Мы склеим осколки

Круглосуточно смотреть сериалы и поедать всё сладкое, что попадается под руку, стало единственным занятием Эрена за прошедшие три дня, и, если честно, от собственной никчемности тошнит. Он даже не может нормально добраться до туалета, только прыгая на одной ноге или прихрамывая. Жена брата, прознав о его положении, даже хотела одолжить ему костыль, которым пользовалась два года назад, когда сломала ногу, но тогда бы Йегер точно поверил в то, что стал инвалидом. Эта беспомощность бесит настолько, что всё окружающее его теперь раздражает. Малюсенькая крошка на столе или не до конца задвинутый шкафчик выводят из себя, а муха, бьющаяся в стекло на окне его комнаты в надежде вырваться на свободу, вызывает желание убивать. В один момент Йегер ужасается, осознав, что становится похожим на свою мать, и злится из-за этого ещё сильнее. Вечно чего-то хочется, а вот понять, чего именно, Эрен не может. Ему нужно всё и ничего одновременно. Вроде и рад освобождению от всех обязанностей, а вроде до жути надоело заниматься ерундой. Это мерзкое чувство бесит ещё сильнее. Идёт уже тридцать четвёртая серия чего-то там, сюжет давно перестал быть интересным, и смотрит эту чушь Эрен только для галочки. «После знакомства с тобой я понял, что в этом мире любовь таки существует», — говорит главный герой своей возлюбленной, находясь на волоске от смерти. Стоит хоть немного растрогаться или хотя бы фыркнуть на эту приторность, но Йегер лишь пустым взглядом и без единой эмоции смотрит в экран. Ни капли не огорчается, когда доносится деликатный стук в дверь его комнаты и приходится оторваться от просмотра. — Не потревожу? — учтиво интересуется отец, заглядывая внутрь. — Нет, — отвечает Эрен, откладывая ноутбук в сторону. Гриша переступает порог и аккуратно присаживается на край постели. Вот так заглядывает к нему в комнату глава семейства нечасто и исключительно по делу. Эрен напрягается. — Как твоё самочувствие? — тепло спрашивает папа. — Неплохо, — отвечает, стараясь выдавить из себя подобие улыбки. — Болит? — ещё один вопрос следом. — Нет почти. Похоже на обычный разговор отца и сына, но Эрен знает, что он лишь тянет время, никак не переходя к сути. Не может он просто так включить заботливого родителя, потому что делать этого не умеет, и все попытки выходят глупыми и нелепыми, поэтому Гриша давно таким перестал заниматься. — Ничего больше не беспокоит? — продолжает ходить вокруг да около, задавая заботливые вопросы, от которых сыну не по себе. — Не знаю… Нервничаю много, — делится с ним Эрен, не подобрав лучшего описания для своего состояния. — Из-за соревнований волнуешься? — уточняет отец. — Скорее всего, — соглашается Йегер-младший, ведь больше причин своей раздражительности он не видит. На носу важное выступление, а он лежит дома без движений с раненой ногой. — Такой талант, как ты, за две недели хватку не растеряет, — заверяет Гриша, ободряюще улыбаясь. От его слов на душе становится теплее. Приятно знать, что отец верит в него и поддерживает. — Если хочешь, могу выписать тебе успокоительных, — предлагает он, и Эрен вдруг резко поднимает взгляд. — Хочу, — отвечает твёрдо. — Хорошо, тогда занесу тебе вечером. В комнате селится неловкое молчание, которое напрягает даже главу семейства, отчего тот неловко поджимает губы и будто бы отсчитывает секунды, чтобы через положенное время встать и уйти, вновь оставив сына наедине с самим собой. — Что ж, я пойду, — кажется, время подошло. — У меня смена начнётся через полчаса. Не дожидаясь ответа, Гриша поднимается с кровати и идёт к выходу, оставляя чувство недосказанности. — Ты хотел мне ещё что-то сказать? — спрашивает Эрен, заставляя его замереть на пороге. — Нет, ничего. Понимая, что ничего от него он больше не добьётся, Эрен решает его отпустить, не донимая вопросами. Гриша даже уже уходит за пределы комнаты, но снова останавливается, бросая через плечо: — Маму завтра выписывают. И уходит. А Эрена охватывает ещё большая тоска, потому что возвращение матери для него означает конец не всему, но многому. Нет, хорошо, конечно, что она довольно быстро пошла на поправку, но… Вряд ли теперь ещё будет момент, когда они с Леви смогут просто беззаботно понежиться в постели, наслаждаясь совместным утром после бурной ночи страстного и ненасытного секса. Встречи в школьных коридорах — всё, чем придётся им довольствоваться. Грустно, одиноко и пусто. С Аккерманом они не виделись уже три дня. То отец дома, то Леви после школы занят, да и не сильно ему хотелось тревожить Эрена, надеясь, что так его раны заживут быстрее. Переписываются зато регулярно. Леви, даже сидя на уроках, не упускает возможности поинтересоваться у пострадавшего о его самочувствии, рассказать о каких-то школьных инцидентах, пожаловаться на потёкшее у мотоцикла масло и иногда напоминать, что безумно скучает по своему неугомонному мальчишке. Только этого обоим мало. Возможно, Леви — именно то, что и заставляет его испытывать это мерзкое скребущее чувство внутри, просящее чего-то неведомого. А сил терпеть это больше нет. «Ты ещё в школе?» — интересуется Эрен, хоть и без этого знает ответ, уже давно заучив его расписание наизусть. «Да, у меня ещё один урок», — ответ не заставляет себя долго ждать и приходит в ту же минуту. «Кстати, поздравь, у меня «отлично» за тест по английскому», — хвастается Леви следом. Эрен невольно улыбается. «Ты у меня такой молодец», — в каждую букву вкладывает любовь и тепло. «Не хочешь зайти ко мне после школы? Или у такого отличника есть время только на учёбу?» — спрашивает, ухмыляясь, пока печатает. «А как твоя нога?» — Йегер чувствует в этом сообщении всю надежду своего собеседника на положительный ответ. «Лучше», — честно отвечает. «Тогда нахуй учёбу». «Значит, я тебя жду?» «Жди». Едва читает последнее сообщение, быстро, насколько позволяет раненая нога, бежит в ванную, где тщательно намывается обильной порцией геля для душа, шампуня и кучей бальзамов. После всех водных процедур лежит на постели в самой лучшей своей домашней одежде, лыбясь от предвкушения предстоящей встречи и наслаждаясь сладким запахом геля на коже. Только вся радость исчезает, когда видит время на телефоне и понимает, что до долгожданной встречи ещё больше получаса. Расстроившись, Эрен решает немного скоротать время, хоть и с неохотой занявшись выполнением домашнего задания. На больничный его хоть и отправили, но от учёбы никто не освобождал. За все дни он ни разу не сел за уроки, поэтому накопилось у него много всего. Йегер смотрит на список всех высланных ему заданий и, оценив масштаб работы, расстраивается ещё больше. Только кислая мина его не спасёт. Удобно расположившись за рабочим столом и обложившись учебниками, надевает наушники, включает любимый плейлист и принимается за выполнение. С конспектом по истории справляется достаточно быстро. Но если контркультурная революция и разрядка Эрену далась легко и просто, то вот над очередной горой уравнений по алгебре ему приходится попотеть. Его не было в школе меньше недели, а такое ощущение, что он пропустил целый год. Самостоятельно разобраться во всём этом дерьме ему точно не удастся. Даже в интернете решения найти невозможно. А Леви вот наверняка бы с лёгкостью все эти уравнения как орешки перещелкал. Йегер подумывает написать ему и попросить о помощи, но отбрасывает эту идею, осознав, что и так слишком часто делает из Аккермана свой личный решебник, и лучше он уделит ещё немного времени, чтобы разобраться самостоятельно, чем будет снова его дёргать. Ход мыслей резко обрывается, потому что Эрен едва не летит с кресла от испуга, когда внезапно в шею весьма не мягко впиваются зубы. Он уже готов обороняться, но на тетрадку с математическими уравнениями шлёпается плитка шоколада, а на груди смыкаются нежные объятия. Йегер вынимает из ушей наушники. — Ты совсем дурак? Чего пугаешь так? — возмущённо высказывает Эрен. — Тебе так полдома вынесут, а ты и не заметишь, — шутливо отчитывает его Леви и мажет губами по щеке, после чего оставляет короткий поцелуй в качестве извинения за неудачное появление. А он и не обижался вовсе, лишь наигранно дуется для вида. Сейчас же Эрен поднимается с места и, обвивая шею любимого руками, нежно целует. И беспокоившее все дни мерзкое чувство исчезает, заменяясь приятным теплом в груди. Оторвавшись от сладких губ, Йегер бросает взгляд на свой презент, лежащий поверх тетради, и улыбается. — Я с тобой так растолстею, — гостинцу от Леви до жути рад, но повыделываться хочется. — Да ты и так сладкое вёдрами ешь, — фыркает Аккерман и легонько кусает за подбородок. — А ты ещё подкармливаешь, чтобы я точно стал похож на шарик, да? — Раскусил мой коварный план… Снова целует, только на сей раз более жадно, а Эрен довольно стонет в поцелуй, ощущая руку, скользящую вниз по спине. Леви задерживается на заднице, сминает ягодицу и снова возвращается к спине, закрадываясь пальцами под футболку. Больной ногой Эрен на пол не наступает, лишь слегка касается пальцами. Чтобы не свалиться, держится за сильное тело рядом. Мимо Леви это не проходит, и он делает совершенно неожиданную для Эрена вещь — легко подхватывает на руки, заставляя взвизгнуть и крепче ухватиться за шею. Хочет высказать недовольство, но уже в следующую секунду оказывается прижат к кровати. — Ах ты… — выдыхает Йегер, но тут же смолкает, не придумав подходящего оскорбления. — Кто, ну? — ехидно интересуется Леви и проводит кончиком носа по щеке. — Засранец, — бросает в ответ, за что получает укус за ухо. Аккерман гладит бока под футболкой и целует макушку. Ноздри слегка дрожат, втягивая запах шампуня. — Я соскучился, — шепчет, и внутри сразу что-то начинает щекотать так странно. — Я тоже, — бубнит Эрен, прижимаясь ближе. — Очень-очень. Пальцы путаются в шелковистых волосах, а следом на лбу остаётся влажный след от поцелуя. — Как ты? — тихо спрашивает Леви, массирующими движениями поглаживая его голову. — Плохо, вообще-то… — печально начинает Йегер. — Не знаю, чем себя занять. Не могу тут сидеть без дела, зная, что пропускаю тренировки. — Так ты же их не просто так прогуливаешь, — пытается успокоить. — Знаю, просто не привык целыми днями на кровати лежать. Всё бесит. Инвалидом себя каким-то чувствую. — Не говори так, Эрен. Йегер сжимает объятия сильнее и утыкается носом в изгиб шеи. — А нога-то как? — интересуется следом Леви, продолжая мягкие поглаживания. — Да уже почти не беспокоит, на мне вообще всё зарастает махом. — Вот и славно. Я переживал. Снова уютная тишина и тепло родного тела рядом. — Ты такой хороший… — произносит Эрен. Тянется за поцелуем и сразу получает его. Лениво посасывает нижнюю губу. Углубляет. Решив, что сегодня может позволить себе немного шалости, Эрен толкает Леви на спину и вмиг седлает его. Нога и вправду не мешает подобным манёврам. Тот не возражает, только смотрит с интересом, ожидая следующих действий. И явно не предполагает, что Йегер начнёт елозить задницей по его члену и поглаживать соски. — И что ты делаешь? — интересуется Аккерман, глядя в хитрые глаза. Эрен улыбается, чуть прикусывает нижнюю губу и наклоняется к лицу. Леви пытается скинуть с себя наглого засранца, но тот перехватывает его руки и прижимает к постели. — Не много себе позволяешь? — спрашивает без злобы, наоборот — с азартом. Йегер отрицательно мычит и мотает головой, после чего накрывает его губы своими. Наслаждаясь, облизывает каждый миллиметр и чувствует, как стояк под задницей стремительно крепчает. Значит, делает всё верно. Разорвав поцелуй, Эрен ведёт языком по щеке от уголка губ к уху, цепляет зубами маленькую серёжку и влажно шепчет: — Возьми меня. Леви вырывает руки из ослабшей хватки и валит разыгравшегося пацана на постель. Бросает быстрый взгляд на ногу и сразу на лицо, но ни тени недовольства или болезненной гримасы не наблюдает. Понимает, что смотрит на него голодным зверем, а тот лишь лыбится. Маленький провокатор. — Грубо давай, — просит без капли стеснения. Больше ничего Леви и не требуется. Он мигом отстраняется и стягивает с себя футболку. Йегер тянется за поцелуем, а когда получает, возвращается на подушку, но ненадолго. Его шорты вместе с нижним бельём отправляются вслед за футболкой Леви, после чего Аккерман одним движением переворачивает его на живот и резко ставит раком, тут же смачно прижигая ягодицу ладонью. Эрен вздрагивает и ахает. — Что, испугался? — усмехается Леви. — Размечтался, — заявляет с наглостью. Весь гонор исчезает, стоит почувствовать, как между ягодиц скользят два пальца и резко до упора проникают внутрь — похоже, смазка теперь постоянный предмет в карманах Леви. Эрен выгибается и кусает губы, проглатывая стоны. Он готов уже кончить, когда добавляется ещё и третий, но старательно сдерживается, мысленно уговаривая себя не делать этого, ведь это не предел того, что его ждёт сегодня. Задушенный скулёж и пошлое хлюпанье терзают слух Аккермана. В штанах становится невыносимо тесно, грубая ткань мучительно давит на стояк, поэтому свободной рукой он рвёт пуговицы и высвобождает вставший член. Приходится отвлечься, чтобы стянуть джинсы и отправить их на пол. Быстро возвращается к своему занятию и ускоряет темп, выбивая из Йегера блаженные стоны. Леви не может устоять и впивается зубами в ягодицу. — Блять, — вскрикивает Эрен из-за неожиданной боли. — Помолчи, — бросает на его недовольства, возмущая ещё больше. Возразить ничего Йегер не успевает — крепкий член в заднице заставляет позабыть все слова, да и как дышать тоже. Трахает Леви, как всегда, со вкусом и знанием дела. Входит до упора, вынимает почти до конца и снова резко вгоняет обратно. Ни капли не щадит. Грубо мнёт задницу и наотмашь шлёпает сочные бёдра, каждый раз заставляя мальчишку вскрикивать и дрожать ещё сильнее. Раком ебаться, конечно, поинтереснее. Окончательно сносит крышу Эрену рука, совсем не нежно сжавшая его член. Локти предательски прогибаются, и он утыкается лицом в подушку, крича от болезненного удовольствия уже в неё. Дрочит Леви так же отпадно, как и долбит его задницу, что вместе создает потрясающее и ни с чем не сравнимое комбо. Ни кричать, ни стонать сил не остаётся. Йегер лишь беспомощно глотает воздух, когда Леви хватает его за волосы на макушке и тянет на себя. Эрен выпрямляется и тут же оказывается перехвачен поперёк груди, а рука, сжимавшая пряди, теперь давит на горло, лишая кислорода, которого и без того пиздецки мало. Леви сбавляет темп, издевательски медленно вдалбливаясь в растраханную кишку, и покрывает лицо Эрена влажными поцелуями, пока тот хрипит из-за нехватки воздуха и глубоко засаженного в него хера. — Ахуеть, какой же ты горячий, — влажный шёпот щекочет кожу. Аккерман целует за ухом. — С ума схожу… Отпускает, кажется, спустя вечность, но обратно вернуться на подушку Йегеру никто не даёт. Член снова сжимает ладонь, заставляя запрокинуть голову на плечо своего мучителя и в очередной раз закричать, рискуя сорвать голос. Соврёт, конечно, если скажет, что эта пытка ему не нравится. Голову ему Леви выкручивает почти до хруста позвонков и бегло целует следом. Эрен старается отвечать, но сил на это слишком мало, поэтому получаются лишь какие-то смазанные касания и неуклюжие укусы. Чтобы кончить, Эрену требуется ещё несколько быстрых движений рукой вкупе с бешеными толчками сзади. Сливая прямо Аккерману в ладонь, весь сжимается и дерёт короткими ногтями его шею. Только после этого Леви толкает его обратно на кровать и доёбывает уже лёжа, наваливаясь руками по обе стороны его головы. — Потерпи, я почти… — просит и сразу кончает, стискивая зубы и толкаясь до упора. На возню сзади Эрен никакого внимания не обращает, до конца не придя в себя, но точно понимает, что хочет обязательно повторить. Едва находит в себе силы перевернуться на спину, как по груди рассыпается чёрная копна волос. Леви кусает его сосок через футболку и утыкается носом в ключицу. — Так соскучился по мне? — задаёт вопрос. — А?.. — Как-то больше привык, что ты краснеешь и смущаешься, а не валишь меня и просишь трахнуть. Ничего не отвечает, потому что не знает, что сказать. Вероятнее всего, да. Соскучился. Он жаждал каких-то неведомых ощущений всё это время, поэтому и решил, что секс с Леви — именно то, что ему нужно. И кроме этого есть ещё одна вполне веская причина. — Маму выписывают завтра, — шепчет Йегер. — Уже? — спрашивает Леви удивлённо и быстро меняется в лице. — Хорошо, я рад. — Да что хорошего? — его голос переполнен тоской. Новость, разумеется, хорошая, с одной стороны, но с другой… — Мы с тобой опять будем видеться только на переменах в школе! Аккерман отводит взгляд, помрачнев. Действительно, приятного для них двоих здесь мало, ведь даже в те драгоценные минуты, проведённые вместе, им мало друг друга. Хочется больше, ближе. Им всегда будет мало. — Пообещай, что мы будем видеться, — просит Эрен почти жалобно. Пальцы путаются в лохматой чёлке, отодвигая её со лба, а следом тонкие губы прижимают к коже, оставляя чувственный, безумно нежный поцелуй, будто бы заверяя, что всё будет хорошо. — Я что-нибудь придумаю, — обещает Леви. И Эрен верит ему, а он исправно придерживается обещания. Карла после выписки сидит дома на больничном, который по бумагам положен ей ещё месяц, поэтому, пользуясь случаем, очень тщательно следит за тем, чтобы Эрен придерживался прописанного ему постельного режима — лишь изредка прося помочь в тех делах, с которыми не может справиться с загипсованной рукой и которые не терпят до возвращения домой Гриши, — и это делает встречи с Леви ещё более невозможными. Однако тот всё равно звонит по видеосвязи, когда над его любовником не ведётся надзор, наблюдая его улыбку, что с каждым разом становится всё менее заметной. Виртуальные свидания лучше, чем совсем ничего, но живое общение приносит больше радости, а самый главный его плюс — возможность в любой момент ощутить тепло через прикосновения. Тогда Леви придумывает навещать своего больного по ночам, рискуя быть пойманными. В дом заходить не решается, зато под окном Йегера может простоять по паре часов. Любуясь любимой, немного сонной, но довольной мордашкой в окне второго этажа, он даже не жалеет, что этой ночью поспит всего четыре часа вместо положенных шести, а вот Эрен смотрит на него влюблёнными глазами и чувствует, что это не то. Всё не то, всё не так. Успокоительные, которые дал ему отец, кажется, только больше раздражают, и именно тем, что никак не помогают. Так сильно вернуться в школу Эрен не хотел ещё никогда, потому что уверен — дурацкое скребущее чувство, ставшее уже ненавистным, возникает каждый раз из-за отсутствия гула в школьных коридорах на переменах, болтовни друзей рядом и чувственного взгляда неподалёку, пожирающего его с головы до ног. Он уже даже не против и у Мегеры на математике посидеть, лишь бы избавиться от собственных капризов, требующих невесть чего. Неделя длится медленно настолько, что начинает казаться бесконечной, но всё же заканчивается. Нога зажила и совсем не тревожит, Эрен может полностью на неё наступать, не ощущая боли. Только в школу мама всё равно не пускает, упорно утверждая, что десяти дней для такой травмы мало, и оставляет киснуть в постели ещё на день. К счастью, спустя огромное количество долгих уговоров и попыток доказать, что всё в порядке, на протяжении всего дня, Карла соглашается отпустить на танцы, но с клятвенным обещанием беречь ногу и работать аккуратно. Решающим становится аргумент, что скоро соревнования, а он и так пропустил полжизни. Долго отбивается от предложения мамы подвезти его, умоляя хотя бы на минуточку подумать о своей сломанной руке. Карлу не особо заботит, что с гипсом вести автомобиль будет не очень удобно, но всё же она отстаёт и уходит на кухню. Сначала Эрен подумывает, что ничего ужасного не случится, если он пропустит ещё один день и вместо тренировок встретится с Леви. Отбрасывает эту идею из-за проснувшейся совести и страха всплывшей правды. Не расстраивается, ведь по танцам скучал не меньше, чем по пылким поцелуям. Ограничивается лишь коротким сообщением, что его старания прошли не зря и на тренировки мама всё же отпустила. — Эй, куда хватаешь столько?! — отчитывает мать, когда перед выходом Эрен закидывает в рот сразу две таблетки успокоительных вместо положенной одной. — Да от одной эффекта никакого, — печально вздыхает он. — Глупый, от них ведь тоже передозировка быть может! Нахмурившись, Эрен выплёвывает одну таблетку и возвращает её обратно в банку. Карла наказывает ему, чтоб ничего подобного больше не видела, и напоминает, чтобы не задерживался и, как освободится, сразу шёл домой. Он со всем соглашается, потому что уверен, что сейчас он развеется, вернётся к привычному для него режиму и никаких скребущих изнутри чувств больше испытывать не будет, а значит, и успокоительные больше не будут нужны. Только на деле всё совсем не так, как он думал. — Кто-то лажает, — выдаёт хореограф, задумчивым взглядом обводя учеников в попытке найти того негодника, портящего всю картину. Взглянуть на центр даже не думает. — Ещё раз. Сердце замирает от родного звука синхронно шаркающих подошв и громкой музыки, от которой в груди всё подскакивает. Но уюта в привычной для себя среде Эрен не ощущает. Единственное, что он чувствует сейчас, — злоба. На самого себя, в основном, потому что тот, кто лажает, — это он. Вернуться в строй оказалось сложнее, чем ему говорили и чем он сам думал. С самого начала у него не получается абсолютно всё. Даже на банальной разминке он показывает себя хуже всех. Как только хореограф ещё не вычислил его? Наверное, потому что все привыкли, что кто угодно может ошибиться, но не Эрен Йегер. Удивительное явление. Но это ведь его первый день после травмы. Значит, простительно? — Йегер! —Наконец-то попадается он. — Неужто это ты у нас портачить решил? — Извините… — виновато произносит, кося взгляд в сторону и надув губы. Учитель сочувствующе вздыхает и командует повторить. Эрен следит в зеркало за каждым своим движением, выжимает из себя все силы, но сам прекрасно видит, что не получается. Чувствует на себя взгляды товарищей и хореографа. Старается ещё сильнее и снова ошибается. Путает движения, выбивается из ритма и злится всё больше. Только уже не на себя, а на людей вокруг, смотрящих на него так, словно он им что-то должен. — Ты ритм не чувствуешь? — интересуется хореограф с долей упрёка. — Чувствую, — бубнит Эрен, насупившись. — Тогда ещё раз. Ещё толком не успевает ничего сделать, а музыка уже затихает и доносится очередное замечание: — Снова выбиваешься! Хмурит брови, но молчит. — Эрен, ну в чём дело? — терпеливо спрашивает тренер. — Я понимаю, что ты только первый день после травмы, но у меня складывается ощущение, что ты совсем не стараешься. И тут он не выдерживает. — Вот именно, что первый день после травмы! — гневно выкрикивает Йегер, оскалившись, чем повергает всех в шок. — Можно перестать на меня давить?! Мужчина смотрит на него с растерянностью. Быстро берёт себя в руки, стирая с лица удивление, и произносит ещё тише и мягче: — Эрен, послушай… — Не собираюсь я ничего слушать! И, окончательно сражая всех наповал, он выходит из строя и быстрым шагом покидает зал, громко хлопнув дверью напоследок. За устроенную сцену истерики ему ни капли не стыдно. Это им всем должно быть стыдно! Много лет подряд он показывал идеальнейшие результаты. Он один стоит всего коллектива! Просто за его присутствие все должны в ноги падать, а не кидаться упрёками за малейшую ошибку. Могли бы поиметь совесть и хотя бы в первый день дать ему оклематься и быть чуть более снисходительными. Йегер хватает свой рюкзак из раздевалки и несётся к выходу. От обиды почему-то хочется разреветься, а вместе с этим в груди бушуют злоба и раздражение, заставляя ненавидеть всё вокруг. Свежий уличный воздух не отрезвляет. Он очень сдерживается, чтобы не избить стену или отпинать какой-нибудь мусорный бак. Чувствовать это больше невозможно. Эрен устал разрываться на части. Что угодно, лишь бы перестать просыпаться с камнем на сердце и засыпать с ним же. Лишь бы прекратить изводить самого себя. Хотя бы на мгновение не чувствовать этого. — Поймал… Кто-то сзади хватает его за руку, разворачивает и прижимает к себе. Йегер сразу же вырывается. — Да что за привычка у тебя, пугать меня всё время?! В глазах Леви отражается недоумение. Он отшатывается чуть назад и больше не лезет с объятиями. Грубая реакция оказывается очень неожиданной, и Эрен понимает, что перегибает. Ему вовсе не хотелось обидеть его, нет. Оно само как-то получилось. — Прости, — тихо извиняется Аккерман. Выглядит Леви виноватым, и чувствует себя наверняка так же. Это вызывает у Эрена укол совести. — Нет, это ты извини. Я не должен был на тебя срываться, — бормочет он, стыдливо косясь в сторону. Аккерман озадаченно выгибает бровь и решает просто взять на заметку не появляться больше с такими своеобразными приветствиями. Ему хочется обнять Эрена, особенно после столь сложной для них недели, но не уверен, что может себе это позволить после этой глупой шалости. Эрен видит это, и он хочет того же, поэтому не мучает ни себя, ни его и робко подаётся навстречу, смыкая руки на его шее. Сразу же чувствуются ответные касания. — Ты как-то рано закончил сегодня, — подмечает Леви, отступая назад. — Отпустили пораньше, — холодно отмахивается Эрен, не желая даже думать об этом, боясь поймать очередную волну агрессии. — Проводишь, не? После короткого кивка Леви он молча разворачивается и направляется в сторону своего дома, совершенно игнорируя спутника, словно вопрос этот он задал сам себе. Бросив на его затылок очередной удивлённый взгляд, Аккерман молча идёт за ним следом, делая вид, что не заметил, что из студии Йегер вышел совершенно один. Нет того былого энтузиазма, с которым Эрен обычно рассказывает всё, что сегодня было на тренировке. Собственно, как и самих рассказов. Они стали настолько привычной составляющей их общения, что сейчас Леви кажется, что он идёт с каким-то совершенно незнакомым человеком. Чтобы отогнать неприятное ощущение, просит: — Расскажи хоть, что нового? Как дома? С неприятным прищуром Эрен поворачивает голову в сторону Леви: — Ахрененно дома! Хочу — лежу на кровати. Не хочу — лежу на диване. А, ещё можно на ковре полежать, как же я забыл! Видишь, сколько нового! — Издёвка просто сквозит в каждом слове. — Ты с хера ли язвишь? Я, вообще-то, имел в виду, как миссис Йегер после выписки? — Отлично миссис Йегер после выписки, не переживай! Развела кипучую деятельность, задёргала уже — «подай то, сделай это, а то мне с одной рукой неудобно», — передразнивает Эрен мать, кривляясь. — Но ей же действительно сложно с гипсом управляться, — пытается вразумить Леви, но по раздражённому фырканью понимает, что это бесполезно. Снова идут в полном молчании. Чувство странного отчуждения словно разрастается между ними, и Леви упорно ощущает себя в чём-то виноватым, хотя, вроде бы, его неудачное приветствие, на которое Йегер так резко отреагировал, они решили замять, а про маму Эрена Леви говорил вполне искренне, нисколько не стараясь подколоть. Чтобы вновь разрушить ненужное молчание, зачем-то повисшее между ними после недели разлуки, или из желания узнать причину странного поведение, Леви спрашивает: — Как дела на танцах? На совершенно обычный вопрос Эрен реагирует так, словно его только что очень грубо оскорбили: сначала резко останавливается, а после бросает на собеседника разъярённый взгляд, давая сразу понять, какую чушь он сейчас спросил. — Слушай, а ты сам как думаешь? Много я сейчас могу натанцевать? Леви окончательно впадает в ступор и даже не сразу находит, что на это ответить. — Так ты, вроде, говорил, что хорошо себя чувствуешь, — неуверенно произносит он. — Да и зачем тогда пошёл, если не до конца восстановился? — Вот тебя спросить забыл! Эрен со злостью сжимает лямку рюкзака, стискивает зубы так, что желваки начинают гулять, и собирается снова рвануть вперёд, когда Леви хватает его за руку, вынуждая остановиться и развернуться к себе. — Эрен, блять, что случилось? — не выдерживает, требуя ответа. — Ты чего доебался до меня?! — Крик разносится по всей улице, привлекая внимание прохожих к растерянно-хмурому выражению лица одного парня и искажённому гримасой гнева другого. Эрен искренне считает, что такими вопросами его просто решили добить. И кто? Он может простить Леви всё. Да и повод для обид он редко даёт, но вот сейчас со своей лицемерной псевдозаботой его хочется послать куда подальше. Ему что, действительно есть дело до того, как у него дела дома? Ах, ах, как миссис Йегер, ах, ах, как дела на танцах! Да никак! Они не виделись целую неделю, Эрен был готов многое отдать за хотя бы пару минут с ним, а он сейчас идёт и докапывается до него, будто бы сам не знает ответа на все свои вопросы. Знает, просто хочет услышать, как Эрен сам скажет, какое он ничтожество, валяющееся дома, и как его сегодня унижали на танцах. Аккерман понимает, что сам заводится не на шутку, но старается сдерживаться и произносит очень уверенно: — Потому что мне на тебя не всё равно. Только это выводит ещё больше. — Ну раз тебе не всё равно, то ты должен знать, что, блять, случилось! Или всё же нужно напомнить? — Ты хули завёлся, Йегер? — угрожающе ровно. — А хули ты со своими дурацкими вопросами пристал? — Да обычные это, сука, вопросы, — цедит сквозь зубы, находясь почти на грани. — О да, самые обычные, чтобы напомнить мне, что всё идёт по пизде! Выдержка окончательно трескается. Аккерман не истерит в ответ и даже не грубит. Только выдыхает и ровно произносит: — Я смотрю, ты слегка не в адеквате. Как успокоишься, набери мне, и мы нормально поговорим. Хорошо? Степень возмущения, застывшего у Йегера на лице, словами не описать. Он, кажется, сейчас задохнётся от собственного негодования, вызванного таким высказыванием. — Ну так найди себе нормального! — выкрикивает он, едва не плача от обиды и ярости. — Нахрена тебе такой неадекват? Едва успевает договорить, Леви тут же притягивает его за грудки. Он похож на закрученную до предела и готовую распрямиться пружину, и очень сдерживается, чтобы не ударить по обнаглевшей роже. — Ты перегибаешь, засранец, — шипит он, сведя брови к переносице. Руки дрожат от злости. — Пусти меня! — выкрикивает Эрен, вырываясь, но Леви только притягивает ближе и хватает крепче. — Ещё раз ты такую хрень ляпнешь… — разгневанно говорит Аккерман, но оказывается перебит практически на полуслове звонкой пощёчиной. — Не подходи ко мне! Ладонь горит от удара, а зелёные глаза искрят от злости. На секунду мелькает мысль, что он сделал что-то неправильно, и хочется извиниться — Эрен ведётся на эту идею, глядя на любимое лицо, в которое только что с силой впечаталась его ладонь, ведь так быть не должно. Это же Леви. Его любимый Леви. — Леви, — произносит чуть дыша. — Леви, я не хотел… Рука, только что больно ударившая, тянется для того, чтобы нежно огладить, но так и не касается чуть покрасневшей кожи. Леви отталкивает его. — Вот теперь ты точно нахуй идёшь, — зло выплёвывает Аккерман, морщась не то от гнева, не то от боли. Наблюдая за его удаляющейся фигурой, Эрен ощущает себя очень странно. Неужели только что всего за пару минут убил отношения с Леви? Разрушил то, что строил не один месяц? Или… это сделал сам Леви. Намеренно бесил его, специально выводил из себя. Ему нравится любоваться тем, каким ничтожным он стал. Поэтому и пришёл сейчас. И тогда, неделю назад, когда принёс плитку шоколада, когда прикрывался маской заботливого и любящего, но на деле лишь искал возможность насладиться его убогостью. Небезызвестный Эрен Йегер, блестящий танцор, получает ранение за несколько минут до выступления и оказывается выбит из строя. Ах, какая потеха! Обязательно нужно поглумиться над этой немощной букашкой, неспособной теперь заниматься тем единственным делом, которое делало из него человека. Теперь он не способен ни на что. И не нужен тоже никому. Всё, что требовалось от него на тренировках, — без помарок выполнять свою работу, принося своей команде и студии известность и деньги. В нём там никогда не видели хорошего человека и даже не замечали отличного танцора. Он был лишь возможностью хорошо заработать. Теперь и на это он не годится. Стоило лишь показать слабость, чтобы посмотреть, сколько людей останется рядом. И даже самый близкий и родной оказался в числе кидающих насмешки над его ничтожностью. Вся жизнь, всё, что было её смыслом и ради чего он жил, разбивается вдребезги прямо на глазах. Теперь он понимает всё чётко и ясно. Никому он не нужен, ни как личность, ни как танцор, ни как любимый человек. Даже для матери он не больше, чем «принеси-подай». Он — абсолютное ничто. Скребущее мерзкое чувство, преследовавшее его последнее время, вырвалось на свободу, не сдерживаемое больше мнимыми положительными моментами — нет больше увлечения, способного дарить радость, нет больше семьи, дарившей заботу, нет больше любви, дарившей весь мир. Есть лишь оно одно. Отчаяние.