Мы склеим осколки

На столе перед ним маленькая белая баночка. Он смотрит на неё задумчивым взглядом уже довольно большое количество времени и размышляет о том, сколько вещей можно с ней сделать. Можно её швырнуть со всем содержимым в измельчитель мусора или просто закинуть крохотные пилюли в унитаз. Можно вернуть владелице или проявить меркантильность и обменяться с нужными людьми на кругленькую сумму. А можно приберечь у себя на «чёрный день». Вариантов уйма, и времени прошло достаточно, но Эрен всё не знает, какой выбор сделать ему. Доносится короткий стук в дверь, и он инстинктивно хватает банку со стола и пихает в карман джинсовки, пялясь на закрытую створку такими испуганными глазами, словно был уверен, что в доме один. Разрешения войти гость не дожидается и открывает дверь. На пороге комнаты стоит глава семейства, оглядывая сына с ног до головы. — Уже собрался? — подмечает Гриша. — Спускайся вниз, если хочешь, чтобы я тебя подвёз. Эрен всеми силами старается унять сердце, норовящее пробить грудную клетку, и смягчить страх, отражённый у него на лице. Но такое скрыть не выходит, отец всё понимает, но решает, что лучшее, что он сейчас может сделать, — не докучать своему шестнадцатилетнему сыну вопросами и в следующий раз дождаться разрешения войти. — Сейчас, — хвала небесам, его голос не дрогнул. Парень хватается за сердце и облегчённо вздыхает, когда за Гришей закрывается дверь. Быть пойманным отцом с наркотиками было бы вообще не в тему, и вот уж ему точно не докажешь, что это просто тайленол, которым с ним любезно поделились в школе. Пост главврача местной больницы этот человек занимает по праву, и ему хватит одного взгляда на таблетку, чтобы понять, что для утоления головной боли она не предназначена. Возможность проехаться с Микасой он упустил минут десять назад, а идти пешком и толпиться в душном автобусе желания нет — Эрен решает больше не медлить. Пихает телефон в карман, закидывает рюкзак на плечо и идёт вниз. Белый «мерседес» уже покинул пределы гаража и стоит заведённый около лужайки, дожидаясь последнего пассажира. Эрен запрыгивает на переднее сидение, и Гриша плавно выжимает педаль газа — машина трогается с места. — Как у тебя дела? — отец решает завести будничный разговор по дороге до школы. — Неплохо, — в том же тоне отвечает сын. Взаимно спрашивать не решается, зная, что ответ будет таким же. — С учёбой как? — следующий вопрос после небольшого молчания. — Тоже хорошо, — он выдаёт сжатый ответ, а после решает добавить: — Оценки по математике стали лучше. — Отчего же? — в голосе Гриши мелькает заинтересованность. — Друг помог, — помедлив, отвечает Эрен. Отчего-то назвать Леви другом язык с трудом поворачивается. — Я знал, что у Армина есть задатки учителя, — весело подмечает мужчина. — Это не Армин, — неуверенно возражает, а после на немой вопрос отца поясняет: — Леви, он из выпускного класса. Гриша даже на секунду отвлекается от дороги, чтобы оглядеть сына удивлённым взглядом. Эрену от этого становится не по себе, и он надеется на то, что мама не успела пожаловаться отцу на нового дружка их сына и папа не начнёт читать лекции по поводу того, как правильно выбирать друзей. Хотя ему совершенно плевать, он пропустит всё мимо ушей и не прислушается ни к одному слову. Уже не сейчас, когда с того разговора и крепких объятий на кухне минула неделя, а у них с Леви всё начало налаживаться. Но медленно. Аккерман по-прежнему не проявляет никаких романтических чувств и в целом ведёт себя как обычно, только чуть мягче. Зато на прощание обнимать разрешает и даже иногда делает это первым. Эрен всё ещё становится инициатором их встреч и переписок, и лишь в крайних случаях Леви пишет ему сам. И никакой романтики. Раньше Йегер просто хотел быть рядом и сейчас такую возможность имеет, однако уже давно хочется большего. С Леви невозможно этого не хотеть. Да, он по собственной воле изъявил желание ждать его хоть до старости и всё ещё верен своему слову, но хочется знать, что все старания не напрасны и хотя бы по чуть-чуть приближают тот момент, когда его возлюбленный будет готов. — А фамилию его не подскажешь? — интересуется Гриша. — Аккерман, — неуверенно отвечает Эрен, словно сомневаясь в верности своего ответа. Мужчина выдерживает небольшую паузу, после чего опять проявляет любопытство: — Расскажешь про него? Сын резко оживляется. Это отличная возможность сложить у родителей правильное мнение о Леви, рассказав всю правду, а не то, что напридумывала себе Карла. — Ну, он не пьёт, не курит, хорошо учится и вообще много времени уделяет учёбе, — начинает с энтузиазмом перечислять Эрен. — Поначалу он кажется каким-то злым и угрюмым, но наедине Леви совершенно другой человек. Мне очень нравится проводить с ним время, — понимая, что начинает болтать лишнее, парень смолкает. — Вот как, — задумчиво и немногословно выдаёт отец. — А что? Вы с ним знакомы? — поведение Гриши не могло не вызвать такой вопрос. Эрен надеется на развёрнутый ответ, но вместо этого получает оповещение об окончании пути. Автомобиль останавливается, не заехав на парковку. — Удачного дня, — говорит мужчина. Всё это кажется подозрительным, но отца Эрен не задерживает и выходит из машины, кинув напоследок ему похожую дежурную фразу. То, что навечно останется в старшей школе, — это суета, она никогда не покинет эти стены. Особенно в преддверии экзаменов, когда ученики на каждом углу только и делают, что жалуются, наводят бессмысленную панику, делятся слухами и пересказывают истории прошлых выпускников. В этой шумихе сложно сориентироваться и выловить в толпе знакомые лица, что и происходит с Эреном. Он не замечает Микасу и Армина, стоящих у него практически под носом, но зато сразу же находит Леви. Йегер порывается подойти, но рука, схватившая его за плечо, мешает это сделать. — Даже не поздороваешься? — недовольно интересуется Микаса. — Привет, — сконфуженно выдаёт парень, после чего быстро обнимает её и пожимает руку Армину. После странного приветствия Эрен снова пытается уйти и снова эта попытка оказывается неудачной. — Куда это ты? — подруга ловит его за руку. — Там э-э-э… — Йегер больше не может из себя ничего выдавить. Нельзя говорить про Леви. Ни при каких обстоятельствах. Он и так себя слишком подозрительно ведёт, вызывая кучу вопросов у друзей, и на последний из таких вопросов Эрен немногословно ответил, что выпускник просто помогает ему с математикой и гуляет с ним по возможности раз в неделю. Не стоит больше своими действиями навевать товарищам желание поинтересоваться, что там у них происходит с тем странным парнем из двенадцатого класса, а то всё как-то меньше начинает казаться, что их связывает только алгебра. Ставить под сомнение крепость их многолетней дружбы с Армином и Микасой не хочется совсем, а совершать каминг-аут — тем более. Эрен незаметно отводит взгляд, выискивая в толпе Леви, и быстро его находит. Он уже собирается идти в класс, и это означает, что как минимум до следующей перемены они не увидятся. — …Хитч, — взволнованно говорит юноша. — Она вчера списывала у меня конспект по английскому и забрала тетрадь. Нужно найти её. Армин с Микасой недоверчиво переглядываются, однако решают больше не мешать другу и отпускают его, учитывая то, что первым уроком английский и тетрадь ему точно понадобится. Эрен сразу же срывается с места и, ловко огибая людей в коридоре, следует к Леви, но тот уже успел куда-то уйти. Наверное, так лучше для репутации Эрена, которую он в очередной раз собирался подпортить в глазах Леви, ляпнув какую-нибудь херню. Ну, а что бы он ему сказал? Поделился переживаниями по поводу того, что считает все свои попытки завоевать его сердце мартышкиным трудом? Было бы странно, если бы после недели ухаживаний Леви растаял и сам полез целоваться. Нужно гораздо больше времени, и Эрен понимает всю глупость своих переживаний, но перестать думать об этом не может. Он собирается уходить, разочарованно плетясь в класс, но вдруг слышит голос, заставивший его чуть ли не завизжать от радости. — Йегер! — зовёт его Леви. Эрен оборачивается и видит позади себя Аккермана. Он смотрит на него дерзко, с неким вызовом, и выглядит отчего-то счастливее обычного. — Привет, — Йегер невольно начинает улыбаться. Ну, а как здесь иначе? — Составишь компанию? — глупый вопрос, на которой Леви и так наверняка знает верный ответ. — Конечно. Уже не нужно интересоваться, куда и зачем, Эрен и так всё это знает. Пожарная лестница стала уже такой родной, что теперь по праву может считаться их личным убежищем. Местом, предназначенным только для них двоих. Им обоим нравится сидеть там во время перемен и говорить о всякой ерунде, иногда просто молчать, обсудив всё, что только могло прийти в голову. Первые пару раз для Леви была непривычна замена пения в наушниках на болтовню неугомонного сопляка из одиннадцатого, но теперь он чувствует какую-то неполноценность, когда не слышит его мягкого смеха над ухом и не чувствует пальцев, будто бы случайно касающихся его руки, а после сразу исчезающих в испуге. — Твои друзья до сих пор не в курсе? — интересуется Аккерман, опускаясь на облюбованную ступеньку, которая уже давно стала его собственностью. — О том, что мы общаемся, или о том, что ты мне нравишься? — последнее слово удаётся выговорить не с таким большим трудом, но всё ещё со смущением. — Ну, в целом. — Они много раз спрашивали, что за парень рядом со мной ошивается, — Эрен усмехается, когда Леви выгибает бровь, ведь на деле всё совсем наоборот. — Я сказал, что мы познакомились у Брауна и ты помогаешь мне с математикой. — Понятно. — Я обязательно расскажу им. — Что? Ты им ведь уже всё сказал. Эрен даже не сразу находит, что на это ответить. Первое время он молчит, ошарашенно пялясь на собеседника. Он словно действительно не видит ничего другого, что могло бы их связывать. А возможно, так и есть. — Леви, у меня совсем нет шансов, да? Вздох настолько тяжелый, что Эрен буквально ощущает всю его неподъёмность, заставляет напрячься. Он очень не хотел вываливать на Леви свои глупые домыслы, но ситуация вынудила. А ведь возможно, что он просто что-то не так понял и уже начал выносить мозг. Теперь на него стремительно надвигается волна сожаления из-за сказанных слов. В очередной раз Йегер выставил себя несносным подростком. — Не спеши заводить со мной отношения, — кажется, спустя вечность говорит Леви. — Я не такой белый и пушистый, каким тебе кажусь. По правде говоря, белым и пушистым Эрену он вовсе и не кажется. Ему, наоборот, нравится эта дерзость, непокорность и доля брутальности в его образе. Мысль, что речь идёт о чём-то ином, в голову к Йегеру, к сожалению, не приходит. Леви будто сам выдумывает какие-то проблемы для того, чтобы как можно дольше черпать причины для отказа Эрену в близости. — Откуда ты знаешь, каким ты мне кажешься? — Ты многого не знаешь, поверь. — Удиви, чего же я не знаю? Эрен начинает откровенно беситься, а вместе с ним заводится и Леви. В глазах загорается огонёк злобы, а тонкие брови раздражённо сводятся к переносице. Йегер точно не знает, что могло вызвать гнев: сомнение в его словах, глупый допрос или весь этот вынос мозга в целом. Не хочется подливать масла в огонь, и хорошо бы закончить, по возможности, этот скандал на ранних стадиях, но раз начал, нужно идти до конца, ибо дело касается их личной жизни, что невероятно важно для Эрена. — Ну? — нетерпеливо торопит он. Леви хмурится, а потом вдруг смягчается и вздыхает. Он готовится что-то сказать, в голове подбирая нужные слова для начала рассказа. Его слушатель напрягается, а от внезапно раздавшейся трели входящего звонка шугается и быстро лезет в карман, дабы угомонить звонящий гаджет. Вместе с рукой, нервно пытающейся вытянуть телефон, из кармана наружу показывается белая баночка. Она падает на лестницу, перекатывается с одной ступеньки на другую и не остаётся незамеченной. На экране высвечивается имя лучшей подруги, которая, кажется, нашла Хитч раньше него и уже успела выяснить, что никакой конспект по английскому она ни у кого не брала. Времени отчитываться перед ней нет, да и не хочется. Сейчас есть кое-что поважнее, поэтому Эрен быстро скидывает вызов и тянется за своей случайно выпавшей вещью, но Леви его опережает и ловко подхватывает баночку. Скрыть своё волнение выходит с большим трудом. Отношение Аккермана к наркотикам Йегеру известно, и предельно ясно, что ничего хорошего не будет, если он узнает о содержимом. Как он вообще мог так проебаться? — Что это? — спокойно интересуется Леви, тряся упаковку, и таблетки в ней звонко бьются об стенки. — Это от головы, — придумывает оправдание на ходу. Аккерман смотрит на него с недоверием. Когда он одним движением пальцев вскрывает банку и заглядывает внутрь, Эрен едва себя сдерживает, чтобы не выбить таблетки из его рук, но надежда, что ему удастся обмануть Леви, не даёт этого сделать. Не удастся. Он тут же хмурится от одного вида, сразу поняв их предназначение. Для пущей убедительности Аккерман подносит банку к носу и втягивает аромат, что она хранит внутри. Запах слегка резкий и довольно неприятный, ему знакомый. — Амфетамин, блять? От головы? — грозно шипит Леви. У него даже не находится для себя оправдания. Нет, как выгородить-то себя, Эрен знает, но поверят ли в его слова? Молчать, как дурачок, тоже так себе идея, поэтому стоит сказать хоть что-то. — Это моей одноклассницы, — после этих слов он понимает, что нехорошо валить всё на Кристу, но ведь по факту так и есть. — И что это тогда делает у тебя? — с недовольством и сомнением в голосе интересуется Аккерман. В ответ следует молчание. Эрен не находит слов, чтобы на это ответить. От нервозности он начинает грызть губу и стыдливо отводить взгляд в сторону. Врать нехорошо, а тем более Леви, но если он честно ответит, что он закинулся разок и Криста любезно оставила ему ещё несколько штучек, на случай, если захочется кайфануть ещё немного, то ничего лучше точно не произойдёт. — Пиздец, — Леви тяжело вздыхает и потирает переносицу пальцами. — Леви, всё не так! — жалкая попытка оправдаться. — Я не употребляю! — один раз ведь не считается? — Тогда, может быть, ты объяснишь, какого хуя ты в кармане таскаешь сто пятьдесят миллиграмм амфетамина? А действительно. Почему они всё ещё при нём, хотя должны были ещё неделю назад отправиться в путешествие по водостоку? Возможно, правда будет лучше того, что напридумывал себе Леви. — Я попробовал один раз, в тот вечер, когда мы поругались, — сознаётся Эрен. Аккерман спокойнее от этих слов не становится, а только злится ещё сильнее. Кажется, ещё секунда — и он порвёт его в клочья, поэтому Йегер решает больше не мяться и продолжает: — Мне было так хреново, а тут Криста со своей дурью нарисовалась. Я больше не думал пробовать, но потом мы с ней поговорили, и она зачем-то дала мне это. — У тебя своей головы нет? — следует пугающий вопрос сразу же. — Да я же говорю: мне хреново было, я не думал в тот момент! — включается защитная реакция, и обвиняемый начинает кричать в ответ. До слёз обидно то, что Леви не старается понять и поставить себя на его место, а только сыплет упрёками. — И что теперь, каждый раз, когда хреново, вмазываться нужно? — Ты меня слышишь вообще? Я же сказал, я больше не буду пробовать! — Тогда иди и отдай ей этот чёртов фен обратно! Да, стоит отдать. Становиться барыгой Йегер не собирается, как и жить с риском быть пойманным родителями, решившими устроить генеральную уборку в его комнате без ведома сына. Пускай Криста дальше сама делает с ними, что захочет, а он свой выбор сделал в пользу обычной жизни без дряни, губящей его здоровье. Но с чего вдруг Леви тут решил указывать? Кто он такой, чтобы командовать? Ищет поводы для того, чтобы отшить Эрена, но раздаёт указания, как и что ему делать. Разве ему не должно быть всё равно? — А какая тебе разница? Вопрос настолько ошеломляет Леви, что он стоит в ступоре и от недоумения даже не может ничего сказать. — Что? — Раз тебе всё равно на меня и мои чувства, раз ты всё равно меня не подпускаешь, какая тебе разница до того, что я делаю?! — Эрен говорит это с такой обидой, словно давно накапливал это внутри себя, а теперь, наконец, получил возможность выплеснуть всё наболевшее. А Леви продолжает молчать и смотрит так, будто до сих пор тешит себя надеждой, что всё это — просто шутка, но вместо слов о том, что он повёлся на этот небольшой розыгрыш, Аккерман слышит совсем другое. — Я так хочу чего-то большего, хочу знать, что небезразличен тебе, но ты же не подпускаешь! Я не могу понять, что мне делать и как делать, и нужен ли я тебе вообще. Эта твоя псевдозабота обо мне с таблетками — откуда ты знаешь, что для меня хорошо, а что плохо? Может, мне настолько плохо без тебя и от незнания того, что я для тебя значу, что последствия таблеток — это вообще херня по сравнению с тем, что со мной сейчас происходит! Если я для тебя запасная игрушка на полке — захотел — позвал, поиграл, перехотел — закинул подальше и забыл, то я лучше ещё у Кристы колёс попрошу, чем вот так на поводке туда-сюда дёргаться! — распаляясь с каждым словом, в конце Эрен переходит на крик. Смотреть в его глаза сейчас поистине страшно, потому что если сделать это, то можно захлебнуться тоской, бурлящей в них. В изумрудах поблёскивают слёзы, говоря, что ещё секунда — и он расплачется. А вот в глазах Леви неистово полыхает пламя ярости. Он скалится и чуть ли не рычит от ярости, но по-настоящему вся его злоба ощущается в голосе, дрожащем от гнева. — Херня? Тратить все свои деньги на дурь — херня? Обманывать родных и друзей — херня? Таскать деньги из кошелька родителей, когда свои заканчиваются, — херня? Продавать за бесценок барыгам всё, что есть у тебя лично, а потом и в доме, чтобы хватило на дозу, — херня? Или, может, херня, когда колёса перестают вставлять и нужна дурь позабористее, и ты подсаживаешься на героин? И, конечно, херня, когда приходишь в себя в каком-то притоне или переулке в обделанных штанах и в собственной блевотине после очередного прихода! И совершенно плевать, что рядом с тобой лежит труп человека, который значил для тебя… всё… — его гневный монолог вдруг резко обрывается, а голос с угрожающего крика сменяется на полный душевной боли и скорби шёпот. — Потому что он сдох от передоза, а ты этого даже не заметил… Эрена охватывает недоумение и лёгкий шок от услышанного. Он понимает, какие последствия возможны после употребления наркотиков. Слышал не один раз все эти истории бывших наркоманов в интернете и видел парочку фильмов, основанных на реальных событиях, но почему-то даже там всё звучало иначе. Не с такой болью. — С чего ты взял?.. Уже давно у него появилось сомнение, что все эти знания о наркотиках Леви приобрёл не благодаря своему любопытству и узнал не из книг или кино. Он не решался лезть с расспросами, посчитав, что рыться в чужом прошлом нехорошо. Это слишком личное, и если Леви хотел, то он обязательно бы рассказал, как видел своими глазами стремительное увядание человеческой жизни благодаря химии. Но стоит взглянуть в его глаза, и Эрен сразу понимает, что он не просто видел — он был главным героем этих событий. — Леви? Все слова застревают в горле, глядя на его лицо. Он словно не здесь, а где-то там, в том моменте, когда совершает самую большую ошибку в своей жизни и добровольно рушит собственное будущее. Этот потухший, полный душевных терзаний взгляд, безмолвно говорящий обо всём, Эрен запомнит навсегда. Теперь ему жутко стыдно за свою истерику. Аккерман тяжело опускается на ступеньку, сжимая в руке злополучную банку. Пальцы инстинктивно тянутся в карман за сигаретами, но подобное добро Леви не носит уже года два. Он упирается локтями в колени и пустым взглядом смотрит в пол. Прошлое — самая больная тема, и единственное, о чём бы хотелось забыть навсегда. Страшно, но после невыносимо долгого и напряженного молчания Йегер всё же решается и садится рядом. Он внимательно рассматривает его профиль лица, борясь с желанием провести пальцами по щеке, когда Леви вдруг произносит: — Мне было четырнадцать. И это всё, на что его хватает. Эрен всем своим видом показывает, что готов выслушать, но он не продолжает. Молчит, собирая силы для рассказа самой тяжёлой части своей биографии. — С деньгами тогда было особо трудно, я искал работу, но мне с ней совсем не везло. Как-то раз ко мне заявился один странный тип и предложил подзаработать. Ничего сложного, зато платят много. Леви снова затихает, не зная, как продолжить дальше. Или просто затрудняясь признаться в содеянном. — Как подзаработать? — тихо помогает ему Эрен уточняющим вопросом. — Прятать в указанных местах свёртки, о содержимом которых мне знать необязательно, — отвечает он и уже не с такой тяготой продолжает рассказ: — Я почти без раздумий согласился. Маме соврал, что устроился в супермаркет в трёх кварталах от дома, чтобы не беспокоилась, — Леви снова стихает на мгновение, сжимает ладони. — Я правда не хотел пробовать! Я был уверен, что никто не подсадит меня! Но как не поддаться, если держишь их в руках каждый день… Он словно оправдывается, будто хочет услышать, что он не виноват, и Эрен даёт ему это понять, осторожно накрывая напряжённый кулак своей ладонью. Йегер ощущает всё его напряжение, как тело пробивает мелкой дрожью, как неприятны ему воспоминания о тех временах, и хочет предложить ему не рассказывать дальше, но Аккерман расслабляет руку и чуть более уверенно возобновляет рассказ: — Сначала всё было как никогда гладко. Мы с мамой стали реже себе отказывать в чём-то, а я раз или два в неделю закидывался феном и был настолько счастлив, что от собственной радости чуть не уссывался. А потом мне становилось всё мало и мало, я стал тратить все свои деньги на таблетки и жрал их каждый день. Ну, а после и этого стало не хватать. Мне перестали доверять прятать закладки, и денег вообще не осталось, а мне нужно было всё больше и крепче. Аккерман вздыхает и напряжённо трёт переносицу. Пальцы на его руке оживляются и начинают успокаивающе массировать кожу. Через силу Леви сознаётся: — Я крал у матери последние деньги, а когда она начала прятать их от меня, я… бил её. Последняя фраза даётся особо тяжело. Его голос дрожит, и Эрен уже уверен, что Леви сейчас расплачется, но он только молчит, устремив опустошённый взглядом вдаль. Настраивать зрительный контакт со своим слушателем упорно отказывается. Оно и к лучшему, Эрену тяжело ощущать его боль. — У меня был парень. Ревность накрывается настолько же внезапно, насколько было внезапным это известие из уст Леви. Эрен не слышит глагола «был», лишь существительное «парень», но старательно прячет эмоции, понимая, что сцена ревности здесь совершенно неуместна. — Мы познакомились на моей «работе». С ним у меня было всё впервые: первая любовь, первый наркотик, первый секс. Не уверен, практически всё время я был втёртым, но, по-моему, находясь с ним, я чувствовал себя ахуенно не из-за дури. Впервые я был так счастлив с человеком. Он говорит об этом парне, неизвестном Эрену, с таким теплом, что становится ещё ревностнее и стыдливее за свои несвоевременные чувства. А ещё Йегер рад, что во всей этой тёмной истории у Леви есть хоть что-то светлое, о чём невозможно говорить без нежности в голосе и едва заметной улыбки. — Он умер. От такого неожиданного исхода любовной истории у Эрена в горле застревает странный ком. Но разве стоило ожидать хэппи энда в повести о героиновых Ромео и Джульетте? Финал был предрешён давно, когда они оба упустили свою возможность остановиться и достигли точки невозврата. Леви это и сам понимает, оттого и злится. — Мне едва исполнилось шестнадцать, но к тому времени я перепробовал уже всё, что только могли предложить барыги. Тот вечер был самым обычным, я снова поругался с мамой, снова спустил всё до цента на дозу. Я даже не думал, что именно сегодня моя жизнь поделится на «до» и «после», но именно это и произошло. Ему тяжело говорить, неприятно вспоминать, но он чувствует, что должен поделиться с кем-нибудь багажом, который в одиночку тащить уже нет сил. — Он сдох, как собака на помойке. Его ломало в судорогах, он захлёбывался собственной рвотой, а я даже не мог ему помочь, потому в тот момент всё это дерьмо мне казалось до чёртиков смешным. — Блять… — тихо ужасается Эрен, проиграв своей впечатлительности. — Я даже понятия не имел, как под капельницей оказался, но почему-то было так насрать, когда врачи сказали, что я провалялся в коме трое суток. В голове что-то щелкнуло только тогда, когда услышал от них же, что второго парня спасти не удалось. — Ты не виноват! — пытается успокоить Эрен, когда слышит, как голос Леви срывается с каждым словом всё больше. Это самое банальное, что он мог сказать, но молчать невозможно. Ладонь на руке Аккермана сжимается сильнее, и пальцы переплетаются, цепляясь в крепкий замок. Молчание служит ответом. Леви словно о чём-то задумывается и глядит вдаль, освобождать руку не спешит. — До меня тогда вдруг дошло, что у меня есть мать, которая уже два года все силы кидает на то, чтобы вытащить меня из ямы с дерьмом, в которой я погряз, и мне захотелось пойти ей навстречу. Это было долго и непросто, но мы с ней справились. В этом очень помог мистер Йегер. — Папа? — его слушатель настолько поражается, что аж подскакивает и, удивлённый, вытаращивает глаза. — Сам ахерел, когда узнал, что ты его сын, — хмыкает Аккерман. Иронично, наверное, было узнать, что парень, которого он отговорил вкинуться на вечеринке, сын того самого врача, помогавшего ему встать на ноги после передозировки. Тем не менее многое становится ясным. Например то, почему мать Эрена, палатная медсестра в местной больнице, так отреагировала на нового друга сына, в лице которого разглядела наркомана, не так давно лежавшего у них в коме с передозом. Или то, что за странная реакция была у отца на имя товарища Эрена. — Он не дал мне умереть, помог оклематься, а после ещё и устроил в реабилитационный центр. Классный мужик, но ничего общего с ним больше иметь не хотелось, — тяжко сознаётся Аккерман. — По максимуму старался держаться от тебя подальше, но ты же как чёртов репей, Йегер! Эрен тепло и совершенно по-детски смеётся, радуясь, что его вездесущность так сыграла ему на руку. А ещё возможность переубедить мать и доказать ей, что Леви неплохой человек, очень даже радует, ведь отец, кажется, на его стороне и понимает, что наркоманы бывшими всё же бывают, и один из его тогдашних пациентов входит в их число. Звонок на урок звенит совсем некстати. Заканчивать этот откровенный и тяжёлый разговор на такой ноте как-то уж слишком странно, и остаётся осадок незаконченности, впрочем, и возвращаться к этому вновь трудно обоим. Однако, даже несмотря на это, идти в класс на урок и погружаться в нудный учебный процесс не хочется совсем. Настроение не то, но разве это волнует кого-то? Йегер предпринимает попытку встать, понимая обязательность явки, да только дрожащие пальцы, переплетённые в замок с его собственными, не дают этого сделать, утягивая обратно. — Давай на первый не пойдём? Слышать такое от человека, чьи баллы не бывают ниже «отлично» и который всецело посвящает себя учёбе, довольно странно, но Эрен прекрасно понимает, чем вызвана эта странность. Разговор действительно был непростым, и Леви нужно немного времени, чтобы отойти, ведь его губы до сих пор нервно подрагивают. Непонятно лишь то, почему он попросил вместе прогулять первый урок, а не со свойственным ему безразличием отпустил Йегера на английский, получив таким образом возможность побыть наедине со своими мыслями. Ответ прост, но до его патлатой башки не доходит никак. Долго уговаривать не приходится, Эрен садится обратно, но на сей раз чуть ближе, и едва не подскакивает от неожиданности, когда чёрные пряди вдруг касаются его щеки и макушка Леви бессильно опускается на его плечо. За то время, что длится урок, Эрен понимает, сколького он действительно не знал о своём возлюбленном. Нет, он понял это ещё тогда, когда только-только всплыла правда о его прошлом, без всяких подробностей, но сейчас до Йегера доходит, насколько сильно он заблуждался. Леви рассказывает, как полгода провёл в реабилитационном центре и открыл там для себя рисование, что стало для него самой лучшей терапией, помогающей отвлечься, и не только от желания вкинуться. Рассказывает, как поклялся себе больше никогда не огорчать мать и делать всё, чтобы видеть на её лице улыбку чаще, как с головой ушёл в учёбу и за один год самостоятельно смог изучить курс за весь десятый класс, параллельно изучая и за одиннадцатый. Как сильно боится наступить на старые грабли, вернуться к прошлой жизни, вновь разочаровать близких, опять потерять дорогого сердцу человека. Эрену становится понятно, почему Леви так боится близости, и решает больше не нагнетать, дав время. После всего услышанного он теперь и правда готов ждать хоть целую вечность. Эрен совершенно не жалеет, что прогулял урок, ведь узнал за это время гораздо больше важной информации, чем мог бы. Теперь его не покидает чувство, что с этим человеком он знаком всю жизнь. И мысль, что Аккерман решил поделиться столь личными воспоминаниями, невероятно греет, а сам факт этого сближает. Выпускник крутит в пальцах злополучную банку, внимательно наблюдая за собственными действиями, а после, наигравшись, протягивает её Эрену. — Избавься от них, пожалуйста, — просит он. Йегер больше не капризничает, а убирает таблетки в карман и согласно кивает головой. — Я на перемене найду Кристу и сразу же отдам ей! — Обещаешь? — Обещаю. Леви отводит взгляд и переводит его на пушистые облака, медленно плывущие по безмятежному небу. На сердце теперь уже нет того тяжкого груза, что он волок за собой долгие месяцы. — И это вообще-то неправда, — внезапно говорит Аккерман, заставляя своего собеседника резко напрячься. — Мне не всё равно на тебя и твои чувства. Ясно? Эрен даже не находит слов, подходящих для ответа на столь приятное признание. Он уже успел додуматься, что не так уж Леви и плевать на него. Такими сокровенными пережитками прошлого с кем попало не делятся. Руки перемещаются на плечи, скользят на лопатки и крепко сцепляются на затылке. Ноздри вновь щекочет запах какой-то прохладной свежести, ставшей такой родной и самой любимой. Леви объятия ожидал и, кажется, сам давно желал, поэтому не медлит, и охотно обхватывает талию. Это именно то, что так нужно было им обоим. — Спасибо, что рассказал, — слышится шёпот в изгибе шеи. — Спасибо, что выслушал, — следует в ответ. Когда очередной звон грохочет в стенах школы, но уже с урока на перемену, Эрен незамедлительно, хоть и неохотно, отправляется на поиски Кристы. Риск нарваться на преподавателя по английскому, чей урок он только что прогулял, очень велик, но не пугает. Учитель не столь строгий и дотошный, вряд ли станет делать слишком строгий выговор, тем более ученику, чьи оценки по его предмету одни из лучших. А вот нарваться на Микасу реально страшно. Ей будет мало просто лжи, что ему стало вдруг плохо и он весь урок отлёживался у медсестры. И если кто-то всё же доложит матери о том, что её чадо не пошло на первый урок, то это точно будет Микаса. Но он обещал Леви избавиться от таблеток, поэтому именно это он сейчас и сделает. Что-то конкретно так изменилось. На каждом шагу Йегера преследуют удивлённые вздохи, негодование на лицах учеников и встречаются озабоченные чем-то учителя. Подобное здесь уже случалось совсем недавно, когда организм Кирштайна бурно отреагировал на необычный подарочек выпускников, только тогда шумиху в школе навели не такую громкую. Старшая школа полна интриг, сплетен, скандалов, и времени на обсуждение очередного инцидента из мира старшеклассников у Йегера нет. Нужно найти Кристу, но её нигде нет. Эрен прогуливается до кабинета биологии, где должен быть у неё урок, но её там не обнаруживает. Он ищет в столовой, во дворе, во всех коридорах, но везде его ждёт неудача. В женский туалет войти не решается, как и поинтересоваться у друзей-выпускников Кристы, среди которых её нет, и которые тоже отчего-то подхватили общую обеспокоенность. Йегер решает поискать её в фейсбуке, однако и там она последний раз была вчера вечером. Уже совсем отчаявшись исполнить своё обещание, на пути в класс Эрен встречает Жана и Конни. Шанс, что они знают, где Криста, мал, но попытаться всё же стоит. — Привет, — буднично здоровается Йегер, получая взаимное приветствие от друзей. — Вы Кристу не видели? В ответ следуют озадаченные взгляды, заставляющие слегка напрячься. — Ты не слышал, что ли? — настороженно уточняет Жан. — Что такое? — в груди поселяется беспокойство… — Она ночью с передозом в больницу попала, — сообщает Конни. … и Эрен не понимает, как так получилось, что в его реальности второй раз за последний час звучит слово «передоз», и искренне надеется, что оно не будет нести тот же смысл, что и в рассказе Леви.