Путь искупления

Несмотря на то, что солнце раскаленным шаром пылало уже в зените, а небо обещало ближайшие часы оставаться все таким же лазурно-голубым и безоблачным, жизнь в городке кипела, подобно воде в походном котелке. Мужчины и женщины, вооружившись корзинами и спрятав глаза за полями шляпок доули, усердно трудились на полях, закатав штаны до колен. На широкой, мощенной серым булыжником улице выступали юноши и девушки прекрасной наружности и в опрятных, хоть и заметно поношенных одеждах. У всех как на подбор были роскошные черные волосы, пленительно темные глаза, хитро прищуренные в знойный день, под отливающей бронзой кожей перекатывались упругие мышцы. Торговцы тоже не дремали, зазывая людей выпить прохладного вина или отведать сочного арбуза.        Каждый был занят своим делом. Даже человек, только-только объявившийся в городе, нашел работенку себе по плечу. Хоть выглядел он слегка мрачновато, и черные одежды с едва заметными красными завязками, и обвивающие шею подобно ожерелью бинты, практически сливающиеся с безжизненной белизной кожи, лишь усиливали чувство настороженности и легкого страха в сердцах жителей, юноша быстро смог завоевать доверие обитателей небольшого городка. Были у него пара козырей в рукаве. Милая улыбка, отзывчивость и легкий характер освещали его путь к душам местных жителей.        Представившись странствующим заклинателем, Вэй Ин по отработанной в прошлых городах и деревнях схеме очаровал каждого ребенка и девушку и заставил мужчин уважать себя. Так куда бы он ни пошел, каждый третий идущий ему на встречу человек кивал в знак приветствия или угощал горячим обедом или спелыми фруктами. А каждый пятый подбрасывал ему работенку, которая была под силу только заклинателю. Так что дни Вэй Ина и зачастую ночи были наполнены врачеванием или борьбой с вредной, но чаще всего простой и безобидной нечистью. Скучно? Безусловно. Но что поделать, серебро имеет свойство кончаться, а денежных дождей на горизонте как-то не предвиделось.        Не имея другой возможности достать денег, Вэй Ин останавливался в более-менее крупных городках на срок от трех до семи дней и предлагал свои услуги местным жителям, после чего незаметно исчезал, как будто и не было никого.        Сегодня же, краем уха подслушав в трактире интересную историю одного юноши лет шестнадцати, Вэй Ин схватился руками и ногами за работу, на которую имел смелость понадеяться. Поимка одной крайне редкой сущности. Речные гули, неприкаянные души, призраки, хлопающие дверями и сбрасывающие со столов посуду — всех этих тварей Вэй Ин ловил, уничтожал и успокаивал сотнями, если уже не тысячами, поэтому, хоть работа и приносила столь необходимое серебро, она не вызывала в душе юноши ни капли интереса, а под конец разговора непосредственно с нанимателем от дежурной улыбки начинало сводить мышцы лица. Вэй Ину надо было развеяться, взяться за дело, хоть сколько-то отличающееся от предыдущей сотни.        И наконец судьба — или кто там всем заведует — вознаградили его за терпение. Едва достигнув возраста двенадцати лет, Вэй Ин уже изучил всю библиотеку родного ордена и мог без запинок и предварительного повторения рассказать о любой твари, любого уровня. Поэтому ему сейчас не стоило особых усилий вспомнить все тексты, касающиеся нечисти, на которую велась охота этим знойным днем.        Неспешно распивая душистый и явно дорогой чай вместе с хозяевами дома, Вэй Ин не без сочувствия и чуточки грусти смотрел на людей, что наняли его. Всего их в комнате, считая гостя, было пятеро.        Юноша шестнадцати лет, который прошлым вечером изливал душу своим друзьям, его старшая сестра, прелестная девушка двадцати лет, с широкими бедрами, большой грудью и милым чуть округлым личиком. Также присутствовали уже немолодые родители.        Глава семейства, крепко сложенный мужчина, лицо которого обладало ярко выраженными скулами, квадратной нижней челюстью и большим, соколиным носом. Телосложением он скорее напоминал воина или разбойника, но никак не торговца шелком, которым являлся вот уже тридцать лет. Жена его — приземистая, пухленькая женщина, круглолицая, всегда добродушно улыбающаяся. Только в последнее время смех ее становился все более наигранным, местами писклявым или по-мужски утробным, практически хрипящим. Да и щеки ее, от природы неизменно румяные, болезненно побледнели и истаяли.        Как ни посмотри, все указывало на то, что нечисть, нарушившая покой в доме богатого, по местным меркам, торговца, неплохо потрудилась, терроризируя по большей части женщин. Именно мать и дочь пострадали от твари сильнее остальных, на что указывал их изнуренный вид, наигранные улыбки и бледность лица, тогда как глава семейства оставался во время разговора спокойным и непоколебимым, подобно тысячелетней горе, а сын пока еще неумело, но со всем старанием подражал отцу, подчистую копируя его манеру поведения, что местами пробивало Вэй Ина на смех, но разумеется только в душе.        — Так значит та тварь, которая пытается сорвать свадьбу моей дочери, является божественной сущностью? — сведя на переносице свои широкие брови, спросил мужчина. — Отнюдь нет. — плавно опустив на стол остывший чай, спокойно ответил Вэй Ин, замечая замешательство на лице юноши. — Но ты ведь сам назвал его богом. — не удержал свое подростковое любопытство юноша, сжавшись под тяжелым молчанием отца. — Его называют божком дабы задобрить и избежать участи жертвы. Если уж такая тварь прицепится к кому-то, то может годами преследовать человека, куда бы тот ни направился и как бы сбежать ни пытался. — ответил Вэй Ин, поочередно смотря то на главу семейства, то на явно заинтересованного отпрыска. — Есть способ избавить мою семью от этой твари? — несильно увлекаясь историей, спросил отец семейства. — Есть. Я бы даже сказал не один. С божком-пустословом, или как его еще называют, да простят милые девушки мне эту грубость, гнилоротым чудиком, можно справиться и без помощи заклинателей, если вы достаточно сильны духом и сердцем. — Боюсь этот способ нам не подходит. Отец бы точно справился, он не побоится каких-то предсказаний, а вот я… да еще и на кануне свадьбы… как он сказал, так я вся и… — едва сдерживая слезы, прервала Вэй Ина девушка, которую тут же бросилась утешать мать. — Не нужно печалиться. Я здесь, чтобы помочь вам. — с легкой улыбкой ответил Вэй Ин. — А сможешь ли? Уж больно вы юны для старейшины. — с вызовом в льдисто-голубых глазах спросил отец. — Я был старейшиной до того, как покинул орден. Теперь я обычный заклинатель, путешествующий лишь за тем, чтобы помогать простому люду. И я не столь юн, как вы думаете. Заклинатели стареют медленнее обычных людей. — не моргнув глазом, плел свою паутину полуправды Вэй Ин. — Тогда что посоветуете нам делать? — спросил мужчина, мельком посмотрев на притихших женщин. — Проводите свадьбу, как планировали. — спокойно ответил Вэй Ин, даже не дернувшись, когда невеста ударилась в крики и слезы. — Но он сказал, что на паланкин нападут разбойники и меня… меня… а потом… убьют. — прикрыв свое покрасневшее лицо платком, пуще прежнего разрыдалась девушка. — Божок-пустослов не даром так зовется. Он способен лишь разбрасываться пустыми предсказаниями, питаясь страхом своих жертв. Поэтому достаточно не придавать его словам значения, делать вид, что его слов вы не услышали. Тогда, не получив желаемого и оставшись голодным, он бы сам рано или поздно бы отцепился. Но я избавлюсь от него уже сегодня. Когда начнется праздник, божок точно появится, чтобы испортить его и напитаться вашим страхом. Но я заставлю его замолчать раньше, чем вы услышите его слова, а после заберу с собой и уничтожу. Так что ваш праздник даже не прервется. — Я хочу увидеть его. — после небольшой паузы приказным тоном обратился к заклинателю мужчина. — Боюсь, это невозможно. Все же он нечисть, из чего следует столь неприятный факт, что он имеет множество обличий. Да и раньше вы ведь слышали только его голос, доносящийся будто бы из-под земли. — мягко улыбаясь, отказал Вэй Ин, понимая, что мужчина ему не доверяет или попросту считает шарлатаном. — Плату получишь завтра утром, при условии выполненной в точности с вашими словами работы, и ваше присутствие на празднике не должно ощущаться. — сухо закончил хозяин дома и, не попрощавшись с дорогим гостем, покинул комнату. — Ваше беспокойство излишне. Даю слово, вы меня даже не увидите. — горячо пообещал Вэй Ин уже оставшимся членам семьи. — Молодой даочжан, не берите в голову слова моего отца и не серчайте слишком сильно на его грубость. Дело лишь во мне. Я была так счастлива, дни и ночи проводила в молитвах и подготовке к свадьбе до того, как это… прицепилось ко мне. Как эта неблагодарная дочь посмела отплатить так родному отцу… — явно чувствуя себя ужасно виноватой перед родителями, расплакалась навзрыд девушка, которую тут же прижал к своему плечу младший брат.        Занятное зрелище: стоило отцу семейства покинуть их скромное чаепитие, как юноша стал мягче в отношении близких, а на лице его играли те же эмоции, что и на лицах женщин.        — Прошу вас не звать этого скромного слугу даочжаном. Он не достоин сего титула. И не корите себя столь рьяно, ведь вашей вины в произошедшем нет. Нечисть смотрит на людей, как на еду, ей не присущи душевные терзания, и к голосу совести они глухи. То, что произошло с вами, могло произойти с любой другой семьей. Только им повезло, а вам не хватило чуточки удачи. — мягким голосом успокаивал тихо всхлипывающую в складках одежд брата девушку Вэй Ин.        Дольше положенного задерживаться заклинателю не хотелось тем более, что люди, которых постигло горе на кануне важного события, не горят желанием видеть в своем доме незнакомцев, хоть и обещающих им помощь и избавление от тревог. С привычной улыбкой выслушав скупые слова благодарности сначала от юноши, озабоченного больше слезами своей дорогой сестренки, чем ее потенциальным спасителем, потом щедрые от ее матери, по своей натуре женщине безмерно доброй, Вэй Ин покинул дом и направился к постоялому двору, где остановился пару дней назад. Паланкин двинется по главной улице с первыми звездами, за оставшиеся полдня времени Вэй Ин успеет подготовить нужный талисман запечатывания, и даже останется время на то, чтобы осушить пару сосудов освежающего вина, качеством несравнимо лучше того, что юноша пил по дороге с горы Му Си.        В городе о торговце шелком ходили разные слухи, но объединяло их то, что все они обличали его грубую натуру. Якобы он своим домашним житья не дает, солнца они не видят, будучи днями и ночами заперты в своих комнатах. Девушки же поговаривают, что дочь он не хотел замуж выдавать, потому что хотел ее своей женой сделать. Наслушавшись по трактирам глупых рассказов, Вэй Ин понял, что люди в этом мире не ищут правды, а божок-пустослов не заслуживает титула «гнилоротый». Кто уж поистине гнилоротый в этом мире, так это обычные люди, которым, как пить дать, надо очернить каждого, под руку подвернувшегося, своими небылицами.        Пусть характер у мужчины и был тяжелым, и внешность кричала о силе, что с годами нисколько не уменьшалась, Вэй Ин не верил ни единому слуху, гуляющему по трактирам. Во-первых, большинство из них были настолько надуманными, что не вызывали ничего кроме смеха. Во-вторых, о нем самом когда-то гуляли подобные сплетни. Старейшина Илин — проклятье человеческого рода, кара, несправедливо насланная Небесами, демон в человеческом обличии, что принесет несчастье любому, с кем хоть раз столкнется.        Правда не стоит предаваться воспоминаниям в шумной толпе. Первые звезды робко зажглись на небосклоне нежно-персикового цвета. Музыка играла так громко, что у Вэй Ина, проводившего большую часть времени в одиночестве и тишине, разболелась голова, а цветные наряды гуляющих больно резали глаза. Сильнее закутавшись в черный плащ и скрыв капюшоном свое лицо, Вэй Ин взлетел на крышу ближайшего здания и пристально следил за стрелкой своего компаса зла, которая уже не стояла на месте, неожиданно вздрагивая, как вздрагивает перепуганный кролик, спрятавшийся в кустах от преследователя.        — М-матушка, — срывающимся шепотом позвала невеста, дрожащими пальцами цепляясь за широкий рукав верхнего одеяния. — Не бойся, не бойся. Отец же обещал тебе, что твою свадьбу ничто не испортит, — пыталась успокоить дочь женщина, хотя сама нервничала не меньше.        Колыбельным шепотом разговаривая с дочерью, мать с трудом освободила свой рукав от мертвого хвата и тревожно мечущимся взглядом проводила алую фигуру, юрким зверьком скрывшуюся в алом паланкине, расписанном золотыми узорами.        По размаху торжества любому стало понятно, как сильно отец любит свою дочь. Не скупился ни на наряд, ни на музыкантов, нанял людей, чтобы расчистить центральную дорогу и сдерживать бесчисленную толпу народа, среди которых было множество людей, забросивших свою работу ради просмотра такого на редкость пышного зрелища. Девушки, так активно на днях распускающие слухи о бесчеловечных поступках отца семейства, не могли сдержать внутреннего гнева, завистливыми взглядами провожая паланкин, утопая в ливне сладостей, которые дети черпали горстями из огромных корзин, едва находя в своих маленьких телах силы не волочить их по земле, и бросали в галдящую толпу.        Отпустив свою дочь, женщина встала подле мужа, непрестанно беспокойно озираясь по сторонам, то ли в поисках заклинателя в черных одеждах, то ли силясь высмотреть нечисть, прицепившуюся к ним. Крики и музыка гуляющих, все пышное, красочное шествие слилось в одну какофонию неразборчивого шума и калейдоскопа немыслимых цветов и оттенков, так что вскоре у женщины стали подкашиваться ноги, а кровь окончательна сбежала с лица, что теперь было даже белее чем у бестелесного, полупрозрачного призрака. Как вдруг за локоть ее что-то схватило.        — Прекрати так трястись. Люди косо смотрят. — шепнул ей на ухо низкий голос мужчины, отчего женщина, перепугавшись до седых волос, едва не подскочила, благо крепкая рука на локте придержала ее.        Отец семейства, больше не говоря ни слова, чуть повернул голову направо, но уже не увидел и призрачного следа размытого темного силуэта, буквально секунду назад стремительной атакой ястреба слетевшего с крыши и бесследно испарившегося, будто бы никогда и не было.        Закинув себе на плечо бессознательную нежить, Вэй Ин по крышам, не привлекая внимания гуляющих, пересек целый городишко и побежал дальше, в глубь леса, чтобы никто из жителей не услышал ни слова, что вылетит в будущем из гнилого рта. Добравшись до заранее примеченной полянки, заклинатель сбросил на влажную от вечерней росы траву свою уже подающую признаки сознательного состояния ношу.        — Можешь так злобно не пыхтеть — не поможет. — нависнув над пленником мрачной тенью неотвратимости, загораживающей бледное лунное сияние, сказал Вэй Ин. — Почему я не могу исчезнуть? Кто ты такой? Что ты со мной сделал?! — заверещал божок, катаясь по траве, не в силах сбросить действие прицепленного предположительно к спине талисмана и обратиться туманом, — В следующий раз, когда ты побежишь по лесу, ты запнешься о корни деревьев и скатишься в овраг! А твои сломанные ноги сожрут звери! — Всего лишь запечатал твое тело, чтобы ты не удрал. — пожав плечами, ответил Вэй Ин, полностью игнорируя «пророчество». Божок взвыл от отчаяния и голода.        Собственно, Вэй Ин и сам не до конца понимал, зачем решил изловить эту нечисть. Взялся он за это дело исключительно ради увесистого мешочка серебра. Но в таком случае Вэй Ин мог просто уничтожить тварь. Тащить этого крикливого, гнилоротого божка в лес было совсем не обязательно, скорее даже обременительно. Но об этой темной сущности Вэй Ин нашел слишком мало информации, хотя изучил вдоль и поперек целых две библиотеки. Любопытство, больно уж часто не доводившее его до добра, было уже не унять.        — Ну что же. Будешь сам говорить или мне тебя нужно избить для начала? — присев перед тварью, спросил Вэй Ин, для пущего эффекта звонкой щелкнув суставами пальцев. — Буду! Буду! — охотно закивал головой божок, а после хитро прищурился и, оскалив рот в предвкушении трапезы, выдал, — Вскачешь на крышу, а она под тобой и поедет! — И я сломаю ноги? Опять? Ничего больше придумать твой скудный умишка не в силах? — скрестив руки на груди, спросил Вэй Ин неприкрыто издевательски, — Видимо, мне все же придется замарать об тебя руки. — Избить?! Зачем?! Зачем оно тебе?! — в ужасе попыталась отползти от мрачной тени тварь, но была одним молниеносным движением прижата к земле. — Зачем ты пришел в этот город? Почему выбрал именно эту семью? Ты пугал их по своей воле или тебя кто-то подослал? — задавал вопросы Вэй Ин, вбивая тварь в землю, так что в месте удара уже образовалась вмятина под размер сущности. — Сам! Я сам пришел! А пришел я, потому что был голоден! Ты что?! Не знаешь, как у нас заведено?! Все мы действуем по своему разумению! Никто нам не указ! — выплевывая черные сгустки чего-то относительно похожего на кровь, отвечала нечисть. — Разве у демонов слабые не подчиняются сильным?        Божок, свернувшись в позу эмбриона, продолжал кашлять и хрипеть. И если бы человек, пленивший его, не был заклинателем, то подумал бы, что нечисть под ним задыхается и стоит на пороге смерти, что в принципе невозможно. Когда пауза стала затягиваться, а голову гнилоротый божок втянул в плечи по самое не балуй, Вэй Ин нехотя вернулся к избиению твари, скривившись от омерзения после того, как его руки обагрились черной субстанцией.        — Нет! У-у-у-у-у, как больно! Мне больно! Не всегда! Смотря, кому служишь! Есть демоны, которые пожирают слабых. Есть те, что смотрят на нас как на грязь под ногтями. Есть еще трое непревзойденных! — услужливо стал отвечать божок, пока его не превратили в будто бы пережеванную и выплюнутую хищником гору костей и мяса. — Непревзойденные? Они тоже демоны? Самые сильные из вас? — Да! Они единственные выжившие на горе Тунлу! Прямо легенды! И древние, аж жуть! Настоящие ископаемые! Им уже под тысячу лет! — с горящими восхищением глазами, рассказывала нечисть, теперь катаясь по земле от радости своих глубоких познаний, ощущая свое превосходство над собеседником. — Кто эта троица? Где их найти? Почему людям о них ничего не известно?.. — попытался разузнать побольше о другом мире Вэй Ин, но гнилоротый божок, остановившись лишь на мгновение, снова стал кататься по земле и громко, едва разборчиво верещать. — Не скажу! Больше ничего не скажу! Двуличная мразь! Вздумал пыль мне в глаза пустить! Триклятый шпион! Прикинулся своим, а в самом деле разнюхиваешь…        Вдруг из леса послышался треск. Сухие ветки ломались под весом человеческих ног. Тревожный хруст прекратился так же внезапно, как и начался.        — Эй! Ты чего встал! Иди сюда, подсоби старику своему! — позвал юношу из леса низкий голос. — Отец, ты разве не слышал? Показалось, точно кричал кто-то. — робко откликнулся молодой человек, пристально осматривая совершенно пустую поляну. — Тебе показалось. А может лесная нечисть запутать тебя хочет. Да и какая к чертям разница! Вон, уже городские огни видны! Пошли, не то мать твоя опять ругаться будет, еще и ужин задержит! Дрова-то у нас! — вслед за сыном осмотрев обычную во всех отношениях поляну, мужчина тотчас забыл о истории подростка, мыслями улетая к скорому ужину.        Подождав пока шаги похитителей леса затихнут, Вэй Ин бесшумно спустился с дерева и вернулся на середину поляны, тяжело вздохнув. Он ведь хотел вытянуть как можно больше информации из этого божка пустомели. Вот только внезапно объявившиеся жители деревни все испортили. Потому пришлось по-быстрому уничтожить тварь, ведь запечатывающий талисман был лишь один, уже использованный и истративший всю ту духовную силу, которой его напитал днем заклинатель.        Собрав остаточную темную энергию в мешочек цянькунь, Вэй Ин с притаившимся в душе сожалением решил вернуться в деревню на свой постоялый двор и хорошенько выпить. Вроде как и повод есть.        Во-первых, работа успешно выполнена. Во-вторых, город, в котором ему пришлось остановиться, находился недалеко от родной Пристани Лотоса, и алкоголь здесь был качеством на порядок выше того, что Вэй Ину приходилось пить во время своих скитаний.        Сейчас же нужда заставила его как можно скорее продолжить путь, он и так непозволительно долго «разбирался» с последствиями неудачного бунта у пещеры Черепахи-Губительницы. Теперь путь его лежал в Ци Шань, где он, тайно наблюдая за «перевоспитанием» адептов, имел счастье столкнуться с Вэнь Цин во второй раз после ссоры с Цзян Чэном. В тот день он пообещал, вытащить ее семью из Безночного города и дать им приют.        Девушка небезосновательно стала бояться за близких, ведь в городе помимо нее были и другие шпионы, которые выполняли свою работу не так тщательно и оставляли следы, поэтому все в Безночном городе стояли на ушах, хватая каждого встречного и поперечного, уводя на допрос. Вэнь Цин знала, что, убежав однажды — будешь бегать вечно, потому просила вытащить лишь свою семью, а сама останется и продолжит добывать сведения, чтобы свергнуть с вершины горы орден Вэнь и вдохнуть полной грудью воздух свободы. Вэй Ин по достоинству оценил ее самоотдачу и целеустремлённость — однако, глубоко в душе уже самому себе признался, что не сможет оставить девушку в городе, как овечку в стае волков — и не нашел мужества, чтобы ей отказать, хотя осуществить задуманное на словах куда проще, чем на деле. Удивительно, что для крайне рискованного побега с неизвестными последствиями Вэй Ин был готов, как к делу привычному и само собой разумеющемуся, а произнести короткое слово, призванное разрешить судьбы нескольких небезразличных ему людей, не доставало храбрости.        По правде говоря, дать данное обещание его заставила глубокая привязанность к девушке, сохранившаяся еще с прошлой жизни. Тогда, когда он был отвергнут всеми, когда видел в каждом врага, а семья и знаться с ним не хотела, Вэнь Цин ругала его, но только за дело, не так как Цзян Чэн — за одно лишь существование; поддерживала, но не так мягко как Янь Ли, тогда ему нужен был кнут, а не пряник, и девушка, не побрезгав, брала его и била наотмашь, чтобы вправить на место мозги, а потом… пожертвовала собой и родным братом, чтобы спасти его, но Вэй Ин не оценил ее жертву… и винит себя за это, как и за многие другие промахи прошлой жизни.        Сейчас, если ему удастся спасти ее семью, может быть, хотя бы чуть-чуть, но он сможет искупить свой грех перед ней, заткнуть на время пожирающую его изнутри совесть, а количество вливаемого в организм алкоголя сократится, может быть на полкувшина, может меньше, но для юноши это будет самой большой победой, пожалуй, за обе жизни. Пусть Вэнь Цин никогда об этом не узнает, но Вэй Ин будет спать спокойно, возможно, во всяком случае он надеется на это.        Но говоря о семье Вэнь, мысли невольно возвращаются к другой семье, перед которой Вэй Ин также был в неоплатном долгу, доставшемуся ему с прошлой жизни. А ведь он остановился совсем недалеко от Пристани Лотоса, и сердце чувствует это, тоскует по знакомым с детства местам, душа ноет, рвется, требует, пусть на секунду, хотя бы одним глазком посмотреть на родные пруды, на огромные лотосы с неимоверно вкусными семенами. Если Цзян Чэн не хочет видеть его в Пристани Лотоса, то Мадам Юй такого не говорила, и сейчас она одна охраняет эти места от псов ордена Вэнь. Кто знает, когда на непокрытые головы обрушится их месть.        Эх, была не была!        Подумал Вэй Ин, с рассветом направляя свои стопы в орден Юнь Мэн Цзян.       

***

       Сидя в тени навеса и вдыхая прохладный воздух после ночного ливня, прекратившегося только утром, Мадам Юй неспешно наслаждалась такими редкими днями, когда солнце укрыто легкой дымкой точно перышек облаков, а от земли не валит убийственный жар, который раскаляет булыжник до такой степени, что даже в обуви на него ступить не представляется возможным. Отпустив своих верных служанок, женщина наслаждалась тишиной и одиночеством, хватая с подноса спелые локвы.        Уплетая неизвестно какой по счету сладкий плод, Мадам Юй даже не сменила своего положения, когда услышала за спиной шелестящие шаги, если бы заклинатель хотел скрыть свое приближение, то сделал бы, не приложив ни малейшего усилия. Скорее всего это были ее служанки или названная сестра, которая не нуждалась в приглашениях и с широкой улыбкой заявлялась в Пристань Лотоса, поэтому женщина продолжала нежиться под навесом в тенечке, чуть щуря глаза, но затянувшаяся пауза стала ее напрягать. Обычно служанки сразу встают возле нее или перед ней, если пришли с докладом, а Мадам Цзинь ушла в город и обещала быть к ночи, неизвестный в свою очередь оставался за спиной и долго хранил молчание.        — Матушка. — тихо позвал голос из-за спины Мадам Юй, которая с первых ноток узнала его обладателя и тут же вскочила, оборачиваясь.        Вэй Ин стоял в тени коридора, переминаясь с ноги на ногу, то растягивал губы в счастливой улыбке, то превращал ее в покорно извиняющуюся, то и вовсе ронял уголки губ, будто бы не зная какую эмоцию следует изобразить. Мадам Юй же не думала так много, налетая на сына подобно разъяренному ветру, крепко обнимая застывшего на мгновение юношу, что не сразу, заметно неуверенно, неловко положил свои руки на спину матери, боясь хоть сколько-то сильно их сжать.        Оторвавшись от сына, Мадам Юй, абсолютно счастливая и с приподнятыми уголками губ, которые, казалось, никогда прежде не знали улыбки, смотрела в его лицо, находя новые для себя черты, а Вэй Ин понял по изучающе скользящему по нему любящему взгляду — его не собирались ругать. Его ждали.        — Я вернулся. — первым нарушил затянувшуюся тишину Вэй Ин, сам не ведая, что он говорит, что ему стоило бы сказать. — Ты дома. — подтвердила женщина, а глаза ее подозрительно блестели. — Простите, что так долго скрывался. — видя скопившиеся в уголках глаз слезы Мадам Юй, Вэй Ин не мог не почувствовать укол совести за то, что заставил женщину перед ним волноваться, да так, что она готова была расплакалась, хотя никогда себе ничего подобного не позволяла. — Ты не должен извиняться. Ты единственный, кто не виноват в случившимся. — тепло ответила Мадам Юй, еще раз притягивая мальчика в свои объятия.        Вэй Ин ничего не ответил, но чувствовал он себя донельзя счастливым. Мадам Юй ни в чем его не обвиняла, а ведь он боялся только ее гнева, когда переступал порог ордена, думая, что ему здесь совсем не рады, а получилось совсем наоборот. Хоть Вэй Ин и знал все о своих поисках, что начал орден Цзян, потом обратившийся за помощью к ордену Цзинь, знал о волнениях близких, о их надеждах, взлетах и падениях, но все равно всегда остается маленькая заноза неуверенности в своих выводах, наблюдениях, но сейчас, как же Вэй Ин был счастлив оказаться дома! Мадам Юй сама сказала, что он дома! Так уверенно, так искренне, так по родному, что у Вэй Ина защемило сердце, потому что невозможно было не поверить этим влажным глазам, необыкновенного цвета раскрывшихся бутонов вишни.        Когда отключились мысли, когда остались только чувства, страх испарившийся, взашей прогнанный той не озвученной, но высказанной через простой взгляд любовью. И как же Вэй Ину хотелось продлить этот момент, и не думать, не терзаться ни мыслями, ни сомнениями, просто быть счастливым! Не дарить всем вокруг счастье, а получать его, хоть крупицу, то о чем он никогда не смел просить, и так внезапно обрести, когда уже утратишь и призрак надежды, когда молча отдашься во власть покорного смирения пред судьбой. После стольких испытаний и боли, неожиданная доброта кажется незаслуженной и такой сладкой, слаще локвы, что выпала из пальцев Мадам Юй, когда она обернулась на голос за своей спиной, что позвал ее никак иначе, чем матушка. Она и мечтать не смела, что Вэй Ин, человек проживающий по кругу вторую жизнь, ощущал себя бесконечно беспомощным пред судьбой, не ожесточится сердцем, не закроет душу, но более того найдет в себе неиссякаемый источник силы, способной простить семье Цзян всю боль и несправедливость. Он ведь сможет? Он ведь простит? Простит ли то, что сами виновники не в силах себе простить? Поймет тех, кто не заслуживает быть понятыми?        — Вы не злитесь? — робко спросил Вэй Ин, упираясь лбом в плечо женщины, замечая, что он уже перерос ее и теперь приходилось наклоняться, - Когда вы подскочили... я думал, вы меня ударите. — Ты не представляешь, каких усилий мне стоит сейчас это терпение. Такого ответа от меня ждешь, паршивец?! Мы волновались, когда искали тебя, но за что бы мы могли на тебя злиться?!        Беззлобно возмущалась женщина, шутливо щелкнув по лбу Вэй Ина, который на это только криво улыбнулся. Но почувствовав острую потребность выговориться, Мадам Юй продолжила:        — Цзян Чэн рассказал, что между вами произошло, и первое, что ты обязан уяснить, я тут полностью на твоей стороне. — Если бы я сказал про меч основателя раньше, может, этого не случилось… — шептал Вэй Ин, но был сразу же прерван твердым голосом Мадам Юй. — Мы не можем знать, что случилось бы, поступи мы иначе. — Но он тогда был не в себе, то есть, он впервые вступил в бой, тем более против такого количества заклинателей… живых людей… то была бойня, и я ожидал, что чувства затуманят его рассудок…        На самом деле Вэй Ин долго рассуждал над действиями брата, несмотря на вечно гуляющий в ту пору алкоголь в крови и ноющую боль в ране, испепеляющий жар во всем теле. Много времени утекло, прежде чем Вэй Ин смог принять тот факт, что они с Цзян Чэном теперь разного возраста и несут на своих плечах бремя разного опыта. Сколько раз Вэй Ин начинал предложения фразой: «А помнишь…» — и прикусывал губу изнутри, давая себе мысленный подзатыльник. Цзян Чэн ведь не может помнить того, чего не было — то, что было в прошлой жизни.        Вернувшись на свое место, Мадам Юй долго ждала от сына продолжения неоконченной фразы. Но в итоге, ей пришлось взять на себя начало нового, более тяжелого разговора:        — Я вижу, как остро ты переживаешь свои неудачи и как любишь взваливать на себя ответственность, но подумай о том, что есть в мире вещи, от тебя независящие. Ты не должен винить себя за то, чего не предотвратил. — …Бездействие — это тоже действие. — после небольшой паузы ответил Вэй Ин, взглянув на тяжело вздохнувшую женщину. — Разве ты позволяешь себе бездействовать, когда видишь несправедливость или угрозу? Ты всегда рвешься в бой. Продолжаешь защищать нашу семью, даже когда ты не с нами. Это ли бездействие? Это значит, что ты сделал все, что мог, и этого достаточно. — Девиз нашей семьи: стремись достичь невозможного, разве нет? — продолжал упорствовать Вэй Ин, вставая справа от матери. — Стремись! А не достигай! Ты не должен каждый раз совершать невозможное, но постоянно должен к этому стремиться, вот что я пытаюсь до тебя донести! У каждого есть право на ошибку! — Но я совершил их слишком много. — покаянно ответил Вэй Ин. — Много! И совершишь еще больше, ведь не ошибается лишь тот, кто ничего не делает! Пока ты жив, пока ты действуешь, ты будешь ошибаться, от этого никуда не сбежать! Неважно сколько раз ты ошибешься, главное, чтобы ты потом вынес из этого урок! — пыталась достучаться до сына Мадам Юй, опасаясь, что, спрятавшись в кокон эмоций и переживаний, Вэй Ин ее не услышит. — А если я ошибусь в одном и том же месте? — немного подумав, спросил Вэй Ин. — Значит, этот урок еще лучше закрепится в твоей голове. — наблюдая за спокойно рассуждающим сыном, Мадам Юй и сама стала потихоньку расслабляться. — Разве это не значит, что я необучаем? — не смотря на женщину, спросил Вэй Ин. — Нет. Это значит, что ты в первый раз сделал неправильный вывод, но во второй раз тебе дается шанс исправиться. — твердо ответила Мадам Юй. — Это так сложно. — закрыв лицо руками, упал на пол Вэй Ин, садясь у коленей матери. — Мой сын не тот, кто боится сложностей. Ты просто устал, и это нормально, ведь ты живой.        Мадам Юй положила голову Вэй Ина себе на колени, поправляя подрастрепавшуюся алую ленту. Во время паузы, последовавшей за такими странными, но очень чувственными и нежными действиями, в голове женщины внезапно промелькнула мысль, что не такой уж ее мальчик и взрослый, каким показался после месяцев разлуки. Скорее усталый, потерянный и безумно одинокий. Мадам Юй, естественно, не могла не обрадоваться, когда за советом и поддержкой Вэй Ин пришел именно к ней. Но немного поразмышляв над ситуацией, в которой они оказались, становится ясно как день, что мальчик пришел к ней за неимением другого выбора.        — Иногда я задаюсь вопросом, почему я вообще должен спасать этот мир? Я встал с постели, неужели этого недостаточно? Ха-ха... какой уж тут отдых, когда мы живем каждый день, как последний, — обреченно подвел итог Вэй Ин, позволяя себе столь свободное поведение, как если бы он разговаривал с Янь Ли. — Раздели свою ношу с тем, кто готов нести ее с тобой, — честно ответила Мадам Юй, после чего услышала полный невыразимых чувств шепот. — Цзян Чэн… — Я ведь не солгу, если скажу, что ты знал, чем обернется твое молчание. Я уверена — слова и поступки Цзян Чэна, по большей части, не были для тебя сюрпризом. Ты знал, но решил бездействовать. — пытаясь понять поступки сына, больше утверждала, чем спрашивала Мадам Юй. — Я считал, что заслужил это. — тихо откровенничал Вэй Ин, который даже наедине с собой не был таким честным. — Нет. Ты считал, что не заслуживаешь другого. — жестко указала на правду Мадам Юй, не в сравнение с этим мягко поглаживая уложенную на свои коленки голову. — …Возможно. — не смог самому себе признаться в этом Вэй Ин, уклоняясь от четкого ответа. — Это ужасно. Твоя жертвенность тебя погубит. Иногда мне кажется, будто ты не готов страдать, а наоборот, стремишься и желаешь получить страданий как можно больше. — честно высказалась по этому поводу Мадам Юй. — Я не хочу, чтобы страдали близкие. — не менее честно отвечал Вэй Ин. — В ущерб себе? — удивленно спросила Мадам Юй, понимая, что даже у такой жертвенности и самоотдачи должен быть предел. — Если они счастливы, то и я счастлив. — меланхолично ответил Вэй Ин, так что женщина просто не могла оставаться спокойной, периодически срываясь на крик. — Нет! Это их жизни, и если они счастливы, это не равносильно тому, что ты тоже счастлив, глядя на них! Твоя жизнь — это твоя жизнь! Она не крутится вокруг других! Пока ты живешь ради других, ты не живешь ради себя! Так ты не сможешь стать по настоящему счастливым! И когда из твоей жизни уйдет человек, ради которого ты жил, сможешь ли ты оставаться в этом мире?! — Похоже здесь правильный ответ — нет. — мягко улыбнулся Вэй Ин, поднимая взгляд на совершенно потерянную женщину. — Почему ты ни во что не ставишь свою жизнь?! Почему обесцениваешь самый большой дар?! Почему ты считаешь, что не имеешь права на счастье?! — уже более спокойно, но оттого не менее эмоционально спрашивала Мадам Юй, которой казалось, что она никогда не поймет ход мыслей этого ребенка. — Вы сами ответили на свой вопрос. — спокойно ответил Вэй Ин. — Что? — потерянно спросила Мадам Юй, растеряв свой прежний запал. — Потому что я не считаю, что имею право на счастье. — положив голову на колени, повторил слова матери Вэй Ин. — Почему? — с искренним недоумением спросила Мадам Юй. — Это тяжело объяснить. Я не смогу. — ответил Вэй Ин, и в этот раз в его голосе было намешано столько чувств, что Мадам Юй не могла не вздрогнуть, внутренне похолодев. — Это связано с твоим детством до Пристани Лотоса? — вдруг четко осознала причину такого буйства чувств Мадам Юй. — Да. — коротко ответил Вэй Ин.        Больше никто из них не начинал разговор. Вэй Ин продолжал сидеть на полу, подворовывая услужливо передвинутые на край стола локвы, вместе с матушкой наслаждаясь ясной погодой, тщетно пытавшейся разогнать растревоженные разговором воспоминания. Даже у самых близких членов семьи были темы, которые они бы никогда не рискнули бы затронуть. Такой была и тема прошлой жизни Вэй Ина, той, что была до Пристани Лотоса, до смерти его родителей. Мадам Юй не умела так искусно разговаривать с детьми как ее муж, потому и не тревожила мальчика, ведь понимала, что своим вмешательством только навредит ему.        Она стремится достичь невозможного, но делает это не как ее дети, безрассудно пытаясь прыгнуть выше головы, чтобы при падении расшибить ее, а с умом, несвойственным ее натуре терпением и непомерным упорством, сначала притащив мягкую подстилку, и только потом пытаясь взять новую высоту.