Путь искупления

Поэтому он встал и хотел было уйти, позвать Цзян Чэна или может быть сначала попросить совета у Лань Сичэня, но вдруг все стихло.        Лань Чжань расширенными в крайнем удивлении глазами смотрел на беспомощно цепляющегося кончиками пальцев за подолы его одежд Вэй Ина, который уже не лихорадочно, а бездумно пялился в одну точку на полу, бессмысленно шевеля губами.        — Останься. Я не хочу оставаться один.        Лань Чжань попытался сделать шаг, но Вэй Ин взмолился пуще прежнего, а из глаз с двойной силой потекли слёзы.        — Нетнетнетнетнетнетнетнетнетнет, Лань Чжань, умоляю, не уходи! Прошу, останься!        Вэй Ин умоляюще смотрел на Лань Чжаня снизу вверх, беспомощно дергая его за полы одежд. Такой растрёпанный, заплаканный, с искусанными губами и в сбившейся одежде. От него пахло плохим алкоголем и большой, невысказанной болью, печалью, истоки которой так глубоки, что и не отыскать, с которой он сам не мог справиться и с которой не с кем было поделиться. Лань Чжань не считал свою кандидатуру подходящей, но если Вэй Ин просил, так умолял, будто от этого зависела вся его жизнь, он не мог отказать ему. Кажется, он и сам уже забыл этот момент, тот значимый шаг, когда он переступил через невидимую черту в своих чувствах, отрезавшей пути к отступлению. С той самой уверенности он оказался не способен отказать Вэй Ину в чем бы то ни было.        Поэтому сейчас Лань Чжань, как ему показалось, достаточно неуклюже присел перед Вэй Ином, отцепляя его руку от своих одежд, но тот как будто испугался, что его сейчас опять бросят, поэтому мертвой хваткой впился в кисть Лань Чжаня, но тот и не возражал и покорно терпел боль от сдавливающего до хруста костей захвата. Если Вэй Ину это поможет, то он не против, он покорно выдержит все, что тот ему даст.        — Лань Чжань… — приглушенно прошептал Вэй Ин, звенящим от напряжения голосом. — Мгм… Я рядом. — сам не зная для чего, добавил и без того очевидную вещь в конце Лань Чжань, но эти слова подействовали прямо-таки волшебным образом, успокаивая Вэй Ина, что он сам так доверчиво прильнул к застывшему плечу. — Ты точно ненастоящий, — расслабленным голосом прошептал в складки белоснежных одежд Вэй Ин. — Почему ты так думаешь? — попытался понять откуда ноги растут у этой истории Лань Чжань. — Потому что настоящий Лань Чжань так бы не поступил. — обиженно прошептал Вэй Ин, наслаждаясь теплом своей фантазии.        Лань Чжань хотел было разубедить Вэй Ина, но закрыл рот, не сказав ни слова, испугавшись. Вдруг Вэй Ин его прогонит, когда узнает правду? Он ведь никогда не показывал своих слабостей, тем более чужакам. Они ведь даже не приятели. Просто Вэй Ин засел в его мыслях, застрял в его душе и, сам того не замечая, забрал его сердце, а Лань Чжань просто позволяет ему делать с собой все, что ему вздумается, потому что у Вэй Ина больше опыта как в общении, так и в дружбе, может тогда, будучи ведомым, Лань Чжань ничего не испортит.        А так иногда хочется крикнуть ему в лицо: «Ну что же ты за упрямец такой! Со всем пытаешься справится сам! Может сейчас твои отношения с братом достаточно напряженные, но ведь раньше он был рядом с тобой, заботился о тебе, не стеснялся звать тебя братом, но ты упорно отказывался от помощи!»        Но Лань Чжань молчал и упорно подавлял в себе порывы высказаться, он привык наслаждаться тем, что имеет и не требовать большего. Уже то, что Вэй Ин позволяет ему быть рядом, пусть и считает его лишь иллюзией, но все же пока этого достаточно. Пока Лань Чжань может узнать больше о Вэй Ине, о его печалях и радостях, хотя совесть нечиста, что он так нагло пользуется его незнанием и беспомощностью, но за это он еще пожурит себя, чуть позже, когда Вэй Ину станет лучше. Ни собственная совесть, ни кипящие в душе чувства, ни тысячи правил, ничто более не имеет никакого значения, теряет всякий смысл, пока смеющийся в лицо любым невзгодам юноша выглядит вот так.        Наблюдая за безвольно прильнувшим к плечу Вэй Ином, Лань Чжаню внезапно вспомнился один из самых ярких дней в его жизни. Из времени, когда он был ещё ребёнком и когда ему ещё было куда идти, зная, что этот человек примет его с крепкими объятиями и широкой улыбкой, несмотря на то, что ему самому было в разы тяжелее.        Лань Чжань вспомнил, как сидел на коленях у матери, а та ласково поглаживала его по спине, когда тот безмолвно грустил из-за того, что ему так плохо давался гуцинь, и звук не выходил таким же чистым как у учителя, хотя столько сил и стараний было приложено для достижения идеала. Он тогда ещё был ребёнком, которому только предстояло понять, что не все в этом мире удаётся с первого раза, потому Лань Чжань пришёл к матери в расстроенных чувствах, но ее руки, касанием нежнее лепестков роз, и голос, чище журчания горной речушки, быстро вернули сыну хорошее настроение и забрали печаль, тяготившую душу.        Лань Чжань как сейчас помнил действия матери, потому повторить их с Вэй Ином не составило труда. Конечно, он не стал сажать его на свои колени, во-первых, это было слишком смущающе, во-вторых, Вэй Ин не маленький мальчик, поэтому, наверное, это бы выглядело слишком несуразно и неприлично. Но Лань Чжань позволил ему положить свою голову на его плечо, а сам свободной рукой гладил напряженную спину, думая, стоит ли ему что-то сказать или и без слов тут можно обойтись. Однако, эту дилемму разрешил сам Вэй Ин.        — Лань Чжань, ты это… не волнуйся так. Со мной все хорошо. Не стоит тебе… все это делать. — сдавленно бодро пробурчал в плечо Лань Чжаня Вэй Ин, но головы не поднял, как и спина не хотела расслабляться. — … — Прости, я ещё немного попользуюсь тобой. — усталым, полным раскаяния голосом заговорил Вэй Ин.        Это же насколько надо быть убитым и неуверенным, чтобы с таким искренним чувством вины и скрытой мольбой просить извинения у собственной иллюзии, боясь, что и она посчитает тебя обременительным и уйдёт, оставив создателя одного.        — Мгм. — … — … — Кто тебя только этому научил? — беззлобно усмехнулся Вэй Ин, а оттого, что не знал, как следовало бы выпутаться из этой ситуации, по привычке стал задавать глупые вопросы, никак не ожидая получить на них ответ. — Матушка. — коротко ответил Лань Чжань, заставляя Вэй Ина крупно вздрогнуть от неожиданности. — Я ее никогда не видел. Почему она не показывается на людях? — без задней мысли беззаботно спросил Вэй Ин, думая, что разговор уйдёт куда-то в мирное и возможно даже радостно ностальгическое русло. — Она умерла, когда мы с братом были детьми. — спокойным голосом ответил Лань Чжань, которому хоть и было немного больно от этого разговора, но вид ожившего Вэй Ина с лихвой компенсировал это чувство. — Прости, я не знал. — виновато ответил Вэй Ин, ожидая, что после этих слов рука на его спине исчезнет, но Лань Чжань умеет удивлять, не только не прекращая мерные поглаживания вдоль позвоночника, но и не оставляя извинения без ответа. — Ничего. Ты и не мог знать. Давно это было. — … — … — И ты до сих пор помнишь её? — случайно озвучил вертевшийся в голове вопрос Вэй Ин, прикусывая себе губу, чтобы вдобавок не произнести ещё и проклятия, которыми он себя осыпал. — Каждую встречу. — честно признался Лань Чжань, удивляясь тихому смешку, прогремевшему возле его уха. — Храни эти воспоминания как следует. О своих родителях я ничего почти не помню. — поделился своей печалью Вэй Ин, чтобы не один только Лань Чжань страдал, отвечая на глупые вопросы, на которые в принципе не должен был отвечать. Скорее уж злиться, а не гладить по спине.        — Ты был совсем маленьким? — желая побольше узнать о Вэй Ине, спросил Лань Чжань, который посчитал этот вопрос весьма безопасным, так что он не должен был вызвать повторения недавней ситуации, от которой Вэй Ин практически отошёл, доверчиво расслабляясь на крепком плече. — Да… теперь ты меня будешь закидывать вопросами?        Иронично заметил Вэй Ин, но только Лань Чжань открыл рот, как он сам заговорил, не имея потребности в наводящих вопросах.        — Моя мать была бродячей заклинательницей без покровителей за спиной, выживая лишь за счет уроков Баошань Саньжэнь, отец — верным слугой Цзян Фэн Мяня. Познакомились, тесно сошлись, мой отец почти сразу без памяти полюбил мою мать, но она три года в упор не замечала его чувств, и только когда сама поняла, что уже давно любит его, призналась, забавно это говорить, в тот момент, когда отец пытался с ней заигрывать. Дядя Цзян говорил, что лицо у него тогда ужасно вытянулось и выглядело при этом довольно смешно.        Повествовал Вэй Ин с мягкой улыбкой, приваливаясь спиной к стене, в то время как Лань Чжань остался сидеть на прежнем месте, что их согнутые ноги практически соприкасались.        — Когда они открылись друг другу, в ту же ночь и сбежали. Решили вести жизнь бродячих заклинателей. Все мое детство прошло в путешествиях из города в город, и нигде мы надолго не засиживались, но всегда возвращались на праздники в Пристань Лотоса. Даже находясь в чужом городе, я всегда знал в какой стороне осталась Пристань, потому что у родителей была какая-то традиция стоять на закате и смотреть на чернеющий горизонт, в ту сторону, где она осталась… — … — …Поэтому, когда они погибли, я знал куда идти. У меня кроме них никого не было, и я думал, что с их смертью, жизнь закончилась и для меня. Сиротки никому не нужны, все их презирают. Но Пристань Лотоса… она имела для нашей семьи особое значение. У бродячих заклинателей нет дома, но в то время мне казалось, что весь этот город на прудах — наш дом. Знаешь, как человек, не имеющий никаких целей и надежд на светлое будущее, цепляется за любую связь со счастливым прошлым… Прости, я только сейчас понял, что не знаю, для чего это все рассказываю и что тебе это совсем не нужно. Лань Чжань, просто прости и забудь.        Откинул голову Вэй Ин, звонко ударяясь ей о стену позади себя, но лицо его не изменило тяжелого, скорбного выражения, точно он и не почувствовал боли, хотя, наверное, так и было, всё-таки мысли его находились действительно далеко.        — Не стоит извиняться. — ответил Лань Чжань, по мимолетной улыбке убеждаясь, что его слова были услышаны. — Какое благородство… — бесцветно заметил Вэй Ин, и после они уже сидели в абсолютной тишине.        Лань Чжань, видя, что Вэй Ину значительно лучше, аккуратно встал, и, как и ожидалось, его больше никто не удерживал. Потому что юноша перед ним уже начал клевать носом, устало смеживая глаза, что было весьма закономерно после тяжелого эмоционального разговора.        Благородный господин, что вино то в своей жизни никогда не нюхал, не знал, как долго Вэй Ин будет приходить в себя, но он отлично понимал, что в таком виде перед взрослыми ему появляться никак нельзя. Поэтому убрав немногочисленные следы своего присутствия, Лань Чжань покинул постоялый двор в одиночестве, а взрослым он доложит, что комната оказалась пустой. Все-таки Вэй Ин не тот человек, что будет показывать свои слабости, даже близким.       

***

       Совет же не задался с самого начала, когда половина приглашенных не явилась вовремя. Помимо Лань Чжаня опоздавшими также оказались глава ордена Цзинь с наследником и советниками. Вяло извинившись за задержку, Цзинь Гуан Шань, не изъявив никакого желания слушать очередные пространные речи и размытые предположения, решил сразу сказать то, зачем собственно и явился.        — Глава ордена Цзян, глава ордена Лань, было приятно поработать с вами, но раз уж наш план по праву можно охарактеризовать не иначе, как провальным, то я, простите великодушно мою скудную просвещенность, не вижу более смысла в наших собраниях. — Глава ордена Цзинь, мы пытаемся найти решение проблемы, возникшей из-за нашего поражения. — почтительно ответил Цзян Фэн Мянь, нутром чуя неладное. — Орден Вэнь не прощает ошибок. — сухо добавил Лань Ци Жэнь, настороженно посматривая на мягкую улыбку, скрытую золотым веером. — Поверьте, я имею некоторое представление об ордене Вэнь и его главе. Потому и говорю, что наши встречи ничего не дадут. Глава ордена Вэнь знает лишь один язык — и это язык оружия. — спокойно отвечал Цзинь Гуан Шань, точно не замечал пристальных взглядов и недобро нахмуренных бровей. — Вы думаете, быть войне? — спросил глава ордена Цзян, которому подобные мысли тоже приходили в голову. — Быть может — да, быть может — нет. Смотря насколько важен был упущенный нами щеночек для родителя. — спокойно отвечал Цзинь Гуан Шань, будто бы не осознавал значение слова «война», меланхолично рассуждая о праздной прогулке. — И что вы предлагаете, глава ордена Цзинь? — жестко спросил Лань Ци Жэнь, который и сам был не особо лестного мнения о Вэнь Чжао, но живущий в рамках строгих правил человек просто не мог игнорировать такое неуважительное поведение. — Если бы я мог что-нибудь предложить, то уже сделал бы это за прошедшие две недели, но, к сожалению, я так и не смог ничего придумать, поэтому вынужден вас покинуть. — добавив побольше раскаяния в голос, ответил Цзинь Гуан Шань. — Покинуть? — переспросил Цзян Фэн Мянь, отказываясь верить своим ушам. — Да. Сегодня же я со своими людьми вернусь в орден. — с толикой грусти говорил Цзинь Гуан Шань, скрывая свою истинную радость от долгожданного возвращения. — Значит, на вашу поддержку в борьбе против гнета ордена Вэнь можно не рассчитывать? — чисто из любопытства, как этот уж будет выкручиваться, спросил Лань Ци Жэнь. — Вы неправильно меня поняли. Свою поддержку я вам гарантирую, просто сидя здесь, слушая одни и те же речи, мы мало чего добьемся. — в чуть оскорбленной манере захлопнув веер, ответил Цзинь Гуан Шань, поднимаясь вместе со своим сыном.        Впрочем, никто из присутствующих на собрании не ожидал иных слов от главы ордена Цзинь, что, как бы прискорбны и безнадежны его дела ни были, не упустит возможности извлечь из этого нелегкого положения собственной выгоды. Главы ордена Цзян и Лань даже глаза друг на друга не скосили, но мысли их были едины: говорил ли он нечто подобное Вэнь Жо Ханю или это «обещание» еще впереди.        — Раз вы уже приняли решение, не вижу смыла вас удерживать. Надеюсь, дорога ваша будет спокойной. — вслед за главой ордена Цзян поднялись и остальные участники собрания, отдавая должное почтение покинувшим их членам. — Благодарю на добром слове, глава ордена Цзян. — насколько мог искреннее ответил Цзинь Гуан Шань, даже не бросив прощального взгляда, удаляясь на свой постоялый двор, где еще с утра все было готово к их немедленному отбытию.        Теперь в комнате были только свои, те, кто плечом к плечу прошли огонь и воду, скрепив между собой нерушимые узы, ведь теплая дружба зарождается на роскошных пиршествах, но истинная — только на поле боя.        — Глава ордена Цзян, что вы намерены делать дальше? — спросил Лань Ци Жэнь, показательно отказываясь занять свое место, оставаясь на ногах. — Как бы прискорбно это не было, но я боюсь, что глава ордена Цзинь прав. Пока мы сидим здесь, Вэнь Чжао все ближе подбирается к Безночному городу. За его стенами, он под защитой отца и ордена, которых нам не победить, даже совместными усилиями. — ответил Цзян Фэн Мянь, понимая, что и их расставание с орденом Лань не за горами. — Когда глава ордена Вэнь узнает о наших действиях, он нацелится на наши ордена. Второго пожара Облачные Глубины не переживут. — серьезно говорил Лань Ци Жэнь, настораживая не только главу ордена Цзян, но и своих племянников. — Вы хотите примкнуть к ордену Вэнь? — выдвинул страшную догадку Цзян Фэн Мянь, понимая, что Лань Ци Жэнь как глава ордена должен в первую очередь думать о безопасности собственных территорий и заклинателей, а потом уж о дружбе и остальном с ней связанным.  — Нет. Даже если Облачные Глубины подвергнутся повторному уничтожению, мы не склонимся перед этими нелюдями. Но когда они нападут, каждый из нас должен взять в руки меч и бороться за честь и свободу ордена. — без сомнений отмел возможность побрататься с врагами Лань Ци Жэнь, склоняясь в прощальном поклоне. — Вы правы, глава ордена Лань. — вынужденно согласился Цзян Фэн Мянь, понимая, что сейчас у всех в приоритете личное.        Они сделали свой ход, пытаясь пленить Вэнь Чжао и его людей, чтобы получить преимущество перед орденом, что не урезонить переговорами и не победить в битвах, но проиграли. Теперь очередь Вэнь Жо Ханя. И удар, что он нанесет, не в силах предугадать никому.       

***

       Вышел с собрания Цзян Чэн в расстроенных чувствах. Мало того, что орден Цзинь решил вернуться в собственные владения, лишив их и без того маленькую армию львиной доли сил, так еще и Вэй Ин не появился. Когда Лань Чжань сказал, что комната, в которой остановился первый ученик главы ордена Цзян пуста, Цзян Чэн едва не вздернул его за грудки, в попытке добиться ответов, куда его брат мог сбежать. Однако, больше такого поведения он не должен себе позволять. Ему нужно полностью подчинить себе свое тело, как бы унизительно это не звучало. И начать Цзян Чэн решил с того, что, скрыв свое волнение, он учтиво обратился ко второму нефриту, и также вежливо поблагодарил его за ответ, не несущий никакой нужной или конкретной информации.        Слушая же разговор старших, Цзян Чэн ничем не выказывал свою нервозность, сидел ровно, слушал внимательно, запоминал слова и действия главы ордена Цзинь и делал свои выводы. То есть занимался тем, чем должен заниматься на подобных собраниях наследник ордена. Но избавиться от душевного беспокойства у него не получалось.        Почему Вэй Ин не пришел? Если он не в комнате, то где? Может ли такое быть, что он снова сбежал? Вполне возможно, учитывая расстояние, на котором он держался от главы ордена Цзян и наследника. А если это правда так, то Цзян Чэн вполне может приписать себе еще одну ошибку. Нужно было поговорить с братом, пока была такая возможность, а не откладывать их проблему в долгий ящик, будто бы она от этого сама собой разрешится. Конечно, она это сделает, только не в пользу Цзян Чэна.        За своими мыслями парень не заметил, как покинул собрание, направляясь прямиком в свою комнату, чтобы еще раз продумать слова, которые он должен будет сказать Вэй Ину. И задумался он так крепко, что не заметил, как чуть не сбил с ног человека, так некстати вылетевшего из-за поворота.        — Прошу прощения. Я вас не заметил. — потирая лоб, извинился Цзян Чэн, во все глаза смотря на также усердно растирающего лоб Вэй Ина. — Столкнулись, с кем не бывает. — с легкой улыбкой ответил Вэй Ин, не сразу поднимая глаза на виновника сего инцидента.        Похоже самой судьбе уже надоело смотреть за мытарствами двух братьев, раз она решила взять все в свои руки, ненавязчиво так сводя их вместе.        Цзян Чэн, не стой столбом это твой шанс! Возможно последний! Кричал внутренний голос Цзян Чэна.        Теперь мне точно не отвертеться. Выразил свое сожаление Вэй Ин, понимая, чему быть, того не миновать.        — Вэй Ин, мы можем поговорить? — призвав на помощь всю свою уверенность, спросил Цзян Чэн.        Вэй Ин на просьбу нашел в себе силы только скупой кивок, добровольно следуя за братом в комнату, где им точно никто не помешает. Хоть умом он и понимал, что долго бегать друг от друга у них не получилось бы, учитывая с каким упорством вел его поиски Цзян Чэн, но в душе у него рождались смешанные чувства. С одной стороны, он не был слепым и прекрасно видел терзания брата. Его решимость, когда велись поиски, и его отчаяние, когда они не приносили никаких результатов. Это все поднимало в его душе чувства жалости и сострадания, все-таки всепрощение не было ему чуждо, тем более что Цзян Чэн одно время был для него братом, близким и родным человеком, ради которого он без раздумий приложил Суй Бянь к своему горлу, покинул родной орден, дом, сделавшись врагом и предателем, лишь бы не навлечь на брата беду. А с другой стороны, была сильна и обида, бессильная ярость, направленная по большей части на себя, чем на брата.        И Вэй Ин решил, что слова, которые он услышит от Цзян Чэна, склонят чашу весов, потому что сам он не знает, каким внутренним демонам отдать предпочтение.        — Вэй Ин… я должен объясниться.        Робко заговорил Цзян Чэн, вынужденный смотреть на спину брата, который, сразу как зашел в комнату, подошел к распахнутому окну, устремляя свой взгляд на бескрайний лес, расстелившийся зеленым ковром на здешних горах. Вэй Ин ничего не ответил, он пришел сюда, чтобы послушать речь раскаявшегося человека, если, конечно, Цзян Чэн таковым являлся.        — Я многое наговорил тебе в Облачных Глубинах, и ты должен знать, что эти слова шли от чистого сердца. Я действительно так раньше считал. С того самого дня, как ты появился, я не мог не бояться за свою семью, видя, насколько хорошо отец заботится о тебе, я не мог не держать на тебя обиды. И я не хотел видеть тебя своим братом, поэтому делал все, чтобы ты не мог спокойно жить в Пристани Лотоса. Я надеялся, что ты уйдешь. Но потом, когда ты сбежал, а сестра отправилась тебя искать, я почувствовал себя виноватым. — Почему? — неожиданно спросил Вэй Ин, не поворачиваясь к нервно перебиравшему одежду брату. — Я не знаю. Возможно, уже тогда я успел к тебе привязаться. Все-таки, когда ты не боялся встретить собак, с тобой было весело… А потом пришло время нашей учебы. Несмотря на то, что о мире заклинателей ты ничего не знал, ты с самого начала был впереди меня. Мне особо не было до этого дела, но… матушка не могла с этим смириться. Она давила не только на тебя, но и на меня. — И ты винил меня. — скорее утверждал, нежели спрашивал Вэй Ин, заставляя своими редкими фразами Цзян Чэна вздрагивать в неожиданности. — Все эти годы мне твердили, что я должен стать достойным главой ордена Юнь Мэн Цзян. Но раз меня обходит первый ученик ордена, то я не достоин быть его главой. И я верил, что иначе и быть не может. И сколько бы я не старался, я не мог догнать тебя, не мог встать с тобой вровень, а ты лишь отмахивался от этого. Смотря на тебя, я всегда думал, что тебе все достается легко, но даже если это так, я не должен был завидовать тебе. Я вел себя отвратительно, верил тому, чему не должен был, прислушивался к тем, кого должен был посылать подальше… Я виноват перед тобой и не жду, что ты меня простишь… — Ждешь. — жестко прервал брата Вэй Ин, — Если бы не ждал, не говорил бы всего этого. — …Ты прав. Я хочу, чтобы ты меня простил, и поэтому был с тобой честен. Ты ведь старше меня… я только сейчас это понял, что, вернувшись в прошлое, ты стал гораздо старше меня, а значит, тебе видна ложь в моих словах. Мне теперь нечего скрывать.        Уверенно закончил Цзян Чэн, чувствуя себя летящим в бесконечную пропасть орлом, который либо воспарит, услышав желанный ответ, что даст ему сил расправить крылья, либо упадет и разобьётся насмерть, ведь крылья его сломаны. И это чувство, когда понимаешь, что выбор от тебя не зависит и что все уже решено, оно придает какой-то странной уверенности и спокойствия.        — Один вопрос… Как ты тогда себя чувствовал? — задал самый важный для предстоящего решения вопрос Вэй Ин. —  …Одиноко. Я держался ближе к тебе в надежде, что отец заметит и меня. Я расстраивался, когда не получал поддержки, обижался, злился и чаще всего выплескивал все чувства на тебя, потому что ты всегда был рядом, и мне было противно видеть твою улыбку, когда мне было плохо, когда ты не замечал этого. Я чувствовал себя так, будто бы всегда был в твоей тени. — Наши мысли в этом схожи. — иронично заметил Вэй Ин, заставляя Цзян Чэна оторвать взгляд от своих ног, встревоженно смотря на спину брата, ожидая ответа. — Что? — Когда меня только принесли в Пристань Лотоса, у меня не было ничего, никаких знаний о том, кто такие заклинатели и что они делают, но ты знал. Ты знал о мире, частью которого я только пытался стать. И я думал, что если я не выйду из твоей тени, не стану сильнее тебя, не смогу защитить тебя, то я потеряю тебя, как потерял своих родителей, потому что был слишком слаб, совершенно беспомощен перед судьбой, а вышло в точности наоборот. — глухо закончил Вэй Ин, про себя добавляя: хотел как лучше, а получилось как всегда.        Больше не сказав ни слова, Вэй Ин сквозным ветром вылетел из комнаты, даже не посмотрев на брата, который пребывал теперь в еще более ужасном состоянии чем тогда, когда решился на этот разговор. Цзян Чэн ведь и подумать не мог, что все сделанное его братом было направлено на то, чтобы войти в семью Цзян на равных, чтобы защищать то, что было отнято ранее. Родители Вэй Ина погибли, когда он был ребенком, и ему приходилось выживать на улице, и вдруг какой-то добрый человек дает ему то, чего мальчик лишился без возможности обрести вновь — только если каким-то невообразимым чудом. А когда оно внезапно и без предупреждений случилось, у пытающегося осознать свое счастье мальчика возникло естественное желание — сохранить. И он делал все, что мог, но Цзян Чэн — слепой, глупый и непроницательный брат не додумался до подобного. Завидовал, когда должен был благодарить, ругал вместо поддержки, прогонял, хотя надо было заботиться.        Они оба были одиноки, гоняясь за своими иллюзиями и надеждами, при этом не замечая друг друга!        И ведь сейчас он не сказал самого главного. Не извинился! Рассказал все, что планировал и даже больше, столь доверительно обнажил свою мелочную и алчную натуру, даже не задумываясь над тем, что Вэй Ин может рассказать об этом кому-то, может предать его доверие, но забыл попросить прощения! Не разбирая дороги, Цзян Чэн бросился на другой конец деревеньки, в комнату, в которой остановился его брат. Он не сможет спокойно спать, если не скажет этого, поэтому несся подобно лучику издыхающей свечи, чтобы, отдав всего себя, рассеять каждый темный уголок комнаты. Но ворвавшись в эту тьму, он увидел солнечный свет, сквозь распахнутые настежь окна застилавший комнату, а подойдя к сиротливо стоящему в центре столу, свеча погасла, так и не выполнив свой последний долг.       

Ушел туда, где от меня больше пользы.