Баллада о конце и начале

      Утро было тяжелым во всех смыслах этого слова. Еле-еле проснувшись, ведьмак почувствовал себя отвратительно сразу в нескольких частях тела: во-первых, страшно ныла голова, во-вторых, сильно затекли ноги и спина, в них что-то покалывало противными мелкими иголочками. К тому же, его мучила легкая тошнота. Он хотел было снова заснуть, но казалось, это было невозможно — ему мешало все, начиная от мутного сознания, заканчивая тем фактом, что рядом кто-то заворочался. Причем… слишком рядом. Геральт, ничего не понимая, резко распахнул глаза. Обмер. Этим «кем-то» оказался Лютик, лежавший вплотную к ведьмаку и утыкающийся прямо в его грудь, ноги их были переплетены из-за слишком узкого пространства. Засыпать в лодке было плохой идеей.       Хотя голова и продолжала упорно гудеть, она все-таки дала ответы на необходимые вопросы, подсказав, чем закончился вчерашний… бурный вечер. Геральт точно помнил, как переворачивал Лютика на другой бок. Видимо, во сне он прижался к ведьмаку от холодного апрельского воздуха. Слабые солнечные лучи пробивались через плотные облака — пора было двигаться в путь. Геральт медленно приподнялся, внезапно с ужасом и стыдом осознавая, что плотными сегодня были не только облака.       Лютик зашевелился, забормотал, все еще не просыпаясь. Ведьмак снова посмотрел вниз и до скрежета сжал зубы, чувствуя накатившую волну омерзения от самого себя. Нужно было быстро «избавиться от улик» и больше никогда не вспоминать эту пьяную выходку. Геральт, прилагая массу усилий, чтобы не упасть обратно в лодку, смог вылезти из нее и на неокрепших ногах ушел куда-то в сторону.       Он не понимал свой организм: какого черта тот так реагировал на близкое нахождение не очаровательной красотки, не чародейки, а… Лютика? Неужели в этом плане все было настолько плохо, что Геральт бессознательно искал любого сексуального партнера, чтобы удовлетворить банальные потребности? Ведьмак просто не мог в это поверить. Он любил женщин. И ему стало по-настоящему противно, что его возбудил собственный друг. Это было неправильно. Но еще более неправильным было то, что внутри творилось нечто необъяснимое каждый раз, когда бард слишком долго смотрел на него или облизывал пересохшие губы, или прикасался к нему, или нежно смеялся. Список можно было продолжать бесконечно. Геральт заметил это с самого начала их путешествия, и его это искренне напрягало. Особенно эротическая фантазия, которая безжалостно преследовала его вот уже несколько дней. Геральт откинул голову назад и выдохнул, непослушный белый локон задрожал от учащенного дыхания.       Это был позор. И Лютик не должен был об этом знать. Геральт решил, что нужно ослабить их окрепшую связь хотя бы на некоторое время, чтобы прийти в себя и привести мысли в порядок. Они должны были вернуться в прежнее русло дружбы, без всяких фокусов и странной реакции организма ведьмака.       Йеннифэр неуверенно опустила взгляд, поджала еще не накрашенные губы. Она выглядела помятой, не выспавшейся, но все равно очень красивой. Смольные волосы были слегка уложены, расчесаны, и единственное, что выглядело сейчас неаккуратно — спутавшиеся локоны, прыгающие в разные стороны. Геральту было привычно видеть ее такой: сонной, без мастерски подобранного макияжа и в обыкновенной свободой одежде без широких вырезов на груди. Он был уверен, что чародейка, разбуди ее ночью, все равно бы выглядела, как богиня.       Сам же ведьмак не спал всю ночь, чем удивлен не был. Сначала просто не мог, переваривая события прошлого дня, затем не давал себе уснуть, понимая, что его ждут сплошные кошмары.       Они с Йеннифэр договорились встретиться рано утром на первом этаже, не найдя другой возможности поговорить наедине. Они оба знали, о чем пойдет беседа, и оба не хотели говорить на эту тему. Проще было бы просто игнорировать сложившуюся ситуацию, но… их связывало слишком многое, чтобы разорвать это так легко и безответственно. Им нужно было решить, что делать: решить проблему или оставить все, как есть. И теперь чародейка неловко косилась на ведьмака, который неловко косился на нее в ответ. Она мягко положила руку на стол и предложила: — Может быть, сядем? Иначе у меня складывается ощущение, что один из нас собирается отчитывать другого.       Геральт кивнул. Они смущенно сели, атмосфера казалась до смешного ребяческой. Здесь было пусто и сумрачно, хозяева еще спали, так что помешать им никто не мог. В воздухе летала пыль, а по подоконникам прыгали усталые солнечные зайчики. — Никогда не думала, что буду выяснять отношения таким образом, — Йеннифэр покачала головой. — Но видимо, у нас действительно что-то особенное. Молчание. Чародейка вздохнула, раздражаясь от неловкости начинающегося разговора: — Давай не будем тянуть время. Просто скажи: ты ведь тоже чувствуешь это? Отчужденность? — Словно нас больше ничего не связывает, — подтвердил Геральт. — Да. Как думаешь, мы сами в этом виноваты? — Ты же помнишь, что наша связь была «образована» джинном? — уточнил он. — Думаю, дело именно в нем. Что-то произошло, и мы резко охладели друг к другу. Фиалковые глаза внимательно оглядели его. — Я тоже об этом думала. Убить джинна практически невозможно, но если это сделать, вероятно, все желания просто аннулируются. Они помолчали. — Значит, приходим к выводу, что нашей связи больше нет? — Геральт постучал пальцами по столу. Йеннифэр кивнула. Разочарованно улыбнулась: — Честно говоря, где-то глубоко внутри я надеялась, что это настоящая любовь. Невероятно наивно, знаю, но… Я верила: несмотря на магическое вмешательство, мы и правда полюбили друг друга. — Я не ставил этот вопрос под сомнение, — признался Геральт. — Бессознательно считал, что магия переросла в нечто большее.       Вновь наступила напряженная тишина. Кажется, разговор, который они оба не хотели начинать, уже подошел к концу, но чародейка все еще хотела что-то спросить. Это было заметно по ее ищущим глазам, и ведьмак сделал первый шаг, чтобы подтолкнуть к мучающей теме: — У тебя есть какие-то вопросы? — это прозвучало как утверждение. Она немного замялась, посмотрела зачем-то на свои расслабленные нежные руки. Кивнула: — Вообще-то несколько. Удивлена, что у тебя их нет. Вздох. — Во-первых, что мы будем делать дальше? Останемся друзьями? — усмешка. — Лучше ли разойтись, как только все закончится, или вертеться друг около друга, чтобы, возможно, зацепить ту нить, которую мы потеряли? Вдруг мы ошибаемся, и это не джинн. — Мы уже друзья, Йен. Слишком многое прошли бок о бок, чтобы так просто погасить огонь. — Ого, метафоры. Так бы сказал Лютик. Он проигнорировал ее замечание: — Но я считаю, что нужно подождать. Как только мы предотвратим конец света, может произойти что угодно. Либо желание снова будет в силе, и тогда… снова появится, — Геральт поморщился от слишком сладкого слова, — любовь. Либо ничего не будет. В таком случае, нам лучше разойтись. Какой второй вопрос? Йеннифэр задумчиво оглядела его усталое от бессонницы лицо: — Ты совершенно не расстроился. Тебе немного обидно, но это только потому, что ты консервативен. Тебе тоскливо от изменений, а не от потери. — Что за чушь? — он поднял брови. Фиалковые глаза упрямо смотрели на него. — Я ощущаю это так, словно потеряла нечто важное, нечто, что помогало мне жить. Это глупо, наивно, странно, но таковы мои эмоции. Ты же не грустишь, спокойно воспринял факт расставания, будто… — на дне фиолетового омута промелькнула догадка, — …будто ты уже нашел другую влюбленность. Геральт изумленно хмыкнул, резко поменялся в лице и покачал головой: — Когда, ты думаешь, я успел это сделать? В кого мне влюбляться? В кухарку, что подавала нам ужин? — Ты смущен. Значит, я права, — Йеннифэр скрестила руки на груди. — Нет, я смущен, потому что понятия не имею, что за ересь сейчас прозвучала. — Допустим. Возможно, ты пока сам не осознаешь свои чувства. Ты тугодум в этом плане, Геральт, страшный тугодум. Поэтому ты так популярен у женщин: хорош в постели, наивен в отношениях. — Отлично. Вот на этом и порешили, — сухо отрезал ведьмак и встал из-за стола, со скрипом отодвигая стул.       Чародейка с усмешкой проводила его взглядом, затем, подождав немного, сама покинула место встречи, направившись в ближайшую скобяную лавку. Геральт же вернулся в спальню, чтобы захватить вещи и заодно разбудить сладко дремлющего Лютика. Делать этого не хотелось, час был ранний, а бард выглядел слишком усталым: он явно не был подготовлен к такому образу жизни. Проблема была в том, что с Геральтом они путешествовали не так уж и часто, да и не торопились никуда, бредя по лесным зарослям или песчаной дороге. Тут же, как в Каэр Морхене — подъем в шесть утра, быстрый завтрак, долгие тренировки… Обыкновенный трубадур, лениво перебирающийся из одного города в другой и вечно шатающийся по кабакам, к жизни солдата не привык.       Каждый день их похода был богат на происшествия, и, несмотря на то что у этого были свои плюсы для вдохновения поэта, сам он выглядел не таким бодрым и веселым, каким его привык видеть ведьмак. Да, Лютик продолжал шутить, петушиться, приставать с расспросами и тупыми, раздражающими всех монологами, но… его выдавали глаза. Измученные, уставшие, требующие обыкновенного человеческого отдыха. Геральт почему-то жалел его. С удивлением для себя. Жалел. Прошла всего пара дней, а Лютик уже выдохся.       Ведьмак подумывал о том, чтобы предложить барду где-нибудь его высадить; пусть останется в маленьком веселом городишке и поет свои любимые песенки, а с концом света они и без него разберутся. Лютик все равно там ничем помочь не смог бы, какой толк его мучить? С другой стороны, Геральт понимал, что тот вряд ли согласится. Скорее, обидится, разозлится, скажет, мол, а чего вы от меня избавиться желаете, «ваше ведьмачество»? Если бы Лютик хотел прекратить путешествие, он бы его прекратил. Видимо, решил идти до конца, чтобы сочинить свою великую балладу. Геральт тепло усмехнулся, подумав об этом. Поэты — странные существа. Ради искусства готовы убиться об стену и пройти через огонь с водой. Да и увидит ли свет его баллада, если каждый день рисковал быть последним?       Геральт бесшумно зашел в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Взял куртку, дорожную сумку, мельком взглянул на Лютика. Тот спал к нему спиной, одна рука свисала с кровати. «Мило», — вдруг отчетливо прозвучало в голове, и ведьмак с удивлением отмахнулся от этого слова. Что с ним творилось в последнее время? Он подозревал, что именно, и его это невероятно напрягало. Слова Йеннифэр укололи его самолюбие. Геральт был далеко не дураком, особенно в делах любовных, поэтому прекрасно осознавал все признаки влюбленности. Он еще раз покосился на Лютика, нерешительно замерев на месте. Конечно, он будет бороться с этой чушью. Бард не должен был ни в коем случае узнать о происходящем. Это было либо заклятье, либо еще какая-нибудь ерунда: Геральт просто НЕ МОГ влюбиться в Лютика. — Если ты пытаешься убить меня взглядом, у тебя отвратительно получается, — вдруг прозвучал вкрадчивый заспанный голос барда, и Геральт едва заметно вздрогнул. Но тут же взял в себя в руки. И выдохнул. — И давно ты так лежишь? — спросил он недовольно. — Я проснулся за пару секунд до того, как ты вошел в комнату… И если думаешь, что двигаешься невероятно тихо и вообще… мастер мышьей ходьбы, то никто не отрицает… Но я твои шаги узнаю из тысячи. Поэтому меня можешь не обманывать, не получится. Геральт искренне не понимал, как сонливость в этом усталом голосе сочеталась с быстротой речи и количеством сказанных предложений. И он просто не нашел, что ответить. Лютик в это время перевернулся на спину, раскинув руки в разные стороны. Протяжно выдохнул в потолок, закрывая глаза: — Что, нужно вставать, да? — Да, — ведьмак без лишних разговоров нажал на ручку двери. — Стой. Рука замерла. — А можно я озвучу безумную идею? — Все, что ты говоришь, безумно. — Я так не хочу спускаться вниз… Одеваться, умываться, обмениваться вежливостями, делать комплименты, мириться со Сладкоежкой… — Можешь не продолжать, суть уловил. И что? — Я так соскучился по обычной постели… Давай, пока Дрей еще не подняла вой, поедим прямо тут. Возьмем, что у них там есть из провизии, и пробудем в блаженной тишине хотя бы несколько сладких минут. Геральт вздохнул. С Лютиком времяпровождение можно было окрестить, как угодно, но не блаженной тишиной. — Во-первых, она скоро встанет, времени мало. Во-вторых, я пойду проверю лошадей и улажу денежный вопрос. Ты можешь позавтракать в одиночестве или позвать кого-то другого. — Да почему ты такой зану-у-у-уда? — протянул бард и провел по лицу рукой. — Ты что, понять не можешь? Я не хочу с другими, не хочу один. Хочу с тобой. Признай, мы же отлично вчера посидели… Затем присел на кровати, состроил трагично-театральное выражение лица, протянул ладонь к Геральту, вставив указательный палец: — Подари мне несколько минут покоя, любовь моя. Ведьмак сомневался всего лишь несколько секунд. Затем тяжело вздохнул: — Ладно.       Все-таки он правда хотел, чтобы Лютик избавился от этой усталости. Что-то должно было его порадовать. И Геральту было приятно, что он мог ему в этом помочь. Лицо барда просияло от удовольствия, и ведьмак еле сдержал улыбку, вместо этого закатывая глаза и скрещивая руки на груди: — Ты смотришь на меня так, будто я должен сейчас что-то сделать. — Ну да. Принеси что-нибудь, чего у них там в запасе имеется, а я… проверю, все ли в порядке с… кроватью. — Ты не похож на смертельно больного. — Разве? Что ж, видимо, кое-кто ослеп. Давай уже, Геральт, чего тянешь время? У нас в запасе буквально пара минут, ты одет и умыт, а я еще не готов бегать туда-сюда по лестнице.       С этими словами Лютик показательно сполз вниз, устраивая голову на подушке и снова закрывая глаза. Ведьмаку потребовалось невероятное усилие воли, чтобы не ляпнуть что-нибудь ядовитое и покорно медленно выйти из комнаты.

***

      Через несколько минут дверь резко распахнулась, и в комнату вошел Геральт, причем с таким лицом, будто он собирался совершить некий мученический подвиг. Лютик заметил у него в руках две деревянные тарелки с кашей, в которой утопали большие ложки, и щедрые куски хлеба. Сунув барду одну из порций, Геральт оставил на кровати свою и опять ушел, видимо, за чем-то еще. Лютик брезгливо осмотрел предложенную пищу: тарелка была холодной, и из нее не струился аппетитный тонкий дымок. Есть как-то расхотелось. Хлеб выглядел приемлемо, и Лютик решил начать с него. Но сначала нужно было дождаться ведьмака.       Удивительно, что тот все-таки согласился на эту небольшую детскую затею. Честно говоря, Лютик только сейчас осознал, как это выглядело со стороны: Геральт принес ему завтрак в постель. В голове совершенно не укладывалось, почему ведьмак настолько сильно изменил свое к нему отношение. Прошло всего несколько дней, а они сблизились до такой степени, до какой не сближались за все года. Если раньше Лютик бы зажмурился, боясь разящего кулака, теперь он был свидетелем тому, как Геральт, хоть и с ворчанием, исполнил его тупую просьбу.       Он не успел сосредоточиться на этих сладких мыслях: дверь в очередной раз закрылась за ведьмаком, который принес две кружки молока и какую-то прямоугольную желтую штуковину. Бард поднял брови. Ведьмак молча отдал ему кружку, потом, поколебавшись, отдал еще и… штуковину. — Это еще что такое? — Лютик внимательно осмотрел ее, затем широко распахнул глаза. — Да ладно?! Откуда у них марципан? — Какой-то приезжий подарил. Оставалось немного. — А кроме каши у них ничего не было? — Может, и было. Но мне предложили только это. Не забывай про наши финансы.       Бард тяжело вздохнул и с сомнением посмотрел на кашу. Затем в голову ударило: Геральт знает, что ему нравится сладкое… Марципан он взял для него? Нет. Вряд ли. Лютик отмахнулся от навязчивых мыслей и сосредоточился на куске хлеба. Аккуратно отломил, начал жевать. Ведьмак тоже принялся за завтрак. Барду всегда было смешно смотреть на Геральта в этот момент: нет, ел он как обычные люди, пальцы в кашу не окунал и не чавкал, но… складывалось ощущение, что ведьмаку вообще плевать, чем он перебивает аппетит. Его лицо (за исключением тех случаев, когда Геральту попадались его любимые блюда) практически не менялось: будь то жареная индейка с соусом и яблоками или болотная похлебка сомнительного состава. Он ел все. Одинаково. Расторопно. Спокойно. Лютик же в выборе еды был капризен, и, когда было из чего выбирать, с брезгливостью отталкивал от себя каждый вариант.       Из-за этого, разумеется, даже попал в передрягу. С ним спорил какой-то надоедливый старикашка насчет петрушки в супе из волынского корня. Спорил так, что слюни летели. А потом назвал свое имя и чин. Лютика больше в этом городе не видели. Слинял от греха подальше, надеясь на то, что у дедули деменция или проблемы со здоровьем. — Господи, она ведь ледяная! — воскликнул бард и с отвращением бросил ложку в тарелку. — Неизвестно, когда будем обедать. — Я не буду себя заставлять. Лучше убей меня. Что за чертовщина, вчера у них стол ломился от закусок, а теперь какая-то каша с комочками? Я еще имею гордость и самоуважение! Геральт повел плечами и продолжил «наслаждаться» завтраком. Лютик фыркнул, отставил тарелку, доел последний кусочек хлеба. Нет уж, по дороге найдет что-нибудь съедобное. Даже подорожник казался вкуснее этой каши. Он неуверенно посмотрел на ведьмака, переводя тему: — У тебя опять была бессонница? Тот резко поднял взгляд. Они никогда не говорили на эту тему. Геральт внезапно кивнул и снова уставился на тарелку. — Да. — Из-за… вчерашнего? — попытался Лютик. Тот промолчал. Бард осознал всю тупость вопроса и неловко прочистил горло: — Не знаешь, какой у нас дальнейший план? Единственные слухи, которые до меня дошли — это то, что нам надо добраться до столицы, а оттуда до Ковира. Дальше-то что? Прежде чем ответить, Геральт разделался с хлебом. — Оттуда было последнее письмо. Будем расспрашивать местных, куда направился отряд. — Ковир только в двух днях пути от Керака… — задумчиво проговорил Лютик, скорее обращаясь к себе, чем к ведьмаку. Тот, однако, воспринял это как продолжение разговора. Нахмурился: — Твой родной город? — Да. Не знаю даже, хочу ли туда заезжать или нет. Скорее, нет. — Почему? — Он вызывает у меня противоречивые чувства, — уклончиво признался бард, потом улыбнулся: — У тебя, кстати говоря, ривийский акцент. Ты действительно из Ривии? — Нет. В документах мне официально прописали Ривию, а акцент… выработался с годами. Он настолько заметен? — Ну, мне уже нет. Но когда первый раз я подсел к тебе в той таверне, и ты после двух хмыканий наконец соизволил со мной заговорить, я помню, так восхитился. Геральт из Ривии действительно из Ривии! Потом засомневался, конечно… — Хм. — А как тебе мой Керакский акцент? — В Темерии почти все говорят одинаково. Но да, заметен. — По-моему, темерийский акцент самый красивый… Про него даже слагают хвалебные песни. — Он странный. Но приятен на слух, — согласился Геральт. Лютик отломил половинку марципана и с доброй улыбкой протянул ее ведьмаку. Тот покачал головой, но бард настойчиво потряс ей в воздухе: — Давай. Награда за то, что ты уничтожил эту мерзкую кашу. На губах Геральта появилась слабая улыбка. Он послушно взял марципан, и бард горделиво откинул голову назад. Затем поднял кружку с молоком: — Это, конечно, не пиво, но все равно пью за твое здоровье, — и с жадностью осушил ее до половины. В дверь вежливо постучали и тут же осторожно открыли, в дверях показался Аллиот, который с любопытством заглянул внутрь. — Ого, пирушка. Меня, конечно же, не пригласили, — он подмигнул Лютику и добавил серьезнее: — Собирайтесь. Дрей уже внизу. — Ну, вы сначала позавтракайте, а потом уже… — Дрей потребовала, чтобы мы перекусили по дороге. Уже взяла провизию. Сказала, чтобы были у конюшен через пять минут. — Господи, — пропел бард, разглядывая потолок. — Иногда мне кажется, что мы куда-то торопимся. Геральт с Аллиотом переглянулись, благоразумно не комментируя, затем ведьмак первым встал с кровати, хватая куртку. — Идем. Лютик закатил глаза, присел, хлопнул себя по коленям и неохотно поднялся с места. Как говорится, и снова в путь. Чародей подождал их, отойдя в сторону, затем поднял брови, взглянув на Геральта: — Я смотрю, у тебя утро плодотворно началось. — Что? — хмуро переспросил тот. — Уже с подружкой расстался. Лютик, на ходу допивающий кружку молока, поперхнулся и закашлялся. Аллиот выглядел умиленным. Геральт раздраженным. — Я смотрю, у нас завелась крыса. — Да уж несколько дней подряд крыса с вами ходит, если не заметил. — Подслушивал? — Боже упаси. Сделал выводы. И, видимо, попал в яблочко. Или, возможно, со мной кто-то чем-то поделился. Ведьмак не успел спросить. Лютик с изумленным видом уточнил, сбегая вниз по лестнице: — Подожди, подожди-ка… Геральт, ты расстался с Йеннифэр?! Спина ведьмака ему мало о чем говорила, но, кажется, она напряглась от вопроса. Вздох. — Все сложно. — Поздравляю! — ляпнул Лютик, и к нему сразу же обернулись. Он не смутился. — Ну, я мог бы завыть от горя или пожалеть тебя, но это было бы ложью. Поэтому от души поздравляю. Аллиот открыл дверь из гостиницы и вышел наружу, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Геральт вдруг усмехнулся: — Я знаю, что ты ненавидел наши отношения. Только одного не понимаю. Почему? — Во-первых, она стерва, — бард не побоялся этого слова, — во-вторых, ваш «союз» ничего хорошего не нес. Слава богу, он закончился. Теперь ты свободен, как птица в небесах, и можешь заниматься любовью с кем попало без взбучек от Йеннифэр. Добро пожаловать в настоящую жизнь. Аллиот поинтересовался, пристально разглядывая повеселевшего Лютика: — У тебя вообще с кем-то длительные отношения были? — Были. Да сплыли, — скромно ответил тот.       Геральт хмыкнул. В его взгляде промелькнуло сомнение. Лютик между тем радостно затренькал на лютне, лицо его аж засветилось от внезапно появившихся сил. Йеннифэр стояла у конюшен — руки на бедрах, фиалковые глаза внимательно рассматривали приближающихся путников. Взгляд с любопытством остановился на барде. — Тебе осталось только заплясать. Что случилось? Кто наделал тебе комплиментов? — Ничего-ничего… Все в порядке. Все чудесно. Просто хорошее настроение, — уклонился Лютик, улыбаясь во все тридцать два зуба.       Йеннифэр с непониманием посмотрела на Геральта. Тот сделал скучающее выражение лица, и чародейка решила оставить в покое странное поведение Лютика. Сладкоежка гладил по морде свою новоприобретенную лошадку, широко улыбаясь куда-то в бороду. На путников он даже не взглянул, был слишком поглощен знакомством с четвероногой подругой. Дрей вывела Яблоню из конюшни, с легким раздражением протянула уздечку Лютику. Тот послушно вцепился в нее, продолжая лукаво поглядывать на Йеннифэр. Кажется, его настроение больше никто не разделял. — Прежде чем мы отправимся в путь, я должна ввести небольшое правило, — эльфийка поджала губы. Дождавшись, когда все внимание будет сосредоточено на ее лице (только Аллиот лениво копался в дорожной сумке), она твердо объявила: — Больше никакой помощи. — В смысле? — перебил Лютик, мгновенно пожалев об этом. Светлые волосы едва заметно приподнялись в воздухе, так резко она обернулась к нему. — Это в особенности касается тебя и Геральта. Но учитывая то, что ты исполняешь его приказы, я буду обращаться, прежде всего, к Геральту. Лютик задохнулся от возмущения, но ее взгляд вернулся к ведьмаку. — Во время нашего пути ты забудешь про ведьмачьи заказы. Никакой помощи окружающим. Разрешаю ее только в двух случаях: первое — это будет выгодно нам самим, второе — что-то будет мешать нашему продвижению. Иначе мы будем попусту терять время и силы. Как это произошло вчера. Теперь Дрей повысила голос, обращаясь к каждому участнику похода. — Наступает апокалипсис. И я знаю, что скоро все больше и больше людей будут просить об одолжениях и поддержке. Но им будут помогать другие. У нас иная миссия, и мы должны сосредоточиться лишь на ее исполнении. Изменения в мире становятся отчетливее, и теперь я уверена, что что-то действительно происходит. Мы должны быть осторожны, быстры и разумны.       Лютик был уверен, что Геральт ответит ей. Про ведьмачий долг, про заработок, про конец света. Но тот внезапно промолчал. Ни одна жилка не дрогнула на его лице, в глазах царила пустота. Бард непонимающе моргнул. Дрей заметно смягчилась и добавила, уже спокойнее: — Я полагаюсь на вас и ваш ум. Отныне вы не предлагаете свою помощь.       Утро было спокойным, умеренно теплым. Каменистые городские улочки пустовали, народ еще дрых в такой ранний час. По булыжникам ласково прыгали первые лучики едва-едва восходящего солнца. Чудесную тишину нарушало лишь неровное цоканье копыт да покашливание случайных прохожих. Лютик никогда в жизни не чувствовал себя лучше: в душе пело злорадство, а взгляд скользил между двух напряженных спин бывших возлюбленных. Ему до жути хотелось узнать, кто рассказал Аллиоту об этом масштабном событии, но что-то ему подсказывало: тот добыл информацию самостоятельно. Дрей была слишком скрытной и добропорядочной, Йеннифэр — гордой, а Сладкоежка понятия не имел о том, что произошло. Это было заметно по его блаженному лицу.       Кстати с ним нужно было помириться. Лютик не мог дождаться конца узких улочек и начала привычных природных ландшафтов, чтобы подобраться поближе к краснолюду. Тот ехал спереди, непривычно молчаливый. Барду становилось откровенно скучно, и он вновь посвятил себя творчеству, сочиняя новые отрывки про странных деревенских жителей. Материала для баллады, благо, у него теперь было навалом.       Закончились последние домики с серыми крышами, на улицах стало чуть оживленнее, и они наконец-то выехали за пределы города. Впереди простирались зеленые равнины, которые приятно радовали глаз после бесконечных желтых полей. Правда, начались проблемы с дорогой — сначала ровная, позже она превратилась в сплошные пригорки. Сверху вниз, снизу вверх, пускай это и было не очень заметно для наездников. Скоро их стали обступать редкие хвойные деревья, делая пейзаж еще более прекрасным. Лютик скучал по Темерии и считал, что на ее территории были самые красивые виды. Спустя несколько минут он легонько ударил Яблоню по бокам, подъезжая ближе к Сладкоежке. Вежливо прокашлялся. Виновато улыбнулся. — Погодка сегодня восхитительна. Вот и настоящая весна. Я думал, уж не дождусь — одни дожди и холодрыга, похуже чем зимой. — Да уж, это хреново солнце соизволило себя показать. Надеюсь, не полезет обратно к себе в берлогу. А то я знаю эту дрянь и ее нрав, — тут же подхватил краснолюд, почесав рыжую бороду, и прищурился, взглянув в небо. Забавно, как он говорил о солнце. Словно о старом приятеле. — Ага, а вдруг из-за всей этой чертовщины с артефактами погода переменится? Еще одного ливня я не выдержу. — Ну что поделать… Придется терпеть. Я буду в три раза больше материться — ну, а что делать? Хер с ним. Тишина. Лютик неуверенно почесал затылок. — Сладкоежка, слушай, э-э-э, я тут хотел объяснить… ты не думай, что я… Тот скривился в доброй усмешке. — Полно, батенька. Ты думаешь, что я на тебя злюсь, что ли? Ну. Злился. Да. Вчера. Позлился и хватит. Че теперь дуться, как ежу, целый день? — Да это я понял, просто я хочу объяснить, зачем я так сказал, чтобы не было никаких… — И это забудь. Я вчера на кровати крутился, обдумывал все. Понял твою позицию, так сказать. Ну, допустим, я с ней не согласен, но это уже мои проблемы, хе-хе. Забыли, трубадур. — То есть ты не считаешь меня предателем? — его голос надломился. — Нет, конечно. Успокойся, говорят тебе. Лучше на, выпей. Я это… вчера запасы пополнил. В честь возрождающейся дружбы.       Сладкоежка откупорил небольшую фляжку в кожаном чехле (в воздухе при этом раздалось тихое «п»), поднес к губам и сделал щедрый глоток. Затем протянул ее Лютику, сдавленно кашлянув в рукав. Тот с легким подозрением принял «дар» краснолюда, понюхал. Что-то горько травяное. Выпил немного — горло тут же прожгло чистым спиртом.       Он сухо закашлялся, на глаза навернулись слезы, а щеки даже слегка порозовели от жидкости, которая, казалось, раздирала внутренние органы. Сладкоежка оглядывал его с умилением. — Да, — гордо кивнул он, — это нехило бодрящая хрень. С утра самое то. От простуды еще неплохо помогает. Вот как горло заболит, выпьешь, и как рукой сняло! — Чт-чт-что это…? — Лютик зажмурился, пытаясь прийти в себя. — Это наше краснолюдское. Официально «Красное зарево», но мы его окрестили «Доброе утречко». — Больше никогда мне его не давай… Кхе… Он ударил себя в грудь, выбивая последнее болевое ощущение. — Я же просил, Сладкоежка, — вдруг угрюмо раздалось спереди. Краснолюд зловеще заулыбался. — Такой порядок, Геральт. Он испытание прошел, значит, можно приглашать на более откровенную краснолюдскую бухаловку. — Это было испытание? — не понял Лютик, вытирая выступившую слезу. — Ага. Некоторые просто в обморок падают от этого говна. Слабаки, вот кто они. Я с такими не общаюсь. Как говорится, кто не умеет пить — тот не умеет дружить. По крайней мере, со мной.       Бард закатил глаза. По телу прошла приятная дрожь, жгучая боль ослабела, в горле смешно покалывало. А ведь это «зарево» действительно работало на ура. Лютик почувствовал очередной прилив сил. — Хотите анекдот? — вдруг громко пробасил Сладкоежка, и, когда в ответ раздалось недружное «нет», он довольно кивнул: — Так вот. Был как-то у меня один приятель, который терпеть не мог фиолетовый цвет….       Утро лениво перекатилось в день. Солнце начинало откровенно печь, и Лютик, который тоже делился смешными историями (и его тоже никто не слушал за исключением Сладкоежки), неохотно снял с себя мешающий кафтан. Рубашка вскоре потеряла запах свежести, а волосы нагрелись на открытом солнце — Лютик то и дело щупал их руками, пытаясь прикрыть голову от падающих на нее лучей. «Нужно купить себе какой-нибудь головной убор», — прешил бард и несколько минут думал над тем, что сейчас было в моде.       Изумрудные равнины словно издевались над ними, отражая белыми полосами свет солнца и мозоля глаза своей ненормальной яркостью. Лютик начинал отходить от дороги, прячась под деревьями и ловя малейший признак тени (вскоре по округе разбрелись и остальные). — Хозяйка, а можно на водопой? — простонал Сладкоежка и пробормотал еле слышно: — Вот мы накаркали про погоду…       Впереди действительно бежал небольшой ручеек, через который легко можно было проехать на понурых лошадях. Жара становилась просто невыносимой — она была вовсе не весенней и далеко не летней. Лютик уже без шуток обдумывал решение снять еще и рубашку. — Да, Дрей, я думаю, пара минут нам не повредит, — согласилась Йеннифэр, чья грудь стала беспокойнее вздыматься от тяжести воздуха. Сзади подал голос Аллиот: — Пусть лошади хотя бы отдохнут. — Хорошо.       Она подняла руку, приказывая остановиться. Лютик мгновенно спрыгнул с Яблони и ринулся к воде, словно участвуя в деревенских соревнованиях по бегу. Геральт спокойно слез с Плотвы, его меньше всех волновала изменившаяся до ужаса погода. Течение у ручейка было скорым, и он казался совершенно прозрачным — словно по земле разбросали слюду. Руки с жадностью потянулись к воде, их обдало приятным холодом, и Лютик радостно умылся, позволяя воде стекать вниз по подбородку. Затем он начал пить, сложив ладони лодочкой и блаженно закрыв глаза. Вода была невероятно вкусной, освежающей и холодной. Рядом с ним аккуратно присела Йеннифэр, немного позже присоединились Аллиот, Геральт и Дрей. Все наслаждались молча — каждый был слишком увлечен чистотой и вкусом воды из ручья. Сладкоежка, который первый рвался к воде, почему-то стоял в сторонке, нетерпеливо топчась на месте. — Чего стоишь? Ждешь кого-то? — напившись и изящно вытираясь теперь рукавом, громко спросила чародейка. Тот загадочно махнул рукой: — Сейчас, сейчас… Лошадей напоите сначала.       Лютика уколола совесть, он понял, что совершенно забыл про несчастную Яблоню. Бедняга тащила на себе такого кабана через бесконечные равнины изумруда! Когда четвероногие подруги оторвали свои головы от воды, радостно причмокивая мягкими губами, Сладкоежка, видимо, дождавшись своего звездного часа, вдруг резко сорвал с себя свободную рубашку, откинул сапоги и широкими смешными шагами бросился к ручью. Аллиот и Геральт в изумлении расступились перед несущимся коротышкой, который в одних штанах кинулся прямо в воду, грузно упав животом на мелкие камушки. Лютик судорожно зашипел, но потом понял — краснолюду было плевать. Он начал барахтаться на месте, как огромная жирная рыба, случайно выброшенная на песок, жадно глотал воду, громко гоготал и то и дело нырял вниз головой. Испуганные лошади отпрянули от ручья. — УХХХХХХХХХ ХОРОШО!!! УХХХХХХХХ!!!       Краснолюд улыбался во весь рот, продолжая поливать себя водой и бить по упитанным бокам. Йеннифэр прикусила губу, явно сдержав какой-то едкий комментарий, и, вынув из сумки зеркало и красивую зубчатую расческу, щелкнула пальцами. Расческа послушно повела по ее густым вьющимся волосам, пока чародейка критично осматривала себя в зеркало. Геральт, который первые пару секунд «любовался» по-детски счастливым Сладкоежкой, уставился теперь на Йеннифэр, и значение его взгляда невозможно было прочитать. Лютика легонько уколола ревность. Он тут же себя одернул: Геральту что, теперь и смотреть на нее нельзя? «Нельзя», — честно ответил внутренний голос. Все-таки факт расставания этой парочки Лютик осознал не до конца. Они ведь так открыто любили друг друга всего пару дней назад. А теперь… все? — Эй… — поток его мыслей прервала Дрей, которая мягко тронула его за плечо. — Лютик. — Что? А? — Подойди. Она поманила его к себе, странно понизив голос. Бард с интересом последовал за ней в сторону, заметив смущение на ее прекрасном благородном лице. — Сегодня День Лунного Света, — серьезно напомнила Дрей. — Ага, с праздником, — удивленно кивнул Лютик. Он и забыл про него. Черт возьми, ведь один из любимейших праздников весны, всегда отмечаемый в компании лучших друзей! А теперь он проведет его… в пути? В жаре? Среди угрюмых лиц? — С праздником, — Дрей вдруг протянула ему что-то металлическое, неловко всунула в руку, и дар обжег его холодом. Затем она с гордым смущением отступила, подняв подбородок. Лютик с удивлением взглянул на изысканный (если можно было так сказать) позолоченный кастет с двумя широкими дырками для пальцев и заостренными наконечниками. — Вау. Оу. Я… Ого. Спасибо огромное! Я не ожидал…       Лютик с восхищением мальчишки рассматривал чудесный, на удивление тяжелый предмет. Он слегка нажал подушечкой большого пальца на наконечник. С чего Дрей так расщедрилась? И когда она успела купить ему подарок? И почему ему? Только ему? В голове мелькал миллион неразрешенных вопросов, но по лицу эльфийки стало понятно — она не хочет говорить на эту тему. — Это для самозащиты, — лишь коротко добавила Дрей. — Самозащита у меня вон стоит, — пошутил Лютик, тыкая пальцем в направлении Геральта. — Но мне правда приятно. Спасибо… — он признался виновато: — Я вам… ничего не приготовил. Простите. Во-первых, совершенно забыл про то, что на свете существуют такие штуки, как праздники. Во-вторых, я не думал, что вы мне что-то… подарите. — Знаю. Не стоит за это извиняться. Это от… — Дрей нахмурилась, подбирая нужное выражение. — … от чистого сердца.       Затем она резко отошла в сторону, усердно скрывая смущенную улыбку. Лютик еще раз посмотрел на вещичку — кастет явно стоил приличных денег. Он вдруг вспомнил, что рекрутов в некоторые армии набирают по весне. Может быть, Дрей таким образом приняла Лютика как новобранца? Ну и… как военная, подарила ему оружие. Не мечом же его пугать, в конце концов. Бард усмехнулся, нетерпеливо нацепил кастет, замахнулся, ударил по воздуху. В руках появилось приятное чувство силы, превосходства, словно нежного трубадура вдруг ударила молния, и он превратился в мутанта-силача. Теперь можно было спокойно ходить по второсортным заведениям и давать отпор всяким оборзевшим свиньям. Лютик ударил по воздуху еще раз, забавно поджав губы и состроив героическую мину. Чувство превосходства усилилось. Он аккуратно убрал кастет в карман, хлопнув по нему ладонью. И тут его глаза зажглись сначала озарением, а затем идеей. Уголки губ мгновенно расползлись в стороны. Чудесно. Главное дождаться нужного момента. — Хватит плескаться, Сладкоежка. Нам пора, — Дрей уже села на немного отдохнувшую лошадь, убрала за уши светлые волосы, превратив каре в почти мужскую стрижку. Аллиот криво улыбнулся, прищурив синие глаза: — И как ты теперь в мокрых штанах поедешь? — Так это ж отличненько. В такой жаре, бл…ть, выживу, — довольно заметил краснолюд и вылез из своей ледяной ванны, ковыляя к испуганно косящейся на него лошадке. На ходу он прыгал на одной ноге, выливая из ушей оставшуюся там воду. — А знаете, почему я вас не позвал ко мне присоединиться? Потому что компания неподходящая. — Никто вроде не интересовался, но спасибо за ответ. Мы его ценим, — умиленно заметил чародей. — Пошел нахрен. Ты-то вообще не умеешь веселиться, я бы с тобой ни за какие гроши в одну воду не залез. — Спаси, сохрани, благослови, святая Мелитэле. — ПОШЕЛ. НАХРЕН.       Лютик искренне хохотнул и, забравшись в седло, погладил Яблоню по бархатной шее. Спокойная прохлада лениво расползалась по всему телу, доставая до каждой конечности. В кармане брякал подаренный Дрей кастет. Сладкоежка продолжал беззлобно переругиваться с Аллиотом. Теперь жара не казалась такой невыносимой.

***

      Подходящего момента пока не наступало. Лютик удивлялся тому, что никто, кроме Дрей, не вспомнил про очень даже популярный праздник, но охотно скидывал это на общую усталость. Вскоре зелень стала редеть, по долинам начали скакать маленькие домишки с пологими крышами. Они не жались друг к другу, наоборот, будто все дальше отходили от нежеланных соседей. Лютика подводила память — название деревни крутилось у него на языке, но вспомнить его он никак не мог. Деревушка была довольно известной благодаря своему географическому расположению и специфическому расстоянию между домами.       Издалека казалось, что домики совершенно не связаны друг с другом и их щедро разбросала гигантская рука. Жители преимущественно занимались скотоводством: коровы вальяжно поднимали головы от свежей весенней травы, жмурясь на ярком солнце. То и дело раздавалось протяжное мычание, и в воздухе пахло животиной. — Милсдари, молока не желаете?! В честь праздничка сделаю скидку! — окликнули их с крылечка близстоящего домика.       Не дождавшись ответа, крестьянин махнул рукой и ушел обратно в избу. Видимо, ему очень не хотелось ехать на рынок. Легче было избавиться от товара по дороге. В какой-то момент Лютику наскучило рассматривать пейзажи, и он переключился на разговор с Йеннифэр о любимых ароматах. Оказалось, им обоим нравилась корица. — А как тебе запах листьев нордосовских ягод? — Никогда не пробовал. Вообще первый раз слышу о таких. Они что, пахнут? — Конечно. Я люблю добавлять их в крема. Они дают сладко-терпкий аромат. — Ух. Теперь я захотел их понюхать… — В принципе, у тебя есть шанс это сделать. Вон, как раз пара кустиков растет. Нам повезло, что мы на равнине. — Ты поэтому про них и спросила, да? — Лютик вытянул шею, разглядывая голубоватую зелень кустов, из которой выглядывали бордовые ягодки. — Да. Он вдруг развернул Яблоню, подъезжая прямиком к таинственному кусту. Затем ловко спрыгнул на землю и протянул руку к манящим его ягодкам. Они были крупные, темно-красные и словно подсвечивались изнутри. Сначала Лютик оторвал их острозубые листики, понюхал. — Очень приятно пахнут. Хм-м-м-м… Кто бы знал. — Случайно не забудь, что они ядовиты, Лютик, — напомнила ему Йеннифэр, и бард, побледнев, начал яростно плеваться. Он уже успел закинуть в рот как минимум три штуки. Но попытки от них избавиться не увенчались успехом — они уже стремительно летели по пищеварительному тракту. — О боже… — пробормотал Лютик и с ужасом посмотрел на чародейку, которая даже притормозила лошадь. Она выглядела не на шутку встревоженной: — Что случилось? Ты… съел их? — Я… голова закружилась… — он схватился за голову и почувствовал, как все тело начинает бить неконтролируемая дрожь. — О, нет… Лютик… — Кажется, минус бард, — Аллиот с укором покачал головой и тоже остановился, в нерешительности поглядывая на Йеннифэр. Лютик с ужасом переводил взгляд с ягод на своих попутчиков: — Так чего вы стоите?! ПОМОГИТЕ МНЕ! Я… ох… кажется, яд начинает действовать… — Что там у вас случилось? — Дрей подъехала ближе к ведьмаку, который выглядел на удивление спокойным. — Он съел нордосовские ягоды. — И… что? — не поняла эльфийка. — Они же смертельно ядовитые, — Йеннифэр округлила глаза и с наигранной жалобностью обратилась к Лютику: — Прости, дорогой, но я ничем не смогу тебе помочь. В таком случае даже самые могущественные чародеи бессильны. Этот яд действует слишком быстро. — Но… — Дрей замолчала, когда чародейка незаметно покачала ей головой. Лютик, оскорбленный тем, что окружающие смотрят на него, как на чудную зверушку, и даже не слезают с лошадей, почувствовал, как задрожали губы. — И… сколько мне осталось? — Где-то минута, — умиротворенно ответил Аллиот. Геральт тяжело вздохнул, и бард посмотрел на него такими огромными щенячьими глазами, что тот не выдержал, отвел взгляд. И, кажется, попытался скрыть улыбку. — Как минута? — обалдел Сладкоежка, челюсть его упала на грудь: — ДА ЧТО Ж ВЫ ТВОРИТЕ-ТО? — Да… У меня уже слабеют конечности… — Лютик медленно осел на землю, будто кто-то резко начал высасывать из него жизненные силы. — К сожалению, это симптомы отравления, — Йеннифэр развела руками. — Пора нам прощаться. Спасибо тебе за все, Лютик. Соскочив с седла, краснолюд бросился к барду, который прикрыл глаза и смиренно ждал своей участи, на глаза его набежали слезы от обиды за такую скорую и глупую смерть. — Ох… Мне осталось немного… Кажется, несколько секунд. Я уже чувствую дыхание смерти… — ВЫ ОХРЕНЕЛИ?! И ВОТ ТАК РАБОТАЮТ ВАШИ ХВАЛЕНЫЕ ЧАРЫ?! ПОМОГИТЕ ЕМУ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ, ИДИОТЫ НЕДОНОШЕННЫЕ! — яростно басил Сладкоежка. Геральт укоряюще посмотрел на Йеннифэр, которая, не выдержав, громко расхохоталась, ее добрый звенящий смех «отрезвил» готовящегося к гибели Лютика и квохчущего около него краснолюда. Они оба непонимающе уставились на чародейку. — Ох, ну и насмешил ты меня, Лютик… Ух… Вот это спектакль, я чуть сама не прослезилась… Головокружение у него, и конечности немеют… — Йеннифэр, все еще давясь от искреннего смеха, тронула поводья и поехала вперед. — Чт… что? — Лютик уже все понял. — Так они не ядовитые шо ль? — быстро оправился Сладкоежка. — Нет, — Геральт умиленно посмотрел на двух братьев-акробатов и усмехнулся: — Она вас разыграла. Затем строго добавил, разглядывая исключительно все еще бледного Лютика: — Не будешь брать в рот что попало. Одно из любимых занятий ведьмака было поучать барда. И показывать свое превосходство. Лютик со злобой проводил его спину взглядом, встал. По всему телу расползался яд унижения. Сладкоежка неловко кашлянул в кулак, шепотом подбодрил: — Я ведь тоже эти ягоды первый раз в жизни вижу. Это они там со своими заумными книжонками все знают… А мы-то простой народ. Затем, хлопнув его по плечу, краснолюд быстро пошел к своей лошадке. — Между… между прочим, мне действительно стало плохо! Наверное, солнце припекло! — оправдания Лютика уже никто не слушал.       Его раздражали продолжающиеся смешки Йеннифэр. С другой стороны, поиздевалась она довольно беззлобно и, если бы Лютик хоть немного обратил внимание на ее слова и поведение, давно бы понял, что его разыгрывают. Что ж. Видимо, рассказы Геральта о том, что чародейка любит подшутить, были правдой. Лютик тяжело вздохнул и, встрепенувшись, набрал целую горсть ягод. Они все-таки оказались довольно вкусными…

***

      Время подкрадывалось к вечеру. Скоро они должны были доехать до Ваттвейра. Лютик с любопытством и неким нетерпением смотрел по сторонам, ожидая хороводов девушек в бледно-голубых платьях. Но во встречающихся деревушках народ на улицах почему-то не показывался, и это наводило некоторую грусть: День Лунного Света всегда ассоциировался с бурными празднованиями и мистическими традициями. И их издавна открывали молчаливые хороводы.       А еще у Лютика все никак не появлялась возможность осуществить ту идею, которая пришла ему на ум сегодня днем после неожиданного подарка Дрей. Он нерешительно поглядывал на спину Геральта и думал о том, что нужно поскорее выбрать момент. К счастью, судьба сжалилась над ним. Они как раз проезжали мимо очередных домиков, в которых начали зажигаться первые огни. Чем ближе они были к городу, тем плотнее становились поселения. — Радрифф хочет со мной связаться, — Йеннифэр поморщилась, пальцы потянулись к виску. — Что-то важное? — мгновенно заинтересовалась Дрей. — Возможно. Надо остановиться. Она в который раз за этот день слезла со своей грациозной лошадки и отошла в сторону, руки уже чертили что-то в воздухе. Аллиот последовал за ней вместе с эльфийкой, которая всегда присутствовала при любом разговоре с королем. Не доверяла? Или проверяла? — Глядите-ка. Вон и девицы повыходили! — Сладкоежка восхищенно ткнул в сторону открывающихся дверей.       И правда, на улицы стали робко выходить молодые девушки в почти одинаковых светло-голубых платьях. Отличались лишь рукава и количество узоров, покрывающих подолы, словно первые снежинки. Девушки неуверенно переглядывались, многие из них участвовали в традиции первый раз, ведь им только-только стукнуло тринадцать лет. Заметив, что на них уставились незнакомые пары глаз, хозяйки праздника засмущались ещё больше и, гордо повернувшись спиной к невольным зрителям, начали вставать друг за другом, формируя неровную линию. С холма все было видно как на ладони. Лютик довольно заулыбался, разглядывая тонкие фигурки и длинные волосы, ниспадающие до осиных талий. Блондинки, брюнетки, рыжие, каждая из них была по-своему очаровательна.       Из окон начали высовываться лица родных, которые не имели право выходить вслед за девушками, пока те не закончат своеобразный ритуал. Оставалось только наблюдать. Путники были не в счёт, они находились на приличном расстоянии от деревни и не принимали прямого участия в традиции.       И вот, кто-то запел тихим, протяжным голосом. Наверняка, на улице он казался громким и отчетливым, но с холмика можно было различить только приятную тоскливую мелодию. Кто-то подхватил этот приглушённый аккорд, запел чуть выше, затем чуть ниже. Присоединилось ещё несколько сильных голосов. Разрешали петь далеко не каждой, чтобы не нарушать красоту серенады и не оскорблять таким образом лик Луны.       И вот они двинулись. Плавно, царственно, изящно, держась за руки и по-лебединому вытягивая шею. Первая девушка с кудрявыми темными волосами начала шататься то влево, то вправо, словно находилась на неустойчивом бревне. Остальные повторяли за ней, и, будто под неслышимый счёт, они превратились в своеобразную змейку — кто-то отклонялся вправо, кто-то влево. Четко, равномерно. Каждая знала, что она делает. Они готовились к этому дню.       Эта фигура называлась «Лунный свет». Лютику она нравилась, но он ждал другую, свою любимую. Девушки начали заворачивать вокруг домов, окружать их и обходить с разных сторон, шаг стал быстрее. Теперь они двигались более хаотично, не попадая в ритм. Все скорее, скорее… Резко замерли. Приподняли ноги в потертой обуви, двинулись вперёд. — Сейчас будет цветок! — восхищённо пробормотал Сладкоежка.       Что ж, не он один любил эту фигуру. Девушки резко отпустили руки и двинулись к центру деревни, смиренно пригнув головы. Молча и торжественно, как было и до этого, каждая из них встала в свою позицию — теперь получилось три расходящихся круга. Девушки снова замерли, голоса оборвались, замолчали.       По телу Лютика прошли мурашки. От этой картины в груди поднималось что-то неизведанное, любовь к природе и к людям, а может быть, ностальгия по прошлому. Внутри сжался приятный комок душевной боли. — Это так красиво… — он не заметил, что произнёс фразу вслух, а ещё — что его рука лежала на плече Геральта.       Он встал ближе, чем нужно. Но тот тоже этого не заметил. И вдруг кивнул, не произнося ни слова. Лютик отчетливо увидел, что желтые глаза наполнились спокойствием, а по лицу его пробежали добрые морщинки.       Между тем по чьей-то невидимой команде девушки одновременно вскинули руки вверх, крикнули громко, протяжно и пошли в пляс. Каждый круг двигался в своём темпе, руки то взлетали вверх, то опускались вниз. Пение продолжалось и становилось все громче. Лютик различил отдельные слова: «сияние», «ночь» и «дети». У каждой страны был свой гимн Луне.       Теперь круги начали то сужаться, то расширяться, девушки хаотично вставали в разные позы. Голоса их крепли. «Цветок» был красивым. И жутковатым. Когда вторая фигура закончилась, началась подготовка к третьей. Все встали в огромный хоровод, быстро-быстро перебирая ножками, чтобы создать видимость, словно они плывут по воздуху. Спины они держали прямо, головы высоко. Пение ушло в высокие ноты. Затем одна из девушек (кажется, та, что стояла первой в строю) бросилась от подруг к центру, села на колени и распростерла руки, направляя их к небу. Ритуал подходил к финалу: девушки образовали квадрат вокруг их главного символа, продолжая все так же мельтешить и бормотать под нос. Брюнетка в центре тонко запела, голос ее дрожал от напряжения и усталости. На самой высокой ноте остальные сели на землю и склонили головы, их поклон был обращён к брюнетке. — Тьфу ты, а я и забыл, что сегодня праздник, — вдруг признался Сладкоежка, решая, что теперь-то можно говорить. Лютик, наконец, отпустил чужое плечо. — Я тоже, — Геральт наблюдал за разбегающимися в стороны девушками. Краснолюд будто бы обрадовался: — Ну?! Замотались мы чутка. Как-то нет дела до этих ваших Дней Лунного Света, когда на порог надвигается неизвестно что. — Хм. Лютик вдруг вспомнил, что хотел сделать, и неловко прочистил горло, не зная, как вежливо избавиться от третьего лишнего. Ещё обидится или подумает неизвестно что. Он мягко намекнул: — Послушай… Сладкоежка. Сходи к Йеннифэр, чего они там долго копаются? Он немедленно получил в ответ удивлённый взгляд. — Так пошли вместе. Чего тут на пустую деревню пялиться? — Я хочу посмотреть. Может, они ещё чего устроят… Э-э-э… — у Лютика закончились оправдания. И вдруг прозвучал металлически холодный голос: — Сладкоежка, я думаю, тебе действительно нужно проверить, как там Дрей и Йеннифэр. — Но почему… Кажется, его убедили не слова, а хмурый взгляд. — Понял, понял. Свои секретики. Так бы и сказали, чего мяться?! — и обиженный краснолюд ушел в сторону. Лютик в приятном изумлении уставился на Геральта. Тот между тем уже смотрел на него в ответ. — Что ты хотел? — Э-э-э… Спасибо, что помог избавиться от Сладкоежки. В жёлтых глазах вспыхнул интерес. И немой вопрос, на который бард не удосужился ответить. Вместо этого вздохнул и, пытаясь унять непонятную дрожь, поманил его за собой к Яблоне. Чтобы утихомирить беспричинную тревогу, он начал весело трепаться: — А я ведь никогда этот праздник в пути не отмечал. Всегда где-нибудь обязательно в городе останавливаюсь, чтобы, ну-у-у… Повеселиться на полную катушку. Обычно за представления платят, а нам сегодня бесплатно целую программу показали. Не хватает только глинтвейна… Хотя его обычно подают в холода. Но я почему-то захотел глинтвейн.       Геральт молча выслушал (или прослушал) всю эту бесполезную болтовню, его внимание было сосредоточено на руках Лютика, который копался в своей сумке. Тот вдруг вытащил из неё кожаные наручи. Протянул их Геральту, выражение лица его буквально кричало о том, что он одновременно жалеет о своем действии и безумно им гордится.       Ведьмак удивленно моргнул, взял наручи. От них пахло кожей и лаком, по краям сияли маленькие золотые кружочки, а в центре каждого из них красовался вычурный узор, похожий на комок нитей с центром в виде… кажется, сердца. Фигура была странной, полуовальной. Сразу стало ясно — наручи выбирал сам Лютик, потому что все в этой вещи кричало о вкусе барда. Необычное, странное, но интересное изображение, позолоченные рукава и кнопочки по бокам, да к тому же игра цветов. Каштановый, черный, бежевый — каждый сантиметр отличался от другого. Если бы Геральт носил наручи, то обыкновенные черные. Это было немного не в его стиле. Но мысль об этом промелькнула где-то на заднем плане, на переднем же была растерянность. — С праздником, — Лютик, кажется, бессознательно повторил интонацию Дрей и тут же прочистил горло: — Я как их увидел, так сразу подумал, что они тебе понадобятся. Ну, знаешь, в битве. Ты же никогда свои руки не оберегаешь, а на них, между прочим, лежит огромная ответственность… Я сначала купил на будущее, на именины какие-нибудь… Или на спор. А сегодня вспомнил, что, оказывается, День Лунного Света — вполне неплохой повод сделать подарок. Дабы… осветить улыбкой хмурое лицо своего лучшего друга. Осветить улыбкой хмурое лицо не получилось. Геральт еще раз покрутил наручи в руках, внимательно осматривая каждую деталь. Потом вдруг сказал, на этот раз эхом повторяя слова Лютика этим днем: — Но… Я тебе ничего не приготовил. Лютик отмахнулся. — Отста-а-а-нь. Я похож на того, кто будет ныть о подарке? И вообще, ты купил мне целую лютню! — словно в подтверждение он похлопал по своей музыкальной подруге. — Я теперь годами не смогу отплатить за такую услугу. Поэтому даже не беспокойся об этом. Его разрывали противоречивые мысли. С одной стороны, он хотел задать двадцать пять вопросов о том, понравился ли подарок Геральту, с другой стороны, надо было бы промолчать и сделать вид, что ничего особенного он не сделал. Перевести тему. — Ты ведь никогда… — возможно, Геральт случайно высказал вопрос вслух, потому как резко замолчал. И добавил вдруг очень мягко: — Спасибо. Да, они практически никогда не обменивались подарками. Если только в шутку. Геральт был удивлен. Кажется, приятно. И только поэтому Лютик не смог сдержать свой болтливый язык… — Ну что? Как тебе рисунок? А вышивка? И цвета? — он с любопытством и ажиотажем взглянул на наручи, глаза его заблестели. — Хм… Они… интересные. — Что именно? Цвета? Или рисунок? Или вышивка? — Да. Все… — Геральт сделал неопределенный жест, — … это. — Думаешь, тебе нужны наручи? Или нужно было подарить что-то другое? Я бы с удовольствием выслушал твои идеи, но не хотел разрушать сюрприз. — Ага. — Изначально планировалось кольцо… С рубином каким-нибудь. Но ты бы его посеял сразу во время боя. А я не собираюсь ползать по всему полю и искать твое кольцо. Наручи-то ты вряд ли потеряешь. Геральт кивнул. Лютик пристально посмотрел ему в лицо. И выдохнул с плохо скрываемой горечью: — Тебе не нравится. — Что? — Тебе не нравится…       Геральту вдруг стало очень неловко. Он ненавидел себя за то, что не умел должным образом выражать благодарность. Крики радости были не в его стиле, ровно так же, как рассуждения о красоте подарка. Поэтому все, что Геральт мог себе позволить, это растерянный вид и краткие ответы. Он с легкостью прочитал по Лютику, как долго тот выбирал эти несчастные наручи, как мучил себя вопросами, стоит ли вообще дарить их, как трепетно ждал этого момента. И вместо нормальной реакции получил… это. Теперь у него сложилось искаженное впечатление о мнении ведьмака. Он не знал, как исправить ситуацию, поэтому быстро произнес: — Мне нравится, Лютик, правда. Они мне пригодятся.       И, чтобы подтвердить искренность своих слов, Геральт начал надевать их. Благо, сейчас на нем была только серая рубашка, поэтому снимать куртку не пришлось. Нужно было хорошенько затянуть веревки, и, хотя ведьмак мог справится самостоятельно, Лютик все равно потянулся к нему загребущими руками. — Дай помогу, — проворчал он и начал завязывать крепкие узелки.       В голове мелькнуло «Нахрена я сейчас надеваю ему наручи?» Он немного удивился тому, что ведьмак так поспешно кинулся его переубеждать. Ему почему-то вспомнилась сцена, когда Геральт, чтобы не обижать Йеннифэр, согласился напялить какую-то странную шляпу. У него было точно такое же выражение лица, как сейчас: немного виноватое, доброе и… влюбленное. Последнее слово комом встало в горле Лютика, и он поднял взгляд. Пальцы его на секунду замерли на упругой веревке.       Несмотря на сумерки, Геральт прекрасно видел голубые глаза напротив. Они смотрели на него с такой изумленной наивностью, что ему захотелось улыбнуться. Каштановая челка неряшливо-идеально спадала на высокий лоб, темные брови забавно изогнулись домиком.       Они стояли одни. Откуда-то издалека, словно из другой реальности, слышались приглушенные голоса попутчиков. Домики горели изнутри желтым радостным светом. Если бы на месте Лютика сейчас рядом с Геральтом стояла девушка, они бы уже давно целовались. Она бы точно так же взглянула на него исподлобья с немым вопросом, он бы наклонился, мягко ткнулся ей в губы. Она бы постепенно углубила поцелуй, хватаясь за его белые волосы. Он бы прижался к ней всем телом и…       Но перед ним неловко топтался на месте Лютик. В глазах сверкала чудаковатая нерешительность. У него было очень приятное, красивое лицо. И точно такая же фигура — широкие плечи, узкая талия. Геральт никогда бы себе в этом не признался, но он понимал его популярность у женщин. Лютик почему-то тоже не отводил взгляд. Между ними образовывалось странное напряжение, и Геральт ясно почувствовал, как начинает возбуждаться. В мыслях промелькнуло: «Возможно, если я сделаю это один раз, эта чертовщина исчезнет».       Лютик с каким-то восторженным ужасом почувствовал, как Геральт положил руки ему на талию (кожа наручей скользнула по ткани) и слегка сжал ее, поглаживая большими пальцами. Он непонимающе заморгал, не двигаясь и боясь спугнуть момент. Геральт притянул его чуть ближе. Лютик забыл, как дышать. И, в тот момент, когда в желтых глазах отчетливо отразилось желание, а лицо оказалось на пару сантиметров ближе, раздалось громкое: — Геральт! Они оба вздрогнули. Ведьмак резко опустил руки, его лицо стало равнодушным. Лютик сглотнул образовавшийся комок в горле, не в силах на чем-либо сосредоточиться. — Да? — переспросил Геральт. И, отворачиваясь от барда, обошел Яблоню, которая благородно защитила их от ненужных взглядов. — Пора двигаться, — сухо объявила Дрей. — Что сказал Радрифф? — Расскажу по дороге. Едем.       Лютик все еще завороженно стоял, словно прячась, за лошадью, сердце в груди колотилось так сильно, что его стук эхом отдавался в ушах. Его голова была опущена, а в глазах появился странный огонек. — Э-э-э-э? — свистнул ему Сладкоежка, уже с седла. — О чем задумался? Заколдовали, что ли?       Тот внезапно пришел в себя и послушно залез на Яблоню, медленно, неуверенно расплываясь в улыбке. Ощущения были двойственные: он будто совершенно не поверил в происходящее и одновременно мысленно прокручивал всю сцену от начала до конца.       Это было взаимно. Лютик не мог ошибиться и понять все превратно. Движение было слишком интимным. Если бы в их головах варился хмель, можно было бы скинуть на что-то другое. Но не сейчас, когда взгляд был трезв и ясен, а на его дне отражалось желание.       Полное осознание еще не пришло, но сердце отстукивало все тот же ритм, что и прежде. Кажется, даже стало жарче. Лютик чувствовал себя девицей, только-только познающей сексуальную жизнь: первый парень на деревне оказал ей знак внимания, и теперь ее щеки розовеют от приятного чувства, разливающегося по всему телу. Боже, как сильно он был влюблен! — Ну что там вам наболтал Радрифф? Сказал, что поездка отменяется, и пора собираться в обратный путь? Вы там так долго копались, что мы с Геральтом чуть не поцеловались, — неожиданно для себя выпалил Лютик и издал глупый смешок. Он словно опьянел. Благо, его правду приняли за шутку, а ведьмак промолчал. Дрей объяснила: — Король рассказывал о произошедших изменениях. Мы должны были предоставить подробный отчет о событиях и продвижении в Темерии. Так как на отряд Кацпера напали именно здесь, Радрифф требует провести расследование не только о том, куда должны были двигаться люди, но и кто или что стало причиной их исчезновения. — Ага, а это обязательный подпункт? Ну, мало ли, вдруг мы ничего не узнаем. Нас тут же повесят? Или кинут ногами вперед на артефакт? — не унимался Лютик. «Он. Тоже. Хочет. Меня». «Это не иллюзия… Это по-настоящему. Геральт хотел поцеловать меня».       Ему было плохо и хорошо одновременно. В голове не складывалось ни одного логичного предложения, поток мыслей шел какими-то смутными восклицаниями. И тут же вспомнился поцелуй, который был у него во сне, навеянным тем проклятым лесом. Его сладость, мягкость чужих губ, уверенность движений. — …поэтому не стоит беспокоиться. Разумеется, Лютик ничего не услышал. Он был слишком занят собственными мыслями. — У тебя наручи? Откуда? — раздался вкрадчивый голос Йеннифэр, и бард готов был поклясться, что ее брови поднялись. Геральт ехал впереди, поэтому Лютик его лица не видел. Слава богу. Но его голос звучал напыщенно спокойно и равнодушно. — Валялись на дороге. За шуткой скрывалось беспокойство. — Да ладно? — чародейка вдруг обернулась, пристально оглядев Лютика. — Не переживай, я тоже не собиралась тебе ничего дарить. Тот ядовито хмыкнул: — Я так понимаю, разговор с Радриффом был только предлогом, а сами вы устроили массивную слежку. Или оргию. Или все вместе. Что ж ладно, надеюсь, вы увидели все самое интересное. Он ненавидел свой язык. А еще ненавидел то, что спина Геральта заметно напряглась. — Если хотели заняться любовью, это не лучшее место и не лучшее время. Сейчас доедем до города, и там можно снять номер на двоих, — Йеннифэр говорила так холодно, будто собственное остроумие не приносило ей никакого удовольствия. — Хорошо, мамуль. Оплатишь нам гостиницу? — Обойдетесь. Геральт ради хорошего секса вынет из кармана последние гроши. — У-у-у-у… Слышал, Геральт? Советую на меня расщедриться.       Разговор шел куда-то не туда. Совершенно не туда. Дрей и Сладкоежка явно чувствовали себя неловко, не говоря уже о троих главных участниках беседы. Ведьмак, например, упорно делал вид, что его окружают лишь темные долины. Один Аллиот вполне наслаждался устроенным шоу, его взгляд нетерпеливо бегал между спинами. Лютик, несмотря на то что головой понимал необходимость тишины, слишком трепетал от счастливого безумия, чтобы останавливать себя от шуток.       Осознание наконец начало обволакивать его разум. Он никогда бы не подумал, что Геральт не против романтики со своим полом. Мягко говоря, тот не тянул на мужеложца. А говоря совсем откровенно, он был бы последним человеком в Неверленде, которого можно было бы в этом заподозрить. К тому же, Геральт, кажется, испытывал желание именно по отношению к Лютику. И это… Данное обстоятельство шокировало его до глубины души. Все происходящее больше походило на нелепую фантазию, чем на суровую реальность. «Может быть, я что-то не так понял?» «А что, по-твоему, он хотел сделать? По-дружески обнять?» «Тогда почему он… ничего не делал раньше? Почему сейчас? Почему в данный, самый неподходящий момент?» «Нужно поговорить с ним. Спросить прямо или хотя бы намекнуть. Иначе у меня взорвется мозг». «Почему теперь он делает вид, что ничего не произошло? Из-за посторонних? Или передумал? Или… я все же настолько сошел с ума, что действительно не так понял его намерения». «Святой господи боже». — …управлять лошадью. — Что? — тут же переспросил Лютик, часто моргая. — Я говорю, не забывай управлять своей Яблонькой. Задумчивость в седле не позволяй себе даже в крайних случаях. Если только ты не ведьмак, — усмехнулся Сладкоежка. — А, — плечи барда слегка расслабились. — Да. Затем весело добавил: — А может, я хочу стать ведьмаком? Поэтому тренирую реакцию. — Тогда из тебя хреновый ведьмак, — улыбнулся Сладкоежка. Лютик пожал плечами.

***

      Когда они добрались до ворот города, на дворе уже стояло начало ночи. Ваттвейр встретил их намного веселее безымянных деревень. Люди в нем во всю праздновали, уже издалека раздавались веселые пьяные выкрики и виднелись разожженные факелы. Лютик мгновенно вспомнил ярмарку, проходившую пару дней назад, и, сравнив ее с этим торжеством, понял, что то было детское веселье. Здесь День, а вернее Ночь Лунного Света бушевала на всю катушку: люди были наряжены в костюмы зверей, на лицах красовались блестящие карнавальные маски с утрированными эмоциями, сделанные из меди или папье-маше. Это зависело от богатства обладателя маски. Звуки из-под них раздавались приглушенно, но люди умудрялись каким-то образом кричать так звонко, что закладывало уши.       Разумеется, по всем улицам были развешаны светло-голубые ткани и флажки с изображением луны. Веселье здесь планировалось минимум до утра, поэтому многие до этого отоспались днём, чтобы случайно не уронить голову на руки в самый разгар торжества.       В воздухе пахло сладостями и чем-то жареным. Музыканты играли на дудках, скрипках и лютнях — кто-то в целях заработать пару золотых, кто-то для сердца и души. Лютик уже потирал руки, на секунду отбросив мысли о Геральте, которые не оставляли его уже третий час. Сладкоежка, ведущий лошадку за узду, вдруг крякнул: — Так-с. Ну я просто обязан поучаствовать в боях без правил. Каждый год участвую и каждый год выигрываю, когда меня ставят против какого-нибудь сраного карлика. — С великанами, значит, не справляешься? — тут же поддел его Аллиот. — Пойдём выйдем на бой, и посмотришь, — оскалился тот. — Никаких выпивок и праздников, — заявила Дрей. — Мы переночуем в гостинице и завтра утром отправимся дальше. Лютик всплеснул руками: — С меня хватит! Никаких развлечений, никаких праздников, никакой выпивки, никакой помощи! Я отказываюсь принимать в этом участие! Хотя бы не трогайте мое свободное ночное время, — он раздраженно прищурился. — Я собираюсь потанцевать и поиграть на лютне, которая, между прочим, уже стухла от скуки. И НИКТО МЕНЯ НЕ ОСТАНОВИТ. Сладкоежка дотянулся и восхищённо хлопнул его по плечу. — Парень дело говорит. Хотите — спите, а я завтра буду как огурчик, только при условии сегодняшнего праздника. Лютик широко улыбнулся. Хорошо, что хоть кто-то из этой компании его поддерживал. Дрей не успела ответить, потому как рядом раздалось громкое: — ДА НЕ ВИДЕЛ Я ТВОЮ СРАНУЮ КОЗУ!       Крик был настолько резким, что невольно привлек к себе внимание. Справа от них потихоньку собиралась небольшая толпа, люди с любопытством вытягивали шеи, чтобы послушать двух участников спора. Мгновенно забыв про все на свете, Лютик резко свернул к центру действия, другие нерешительно остановились. Оба спорщика были краснолюдами, что ничуть не удивило Лютика. — А где она тогда?! Розочка последний раз была с тобой! — утверждал тот, что был пониже ростом (казалось бы, куда уж ниже), с темной бородой и большой родинкой на щеке. Второй, с густыми бровями и такими же густыми патлами, свисающими до плеч (что было необычно для краснолюдов), раздраженно отмахнулся: — Черт возьми, я даже рад, что мы избавились от этой зверины. От нее шума и срача было больше, чем пользы. — КАК ТЫ СМЕЕШЬ ГОВОРИТЬ ТАКОЕ ПРО РОЗОЧКУ?! Голову готов дать на отсечение, что ты специально продал ее на рынке! ТОГДА НЕ ВРИ МНЕ В ГЛАЗА! — Послушай, идиот ты паршивый, нам надо готовиться к представлению, а не искать ненужную никому козу. Отвали от меня и иди репетируй свой выход. А еще лучше реши проблему с Волхвом. Но пройти ему не дали. Первый краснолюд вцепился ему в плечо и, стиснув зубы, пробормотал: — Ты же понимаешь, что без Розочки нас ждет провал. — Ты сумасшедший. Отвали, иначе оторву тебе руку. — Я не сдвинусь с места, пока не признаешься, что это ты от нее избавился. — Я ни от кого не избавлялся. Эта хренотень на ножках могла свалить в любом направлении еще час назад. — ЭТО ИЗ-ЗА ЕЕ ПРОПАЖИ НАЧАЛИСЬ ВСЕ БЕДЫ! — Отпусти. Мое. Плечо. — И ВИНОВАТ В ЭТОМ ТЫ! — Я считаю до трех… И тебе несдобровать, Молека. Толпа, предчувствуя вкус краснолюдской крови, развеселилась, зажужжала. Конечно, ведь драка во время праздника была уже настоящей традицией. Частью шоу. — МОЛЕКА?! — ахнул кто-то сзади, и Лютик с удивлением понял, что это голос Сладкоежки. Краснолюды этого, кажется, не услышали, продолжая напряженно пялиться друг другу в глаза. Видимо, испытывая на прочность. Сам Сладкоежка уже протиснулся сквозь людей (благо, их было немного) и выкрикнул еще раз: — Молека! Вит! Будь я проклят….! — А? — они оба в недоумении повернули головы и уставились на «источник шума». Потребовалась всего секунда, чтобы их взгляды засветились. Молека наконец отпустил рукав Вита и заорал во все горло: — Сладкоежка! СЛАДКОЕЖКА! Второй тихо, но радостно пробормотал: — Мать твою, какими судьбами…       Тот загоготал и бросился к ним, широко расставляя свои лапища, чтобы через мгновение крепко обнимать их обоих, сталкиваясь с ними головами. Народ, все еще взбудораженный неожиданным поворотом событий, оставался на месте, в душе надеясь на продолжение драки. Вит заметил это и недовольно оскалился: — На что уставились?! Расходитесь, дамы и господа. Встретимся на сцене.       В ответ прозвучало несколько едких словечек, и люди с разочарованием оставили их в покое, активно обсуждая вспыльчивый нрав краснолюдов. На месте осталась лишь прежняя компания и участники похода в никуда. Йеннифэр непонимающе переглянулась с Дрей. — Откуда ты в этом захолустье? И где твои ребятки? — Вит, устав от объятий, хлопнул по плечу Сладкоежку и начал оборачиваться, ища глазами «ребяток». Взгляд его на секунду остановился на чародейке. Затем на ведьмаке. Вернулся к товарищу. — Ну уж если для тебя Темерия захолустье… — возразил Молека. — Та я… У меня миссия. Важная, — Сладкоежка нетерпеливо облизнул губы. — Но на это сейчас наплевать. Мои ребятки со мной не пошли. Вон мои новые друзья, прошу любить и жаловать, как говорится. Хе-хе. Молека и Вит с подозрением уставились на незнакомцев. Лютик, будучи способным применить свое дружелюбие в любой ситуации, первым сделал шаг и задорно заулыбался: — Я Лютик. Вы наверняка слышали мои баллады. Не хочу хвастаться, конечно, но я весьма популярный поэт. — Маэстро Лютик?! — Молека раскрыл рот от изумления. — Так мы… Так мы какие-то ваши баллады, собственно, берем для пьес! Они великолепны, я вас очень уважаю. — Спасибо-спасибо… В каком плане берете? А как же авторские права? — Ну, я не… — Молека замялся, почесал темную бороду. Вит вдруг нахмурился так, что густые брови почти полностью скрыли глаза. Ткнул в Геральта, глядя на него исподлобья: — Это что, ведьмак? — По мне не видно? — тот скрестил руки. — Ясно. И как зовут тебя, исчадие ада? — Исчадие ада не желает называть свое имя. — Хах. Что ж, дело твое, беловолосый.       Молека, зная ответ, как послушный ученик, явно сдержал усилие произнести его вслух. Видимо, не хотел оказывать удовольствие Виту, с которым у них, кажется, сложились не лучшие отношения. Сладкоежка, заметив, что другие не торопятся знакомиться с его товарищами, быстро представил всех сам. А под конец показал на краснолюдов: — Они у нас бродячие актеры, — последнее слово он почему-то произнес с издевкой, но такой, будто за ней пряталось восхищение. — Примерно то же самое, что ты, Лютик, только у тебя, хе-хе, сольное выступление, а у них компанейские регулярные срачи. — И где вы познакомились? — полюбопытствовал бард. — Ну, мы… товарищи с детства. Просто пути-дорожки разошлись. Затем Сладкоежка обратился к Молеке: — Какая еще, нахер, Розочка? Радость от неожиданной встречи мгновенно сошла с интеллигентного лица, словно ее смели оттуда метлой. На месте ее появилась усталость. Ликующие выкрики вокруг усиливались, поэтому краснолюд повысил голос: — У нас с утра одни проблемы! Сначала, значит… Волхв наш захворал. Потом талисман пропал. Чуется мне, что не спектакль будет, а беда. — А чего с Волхвом-то? — Да… спину, говорит, ломит. Не может даже встать, лежит уже неделю. Мы его к лекарю отвезли сегодня утром. Пока не вернулся. Замены ему нет… — У нас с собой чародеи… Могли бы помочь, — в голосе Сладкоежки проявилась интонация торговца. — Откуда ж мы знали-то… А талисман наш, козочка наша, Розочка наша… Пропала. У нас есть традиция такая: везде с собой таскать козу. И выводить ее на сцену в начале или в конце спектакля. Она приносит нам удачу и успех. Вит закатил глаза. — И когда вы ее последний раз видели? — заинтересовался Лютик. — Часа два назад. Вот я этому идиоту ее отдал, а он ее потерял… — Молека с жалобой ткнул пальцем в ворчливого товарища. — Я за ней и не следил. Пусть это животное делает, что ему вздумается. — Из-за тебя одни проблемы! Лучше бы за Розочкой следил Капитан. — У него своих забот по горло. Твоя коза нахер никому не сдалась. — НЕПРАВДА! Только тебе на нее наплевать! Лютик поинтересовался, как к козе относятся другие актеры. Вит ничего не ответил, видимо, не желая провоцировать Молеку, а тот между тем резко просветлел и обвел всех горящими глазами. — Вы должны нам помочь. Когда в ответ прозвучала недоумевающая тишина, повторил еще раз: — Вы должны нам помочь. Пожалуйста. Сладкоежка, — он повернулся к нему, — ты ведь уже как-то участвовал в нашей постановке. Может, сможешь заменить Волхва? — Я?! Ты свихнулся? Я у вас мешок играл. Зерна, там, или что… — Яблок. — Яблок. И ты просишь меня заменить ВОЛХВА?! Да я в жизни так не сыграю. Причем, он-то профессионал, а я, выразимся мягко, хер с горы. — У нас больше нет вариантов… Тем более, в этой пьесе у него маленькая роль. Тебе надо будет только спеть и убежать от стражи. Больше ничего. — СПЕТЬ? Ты мой голос слышал вообще? Как будто кошка в трубу орет, бл…ть. — Ты себя недооцениваешь… Короче говоря, все, решено. Если ты настоящий друг, поможешь нам. — Э-э-э… Я не… Молека в это время обратился к остальным: — А вы… Я понимаю, вы люди занятые. Но нам нужна Розочка. Помогите ее найти. Она точно где-то в городе. Скорее всего, где съестное, она у нас любит…. — Пожрать. И обожрать, — Вит фыркнул. Молека проигнорировал его. — В общем, я лично вам заплачу, если доставите ее нам хотя бы к концу спектакля… К началу вряд ли успеете, мы уже через… — он вдруг запаниковал. — Е-мое, нам ведь полчаса осталось. Я пошел, всем удачи! Сцена… Там.       Он неопределенно махнул рукой куда-то позади себя. Вит пробурчал «наконец-то» и, схватив за плечо Сладкоежку, потянул его за собой. Тот еще, видимо, противился такому решению, но Лютик заметил, как выражение лица его стало довольным. — Лошадей мы можем у себя оставить, если доверите, — предложил Молека. — Получится так же, как с козой? — уточнил Геральт. — Нет-нет… Это было недоразумение. Мы очень ответственные краснолюды. Бард передал ему уздечку. Аллиот хмыкнул, но последовал его примеру. — Я иду в гостиницу. Завтра на рассвете встречаемся у ворот города, — сухо сказала Дрей, когда несколько взглядов обратилось к ней с немым вопросом. — Искать коз и развлекаться мне сегодня не хочется, — Йеннифэр кивнула эльфийке, и они обе без дальнейших рассуждений повели лошадей прочь от растерявшейся троицы. Лютик мгновенно почувствовал себя неловко, оказавшись почти наедине с Геральтом. Мучащие и одновременно радующие его мысли вернулись, рискуя не давать ему покоя еще пару часов. Аллиот несколько секунд бегал глазами от одного к другому. Затем спросил: — Так что, мы ищем козу или соблюдаем новое правило Дрей? — Ты ведь не хочешь ни того, ни другого, — со знанием дела ответил Геральт. — Верно. У меня есть третий вариант: разойтись и позаниматься своими делами.       Ведьмак кивнул. Лютик тоже. После неловкой паузы они почему-то одновременно двинулись в сторону площади. Около ярмарки с заваленными до неба прилавками народ успел освободить небольшое пространство для танцев, а впереди чуть поодаль стояла среднего размера деревянная сцена с подмостками. Ее явно построили совсем недавно, чисто на пару дней, и несколько краснолюдов бегали по ней туда-сюда, вытаскивая все больше декораций. Перед подмостками по традиции выставили деревянные ряды для зрителей. На них уже с нетерпением елозили несколько очень активных зрителей, обсуждая происходящее на сцене.       Троица шла молча, оглядываясь по сторонам. Геральт, конечно, не избегал взглядов Лютика, но вел себя достаточно отстраненно. Когда они дошли до танцующих пар, которым аккомпанировали веселые мелодии флейт и цимбал, они невольно остановились, любуясь девушкой в ярком восточном костюме. Та танцевала одна, приковывая к себе внимание публики, постепенно вокруг нее образовалось пространство. Ее темные длинные волосы прыгали по плечам каждый раз, когда она делала резкий поворот или двигала локтями.       Она была смуглой, словно жила под южным солнцем на протяжении нескольких лет, и легкий топ с юбкой подчеркивали ее отличие от прочих бледных лиц. На нее смотрели с осуждающим восхищением: здесь женщинам одеваться таким образом было неприлично, но она танцевала слишком красиво… К тому же, сегодня было некое подобие маскарада, поэтому девушка была вольна нацепить на себя хоть занавески.       Ее танец чем-то походил на восточный, она так же изящно двигала руками и плечами, пританцовывая на месте босыми ногами. Ночь становилась прохладной, несмотря на жар атмосферы, и Лютик невольно поежился, представив себя на ее месте. Восточная красавица изогнулась в странной позе, ее бедра задвигались в такт музыке. Затем трубадуры вдруг заиграли в более быстром темпе, и девушка, оббежав взглядом зрителей, выцепила из толпы какого-то парнишку, закрутившись около него в пламенном танце. «Видимо, она и музыканты заодно. Они слишком подстраиваются под ее ритм», — пролетело в мыслях Лютика. Аллиот наклонился к нему и прошептал: — Она, конечно, не в моем вкусе, но на нее приятно смотреть. — Да, очень красивая, — бард рассматривал ее благородные черты, нос с горбинкой и горящие карие глаза.       Он и не заметил, как они подошли ближе. Та, между тем, устав от нерасторопного парня, вытянула более взрослого мужчину, бусы на ее руках загремели, когда она потрясла кистями, соблазнительно обвив его ногами. Мужик оторопел, нерешительно поглядывая на жену, которая с угрозой нахмурилась, но не стала прерывать жаркий танец. После девушка оттолкнула его в сторону, обратно к супруге, и, в очередной раз обводя взглядом толпу, остановилась на ком-то рядом с Лютиком. Ему потребовалась секунда, чтобы понять — она выбрала себе целью Геральта. И, разумеется, он не ошибся.       Та грациозно вытянула ногу вперед, поставила ее сначала на носочек, затем на пятку, сделала так еще пару шагов, двигая бедрами. Потом прыжком кошки оказалась около ведьмака. Лютик и Аллиот невольно расступились. Она начала крутиться возле него, соблазнительно улыбаясь, затем, мягко положив руку на плечо, обошла Геральта и потерлась о его спину, будто ласковая кошка. Тот не двинулся с места, лишь приподнял бровь, пытаясь поймать взгляд красавицы. Некоторые люди перешептывались.       Лютик почувствовал непреодолимое желание уйти, а еще лучше оттолкнуть от ведьмака эту назойливую южанку, но разум, слава богу, был сильнее чувств. Поэтому ему пришлось лишь наблюдать за подобием приватного танца, пока музыка наконец не затихла и девушка не повисла на Геральте, изогнув спину. Грудь ее быстро вздымалась: танец был не из легких. Когда раздались аплодисменты, танцовщица резко отошла от ведьмака и объявила звонко с легким акцентом: — Милсдари, за то, что мы перенесли вас на восток, денег не берем. Берем только за то, чтобы вы вернулись обратно. Подайте, сколько не жалко! Просьба была не наглой, девушка — красивой, так что люди расщедрились, и в шляпу с пером полетели монеты. Аллиот махнул рукой: — Ну, посмотрели и хватит. Я лично пойду смотреть вон на ту драку. Может, даже сделаю ставку. Лютик тоже хотел побыстрее уйти от назойливой танцовщицы, поэтому охотно последовал за чародеем. Геральт не успел сделать и десяти шагов, как кто-то аккуратно тронул за его плечо. Он обернулся, сталкиваясь взглядом с брюнеткой, которая мягко улыбнулась ему и промурлыкала: — А ты почему не заплатил, ведьмак? Я думала, вы цените чужой труд. — Мало денег, — бросил ведьмак. — Я ведь тебе индивидуальный танец устроила… Думала, добром отплатишь. Аллиот незаметно закатил глаза и исчез в толпе. Лютик не выдержал: — Нам некогда, красотка. У тебя полно фанатов, вон у них деньги выпрашивай. Она даже не взглянула на него. Продолжила с детским любопытством разглядывать лицо со шрамами. — Хотя с такой мордашкой, как у тебя, можно обойтись без денег. — Хм. Мне кажется, ты слишком молода для такого. — Все на вид дают шестнадцать, а мне-то на самом деле двадцать семь лет. Не выгляжу таковой? — Нет, — честно признался Геральт. — Но в этом мы с тобой похожи. Я намного старше, чем ты думаешь. — Плевать. Даже если ты дряхлый старик. Ведьмак слабо улыбнулся. Лютику начинал надоедать бессмысленный разговор. — Там еще не вся толпа разошлась, иди, а то кучу денег потеряешь из-за «дряхлого старика», — намекнул он. Девушка наконец обратила на него внимание. С презрением фыркнула, затем поправила волосы, загремев бусами. Вновь с лаской взглянула на Геральта: — Меня Ирадой звать. Если захочешь поболтать, мы здесь целую ночь. Я вон в том шатре, — она показала на красное нечто, прячущееся по ту сторону торговых рядов.       Тот кивнул, и Лютик с облегчением предположил, что веселое знакомство на том и закончилось. Почему-то сейчас, когда Геральт так откровенно намекнул ему на взаимность, ревность сильнее забурлила в жилах.       Ирада задорно подмигнула и, больше не оборачиваясь к ведьмаку, завиляла бедрами прочь от неразлучной парочки. Как только они остались наедине, Лютик неловко прочистил горло и взглянул исподлобья на равнодушное лицо. Обсуждать дела любовные на данный момент было невозможно по причине того, что они находились в эпицентре гомона. К тому же, Геральт не выглядел как человек, настроенный на разговор такого рода. Хотя он в принципе не любил романтику. Поэтому все, что смог выдавить из себя оробевший бард, было: — Кхм… Что планируешь делать? Его взгляд невольно упал на чужие руки. Как он раньше не заметил, что Геральт уже снял наручи? С другой стороны, это было предсказуемо. — Планирую выпить пива. — О. Это… хорошо. Я… планирую выпить эля. Можем… спланировать… то есть, выпить вместе. — Да, — вдруг сухо согласился Геральт, и его ответ был настоящим подарком для растерявшегося Лютика. — Э… да.       Разговор подошел к логическому завершению, а они продолжали смотреть друг на друга с пустыми взглядами, понятия не имея, что делать дальше. Наконец, ведьмак решил взять на себя ответственность и молча обошел Лютика, направляясь к одному из прилавков с разливным пивом. Несчастный возлюбленный последовал за ним, в мыслях его царил необузданный хаос.       Со сцены затрубил горн. Видимо, начиналось представление: свободные места захлестнуло людской толпой. Декорации, среди которых Лютик разглядел нарисованные корабли и небольшую пристань, до верху загруженную мешками, одиноко ждали выхода актеров. Грянула музыка: веселая и дерзкая. Бард на секунду остановился, с интересом разглядывая ступени, ведущие к сцене. По ним, громко топая ногами, взбежали сразу несколько краснолюдов в пиратском одеянии, воинствующе крича. Что именно они орали, разобрать было довольно сложно, но кажется, это было и неважно. «Пираты» махали саблями, ревели, как звери, толкали друг друга и хохотали во всю глотку.       Такое зрелище магическим образом приковывало к себе внимание, поэтому скоро перед сценой яблоку негде стало упасть: другим любопытствующим приходилось топтаться около сидящих счастливчиков. Лютик упорно искал среди пиратов Сладкоежку, но попытки эти не увенчались успехом. Видимо, его звездный час еще не настал. — …НА АБОРТАЖ! — этот крик сложно было не услышать.       Дальше пошла какая-то неразбериха, драка, кто-то падал, ронял шляпы, визжал от боли или азарта, кусался, давил локтями, толкал, прыгал… Толпа с хищной жадностью наблюдала за происходящим хаосом. Интересную они решили взять тему для спектакля: пираты считались экзотикой, и им уж точно не посвящались пьесы. Лютик на секунду вспомнил про Геральта и обернулся; его напарник как в воду канул. Около прилавка с пивом в образовавшейся очереди не наблюдалось знакомой широкоплечей фигуры. — Ну, твою мать! — бард завертел головой, раздраженно прикусив губу.       Теперь у него было два варианта: идти смотреть шоу или искать кого-то из своих. Другие развлечения Лютика почему-то не заинтересовали. Аллиот, кажется, собирался делать ставки на кулачные бои, это казалось чем-то интересненьким. Мысленно представив себе карту ярмарки, Лютик пришел к выводу, что азартные игры находились ближе к концу прилавков. Логично, ведь после того, как ты расходился деньгами на всевозможную ерунду, тебе предлагали просадить последние копейки на еще больший бред. Как ни странно, многие соглашались. Особенно, если бои были не петушиными, а людскими: в наблюдении за тем, как пьяные мужики бьют друг другу морду, заключался своеобразный шарм. Забавно, что даже Аллиот не мог устоять перед соблазном полюбоваться на уличную драку. Хотя, учитывая обстановку на сцене, ее можно было посмотреть бесплатно.       Протискиваясь сквозь людей, буквально заполонивших все доступное пространство, Лютик медленно, но уверенно двигался в сторону предполагаемых боев. Сцена пропала из виду, и он понадеялся, что застанет Сладкоежку на пике его актерской «карьеры». Все-таки было интересно, имеются ли у краснолюда такие специфические способности: то, что он умело спародировал Геральта тогда в таверне и любил покривляться, еще ничего не значило.       Вместо кулачных боев Лютика ожидало другое развлечение: соревнование по стрельбе из лука. Это было более культурно и одновременно более уныло, несмотря на то что участники должны были стрелять с закрытыми глазами, а «уровней» было несколько. Единственный плюс — среди этого балагана стоял Аллиот, провожая хитрым взглядом очередного проигравшего участника с поникшей головой. Толпа уже разогрелась и выкрикивала то слова поддержки, то похабные ругательства. Кажется, тут творилось что-то интересное; люди не стали бы собираться просто так, ради цивилизованного мероприятия. — Кто-то поспорил, да? — Лютик сделал единственный логичный вывод, адресовав его чародею. — Еще лучше: это сделал какой-то пьяный чиновник и его такой же пьяный недруг. Может, соперник из «конкурирующей фирмы». Без понятия. Но они сейчас устроят балаган. — Только не говори, что… — Я поставил 10 золотых на худощавого шута. — Зачем?! — Потому что это весело. Зачем еще?       С этим Лютик не мог не согласиться. Сейчас на «арену» выходил пухляш с ямочками на щеках и огромными синяками под глазами. Он не тянул на человека, умеющего управляться с оружием. Судить было пока рано, но Лютик уже решил, что победа Аллиоту обеспечена.       Земля перед ними была разделена на три линии, располагающихся на приличном расстоянии друг от друга. На каждом участке лежало что-то вроде большой круглой мишени. «Ведущий», гном почти со сказочным носом-крючком, держал наготове черную повязку. Сам он стоял на вежливо подставленной табуретке и, когда пухляк неловко замялся на месте, громко объяснил: — Напоминаю правила: желающий с закрытыми глазами должен выстрелить из лука и попасть в одну из мишеней. Если участник попадает в землю на первом участке, и стрела не отлетает в сторону, он получает одно очко. Если в мишень, то три. Соответственно, на втором участке, земля стоит два очка, мишень шесть. На третьем, земля стоит три очка, мишень девять. Если участнику удается попасть в центр на любом из участков, он получает двадцать очков. За жульничество сразу удаляю с соревнования. На все про все дается три попытки.       Лютик никогда в жизни не слышал столь приятного и тонкого голоса у гнома, такое чувство, что он лишь открывал рот, а за него говорил какой-то очаровательный немножко смазливый красавчик. Гном кивнул и торжественно завязал повязку пухляка, который стоял, сильно пошатываясь то ли от нервов, то ли от выпитого алкоголя. Лютик про себя посмеялся, насколько не сочеталась складывающаяся картина: гном выглядел слишком серьезно для такого рода мероприятия. В руки пухляку всунули лук и стрелу, развернули к «полю». Аллиот шепнул барду: — Я удивлюсь, если он попадет. — Я ничему не удивлюсь. Хотя… если он сделает сальто назад и попадет в мишень… Пухляк дрожащей рукой натянул тетиву, направляя оружие куда-то вниз. Лютик хмыкнул. Стрела полетела в землю, противно затрещав, отскочила и улетела в сторону. — Ноль очков, — покачал головой гном.       Аллиот вздохнул с умиляющейся насмешкой на лице, как обычно улыбается человек, который точно знает, что победит. Точно такое же выражение было и у худощавого соперника. Пухляк встряхнул головой, словно прислушиваясь к пространству вокруг себя, затем закусил губу и, сильно натянув тетиву во второй раз, прицелился выше, колени его заметно дрожали. Видимо, он прилагал все усилия, чтобы алкоголь не помешал ему выиграть. Стрела, просвистев в воздухе, врезалась в землю на втором участке. Толпа ободряюще загудела. — Два очка. — Ого, ну, видимо, он хоть что-то умеет, — Лютик почувствовал непонятную гордость за беднягу.       Чародей пожал плечами. Пухляш вдохнул, выдохнул, собрался с мыслями, давая немного отдохнуть рукам, которые он поочередно отер о темно-зеленые штаны. По его лицу градом катился пот. — ДАВАЙ, ЧЕГО ЗАМЕР! СТРЕЛЯЙ УЖЕ! — раздались нетерпеливые выкрики народа.       Тот наклонил голову вбок, губы его были плотно сжаты. Потом все-таки решился, натянул тетиву и без промедления выстрелил. Его лицо выражало пустое «будь что будет» с крохотной толикой надежды. Толпа взорвалась восхищением, когда стрела проткнула мишень на том же втором участке. — Двадцать очков! — выкрикнул гном, стараясь заглушить рев публики. Пухляк побыстрее снял повязку с глаз, неуверенно и пьяно ухмыляясь. Он сам, кажется, не верил в то, что сделал. — Итого: двадцать плюс два. Двадцать два очка, — подытожил «ведущий» и самолично зааплодировал еле бредущему лучнику.       Тот внезапно поклонился до пола, чуть не упал и, держась за чужое подставленное плечо, встал рядом с худощавым соперником. Победа опьянила его еще сильнее, чем алкоголь. На врага он смотрел с ангельским милосердием. — Неплохо для него. Кто он там… Торговец? На вид как торговец, — Лютик опустил руки, когда аплодисменты утихли.       Худощавый подошел к гному и смиренно подставил голову, чтобы тот завязал ему глаза. Он не выглядел пьяным, наоборот, очень трезвым. Как только веревка была затянута, худощавый вскрикнул и потянулся к глазу. Гном с удивлением спросил, что случилось, и тот объяснил, запинаясь: — Старая рана. — Неплохо, неплохо, — Аллиот выглядел довольным. — А? — Ты не заметил? На лице Лютика отразился знак вопроса. Аллиот вздохнул: — Он подставил руку, чтобы ослабить повязку. Теперь, если напрячь зрение и смотреть под нужным ракурсом… будет видно, что творится вокруг. — Понятно. Ты был в курсе, что этот будет жульничать.       Загадочная улыбка. Между тем худощавый натянул тетиву и спокойно выстрелил вверх. Траектория у стрелы была немного странная: она будто бы слегка поменяла направление, оказавшись около земли. Врезалась в центр мишени на третьем уровне. Толпа взревела от восторга, пухляк тревожно покраснел. — Двадцать очков! — неуверенно объявил гном. — Как он это сделал? — Лютик моргал, не понимая, где его обвели вокруг пальца.       Худощавый выстрелил второй раз, еще более развязно и легкомысленно, но стрела теперь отлетела от земли. С руками все было в порядке. Аллиот, будто учитель, довольно закивал своему любимцу. Напрягшийся ведущий вдруг расслабился: — Ноль очков. Последняя попытка.       Худощавый натянул тетиву, приковывая к себе внимание десятков жадных глаз. Время будто замерло, ведь решалась судьба всего поединка. Особенно пристально смотрел пухляк, его руки подрагивали от напряжения. Стрела вновь пошла по странному направлению, вильнула в сторону и оказалась посередине мишени на первом уровне. Воздух взорвался от изумленных вскриков, в то время как худощавый довольно ухмыльнулся, даже не услышав результат. — Двадцать очков. Итого: сорок, — растерялся гном. — Поздравляю. Э-э-э… Победитель торжественно сорвал с себя повязку, уже протягивая тощую руку для того, чтобы получить свою долю богатства. Ему вручили плотно набитый мешочек, и худощавый подошел к убитому от разочарования сопернику. Толкнул его в полную грудь, хмыкнул: — Со мной не стоит спорить.       Лютик смотрел на происходящее с отвисшей челюстью. Аллиот со спокойствием получил свой выигрыш. Когда к гному подошли следующие участники, чародей быстро скрылся в толпе, за ним почему-то прошмыгнул худощавый, загадочно озираясь по сторонам. Лютик ради интереса последовал за ними, но, разумеется, пропустил все самое увлекательное. Заметил только спешащего куда-то в сторону худощавого и Аллиота, который убирал в карман монеты. До барда наконец дошло. — Ясно, вы с ним заключили сделку. Оригинально. Чародей ухмыльнулся: — Ему жульничать запрещено. Мне — нет. — Ну ты… наглец, — восхищенно пробормотал Лютик. — Возможно. — Получил двойной приз. А зачем он тогда повязку ослаблял? — Чтобы выстрелил нормально. Стрела же не может полететь вниз, а затем резко вверх. Нельзя было вызывать подозрений.  — Браво, бис. Погоди-ка. Он же еще не ушел… — лицо его просветлело. Лютик нагнал худощавого жулика уже у прилавка с деревянными поделками, поймал за плечо. Тот обернулся, во взгляде на секунду промелькнул ужас. Но внешний вид барда никогда никого не пугал, поэтому человек расслабился и грубо спросил: — Чего надо? — А я знаю, что ты сделал… — промурчал бард, ласково разглядывая чужое лицо. — Я видел, как ты колдовал. — Что ты несешь? — Думаешь, незаметно было? Мой товарищ это подтвердит, если… на всякий случай хочешь второго свидетеля. Я прямо сейчас могу вернуться и сказать про тебя всему народу. А мне поверят, уж будь уверен. Учитывая то, что ты вроде как местный, тебя, мой дорогой, найдут даже под столом самой пропитой таверны. Поэтому давай не будем все усложнять… Я всего лишь прошу пару золотых. За способность сдержать свой болтливый язычок. На его удивление худощавый действительно не собирался ничего усложнять. — Сколько? — Пятнадцать. И я закрываю рот на замок. — Многовато. Так мне самому ничего не достанется. — В противном случае тебе достанется синяк под глазом, — пропел Лютик. — Как же вы все достали… На. Подавись, собака ты сутулая. Бард вернулся к Аллиоту с широченной улыбкой, потрясая в руке звенящими монетами. Тот с изумлением, а затем и уважением кивнул: — Решил тоже отыграться, Лютик? — Он все равно жульничал. Пусть осознает последствия. Мне деньги лишними не будут. — Честно говоря, одновременно ожидал и не ожидал. А ты проворный. — Да, язычком я везде хорошо работаю, — бард подмигнул и звонко рассмеялся.

***

      Представление уже близилось к концу. Они так и не столкнулись с Геральтом, который просто исчез, будто его и не существовало на свете. Лютик во всю флиртовал с красотками, одетыми в морских цариц (или кем они там были, хрен разберешь). Они обе узнали его, поэтому их раскрасневшиеся от жары лица расплывались в улыбках, и бард невольно поглядывал на их пухлые красные губы. Он сам не знал, зачем начал этот нелепый разговорчик, учитывая то, что буквально пару часов назад узнал о кажетсявозможновзаимности Геральта из Ривии. Это было уже привычкой — флиртовать с первой встречной симпатяжечкой. С Аллиотом они разошлись сразу после тех странных кулачных боев, потому что Лютик каким-то чудом потерял его из вида.       Он не особо расстроился: теперь его окружали две великолепные мадемуазели, коих Лютик щедро угостил теплым эльфийским элем. Он наигрывал смешную и очень пошлую песенку про старика Огоза, любящего подсматривать за дамочками в общественных банях. Новые знакомые хихикали и ахали на некоторых моментах, с укором шлепая его по рукам. Лютик ухмылялся.       Они обе явно были не только сестрами, но еще и знатного происхождения, потому что нити в костюмах блестели позолотой, пышные рукава были покрыты пухом в виде морской пены. Под раскрашенными синими масками блестели глазки. Лютику приносило немало удовольствия, когда ему удавалось очаровывать богатеньких капризных красоток. — Боже мой, что там творится? Я даже пожалела, что мы не остались смотреть всю пьесу целиком, — одна из девушек изящно показала рукой барду за спину.       Лютик обернулся, посмотрев на сцену. Как раз вовремя. На ней наконец-то появился Сладкоежка, которого Лютик сразу отличил по его хрипящему басу. Так как он понятия не имел, в чем состоит сюжет, то немного удивился быстро состряпанным декорациям: Сладкоежка стоял в зале суда. На него косились какие-то «вельможи», а еще он был окружен стражей. — …как подсудимому, будучи обвиненным в воровстве, предоставляется слово. — Да с хрена ли я знаю? Я ж ничего не видел, — рявкнул краснолюд. На нем висела рваная одежда с кучей дырок. — Вы ничего не видели? — удивился судья. — Я делом занимался. — Каким делом? — Ну… Дальше пошла странная пиратская песня про греблю одной рукой и бурлящее море, Сладкоежка начал приплясывать на одном месте, разогревая скучающих зрителей. Играл и пел он, кстати говоря, очень неплохо для непрофессионала. — Ну я не думаю, что мы пропустили много интересного, — признался Лютик. — РОЗОЧКА!       Чуть опустив взгляд на площадь, он столкнулся с обезумевшим от счастья темнобородым краснолюдом. Молека протягивал дрожащие руки куда-то вперед, и Лютик, проследив за его взглядом, заметил несчастную козу, которая умиротворенно стояла около овощного прилавка, дразняще виляя задом. Она еще не увидела «охотника». Зато «охотник» увидел Лютика и тут же стремительно бросился к нему с облегчением в глазах. Бард понадеялся, что тот примет его за кого-то другого и демонстративно отвернулся к ничего не подозревающим дамочкам. Его надеждам не суждено было сбыться, Молека схватил его за плечо и перешел на яростный шепот: — Как хорошо, что ты тут оказался! Там… моя коза. Помоги мне ее поймать… Я один не смогу. Она убежит. — Не-не-не-не-не… — бард замахал руками, продолжая стоять к нему спиной. — Мне оно не надо, я не ловец коз. Ты сам как-нибудь справишься. — Пожалуйста… — прошипел Молека. И откуда он тут только взялся? Лютик раздраженно перебирал в голове все варианты отсутствия актера на сцене. Или он актером-то и не был? Так, бродил с ними за компанию, выращивал зверье. — Нет. Не видишь, я занят? — Лютик игнорировал несчастного краснолюда, которому из-за своего роста приходилось унижаться и трепать его за рукава. Одна из девушек, в более облегающем синем наряде, мягко улыбнулась: — Может, поможете ему, маэстро Лютик? Вы же нам рассказывали про свои подвиги. Совершите еще один ради нас. — Ловля козы считается подвигом? — изумился бард. Сестры переглянулись. Скрыли рвущийся наружу смешок. — Конечно. Ведь вы так поможете человеку в беде. Молека, услышав, что за него вступились, яростно закивал: — А я в беде. Даже не я, а Розочка. Сложно тебе что ли? Ты мне только помоги поймать, дальше я сам… Между прочим, ты не лучший вариант. Будь тут ведьмак, я бы его попросил, но… только ты рядом оказался. Маэстро Лютик.       Кажется, былое уважение к поэту как ветром сдуло. Лютик немного подумал и нерешительно оглядел синие маски напротив. Он невероятно устал от всей этой возни, а учитывая то, что было неясно, когда окончится их веселая поездка… Лютик решил, что будет стоять на своем. Обернувшись к уже обрадовавшемуся Молеке, он виновато поджал губы: — Прости. Я правда не хочу гоняться за козами. Тот разочарованно вздохнул, но почему-то сразу отстал и решительно направился к лежащим на прилавке мешкам. Бард закатил глаза, возвращаясь к разговору с девушками. — А где, кстати говоря, столь известный нам всем ведьмак? И его чародейка? — поинтересовалась мадемуазель с более светлым нарядом. — Они где-то тут. Не уверен, что вам удастся их найти. Они со мной решили поиграть в прятки, куда уж посторонним с ними равняться… — Святые небеса. Сам Геральт из Ривии у нас в городе! Такая честь… А что вы забыли в такой глуши? Лютик тактично промолчал, что заметил одну особенность маленьких городов. Их жители обожали применять к ним такие названия как «глушь», «у черта на куличиках», «темнота» и т.д. и т.п. — Ну, как. Мы с Геральтом путешествуем, а Йеннифэр оказалась тут по своим делам… чародейским. Случайно и столкнулись, — бард сделал загадочный жест. — Предназначение — штука серьезная. — Ох, конечно. Я как раз хотела спроси…       Сзади раздалось такое громкое «МЕ-Е-Е-Е», что Лютик подпрыгнул от неожиданности, разворачиваясь всем корпусом к источнику ужасного звука. Кажется, попытка Молеки окончилась провалом: коза с мешком на голове, мотая рогами из стороны в сторону, пронеслась мимо испуганных людей и скрылась в неизвестном направлении. Краснолюд с истошным криком пронесся вслед за ней. Со сцены очень вовремя раздалось: — СТРАЖА! СТРАЖА! ПОРЯДОК В ЗАЛЕ СУДА! СТРАЖА! Сладкоежка вместе с другими пиратами разносил все декорации под веселую музыку. Творился хаос. Лютик изобразил страдание на лице. — Так вот, — настойчиво повторила более разговорчивая девушка. — Как вы считаете, ваша встреча с Геральтом считается Предназначением или это всего лишь совпадение? И вообще… Если это не секрет. Как вы с ним познакомились? — Ох, это столь длинная и столь увлекательная история, что я обязательно должен написать балладу на эту тему. Все время забываю. Но если хотите знать, я его спас. В метафорическом смысле. — Спасли? От чего? — восхищенно пробормотала вторая сестричка. — Понимаете, — с лица Лютика не сходило томное выражение. — Геральт в тот момент очень сильно нуждался в друге… Соратнике. Поддержке. И я спас его от одиночества, которое тяжелым грузом легло на него еще в раннем возрасте. Я спас его от боли. Ненужных страданий. И изолированности от внешнего мира. — МЕ-Е-Е!!! — раздалось где-то вдалеке. — Это так замечательно. Геральту очень повезло с таким другом, как вы. — Жаль, что он этого не ценит, — вздохнул бард.       В голове неконтролируемо мелькнула картинка поцелуя. Он должен был найти его хотя бы в гостинице. Геральт же планировал спать сегодня? Возможно, он уже утопал к себе в номер, поэтому Лютик и не мог найти его на ярмарке. Да, это звучало логично. Бард решил, что отправится туда сразу после того, как закончится пьеса, из уважения к Сладкоежке, на которого он, кстати, уже и не смотрел. — Вам нравится наш город? — Да, весьма. Я уже был здесь, лет… пять назад. Может, даже больше. Тут многое поменялось. Появилось больше красоток, — Лютик недвусмысленно оглядел их обеих. Они рассмеялись. — А вы слышали о конце света? Наверняка, слышали. Даже до нас эта легенда дошла… — сказала девушка в темно-синем платье. — Вот именно, что легенда. Ничего большего. Ничегошеньки. Эти слухи… ошибаются, ничего на самом деле не происходит, — заверил их Лютик, но в его груди огоньком зажглась тревога. — Я тоже так считаю, — неуверенно ответила собеседница. — Просто становится страшно от одной мысли, что в какой-то момент может все исчезнуть. Да и в мире действительно столько проблем… На севере Темерии, например, появилась какая-то страшная болезнь. Уж не знаю, какие у нее симптомы, но надеюсь, что до нас она не доберется. Советую вам туда в ближайшее время не ездить. — Болезнь? На севере Темерии? — ужаснулся Лютик, осознавая, куда они сейчас направляются. — Да. Но они должны же принять какие-то меры! — А слышали ли вы о неизвестных монстрах, которые высасывают души? — вдруг снова вступила в разговор девушка в светло-голубом платье. — …высасывают души? — эхом повторил Лютик. — Предсказывают резкие смены погоды в ближайшие недели. То заморозки, то жара. — Смены погоды?..       Сзади раздался страшный шум и треск. Кто-то закричал. Когда бард обернулся, на сцене творилось что-то невообразимое: на нее упали деревянные подмостки, сверху на них лежала и визжала коза, уже без мешка на голове, Молека вместе с другими краснолюдами отбегали от образовавшейся трещины в полу. Благо, сама пьеса-то уже закончилась, и актеры только-только вышли кланяться ликующим зрителям. Что ж. Зато получился необычный финал, под стать пиратской непредсказуемой жизни. Да и коза прибыла на удачу как раз вовремя, под самый конец представления.

***

      В гостинице Геральта не оказалось. Зато там Лютик нашел Аллиота, который уже ушел на покой в номер. Разумным вариантом было сделать так же, но бард не хотел сдаваться — ему не терпелось поговорить с Геральтом, и он понимал, что иначе его ждет бессонная ночь с десятым пересмотром того самого момента.       Обойдя уже заметно опустевшую площадь, Лютик в отчаянии остановился в начале ярмарки. В мыслях отчетливо прозвучало «если захочешь поболтать, мы здесь целую ночь». Возможно, Геральт от нечего делать действительно пошел к той восточной красавице? Или она «нечаянно» выцепила его из толпы, привела к себе в шатер? Попытка не пытка, как говорится. Лютик решил заглянуть в южный уголок праздника.       Около двух небольших шатров сидели те самые музыканты, которые видоизменяли мелодию, подстраивая ее под танцовщицу. Они действительно работали вместе. Бард почувствовал себя неловко, будто вторгаясь на чужую территорию. Он оправил кафтан, нерешительно остановился. Музыканты, лениво переговаривавшиеся меж собой, потягивая дым из трубок, мгновенно уставились на незнакомца. — Я… Э-э-э… Приветик, — салютовал Лютик. — Тебе чего-то надо? — перешел к делу флейтист. — Да, я… В общем, очень странный вопрос. Но. Вы не видели тут ведьмака? Желтые глаза, белые волосы. И вид такой, будто он тебя убьет не задумываясь. Музыканты переглянулись, вдруг прыснули в кулаки. Тот, что с лютней, криво улыбнулся: — А тебе он зачем? Мне кажется, его не стоит беспокоить. — Да, точно не сейчас. Подойди через… — флейтист начал демонстративно считать на пальцах, обратился к остальным: — Как думаете, сколько ему хватит? — Да они уже два часа там сидят. Час, дай бог, покувыркались. Да, давай через минут двадцать. А лучше утром, если им вдруг захочется пойти по второму кругу. Лютик поднял брови, хотя сам уже прекрасно понял, о чем они говорили. Что-то в груди тяжело упало на самое дно. Внешне он выглядел так наивно-растерянно, что лютнист фыркнул: — Твой ведьмак и наша подружка обрели друг друга в пучинах страсти и любви. Так будет понятно? Если менее музыкально, они трахаются. — Сейчас они чего-то там затихли. Так бы услышал все, что надо.       Лицо Лютика дернулось. В голове несколько мгновений не пролетало ни одной разумной мысли. Лишь пара вопросов: «тогда зачем?», «почему?» и «как?». Музыканты, посмеиваясь, разглядывали его, как зверушку напоказ. Затем случилось нечто странное. Бард, под влиянием сильных эмоций, которые накатили на него, как огромная страшная волна, вдруг обошел первый шатер и решительно направился ко второму, красному, кулаки его были чуть сжаты. — Э-э-э-э, ты куда? — раздалось ему вслед.       Остановился он перед уже входом в шатер. Ему так хотелось приоткрыть мягкую ткань, заглянуть, столкнуться взглядом с Геральтом, просто посмотреть на него, выражая этим все непонимание происходящего. Спросить. И молча уйти. Но теперь, когда Лютик представил и прокрутил всю сцену у себя в голове, это показалось очень глупо, не в меру драматично. И слишком по-лютиковски. Поэтому он изо всей силы вдохнул в себя жаркий ночной воздух, раздувая ноздри, и губы его дрогнули. Еле сдержав себя от столь необдуманного поступка, Лютик пошел прочь, низко опустив голову. Музыканты долго провожали его спину удивленными взглядами.       Он не помнил, как добрался до гостиницы; ноги сами несли его так быстро, что Лютик почти бежал, не смотря по сторонам. Обида добралась уже до самого горла, образовывая там плотный черный комок. Руки были словно наэлектризованы. Факт того, что с ним «поиграл» не кто иной, как Геральт, пугал его, бесил и одновременно делал ему больно. Лютик искренне не понимал, что произошло и что он лично сделал не так. И была ли тут вообще его вина.       Он попытался разложить все по фактам. Геральт пытался поцеловать его, в романтическом плане. Соответственно намекнул на желание близости и взаимности. Затем он резко стал равнодушен, по предположению Лютика, чтобы другие не узнали о произошедшем. Потом он исчез с ярмарки и ушел к восточной красавице. Первой встречной. Чтобы позаниматься с ней любовью. Между тремя событиями не было никакой связи, они будто бы происходили в разное время, в разных вселенных, и теперь бард должен был сложить весь паззл. У него не получалось.       «Зачем он хотел поцеловать меня? Потому что откуда-то узнал про мою влюбленность? И таким образом показал, что ему противна одна мысль об этом? Тогда понятно, почему он пошел к девушке. Знал, что я буду его искать, и в конечном итоге приду к шатру… Но это было бы слишком жестоко со стороны Геральта. Он бы не стал так делать. В его стиле было бы старательно игнорировать любые мои намеки и жить так дальше, а если бы я все-таки признался ему, он мягко бы отказал… Но. Но тогда зачем недопоцелуй?»       Голова кружилась от такого количества логичных вопросов, и Лютик чувствовал, как его тело начинает пробивать мелкая дрожь, а на грудь давит камень негодования. — Почему я вообще надеялся на взаимность? — он нечаянно спросил это вслух и стиснул зубы.       Войдя в гостиницу и забрав свой металлический ключик, бард вдруг сбавил темп и поплелся по лестнице, разрываясь от внутренних противоречий. Когда со стеснительным вздохом перед ним распахнулась дверь, Аллиот удивленно и бодро оглядел его с ног до головы. — Лютик? Что-то случилось?       Тот нерешительно смотрел на него несколько долгих секунд, затем резко подался вперед и, держа его за строгое лицо, впился ему в губы, зажмуриваясь, как от яркого света. Ошарашенный чародей замер, будто в него с небес ударила молния. Потом вдруг оторвался от губ барда, сделал шаг назад. Лютик сразу же растерялся еще больше, забормотал, виновато опуская голову: — Прости, Аллиот.       Его схватили за грудки и затащили в комнату. Дверь захлопнулась на защелку. Чародей вновь оказался ближе некуда, нависая над потерянным бардом. В сумерках комнаты его синие глаза почему-то сверкали ярче звезд, черные волосы благородной гривой лежали на плечах. В дрожащем от напряжения воздухе прозвучал бархатный вежливый голос: — Ты же понимаешь, что это ничего не значит. — Я знаю. — Почему именно сейчас?       Лютик промолчал. Как можно было сказать Аллиоту о том, что ему надоело надеяться? Что у самого Лютика создавалось ощущение, что, находясь рядом с Геральтом, он будто хранит ему свою верность? Зачем? Ощутив небывалый прилив смелости, когда ему дали официальное разрешение на безумство, он потянул Аллиота на себя, вновь поцеловал, страстно, сильно, руками зарылся в чужие густые волосы, блуждая по ним хаотичными отчаянными движениями. Он цеплялся за него, как за последнюю надежду, здесь не было искренних чувств, лишь боль и желание отомстить самому себе. Чародей, будто догадавшись, позволил ему углубить поцелуй, и ощущение горячей влаги окончательно свело Лютика с ума. Он требовательно толкнулся бедрами вперед. От черных волос пахло ванилью и чем-то до безумия сладким. Аллиот осторожно, будто боясь отпугнуть барда, положил руки ему на плечи, поглаживая большими пальцами подбородок и щеки.       Как же странно выглядит поцелуй: Лютик обуздан безумием, Аллиот подчиняется ему, словно принимая огонь в груди партнера. Все происходит молча, в темноте, ведь шторы в комнате плотно закрыты, и на полу отражается слабая полоска света. Лютик почти не видит чужого лица, как слепой, идет напролом, наобум, наугад. Языки их переплетаются в каком-то диком танце, и он почти не ощущает этого, сосредотачиваясь лишь на приятном тяжелом чувстве внизу живота, которое начинает становиться отчетливее, сильнее с каждым новым вздохом.       Лютик желает большего прямо сейчас, как можно скорее, словно боясь упустить некую отправную точку. Его руки на секунду останавливаются, он вдруг подталкивает Аллиота к кровати, пальцы нервно развязывают узел на штанах, дрожа от напряжения. Без лишних ласк. Грубо. Не так, как он делал обычно. Ему всегда нравился предварительный процесс, беспорядочные поцелуи в ключицы, шею, живот, чтобы тело прожигала щекотка, а член приятно ныл, требуя прекратить мучения. Теперь же Лютик похож скорее на насильника, чем на любовника — быстро, рвано, мстительно. Приспустив свои штаны, он принимается за чужие.       Аллиот, который ранее послушно не проявлял инициативы, словно раздумывая над всей этой историей, вдруг разворачивается на живот, мягко хватает руки Лютика. В темноте черты его строгого лица кажутся спокойнее, чем обычно. — Нет. Поверь, сейчас тебе нужно не это. Позволь мне. Лютик непонимающе склоняет голову: — О чем ты говоришь? Я что-то не так делаю?       Аллиот ничего не отвечает, лишь мягко тянет его на себя. Когда тот со смирением падает на кровать рядом с ним, ложась на спину, чародей настойчиво шепчет, наклоняясь прямо к уху и щекоча его прядью черных волос: — Устраивайся поудобнее.       Ласка в голосе пробирает до дрожи. Он нежно обхватывает пальцами его ствол, слегка проводит подушечкой большого пальца туда-сюда, лишь легонько поглаживая плоть. Лютик ахает, чуть приподнимаясь, возбуждение заметно усиливается, но не только из-за ощущений. Перед глазами невольно возникает образ Геральта, и бард, не контролируя это, подставляет его вместо Аллиота. Благо, сумерки позволяют размыть отличие между двумя широкоплечими фигурами.       Между тем Аллиот вдруг убирает руку, тянется к столику и достает оттуда какой-то крем, смазывая им пальцы. Эта быстрая пауза чуть не сводит с ума Лютика, и он разочарованно стонет, требуя продолжения и подаваясь вперед. Аллиот снова сжимает член, на этот раз сильнее, крепче, начинает медленно двигаться, чуть надавливая в определенных местах. Картинка Геральта никуда не уходит, и Лютик, ненавидя себя и ее одновременно, упорно сосредотачивается на темном силуэте чародея, его плечах и мышцах, чтобы найти в них что-то цепляющее. Он бесспорно красив. Но он не чертов Геральт. В душе барда начинают разжигаться обида и раздражение. Аллиот, не прекращая движение, бормочет настойчиво: — Ни о чем не думай. Сосредоточься на ощущениях.       Как будто Лютик никогда до этого не занимался сексом. Как будто он новичок-девственник, которого нужно учить и вводить в курс дела. Но Лютик слушается его, решая, что если воображение хочет видеть Геральта, он не будет его останавливать. Теперь все становится проще. Движения Аллиота становятся все быстрее, Лютик откидывает голову назад, даже не пытаясь сдерживать стоны, которые становятся громкими и отчетливыми. Ощущения невыносимо приятные, они нарастают, идут вверх, член тяжелеет, пульсирует, Лютик сжимает одеяло, закрывая глаза. Может, это было хорошей идеей. Может, секс вышел бы слишком беспорядочным и тупым, из-за рассеянности Лютика. Теперь же, когда «заботой» занимается Аллиот, Лютик может расслабиться и самостоятельно окунуться в мир наслаждения.       Спустя несколько секунд член становится каменным. В какой-то момент рука чародея останавливается, лежит на пульсирующей плоти, почти с издевкой. Синие глаза сверкают во мраке, внимательно изучая выражение лица Лютика. Тот чуть не давится воздухом, прикусывая губу от неожиданности и словно всхлипывая, ведь эта пауза невыносимее первой, и он тянется собственной рукой к члену, чтобы облегчить страдания. Но ему не дают этого сделать. Аллиот вновь принимается за дело. — Тебе хорошо? — задает он нелепый вопрос. — Да, а-а-х, да… — Лютик не может говорить. — Скажи, что тебе хорошо. Знаю, как это звучит. Доверься. Скажи вслух. — М…мне… м-м-м… хоро… хорошо.       Фраза действует, как удар электричества — член становится до смешного твердым, разгоряченным, и он пульсирует почти болезненно. Ощущения доходят до предела, Лютик чувствует, что он уже близок к завершению, стоя одной ногой на последней ступени. Ему кажется, что если Аллиот сделает третью паузу, он не выдержит и просто закричит. Перед ним все еще лицо Геральта, его сводящие с ума скулы, его накаченное крепкое тело, его манящий томный взгляд. — Я… я сейчас… — буквально выдавливает из себя Лютик.       Для чародея это не звучит как новость. Он вдруг залезает сверху, склоняет голову, заглатывая член. Продолжает с каждым рывком вбирать в себя все больше, постепенно ускоряя темп. Лютик уже не понимает, где он — настолько сильна пульсация, настолько потеряно самообладание, настолько ноет вся нижняя часть живота. Кажется, что в него бьют выстрелы, которые полностью поражают конечности — руки так сильно сжимают несчастное одеяло, что оно вот-вот разорвется в клочья. — Ах-х-х! М-м-м…       Он уже не выдерживает, дальше некуда, все пределы давно пройдены. Он так отчаянно хочет освобождения от сладких мучений, что все тело пробирает мелкая дрожь. Аллиоту достаточно лишь один раз провести языком по покрасневшей плоти, чтобы тот наконец кончил. Лютик бьется в конвульсиях, приподнимаясь и пытаясь сдержать очередной стон, который, как чужой, рвется со дна грудной клетки. Чародей не отстраняется. Лютика пронзают судороги, он мечется по кровати, чувствуя, как постепенно увядает возбуждение.       Когда последние слабые толчки прекращаются, Аллиот откидывает голову назад, равнодушно вытирая губы. Лютик пытается восстановить дыхание, открывая глаза. Грудь быстро вздымается от усталости. Он смотрит на чародея с какой-то виноватой, но благодарной улыбкой, и тот молча кивает. Немного подумав, устраивается рядом с ним, не обнимая и не лаская, словно не он только что делал ему минет. Лютик, наверное, впервые за все занятия сексом настолько молчалив и неуверен. Он думает о том, что Аллиот вел себя сейчас не как любовник, а как профессионал в своем деле, которому всего лишь дали определенный заказ. Лютик никакую плату за работу организовать не может, да и не знает, что именно потребует чародей за услугу такого рода, поэтому он решает оставить этот вопрос на потом.       Сейчас же он с сомнением кладет руку на грудь Аллиоту и поворачивается к нему, разглядывая его благородный профиль. Тот разрешает это, легкая улыбка появляется на его тонких губах. Затем взгляд синих глаз пронзает Лютика насквозь. — Ты не ответил. Почему сегодня и именно сейчас? Я подумал, что тебе неинтересно. Бард искренне не хочет отвечать на этот вопрос, но ему нужно что-то сказать. Хотя бы из благодарности. Так что он пожимает плечами: — Я хотел отвлечься. Ответ честный, но такой непривычно короткий, что брови Аллиота ползут вверх. — Ты поругался с Геральтом? — Нет. — Тогда что? — Ничего. Я хотел разрядки. А вечно помогать себе своей рукой надоедает, знаешь ли. Поэтому спасибо большое, ты меня буквально спас, — увиливает Лютик.       Аллиот не верит его объяснению, но прекращает лезть с расспросами. Бард легонько гладит его мягкую рубашку, случайно касаясь обнаженного участка кожи. Чародей отводит взгляд, смотря в потолок. Говорит тихо, но серьезно: — Не забывай, что это ничего не значит. — Я знаю, знаю. Дружеская услуга, — заверяет его Лютик. — Самое время открывать бюро. «Почему ты так боишься привязанности, Аллиот? Какая же ты темная лошадка…»       Ему становится легче как в физическом, так и в эмоциональном плане. Лютик устало прикрывает глаза и придвигается ближе к чародею, чувствуя его защищающее тепло. Тот аккуратно обнимает его за плечи. За окном все еще шумит разгоряченный праздник, вино льется рекой, а по ярмарке гуляют уставшие, но еще не выдохшиеся парочки. Края черного неба начинают светлеть, несмотря на то что только-только наступила поздняя ночь. От Автора: Глава вышла спокойной, весёлой и немного сбивчивой. Чисто для того, чтобы с новыми силами приступить к экшену. Для тех, кто хочет послушать пение Сладкоежки и услышать его голос, оставляю ссылку на песню. https://vk.com/music?z=audio_playlist201903581_18/bc68c70aeea6ecc354