Вас много, а я один

Рыба была большая и пятнистая, похожая на сестренкины лосины: черная, с тусклым отливом и леопардовым узором. И она определенно умерла не слишком давно: Денис принюхался, но ни намека на тухлятину не было, обычный речной запах. Решившись, Денис подтащил рыбину к деревянному мостику, давно уже полностью вылезшему на сушу из обмелевшей речки, отряхнул чешую от песка и с опаской воткнул нож в то место, где у рыбы была бы шея — если бы она не была рыбой. Денис охотно отвлекся на эти размышления, чтобы не думать о том, что сейчас делает. Конечно, рыба и так мертвая, но всё же… Он задержал дыхание и зажмурился, когда нож уткнулся во что-то жесткое, неподатливое. Позвоночник, наверное. Смешные косточки-катушки, которые в консервах превращаются в крошку. Нож проскочил это препятствие, соскользнул и уперся в выбеленные солнцем доски, а рыбья голова тяжело плюхнулась в песок. Денис открыл глаза. Разрез вышел неровный, ёлочкой. На срезе виднелась белесая мякоть рыбины, немножко темной крови, белый кружок хребта и еще что-то. Денис убрал со лба волосы, посчитав, что это они полезли в глаза и создали иллюзию. Но нет, видение не исчезло. Что-то шевелилось посреди мертвенной белизны. Вылезало, вывинчивалось, упруго прощупывая себе путь. Денис отбросил нож и кинулся прочь с берега. Споткнулся, больно наколол босую ногу о стебель рогоза, закрыл глаза и задышал часто-часто, чтобы не расплакаться. Успокоился, медленно приоткрыл глаза. Господи, как близко. Еще бы чуть-чуть… В полуметре от Дениса переливалась и манила маслянистая вязкая лужица. Денис встал, попятился, тут же оглянулся через плечо: вдруг и там твари? Но нет, больше лужиц не было. И этой здесь тоже раньше не было. Денис вернулся к мостику, сел рядом с червивой рыбиной и разрыдался. Тварей становится больше — или они перемещаются быстрее. Или и то и другое. Значит, будет так, как предсказывали уже давно: твари полностью поглотят мир, покроют всё своими бесформенными телами, сожрут всех, кто не смог уйти. Черви, желтоватые на фоне белого рыбьего мяса, повяли, как несвежие цветы, поникли. Всё погибает в этом мире… Денис всхлипнул, обхватив колени и уткнувшись в них лбом. Слёзы закончились быстро — как обычно. Наверное, организм давно понял, что толку в них всё равно никакого, зачем расходовать ресурсы зря. Чувство голода, отступившее было от потрясения, вернулось, но заставить себя выпотрошить рыбину Денис не мог. Он поднялся, бросил на червивую тушку извиняющийся взгляд и побрел назад. Без Михалыча было трудно. Пусть он напивался, пусть матерился, а иногда и отвешивал подзатыльники, но с ним было как-то спокойнее, легче, чем совсем одному. Легче засыпать по ночам, легче верить, что родители вернутся. И рыбу Михалыч ловил хорошую, без червей. Денис крался вдоль покосившихся заборов, внимательно глядя по сторонам. Тварей он не боялся: еще не стемнело. Но вот другие… С тех пор, как Денис остался в деревне один, мародеры не появлялись, но они ведь вернутся когда-нибудь — и не будет уже Михалыча, способного разогнать их при помощи серпа и отборного мата. Отчаянно стесняясь самого себя, Денис регулярно тренировался принимать грозный вид и держать круговую оборону, что в одиночку было не так легко — и это без реального противника, а что будет, если всё случится по-настоящему? Денис знал, что будет. Его зарежут. Или насадят на штакетину. Или вздернут, как блаженную Нюрку у церкви. Она всё кричала и кричала, что надо уходить, а в это время ей на шею набросили петлю — и мама закрыла Денису глаза ладонью, но он подглядел в щель между пальцами, как слетел с ноги Нюрки клетчатый шлёпанец. А потом всё стало так, как предсказывала Нюрка. Щели, в которые проникали твари, всё множились, но появились и другие, ведущие в чистый мир. Мир, в который пускали не всех. Дениса вот не пустили. И Михалыча тоже. Денис часто размышлял о причинах своей несовместимости со щелями. Может, он не заслужил? Плохо вёл себя, грубил матери, однажды вымазал клеем любимую куртку отца… Дашку-то пропустили, она послушная. И родителей тоже пропустили без проблем, и мама плакала, когда уходила, но ради Дашки должна была, а папа до последнего повторял, что они найдут способ протащить Дениса, что вернутся за ним. И Денис ждал. Это всё когда-нибудь закончится. Опустевший мир, полный растекшихся по горизонтальным поверхностям тварей, одиночество, скрип половиц в ночи, постоянный страх — это не может продолжаться вечно. Что-то треснуло, будто на ветку наступили. Денис вздрогнул, вжался в забор, прислушался. Показалось? Показалось. Отодвинул фанерку, шмыгнул во двор, ползком через кусты, максимально распластавшись — в подвальное окошко. Если вдруг не показалось, надо успеть. Мягко приземлился на полусгнившее тряпье, поднялся, на цыпочках пересек подвал, подобрав по пути заржавленный серп, нырнул в самый дальний угол, где фундамент врезался в скалу, укрылся рогожкой, задышал ровнее, тише. Даже если найдут, взрослому сюда не пролезть, тесно. Не достанут. Разве что насадят на арматуру, как на шампуры… Денис вздрогнул, вспоминая лицо Михалыча, когда тот вернулся из Власовки. Может быть, это всё-таки сделали твари? Не могли люди… Но в глубине души он знал, что могли.