***
Ивана ломало. Он привык заниматься на работе… работой! Привык приходить и, быть может, не всегда быстро и без перерыва, но всё же работать. Всю же прошедшую неделю, после назначения Джонса боссом, Брагинский занимался ровным счетом ничем. Он в первый же день отправил на почту американцу свой старый отчет, и тот то ли всё это время проверял его, то ли занимался, как и Иван, — ничем. Новых файлов на анализ не присылали, по старому отчету ответа не было — хотя остальные в офисе вроде бы как даже и что-то делали, но только не Иван. Брагинскому думалось, что, возможно, стоило продублировать письмо, или же зайти к самому Джонсу и все обсудить, но слишком велико было счастье русского, так как Альфред не сидел теперь с ним рядом часами напролет, что он даже видеть американца не хотел — благо, тот и не особо часто попадался на глаза. Всё изменилось же, когда русский всё-таки наткнулся на Джонса в коридоре утром вторника. Тот, как всегда улыбчивый и как всегда веселый, шел прыгающей походкой и, насвистывая себе под нос, периодически потягивал что-то из стакана через трубочку. Увидев Ивана, он тут же приветственно замахал ему и поманил пальцем. — Хей! Нужно обсудить кое-что. Зайдешь ко мне? — Альфред хлюпнул жидкостью в стаканчике и, махнув рукой сторону своего кабинета, зашагал вперед, не оборачиваясь. — Да, конечно… Ивану показалось, что Джонс вовсе не услышал ответа, просто продолжив идти и насвистывать. Тут же раздалось тихое хихиканье из-за дальнего стола. Русский поднял взгляд на звук и увидел активно стучащего ребром ладони по горлу Лукашевича. Ивану тоже на мгновение подумалось, что Альфред звал его, дабы уволить. Он никого за последнюю неделю ни разу не звал в свой кабинет — если возникали какие-то вопросы, он сам выскакивал, как чертик из табакерки, и нёсся к нужному человеку. Джонс галантно придержал дверь, подождав, пока Иван пройдет вперед, и юркнул следом, закрыв ее за собой. В кабинете, на удивление Брагинского, было относительно чисто — только стол был завален огромной кучей каких-то бумаг. В остальном же было даже более аккуратно и просто, чем при предыдущем владельце. С подоконников исчезли цветы, а какие-то индийские статуэтки на полках сменились фигурками супергероев, которые раньше ровными штабелями стояли по периметру всего рабочего стола Альфреда. — Садись, чего встал-то? — американец кивнул на небольшой диван, стоявший в углу, и, напоследок громко хлюпнув остатками напитка, отставил стаканчик на стол. Иван молча плюхнулся в самый угол, пожалуй, немного облегченно откинувшись на мягкую спинку. Альфред же, не отходя от стола, схватил неожиданно загоревшийся телефон и, хмурясь, начал что-то быстро печатать, словно забыв о присутствии второго человека в помещении. Он простоял так с минуту, и лишь когда телефон еще раз звякнул, он, удовлетворенно хмыкнув, сунул его в карман и наконец обернулся к Ивану. — Что, уволить меня решил? Брагинский первым решил нарушить затянувшееся молчание — Джонс так и продолжал стоять у стола и, не моргая, пристально смотреть на русского. Альфред тут же расплылся в улыбке и хохотнул, подходя ближе и тоже садясь на диван. — Нет, — американец ровно в ту же секунду, что приземлился на диван, растекся по нему безвольной тушей, откинув голову на стену, руками оперевшись о спинку и широко расставив ноги так, что его колено с силой уперлось в колено Ивана. — Я про твой отчет хотел поговорить. — А, да, — Брагинский кивнул и попытался немного отодвинуть свою ногу, но только он начинал отводить ее — чужое колено лишь сильнее начинало давить. — Я отправил неделю назад. — Ага, — Альфред, не поворачивая головы, скосил взгляд, по лицу его начала блуждать какая-то непонятная, словно бы даже едкая полуулыбка. — Я же не принял его. Когда переделаешь? До выходных нужно сдать. Иван почувствовал, как на мгновение к горлу подкатила икота, но, сглотнув, нахмурился, силясь вспомнить причину, по которой вообще в принципе этот отчет мог быть не принят. Тем более Джонсом, который сам каждый раз просил у Брагинского совета в оформлении макета и всего прочего. Да что смеяться. Альфред каждый свой отчет лез под руку к русскому с разными расспросами. Что он-то мог найти неверного в работе самого Ивана? — Что?.. Ты же не написал ничего и правки никакие не прислал, — Брагинский недоуменно качнул головой, поворачиваясь к начальнику в полкорпуса. Альфред в ответ тоже повернулся и, оперевшись щекой о руку, немного подался к Ивану. — Ну так я и не писал, что он принят, — американец слегка дернул плечами, продолжив внимательно рассматривать парня перед собой. Взгляд его то пробегал по лицу, то спускался на шею и вновь поднимался выше. Извечная улыбка сползла с его лица, и он чуть приоткрыл рот, тут же проведя языком по нижней губе. — Ладно… Что тогда не так? — Иван зло поджал губы. Ему не нравилось такое ведение дел. А еще ему не нравилось, с каким удушающим упорством разглядывал его Джонс. Ивану всегда было сложно выдерживать долгий зрительный контакт с людьми, но с голубыми глазищами в десятках сантиметров от собственного лица — это становилось вообще невозможным. — Ну… Там ошибочки. Исправишь и пришлешь, хорошо? — Альфред вновь улыбнулся и, привстав, подогнул под себя ногу, выпрямляясь и положив руку на спинку дивана так, что его пальцы замерли буквально в сантиметре от плеча Ивана. — Там всё просто, думаю, ты справишься. Но, конечно, если хочешь, я могу тебе помочь. Брагинский слегка скосил взгляд на скользнувшую по его плечу ладонь. Где-то в животе неприятно закололо, а к горлу подступил неизвестного рода… визг? Да, пожалуй, он был близок к этому, потому как наглость Альфреда временами пугала, и пусть Иван головой и понимал, что, в принципе, американец и раньше постоянно нарушал его личные границы. Сейчас, в свете происшедшего, для помнящего тот вечер русского — это выглядело безумно странно. — А ты точно уверен, что там что-то не так? Мы согласовали этот отчет с Артуром три недели назад… — Иван слегка прочистил горло и сглотнул, наблюдая, как вслед за его кадыком и взгляд Джонса скользнул вниз-вверх. — Ага. Я же говорю, там немного, чего ты так напрягся? Альфред ощутимо сжал плечо Ивана пальцами, но лишь на секунду, и тут же рука его, словно безвольная, соскользнула, упав на диван, а точнее, словно невзначай, на запястье русского. Чужие пальцы медленно провели по тыльной стороне ладони и костяшкам, а затем вновь двинулись вверх, к запястью. Брагинский кашлянул и, будто пытаясь прикрыться, выдернул руку из-под чужих ласк, а после опасливо положил на колено, подальше от руки Джонса. Американец на этот раз не проигнорировал жеста собеседника и медленно перевел взгляд вниз. Он недовольно цокнул, но тут же вновь улыбнулся, подняв лукавый взгляд из-под челки на Ивана. — Хорошо, я посмотрю отчет ещё раз и отправлю исправленный, — Иван кивнул и тут же стесненно провел рукой по собственной шее, чувствуя засевшую буквально в каждой его клеточке неловкость. — Ага, я подойду в конце дня посмотреть на твои… успехи, если ты не против. — Думаю, я лучше просто отправлю по почте, чтобы не отвлекать… Вдруг по дивану прошлась едва заметная вибрация, и Альфред тут же встрепенулся, достав из кармана телефон. Он вновь, как и в прошлый раз, нахмурился, прикусив губу, и снова стал быстро что-то писать. Иван воспринял это как шанс. — Так я пойду?.. Альфред на мгновение замер, пару раз моргнув, и тут же легонько хлопнул Ивана по колену, кивнув. — Угу, иди. Иван пулей вылетел из кабинета, словив на себе недоуменные взгляды.***
Вечер настал быстро. Так же быстро, как и вечер следующего дня, а потом и вечер четверга. Впервые в жизни у Ивана горел отчет. Его нужно было отправить в контору до обеда пятницы, и, тем не менее, каждый раз, когда Ивану казалось, что уж идеальнее-то точно не придумаешь — Джонс разворачивал документ, листал и в ту же секунду тыкал в экран компьютера, выдавая фразу, от которой Брагинский, казалось, скоро чесаться начнет. «Вот тут ошибочки, видишь?» И русский хотел бы сказать, что ошибочек не было, и даже упирался первый раз, но Альфред постоянно всё с таким же неуклонно радостным видом качал головой и предлагал помочь, если Иван не справлялся сам. Ошибочки были. Но это были именно не ошибки, а ошибочки. Да, где-то Иван и правда косячил, но когда Альфред начал в причины отказа от принятия отчета ставить еще и уж такую откровенную ерунду, как неправильное оформление таблицы и чуть большеватый шрифт у подписей к диаграммам — Брагинский начал чувствовать, что выдыхался. Этот отчет был важен. Иван посмотрел на время. Полчаса до окончания рабочего дня. Радовало, что тех, кто засиживался в офисе, обычно не выгоняли часов эдак до полуночи, а это практически, можно сказать, удваивало рабочий день. Брагинский мысленно извинился перед котом, который наверняка первые пять минут задержки хозяина с работы недовольно полупит хвостом о пол, а потом пойдет и что-нибудь сворует с полок, и сильно-сильно зажмурился. Перед глазами уже плыло, а он за это время отчитал лишь три четверти отчета. Конечно, если быть точнее, он уже три раза его целиком проштудировал за эти дни, но ошибочки так и норовили вылезти аккурат перед носом неожиданно ставшего дотошным Джонса. Иван прогнал текст через всевозможные редакторы и словари, рядом с документом, на рабочем столе, беспрестанно было открыто окно с памяткой «Официальное оформление документальной отчетности». Он вспомнил всё. Даже то, чего никогда не знал. Но больше пугало, что Джонс знал всё это, раз вполне конкретно каждый раз указывал на эти самые мельчайшие ошибки. Это было просто глупо. Сразу вспоминалась «мучительница первая моя», которая была крайне странной, крайне жесткой и, скорее, военной теткой. Иван до сих пор с содроганием вспоминал эту не принимающую никаких отговорок даму, практически насильно вбивавшую маленькому Ване и его одноклассникам-первоклашкам любовь к правилам и аккуратности. Почему она это делала с таким упорством и через не самые пригодные для этого места, Брагинский уже и не мог вспомнить. Она, по какой-то там причине, правда, быстро исчезла из их школы, но вот страх писать левой рукой, а у шляпки буквы «П» ставить лишь одну закорючку вместо двух, у Ивана остался на всю жизнь. Неожиданно по спине Брагинского прокатилась волна ощутимой боли и раздался громкий хлопок, заставивший русского подпрыгнуть на месте. Иван, судорожно сглотнув, обернулся на хлопнувшего его по спине и облегченно выдохнул лишь когда понял, что это был Лукашевич. — Еб… твою за ногу, чёртов пшек! — Ой, смотрите, речь типа родная вернулась, что ли? Что, русский, ночь — работе не помеха? Домой типа не собираешься? — Феликс криво усмехнулся, откровенно ехидно скалясь при виде испуганного лица приятеля. — Да пошёл ты… — Иван недовольно дернул головой, но под продолжающим ждать ответа взглядом сдался. — Чертов Джонс отчет не принимает. Я уже вылизал тут всё, а он всё со своими «ошибочками». — А чо за ошибочки? — Лукашевич двинул ладонью бумаги на столе Ивана и присел на край. — Исправить-то не можешь что ли, совсем отупел? — Да я вообще не понимаю, откуда он эти ошибки берет. Я исправляю одно — он тут же находит ещё десять, — Брагинский поджал губы и уткнулся лицом в ладони, тяжело выдохнув. — Ну, так, может, того?.. — Феликс дернул губой и поморщился. — Уволить типа тебя хочет или чтобы сам уволился. Ошибки-то, ну, реальные? Или брехня? — Да понятия не имею. Это вроде и ошибки, но такие, что черт… Какие-то неточности в оформлении макета, про которые даже я не знал, куда Джонсу-то! Так нет же, вытаскивает! Иван заметил, что ощутимо повысил голос тогда, когда на него обернулась уже собирающаяся за соседним столиком коллега, и тут же притих. Его немного радовало, что он наконец смог хоть кому-то выговориться на этот счет, и пусть Лукашевич вряд ли чем-то поможет, но на душе стало хоть немногим легче. — Ну, он так-то умный парень, чего бы и не повытаскивать? — Феликс грустно кивнул головой. — Если он решил тебя того, ну, это… выпнуть отсюда — думаю, он с тебя не слезет. Сочувствую, чувак. — Да умный, как же… В своем дворе, может, и был самым умным, раз сюда пробился, — Брагинский поморщился и схватил чашку с давно уже остывшим кофе, сделав небольшой глоток. — Всё время, что сидели рядом, я ему помогал отчеты оформлять. Ни одного, наверное, сам не сделал. А тут — вон! — знатоком стал! — Это ты про Джонса говоришь? — Лукашевич удивленно приподнял брови, хохотнув. — Он так-то с отличием местный универ на Манхэттене закончил. Как он там?.. Из Лиги Плюща который. Колумбийский? Сомневаюсь, что ему в принципе нужна была твоя помощь в чем-либо. — Только что придумал? — Иван недоверчиво цыкнул и закатил глаза. — Да бля буду! Он когда к нам только устроился, я тут же побежал к Элизабет, ну той, из отдела кадров, и типа говорю: «Что там за красивого мальчика закинули в нашу дыру?» — Феликс собрал губы в трубочку и причмокнул. — Ну, и я видел его дело и анкету, и там нихуё-моё, а престиж с каждой страницы по шарам лупит. Так что я бы еще подумал десять раз, кто тут из нас придумывает. Брагинский сощурился, недоверчиво пытаясь высмотреть в лице Лукашевича признаки лжи, но абсолютно не находил их. — И чо он прям постоянно тебя просил помогать? — Феликс задумчиво прикусил ноготь. — Я просто помню, что он пособлял всяким там дружкам своим. Сидит рядом со мной громкий такой парниша темненький, и этот ещё, япошка типа. — Да я вообще не видел, чтобы он работал, — постоянно играл в какие-то стрелялки, а в перерывах между заходами висел на мне и просил помочь с какой-нибудь лабудой. Феликс нахмурился, с трудом соотнося в своем разуме то, что рассказывал Иван, и то, что Лукашевич знал сам. Он всегда воспринимал Джонса хоть и как достаточно шумного, но всё же мозговитого парня; и раз он играл при Артуре в игры и по-прежнему не то что оставался на должности, так еще и новым боссом стал, значит, он и успевал всё. Феликса вдруг осенило, и он расплылся в елейной улыбке. — Ну, так, может, типа это ты дурак? А Джонс просто шары к тебе подкатывал всё это время? — Чего? — Иван непонимающе поморщился. Он, быть честным, не понял абсолютно ничего из того, что секунду назад выдал Феликс. — Ну, точняк дурак, — Лукашевич гоготнул, обнажив ряд белых зубов. — Ну это. Типа ты вылизал отчет, а надо было кое-что другое. Просёк? — Да скажи ты нормально, что ты имеешь… — Иван не успел договорить, как к голове подкатило осознание сказанного. На щеках выступил румянец, и он отодвинулся от Лукашевича, как от прокаженного, ошарашено таращась на него. — Ой, вы только посмотрите, шестеренки-то всё же вертятся в этой голове временами! Очуметь можно! У Ивана сложился пазл в голове. Не то чтобы он не видел намеки раньше… Брагинский вновь уткнулся лицом в руки, с ужасом осознав, что, видимо, Лукашевич был просто до безобразия прав, и фото русского должно было висеть не на стенде «работник месяца», а в туалете где-нибудь. И с припиской фломастером снизу «Идиот». — Это просто ерунда какая-то, ну просил помочь. Он просто навязчивый очень… — Ага, только чо-то только к тебе навязался, походу, — Феликс достал брякнувший в кармане телефон, но, быстро смахнув какое-то сообщение на экране, вновь убрал. — И чо типа он, кроме этого, ничего не делал? Там, может, ну, приглашал куда-нибудь, смотрел гляделками своими влюбленно, трогал типа нечаянно? Хотя не удивлюсь, если он тебе напрямую сказал «Эй, ты мне нравишься, большой и стрёмный русский парень», а ты даже не заметил. Брагинский замер и медленно прикрыл глаза, выдохнув через нос, чтобы, не дай бог, изо рта не вырвался стон. Ему хотелось лупануть Лукашевича со всей дури за те ужасные вещи, что он ему говорил. Ужасны они были хотя бы по той причине, что с каждым сказанным словом, Ивану становилось всё дурнее и дурнее от признания того, что он категорически не хотел признавать до этого. Ведь Джонс его даже поцеловал. Наверное, сразу после этого можно было догадаться обо всём, а не искать какие-то оправдания. — Нет, ничего такого не было, — Иван понял, что облажался, когда вместо его обычного голоса наружу вырвался писк, на пару октав выше обычного. Феликс на секунду замер и тут же захохотал в голос. — Ага, по твоему лицу видно! Поздравляю, чо, — Лукашевич спрыгнул с чужого стола и хлопнул Ивана по плечу. — Будешь себе зарплату побольше выпрашивать, — Феликс толкнул щеку языком изнутри, — за меня слово замолви! Ладно, бывай, за мной уже подъехали. Брагинский, как сидел ровно, так же накренился и со стуком приложился лбом о стол. Он чувствовал себя крайне странно: хотелось плакать, смеяться и материться одновременно. Он так и не закончил отчет, а в голове панически метались мысли, что никогда не закончит, если всё же Альфред просто хотел его уволить. Может, Иван действительно был с ним не очень вежлив, периодически подкалывая, а теперь, оказавшийся злопамятным, Джонс решил изжить русского из этого офиса. Ну, или допустим, он действительно нравился американцу, но не принято разве тогда как-то умасливать объект воздыханий, наоборот всё принимать без упреков?.. Или хотя бы сказать напрямую, что-нибудь в духе: «Эй, ты классный!». Иван вслух застонал от собственных мыслей, но тут же прервался, вновь ощутив на спине прикосновение чужой ладони. — Чего тебе ещё, придурок? — Вообще, я пришел спросить, как у тебя дела с отчетом… — давление чужой руки мгновенно исчезло, и Иван поднял взгляд, испуганно посмотрев на возвышающегося над ним Джонса. Тот криво улыбался, неловко почесывая затылок. — Но, видимо, ты всё ещё не закончил. — Я… Извини, я думал это Лукашевич вернулся, это он придурок, — Иван выпрямился, немного разворачиваясь на стуле. — Короче, не бери в голову. — А, Феликс. Вы же друзья, верно? — улыбка американца на мгновение дрогнула. — Вроде того, — Иван поджал губы, скупо кивнув. — Я заново отредактировал уже больше половины, сегодня задержусь немного и всё доделаю. Завтра с утра всё будет готовое у тебя на почте. Хорошо? — Да ладно, — Альфред привалился бедром к столу, где еще пару минут назад сидел Лукашевич, и рукой оперся о какие-то бумаги. — Я не спешу никуда сегодня, могу посмотреть прямо сейчас, что ты уже сделал. А потом вместе разберемся с оставшимся, а то, боюсь, завтра с утра, если что-то вновь будет не так — ты не успеешь поправить. Джонс сложил руки на груди и широко улыбнулся, взглядом скользя по лицу Ивана. Его предложение, конечно, было стоящим, Брагинский и сам это понимал. Вот только они остались практически одни в офисе, а через пару часов так и вовсе все разойдутся, и русский будет с этим один на один. Он, конечно, не думал, что Альфред набросится на него и, например, снасильничает, или что-то в этом духе… Ну, как не думал… Не думал, пока не придумал. — Просто идиотизм какой-то, боже… — русский прикрыл лицо руками, шепнув в собственные ладони. — Что ты сказал? — Альфред слегка нахмурился, пытаясь разобрать слова незнакомого ему языка, но безуспешно. — Да так, ничего, — Иван отвел взгляд в сторону и тяжко выдохнул, сдавшись. — Да, наверное, было бы здорово закончить сегодня… — Вот! И я о том же! Ха! — Альфред осклабился и с размаху приложил обе ладони о плечи Ивана, тут же легонько их сжав. — Скидывай файл и пойдем ко мне в кабинет. Брагинский кивнул и пододвинулся к компьютеру, Альфред же не спешил отходить, лишь сильнее опрокинулся на стол так, что русский своей рукой явственно почувствовал тепло, исходящее от бедра Джонса. Иван попытался вытянуть провод мышки подальше, но та лишь протестующе скрипнула. Пришлось быстро защелкать и не обращать внимания на то, как рука периодически упиралась в чужую ногу. — Всё. Отправил. Брагинский поднял голову и в эту же секунду почувствовал на своем лице чужое дыхание — Альфред, слегка сгорбившись, внимательно разглядывал его, а на вечно радостном лице не осталось и следа от улыбки. Но, быстро сглотнув, американец, видимо, пришел в норму и, улыбнувшись, похлопал Ивана по плечу. — Пошли тогда. Джонс сорвался с места и пересек офис, скрывшись в своем кабинете. Когда Брагинский зашел следом, тот уже сидел за ноутбуком и, слегка покусывая губу, внимательно что-то изучал на экране. Иван осторожно присел на знакомый уже диванчик, ожидая, что скажет начальник, но тот продолжал молчать, постепенно крутя колёсико мыши и бегая глазами по строчкам. Через минуту Альфред поморщился и, отложив очки, пальцами сжал переносицу, массируя. — Ну опять же ошибочки, — Джонс, кисло улыбаясь, выглянул из-за ноутбука, поманив Ивана пальцем. — Где? — Брагинский, еле сдержав протяжный стон, подошел к столу. Альфред тут же отъехал немного в сторону, дав русскому заглянуть в монитор. — Ну вот, посмотри оформление графика, — Джонс откинулся на кресле и, приподняв бровь, кивнул на экран. Иван, тяжко выдохнув, наклонился, практически ложась на невысокий стол, чтобы разобрать, что написано. — Ну и где? Вроде же всё в порядке… — Иван оперся на локти, ладонью подперев подбородок и снова и снова пробегаясь взглядом то по графику, то по подписям к нему. Он чувствовал взгляд, буравящий его затылок, во всяком случае, ему казалось, что затылок. Ровно до того момента, пока едва ощутимое касание не заставило его внутренне содрогнуться. Чужая ладонь легонько скользила по внутренней стороне бедра от колена и всё выше и выше. Подавившийся словами, Иван оцепенел. — Альфред, — русский не сразу узнал свой осипший голос. — Тут нет ошибки. Брагинский бросил взгляд на закрытую дверь, судорожно соображая, а что, собственно говоря, он должен делать в этой ситуации. Но быстрее, чем он успел что-либо предпринять, чужая рука исчезла. — Да? Значит, показалось, — Брагинский, не разгибаясь, повернулся к подавшему голос американцу. Тот, не стесняясь, чуть наклонив голову набок и посасывая нижнюю губу, разглядывал задницу русского, благо, Иван стоял нагнувшись прямо перед ним. — Но там всё равно есть ошибочки. Брагинский поджал губы и, быстро выпрямившись, развернулся лицом к Альфреду, посмотрев на него сверху вниз. Тот, развалившись и широко расставив ноги, сидел в кресле, продолжив еще с секунду пялиться в точку, где только что, согнувшись, перед ним стоял Иван. Потом, растянув губы в полуулыбке, он всё же поднял взгляд, и Брагинскому сразу сделалось до такой степени душно и липко от него, что он сглотнул, растерянно опустив глаза в пол. — А хочешь, чтобы не было больше ошибочек? — Альфред улыбнулся шире, прикусив нижнюю губу и оперевшись о подлокотники, встал, заставляя русского вжаться в стол позади него. — А? Иван стиснул зубы и, прикрыв глаза, немного отвернул голову в сторону — ему было невыносимо смотреть прямо на Джонса, а когда тот находился так близко, еще и дышать становилось трудно. Чужая рука аккуратно скользнула по его ладони, и через мгновение русский ощутил, как его пальцами сквозь ткань штанов сжимают уже твердый член. Альфред прищурил один глаз и шумно выдохнул, еще сильнее вжав чужую ладонь себе в пах. Одной рукой всё также продолжая удерживать чужую руку, второй Джонс оперся о стол, наклоняясь к самому уху Брагинского. — Тебе нравится то, что ты трогаешь? — Альфред ухмыльнулся и отпустил ладонь Ивана. Но тот даже не шевельнулся, ни отводя руку, ни произнося ничего в ответ, чем вызвал у американца лишь очередной смешок. — Значит, нравится, да? Можешь посмотреть поближе. Джонс облизнулся и шагнул назад, сев обратно в кресло. По его лицу блуждала слегка нервная улыбка, а взгляд не останавливался ни на секунду, сантиметр за сантиметром изучая стоявшего перед ним человека. Брагинский вспомнил оказавшиеся пророческими слова Лукашевича и наконец нашел в себе силы поднять на американца затравленный взгляд. Тот лишь быстро, неуверенно улыбнулся и, похлопав по колену в приглашающем жесте, слегка кивнул, указывая на пол. Иван, переступив с ноги на ногу, осторожно опустился на колени между разведенных в стороны ног. Напротив ширинки уже легко угадывался заметный бугорок, и Брагинский, стараясь совладать с подрагивающими руками, аккуратно потянул за бегунок, расстегнув молнию. Он первый раз в своей, как оказалось, до этого момента абсолютно бесприключенческой жизни запустил руку в чужие штаны, пальцами нащупав твердый и горячий ствол. Брагинский осторожно провел кольцом из пальцев вверх-вниз и, помогая себе второй рукой, достал член из штанов. На крупной покрасневшей головке поблескивала размазанная капля смазки, и Иван со стыдом ощутил, что к щекам прилила кровь. Чужая ладонь тут же скользнула ему на затылок, аккуратно сжав волосы и притянув ближе. — Н-нет… — Брагинский испуганно распахнул глаза, подняв взгляд вверх и уперевшись руками в ноги Альфреда. Когда чужой член наконец оказался перед самым его носом, Иван растерянно заозирался. — Я так не умею, не надо… — Эй, ну ты чего, тише, — Альфред спокойно улыбнулся и осторожно провел ладонью по заалевшей щеке. — Всё в порядке, просто расслабься. Джонс вновь ухватил Ивана за волосы и на этот раз уже более настойчиво потянул ближе, заставляя его буквально уткнуться губами в головку. — Ну давай, приоткрой ротик. Тебе понравится. Брагинский с трудом мог представить себе, что ему понравится. Ему уже не нравилось — он стоял на коленях перед парнем, над которым смеялся за глупость и лень весь последний год. А сейчас Альфред над ним изрядно посмеется. Была в этом всём доля иронии. Иван приоткрыл рот, и тут же давление на затылке усилилось, заставив его взять головку в рот целиком. По языку распространился солоновато-терпкий привкус. Альфред, обхватив свободной рукой член, слегка повел им, доставая и с нажимом проводя по раскрытым губам. Иван поморщился, вспоминая их поцелуй и то, как неприятен ему был вкус колы с водкой. Пожалуй, сейчас он бы согласился откатить всё назад. — Ты же видел чупа-чупсы? Большие такие, с тремя вкусами. Знаешь, что с ними делают? — Альфред весело ухмыльнулся и легонько подтолкнул русского за затылок так, что головка члена скользнула ему за щеку. — Давай, попробуй сам. Иван, с трудом пересилив себя, легонько двинул онемевшим языком — чужая гладкая кожа на вкус не то чтобы была противной, но… В нос бил сладковатый запах одеколона Джонса — тот, вероятно, исходил то ли от его рук, то ли от одежды, но из-за того, что приходилось дышать носом — он стал явен как никогда. Рот наполнился слюной, и Брагинский попытался сглотнуть, но, скорее, просто дернулся, чем что-либо проглотил. Он повел головой вниз, втянув щеки, но взял в рот едва ли больше половины длины, когда член уже уперся ему в глотку. — Да, вот так, молодец… — Джонс коротко простонал и, прищурив один глаз, ослабил хватку на волосах русского, пальцами поглаживая его затылок. Почувствовав небольшое количество свободы, Иван дернул головой вверх, освобождая рот. Он рвано выдохнул, сглотнув накопившуюся во рту слюну, и над его головой тут же раздалось недовольное сопение. — Иван, — Брагинский вздрогнул от звука собственного имени, но головы не поднял, осторожно проведя языком по треснувшей от резкого натяжения губе. — Иван, давай ты будешь хорошим мальчиком, а? — Сейчас… — русский поморщился от собственного охрипшего голоса. Внизу живота неприятно пекло, а в горле ощутимо саднило. Он еще раз сглотнул и, всё же справившись с бьющим кровью по щекам смущением, поднял взгляд на внимательно следящего за ним Джонса. — Не дергай, пожалуйста, за волосы, мне больно. Глаза Альфреда на мгновение потемнели: зрачок расширился, словно у наркомана, а яркая радужка стала практически незаметной. Он спешно наклонился, согнувшись пополам, и, ухватив лицо Ивана обеими ладонями, вжался губами в перепачканные смазкой и слюной губы русского. Его язык скользнул по солоноватой губе, ровному ряду зубов и языку. Он слегка отстранился, невесомым поцелуем мазнул по щеке и спустился к шее, прихватив зубами и тут же зализав нежную кожу. — Поработай хорошо и не будет больно, — влажный шепот на ухо заставил Ивана зажмуриться. Чужие руки, чужие губы, язык… Ему было до одури душно и плохо, так, что хотелось заплакать. — Я не умею… — русский захныкал, пальцами незаметно для Джонса надавив на собственный начинающий набухать пах. Альфред широко улыбнулся и провел языком по верхним зубам. Он вновь откинулся на кресло, но на этот раз, уперевшись головой в спинку, слегка приподнялся, расстегнув ремень и приспустив штаны вместе с нижним бельем. — Значит, самое время научиться. Отчеты ты же тоже оформлять не умеешь, как выясняется. — Там всё правильно… — Иван, почувствовав, как перед глазами начали выступать слезы, поморщился, сглотнув подступивший ком. — Я всё исправил… — Да? — Джонс на мгновение замер, залюбовавшись подрагивающей губой русского, и тут же хохотнул, азартно улыбнувшись. — Давай еще раз проверю. Что ты мне будешь должен, когда я найду ещё ошибки? М-м? Как думаешь? Иван поджал губы, опустив взгляд. Он, на мгновение прикрыв глаза, вновь аккуратно обхватил член американца пальцами, горячий и влажный тот легко скользнул по языку. Брагинский, слегка наклонившись, облизнул головку и губами скользнул по всей длине ствола, почувствовав на собственной коже слабую пульсацию вздувшихся венок. Альфред приподнял руку над чужой головой, но тут же, словно опомнившись, опустил обратно на подлокотник, стиснув его с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Иван взял член в рот и двинул головой вниз, слегка царапая нежную кожу верхними зубами. Пальцы его спустились на яички, слегка сжав их, и он с громким хлюпаньем выпустил плоть изо рта, шершавым языком проходясь от основания до головки. Брагинский попеременно то заглатывал член, то скользил по нему рукой, уже через пару минут нарастив темп до вышибающего воздух из груди. Американец рвано выдыхал сквозь сжатые зубы, но гортанных стонов сдерживать не получалось. Он, откровенно говоря, был близок к пределу и к тому, чтобы, грубо схватив сидящего перед ним человека за волосы, начать вдалбливаться в его рот так, чтобы и у русского, и у самого Джонса звезды из глаз посыпались. Но он, вроде как, обещал. Низ живота американца легонько содрогнулся, и он, зажмурившись, резко выдохнул носом. Надавил рукой на голову Ивану, заставив его взять глубже, чем до этого, практически до основания. Альфред распахнул рот, глубоко и тяжело дыша. — Вот же чёрт!.. Иван попытался оттолкнуться от давящего на затылок Джонса, но безуспешно. На глазах выступили слезы, а в нос ударил легкий металлический запах от явного недостатка кислорода. По телу американца прошла волна спазмов, и в горло Брагинскому в ту же секунду брызнуло нечто вязкое и горячее. Иван рефлекторно попытался сглотнуть, заставив сорваться с губ Альфреда звук больше похожий на рык. Через пару мгновений хватка американца ослабла, и Иван выпустил член изо рта, заходясь в кашле. Он провел тыльной стороной ладони по губам, смазывая остатки чужой спермы, и сглотнул, горько морщась. Глаза были на мокром месте, и Брагинский уткнулся в собственное плечо, стирая влагу с щек и ресниц. — Да, блин, — Джонс продолжал загнанно дышать, на лбу его выступила испарина, а сам он будто бы мелко подрагивал. — Сосешь ты так же ахуенно, как пишешь отчеты. Иван, нахмурившись, поднял взгляд на начальника. Тот, широко распахнув глаза, с некой толикой восхищения глядел на русского, а поймав на себе недовольный взгляд, рассмеялся, рукой зачесывая растрепавшуюся челку. — Уже даже не знал к чему приебаться, чувак, — Джонс счастливо улыбнулся и, откинув голову на спинку кресла, вновь расхохотался, пару раз переходя на судорожные вздохи — он до сих пор не мог отдышаться. — Ты просто крышеснос, Брагинский. Иван, прикусив губу, отвернулся. Он не знал, что значило «крышеснос». Вероятно кто-то, кому нужно было искать новую работу.