Баллада о конце и начале

      Горы, которые должны были хоть как-то приближаться, казалось, стояли на месте: все еще темные и непонятные, они выглядели, как приподнятый кусок ткани на горизонте. Лютик периодически посматривал на них с тревогой, не доверяя собственным глазам. Или отряд настолько медленно продвигался? Но нет, их лошади шли бодро и уверенно, даже быстрее, чем нужно — иногда переходили на рысцу или галоп. Бард все-таки достал из-за спины лютню и начал наигрывать простенькие мелодии, чтобы совсем не заскучать; остальные же угрюмо молчали, наговорившись вдоволь.       Когда наездники дружно припустили по уходящей вниз узкой дороге, в поле зрения из ниоткуда возник город, который до того умудрялся прятаться, несмотря на свои приличные размеры. На столицу он похож не был, однако дома уже издалека отличались аккуратностью, чистотой и интересными приятными оттенками. Задерживаться там никто не собирался, и, когда Лютик увидел количество пока закрытых кабаков, он чуть не взвыл от жалости. Сколько здесь можно было заработать денег и как можно было повеселиться? Оставалось лишь гадать.       Улицы так и пестрели от заведений разного рода: от юридических услуг до борделей — вот уж точно выбирай, что больше по душе. На пустующей от непогоды площади повизгивали мальчишки, с разбега прыгая в лужи; кошки, напуганные всплесками воды, страшно шипели, поднимая хвосты трубой; зато радовались собаки, поддерживая детей заливистым лаем. Несмотря на тучи и накрапывающий дождик, в городке кое-как, но кипела жизнь: правда, не в самом центре, а по окраинам, где люди продолжали заниматься своими делами. В выходные работали лишь в край отчаявшиеся, остальные же с любопытством высовывали носы из окон — гулять никому не хотелось.       Солнце совсем спряталось за облаками, так что погода становилась пасмурнее, тоскливее, и Лютику все сильнее хотелось сейчас сидеть в теплом помещении, а не скакать на лошади, мутя грязную воду. Дрей явно было плевать; как военного человека ее вовсе не смущала сырость, и она упрямо гарцевала вперед, ловя восхищенные взгляды проходящих мимо мужчин и юношей. Аллиота явно немного напрягали летящие в лицо капли, однако он не жаловался, погрузившись в раздумья. Геральт и Йеннифэр не обращали внимания на погоду, первый — потому что не заботился о внешнем виде и здоровье, вторая — потому что контролировала внешний вид и здоровье. Один Лютик, которому пришлось убрать лютню, спасая ее от влаги, тихо ворчал себе под нос, провожая печальным взглядом бордели и винные погреба.       Город они наконец проехали, даже не остановившись на перекус: никто не чувствовал голода, поэтому они не сочли нужным тратить время на стоянки. Когда за спиной оказались главные ворота, впереди открылась картина скучной дороги, окруженной широколиственным лесом и равнинами. Прежний вид отличался лишь далекими горами, которые все же стали приближаться. Лютик уже разглядывал высившиеся хребты, пытаясь угадать названия. Дрей вроде что-то упоминала, но он в тот момент либо прослушал, либо почти сразу забыл, отвлекшись на разговор.       Еще его интересовал вопрос о балладе: необходимо ли было включать историю о старике из мельницы так, как она случилась взаправду? Или можно было ее немножечко поменять? Разумеется, мораль сей басни радовала простотой, да и сюжет нельзя было назвать занудным, однако… Что-то подсказывало Лютику: нужно слепить из этого рассказа другой. Нельзя же было писать все, как есть, и употреблять реальные имена. Поэтому он взял за основу изначальную версию с перемолотым в жерновах страдальцем и украсил ее собственной фантазией. Получилось весьма неплохо, но перекладывать слова на музыку хотелось не на бегу, а у костра в блаженной тишине. Эх, если бы они путешествовали вдвоем с Геральтом, такие вечера являлись бы обыденной вещью и подарком для творца… Но нет. К сожалению, около них крутились еще три головы.       Ближе к вечеру перед ними простерлись вечные поля, украшенные лишь необычным оттенком седины, и Лютик подумал, что тут художники пишут самые однообразные на свете пейзажи. Единственное, что изменилось — это размеры: желтым океанам, казалось, не было конца и края. Причем, если где-то до середины они были обработаны человеческим трудом, то дальше полос уже не виднелось; даже людскую лень винить смысла не было. Картина становилась поистине невыносимой, не за что было уцепиться вгляду, ничего не радовало: белые тучи, пепельные поля, прямая пыльная дорога. Да еще и раздражающая морось. Лютик считал так: либо дождь идет, либо не идет, а что-то между доводило его до исступления.       Дрей еще не давала указания останавливаться, поэтому все жевали прямо на ходу, подгоняя проголодавшихся и уставших лошадей. Лютик бы с удовольствием спрыгнул с седла, которое натерло ему всю задницу, и дал волю себе и Яблоне, перед этим накормив ее до отвала. Однако приказа слышно не было, и он все никак не решался намекнуть на то, что людям и животным периодически нужен отдых. К сожалению, остальным было плевать: особенно Геральту, который проводил на своей Плотвичке минимум половину дня. Лютик вовсе не стыдился того факта, что в этом отряде он слабое звено, потому что не видел смысла корить себя за то, что природа назначила его обыкновенным хрупким человечишкой. Были даже свои плюсы: можно спокойно клянчить и ныть, пока другим не позволяет этого авторитет. Ведьмак, правда, если хотел — ворчал, бесился, причитал получше Лютика и плевал он на статус. Эту откровенность к себе самому, кстати говоря, бард очень ценил.       Сгустились сумерки. Лошади пошли медленнее, спотыкаясь и опуская головы. Люди елозили в седлах, томно вздыхали и закрывали глаза. Разговор, который все-таки начался от скуки часа два назад, стал совсем вялым и вскоре стих, а Лютик все никак не решался попросить Дрей об отдыхе. Почему-то у нее впервые за все это время появилась какая-то сила, власть над ними; возможно, бард чувствовал это один, но ему казалось, что он готов немо подчиняться любым ее приказам. Если бы на месте капитана сидел сейчас Геральт, Лютик бы разнылся, как ребенок, стеная о своей несчастной кочевой жизни. Но за Дрей он послушно шел, несмотря на усталость, легкую боль в пояснице и желание начать писать балладу. Она выглядела слишком уверенной, слишком мудрой, слишком… властной. И это было немного сексуально. Дрей, словно услышав мысленные мольбы, вдруг взмахнула рукой и сказала просто: — Привал.       Потом легко спрыгнула с лошади, словно не ехала на ней целый день, натирая все неприличные места, и такой же воздушной походкой повела ее к широкому дереву у самого края поля. Лютик, в отличие от капитана, сполз с Яблони, причем с таким видом, будто он успел постареть лет на двадцать. Пришлось разминать ноги и прыгать, чтобы в полной мере ощутить землю и почувствовать онемевшие конечности. Заметив его страдания, Дрей мягко объяснила, посмотрев в его сторону, но обращаясь ко всем сразу: — Ночью мы потеряли много времени, оставаясь в деревне. Сегодня необходимо было пройти больше, чем требовалось. Через три дня мы должны быть в Темерии.       Никто не ответил, лишь Лютик, тяжело вздохнув, кивнул и развел руками. Вскоре он уже сидел, тяжело привалившись к крепкому стволу красного дуба, смотревшегося довольно нелепо рядом с пепельными колосьями пшеницы. Наигрывая пришедшую на ум мелодию, он ленивым взглядом уставился в одну точку, пытаясь не отвлекаться на посторонние шумы и движения копошащихся вокруг него людей. Костер сначала решили не разводить из-за близости к полю, но потом Йеннифэр все же сотворила огонь, поместив его прямо на дороге. Аллиот неохотно занимался приготовлением ужина, и вскоре вкусно запахло жареной ветчиной. Геральт, навозившись с Плотвой, кормил теперь других лошадей. Дрей писала что-то на дорогой бумаге, красиво выводя буквы своим изумительным круглым почерком.       Тишину прерывала лишь нестройная музыка и едва слышный, срывающийся голос Лютика, которым он настойчиво пел складывающиеся в голове строчки. Сюжет был такой: в одной деревне была волшебная мельница, которая могла перемалывать стариков и делать их снова молодыми. Узнав об этом, к мельнице пришла древняя старуха, желающая таким образом продлить себе жизнь. Мельник пообещал ей красоту и юность, но сказал, что прежде ей нужно выписать свои грехи, потом поклясться совершить их снова и подписаться кровью. Старуха подумала и отказалась. Когда ее встретили деревенские, удивились: «Неужели волшебная мельница перестала работать?» И прозвучал ответ: «Сколько ни мели, не получится из ржи пшеничная мука».       Когда Лютик закончил сочинять свою новую балладу и ее осталось лишь немного отшлифовать, остальные уже уселись около костра, задумчиво пережевывая ветчину и тихо переговариваясь. Бард, который почему-то не страдал от голода, продолжил наигрывать на лютне, даже не смотря в сторону огня: Геральт и Йеннифэр сидели близко, чародейка прижималась к нему, он расслабленно обнимал ее за плечи. С одной стороны, Лютик и правда смирился и не хотел вмешиваться в чужие отношения, потому что Геральт ему не принадлежал и никогда не начал бы принадлежать, однако… Однако он не любил мучить себя зря — чувства, как тысяча маленьких иголок, больно кололи сердце. — Лютик! Дрей позвала его мягко, но властно, и он резко поднял опустившуюся голову, как пес, который услышал голос хозяина. — Может, сыграешь нам что-нибудь? — вдруг предложила она с серьезным видом. — Да ладно, вы уже наслушались от меня музыки за сегодня, — уклончиво ответил тот, прикрывая глаза и сильнее прижимаясь к стволу. Дрей была настойчива: — Нет. Спой что-нибудь полностью.       Лютик сомневался: он любил играть для других людей, однако сейчас желания как такого не было. Иногда он предпочитал посвящать музыку только себе, без посторонних наблюдателей и слушателей, но кажется, в данный момент меланхоличное настроение нужно было оставить где-то позади. Он неохотно поднялся с места и подошел к костру, словно виновато поглядывая на Геральта, который выглядел умиротворенным и по-своему счастливым. Он присел между Аллиотом и Дрей, подтянул ноги и взял лютню поудобнее, настраиваясь на мелодию. Потом взглянул на капитана и поинтересовался с какой-то детской, искренней улыбкой: — Что сыграть? Дрей в задумчивости посмотрела куда-то вдаль, поджимая губы, неуверенная, что именно она хочет услышать. Зато это прекрасно знала Йеннифэр — она вдруг наклонилась вперед и, сверкая глазами, обратилась только к Лютику, попросив со странной ноткой в голосе: — Спой «Звезды над городом».       Глаза барда расширились от замешательства. Он никак не ожидал, что Йеннифэр откуда-то узнает о существовании песни, которая исполнялась лишь два раза: в Дромосской таверне и на вечере поэзии в Оксенфуртской академии. Где она могла услышать ее? Неужели, была невидимым слушателем? Или песня прославилась без ведома творца и разнеслась по всей округе, став известной даже самым отдаленным уголкам их мира? Йеннифэр явно не спешила давать ответы, а ее выразительный лукавый взгляд, в котором дрожало необычное любопытство, скорее, наоборот, вызывал еще больше вопросов. Геральт, казалось, тоже заметил особый тон чародейки и непонимающе нахмурился, однако не попытался вступить в разговор.       Лютик не знал, как реагировать: то ли воспринять как вызов и спокойно исполнить песню, то ли отказаться, увернуться и выбрать что-нибудь другое. Но во втором случае он бы вызвал еще больший интерес, смешанный с оправданным подозрением, поэтому он выпрямился, приняв наиболее безразличный вид. — Хорошо. Он собрался с мыслями, чувствуя, как рука дрогнула, когда коснулась инструмента. Посмотрел в темное небо, под конец дня разогнавшее тучи, попробовал поймать ощущение свежей прохлады. И запел, слабо дергая струны. — В жаркий вечер, опьяненный любовью, ты выходишь из города прочь. И лениво алмазы на небе освещают долгую ночь. Смотришь вверх, в колыбель неземную; грусть томится, словно в печи. Можешь клясться, кричать, мракобесить. Но, пожалуйста, только молчи. Окруженный тенями из света и бутонами памятных дней, Умертви свою жажду, ведь знаешь, что любви твоей нет горячей. Она есть, как скрытая память, как кусочки из ситцевых слез, Как надежда, защитная маска, слово, брошенное не всерьез. Будто волк, привязанный к цéпи, он не в силах бороться с волной Необузданных чувств, горькой правдой и обычной тягой земной. Ты не веришь в Предназначение и знаком тебе его материал. А пока наблюдаешь, как месяц в зеркало тяжко и грузно упал. Человек, дорогой тебе нежно, не узнает, как ты молча стоял На холме под куполом звездным и с улыбкой по нему тосковал. Скоро вёсна заглянут в домишки, разливая везде молоко, И оттают снега, скинут шапки морозы, погребая огонь глубоко.       Его голос иногда срывался на самых высоких, невесомых нотках, придавая ему очень нежную искренность. Абсолютно у всех слушателей создалось впечатление, что они невольно подслушивают чей-то личный разговор, поэтому на их лицах запечатлелась мрачное смущение и отрешенная удрученность. Каждый молчал, внимательно рассматривая пляшущие огоньки пламени, и Лютик боялся увидеть реакцию Геральта, боялся, что он поймет неочевидные намеки. Но все равно пел, будто смирившись с мыслью, что когда-нибудь их дружба рухнет по вине обоих или кого-то из них. Когда песня завершилась, бард аккуратно тронул последнюю струну и медленно убрал руку, словно выступал перед огромной аудиторией и пытался выдержать театральную паузу. Первое время не нарушалась проникновенная тишина, потом Аллиот заулыбался и похлопал пару раз, все еще со смущенным выражением лица: — Очень здорово. Благодарю за исполнение. — Да, — задумчиво произнесла Дрей, положив подбородок на сложенные руки, — красиво. Спасибо. Йеннифэр, казалось, была немного сбита с толку. Лютик, все еще не понимая подвох, объяснил ей, слыша, как собственный голос стал хрипловатым и будто фальшивым: — Я немного изменил текст, надеюсь, он не стал хуже или… — Честно, я не знала этой песни. Просто слышала о ней… отзывы. Бард, взбудораженный последним словом, хотел было уточнить, какие эмоции преобладали в этих «отзывах», но его перебил Геральт, заставив Лютика тут же закрыть рот от неожиданности. — Она отличается от других. — Чем? — Аллиот со своим любопытством опередил все одновременно возникшие вопросы. — Много чем, — уклонился тот, и в его глазах проявилось сожаление о том, что он выразил мысль вслух. Лютик хотел и одновременно не хотел давить. Но как только он решился выпытать, чем же именно «Звезды над городом» так выделяются среди остальных произведений, ведьмак вдруг спросил сам, смотря ему прямо в глаза: — Этот человек для тебя правда особенный? Из легких резко вышел весь воздух, и Лютик потерялся в пространстве вокруг себя, не понимая, бредит ли он или нет. Что это значило? Ему казалось, что за вопросом прячется какой-то скрытый намек, и это вело к тому факту, что… — Да.       Он смело выдержал пытающий его взгляд, на секунду забыв, что они находятся не вдвоем и ему стоит быть еще более осторожным в проявлении чувств. Геральт со странным выражением лица кивнул и первым прервал зрительный контакт, что само по себе было довольно редким явлением. Лютик, часто моргая, пытался понять, почудилось ли ему или в подрагивающем янтаре чужих глаз на секунду промелькнула тоска…       Йеннифэр, которая пристально следила за ними обоими, стала холоднее, чем обычно. И Лютик понял: изнутри ее прожигает ревность. Если чародейкой овладевало это непростое и ядовитое чувство, люди, знающие ее хотя бы пару месяцев, сразу улавливали это: она менялась, ею начинали править хладнокровие и бесстрастность, но в душе ее закипала ледяная ярость, готовая выплеснуться в любой момент. Она защищала Геральта от лап других, защищала их отношения, как голодная волчица, скалящая острые зубы. Она ненавидела, когда ведьмак проявлял даже симпатию к очередной миленькой девушке, и напоминала ему о его промахах, не пытаясь смягчить злобные шутки. Но Лютик не был миленькой девушкой, и Геральт не проявлял к нему симпатии. По крайней мере, романтической. Почему же сейчас чародейка искренне злилась? — Знаете, на что похож этот вечер? — ни с того ни с сего мечтательно спросила Дрей и, не дожидаясь, ответила сама: — Он похож на наши тренировочные походы. Когда я училась в военной академии Роумберга, на последних курсах наши преподаватели устраивали нам испытания. Мы должны были выживать в диких условиях, а затем идти в бой с другими отрядами. Разумеется, ненастоящий. Она замолчала, хотя все оживленно ждали продолжения ее рассуждений. Тогда пришлось подтолкнуть ее к завершению начатого, и этим почему-то занялся Аллиот. — И сколько длились такие… выезды? — он выглядел заинтересованным. — Обычно неделю. Дворянские дети, обучающиеся в военных училищах, привыкли к роскоши и удобству, поэтому их необходимо было периодически встряхивать, — Дрей сделала еще одну продолжительную паузу, прежде чем добавить: — Я это к тому, что теперь мне не кажется, что время поджимает или мы действительно находимся в опасности. Король рассказывал об ужасных вещах, но до сих пор ничего не происходило. Вдумайтесь. Артефакт начал уничтожать наш мир полторы недели назад. Разве заметно его действие? — Затишье перед бурей, — сказал Аллиот, качая головой. Дрей пристально взглянула на него: — Затишье перед бурей должно было произойти неделю назад. — На что вы намекаете? — Ни на что. Просто не стоит отрицать тот факт, что король мог ошибиться. Я буду исполнять свой долг и следовать его приказам, но я уже не так уверена в том, что делаю. Йеннифэр, успевшая успокоиться неожиданно быстро, насмешливо подняла брови: — Хочешь сказать, что Разум Меланы на самом деле не существует? Если мы не столкнулись с трудностями, это не значит, что их нет. — Тем более, прошло только два дня… — Лютик опять провел по лютне рукой. — Я с вами согласен, капитан, — вступился Геральт, отпуская наконец плечи Йеннифэр. — Либо нам несказанно везет, либо все не так плохо, как об этом говорят. Чародейка с театральным удивлением заглянула ему в глаза: — Да?! То есть, по-твоему, все это сплошные совпадения? Болезни, мутировавшие твари и массовые природные бедствия? — Ты их лично видела? — холодно поинтересовался ведьмак. — Да, видела, — огрызнулась Йеннифэр. — И не только я, но и другие чародеи на совете. К сожалению, значения они этому не придали, зато я все поняла сразу. — Благодаря женской интуиции? — равнодушно уточнил Геральт. — Если хочешь поиграть с огнем… — зловеще прошипела она, но не успела договорить угрожающую фразу. Дрей успокаивающе подняла руки и даже не попросила, а потребовала: — Не нужно разводить спор из-за пустяков. Неважно, существует ли артефакт и действует ли он на самом деле. Главное — мы должны исполнить наш долг. — Заключающийся в чем? — Аллиот сделал большие, невинные глаза. Та спокойно ответила, не уловив и капельки иронии в его голосе: — В службе королю. Постараемся найти причину существующих или несуществующих бед.       Лютик тяжело вздохнул и ради интереса посмотрел вдаль, на простирающееся перед ними серое, почти темное поле. И вот тогда он заметил пляшущие огоньки. Они были похожи на хаотичную стаю светлячков, словно игрались друг с другом, прыгая по воздуху, то взлетая, то исчезая между колосьями. Огоньки мерцали далеко, где-то на просторах вечного моря пшеницы, и их было так много, что иногда они походили на единый шар из света. Бард заворожено следил за ними, приоткрыв рот и даже примерно не догадываясь, что это за чертовщина. — …проблемы есть, и помяните мое слово, мы их увидим, — уверенно заявила Йеннифэр, и Лютик понял, что он прослушал предыдущие реплики, завороженный невероятными огоньками. — А… Кто-нибудь мне объяснит это?.. — он нагло прервал разговор и ткнул пальцем в сторону непонятного ему явления. Все сразу напряглись от любопытства и тревоги и вгляделись в таинственные огоньки. Первым высказал предположение Аллиот: — Похоже на светлячков. Но какие-то они гигантские для обычных насекомых. Дрей покачала головой, отвергая уже отброшенную идею: — Видов таких светлячков не существует. Йеннифэр переглянулась с Геральтом, потом прищурилась, пытаясь что-то рассмотреть в прыгающих сгустках света: — Скорее всего, это эльфы. Лютик от души расхохотался и, все же попытавшись сдержать рвущиеся наружу смешки, закашлял в кулак. Когда чародейка удивленно взглянула на него, он активно закивал: — Да, очень похоже на эльфов. Тоже вижу заостренные уши, идеальные лица и человеческое телосложение, — затем наигранно обомлел: — Ой, погодите, ничего из вышеперечисленного здесь нет! Йеннифэр скрестила руки на груди, беззлобно улыбаясь: — По-твоему, раса эльфов настолько скудна? — В каком плане? Вместо готовящейся поучать чародейки ответил ведьмак, который уже потерял интерес к огонькам и достал из ножен меч, чтобы его хорошенько начистить. — Разновидностей эльфов очень много, Лютик. Эти, вероятно, полевые, хотя меня и смущает их количество. Обычно они держатся по двое-трое и действительно напоминают светлячков. — Но, подожди, они же… — Что? — Огоньки? — глупо улыбнулся Лютик и снова уставился на неунывающих созданий, которые спускались все ниже к земле. Геральт, у которого на лице читалось невероятное терпение, спокойно пояснил: — Когда-то давно по легенде они избавились от собственных тел, чтобы обрести «внеземное состояние». Так теперь и живут, питаются солнечным светом и теплом. Безобиднейшие существа. — Я думала, у вас в хваленой академии преподают такие базовые вещи, — не удержалась от едкости Йеннифэр. Аллиот по-настоящему оскорбился и недовольно фыркнул: — Мы учились пользоваться магией, а не запоминать каждого монстра. Тем более, что полевые эльфы «по легенде», — передразнил он Геральта, — перестали существовать. Давно их не видели, ох, как давно. — Они, видимо, предзнаменуют что-то плохое? — поинтересовалась Дрей, поправляя свои светлые волосы. — Обычно да, — ответ Йеннифэр прозвучал тревожно.       Лютик заинтересованно посмотрел на удаляющиеся от них огоньки и заметил, как те вдруг замерли и стали кружить вокруг одного места. Он, затаив дыхание, ждал, пока что-нибудь произойдет, и те, например, превратятся в человекообразные фигуры или поле вокруг них зажжется необычным светом. Но нет. Казалось, будто эльфы просто перебрались подальше от костра и неизвестных им людей, продолжая жить своей жизнью. Вскоре бард потерял к ним интерес и сосредоточился на поедании ветчины. Тут Дрей объявила не очень хорошую новость: — Выдвигаемся через два часа. Нам нужно перейти через горы до следующей ночи.       Лютик понял, что, во-первых, непонятно, когда он в следующий раз нормально поест, а во-вторых, когда нормально поспит. У него было немного времени, чтобы хорошенько вздремнуть, поэтому, побыстрее прикончив свою порцию, он лениво потянулся и опять направился к дереву, сполз на землю и прислонился к его стволу. Если бы на нем сейчас была шапка, он бы обязательно надвинул ее на глаза. Геральт и Йеннифэр были более выносливыми по ряду причин, поэтому они решили прогуляться по дороге в противоположную сторону от огоньков, чтобы хорошенько размять ноги. Лютик подозревал, что парочка уходит не только для романтического свидания под темным куполом, но и для соития где-нибудь в высоких колосьях пшеницы. Мысль об этом его, мягко говоря, не радовала, однако он был доволен, что не станет свидетелем сцен, без которых спокойно можно было обойтись.       Дрей закончила писать что-то на клочке своей великолепной бумаги, и Аллиот начал колдовать, направляя одну руку на заметки, другую куда-то вдаль, а его глаза приобрели ярко-синий насыщенный оттенок. Лютик задремал, прижимая к себе лютню и улыбаясь кому-то в приходящем сновидении. В отдалении он слышал какие-то приглушенные голоса, но слова он никак не мог разобрать. Голоса успокаивали, убаюкивали, и он совершенно расслабился, уронив голову на грудь. Два часа пролетели, как молния, и мирно спящего Лютика разбудил спокойный приказ Дрей: — Выдвигаемся.       Он почти сразу открыл глаза, сперва ослепнув со сна и, щурясь, попытался понять, что происходило вокруг него. Потом, не прикрыв рот рукой, зевнул, неохотно заелозил на месте и поднялся, отирая лицо, словно пытаясь смахнуть остатки дремоты. Йеннифэр и Аллиот уже сидели на лошадях, перебирая руками уздечки. Геральт замер около Плотвы и почему-то напряженно вглядывался в ту сторону, где тогда плясали огоньки. Лютик невольно последовал за его взглядом и обернулся, щурясь в темноте. «Светлячки» зависли в воздухе, находясь так близко друг к другу, что свет от них освещал добрую половину поля. И к ним, продвигаясь через колышущиеся колосья, шли какие-то странные тени. Лютик с такого расстояния не мог их разглядеть, несмотря на до боли напряженные глаза. Зато Геральт с его ведьмачьим зрением видел все прекрасно, и он явно был обеспокоен этими загадочными фигурами. — Геральт? Что это? — с тревогой пробормотал Лютик. — Дети. Лютик удивленно моргнул, ведь, действительно, тени были маленького роста. Но почему они шли ночью в поле, причем по направлению к эльфам? — Может, просто заметили их и решили подойти поближе? — неуверенно предположил он, но, кажется, ведьмака эта версия не устроила. Он вскочил на Плотву и обратился к Дрей, все еще не отрывая пристального взгляда от непонятных детей: — Нужно убедиться, что с ними все в порядке. Скоро буду. — Вы же сказали, что они безобидные создания, — изумилась капитан, однако не получила никаких объяснений.       Геральт вместо того, чтобы поехать вперед по дороге, резко свернул вправо, и тяжелая поступь лошади стала тише. Лютик, зная, что он в безопасности с ведьмаком и что он не хочет пропустить все зрелище, тоже запрыгнул на Яблоню и молча последовал за своим спутником. Йеннифэр и Дрей переглянулись, но, не сговариваясь, остались на месте, когда в высоких колосьях исчез и Аллиот. Чародея было слишком поздно да и бесполезно отговаривать, а ехать на разведку всей толпой казалось весьма глупой затеей.       Ведьмаку явно не понравилось то, что он не один, однако сделать уже ничего было нельзя, и он смирился, сосредоточившись лишь на огоньках, которые светились теперь куда ярче. Фигуры детей все трое различали довольно четко: они почти дошли до сгустков света, и Лютик заметил, как странно они двигались. Ровно, четко, механически, словно находясь… под гипнозом. Геральт, который ехал, пригнувшись к Плотве, вдруг тихо остановил ее и беззвучно спрыгнул вниз, медленно двинувшись вперед, прячась между колосьями. Лютик и Аллиот последовали его примеру, и, когда ведьмак озлобленно махнул на них рукой, чародей вдруг прошептал какое-то заклинание и спокойно выпрямился, в головах прозвучал его бесстрастный голос: — Можете больше не прятаться. Мы временно невидимы.       Геральт благодарно-растерянно кивнул и двинулся дальше, причем так ловко и быстро, что Лютик чуть было не потерял его из виду. Он побежал следом, а чародей заметно отстал, видимо, потому что не счел нужным мельтешить — шел гордо и безмятежно, как на неспешной утренней прогулке. К «светлячкам» по иронии судьбы все приблизились одновременно, образовав некое подобие круга: Лютик насчитал шесть детей, выстроившихся в стройной очереди к огненному шару. Геральт замер от них в нескольких метрах, рукой преграждая путь компаньонам. И вот тогда послышались голоса.       Мальчик, стоящий впереди, невидящим взглядом смотрел сквозь огоньки, рот его был слегка приоткрыт, из-за этого складывалось впечатление, что он невероятно поражен происходящим. Один из «светлячков» отделился от собратьев и висел прямо перед глазами ребенка, слегка покачиваясь в воздухе. — Согласен ли ты отдать свое тело? — голос был тонким, искаженным, словно новичок пробовал играть на скрипке невероятно сложное произведение. — Да, — как послушная кукла, ровно ответил мальчик. — Согласен ли ты разделить со мной душу? — Да. — Согласен ли ты отдать контроль мне? — Да.       Аллиот, к этому времени догнавший барда и ведьмака, удивленно уставился на открывшуюся перед ним картину и так же изумленно поднял брови. Лютик не понимал смысла вопросов, но чувствовал, как слева в груди что-то начинает ныть, чесаться и словно легонько покалывать. Он поморщился и попытался растереть болящее место. Геральт выжидал, как будто заданные мальчику вопросы совершенно его не напрягли и не озадачили, но лицо его исказилось замешательством. — Почему ребенок повторяет слово «да»? — Аллиот снова использовал телепатию, чтобы спросить их обоих. «Потому что ему задают вопросы», — подумал Лютик в ответ, едва не закатив глаза от гениальности вопроса. Между тем, тонкий голос продолжал пытать окаменевшего мальчишку: — Согласен ли ты забыть обо всем? — Да. — Готов ли ты начать воссоединение? — Да. — Какие вопросы? — с раздражением поинтересовался Аллиот, и бард не успел ничего сказать.       Огонек вдруг засиял сильнее, начал подниматься вверх, мальчик запрокинул голову, его глаза закатились. Лютик непонимающе смотрел то на Геральта, который ничего не делал и просто стоял на месте, то на шар света, который медленно приближался ко рту ребенка. Шар резко «нырнул» внутрь, и мальчик упал на землю, дергаясь в приступах судорог и кашляя, задыхаясь. Именно тогда ведьмак стремительно бросился к эльфам, в мгновение оказавшись рядом.       Либо Аллиот не уследил, либо заклинание просто потеряло силу — «светлячки» среагировали в ту же секунду: разлетелись в разные стороны и замерли, паря, в нескольких метрах от земли. Но Геральта интересовали не они, а мальчик, который все еще бился в конвульсиях, страшно закатывая глаза. Лютик подбежал к ведьмаку, пытавшемуся привести в себя несчастного ребенка: бил его по щекам и по спине, переворачивал на живот. Тот вдруг дернулся еще раз и затих, закрыв глаза и обмякнув в руках Геральта. Он пощупал его пульс и процедил сквозь зубы: — Зараза. Потом крикнул Аллиоту: — Чего встал?! Сделай что-нибудь! Дважды повторять не пришлось, чародей положил руку на грудь ребенка, забормотал что-то, и от его пальцев пошли мелкие синие разряды, похожие на крошечные молнии. — Что они делают? — раздался тоненький голос. — Пытаются оживить его. — У нас есть время! — Нужно отвести их в другое место.       Лютик, часто моргая, взглянул вверх, на кружащиеся невдалеке огоньки, и увидел, как те начинают вновь собираться в единый шар. Аллиот отчаянно водил рукой по всему телу мальчика, его глаза бегали из стороны в сторону, а пересохшие губы шептали одну и ту же фразу, с каждым разом все безнадежнее и безнадежнее. Наконец, он покачал головой и убрал руку, объявив с мрачной торжественностью: — Очень древняя магия. Я ничего не могу сделать… К сожалению, ребенок мертв. — Твою мать, почему вместо тебя не поехала Йеннифэр? — раздраженно бросил Геральт и решил: — Еще не поздно. Нужно отвезти его к ней. — Это бесполезно, ведьмак! — взвился чародей. — Тебе же говорят, что тут очень сильное заклятие! — Отвези его к Йеннифэр, а я разберусь с остальными, — не слушая его, приказал Геральт и вскочил с колен.       Аллиот фыркнул и легко поднял малыша. Затем опрометью побежал к стоящим вдалеке лошадям, крепко прижимая к себе ценный груз. Другие мальчики нестройным шагом двигались по направлению к манящим их эльфам, их маленькие тела качались из стороны в сторону, словно они находились в лодке, упрямо разрезающей огромные волны. — Быстрее! — Слишком поздно. — Это ведьмак, с ним можно договориться. — Он думает, что мальчик мертв. Он не станет слушать. — Ведьмак не понимает наш язык. — Почему тот человек так внимательно нас слушает? — Он понимает? Понимает?       Лютик с отвисшей челюстью наблюдал за тем, как хаотично двигаются эльфы, слушал их чудной говор с интонациями, которые прыгали то вверх, то вниз, словно они разговаривали на чужом для них языке. Геральт оббежал эту странную процессию и остановил первого ребенка, который был выше и, наверное, старше всех остальных. Несмотря на то что ведьмак крепко сдерживал его своей рукой, тот продолжал неохотно шевелить ногами, как заведенная игрушка. Огоньки забормотали что-то очень-очень быстро, почти неразличимо, и резко спикировали на Геральта, замерев, когда тот за секунду вынул из ножен меч, выставив его вперед. — Не прикасайтесь к ним. Без меня знаете, насколько вы уязвимы. Мне потребуется лишь один взмах мечом. И мне вы ничего не сможете сделать. Попытаетесь убить так же, как того мальчика — умрете первыми. — Мы не убивали его, глупое создание! — один из огоньков засветился ярче других.       Ведьмак словно не слышал их, продолжал напряженно вглядываться в «светлячков», следя за каждым их движением. Лютик никак не брал в толк, игнорирует ли тот или правда не понимает, что те ему говорят. И его пугал тот факт, что он сам прекрасно слышит каждое их слово. — Освободите их от ваших чар. Иначе я начну действовать по-плохому, — пригрозил Геральт, одной рукой все еще преграждая путь загипнотизированному ребенку. — Пока мы не обезопасим себя, мальчики не освободятся. — Он нас не понимает. Пусть ему скажет его друг! — Предлагаете досчитать до трех? — ведьмак поудобнее перехватил меч, — Хорошо. Пара огоньков отступила, отлетела назад, другие же зашептались, и Лютику казалось, что они обращаются к нему, взывая к помощи. В груди адски жгло, заставляя его хмуриться и прижимать к сердцу руку. — Геральт, стой, — не выдержал он. — Лютик, не сейчас… — предупреждающе процедил ведьмак, но тот продолжил. — Разве ты не понимаешь, что они говорят? Подожди, выслушай их… Может быть, все не так, как кажется… — Ты… Ты их слышишь? — Геральт выглядел пораженным. — Да. Они сказали: «Пока мы не обезопасим себя, мальчики не освободятся». Ведьмак даже обернулся, окинув его любопытствующим взглядом, потом вновь посмотрел на огоньки и, все еще не убирая меч, грубо спросил: — Как именно вы хотите обезопасить себя? Убивая детей? «Светлячки» сильнее запрыгали в воздухе, и сквозь гвалт недовольных голосов Лютик различил: — Мы не убиваем их! — Грядет конец света! — Душа, душа… — Мы погибнем без них, а они без нас! — Оставь детей в покое! — Мы всего лишь выживаем, ведьмак! Наконец, шум стих, когда один, более властный, чем другие, тот, который крикнул пару секунд назад про глупое создание, громко сказал: — Когда луна накроет солнце, а четыреста шесть деревень падут от тяжелой болезни, наступит конец мира сего. Скоро все живые создания вымрут, а порталы окончательно закроются. В тяжелые времена наш народ всегда обращался к сопряжению душ, и мы выбираем те, что нуждаются в нашей помощи не меньше, чем мы в их. Невинные дети, которые по доброй воле пускают нас в свое тело и позволяют объединить две души: наши и их. Мы поддерживаем их здоровье, молодость и красоту, они позволяют нам управлять ими, дают кров. Лютик переводил Геральту каждое предложение по мере того, как голосок объяснял происходящее. Тот стоял с хмурым выражением лица, но молчал, больше не пытаясь удержать мальчика, что смирно замер, наклонив голову вбок. — И какие души нуждаются в вас? — уже спокойно поинтересовался ведьмак, что-то для себя решив. – Больные, слабые, обиженные. — Что это значит? — Я не знаю, как тебе объяснить это, ведьмак. Мы чувствуем их тоску или слабость. И искажаем плохие воспоминания, делаем их менее болезненными. — Дети соглашаются на это добровольно, хм-м-м? Вы гипнотизируете их, затем заставляете отвечать «да» на все ваши вопросы. Разве это взаимное соглашение? — Они не под гипнозом, ведьмак. Это состояние некого транса, где они видят и слышат больше, чем обыкновенные люди. Мы рассказываем им о наших нуждах и просим о помощи. Они соглашаются. — Потому что это дети! — Лютик быстро пересказал содержание Геральту и ответил сам, по-настоящему возмущенный. — Разумеется, им можно лапшу на уши вешать, сколько угодно, а они только кивнут. Выбрали бы взрослых, вот те бы точно добровольно вас впустили. Говорящий с ним огонек отделился от остальных, взлетая выше над головами. — Переселиться во взрослых человеческих особей очень сложно, практически невозможно. Их души сформированы, их личность осуществила проявление. Другой тоже резко вступил в разговор, перебив первого и приятно зашелестев своим очаровательным голосом: — Это выгодно и людям, и эльфам. Мы покидаем их тело, когда минует опасность. Твой друг сказал, что мы очень уязвимы. Нас легко уничтожить, но мы хотим жить так же, как и вы. Лютик поскорее перевел все ведьмаку, и тот вдруг усмехнулся, поднимая брови: — Когда наступит «конец света», все люди по вашим же словам погибнут. Так не легче ли умереть в начале, чем страдать до самого конца? «Светлячки» замерцали более холодно и вяло. —  Люди погибнут, но благодаря слиянию наших душ мы сможем выжить, как невесомые создания, как сгусток энергии, который в дальнейшем породит на свет других таких же существ. Мир изменится, но продолжит существовать из-за нас. — Как благородно. И невероятно эгоистично. Забирая контроль над телом детей, вы отнимаете у них жизнь — это в любом случае преждевременное убийство. Второй огонек закружился в воздухе. — Это всего лишь выгодная сделка. Наши души сливаются в одну, а когда приходит время, мы уходим, оставляя их наедине с собой. Они не умирают. Они становятся лучше. Мы исцеляем их. Жжение в груди становилось невыносимым, и Лютик почувствовал легкое головокружение вместе с тошнотой. Однако продолжал пересиливать себя, пересказывая речь эльфов скептически настроенному Геральту. — Разве ты не знал о том, что полевые эльфы вселяются в людей? — Лютик обратился к нему, морщась от боли. — Нет. Видимо, они скрывали свои ритуалы, но сейчас им стало плевать, — пробормотал тот и, заметив побледневшее лицо Лютика, обеспокоенно спросил: — Ты в порядке? — Да… Просто… Как будто сердце болит… — Я чувствую энергию. — Он один из нас. — Почему так долго? — Он пытается вырваться!       Лютик, до чертиков напуганный словами эльфов, не стал произносить их вслух, лишь судорожно вдохнул, чувствуя находящую на него слабость. Ведьмак, у которого в глазах все явственнее занималась тревога, сделал шаг навстречу ему и вовремя схватил за плечи, когда его подвели ноги. Все крутилось бешеной каруселью. Лютик начал медленно оседать на землю, тяжело дыша и в неподдельном ужасе смотря на Геральта. Он чувствовал, что ему становится больно, почти невозможно сделать глоток воздуха… — Геральт… Геральт? — произносил он упрямо, словно это имя помогало ему справиться с шоком. — Лютик! Тот, крепко, но аккуратно держа его, как хрупкую куколку, помог ему сесть среди белесых колосьев. Потом опустился рядом, положил руку на плечо и заглянул в глаза с заботой и искренним волнением. Резко оскалился, с отвращением обернувшись на пляшущие огоньки: — Что с ним происходит?! Заметался взглядом, пытаясь понять, чем он может помочь хрипящему Лютику, который начал закатывать глаза и что-то бормотать. Эльфы молчали, наблюдая за происходящим. Лютики, лютики, лютики, лютики… В поле неспелом, в поле неспелом, в поле неспелом… — Твою мать, Лютик! Не теряй сознание, слышишь?!       Лютик почувствовал, как его рывком поднимают, подхватывают, бережно несут. Он на секунду запрокинул голову, посмотрев в темное беззвездное небо, потом закрыл глаза, пытаясь глубже дышать. Руки безжизненно свисали, ноги смешно болтались в воздухе, и он перестал понимать, что происходит… Все мутнело, становилось таким бессмысленным. В районе сердца бушевал пожар, гоняя по жилам бурлящую кровь, словно кто-то поджег одежду и радовался агонии мученика.       Геральт, наплевав на зачарованных мальчиков, стремительно двинулся прочь к послушно ожидавшей его Плотве. Лютик продолжал кашлять и задыхаться, приподнимаясь, извиваясь в странных позах. Вдалеке показалась знакомая черная лошадь с всадницей, которая гнала во весь опор. Геральт остановился, чувствуя, как сердце его бьется слишком быстро для ведьмаков. И пошел навстречу. Йеннифэр, пригнувшись в седле, подлетела к ним и резко потянула на себя уздечку, заставляя лошадь подняться на дыбы. Обмениваться любезностями не стали, объясняться тоже. Геральт помог Лютику подняться и усесться впереди чародейки, и та, яростно прикрикнув на кобылу, погнала ее к месту бывшей стоянки.       Что-то разрывало Лютика изнутри, как будто пыталось уничтожить. Не понимая, где находится, он обводил все вокруг безумным взглядом и сотрясался в сухом кашле. Холодный ветер хлестал в лицо, около уха кто-то шептал ему нежным голосом непонятную белиберду… Затем его куда-то потащили, положили, перед расфокусированным взглядом маячили знакомые лица, кто-то склонился над ним, на лоб положили прохладную тоненькую ладонь. Голоса звучали как будто через толщу воды, тихие и глухие… — …что с ним? — Кто-то словно пытается вырваться наружу. — КТО-ТО? — Надеюсь, у Геральта будет какое-то объяснение… Я пытаюсь прочитать его мысли, но меня словно блокируют… — Давай я попробую. — Лучше сделай вот так, умник, а я постараюсь заглянуть в его воспоминания. — Он в порядке? — А похоже? Наверху появилась новая голова, с белыми волосами и желтыми кошачьими глазами. Знакомое лицо, почему Лютик не мог вспомнить его имя? — Геральт! — Йен, что-нибудь получается сделать? — Пока нет. Объясни мне, что произошло. — Я пойду пригляжу за тем мальчиком. Он, кажется, очнулся. — Хорошо, проверь, помнит ли он что-нибудь, Дрей.       Много, много, много разных голосов, и все словно сливались в один сплошной раздражающий шум. В горле стоял ком, как будто рыбная кость, застрявшая в глотке. Боль в груди стала настолько невыносимой, что Лютик застонал, до скрежета сжимая зубы и выгибаясь в пояснице. Ладонь, лежащая на голове, на секунду приподнялась от неожиданности, потом вернулась на место, и он почувствовал легкое покалывание во лбу. — Твою мать… — Йен? — Я, кажется, понимаю… — Послушай, его душа… — Да. — Ох, черт. — О чем вы, бл…ть, говорите? Вдруг сердце сжало настолько сильной волной боли, что Лютик громко закричал. Перед его глазами заплясали вспышки молний и желтые круги, становящиеся черными гигантскими пятнами, заполоняющими пространство. Последним, что он помнил, была чужая сильная рука, схватившая его за предплечье. Затем все провалилось в мягкую темноту.

***

— Мамочка! Я сочинил новое стихотворение! — Юлиан, улыбаясь, стоял около обеденного стола, за которым заканчивала трапезу женщина с веселыми голубыми глазами. — Да? Моя умница… Прочитаешь его мне? — она широко заулыбалась, на ее лице обозначились добрые морщинки. Он скромно кивнул и выпрямился, торжественно откашлявшись. Мать попыталась сдержать рвущийся наружу смех — настолько важно выглядел ее малыш. — Лютики в поле неспелом кружатся, Лепестки их под солнцем желтым лучатся. Люблю я природу, люблю я цветы, На землю ложатся чудные листы!       И под энергичные аплодисменты матери поклонился до пола, шаркая ножкой. Так делали все выступающие у них в городе поэты, а он хотел быть таким, как они: туда-сюда ходить по сцене, красиво читать стихотворения, а потом слушать восхищенные крики из толпы. Мама его увлечение целиком и полностью разделяла, говорила, что у них в семье по линии бабушки все творческие люди. Кто-то, правда, посвящал жизнь картинам, а кто-то предпочитал музыку. Поэтому то, что маленький Юлиан проявлял крайнюю заинтересованность в поэзии, всегда получало лишь поддержку и похвалу. Отец его, однако, считал, что нужно совмещать творчество с чем-то более практичным, хотя и соглашался — путь у Юлиана свой, решать ему. Да и не был уверен, что поэзия будет все еще интересовать мальчика, когда тот подрастет. Он еще раз поклонился и, застенчиво улыбаясь, добавил: — Потом я немножечко исправлю… Мне не нравится последняя строчечка. — Хм… А что если нам попробовать твое стихотворение наложить на музыку? — задумчиво произнесла мать, игриво взглянув на сына. Тот не понял: — Как это? На-ло-жи-ть на музыку? Мы что, будем слова выписывать на ноты?       Она не выдержала и заливисто рассмеялась, качая головой и вставая из-за стола. Она направилась на второй этаж, но на полпути обернулась, ожидая, пока Юлиан последует за ней. Тот оббежал ее и, запыхаясь, взлетел вверх по лестнице и в нетерпении запрыгал на одном месте. Мать неторопливо поднялась следом, раздражая тем самым непоседу, который безумно хотел узнать, что же та хочет сделать с его стишками.       Они зашли в ее комнату, которая находилась ровно напротив его, и мать, показав на свободный стул, достала музыкальный инструмент, который она купила себе, но который в итоге присвоил Юлиан. Правда, мать все равно прятала его в комнате и выдавала только для занятий, чтобы тот случайно не повредил тонкую изящную работу. — Как он называется? — спокойно спросила она, протягивая мальчику инструмент, к которому он уже тянул загребущие ручонки. — Лютня! — Правильно. Так, нет. Держи аккуратней. Вот, молодец. А теперь послушай, не плачет ли лютня? Он провел по ней пальчиками, взяв пару аккордов. — Нет, мам, она не расстроилась, — гордо заявил Юлиан и с облегчением выдохнул. Настраивать инструмент было целым делом, а ему сейчас не хотелось заниматься кропотливой работой. — Хорошо. Давай попробуем сочинить для твоего стихотворения музыку. — А как? — он расширил глаза от удивления. — Попробуй пропеть строчки так, как тебе нравится. Как там? «Лютики в поле неспелом…» — Лютики в поле неспелом кружатся… — мелодично протянул Юлиан, старательно вытягивая каждую ноту и мечтательно смотря куда-то вверх. — Отлично! Мне нравится. Спой еще раз, но добавь следующую строчку. — Лютики в поле неспелом кружатся, лепестки их под солнцем желтым лучатся… — Умница, ты, кажется, немного изменил мелодию? — Да, мне так нравится больше. — И мне. Давай подберем, что получилось, на лютне. Итак, первая нота, кажется… фа.

***

      Он начал медленно приходить в себя, первым делом сосредоточившись на ощущениях и почувствовав облегчение от невероятной легкости в груди. От боли не осталось и следа, голова, кажется, перестала кружиться, да и слабости вроде бы не было. Где-то рядом переговаривались несколько голосов, звучавших с неподдельной тревогой; Лютик сделал усилие, открыл глаза и тут же столкнулся взглядом с Геральтом. Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди, но встрепенулся, как только заметил, что Лютик шевелится. Ведьмак в одно мгновение оказался рядом с ним, присел на колени и заботливо осмотрел его лицо и тело. — Ты как? — в резкости голоса все-таки мелькала тревога. — Что это было?! — в ответ задал вопрос Лютик и попытался сесть, завозив ногами по какой-то лежащей под ним ткани. — Все довольно просто и сложно одновременно, — Йеннифэр подошла откуда-то слева, но не стала садиться рядом, а замерла, уложив руку на бедро и изящно выставив ногу вперед. До Лютика наконец дошло, что с ним случилось, и теперь он испытывал бурю эмоций, но больше всего шок. — Уж попробуй объяснить! — Теперь мы до конца имеем представление, что такое полевые эльфы. Раньше про их жизнь мы не знали буквально ничего. Судя по всему, один из них вселился в тебя, когда ты был еще ребенком. — Он… ЧТО?! — Вселился, забрал контроль над твоим телом, разделил с тобой душу… Выбирай любое понятное тебе выражение. Ну и… Геральт рассказал, что эльфы покидают человеческие тела, как только «минует опасность». Однако в твоем случае — опасность по непонятным причинам для него так и не ушла. Он остался с тобой. — А сейчас… Он что, пытался…. — Да. Опять же — не ясно, зачем теперь. И у него не вышло. Видимо, ваши души слились воедино, и ему было очень трудно отделиться. Отсюда и боль… Лютик испуганно заморгал и, нервно дернув уголком рта, поинтересовался сипло: — Хочешь сказать, что этот… эльф все еще паразитирует в моем теле? Откуда-то сзади раздался громкий голос Аллиота, который спокойно пояснил, словно это было чем-то совершенно обыкновенным: — По сути, эльфа уже нет. Ты и он — одно целое, — потом задумчиво и тихо добавил: — А черт его знает, может быть, Лютик давно исчез, а остался один эльф… Может, ты сам бессознательно попытался вырваться из тела… — Хватит, — властным голосом остановила его Йеннифэр. — В любом случае, мы уже никогда не узнаем.       У Лютика внутри все похолодело, он испуганно взглянул на Геральта, надеясь, что тот скажет, что все это какая-то дурацкая шутка, но глаза ведьмака отражали лишь сожаление. Он почувствовал легкую дрожь и резко поднялся на ноги, держась за голову и пытаясь утихомирить подступающую панику. Черт возьми, он теперь не знал, кто он такой, и все перевернулось вверх дном за считанные минуты. — Лютик? — обеспокоенно позвала Дрей, гладившая своего коня. — Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, но… ты способен идти? Нам нужно двигаться дальше. — Да-да-да, я готов, все в порядке, — скороговоркой произнес Лютик и, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, спешно подошел к Яблоне.       Та дружески мотнула головой и потянулась к его ласковым рукам. Он вскочил в седло и тут же тронул поводья, желая остаться наедине с собой и своими мыслями. Или все они на самом деле были чужими? Подумав об этом, Лютик почувствовал сильное отвращение, словно его только что заставили украсть у какого-нибудь близкого друга. Встряхнувшись, он поехал вперед еще быстрее, краем уха слыша, как остальные молча последовали за ним. Дорога, слава богу, была не запутанной, к тому же, место назначения маячило прямо перед глазами: потерять горы из виду — весьма сложная задача.       На дворе стояла ночь, поздняя или нет, было неясно, потому что Лютик успел потерять счет времени. В любом случае, небо помрачнело, потемнело, стало практически черным, не виднелось ни единого облачка. Спать, разумеется, желания не возникало — наоборот, по всем конечностям проходила странная, болезненная бодрость от переполнявших его противоречивых эмоций. Лютик сам не понимал, почему ему вдруг стало так страшно и так одиноко, но одновременно не хотелось жаловаться, клянчить или плакать кому-то в плечо. Во-первых, никому это было не нужно, а во-вторых, вряд ли бы они поняли его переживания. Мало кто мог сказать: «Да, меня тоже однажды захватила чудная сущность, которая до сих пор живет в моем теле. Ой, да тоже понятия не имею, кто я — человек, та сущность или два в одном. Жизнь — обман, отныне не знаю, кто я такой».       Он сам не заметил, как оказался далеко впереди отряда и приостановил вошедшую в раж Яблоню. Поехал медленнее, а мысли невольно и хаотично метались от глупостей до попыток себя успокоить, ведь ничего ужасного, в сущности, не произошло. Бард упрямо смотрел вперед и искал, на чем бы сосредоточиться, лишь бы отвлечься от угнетающих чувств. Сзади раздался топот копыт, и он попытался угадать, кто его преследует: Дрей, Йеннифэр или Аллиот. Геральт был не тем человеком, который выслушивал чужие страдания. Однако поравнявшимся всадником оказался именно он. — Мы должны быть в Темерии через три дня, а не через три часа, — ведьмак даже не посмотрел на поистине удивленного Лютика, а устремил свой пронзительный взгляд на дорогу. — Что ж… Зато будет больше времени на привал, — неохотно согласился тот, еще сбавляя шаг Яблони.       Геральт промолчал. Некоторое время царила удивительно неловкая тишина, и ведьмак, изначально проявивший инициативу для разговора, не произнес ни слова, словно выжидая, пока Лютик заговорит. И тот поддался этому психологическому давлению, ссылаясь на то, что Геральт все равно редко когда его слушает. Поделиться впечатлениями со стеной толку было бы больше. Поэтому он тяжело вдохнул, как будто набираясь сил, и кивнул: — Наконец все встало на свои места. А я-то думал, как оказался на окраине рано утром… Сосед потом сказал, что, может, у меня сонная болезнь развивается. Оказалось, я был в гостях у эльфов. И сны еще после этого снились какие-то странные… Но я даже не предполагаю, почему мою душу определили как слабую. Думаешь, на это найдется объяснение? — Возможно, у тебя в тот период случилось какое-то несчастье? — Моя мать куда-то пропала, как раз за два дня до того, как меня, судя по всему, «утащили» эльфы. Она в тот день учила меня сочинять музыку, потом я побежал гулять, а когда вернулся… Все в тумане, но помню, как отец почему-то плакал. Хоть убей, не знаю, что он говорил… Геральт резко взглянул на него, потом отвел глаза, поняв что-то. Лютик растерянно моргнул и произнес, уже тише: — Заменили воспоминания? Боюсь представить, что тогда произошло на самом деле, — он вскинул голову и сжал зубы, переполняясь злой жалостью. — Сегодня одна новость лучше другой! Ведьмак снова ничего не ответил, дернув уголком губ. Да Лютик его и не винил — ему-то сказать было действительно нечего. — Теперь я ни в чем не уверен, Геральт, — откровенно поделился он и взглянул на все никак не кончающиеся темные океаны полей. — Не знаю, может, раздуваю проблему, но… Последнее, в чем человек должен сомневаться — это в себе самом. А я понимаю, что не знаю, кто такой есть. Они же признались, что берут контроль над телом, значит ли, что я один из комочков света, который отнял чужую жизнь и просто поглотил ее воспоминания? Или я человек, на котором паразитирует эльф, стирая плохие события и все еще отнимая у меня существование? Самое ужасное — вряд ли мы об этом узнаем. Он посмотрел вверх, часто моргая и вздыхая; непередаваемая тоска завладела им, заставив пробормотать мысль вслух: — Глупо… Теперь я задумываюсь, существовал ли когда-нибудь Лютик как таковой. Геральт адресовал ему очень долгий изучающий взгляд, потом замедлил Плотву, чтобы поравняться с Яблоней, и вдруг коротко, но уверенно выдал: — Он сейчас передо мной. Когда Лютик непонимающе посмотрел на него, отчаянно сжимая рукой поводья, тот спокойно пояснил: — Какая разница, эльф ли ты, человек или яйцо дракона? Твоя личность сформирована, есть привычки и интересы. До сегодняшнего дня ты даже не задумывался об этом. Зачем начинать сейчас? — он помолчал немного. — Мы все — загадка для самих себя, Лютик. Один черт знает, что происходит в наших душах и какие паразиты там водятся. Лютик неуверенно качнул головой: — Да уж, к сожалению, мы не знаем. — Нет. К счастью, мы не знаем. Иначе жизнь была бы намного сложнее, — Геральт в очередной раз помедлил, прежде чем завершить мысль: — Не трепи себе нервы по поводу своего происхождения и живи так, как жил до этого. А как только засомневаешься, кто ты такой, помни, что ты — странствующий трубадур, который слишком любит окружающих и имеет неисчерпаемую жажду приключений. И единственное, что у тебя общего с полевыми эльфами — вы несёте свет людям.       Лютик продолжал удивленно таращиться на Геральта, не веря, что тот действительно подбодрил его такими теплыми словами. По всему телу прошла приятная волна спокойствия, и он внезапно расслабился, чувствуя, как сладко становится где-то внутри. Удивительно действовал на него этот холодный грубый голос, когда тот мягко утешал или по-своему ласкал… Ведьмаку стоило лишь немного приподнять каменную маску. — Хах, — Лютик склонил голову, смущенно улыбаясь. — Наверное, ты прав. Спасибо, Геральт… Это глупо, но… мне стало легче.       Когда они встретились взглядами, оба пару секунд просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Их не смутило ни расстояние, ни смешное покачивание в седле — Лютик весь трепетал от кошачьих глаз, которые не скрывали тепло и что-то… еще. Что-то доброе, восхищенное и заинтересованное. Геральт казался таким открытым, что бард затаил дыхание — он не мог поверить. Почему тот не пытался скрыть эмоции? И вновь Лютик первым не выдержал изучающего взгляда и отвел глаза, вперившись в черную гриву лошади. — Знаешь, я на сегодня задушевный разговор не планировал, — он попытался вернуть свой обыденный тон и прочистил горло. — Мне кажется, если бы это ты ломанул вперед, мне бы ты с собой запретил разговаривать. Да, Геральт, ты в курсе, что я тоже иногда предпочитаю одиночество, но все-таки догнал, негодяй… — Нет, — внезапно отрезал тот, — когда тебе грустно, ты хочешь выговориться. И эта правда ударила под дых не ожидавшего такой прямоты барда. Неужели они настолько хорошо друг друга знали? — Ладно, ладно, всемогущий и всезнающий ведьмак, ты прав. Я не люблю держать плохое в себе.       Он вспомнил, как однажды сказал ведьмаку: «Заглядывание в бездну считаю идиотизмом. На свете есть множество вещей гораздо более достойных, чтобы их рассматривать». Тот тогда задумчиво кивнул. Согласился. И Лютик понял, что они, несмотря на всю кажущуюся противоположность, очень похожи.       Вскоре их догнали остальные, и от них заметно повеселевший Лютик узнал о том, что мальчик потом очнулся, но он ничего из произошедшего не помнил. Аллиот помог ему добраться до деревни, воспользовавшись порталом, чем порядком удивил и напугал ребенка. Пока они разбирались с Лютиком, огоньки, судя по всему, увели детей в другое место, поэтому помешать им «соединить души» не вышло.       Бард первое время все-таки раздумывал о полевых эльфах, потому что, хотя Геральт его и поддержал, события сегодняшней ночи были слишком насыщенными и всю информацию нужно было хорошенько переварить. Еще он заметил, как Йеннифэр кидала на него странные, даже загадочные взгляды, смысл которых он, увы, понять так и не смог. Аллиот довольно потирал руки, говоря о том, что наконец-то произошло что-то интересное, а Дрей размышляла, действительно ли это плохое предзнаменование.       Оставшаяся ночь пролетела незаметно, и горы приблизились так же быстро, как они впервые появились на горизонте. В мягких лучах рассвета они выглядели по-настоящему волшебно: внизу их поглощала темнота, скрывая рельеф и густые кроны деревьев; сверху же их очерчивала красно-рыжая дорожка света, падавшая на огромные каменные глыбы и тоненькие тропинки, извивающиеся к склонам. Вершины все сильнее стремились к фиолетовым небесам, невинную чистоту которых нарушали проплывающие по ним размытые облачка. — Ступни великана, — без единой эмоции объявила Дрей, разглядывая горные тропы, озаренные нежным светом утра.       Лютик сначала хотел заговорить насчет выбора метафоры, а затем понял: это название. Как поэт он сразу же начал пристально осматривать каждый хребет, чтобы знать наверняка — подходит ли народное имя этим горам или лучше их окрестить по-своему (иногда он использовал такой прием для баллад). Форма гор действительно чем-то напоминала человеческую ногу, и где-то внизу даже смешно топорщились своеобразные «пальчики». Фантазия доиграла свою роль, и Лютик важно решил: название неплохое.       Как ни странно, подъезжая к ведущей наверх дороге, путники увидели стоящую около нее охрану. Несколько крепко сложенных алебардистов в красных кожаных куртках и островерхих шлемах с прикрывающими шею кольчугами лениво переговаривались о чем-то, не выпуская из рук высокие пики с овальными наконечниками. Один из них аппетитно хрустел зелёным яблоком. Неподалеку на ветру покачивалось бордовое полотнище, на котором был вышит непонятный знак, похожий на букву «Ш». Заметив приближающуюся компанию, стражники заметно напряглись, сосредоточились и тут же прекратили свою ленивую беседу. Так как во главе ехала Дрей и на ней были капитанские погоны, обратились прежде всего к ней. — Проезд закрыт, — один из алебардистов зачем-то перекинул пику в другую руку, с подозрением косясь на эльфийку. — Почему? — тут же вяло поинтересовалась она, залезая во внутренний карман. — Обвалы и лавины. С ночи не прекращаются, уже несколько человек погибло. Нам запрещено пропускать через перевал. — У нас особый случай.       Дрей достала королевскую грамоту и протянула ее стражнику, который неуверенно подошел и взял ее в руки, пристально рассматривая печать. Потом еще раз прищурился, с сомнением посмотрев на эльфийку. Оглянулся на других, поджал губы и криво приставил ладонь к виску, ударив звонкими шпорами. Дрей кивнула и тронула поводья, остальные, с любопытством поглядывая на отошедших в сторону алебардистов, поехали за ней. Лютик немного заволновался и спросил у Дрей на всякий случай: — А что, другого пути нет? Может, объехать горы? Так ведь, эх-э-э, рискованно. Та отрицательно покачала головой и произнесла, повысив голос: — Нет. Так мы потеряем время. Обвала нам помогут избежать чародеи. — Как будто это так просто, — в ответ проворчал Аллиот, закатив глаза.       Дорога вначале была широкой и просторной, к тому же, она очень плавно поднималась вверх, поэтому создавалось впечатление, что едут они весьма неспешно. Солнце все смелее захватывало новые владения, и редко какая глыба оставалась в мрачной тени. Лучи мерно нагревали воздух, а свежий запах листвы делал атмосферу особенно приятной. Пока что свидетельством обвалов и лавин выступало количество валяющихся повсюду камней.       Когда горные тропы превратились в узенькие дорожки, лошади начали хромать и спотыкаться, ржанием выражая боязнь крутизны склона, и с них пришлось слезть. Ведя за уздечку Яблоню, Лютик, оказавшийся третьим в их нестройной колонне, шел осторожно и постоянно косился на опасно нависшие над ними глыбы. Аллиот, который находился впереди него на случай, если что-то пойдет не так, вдруг обернулся, усмехаясь: — Не бойся, вряд ли сегодня полетим в пропасть. — Вау, звучит ободряюще! — скривился Лютик. — Нет, серьезно. Дрей очень хорошо знает горы, тем более, эти. К тому же, с тобой два чародея, — он потянул за узду упирающуюся лошадь, которая испуганно таращилась на скалы впереди себя. — Ты же сказал, сложно остановить обвал. — Сложно, но возможно. Тебе ничего не грозит. Я обладаю сильной магией, — Аллиот ободряюще улыбнулся, снова обернувшись к нему. Тот ответил беззлобной усмешкой: — А еще сильной верой в свои способности. Ладно, уговорил, с тобой мне ничего не страшно, великий чародей из Академии Бан Арда. — У-у-у… Это что, заигрывание? Я все-таки растопил лед? — Аллиот издал смешок. Лютик развел руками: — Эх, ты меня победил. Проблема в том, что никто не выдержит твоего непрекращающегося флирта. — Давайте вы отложите это на потом, — буркнул хриплый голос сзади, и бард удивленно заморгал, не ожидав такой реакции от Геральта.       Хотя его, видимо, в принципе раздражал звук человеческого голоса. Тропинки все круче поднимались вверх, открывая перед глазами великолепную картину гигантских хребтов, за которыми виднелись темные полосы леса, находящихся прямо у подножья гор. Где-то вдалеке россыпью аквамарина поблескивало озеро.       Когда путники вышли на тропу пошире, они со спокойной душой снова сели на лошадей и поехали дальше, умело лавируя между колючими кустами и огромными булыжниками. Деревьев здесь совсем не было, что делало ландшафт необитаемым и довольно унылым, хотя утреннее солнце смогло немного украсить безжизненную пустыню камней.       Дальше нужно было снова спускаться вниз, и дорога круто поворачивала, скрываясь между скалами. Дрей подъехала туда первая и, сильно качаясь в седле, попыталась провести лошадь по резко уходящему склону, как вдруг все услышали громкий отчетливый грубый голос: — Стоять! Быстро подняла руки вверх, дамочка!       Однако Дрей со своей молниеносной реакцией уже обнажила меч и выставила его вперед. Лютик с тревогой вытянул шею, пытаясь разглядеть незнакомца. Аллиот, который находился в паре метров от Дрей, стараясь не шуметь, решил подобраться ближе, вытягивая вперед вечно подрагивающую руку. Откуда-то слева раздался другой, тоже сипловатый бас: — Только попробуй, колдун, тут же лишишься своей ручонки! Остальные завертели головой, напрягая слух и зрение, чтобы понять, окружены ли они со всех сторон этими таинственными незнакомцами или их всего двое. В тот же момент третий голос подтвердил: — Вы окружены, и нас очень много! Советуем бросить оружие на землю! Считаем до трех… Один, два… ТРИ! Бросайте! Некоторое время все молчали, так и не исполнив приказа непонятного и грозно звучащего человека. Йеннифэр устало и будто в нетерпении поинтересовалась: — И что, так и будем стоять? — Ну сука… Хочешь, прыгай! — вежливо раздалось в ответ, и другие голоса загоготали. — Бросайте оружие, говорят! Геральт, который выглядел почему-то совершенно расслабленно (в отличие от того же Лютика, молившегося всем богам, чтобы это была не группа ассасинов), громко и насмешливо бросил: — Разбойничать будете в лесах, здесь — горы, — потом внезапно обратился к кому-то лично. — Выходи уже, Сладкоежка, хватит прятаться под камнями. На секунду воцарилась напряженная тишина, один из голосов что-то удивленно переспросил на непонятном языке, и вдруг раздалось оглушительно радостное: — Геральт! Мать его побрал, ты, сукин сын! Дрей еще крепче сжала рукоять меча, провожая кого-то взглядом. — Расслабься, мамзель, мы друзья, — пообещал ей тот первый грубый голос, и на дорогу вскарабкался лысый человек маленького роста с огромной пушистой рыжей бородой, заплетенной где-то в мелкие косички.       Краснолюд, одетый в толстую красную кожаную куртку, шел с довольной улыбкой, широко расставив руки то ли в приветственном объятии, то ли с намерением показать, как он счастлив видеть ведьмака. Тот, кстати говоря, вдруг тоже сдержанно поднял уголки губ и спрыгнул с Плотвы. Йеннифэр непонимающе вскинула брови, мечась взглядом от одного к другому. Однако вместо того, чтобы обняться, они крепко пожали друг другу руки, а затем Геральт дружески похлопал его по плечу. Учитывая рост краснолюда, движение было похоже на то, как хозяин гладит подбежавшего к нему пса. — Ух, ведьмак! — восхищенно повторял некий Сладкоежка, не уставая хлопать того по бокам. — Ух, чертяга! А мы тебя чуть не того… не этого… Ты уж извини, я тебя не увидел нихрена, вон там сидел, как девица в кустах, хе-хе… Ну, а что, а что? Разбойники привыкли прятаться, прежде чем нападать. — Ты чего тут забыл? Я думал, ваша команда орудует в лесах около Роу, — Геральт явно радовался неожиданной встрече, хоть и по-своему сухо. — Да мы там и были, пока всякая чертовщина не начала происходить, — охотно объяснил краснолюд и махнул рукой, смотря в сторону: — Хорош там, вылезай! Это друзья.       Из-за камней со всех сторон стали появляться другие краснолюды, все лысые и все с огромными бородами, заплетенными в нелепые косы, у каждого — неповторимый узор. В итоге, их оказалось всего четверо, не считая главаря. Они неуверенно улыбались, почесывали затылки и переглядывались, словно не понимая происходящее — в принципе, Аллиот, Лютик и Дрей разделяли их позицию. — Чертовщина? — с интересом переспросил Геральт. — Да… Сначала возникли какие-то сволочи мутировавшие, потом, сказали, болезнь в Роу появилась, которая быстро прошлась по всей окрестности и скосила дохрена народу. Ну, мы от греха подальше, значит, и слиняли. Говорили, на юге более-менее спокойно, вот и… А по пути от нас другие ребятки отстали из-за сраных стражников. И приспичило им нас сейчас ловить, в такое-то время… Через Ступню Великана никого не пускают, мы еле-еле прорвались, на вас подумали, что охрана за нами явилась. Извиняйте. Это все капитанские погоны у вон той миленькой эльфийки. Сладкоежка перевел дух и, вдруг словно что-то вспомнив, почесал бороду и направился прямиком к Йеннифэр, походка его стала напыщенно важной. Он низко ей поклонился, не смотря в ее фиолетовые гордые глаза, затем поцеловал ее руку и промурлыкал глубоко: — Позвольте представиться… Официальное имя называть не буду, потому как для друзей я — Сладкоежка. А кто вы, очаровательная леди? Чародейка усмехнулась, кивая: — А у тебя, однако, есть манеры. Приятно удивлена. Меня зовут Йеннифэр. — У-у-у, неужели та самая? — Сладкожека вытаращился на нее, потом оглянулся на ведьмака и нагло ухмыльнулся. — Видимо, я очень известна в кругах Геральта, — она скрестила руки на груди и покачала головой. Сладкоежка под пристальным укоряющим взглядом ведьмака наконец неохотно отошел от нее и переключил внимание на Лютика, дружелюбно протягивая ему руку. — И ты здравствуй. Знакомая у тебя рожа, может, виделись где-нибудь? Тот, оскорбившись при слове «рожа», скривился, но на сильное рукопожатие ответил: — Вряд ли, я бы такую физиономию запомнил. Краснолюд вдруг загоготал, искренне радуясь такому ответу. Для него грубость, кажется, приравнивалась к доброжелательности. — Официальное имя называть не буду, потому как для друзей я — Лютик! — Лютик передразнил его, на этот раз шутливо. — Как ты понял, Сладкоежка. Слава богу, нормальный человек без заковыристого имени, хе-хе. Бард, как вижу? — Ага. — Здорово, здорово, — краснолюд уже направился к Аллиоту, рассматривая его с такой же широкой приветливой улыбкой. — Колдун. Как ваше ничего? — Нормально, — с подозрением покосился на него тот и поднял бровь: — Как там тебя зовут? Солеежка? Все время забываю. — Да нет, Перцеежка. Хорош шутить-то, — он обратился к нему, а сам восхищенно смотрел на Дрей, которая успела убрать меч назад, понимая, что опасности как таковой не было. Подойдя максимально близко, Сладкоежка будто невзначай начал перебирать косички на бороде, не стирая с лица обвораживающее дружелюбие. — Мамзель, а вы откуда такие красивые погончики достали? — Заслужила, — сухо отрезала та. — Ой-ой-ой, что ж сразу так зубки скалишь? Я просто поинтересовался, можно сказать, разговорчик завел, чтобы познакомиться… — Для какой цели мне знакомиться с разбойниками? Вас следует арестовать. — Ну вот и приехали, — обиделся краснолюд. — Я, можно сказать, как к своим, а меня уже хотят в кандалы, да на плаху… — Сладкоежка, — позвал Геральт таким голосом, будто он все это время держался лишь за счет железного терпения. — Так ты идешь на юг? Тот, еще пару секунд нагло рассматривая раздраженную от его ненужного внимания Дрей, наконец повернулся к ведьмаку и кивнул: — Да. А вы куда такой смешанной компанией собрались? Ведьмак неуверенно взглянул на эльфийку, не зная, стоит ли рассказывать Сладкоежке вроде как конфиденциальную информацию, но тот вдруг перебил его и быстро перечислил: — Перед тем, как ответишь, представлю других ребят: Лорд, Урлек, Рыбак и Кон-кон, — он тыкал в каждого из неловко стоящих друзей, и те склоняли головы, скалясь. Потом он упер руки в бока и поинтересовался: — Вы с лошадей-то сегодня слезете или как? — Нет времени, — пояснил Геральт, — нам нужно двигаться дальше. — Куда торопитесь? Ведьмак еще раз переглянулся с Дрей, но, несмотря на ее протестующий вид, со вздохом сказал: — Ищем один артефакт. Если слышал, Разум Меланы. Из-за него, как ты выразился, всякая чертовщина и происходит. Сладкоежка искренне удивился, и Лютик заметил, насколько ясно выразились эмоции на его лице. Его можно было с легкостью прочитать как открытую книгу. Он почесал лоб и спросил с нескрываемым любопытством: — И такой маленький отряд? Хрена себе, что ж вас так мало-то… А что, за сколько артефакт нас на тот свет отправит? — Предположительно, у нас еще неделя-полторы, — спокойно пояснил Аллиот, решив, что скрывать уже нечего. — А знаете, где примерно его искать? — Примерно, да. В Темерии, — ответил Геральт. — Ага. На добровольцев вы не похожи, значит, какой-то король-таки всполошился? — Угадал. — Хм-м-м-м….       Лошади нетерпеливо топтались на месте, равно как и люди, ожидающе посматривавшие вдаль. Сладкоежка задумчиво хмыкнул и вдруг позвал своих «ребят» в сторону, дав им знак рукой; краснолюды собрались в единый круг, заговорщически перешептываясь, вцепившись в плечи друг друга. Лютик непонимающе прислушивался к их разговору, но смог уловить лишь обрывки фраз, которые ему ни о чем не говорили: беседа явно велась не на Всеобщем языке. Через минуту-две активных обсуждений краснолюды резко подняли головы и отступили, а Сладкоежка как лидер важно объявил внезапное решение, перед этим красноречиво прочистив горло: — Мы тут посоветовались и решили, что пойдем с вами. Артефакт — все-таки штука сложная, да и пока доберешься до него… Вам точно понадобится помощь. Тем более, профессиональная. Каждый из противоположного отряда уставился на него с неподдельным замешательством. Первой общественное мнение выразила Йеннифэр, которая не уставала поддевать всех вокруг в своей привычной манере: — Вы посоветовались и решили, что идете с нами? Весьма любопытно, учитывая то, что мы не собирались пополнять команду. Внезапно за разбойников вступился Аллиот, который с усердным видом рассматривал уздечку, пытаясь что-то стереть с ее кожи: — А почему нет? Пусть едут. Так веселее. — Больше народу — меньше кислороду, — съязвила чародейка, стрельнув в него взглядом. Сладкоежка, недовольный тем, что на его предложение отреагировали не счастливыми аплодисментами, а раздраженным удивлением, скрестил руки на груди, в его голосе появился гнев: — Пять сильных мужиков, умеющих великолепно орудовать булавами и топорами, добровольно соглашаются пойти к черту на хер, а вы их к козлу в жопу посылаете! — потом он вдруг недовольно обратился к задумчиво стоящему ведьмаку. — Геральт, че ты стоишь? Скажи им, как я тогда троих в один присест завалил. А то они думают, что я непонятно кто, раз не такого роста, как вон та эльфийка. Тот в ответ подтвердил все еще немного отрешено: — Да, Сладкоежка — отличный боец. Иметь его в команде означает увеличить шанс успеха. — Ты серьезно? — Йеннифэр фыркнула. — Я не сомневаюсь, что он хороший человек, воин и так далее, но мы говорим не об этом. Радрифф дал ясно понять, что мы не должны привлекать к себе внимание, а тут с нами будут ходить пятеро, по всей видимости, известных в тех местах разбойников. Вопросы к нам возникнут по щелчку пальцев. — Тем более непонятно, какие цели он преследует, — согласилась Дрей, в чьих глазах вновь вспыхнуло подозрение. Сладкоежка мгновенно ощерился, столкнувшись с ней взглядом: — А ты на что намекаешь, а? Если нас называют разбойниками, значит, мы корыстные, злые люди? Нахрена нам ваш артефакт сдался, объясни, будь так добра. — Положим, не артефакт, а что-то другое. — Что именно? — рявкнул один из банды, кажется, Рыбак, присоединяясь к раздражению главаря. — Да ладно вам, — Лютик, который начал откровенно симпатизировать этому простоватому, но веселому грубияну, решил встать на его сторону. — Нам ведь и правда не помешала бы помощь на случай, если мы столкнемся с чем-то сильным и непобедимым. — Два чародея, капитан специальной охранной службы и ведьмак. Лютик, ты серьезно? — Йеннифэр закатила глаза. — Ну, а если нужно будет разделиться? Или врагов окажется слишком много? Аллиот поддержал его: — Действительно, всегда приветствую дополнительное оружие в бою, — потом тихо добавил. — Конечно, с доверием к вашим ребятам будет туговато, но…       Краснолюды возмущенно загалдели, выкрикивая обиженно фразы про обыкновенную работу, свои благородные намерения и добрые души. Потом посыпались личные оскорбления в сторону Аллиота, Йеннифэр, а заодно и Дрей. Геральт собирался раздраженно прикрикнуть на них и прекратить начинающийся балаган, но его опередило нечто другое.       Громкий рык раздался где-то совсем рядом, оглушив резко замолчавшую компанию и заставив некоторых зажмуриться и зажать уши руками. Когда все стихло, краснолюды завертелись на месте, в изумлении указывая на ближайшую скалу, находившуюся на несколько ярусов ниже. Дрей, увидев то, куда были направлены взгляды, немного побледнела и неожиданно приказала: — Быстро. Вперед.       Тут же сама, не придав значения тому, как неуверенно держалась лошадь на тропе, исчезла за огромными камнями. Остальные, встревоженные этой испуганной интонацией, без возражений последовали за ней, объезжая краснолюдов. Сладкоежка резво подлетел к Геральту и что-то пробормотал, тот кивнул и, запрыгнув на Плотву, направил ее за Лютиком, который, подъехав к обрыву, к разочарованию или облегчению ничего на скале не увидел. Оттуда лишь летели глыбы, сваливаясь прямиком в зияющую пропасть. Вот и обещанный обвал.       По вновь сужающейся тропинке пришлось буквально съезжать — мелкие камешки осыпались под копытами коней, и те фыркали, мотая гривами. Краем глаза Лютик заметил, как краснолюды провожают их взглядами, не двигаясь с места. Больше всех, судя по выражению лица, волновался Сладкоежка. — Что там было? — громко спросил бард, обращаясь то ли к Аллиоту, то ли к Дрей. Эльфийка на секунду обернулась, косо посмотрела на него и вдруг бросила дрогнувшим голосом: — Я не знаю.       Лучше бы она молчала или лучше бы Лютик не спрашивал — ее странный ответ напряг его еще больше, и он заметался взглядом по скале, надеясь и одновременно боясь увидеть это нечто. Но ничего не показывалось — существо, издавшее нечеловеческий рык, куда-то пропало, и бард всей душой надеялся, что оно просто ушло в противоположном направлении. Когда дорога стала невыносимо узкой, им снова пришлось слезть с лошадей, и Геральт в этот момент резко спросил, почему-то стараясь не повышать голос: — Здесь неподалеку есть пещера? Дрей, не поворачиваясь, помотала головой. — Пещера, укрытие — что угодно? — Мы их уже прошли. Дальше только такая местность. — Зараза, — процедил он сквозь зубы, и Лютик испугался еще больше, начиная подрагивать от бушующего внутри беспокойства. — Геральт? Надеюсь, ты знаешь, что это за монстр? — прошептал он, стараясь не шуметь. Ведьмак честно ответил: — Понятия не имею, но с ним явно не стоит иметь дело, — затем приказал, уже громче. — Чем быстрее мы спустимся к вон той дороге внизу, тем лучше. Он нас уже заметил. Аллиот, который, кажется, тоже видел неизвестную тварь, пробормотал: — Но на узком пространстве нам более выгодно находиться — он не сможет нас достать. — Зато на широком ему можно дать отпор. Хочешь, чтобы эта чертовщина спустилась с гор и пошла по ближайшим деревням? — огрызнулся Геральт. — Было бы нелепо погибнуть, не дойдя до нашей цели, — прошипел чародей, но ведьмак сделал вид, что не слышал. — Спустимся здесь. Это не то, куда нам нужно, но учитывая экстренные обстоятельства… — Дрей не договорила.       Оглушающий рев раздался вновь, на этот раз так близко, что Лютик сложился пополам в седле, невольно боясь, что кто-то навис над ним. В тот же момент нечто прогремело сверху так громко, что задрожала земля под ногами, и посыпались камни, заставив лошадей испуганно податься в сторону. Йеннифэр, заметив какое-то движение на соседней скале, крикнула: — БЫСТРЕЕ!       Всадники в спешке начали подгонять лошадей, и те все чаще оступались, не слушаясь и фыркая. Сердце в груди Лютика разрывалось на части от неподдельного страха, хотя разум и твердил упрямо, что все будет в порядке. Яблоня ржала, стучала копытами, но все-таки переходила на рысь. Заветная дорога вилась где-то совсем внизу, так что Лютик прекрасно понимал, что, если на них нападут сейчас, им конец. Становилось слишком тесно.       И как только он об этом подумал, невдалеке от ошалевшей лошади Дрей с нависшей над ними скалы потянулась гигантская черная рука: на вид она была гладкой, словно глиняной, с квадратными пальчищами. Она зашарила по дороге, пытаясь что-то нащупать. От нее облаком поднималась пыль и грязь, страшно тряслась земля. Но ужасно было то, что эта рука, по размерам сопоставимая разве что с одноэтажным домом, принадлежала кому-то, по высоте бьющему всевозможные рекорды. Лютик, боясь посмотреть вверх, заметил, каким темным стало небо, словно его заполонил целый рой дождевых туч. Когда он все-таки осмелился взглянуть на скалу, он почувствовал, как тело пробила мелкая дрожь — небо заслоняли вовсе не облака, а исполинская человекообразная фигура с огромным кривым ртом, полным острых треугольных зубов. Глаз на этой отвратительной морде, как будто тоже сделанной из глины, не было — это объясняло, почему великан еще не схватил путников и с раздражением пытался их найти.       Дрей резко затормозила и выхватила меч, который выглядел, как щепка по сравнению с гигантом, но нападать, разумеется, не стала — оглянулась на остальных, адресуя немой вопрос Аллиоту. Рука подползла ближе, настолько, что началось землетрясение, и лошади встали на дыбы, опять заржали, заставив великана вздрогнуть, прислушаться и, зарычав, потянуться куда-то в сторону Аллиота. Рука двигалась достаточно медленно для того, чтобы Дрей бросилась под нее, проскочила и отъехала на безопасное расстояние. Чародей же выкрикнул заклинание и направил его прямо в гигантскую пятерню, которая почти накрыла его с головой. Великан недовольно взревел и отдернул руку. — СКОРЕЕ! — повторять дважды не стоило, Лютик, Йеннифэр и Геральт уже гнали лошадей к ожидающей их Дрей.       У них было еще немного времени — одежда развевалась на ветру, сверху сыпались горы камней, норовя ударить несущихся вниз всадников. Когда дорога стала шире, Йеннифэр хлестнула свою лошадь по спине и по бокам, обгоняя Геральта и оказываясь рядом с Аллиотом — два чародея должны были объединить свои силы. Ведьмак же остался позади Лютика, периодически оглядываясь назад и внимательно следя за неторопливыми движениями монстра.       Дорога, хотя и становилась свободнее, вилась все сильнее, и Лютик изо всех сил жался к камням, с опаской поглядывая на пропасть слева. Великану не доставило много усилий добраться до бегущих от него путников, и скоро он, прислушиваясь и принюхиваясь, пошел поверху, своим весом кроша скалы. Лютик, чувствуя бушующий сзади ветер и отчетливый запах извести, до боли прикусывал губу, мчась вниз к спасительной тропе.       Землетрясение было такой силы, что Яблоня с ужасом металась из стороны в сторону, и Лютик понимал — еще немного, и его выкинет из седла. Великан оказался впереди, кривя острозубый рот, из которого текла вязкая слюна. Потом вдруг тяжело оттолкнулся и прыгнул, оказавшись на несколько ярусов ниже. Земля не выдержала его веса и просела.       Мощный толчок вызвал новую волну камнепада, и глыбы, сходя вниз, уничтожили тропу прямо перед остановившимися лошадьми Лютика и Геральта. Аллиот и Йеннифэр резко повернули назад, с тревогой смотря на образовавшуюся между ними пропасть. — Сейчас, подождите! — чародейка подъехала ближе и выставила вперед руку, глаза ее вспыхнули фиолетовым огнем. В пустоте вдруг образовалось некое подобие мягкой прозрачной ткани, и Йеннифэр прокричала: — Быстрее, переходите! Лютик неуверенно сглотнул и направил Яблоню к магическому мосту, но та мотнула гривой, тормозя передними ногами и не слушаясь желаний наездника. — Я не смогу держать долго!       Геральт, выругавшись, спрыгнул с Плотвы и, взяв Яблоню за уздечку, изобразил огненный знак прямо перед ее глазами. Та резко стала смирной и послушно последовала за ведьмаком, который перевел ее через пропасть и отдал поводья побледневшему Лютику. Потом быстро вернулся к Плотве и переехал сам, также подгоняя ее ведьмачьим знаком. Как только он ступил на безопасную землю, Йеннифэр опустила руку и вновь пустила лошадь галопом.       Наконец они смогли спуститься к широкой дороге, покрытой кустарником и колючими растениями. Великан тяжело спрыгнул вслед за ними, жутко возвышаясь над пятью маленькими фигурками, которые уставились на него, совершенно не понимая, что делать дальше. Не понимая, пока Геральт не крикнул грозно: — Нам нужно завести его под скалу! — Зачем?! — вытаращился на него Аллиот. — Тебе и Йеннифэр нужно помочь Сладкоежке! — ведьмак показал на краснолюдов, копошащихся где-то наверху.       Они правда без особой пользы били топорами и булавами по щели в скале, пытаясь отделить от нее часть. Так разбойники все-таки не ушли, а решили помочь, чем могли? Чародеи молча переглянулись и по немой команде ринулись в другую сторону от Геральта, чтобы вновь взобраться на уступ. — Беги, Лютик, спрячься где-нибудь! — крикнула Дрей, заметив, как гигант вновь наклоняется, пытаясь схватить их руками. — Как мне помочь? — Лютик помчался вслед за ее лошадью. — Ты будешь только мешать! — прокричала она вполне разумную вещь. Но Геральт был почему-то другого мнения. — Путайся у него под ногами, Лютик, нам нужно подвести его ближе к скале! — его слова прозвучали как приказ, не терпящий возражений. — Нам нужно быть втроем, пока мы не окажемся там!       Лошади, напуганные и возбужденные до предела, оказались вместе в нелепой тройке, которой управлял ведьмак. Тот, кстати говоря, вел себя так, словно наслаждался происходящим — его желтые глаза горели азартом и ребяческим восторгом, и в них отражалось что угодно, но не страх и даже не тревога. Лютик старался не оглядываться на великана (хотя знал, что тот буквально дышит им в спину), зато посматривал наверх, куда отправились на подмогу два могущественных мага — те погоняли лошадей и поднимались все ближе к вершине.       Когда троица оказались в нужном месте, иногда петляя зигзагами, если гигант опять протягивал к ним свои лапищи, ревя, как зверь, ведьмак напряженно посмотрел назад, обращаясь к Дрей и Лютику: — Теперь нам нужно удержать его на месте. Отвлекайте внимание, как можете, и не подъезжайте близко друг к другу!       Он не успел договорить последнюю фразу — монстр ринулся к ним, прислушиваясь и неестественно шипя, клацая зубами. Лютик только сейчас заметил, насколько «пустым» было тело великана. Он был похож на глиняного человечка, плохо слепленного неумелым ребенком: непропорциональные руки, ноги, отсутствие глаз, провал вместо носа и слишком кривая голова. Тот внезапно протяжно заревел, потом замолк, оборачиваясь вокруг себя. — ЭЙ, ЧУДАК, ДАВАЙ ЗА МНОЙ! — Геральт ударил Плотву по бокам, и та, пронзительно заржав, бросилась вперед, прямо между ног гиганта.       Он ощерился и, жутко изогнув слишком длинную шею, потянулся к ведьмаку, шаря рукой по земле и поднимая столбы пыли. Дрей, уже усвоив схему, направила лошадь влево, пригнувшись к ее гриве и почти сливаясь с ней в едином движении. Лютик, последовав ее примеру, ринулся вправо. Когда рука великана оказалась в опасной близости к Геральту, Дрей, набрав в грудь побольше воздуха, крикнула: — Я ЗДЕСЬ, СЮДА! Когда монстр на секунду замер, она продолжила, останавливаясь и гарцуя на месте: — ДАВАЙ, Я ЖДУ! СЮДА, СЮДА! ПОПРОБУЙ ДОСТАТЬ МЕНЯ!       Тот зашипел и попытался поймать ее. Лютику это все начинало напоминать какой-то неудачный эпизод из анекдота, и он мысленно порадовался, что монстр оказался, по сути, безобидным и не в меру тупым. Видимо, только родился на свет, да еще и был слепым — кто ж его винил… Пока капитан поворачивала лошадь в сторону Геральта, Лютик опять посмотрел на краснолюдов и увидел, что Йеннифэр и Аллиот уже были на месте и, кажется, спрыгивали с седел. Хорошо, значит, скоро весь балаган закончится…       Великан, между тем, прицелился и вдруг с размаху ударил лошадь Дрей, но наездница с ловкостью акробатки вскочила, отпрыгнула в сторону, проехалась по камням и упала, заслонив лицо руками. Кобыла же оказалась на спине, жалобно хрипя и тщетно дергая ногами в попытках подняться. Лютик, заметавшись и видя, что Дрей лежит без движения, остановился. Понимая, что ей нужно дать время оправиться и помочь лошади, он заставил Яблоню пританцовывать, крутясь в разные стороны, и закричал что было сил: — ЭЙ, ТЫ, УРОД, К НОГЕ! Я ТУТОЧКИ!       На этот раз гиганта, осознавшего, что можно бить в мишень, постигла неудача, и он позорно промазал: рука пролетела мимо Лютика, который уже успел войти во вкус. Долго поиграть в салочки ему не дал Геральт — отвлек внимание на себя, но на этот раз вонзив в голую ступню один из своих мечей. Наверное, для монстра это показалось комариным укусом, но все же боль была неприятной — он взбешенно зарычал, кидаясь за ведьмаком. Дрей, шатаясь, встала, ее губа и скулы кровоточили; падение все же не прошло для нее даром.       И вдруг всех поразил громкой шум, раздавшийся откуда-то сверху — Лютик, щурясь, разглядел Йеннифэр и Аллиота, направляющих руки на трещину. Воздух вокруг них сотрясался. «Звуковая волна», — догадался бард и с ужасом увидел, как раздраженный дребезжанием великан вдруг подтянулся на носочках, как пятилетний ребенок, потом подпрыгнул и наугад схватил одного из стоявших близко к краю краснолюдов. Крепко сжимая его в кулаке, монстр поднес его к глотке и бросил внутрь. Раздался сдавленный крик, затем хруст ломающихся костей. Лютик ахнул и отвернулся, чувствуя подступающую к горлу тошноту, краснолюды же, пораженные скорой гибелью своего товарища, безмолвно замерли на месте.       Порадовавшись вкусному обеду, гигант опять подтянулся и рукой попытался схватить еще одного человечка, но разбойники, поборов оцепенение, бросились врассыпную, а чародей отвел атаку, направив заклинание на злосчастную пятерню. Йеннифэр продолжала держать звуковую волну и все точнее направляла ее в трещину, которая расширялась на глазах. Монстра этот шум раздражать не перестал, и он возмущенно завыл, полностью переключая внимание на скалу. Геральт, заметив, что он готовится к прыжку, развернул Плотву к его ноге и, соскочив с седла, снова вонзил меч в ступню, но на этот раз держал до тех пор, пока великан, взревев, не попытался вытащить мешающую ему занозу. Сам же ведьмак вдруг сильно оттолкнулся и начал быстро карабкаться вверх по огромному телу, как удивительно проворный зверек. Лютик отметил, что у Геральта была очень бледная кожа и почерневшие глаза — когда он успел выпить зелье?       Дрей на пришедшей в себя, но сильно хромающей лошади медленно объехала монстра и остановилась с другой стороны, пристально наблюдая за тем, как тот крутился, пытаясь стянуть с себя ведьмака. Потом вдруг тоже соскочила на землю и последовала за Геральтом, нанося удары. Лютик, хотя и горел желанием помочь, не рискнул лезть в пекло, поэтому Яблоня неловко топталась на месте, на всякий случай отойдя на безопасное расстояние. Трещина под влиянием звуковых волн Йеннифэр и Аллиота разрослась, и утес задрожал, готовый вот-вот рухнуть вниз.       Геральт, заметив это, крикнул что-то Дрей, и та резко спрыгнула, вонзив меч в многострадальную ногу и крепко обхватив его руками. Ведьмак повторил за ней, и оба ждали, пока великан наклонится и, по-настоящему разъяренный, протянет к ним руки. В следующие секунды произошло сразу несколько вещей: Дрей и Геральт перекатом отпрыгнули, быстро вскочили и кинулись к лошадям; гигант вытащил мечи и, тряся ногой, отбросил, как щепки; скала пошла трещинами и полетела вниз, утягивая за собой не успевшего отбежать краснолюда.       Аллиот попытался спасти его, выставив вперед руку, но его магия не успела достигнуть цели, и тот, протяжно и хрипло крикнув, скрылся в обвале. Скала обрушилась прямо на голову ничего не понимающему великану, разваливаясь на тысячи камней. Монстр, смешно запрокинув голову, резко обмяк, ноги у него подкосились, и он медленно упал на дорогу, подняв тучи пыли. Ударная волна ураганом снесла лошадей и всадников прочь.       Даже Лютика, стоящего поодаль, чуть не сдуло с седла, но он удержался, одной рукой вцепившись в гриву, а второй заслонив лицо от песка и камешков. Щурясь и моргая, он видел, как Геральта и Дрей обоих сносит на землю, а затем они исчезают из вида в пыли. «Он в порядке, он в порядке, он в порядке», — мысленно твердил Лютик сам себе, до боли сжимая зубы.       Когда наступила тревожная тишина, прерываемая лишь постукиванием камешков и шумом оседающего песка, Лютик сразу же направил Яблоню вперед, кашляя от пыли и жмурясь от сора, летящего в лицо. — Геральт? Дрей? — неуверенно звал он, медленно объезжая лежащее на земле безжизненное гигантское тело.       Ему казалось, что он маленький муравей, впервые оглядывающий человеческое создание. Первой Лютик заметил Дрей, которая отплевывалась от земли, с трудом поднимаясь на ноги — она лежала в нескольких метрах от плеча монстра. На ее красивом нежном лице грязь смешивалась со следами крови, но, когда Лютик подбежал к ней, чтобы помочь, она покачала головой, выпрямляясь, и заявила: — Я в порядке. Только царапины и легкие ранения, — потом с тревогой спросила: — А где Геральт? Лютик развел руками и снова начал оглядываться, пытаясь найти хотя бы намек на копну белых волос или темную кожаную куртку. — Геральт?! Геральт! — еще раз позвал он, обеспокоенно крутясь на месте.       Потом услышал знакомый хриплый голос, тихо бормочущий что-то невдалеке от них. Лютик, немо переглянувшись с Дрей, пошел вперед, оставив Яблоню позади и сквозь рассеявшуюся пыль увидел, как Геральт стоит на коленях, склонив голову, перед лежащей на боку Плотвой. Та еле-еле хрипела, пытаясь хотя бы слабо поднять голову, и почти не двигала ногами, тяжело дыша. Глаза ее выглядели обезумевшими, а на голове и из-под живота расплывались бурые пятна… Лютик подошел ближе и с жалостью окинул ее взглядом, чувствуя неприятный комок в горле: Плотва всегда была чем-то неотделимым от их приключений, дружбы и запаха утреннего костра.       У него возникло горькое чувство потери и обиды за существо, всегда находящееся рядом. Преданная лошадь была первым доказательством того, что у ведьмаков есть сердце. Геральт сидел, ласково гладя ее по шее, по бокам, пытаясь отдать последние капли любви перед тем, как она навсегда закроет свои черные глаза. Его взгляд был полон такого сожаления, что Лютик не выдержал, присел рядом с ним и грустно улыбнулся, пытаясь заглянуть ему в лицо, как скорбящий пес: — Она настоящий герой, — потом улыбка медленно исчезла, и он добавил тихо, почти торжественно: — Мне очень жаль, Геральт. Тот поджал губы, не пряча печаль во взгляде. — Еще одна… — почему-то сказал он и мотнул головой. — Каждый раз я привязываюсь к ним, а они уходят так глупо и так быстро, что я не успеваю даже толком потрепать их за гриву. Лютик, впервые не зная, что ответить, промолчал, чувствуя, что ведьмак продолжит говорить. И не ошибся. — Лошади напоминают мне о времени, Лютик. Мне не стоит любить то, что может исчезнуть в любой момент.       Он, кажется, хотел что-то добавить, однако смолчал и нежно провел рукой по морде Плотвы, что жалобно захрипела, поддаваясь его ладони. Лютик неуверенно взглянул на Геральта и вдруг положил свою руку рядом. Плотва прикрыла глаза, словно улыбаясь. Их с Геральтом пальцы на секунду соприкоснулись. — Да, жизнь беспощадна. Но нужно наслаждаться тем, что у нас есть, иначе первое, что исчезнет — собственные чувства, — задумчиво сказал Лютик изменившимся, серьезным голосом. — Мы все влюбляемся в призраков, Геральт. Это не значит, что мы сами должны ими становиться.       Ведьмак посмотрел на него так, будто увидел что-то новое, и взгляд его стал очень теплым и мягким. В нем светилась благодарность. Их руки замерли рядом — со стороны казалось, что они не решались прикоснуться. Плотва совсем ослабла, дыхание ее становилось тихим, почти неслышным. Затем она посмотрела куда-то вперед, затрепетав длинными ресницами, и замерла, издав последний, прощальный вздох. Лютик скривил губы и отвернулся, не в силах смотреть на смерть, но Геральт проводил свою верную подругу до конца — некоторое время молчал, разглядывая ее в торжественной скорби. Затем он наклонился к уху лошади и что-то ласково пробормотал, касаясь ее шелковой гривы. — Прощай, Плотва… — грустно шепнул Лютик и поднялся с колен.