Напрасно, тщетно рваться к тем,
Кому не нужен…
Хоть место в сердце и душе
Твоей свободно…
Но ведь насильно мил не будешь…
Как это больно…
… ужасно больно.
Он уехал. Уехал, забрав частичку меня с собой. Мой личный убийца, персональный мучитель. Да ему и все равно…
Первые несколько дней прошли ужасно. В тумане. Давясь слезами и ненавистью к Адриану и самой себе, я заставляла себя жить как и раньше. Но как? Вкусив запретный плод всего на мгновение, я испытала необычайное чувство. Но потом этот плод был вырван жестоко и безоговорочно, вынуждая этим самым думать лишь о нем.
Заслужила.
И я еще больше убедилась, что это все не просто сумасшедший порыв: с Адрианом я готова и в тихий омут, и в лаву и ко всем убийственным тайфунам на планете. Вот только ему это не нужно. Как собаке пятая нога, 37 колода в карте, туча среди ясного неба.
Всего на мгновение, на какие-то несчастные минуты мне казалось, что всё не зря, не напрасно… Больно. Не хочу больше думать.
Как ни странно, вывела меня из депрессии именно Алья.
— Есть один парень… и я… — говорила я со всхлипами и истеричными вдохами-выдохами.
— Поняла. Я его знаю?
— Нет… нет, не знаешь.
И всё.
«Я очень эмоциональная, порой до жути, а Алья каждый раз находила способ все исправить и усмирить меня, как дрессировщик укрощает злобную тигрицу.» — говорила я всегда о нашей дружбе.
Долгие объятия, фильмы, смех, вкусная еда. И, конечно же, алкоголь. Кто бы что ни говорил, спиртное — лучшее лекарство от душевной боли, хотя и временное.
Но есть два минуса: головная боль утром и… «развязанный» язык.
— Тот парень. Какой он? — невзначай поинтересовалась Алья, когда я закидывала очередной хрустящий кружочек чипсов с сырным вкусом себе в рот.
На мгновение я вспомнила его горячие губы, нежный взгляд и сильные руки. Неприятный укол вновь ударил под ребра, но почему-то на ее вопрос я только улыбнулась.
— Замечательный. Добрый, чуткий, зеленоглазый блонд… — и я тут же осеклась. Нельзя так глупо раскрываться и в очередной раз мучить свою грешную и измученную душу, — но ты его не знаешь. Он старше меня на 2 года, учится со мной в одном колледже.
— Но раз он такой хороший, почему же ты плачешь?
«А ты не заплачешь, когда узнаешь, о ком я говорю?»
— Видимо, плохая для него
я.
— Понятно.
— А как у вас дела с Адрианом?
И ЗАЧЕМ Я ЭТО СПРОСИЛА?!
Алья как будто бы начала нервничать. Опустила голову и, прикусив нижнюю губу, взяла телефон, услышав звук уведомления. Краем глаза я подсмотрела, кому она отвечает. Это был не Адриан. А… Нино?
Ладно. После этого подруга подняла на меня омут прищуренных глаз и тем самым заставила поежиться.
— Всё замечательно.
***
POV Адриан
«Не существует никакого великого зла, кроме чувства вины.»
© Цицерон
Вина перед двумя девушками разъедала, душила, путала рассудок.
Алья. Прекрасная, замечательная и восхитительная. Как же я виноват перед тобой, мое спасение. Она была тем самым лучиком солнца в ненастный день, тем светом в конце туннеля, тем заветным водным источником в знойной пустыне. А я просто за ее спиной творил такие гадкие поступки, думал о чем думать непозволительно. Точнее, о ком. И самое мерзкое, что до сих пор не перестал думать.
«Стараться забыть кого-то — значит все время о нем помнить.»
Думать о ее подруге. Маринетт… О вихре, ворвавшемся в мою жизнь, перевернув ее с ног на голову. Напрасно я пытался все недели вдали от Парижа не думать о ней. Ее волосы, глаза, да даже голос мерещился в каждом прохожем. Я будто бы обезумел, редкие, но глубокие сны потрясали сознание. Ее изящный стан, хрупкие плечи, сладость губ и пронзительный, полный боли взгляд.
Практически в конце каждого сна она будто бы растворялась у меня в руках, когда я пытался обнять ее, либо смеялась, а после чего громко плакала.
«Сны снятся непросто так. Вы скучаете.» — натыкался я не так давно на подобную цитату в интернете. А скучает ли она? Думает? Может быть, уже ненавидит? Самопроизвольно руки потянулись к смартфону.
Проведя замысловатый узор — ключ-пароль от телефона, пальцами я начал просматривать контакты.
«Мари»
«Отправить сообщение».
«Введите текст сообщения.»
А: Прости. Я всё объясню при встрече… Давай увидимся.
Я скучаю.
Отправить не успел, пришло уведомление от Али. Стало снова стыдно. Начал набирать своей (!) девушке ответ, решив немного погодя, а потом отправить сообщение Маринетт.
Уведомление сверху «Маринетт Дюпен-Чен недавно добавила материалы в свои истории».
Лучше бы не смотрел. Добавленная история Маринетт, репостнутая из истории Луки, где они обнимаются на ее дне рождении с подписью «Жду, сама знаешь…»
Ну и пусть. Зайдя в диалог с ней, я полностью стер раннее написанный текст.
***
Он появился как-то неожиданно, хоть она и ждала… Сердце гулко ухнуло и провалилось куда-то…в неопределённое место… Удивление в его глазах сменилось радостью, какой-то шальной, искрящейся… Подошёл, поцеловал… нежно и в то же время уверенно. «Привет» прозвучало как «Здравствуй, любимая, как же я рад тебя видеть!» Обнял и стал рассказывать что-то весёлое, как будто бы не было всех этих недопониманий, сложностей, обид и неправильности… Она стояла, прижавшись к его тёплой груди, тихо-тихо, едва дыша, боясь пошевелиться и спугнуть эти невероятные ощущения близости любимого тела… Его запах, звук голоса, стук сердца… Почувствовав, как горло перехватило от нахлынувших эмоций, она рассмеялась, тряхнув волосами.
— Смешной ты…
— Ну такой вот. — ответил, взглянул в глаза… грустно и нежно. И… исчез…
Я лежала, всматриваясь в темноту… С трудом осознавая. что это был всего лишь сон… Слёзы, казалось, обжигали кожу… сердце…душу…на губах всё ещё стоял поцелуй. Я вздохнула. Рядом посапывала Тикки.
Встала тихонько, подошла к окну, прислонилась лбом к прохладному стеклу…
«Спасибо, Адриан.» — прошептала в пустоту, — «хоть за это»…
***
Через несколько дней после всех событий на депрессию не хватило сил и времени.
Старший Агрест, мой теперь уже и начальник, освободил меня с занятий преждевременно, заставляя познавать все прелести работы дизайнера и по совместительству ученика известного на весь мир модельера. Восторг не передать словами. Габриэль Агрест. Мой стажер!!!
Натали четко рекомендовало мне поддерживаться трех важных правил:
— Первое, и самое важное. Хранить молчание. Никому и ни при каких обстоятельствах не рассказывать о задумках проектов, ходе работы и обо всем процессе создания. По-крайней мере, пока реализация не произойдет в полной мере и не выйдет в свет.
— Второе и не менее важное правило. Соблюдать определенные рамки. Этикет, сдержанность и вежливость. Особенно с Габриэлем Агрестом. Хотя бы на публике.
— И третье правило. Работать, работать и работать не покладая рук.
Я знала, что Адриан вернулся. И всеми способами делала так, чтобы не встретиться с ним лично. Нет. Ни за что. И хотя теперь мне приходилось многое в обучении делать вместе с Габриэлем, который указывал мне на все дефекты, требования каких-либо творений одежды или фото Адриана, я прикладывала все усилия, чтобы остаться «незамеченной».
Видимо, он делал тоже самое, и лишь однажды в радиусе трех метров мы столкнулись взглядами, а вокруг нас при этом бегала толпа стилистов и помощников. Но тут же осознав всё, одновременно отвернулись. Патрули совершались в одиночку.
Ну и пусть.
***
День обещал быть ужасным. С утра я проспала в колледж, в который и так редко хожу, не успела вынести мусор по просьбе Альи, сломала каблук возле дома, пришлось возвращаться за новыми. По пути на занятия споткнулась дважды.
Плюс ко всему — вишенка на торте: Наставник попросил приехать к нему домой, чтобы я забрала какие-то документы и эскизы для доработки через Натали. Всё бы ничего, если бы не сочетание слов «к нему домой». Туда, где живет мой зеленоглазый дьявол. О котором я, конечно, не думала.
Закинув все необходимое в сумку, не забыв при этом положить туда коробку свежих кокосовых печений для Тикки и ее саму, я, скрепя сердцем, отправилась в поместье Агрестов.
У входа меня, к удивлению, встретила не Натали, а обезьяноподобный охранник Адриана. Меня это напрягло. Почти в эту же секунду вышел Адриан.
Так, Маринетт, спокойно.
— Отец и Натали срочно уехали и попросили меня отдать документы. Извини, не знаю какие именно, давай я отведу тебя к его кабинету, посмотришь сама.
Сил хватило только кивнуть. Родной голос, который я давно не слышала, приятно резал слух и я всеми силами сохраняла самообладание, смотря куда угодно, лишь бы не на него.
«Так, какая замечательная позолоченная ваза, интересно, сколько почек нужно продать за нее? Оу, картины, шикарные картины. Стоп, на них Адриан. Отвернуться. ОТВЕРНУТЬСЯ. Пол. Замечательно, полы тут очень крутые, мрамор? Ммм, нет, может…»
— Маринетт! — Упс, кажется, он звал меня, и уже не раз.
— Д-да?
— Куда ты идешь?
И тут я понимаю, что прошла на несколько метров от нужного мне кабинета. Адриан еле улыбнулся краешками губ, тут же отвернувшись. Да, класс, супер. Я идиотка.
Широкая спина парня предстала перед моим взором, когда я зашла внутрь дорогого и богатого, со вкусом обставленного помещения с камином. Посередине висел портрет какой-то красивой женщины. Он так привлек меня, что я даже забыла зачем пришла. Подойдя к нему и слегка проведя по краешку нижнего холста я оторопела. Золото. А рядом сверкают?..
Бриллианты, изумруды, рубины. Дааа, любил Габриэль свою жену, что даже картина сделана со всем мастерством и идеальностью. Из нее будто бы сочилась та любовь, которую она не успела подарить мужу и сыну.
Я печально вздохнула, на что Адриан сразу же повернулся и удивленно уставился на меня. Его взгляд переметнулся на картину, затем он посмотрел в мое печальное лицо, выражающее «Очень жаль».
— У тебя красивая мама.
— Да. Была.
Неловкое молчание казалось бы, затянулось, и я тут же попыталась его устранить. Подойдя к широкому глянцевому столу из красного дерева, я быстро нашла необходимое и стала складывать к себе в сумку. А теперь, я уйду. Уйду, не оборачиваясь, не произнося ни слова.
— Маринетт… Останься. Может выпьем по чашке кофе? — услышала я за своей спиной.
Еще чего, размечтался!
— Давай.
Точно идиотка.
Минут через 20 мы сидели на небольшой кухне, держа в руках по фарфорой кружке.
— Ну так, как дела? — спросил как бы невзначай зеленоглазый, искоса глядя на меня.
— Отлично. А у тебя? Как Италия? — сарказм снова вылез в неподходящий момент, но я не отступила, а наоборот, посмотрела прямо на него, ожидая ответа.
— Ммм, чудесно. Как Лука?
— Оу, не знаю. Должно быть, хорошо, мы уже два дня не созванивались.
— Как же это, не созванивалась со своим парнем? — странный ироничный ответ поразил так, что я даже подавилась кофе, успев отхлебнуть глоток.
— Он не мой парень. Пока что. А вот ты бы лучше Альей так интересовался, она же твоя девушка.
— Ты права.
Почему-то сильно огорченная его ответом, я разозлилась сама на себя. Ну вот, я вновь дала слабину и позволила беспочвенной ревности, на которую я, к тому же, не имела права, взять верх надо мной.
— Прости, я, наверное, задержалась, — сказала я, попутно вставая, и выпуская из рук чашку, попутно вспоминая, что я забыла у Габриэля Агреста в кабинете свой телефон, — мне необходимо вернуться в кабинет, я оставила там телефон.
— Иди, жду здесь.
Не став спорить, я быстро поднялась с насиженного места и неловко покинула комнату. Дойдя куда нужно, я аккуратно зашла внутрь, на ходу пробегаясь глазами по помещению. Ага, вот он.
Оххх.
Ну не знаю, как я умудрилась задеть непонятную жидкость, похожую на чернила, но тем не менее, брелок с телефона поспособствовал очень приятной ситуации!
Часть жижи оказалась на юбке и рубашке. Ладно еще, юбка черная, но блузка… белоснежная, любимая. Я заскулила от злости, Тикки лишь цокнула. Ужасный день.
— Что ты там так долго… Ааа, понятно, — пришел неожиданно Адриан, глядя на мои красивые чернильные узоры на блузке.
— Ее надо срочно постирать в глицерине, я дам ее прислуге. Снимай.
Снимать?!
— У меня там только лифчик, если ты не заметил! — возмущенно процедила я.
— Я отвернусь. Отдашь мне рубашку, я принесу тебе что-нибудь.
И все же мне пришлось это сделать, и я медленно, стараясь не замазать пальцы чернилами, стала отстегивать одну пуговку за другой.
— Ну что ты там копаешься? ОЙ. — Адриан, очевидно думая, что я даже не думала это делать, обернулся. И обомлел.
Я стояла практически в полностью расстегнутой рубашке, не считая двух нижних пуговиц, которые я не могла никак преодолеть из-за обильно политых на них чернил. Краска выступила на мое лицо, однако я не отвернулась, когда увидела, как его глаза буквально пожирают участки моего обнаженного тела.
Адриан медленно приблизился ко мне. В комнате стало безумно жарко.
— Давай, помогу, сама ничего сделать не можешь.
Хрипота в голосе, его блуждающий взгляд. Я медленно подняла руки вверх, Адриан взял рубашку за края и помог мне снять ее через голову. Глаза в глаза. Рубашка полетела куда-то на пол, я невольно поежилась от температуры комнаты, поскольку никакая материя больше не грела.
— Я могу, а вот ты даже не удосужился явиться на встречу, хотя обещал!
— Я ведь действительно собирался к тебе на встречу, это все отец. А потом этот Лука, ваша фотография. Я хотел тебе написать… — говорил Адриан яростно, злобно глядя на меня и прижимая к стенке, не давая шансов убежать.
Да я и не собиралась.
— Не ври. Пошел ты к черту! — громко сказала я ему в лицо, пока Адриан блуждает по моей спине.
— Сама иди. — плавно опускается ниже, прочерчивая изгиб.
— Придурок!
— Истеричка. — нежное поглаживание по ягодицам.
— Ненавижу!
— Любишь. — несильный, но требовательный шлепок по пятой точке.
— Поцелуй!
— Есть, моя Леди.
И в ту же секунду наши губы соприкоснулись в обжигающем поцелуе. Так страстно, крышесносно, волнительно. От удовольствия я закрыла глаза. Адриан второй раз в жизни снова целует меня, сам. Гладит мое тело, ласкает. Прижимает так сильно, что я ощущаю каждым сантиметром тела его рельефы.
Язык блондина будто бы играючи с моим, возбуждает и заставляет плавиться мозги. Удовольствие. Я корю себя, но таю с каждой секундой как мороженое под июльским солнцем. Мое тело горит, душа поет, и как бы то ни было, не хочу, чтоб это заканчивалось.
Я хочу быть с ним еще ближе.
Эта мысль реализуется с помощью моих рук, я, сама того не осознавая, пробираюсь под его футболку и начинаю прощупывать каждый кубик пресса, очерчивая ноготком правой руки. Другой же рукой я зарываюсь в пшеничные волосы, оттягивая их. Я прижимаюсь к нему как можно ближе, слегка водя бедрами по его штанам и слушая его протяжные вздохи. Он возбужден так же сильно, как и я.
Постепенно Адриан перебирается губами на шею, зацеловывая весь участок, периодически водя по ней носом, шумно вдыхая аромат моих ванильных духов. Мне очень хорошо, да так, что хочется петь, танцевать, но больше всего, отдаться сейчас ему со всей своей страстью.
И я понимаю, к чему это может привести. Остаток здравого рассудка все же бьет по мне как отрезвляющая пощечина и я отталкиваю парня от себя, после чего он непонимающе начинает смотреть на меня. Возбуждение плескается в его глазах так яро и так маняще, что мне приходится лишь отвернуться.
— Нам… нельзя. — говорю я убитым голосом, подбирая свою забытую рубашку, — Алья не заслужила этого.
Адриан понимающе кивает, начиная пятиться от меня и жмуря при этом глаза, будто бы от боли. Я понимаю, что так будет правильно. Ошибок и так достаточно, которые я не в силах исправить и сейчас я понимаю, что могла совершить еще одну.
Адриан непрерывно смотрит на меня, прежде чем уйти. Останавливается у входа. Держится за ручку двери и смотрит на меня с такой нежностью, какой я никогда не видела.
— Теперь и ты прости меня. Я тоже тебя люблю.
И я в ступоре, но через мгновение понимаю всё. Любовь, которая сейчас уходит от меня раз и навсегда, мое счастье, моё все. Правильно ли это? Возможно. Убьет ли меня это? Однозначно. Не смогу, не отдам, мой. Люблю его так, что сейчас плевать совершенно на все. Лишь бы к нему — поближе, поцелуи с ним — дольше.
Постоянно убеждая себя быть хорошей подругой, а не последней мразью, я окончательно загнала себя в угол. И теперь мое спасение только в руках Адриана.
— Останься. — закричала в закрывшуюся дверь.
Опоздала?.. Ушел.
— Тикки, нет. Не могу больше так. Я бегу за ним! — подорвалась я, и уже собралась бежать, как вдруг дверь снова открылась и Адриан вновь появился в проеме.
А он и не уходил.
Только шаг до запретной любви.
Только шаг нас с тобой разделяет.
Еще мгновение, и снова наши губы встречаются как после долгой разлуки. Мы прижимаемся друг к другу как к теплу в холодный вечер. Рубашка снова летит на пол, да и к черту эту рубашку.
В жизни много опасных лавин,
К нам несётся особенно злая.
К нам несется лавина, жестокая, не оставляющая шанса и другого исхода. И пусть потом мы будем жалеть. Это будет потом. Сейчас я хочу того же, что и хочет Адриан. Быть с ним одним целым, целовать друг друга до онемения губ и обнимать так, словно руки были созданы только для этого.
Адриан обхватывает мои ноги, прижимая к себе ближе, тем самым я заключаю кольцом ног его бедра, чувствуя твердость в штанах своей промежностью.
Как могу я других осуждать,
Если я и сама не святая?
Я буду проклята за то, что делаю. Но я больше не хочу бороться с выбором сердца.
Адриан быстро, но аккуратно кладет меня на первую попавшуюся горизонтальную поверхность — стол с бумагами. Бумаги летят на пол, но нам все равно.
Губы Адриана проделывают дорожку от шеи, к груди, снимая лифчик. На несколько секунд зависает, восхищенно разглядывая мои розовые соски, лаская и прикусывая их, заставляя меня постанывать. Далее он проделывает дорожку жгучих поцелуев к моему пупку, не оставляя незацелованным ни один участок тела. Кажется, проходит вечность. Самая лучшая в мире.
После его губ горит кожа. Я осознаю, что моей юбки и колготок уже нет, а зубами Адриан уже стягивает последнюю часть моей одежды — трусики.
Я должна от тебя убежать,
Только сил на побег не хватает.
Я должна убежать, прекратить сладкую пытку, но я только шире развожу ноги, когда Адриан снимает мне стринги и целует заветное место. Я издаю первый протяжный выдох. На вдохе мне захотелось потерять сознание. Адриан ласкает каждую мою складочку, посасывая клитор и водя языком только ему понятные узоры.
И остаться нам вместе нельзя,
Но увы, или к счастью — мы рядом.
Достаточно увлажнив меня, он отстранился и посмотрел на меня с ног до головы.
— Неземная… совершенная… моя, — шептал и попутно снимал с себя футболку, а после и стягивая штаны, оставаясь в нижнем белье.
Друг от друга не прячем глаза,
Чтоб окинуть вновь любящим взглядом.
Мы оба обнажены, смотрим друг на друга как будто видим впервые. Тело пробивает легкая дрожь от предвкушения и лёгкого страха. Будет ли больно? Если да, то насколько сильно?
Адриан замечает тень тревоги в моих глазах и все понимает.
— Если ты не готова…
— Не смей, не смей останавливаться! — требовательно сказала я, после чего прижалась обнажёнными телом к нему и закрепила слова поцелуем.
Адриан улыбнулся сквозь поцелуй. Слегка отстранился, пододвинулся к уху и шепнул «спасибо за доверие».
После чего прикусывает мочку уха, вырывая из моей груди возбужденный стон.
Внизу живота тянет от недостатка внимания. Я хочу его внутри себя и показываю свое желание ёрзанием бёдер, задевая каждый раз промежностью стоящий и горячий член.
— Пожалуйста…
— Я буду аккуратен, — шепчет зеленоглазый, подставляя головку члена к моему изнывающему и входу.
Пройден шаг до запретной любви —
Шаг надежды и счастья, и… муки.
Момент. Легкая вспышка боли, на которую я практически не обращаю внимания. Адриан входит глубже, становится больнее, из-за чего я невольно морщу нос, но после вижу встревоженное лицо блондина и одобрительно киваю.
Благодаря умелым и ласковым подготовкам Агреста, мы быстро втягиваемся в процесс. Я лежу с широко разведёнными ногами, волосы раскиданы рядом по всей поверхности стола. Мне наконец становится приятно.
Волна удовольствия накатывает, боль проходит, и я не сдерживая себя, стону. Адриан, прежде аккуратный и сдержанный, начинает творить такие безумные вещи, от чего мое возбуждение буквально заставляет терять рассудок.
Бедрами он усиливает толчки, которые прежде были плавными и мягкими, дающие мне насладиться каждым сантиметром его члена. Теперь же я буквально задыхаюсь от удовольствия, толкаюсь на встречу к нему.
Сладкая истома, будто бы внутри меня натянулась струна, ощущения чего-то поднебесного, за рамки выходящего. Адриан периодически замедляется, целует меня везде, докуда может дотянуться, кусает шею, оставляет огромные засосы, гладит грудь, играет с моими сосками.
Не помню даже в какой момент наша нежность превратилась в ошеломительный и дикий секс. Я стонала как как какая-то распутная девица, викрикивая стоны и просьбы не останавливаться. Наконец два влюблённых сердца, две страдающие души воссоединились, сплелись духовно и физически, наслаждаясь близостью друг друга.
Я переместилась лежа набок, давая Адриану другой, более удобный угол для входа в меня, а мне — другие ощущения. Но совсем ни хуже, а даже наоборот — ошеломительно интенсивные и выраженные. Переживая о том, что я веду себя слишком громко и развязно, сил хватило простонать вопрос:
— Адриан… ммм, дверь… з-закрыта?
Адриан произнёс только «можешь не беспокоиться», после чего резко переворачивает меня таким образом, чтобы я стояла на четвереньках, не видя его лица. Я знаю эту позу. Всегда хотела попробовать именно ее.
Адриан входит быстро, напористо, а кабинет заполняют вновь мои бесстыдные стоны.
— О мой бог, не останавливайся… — выкриваю я сквозь стоны.
Непристойные шлепки сопровождались ударами ладоней о мои ягодицы, после чего они сразу начали гореть, только это наоборот добавляет удовольствия и я прошу сильнее.
Поддаваясь навстречу и выгибаясь как кошка, я потеряла счет времени. Наши потные тела соприкасались друг с другом, требовательные губы не давали шанса на спасение. Мы тонем в нашем грехе, но я ни о чем не жалею.
Для меня не секрет, что такое оргазм.
Особенно женский. Я не раз читала о нем, о тех ощущениях, вот только чтение никогда не сравнится с тем, что я чувствую в этот момент.
А ведь довольно не каждая девушка его может испытывать, но кажется, то, что я чувствую нарастание внутри себя какого-то ошеломительного ощущения и есть он.
Последние грубые толчки помогают мне получить разрядку, я будто бы взрываюсь. Все тело трясет с бешеной скоростью, голова не соображает. Я стону, кричу имя Адриана.
Чувствую, как он через несколько секунд выходит из меня. По спине разливается что-то тёплое, и мне несложно догадаться что это такое. Мы кончили почти в один момент, и конечно же, никто из нас не слышал, как мой телефон настойчиво звонил уже третий раз.
Какое-то время я просто лежала, вот так на столе, пока Адриан рядом опирался на него и приводил дыхание в норму.
Когда буря поутихла в голову наконец стали влезать разного рода мысли.
«Что теперь?» — думала я, глядя на красивое лицо любимого человека, на глаза которого спадали влажные волосы.
Я потянула руку и пальцами убрала их.
Он посмотрел на меня, после чего перехватил мою руку и стал держать в своей, не сводя глаз.
«Скажет, что это было ошибкой? Уйдет? Оставит? Страшно, очень страшно. Не могу без него, не хочу, не справлюсь.»
Адриан целует мою руку.
— И что теперь? — спрашиваю я, внутри трясясь от страха услышать ответ.
— А теперь мы пойдем в душ! — и не говоря больше ни слова, хватает наши вещи, а после меня на руки и бежит в ванную, смеясь как маленький мальчишка. Дверь, кстати, была открыта…
Нежно и ласково мы натирали друг друга гелем для душа, наслаждаясь бесконечной близостью и объятиями. В какой-то момент мы просто стояли под горячими струями воды и самозабвенно целовались. Вся ванная комната заполнилась паром, что только добавляло картине романтики.
Где-то нашлась другая рубашка, но вообще я осталась в футболке Адриана и нижнем белье. Ночь в его постели тоже не обошлась без горячих происшествий и, вероятно, уснули мы с ним только под утро в объятиях друг друга.
Домой к Алье я пришла утром, на ходу придумывая отмазки где я была, почему не отвечала на звонки и прятала лицо, сгорая от стыда.
Определённо, это лучший день в моей жизни.
***
Ну и пусть, что счастье запретное. Ну и пусть, что встречи ворованные. Зато глаза такие счастливые и любимые, а руки такие большие и нежные, и голос такой тихий и родной. А бабочки в животе, да что, там порхают… Они так дико танцуют, что вот-вот вылетят, и ты сама с ними кажется полетела бы. И поцелуи такие сладкие, что земля из-под ног. И щека к щеке, и рук не разорвать. И молчание, которое говорит лучше, чем сто пятьдесят восем миллионов слов. И слова только ваши, и песня одна на двоих. И пусть горькое, и пусть ворованное, но счастье…
Вы можете винить меня во всех смертных грехах. Можете презирать, осуждать, ненавидеть. Может быть, кто-нибудь из вас вдруг захочет пожалеть меня, посочувствовать? Или даже вдруг — найдётся тот, кто будет рад за меня, пожелает счастья и удачи. Однако. Мне совершенно все равно.
Теперь. Так долго страдая и мучая сердце, так продолжительно и больно мне рвало душу. Подобно птица в клетке — рвётся на свободу. И я нашла свободу в руках любимого человека.
«Но ведь он не твой» — скажите мне вы, — «Он парень ТВОЕЙ лучшей подруги».
Я… знаю. Я всё знаю. И я сделала свой выбор. Это он. Адриан. Кот. Мой напарник, товарищ, верный защитник и лучший парень на свете. Злой рок судьбы свел нас весьма плачевным образом, заставляя вдоволь намучаться, настрадаться, совершить ошибки. Ошибки, которые так тщательно мы с Адрианом старались исправить, но в конечном итоге — сотворили еще больше.
Уже месяц я тону в его глазах, плавлюсь в его руках вечерами и умираю от жгучих поцелуев на крыше и слушаю признания в любви как в первый раз. Уже месяц как я не могу посмотреть в глаза своей подруге. А подруга ли я ей после всего этого?
Осуждайте меня, презирайте, я все стерплю. Только не разлуку с ним, только не расставание.
— Мы должны… должны все рассказать ей. — шепчу я в ухо Адриану, пока он развязывает мой сарафан и поглаживает бедра в его комнате.
— Да. Давай завтра.
Еще через неделю Кот Нуар выхватил Маринетт Дюпен-Чен возле института после экзаменов и, занеся на высокую крышу, вновь доводил тело девушки до бурных оргазмов.
— Мы же расскажем ей, сегодня, да? — настойчиво говорила я в губы Кота.
— Расскажем, только помоги мне снять с тебя эти чёртовы штаны! — злился Нуар с огромным стояком между ног.
Через три недели, стоя на коленях на вершине Эйфелевой башни, Ледибаг медленно, дразня, расстегивала ширинку известной модели Адриана Агреста, после чего, вынув блестящий набухший член, принялась усердно ласкать языком. Вновь данное обещание поговорить этим вечером с подругой испарилось где-то в оргазмах и похоти.
Через месяц я уже не могла спокойно сидеть. Да и Адриан, видимо, тоже. Совесть мучала. Я знаю, что выбор уже сделан, сохранить любовь и дружбу одновременно я не смогу. Но в глубине души я все равно надеюсь на хороший исход. Завтра. Завтра я расскажу, клянусь. Она узнает. Даст бог, простит, поймёт.
***
В
с
ё
н
а
л
а
д
и
т
с
я
я
в
е
р
ю
***
Она узнала сегодня.
По телевизору кричали фанаты, пестрили фотографии. Интернет буквально взорвался. Поцелуй Ледибаг и Кота Нуара на крыше.
Случайное фото и видео. Да настолько случайное, что поглощенные друг другом герои-любовники не слышали щелчков камер, при этом настойчиво разминая губы партнера.
Сегодня акума была чересчур агрессивной и опасной. И хотя мы как обычно блестяще одолели ее, я имела глупость во время боя споткнуться и поранить ногу. Почему мне не помогло чудесное исцеление остается открытым вопросом к Тикки.
Переживающий Адриан-кот подхватил меня на руки и переместилась туда, где, как мы думали, нас никто не увидит. Зеленоглазый поглаживал и бинтовал мне ногу. После этого целовал мои губы. От этого боль в ноге казалась совершенно неощутимой, и только тяжёлый груз чувства вины как обычно покалывал подсознание.
8 пропущенных от Алии меня до чёртиков напугали. Плохое предчувствие подсказало — срочно домой.
— Адриан. Мне надо с ней поговорить. Одной. Что-то случилось.
Кое-как доковыляв, я сняла трансформацию и влетела в квартиру, где перед взором предстала рыдающая Алия на полу с разбитым под ее боком телефоном.
Я сразу кинулась к ней, обнимая и утешая, шепча слова успокоения, поддержки, целуя в лоб, волосы и щеки. Спустя минут 10 она наконец-то начала слегка похипывать носом и более-менее спокойно дышать. Я смотрела в ее убитые глаза и сказала ответ. В голову врезалась шокирующая фраза.
— Адриан мне изменяет.
«ОТКУДА? ОТКУДА ОНА УЗНАЛА?»
— С чего ты взяла?.. — сухо возразила я, со страхом ожидая продолжения.
— Зайди в блог. Как видишь, я не могу этого сделать, — горько усмехнулась подруга, кивая головой в сторону разбитого телефона.
Трясущимися руками я прогрузила страницу и на секунду мне захотелось умереть. Были фотографии. И видео. Где страстно целовались народные герои.
— Нн-е понимаю… это же кот Нуар и Ледибаг.
— Все ты понимаешь.
— Нет.
— Понимаешь, Маринетт. Кот Нуар — вот тот самый парень, которого я скрывала от тебя, а не потому что он «известная модель», — голос девушки дрогнул, карие глаза вновь наполнились слезами, но она продолжила, — Адриан, кот Нуар… бросил меня, растоптал мое доверие… я же люблю его, как он мог…
Я вновь принялась утешать ее, внутри борясь с противоречиями и жгучим желанием убежать. Какая же я тварь. Голова шла кругом.
— Я всегда боялась из-за этого. Как только она появилась на горизонте, я сразу начала переживать, что эта вертихвостка уведет его у меня. Я хотела быть вместо нее, понимаешь?! Я! Я с детства мечтала быть супергероем, а когда у меня появился Адриан я надеялась быть плечом к плечу с ним, защищать людей. А он… он… с ней…
— Тише, Аль, тише! Эта ледибаг, она… — начала было признаваться я.
— Да, ты права, она тут не причем. Откуда ей знать обо мне? Она обычная девушка, это он… он виноват. Воспользовался мной, нашел новую игрушку. Только ты у меня осталась.
Алья вновь начала плакать, упав лицом мне на колени, задев при это ушиб на коленке, из-за чего я тихо вскрикнула от боли.
— Что?.. — вымученно и испуганно уставилась Аля на меня, а затем ее взгляд переместился на мои ноги. На правой коленке от лёгкого удара начала сочиться кровь через светлые джинсы. Алья уставилась в кровавое пятно, затем перевела взгляд на меня.
— Забавно. У Ледибаг была повреждена эта же нога двумя часами раннее. Вот это совпадение верно? — после чего из ее горла вырвался истерично-отчаянный смех.
Я впала в ступор и не смогла никак среагировать на эти слова, смотря ей в глаза.
Алья прекратила смеяться и теперь смотрела на меня растерянно и подозрительно.
— Мари… ты, — и застыла, увидя в моих глазах сожаление и раскаяние, — нет… не могу поверить, — после чего оттолкнула меня настолько ненавистно, что из лёгких разом выбило весь воздух. Алья всегда была очень умной, я даже не успела раскрыть рот.
Смотря в одну точку, я слышала, как подруга рыдающе обувала туфли. Затем хлопнула входная дверь и я осталась одна.
На съедение своей совести.
