Пепел догоревшей боли

      Открыв глаза, я увидел перед собой женщину, лет 40, в синем фартуке и метлой в руках. Она теребила меня за плечо.       Протерев глаза, тщательно всмотревшись в её лицо, я понял, что это наша школьная уборщица. Я сам сидел на полу под доской, где мы прошлой ночью разговаривали с Сашей, а сам Саша спал у меня на плече. Смущенно, разбудив Сашу, мы встали. Уборщица нас узнала и спросила, что мы тут делаем, и почему нас выгнали из дома, раз ночуем в школе под доской. — Понимаете… вчера было ровно 3 года с расстрела… и… — я подошел к парте с табличкой Насти. — на этом месте сидела девочка, которая, спасая меня, бросилась под пули… мы с ней дружили с 3-рёх лет… просто… этот кабинет- то место, что поменяло всех нас, как бы я не обещал сюда не возвращаться, время тянет к истокам… наши фотографии всё ещё весят на доске выживших? — Ох… да, они всё еще там… хотите посмотреть? — с сочувствием произнесла уборщица. — Не отказались бы…       Мы вышли из кабинета вслед за уборщицей, в коридоре было много детей и подростков, я невольно вспомнил школьные годы.       Спустившись на первый этаж и повернув налево, к шкафчикам, и пройдя ещё через одну дверь, оказались около огромной пробковой доски. — Спасибо, а то я за 2 года совсем забыл маршрут. — посмеявшись сказал я. Уборщица оставила нас, а мы с Сашей стали рассматривать доску. — А ты помнишь все эти коридоры? Кабинеты, этот запах… посмотри сколько тут детей, которые даже не подозревают обо всем этом ужасе, что мы пережили… — Не отрываясь от плаката, почти шепотом сказал Саша. — Да… кстати, твою фотографию поменяли, больше не написано, что ты зло всего мира. — Неужели. — усмехнувшись, улыбнулся Саша.       Потом мы подошли к нашим шкафчикам, кстати, забыл сказать, что шкафчики всех погибших ребят украсили их фотографиями и искусственными цветами, больше этими шкафчиками никто не пользовался.       Эти шкафы было легко взломать, что я и сделал, тихо это сделать, конечно, не получилось, но я пытался.       Внутри были какие-то тетради, куртку Насти и фотографии.       Вопрос: «Почему за 2 года с этими вещами ничего не произошло?» — я не знаю.       Пока никто не видел, мы с Сашей забрали всё из шкафа и через, всё тот же черный ход, отправились к машине. — Я очень любил её… наверно больше всех в этом Мире… мы были счастливы… это был человек, в котором я, будто, видел второго себя… я помню, как в детстве мы играли во дворе, как валялись летом на траве, как тёмной ночью по трубе залазили на крышу и смотрели на Тучковское звёздное небо… а потом к нам присоединялся Снаф и мы начинали рассказывать друг другу страшные, нами же придуманные истории… кто же знал, что это наша последняя осень… — закончив, я стал смотреть в окно. — А ты помнишь, какими мы были в детстве? Точнее… какими вы были… у меня не было детства, всё моё детство- это оружие, кровь, избиение отцом и абьюз… даже не знаю, как я смог стать тем, кем являюсь сейчас… кстати, я легализовал бизнес отца, скорее ради своей семьи и сестры, теперь мы занимаемся охраной важных лиц, как-то так…