится ли он, что Йеннифэр пристанет с расспросами, учитывая ее проницательность и природное любопытство. Когда он надел сапоги и кафтан и вышел на проселочную дорогу, протянул куртку законному владельцу, молча, без благодарности вслух. Яблоня весело мотала гривой и радостно встречала хозяина, поддаваясь ласковой руке, в то время как Плотва постукивала копытом по камню, словно изучая его состав. Дорога много времени не заняла, хотя Лютик давно перестал считать минуты: он ехал, прикрыв глаза и расслабившись в седле. Спать все еще хотелось, несмотря на то что бродячий трубадур должен был давно привыкнуть к такому образу жизни. Возможно, во всем нужно было винить погоду с ее густым серым месивом в небе, из-за которого не проглядывал ни один тоненький лучик солнца, и мрачной местностью, не пришедшей в себя после продолжительного ливня. Белые тучи сгущались, как парное молоко, а в воздухе стояла удивительно ощутимая даже для раннего утра прохлада. Геральт выглядел странно, его внешний вид стоило описать лишь одним словом — усталый. Лютик не понаслышке знал, что у него проблемы со сном, поэтому прекрасно понимал, кто из них двоих этой ночью ворочался и страдал от бессонницы. Ему было невероятно жаль ведьмака, но, к сожалению, он ничем не мог ему помочь: Геральт обращался к знахарям, искал джина, лечился снадобьями, пытался наложить на себя чары, и все это было бесполезно. Если ему удавалось заснуть хотя бы на два часа, на него накидывались кошмары. Лютик не раз пытался поговорить с ним на эту тему, заинтригованный причинами бессонницы и страшными видениями, но ведьмак каждый раз морщился и переводил тему, всячески показывая, что не желает рассуждать о прошлом. Удивительно, но кошмарам Геральт даже радовался — они, хотя жуткими и пугающими, но все же были снами. Лютик сходил с ума, если не мог заснуть хотя бы одну ночь, а в случае ведьмака бессонница была естественным состоянием. Он научился с ней жить и даже обращать ее в пользу, но никак не мог смириться с ее существованием: к тому же, она медленно изменяла его характер, делая его более раздражительным и вспыльчивым из раза в раз. Если бы он был человеком, давно бы умер от недостатка нормального сна, но, как однажды сказал сам Геральт, ему «не повезло стать ведьмаком». Лютик задумался, спал ли Геральт утром, когда тот подвинулся к нему ближе, чем следует. И если нет — чувствовал ли он горячее дыхание на своей спине? Глупо, глупо, глупо… В деревне ведьмак без особых рассуждений приказал Лютику идти за Йеннифэр, чтобы та собрала остальных около дома на окраине, а когда тот напомнил, что у Карола осталась его лютня и пара вещичек, Геральт спокойно ответил, что принесет их и отдаст лично в руки. — Почему я не могу пойти с тобой? — искренне удивился бард. — Не стоит терять время зря. Нас двое, Лютик, давай не будем ходить за ручку. Он был раздражен, но Лютик не принял это на свой счет, зная причину его поведения. Спорить опять не стал и шутливо попросил, надеясь хоть немного поднять настроение: — Только не бей его лютней, умоляю. Ты знаешь, как я ее люблю… Геральт никак не отреагировал, даже не попытался изобразить улыбку, развернулся и решительно пошел к дому их не такого уж невинного хозяина. Лютик пожал плечами и, крепко держа Яблоню под уздцы, направился в сторону ночлега Йеннифэр, надеясь на то, что он хотя бы примерно узнает, какими красивыми словами обменялись Карол и Геральт. Удивительно, но чародейка, которая уже была при полном параде, миленько махала на прощание ручкой раскрасневшемуся мужчине с выгоревшими волосами и большим шрамом на лице. Тот выглядел очарованным ее красотой и все не уставал ей что-то говорить, пока не выглянула жена и не затолкала его обратно в дом. Лютик не был уверен, что все обошлось без магии. Йеннифэр, сменившая фасон платья на более закрытый и выбравшая на этот раз фиолетовую губную помаду, подошла к барду и ослепительно ему улыбнулась, кладя одну руку на бедро. — Геральт теперь за мной гонцов посылает? Лестно, лестно. Лютик хотел было съязвить, но понял, что интонация ее очень дружелюбная, резко передумал и сделал реверанс: — Его ведьмачество научился общаться пока только через гонцов. Та согласно усмехнулась и спросила более серьезно: — Так где он? — Он… Э-э-э… — Лютик не был уверен, стоит ли ей рассказывать о ночном приключении, и решил этого не делать. — Он забыл кое-какие вещи в доме, передал тебе, чтобы собирала народ да вон из ворот. Автор рифмы — я. — Геральт? Забыл что-то и послал тебя ко мне? — Йеннифэр подняла красивые тонкие брови. — Ага, — невозмутимо соврал Лютик (хотя фактически это было правдой) и заговорщически потер руками: — Давай уже, колдуй, нам еще мир спасать. Она, окинув его странным взглядом, убрала выбивающиеся пряди за уши и, загадочно посмотрев вперед, что-то тихо сказала, едва шевельнув ладонью. Глаза ее озарились фиолетовой вспышкой, тут же становясь прежними. Лютик, который ждал телепатического представления, разочарованно поинтересовался, не веря в произошедшее: — И это все? — А ты чего ожидал? — усмехнулась она. — Гроз, молний и падающих с неба лягушек? — Хотя бы это… Ты ведь даже ничего не сказала! — Магам необязательно говорить вслух. Они, не сговариваясь, пошли бок о бок по направлению к окраине деревни. Лютик, использующий любую возможность подтрунить над чародейкой, едко заметил, стараясь сделать интонацию нейтральной: — Как провела ночь? Кажется, хозяину ты очень понравилась… — Если он тебе симпатичен, Лютик, можем вернуться в любой момент, — не раздумывая, ответила та. О его заинтересованности в мужчинах не знал и не мог знать никто из его окружения, ведь Лютик скрывал этот факт так усердно, что едва ли вызывал догадки. Поэтому слова Йеннифэр очень удивили его, но признавать поражение, а тем более выяснять, откуда проницательная и мудрая чародейка все разнюхала, не стал. Боялся, что она начнет задевать его прилюдно, и в таком случае объясняться придется с очень неприятными людьми из охраны порядка. Не успел Лютик парировать, сводя все по привычке к шутке, как Йеннифэр вдруг задала вопрос сама, резко сворачивая в сторону: — Вы с Геральтом ночевали не в том доме, верно? — Куда ты иде… — Забрать лошадь, дурашка, — чародейка своей элегантной походкой прошествовала к огромным дверям конюшни и, открыв их нараспашку, не спеша вплыла внутрь. Лютик подождал ее снаружи, яростно стараясь придумать любое оправдание и борясь с собственным желанием похвастаться целым ворохом вещей. Во-первых, очередным подвигом Геральта, во-вторых, необычной развязкой истории, в-третьих, тем фактом, что их вечер был романтичнее, чем могла представить себе Йеннифэр. Особенно его угнетала возможность не успеть уколоть соперницу последним обстоятельством. И вообще, с чего он взял, что рассказать о битве с привидением запрещено? Ведьмак не ставил табу на тему, а значит… Жажда рассказчика ныла изнутри, побеждая любое сомнение. — С чего ты взяла? Я же сказал, что Геральт всего лишь забыл кое-какое барахлишко, — Лютик дернул уздечку, как только чародейка вышла из конюшни со своей черной красавицей, чем-то напоминающей ее саму. — Не смеши меня. Я даже не буду опровергать этот факт, он сам по себе абсурден, — Йеннифэр мило улыбнулась. — К тому же, на твоей одежде видны вмятины, и она будто только недавно высохла. Сомневаюсь, что ты вчера нарезал круги около дома под дождем. Твоя лошадь не выглядит очень бодрой, словно на ней сегодня уже ездили. Я чувствую легкую усталость с ее стороны. Не думаю, что утром ты мотался по местности. И последнее, самое важное. — Что же? — Лютик невольно восхитился ее наблюдательностью. — Твоя лютня. Ее нет. Хочешь сказать, что забыл свой любимый инструмент в чужом доме? — Логично. — Именно. Не пытайся меня обмануть, тем более, такими неправдоподобными словами. Так что я пропустила? Лютик помолчал, зачем-то посмотрел в небо, прищурился, опустил голову и, разведя руками и шумно вдохнув, заговорил.***
Лютик не знал, когда придет Геральт, потому что понятия не имел о том, чем он занимался в доме Карола и о чем с ним говорил, если говорил вообще. Все-таки ведьмак не любил вмешиваться в чужие дела, даже если они были связаны с ним напрямую. Пока что на окраине переминала ногами и чесала языками остальная часть великого отряда, и Лютик успел сделать новые пометки в голове. Йеннифэр уже не казалась такой высокомерной сволочью: она внимательно выслушала весь рассказ, который был абсолютно точно приукрашен пугающими подробностями и ненастоящими деталями; потом задала вопросы и даже пару раз пошутила насчет призраков. В конце концов, решила, что мутация призрака связана с начинавшем бушевать артефактом. Так как Лютика очень давно не слушали с такой откровенной внимательностью, он сразу же потеплел сердцем и подумал в какой-то момент, что чародейка довольно неплохой собеседник. Не то чтобы он ее совсем полюбил, но отношение к ней точно выбрало путь на юг. Так как скрывать голод смысла не было, Лютик нагло залез в один из мешков и начал набивать рот всякой всячиной, не стесняясь находящейся рядом дамы. В ход пошли бутерброды, огурцы, а финальным аккордом стало свежее кисловатое зеленое яблоко, которым Лютик, с удовольствием похрустывая, разделался за минуту. Дрей явилась почти сразу после того, как Йеннифэр поманила ее телепатией. Как всегда, безупречный внешний вид: бело-синий военный жакет с начищенными до блестка пуговицами, гладкие белоснежные рукава, светлое уложенное каре, похожее на парик из-за приглаженных волос и идеального пробора. Она с любопытством, присущим только начальникам, вслушивалась в шутки барда и чародейки, но явно их не понимала, даже не пытаясь этого скрыть. Капитан стояла, заложив руки за спину, и по ее взгляду вскоре стало заметно, что она хочет вступить в дискуссию, однако считает невежливым прерывать собеседников. Лютик, считающий себя душой компании, вскоре спросил у нее первое, что пришло в голову, чтобы дать ей шанс включиться в диалог: — А вам хозяева никаких вопросов не задали? — Какого рода? — ее голос выразил удовольствие. — Не знаю… Откровенных, личных… Я бы горел от любопытства, если бы ко мне явилась молодая военная с таинственными намерениями… Ну и не только от любопытства. Йеннифэр хмыкнула, но Дрей, к счастью, не уловила сути (Лютик на это рассчитывал). — Намерения таинственными не были: я всего лишь попросила ночлега. Хозяйкой оказалась очень милая старушка, мы с ней побеседовали, она накрыла на стол, хотя я и была против. Никаких личных вопросов не задавала. — Подождите, старушка? — удивился бард. — Без личных вопросов? Старушка? Нет, это переодетый… медведь или крокодил какой-нибудь. — Нет, это точно была пожилая женщина. Ее наивность и прямота умиляли. Лютик не знал, что такие создания в принципе существуют, потому что ни разу с ними не сталкивался. И вот повезло встретить живой экземпляр. Аллиот пришел позже Дрей, тоже ухоженный и аккуратный, его синие глаза светились какой-то радостной нетерпеливостью. «Видимо, хорошо поспал», — с завистью подумал Лютик и устыдился того, что у него даже не было времени привести себя в порядок перед зеркалом. Его рука автоматически потянулась к волосам, аккуратно приглаживая топорщащиеся пряди. Чародей заметил это и вдруг повторил движение за Лютиком, расплываясь в очаровательной улыбке. — Не волнуйся, ты все еще прекрасно выглядишь, — заверил он его, поймав удивленные взгляды со стороны капитана и Йеннифэр. Лютик немного смутился и издал нервный смешок, делая вид, что оценил «шутку». — Где ночь провел? — тут же добил его вопросом Аллиот, пристально рассматривая внешний вид Лютика. — Да вы издеваетесь что ли?! — взбесился тот, и Йеннифэр заливисто рассмеялась, положив руки на бедра. Тему в итоге замяли, и об этом позаботилась сама чародейка, которая до этого сказала Лютику, что лучше Аллиоту о ночном эпизоде не сообщать. Пока что он не вызывал у нее особого доверия. Его мотивы были неизвестны, да и отношение к королю тоже. К тому же, докладывать Радриффу о каждой мелкой истории не стоило, чародей мог что-нибудь приукрасить и, учитывая его нелюбовь к Геральту, соврать не в его пользу. По крайней мере, так считала Йеннифэр, как все было бы на самом деле — неизвестно. Аллиот все еще казался Лютику очень темной лошадкой, и к нему каждую секунду пополнялся список вопросов, парочку из которых он решил задать при следующем удобном моменте. Все же им предстояло длинное путешествие, которое торжественно началось вчерашним утром, и Лютик успел составить мнение даже о Дрей, но не о чародее. Тот был… странным. Противоречивым. С одной стороны, веселился, шутил и словно пытался поднять настроение, светясь отзывчивостью и обаянием, с другой, скрывал истинные намерения и мысли, был очень хаотичным и слишком независимым. Может, свободолюбие и являлось положительной чертой, однако в случае Аллиота это казалось минусом: у Лютика складывалось четкое ощущение, что тот предаст, если его прижмут за горло. Он, кстати говоря, активно принимал участие в разговоре, который как-то плавно перетек в обсуждение того, что действие Разума Меланы пока очень слабо ощущалось, и изменения были минимальными. Это несомненно радовало и успокаивало, хотя Лютик неохотно признавался себе, что он ждал чего-то большего. Как только его посетила такая мысль, на улице показался Геральт. Одной рукой он держал уздечку Плотвы, второй — лютню. Лицо его было мрачным: видимо, с хозяином все-таки вышел неприятный разговор. Он дошел до собравшихся, глазеющих на него с неподдельным интересом, и сунул барду инструмент, который тот схватил, принявшись разглядывать с любованием. Разумеется, у Лютика были вопросы, однако рядом стоял Аллиот, поэтому он оставил их на потом, уже сгорая от нетерпения. Йеннифэр улыбнулась ведьмаку и, когда тот подошел к ней, ласково поцеловала в губы, правда, не переходя во что-то более страстное. И слава богу. Поберегла психику Лютика. Геральт сразу растаял и нежно поцеловал ее в ответ. У Лютика по спине прошел рой неприятных мурашек. Дрей выглядела сбитой с толку, она, вероятно, не привыкла видеть такие открытые отношения, но бард ее не винил — в армии наверняка редко сталкивались со свободно разгуливающими голубками, не скрывающими своей романтической связи. — Так моей интуиции все же можно доверять, не правда ли? Это не так сложно, Геральт? — заулыбалась Йеннифэр, и у нее это вышло немного ядовито. Ведьмак недоуменно моргнул, сразу же понял и, сжав зубы, покосился на Лютика, который окаменел и врос в землю одновременно. Кажется, рассказывать все-таки не стоило. — Не хочу прерывать ваш необычный обмен взглядами, но нам стоит выдвигаться в путь, — недвусмысленно намекнул Аллиот и посмотрел на Дрей, которая без лишних слов уже вскочила на лошадь. — Едем, — коротко объявила она и тронула поводья. Остальные молча послушались и последовали ее примеру. Лютик изнемогал от желания узнать, что сказал Геральту Карол, ведь его интересовал мотив убийства. Кто он Яцеку? Тайный родственник? Заклятый враг семьи? Обычный грабитель? Дрей опять ехала впереди всех, за ней Аллиот, потом Геральт с Йеннифэр, а торжественное шествие замыкал Лютик. Когда чародей уехал на довольно приличное расстояние, бард легонько ударил Яблоню по бокам, ускоряясь и догоняя ведьмака. Тот все еще спорил с чародейкой на тему ее правоты, и Лютик нагло прервал их разговор, подъехав со стороны Геральта. — Так что там с Каролом? — сразу прыгнул в омут он, пытаясь контролировать бушующее внутри любопытство. Ведьмак кинул на него короткий взгляд и пожал плечами: — Он сознался. — Серьезно?! — Лютик широко раскрыл глаза. — Как ты его заставил? — Поговорил. — Боже, Геральт, я надеюсь, ты не бил его моей лютней… — Я на ней поиграл, — съязвил тот. — Нет, а если серьезно, что ты ему сказал? Карол нервно сглотнул и покачал головой, медленно опускаясь на стул. Геральт видел страх в его глазах и давил на это чувство, ровным тоном спрашивая: — Повторю еще раз: за что ты убил Яцека? Они как-то сразу оставили это официальное «вы». Карол прикрыл глаза, тяжело дыша, словно только что прибежал с тренировки в Каэр Морхене. Часы, висящие на стене, мирно тикали, отбивая четкий ритм. Несмотря на этот капающий звук, стояла удивительная тишина. Геральт терпеливо ждал, сложив руки на груди и рассматривая хозяина дома, в котором тот теперь чувствовал себя провинившимся гостем. Он не хотел говорить на эту тему, точно не с ведьмаком, но у него не осталось никакого выбора. Руки Карола чуть подрагивали, когда он наливал себе что-то, пахнущее кленовой настойкой. — Дочь моя старшая, Иоль, сильно захворала. Сначала есть перестала, потом слабость на нее напала, а затем и вовсе перестала с кровати вставать. Я ко всем знахарям обращался, а они только руками разводили и говорили, что ничем не смогут помочь. Хотели с помощью магии лечить, но чародеи отказывались, когда узнавали, что мы не сможем оплатить все полностью. Мы с женой ночами не спали, плакали, не знали, что делать. Умирала Иолюшка… И тут сказали нам про бабку-колдунью, жившую в отдаленной избушке в лесу. Заверили, что она-то точно вылечит. Мои друзья меня отговаривали, говорили, ни в коем случае не ходить, потому как бабка эта известна тем, что со злыми духами общается. Я решал, решал, потом посмотрел на Иоль, на которой лица не было, и пошел. Карол, бледный как полотно, осушил залпом стакан, поморщившись и сжимая зубы. Геральт слушал. — Еле-еле нашел я избушку. Взял с собой все деньги, которые были, и выпечку жены. Бабка пирожки взяла, а деньги, говорит, себе оставь. Рассказал я все, расплакался, умолял помочь, и колдунья согласилась. Вынула какую-то доску, шар, куколки странные и начала руками над ними всеми мутить, куколки бросать на доску и мяукать… Потом сказала мне, мол, дочь твою спасти можно. Я обрадовался, чуть ли не в ноги к ней бросился, а бабка достает бумагу какую-то с буковками и говорит, вот тут и там подпиши. Я человек безграмотный, спрашиваю, а что там написано-то, в кондракте? А она мне: «Здесь все условия договора». Почитала мне, вроде все в порядке… Я и поставил крестик… В тот же миг какой-то свет странный на доску упал, на одну из куколок. Бабка посмотрела и сказала, что дочери моей будет отныне становиться все хуже и хуже с каждым днем. Вылечится она в момент, когда я другую душу невинную на тот свет отправлю заместо нее. Ведьмак молчал, уже зная продолжение и конец истории. Его начинали разрывать противоречивые чувства, и он растерянно рассматривал сидящего перед ним мужчину, который каялся в своих грехах. Тот выглядел подавленным, синяки под глазами стали заметнее. Карол хотел было снова налить настойки, но передумал — подальше отодвинул кувшин. — Я испугался, начал кричать, отказываться, а бабка и слушать не хочет. Сказала, что если не убью, то Иоль умрет. А если попробую увильнуть и контракт разорвать, умру и я, и дочь. Вернулся домой, жена в слезах… «Иоль совсем плохо! Иоль совсем плохо!» А ей… Ей всего десять лет, господин ведьмак… Взрослый человек еле с болезнью справляется, а она… — Карол сглотнул и опустил взгляд, губы его задрожали. — Ребенка второго я губить не хотел… Рука не поднималась. И в собственной деревне всех знаю, не мог я так… А неподалеку было другое селение, в котором я никогда не был. Разведал местность, узнал, что в мельнице живет одинокий старик. Как раз, невинная душа… Без родственников, в отдалении… Людей сторонится. Дальше… дальше… Пришел через три дня туда и… Обухом от топора. А потом бросил в жернова… Слух пустил… Дом поджег, чтобы никто не искал эту книжечку с грехами… Ему становилось все тяжелее говорить, он почти задыхался, и Геральт верил. Верил в искренность его слов. — Когда вернулся, первое, что увидел, как Иоль радостно бегает по дому… И, не поверите, господин ведьмак, я подумал, что грех на душу взял не зря… Спас мою маленькую дочурку. Она стала еще более веселой, здоровой и… живой, — Карол грустно улыбнулся, нервно перебирая пальцами. — Оказалось потом, что мельника того заменить некому, и таким образом я обрел работу. Пришлось, правда, переехать. Но меня тут никто не подозревал и подозревать не мог. Так что жил я спокойно, пока умерший не решил вернуться и праведно меня покарать… Он перевел дух, упорно не смотря на ведьмака. Тот стоял, ни в чем не уверенный, опустив взгляд в пол и барабаня пальцами по предплечью. — Оу…. — тоскливо протянул Лютик, и ему стало как-то не по себе. Йеннифэр тоже была впечатлена правдой и мотивом убийства, поэтому молчала, закусив нижнюю губу. — И что в итоге? — тихо поинтересовался бард, адресовав мимолетный взгляд опять помрачневшему Геральту. — Что ты ему сказал? Ведьмак не знал, как подступиться, потому что ему и правда было сложно что-то решать. Он начал с простого. — Жена знает? Карол очень медленно покачал головой, и было непонятно, сомневается он или ему просто с каждой секундой все труднее собраться с мыслями. Геральту тоже было нелегко: до этого он считал своим долгом сдать преступника деревенскому старосте, заставить его расплатиться за чужую невинную жизнь, наказать человеческого м о н с т р а. Теперь холодная ярость и стремление к справедливости утихли, остались сомнения и непонятные чувства. Он не знал, каково это — иметь дочь. Но знал, что любовь может толкнуть на ненормальные, безумные шаги, лишь бы спасти человека, который тебе дорог. И он знал, какие большие и наивные глаза у детей, смотрящие с безграничным доверием и чистосердечием. И создание с такими глазами нельзя было подвести, несмотря ни на что. — Сначала я подумал, что помешался, — вдруг пробормотал Карол и положил руку на колено. — Тот старик приходил ко мне каждую ночь во сне, поэтому тогда, на мельнице, я подумал, что все только хуже стало… Господин ведьмак, знаю, что сейчас вы заставите меня сознаться старосте и покаяться в преступлении. И я не буду сопротивляться… Только прошу, заступитесь за мою Иоль. Скажите, что я один принял решение, дочурки и жена не причем! На мою семью же позор вечный будет… Как по волшебному кличу, дверь в комнату вдруг открылась, и из-за нее выглянула девчушка лет десяти с двумя глазами-пуговками и каштановым ворохом волос. Она помахала ручонкой отцу, увидела Геральта, и ее лицо медленно исказилось испугом. Ведьмак посмотрел на нее, ободряюще улыбаясь, но та продолжала таращиться на него с искренним страхом, любопытством и недоумением. Карол тихо попросил ее оставить их наедине, и Иоль, смущенно опустив голову, мелкими шажками пробежала через помещение, скрываясь на улице. Справедливость… Что из двух решений было правильным? Лютик почувствовал, как на нос упала маленькая, дрожащая капелька: заморосило, и казалось, что тучи сгустились еще сильнее. — Ты заставил его признаться старосте? — мрачно поинтересовалась Йеннифэр. Геральт отрицательно покачал головой. -…и запомни, что никогда не стоит обращаться к темным силам. Даже если ты совсем отчаялся, всегда найдутся люди, готовые помочь тебе и твоему горю. — Вы… отпускаете меня, господин ведьмак? — он не поверил, в его глазах отчетливо улабливалось замешательство. — Моя работа — спасать мир от разных монстров. Но ты не монстр, Карол. Ты запутавшийся в сетях зверь. — Я бы поступил так же, — голос Лютика стал очень мягким. — В этой истории все — жертвы обстоятельств. Дочь Карола не виновата, что тяжело заболела, сам он попросил помощи не у того человека, а Яцек оказался не в том месте, не в то время… К сожалению, черного и белого в мире очень мало. Разобраться — сложно, а принять правильное решение — еще сложнее. — Хм. У Геральта на лбу проявились морщинки: он выглядел сомневающимся, слегка подавленным, словно успел пожалеть о своем решении и о том, что не заставил Карола понести какое-то наказание. Хотя кто он такой, чтобы отвечать за преступников? И кто он такой, чтобы карать их? Ведьмак — для чудовищ, и справедливость он несет лишь одну. Лошади ускорились, подгоняемые хозяевами — за два часа им необходимо было добраться до пункта «А». Что за пункт «А», Лютик понятия не имел, потому что его планы не интересовали — захватывающе было путешествовать, не зная ничего о будущем. Он, однако, вспомнил, что они вроде как должны были добраться до какого-то города. Бесконечные поселения начинали его откровенно утомлять, но сделать ничего было нельзя: географию изобретал не он. Вскоре вдалеке показались едва видные, темные силуэты гор, которые бард по ошибке принял за продолжение горизонта. Надеясь на то, что там долго шастать не придется (Лютик не любил высоту, а особенно пропасти), он все же порадовался предстоящим красивым видам и, возможно, новым приключениям. Геральт и Йеннифэр, постепенно сменив мрачность на радугу, углубились в яростное обсуждение каких-то отрядов Frealop, и Лютик не был уверен, пытаются ли они от него избавиться или это замаскированный флирт. Выяснять не стал — решил не мешать (третий лишний) и послушно поскакал вперед, подъезжая ближе к Аллиоту. Тот как раз скучал, судя по его опустившимся, расслабленным плечам, и был неимоверно рад образовавшейся компании. Лютик посчитал, что настала пора приоткрыть завесу тайны этого непонятного чародея, или хотя бы понять, стоит ли он доверия. Аллиот же посчитал, что настала пора невинно подкатить. — Я не помню, чтобы у тебя был этот изумрудный кафтан… Где успел достать? Он тебе очень идет, — чародей просиял улыбкой, наклонив голову вбок и разглядывая едущего рядом барда. — Ты меня в нем видел еще вчера, но сказал только сегодня. Успел забыть, как я выгляжу? — фыркнул Лютик, не отказываясь от знаков внимания. — Конечно, забыл. Мы ведь практически не общались. Ты предпочитаешь компанию своего мрачного друга, — не было понятно, шутит ли он или говорит серьезно. — Ну, да, потому что его я знаю пару лет, а тебя пару дней. И знакомство у нас вышло просто потрясающим, — Лютик хохотнул. — Сразу доверие, любовь и поддержка. — Когда мы были в таверне? — Когда мы сидели в амбаре и наслаждались обществом друг друга. Неужели королю вообще плевать на твое невинное хобби? Аллиот, не раздумывая, бросил: — Да. Он не вмешивается и не дает указаний. Я считаю себя свободным чародеем. — Хотя на самом деле ты придворный маг…. — Не совсем. Мне посчастливилось оказаться в том же лесу, где отец Радриффа охотился на дикого кабана. Во время охоты все пошло не так, и я имел честь спасти короля от этого зверя. Как награду, попросил служить, потому что в тот момент был никем. Так получилось, что я понравился молодому принцу, который тогда был еще подростком, и он приблизил меня к себе. Собственно недавно Радрифф вступил на престол, и я согласился исполнять обязанности придворного мага только при одном условии — он не лезет в мою личную жизнь, жизнь за пределами дворца. Благодаря устоявшемуся между нами доверию, Радрифф почти сразу согласился, так что… Никакого контроля нет. Прихожу либо по зову короля, либо по зову сердца. Для меня нет хуже дела, чем сидеть в четырех душных стенах и разбирать тонны дел, тратя магию впустую… — Говорил, что хочешь стать королевским дегустатором вина, а сам при дворе. — Ты помнишь такие мелочи…. Лестно. Ну, как бы меня ни любил король, диплома о винодельстве — нет. Наживу миллион врагов, если без соответствующего образования стану дегустатором. — Но… Если ты фаворит короля, зачем тебе эти странные ритуалы с жертвоприношениями? — заинтересовался Лютик, пытаясь звучать не сильно увлеченно. Чародей задумчиво пожал плечами, в его голосе вдруг прозвучало что-то откровенное: — Сложно объяснить. На самом деле, я был не один. — Да-да, ты уже целую тираду Геральту прочитал о том, что вас таких много, чем напугал всех нас до чертиков… — Я не про это. Помнишь ту невидимую деревню? — Ее трудно забыть… — В ней жило целое поколение чародеев. Приходили и уходили. Многие, правда, почти не бывали за ее пределами… Я рос в среде, где боготворили Рациллу, Кроген и Эйден, считали обязательным приносить им жертвы. Я уже объяснял вам, что до сих пор считаю это благим делом. Возможно, методы радикальные, но они стоят спасения тысячи других жизней… Не соглашайся, но и не спорь — я прекрасно осознаю, что делал и жалею только о мучениях, причиненных неповинным душам. Неважно. В конечном итоге, остались только я и Ероним. В помощники взяли одного добровольца. — Как Ероним вообще оказался в этом замешан? — не понял Лютик. — Не знаю, его привели в деревню, и он стал помогать чародеям. Единственное, что я помню — он очень хотел научиться магии, а его вроде как обманывали, говоря, мол, да, как только он сделает то и это, начнут преподавать. — А магии можно научиться? — Нет. Это врожденный дар, который можно лишь развивать. Иногда бывает, что человек узнает о своих способностях уже в осознанном возрасте… Я развеял этот миф у Еронима, но тот уже слишком привык к нам, чтобы уходить. К тому же, разделял нашу веру. Бард, прищурившись, разглядывал словно не двигающиеся с места горы, медленно покачиваясь в седле. Аллиот иногда посматривал на него, воодушевленный рассказом о своей жизни. Пока что ничего необычайно нового он не поведал. — Подожди, — вспомнил Лютик, — ты говорил, что закончил какую-то заумную академию для чародеев…. Это как получилось? Жил в деревне и ходил на занятия? Так сказать, совмещал приятное с полезным… Аллиот довольно улыбнулся, гордо отчеканив: — Академия Бан Ард. Великая школа. Мне повезло, что я родился не девушкой. — В каком плане? — растерянно моргнул бард. — В школе для чародеек в Аретузе более жесткие правила. Нам разрешено было выходить в город, нас не наказывали за кутеж и всякие развлечения. К тому же, не думаю, что меня бы приняли в таком возрасте в их хваленую женскую академию. — А? Аллиот вздохнул, устало поясняя: — В Академию Бан Ард я поступил сразу на предпоследний курс, когда мне было… Э-э-э, в общем, я только перестал переживать подростковые амбиции. — Удивительно. Мне говорили, что вроде как берут с малого возраста… Ты какой-то особенный что ли? Супер-маг, повелитель всех стихий. — Я родился и вырос среди чародеев, поэтому знал почти все приемы и заклинания. В Академию поступил чисто для диплома. А еще для новых знакомств. Ну и просто… Учеба это довольно веселая штука. Лютик вспомнил университетские года и хмыкнул, подставляя под фразу Аллиота свои прогулы, употребление алкоголя, плотские утехи и заговоры против профессоров. Да уж, для него занятия были чем угодно, но не занятиями. Забавно же потом повернулась судьба… — Твой любимый предмет? — игриво спросил бард, решив, что если чародей охотно делится информацией, нужно доить корову, пока та не взбесилась. — История. Еще зачитывался учебниками по древней культуре и магии.… Судя по твоему лукавому взгляду, ты тоже имел несчастье быть студентом. Какой предмет любил? Такой же вопрос однажды задал ему Геральт, и Лютик ответил, что обожал географию, потому что за картой можно было легко спрятать бутылку вина. Повторять шутку дважды не хотелось. -Конечно же, музыкальную практику. Эх, помню, как у нас в начале семестра шло распределение по парам для аккомпанемента… А твой ненавистный урок? — Политика. Не разбирался, не разбираюсь и не буду. Не хочу в это лезть… Слишком сложно и муторно. Ты что не любил? — Пожалуй, рифмологию. И не потому, что предмет ужасно занудный и пресекает любое творческое начало… А потому что преподаватель, он же основатель факультета, не человек, а чистое зло. У нас про него даже стишок сочинили: «Зэргель де Латус Бом бом славится огромным ртом. Как кончаются слова, в ход скорей идет жратва». Аллиот заливисто расхохотался и кивнул: — В Академии таких «Бом бомов» был пруд пруди. Они спокойно переговаривались на какие-то нейтральные темы, и утро постепенно становилось поздним. Вокруг медленно менялся пейзаж: появлялось все больше равнин и огромных блеклых пространств. Бард чувствовал спиной чей-то странный, тяжелый взгляд, но когда оборачивался — видел лишь Йеннифэр и Геральта, мило болтающих о какой-то ерунде. Лютик подумал о том, что чародей довольно быстро перед ним раскрывается без понятной на то причины. Он вел себя легко, без стеснений, рассказывал и делился, особо ничего не скрывая… Возможно, Аллиот был не безнадежен. Хотя бард пока не доверял ему — все же история их знакомства оставляла желать лучшего, да и он особо не показывал преданности ни к кому из своего окружения. Дрей ехала впереди, ее лошадь смешно виляла задом, широко расставляя ноги в стороны. Капитан не пыталась присоединиться ни к первой, ни ко второй группе собеседников, видимо, чувствуя себя прекрасно наедине с собой. Она явно была из тех, кто предпочитал одиночество в компании, и Лютик, хотя таким сам не был, мог ее понять. Дорога вела вперед, обещая много событий и приключений. Казалось, пятеро спутников проехали какой-то поворот, и дальше пути назад уже не было. У всех одновременно проснулось странное чувство чего-то неприятного, плохого, словно с этого дня должны были наступить поистине темные времена. Однако сейчас царили лишь спокойствие и тишина, позволяя насладиться последними каплями покоя. День только начинался. В какой-то момент барда заняли мысли о Темерии. Его интересовало, проедут ли они через Керак, увидят ли его родной дом и встретит ли он свою семью… Лютика пугала, и радостно тревожила одна идея о том, что он сможет вернуться на родину, на которой не был уже более десятилетия. И расплывчатый, неточный образ отца, невольно возникший в голове, заставил его содрогнуться и поникнуть головой. Возможно, не стоило задумываться об этом так рано, однако Лютик понадеялся, что ему все же не придется сталкиваться с прошлым. И что свидетелем этого прошлого станет кто угодно, но не Геральт из Ривии.