Конец июля, 1408 год Шифу – 12 лет Китай, провинция Хэнань, долина Мира, Нефритовый дворец
Я слышу и забываю. Я вижу и запоминаю. Я делаю и понимаю.
Продолжение «Его звали Зинши»
***
Доски под его ногами слегка поскрипывают. Тучи до сих пор не рассеялись, света перед глазами так и не прибавилось. Но и отсутствие луны в черном полупрозрачном коридоре, который был хотя бы таким только из-за горения свечи в другой комнате, не мешало различать предметы и угловые повороты. Зинши было все равно, он просто шел вперед. Сначала мимо точно таких же пустых бумажных комнат, после — мимо такой же тихой и бездушной кухни. На него накатывала страшная тоска. Наверное, мир вокруг него поддался изменению именно с момента появления Шифу во дворце. Половина планов обломилась: ближайшие к выполнению дела довелось перенести, как минимум, на сутки, а опустошенные до нулей потребности подвернется шанс восполнить еще очень не скоро. Вместо сна Зинши придется дежурить. И медведь уже на данном этапе своих однотипных приключений по пустым казармам начинал постепенно придумывать себе очередное и, желательно, длительное по времени развлечение, ведь его ждет целая долгая ночь у ворот Нефритового дворца, и спать будет строго запрещено. Вот он завернул за угол. Ноги переставлялись, как специально, медленно и не хотя этого. Сердце парня нервно стучало, своими ударами избивало его изнутри, ругалось. Оно хотело переубедить Зинши, приказать остановиться, оглянуться назад, нагло вернуться и, наплевав на возмущения мальчика, остаться с ним, просидеть, подобно курице на своем яйце, всю чертову ночь, но зато быть уверенным, что с ним все в полном порядке. И у Зинши порой проскакивали попытки свершить задуманное, но его, откуда они только взялись, с каждым разом останавливали стереотипы, принуждали быстрее отдаляться от манящей комнаты, не думать, а лучше вовсе забыть о ее существовании. И у них это в какой-то степени получилось. Подопытный своих же мыслей резко остановился у входа в кухню, коснулся лапой дверного косяка. На деревянном столе стояла почти пустая белая фарфоровая тарелка из-под риса, опустошенная до дна чашечка, разнос. В подсвечнике вот-вот догорит свеча, еще немного, и воск через металлические бортики начнет тонкими струйками вытекать на стол, застывать на нем небольшими желтоватыми лужицами. Увидев это, посланник на выдохе улыбнулся. — Ну, хоть поел с аппетитом, и на том спасибо, — очень тихо заключил Зинши, пожимая плечами. С этими словами он устало прижался виском к своей лежащей на проеме руке. Как же он за сегодня устал, кто бы только знал. Ноги носили его голодное брюхо из одного поселения в другое, начиная с самого раннего утра и продолжая по данную секунду давно наступившей темной ночи. Да… День для Зинши все никак не мог закончится, он казался нескончаемым, длиною в вечность. Посланник даже не помнил, чем он завтракал, как выглядела его кровать, не мог назвать сегодняшнюю дату. Но любил он работу свою всем сердцем, это правда. Будучи таким молодым, в возрасте семнадцати лет, и уже настолько востребованным для многих крупных землевладельцев и самых жадных губернаторов Китая, Зинши без зазрения совести позволял себе выбирать, где ему работается лучше в плане зарплаты, отведенных рабочих часов, количества выходных дней, так как на всех желающих не разорвешься, а Господь, увы, наградил лишь одной парой ног. Зинши было позволено воротить носом, но нет вещей в этом мире, которые дались бы просто так. Медведь рано научился ходить по сравнению со своими сверстниками, с самого детства очень быстро бегал. Зная это, родители даже не боялись отпускать его гулять далеко за пределы дома, который и так находился далеко не в самой дружелюбной части леса. Когда парень терялся на неизвестной для него земле, то всегда умудрялся находить правильную дорогу, лет в восемь у него начало получаться ориентироваться по звездам, и никто из его родственников до сих пор не знает, откуда подобные умения у Зинши. Если кратко, то сей медведь был просто создан для данной работы. Ведь хороший посланник в те времена, которых и так было не особо и много, носил качество лидерства. Сейчас же главное оружие — это не сила, а информация, правда ведь? Так вот, вернемся к частой смене начальника. Какое же множество скандалов пришлось пережить по этому поводу, лютый ужас. Один, слыша уверенный отказ Зинши, угрожал сиюминутной казнью, другой — за согласие обещал постоянное место под солнцем, третий — быстро находил медведю замену, ни к чему и никого не обязывая, а некоторые особи сразу атаковали по несуществующим у Зинши скелетам в шкафу, наезжая на парня с вопросительного характера претензиями, похожими на: «Чем может быть полезен настолько молодой и зеленый пацан? Ему еще и платить надо за такую черепашью медлительность? Размечтался!» Зинши всегда льстили эти слова, ни разу его улыбка после подобных заявлений не упускала шанса показаться на лице. Однажды было довольно-таки забавно наблюдать за появляющиймся в их глазах ужасом, когда те узнали, что именно юный Зинши быстрее вражеского войска на целую неделю принес вести о грядущей войне между поселениями, и если бы не его «черепашья медлительность» и настоящая верность работе — обеим вражеским сторонам было бы несладко. А так войну удалось предотвратить. На мастера Угвэя Зинши вышел совершенно случайно. Ненасытные и пустоголовые конкуренты, желающие занять место действительно амбициозного парня, всячески пытались пустить по его успешной карьере не слабую трещину: перепутать корреспонденцию, чтобы Зинши отнес кому-нибудь очень важному чужой свиток, солгать, сказав неправильный населенный пункт, и т.п. И чаще всего посланнику удавалось замечать уловки его ненавистников, высказывать их гнусные намерения императору, непременно предъявляя доказательства и, тем самым, лишая их работы, приговаривая к нескольким годам тюрьмы за попытки нанесения вреда эффективности работы императорских подчиненных. И так целых несколько лет подряд репутация Зинши, подобно снежному кому, росла вверх, а слухи о нем расползались быстрее, чем ветер разносил пыль… Пока в один прекрасный день один из свитков Зинши не принес в немного видоизмененной форме. Последняя доставка, которую Зинши свершил, еще работая на императора, была важная стратегическая информация. О ее перевозке знал только сам император, его неплохой знакомый — получатель, и сам Зинши, конечно же. В суть передаваемых им свитков медведь никогда не хотел углубляться, не любил вредничать и постоянно быть чем-то недовольным. Парень молча выполнял свою работу, получал зарплату, жил и радовался. И вот медведь наконец передает, как полагается — из рук в руки, долгожданное и очень важное для всей страны послание, уже намеревается разворачиваться и возвращаться обратно, как его, ни с того ни с сего, резко хватают за шкирку два дворцовых здоровяка и грубо тыкают носом в то, что он только что им принес. Свиток уже был кем-то вскрыт. У Зинши пол жизни перед глазами пролетело. Он ведь никогда не читал чужих писем, это наказуемо законом, об этом должны были знать и понимать, что императорский посланник всего придерживается, иначе как его бы взяли на работу. Парень тут же начал утверждать, что это не он, что на подобные поступки он даже мысленно не способен, что ему это просто без надобности. Заработок достаточный, какой смысл двигаться дальше, если придется втягиваться в криминал? Дальше шла долгая и мутная история, сказанная с судимостью и решением, что делать с Зинши дальше. Ведь за чтение личных писем императора — лишали головы. В конечном итоге медведя оставили в живых, но его просто не за что сделали предателем, даже не пытаясь справедливо доказать его виновность, которой, конечно же, не существовало. Уже позже Зинши рассказали, кто стоял за этим. И дело даже не в том, что талантливого медведя почти что посадили, уволили с работы и чуть не убили за измену родине. Император настолько сильно пропитался ненавистью к бывшему, но, черт возьми, лучшему посланнику, что разослал по всему Китаю приказ, говорящий о том, что бы Зинши не в коем случае не брали на эту работу. На любую другую — пожалуйста, но категорически не посланник. И если не дай бог кто-то оступиться, начнет сотрудничать с Зинши нелегально, не видать им обоим света белого, как своих ушей. Но снова не тут-то было. До мастеров кунг-фу и до их дворцов новости о предателе посланнике долетели не менее быстро. Многие начали побаиваться за свою репутацию, проверять верность своих подопечных на прочность. Другая же половина сразу прочь гнала их. Одному мастеру Угвэю из Нефритового дворца никого не пришлось выгонять. Не для кого не было секретом, что именно эта черепаха является самым уважаемым мастером в Китае, если вообще не во всем мире. Именно Угвэй возобновил репутацию Зинши, когда случайно встретил его кочующим в долине Мира. Мастер с горем пополам, конечно же, узнал в медведе того самого выдающегося доносчика, признал, что с ним поступили очень гадко и несправедливо. Сказал, что такие, как он, заслуживают большего, и мастер будет очень рад уладить это недоразумение, возникшее в императорских стенах, возвращая Зинши работу и его законное место. Угвэю хотелось сделать это не ради ответной помощи, ни в коем случае. Черепахе просто стало искренне жаль этого парня. Но и Зинши не оказался продажным пустозвоном. Пусть теперь о нем за каждым углом все, кому не лень, говорили всякую чушь, главное, что он лично знает правду, знает о своей невиновности. Медведь отказался от предложения Угвэя, закрепив свой выбор тем, что он лучше продолжит ходить, искать и собирать по дорогам улиц юани, растягивать одну тарелку лапши на два с половиной дня, чем вернется туда, где ему верили, знали, что он лучший, говорили об этом в глаза, а потом трусливо меняли свое мнение за какие-то секунды, даже не желая в чем-то разбираться. С тех самых пор Зинши и работает на мастера Угвэя. А все те, кто однажды испортили ему жизнь, теперь молча глотали слюни зависти, вдобавок вытирая ноги императора собственными лицами. Какое счастье, что авторитет и важность Зинши не позволяли сотворять над ним такое. Прикрытые сном глаза осмотрели комнату. Над ней властвовал легкий бардак, это правда, но ничего критичного и особо бросающегося в глаза обнаружено не было. — Не помешает здесь прибраться, пока мастер не пришел, — на последних издыханиях говорил медведь. — А он придет, обещал ведь. Уборки не входили в обязанности Зинши, он знал это лучше всех остальных. Но парень ловил себя на мысли, что он не переломится, если будет отвечать мастеру добром помимо доставок свитков. И это далеко не последняя особенность данного медведя. Зинши очень нравилось разговаривать с самим собой. Ведь чаще всего ему приходится быть одному, путешествовать, преодолевать огромные расстояния, и если делать это молча — можно сойти с ума. В общем, Зинши не собирался видеть в этом что-то постыдное и странное. Да, со стороны это может и выглядит слегка пугающе, но, как Зинши казалось, проговорив свои действия, он лучше запоминал их последовательность, контролировал себя, данное для этого время. Зачастую медведь делал это очень тихо, иногда почти бесшумно. А если находился не сам в комнате — вовсе не открывая рта, в своих мыслях. Выпрямившись и оторвав лицо от руки, Зинши в несколько маленьких шагов очутился вплотную к столу, взял в руки всю ненужную посуду, бестолково и неопрятно занимающую его поверхность, и направился к раковине. Мыть там было практически нечего, Шифу буквально вычистил все до блеска своими палочками. Но посланник все-таки решил сполоснуть посуду в чистой воде. Вдруг Зинши с резким выдохом ухмыльнулся. — Это ж надо, — брови медведя в удивлении поднялись, он улыбнулся уголочком губ. — Такой маленький, а уже такой колючий. Аж «не трогайте меня»! Зинши взял тарелку и принялся натерать ее слегка влажной тряпочкой, которую перед этим хорошенько отжал от лишней воды над раковиной. Не нравились медведю излишки жидкости на руках. Обычно это несло за собой последствия в виде разбитой посуды, которая постоянно доходила до такого состояния, выскальзывая из его больших когтистых лап и падая на пол. Сохранять сухость рук — тоже привычка, появившаяся во время службы на императора, потому что тот запрещал брать свитки мокрыми или грязными руками. Зинши развернулся, его спина упиралась в раковину. Будучи погруженным в свои мысли, посланник даже перестал моргать, дышал реже, чем обычно, нервно постукивал зубами. Вся эта ситуация с Шифу не давала ему покоя. — Сомневаюсь я почему-то, что за Шифу кто-то вернется. Это что-то из области фантастики: оставить ребенка черт знает где и уйти. В наших краях такого не бывает. Да и мастер не зря так посмотрел на меня, он что-то знает, — размышлял вслух Зинши, уставившись глазами в одну точку и банально не замечая того, как его руки сами на автомате продолжают возить тряпкой по тарелке. — Голову оторвал бы его родителям. Мальчик получил стресс, небось спит сейчас, как убитый. Стоило посланнику всего капельку подумать о мальчике, как снова его большую медвежью голову посетила мысль вернуться к нему. Посмотреть, удалось ли уснуть, достаточно хорошо ли он укрыт, не сбежал ли вообще через окно? Внутренний голос как никогда активно шептал, что не нужно было оставлять Шифу, что обязательно что-то произойдет в его отсутствие, и если так оно и будет, парень никогда не простит себе этого. Но Зинши в ответ на эти атаки природных инстинктов лишь быстро тряс головой и продолжал заниматься тем, чем должен. Желающее выплеснуть любовь и ласку сердце не должно брать контроль над разумом. Он — посланник, а не нянька. Даже мастер Угвэй не просил опекать Шифу, пока его отец не объявиться. Получается, Зинши сам дал себе приказ заботиться о нем? Но зачем? Ребенок скоро покинет дворец, а после и долину Мира, ведь красных малых панд здесь очень редко увидишь. На секунду медведь оторвал зависший взгляд от деревянных досок на полу и направил его на настольный подсвечник. Он стоит здесь еще со времен вечернего ужина, Зинши сам принес его. Но сейчас уже далеко за полночь, а значит, гореть свече оставалось от силы минуты полторы, не больше. Сей момент озарения помог парню прийти в себя и наконец выбросить мысли о Шифу. — Ох, черт, — зашевелился Зинши, быстро кладя на столешницу уже идеально чистую тарелку, едва ли в спешке снова не роняя её на пол. — Я ж сейчас совсем без света останусь. Медведь быстро кинулся рыться по всем полочкам, которые только попадались под его руку, чтобы найти там запасные свечи. С собой их, конечно же, не оказалось. Такое обычно в кармане не носят, это нецелесообразно. Но все попытки медведя оказались тщетны, свечами на полочках и близко не пахло. Тогда Зинши быстро начал закрывать все дверцы обратно, чтобы вернуть комнату в былое ухоженное состояние и поскорее выбежать из нее ради того, чтобы взять стоящий на выходе из казарм подсвечник с новой, только недавно поставленной свечой, и вернуться обратно. Покидать кухню пока было рановато, нужно домыть посуду. Но кто такой Зинши, чтобы что-то здесь решать? Жизнь не любит, чтобы все шло гладко, это ведь неинтересно! Только посланник кинулся к выходу из кухни, как свеча резко погасла, давая темноте полностью поглотить себя и, соответственно, ведущий в нее коридор. В общем, поход за свечами закончился тем, что Зинши в унисон с гаснущим светом перецепился через маленький, выступающий в дверном проеме, порожек, и с глухим громким звуком, похожим на звук падающего мешка картошки, вывалился в коридор. Прямо в ноги мастеру Угвэю. Будучи чуть ли не сбитым с ног своим собственным посланником, мастер Угвэй застыл на месте. Ступор нагнал их очень быстро, ведь они оба так сразу и не поняли, что произошло. Зинши неподвижно лежал на полу, изредка постанывая от боли, а Угвэй стоял, как вкопанный, практически у его лица, и в изумлении открывал рот. Наконец, он выпалил: — Зинши! — Угвэй разглядел у себя под ногами посланника. — Вот так стечение обстоятельств. Ты не сильно ушибся? Мастер быстро переложил в левую руку этот самый подсвечник, а правую протянул лежащему на полу парню. Тот, кивая головой и кашляя, отказался от помощи и начал вставать самостоятельно. — Это все этот проклятый выступ, — тихо говорил Зинши, зная, что если сейчас в полной мере начнет жаловаться и возмущаться, своими криками разбудит возможно спящего Шифу. — Который раз уже натыкаюсь на него. Медведь полностью выпрямился. Он поднял плечи, медленно закрутил головой, чтобы размять мышцы шеи, потянул позвоночник. Видать, падение выдалось не совсем мягким. Черепаха, глядя на это печальное зрелище, заботливо сказала: — Извини, что доставил тебе неудобства, — Угвэй сожалеюще улыбнулся. — В каком плане, мастер? — с закрытыми глазами стонал от удовольствия посланник, чувствуя, как затылок от разминки начало приятно покалывать, как боль постепенно уходила. — Ну, это же я забрал у тебя второй подсвечник. Ты, считай, из-за меня упал только что. — А… — посланник, полностью закончив отходить от падения, посмотрел на мастера, — ерунда, это я не уследил. Мастер Угвэй все так же с улыбкой кивнул, а после начал, аккуратно переступая через порожек, заходить в кухню. — Как дела у Шифу? Он уже успел показать тебе свой скверный характер? — посмеялась черепаха, примерно понимая, на какие хлопоты с сегодняшнего дня подписала своего бедного и неопытного посланника. Тот в свою очередь замялся, глядя на спину мастера. — Я как-то сам еще не понял, — неуверенно почесывая затылок говорил Зинши, заходя в комнату вслед за Угвэем. — Ну, нервный немного, осторожный. Ребенок, что с него взять. Я бы вел себя ни чуть ни лучше в такой ситуации. — И то верно, — мастер вернул на свое место второй подсвечник и сел за стол. — Я видел пустую посуду. Угвэй и Зинши встретились взглядами. — Шифу не голоден, можете не переживать. Принуждать его съесть тарелку риса мне не пришлось, к счастью. Зинши повернул голову к столешницам и раковине. Его главной задачей сейчас было отвлечь Угвэя от не до конца вымытой посуды, а значит, самое время предложить учителю выпить. — Чаю, мастер Угвэй? — посланник указал лапой на фарфоровый чайничек, медленно подходя к нему. — О-о, благодарю, Зинши, но я откажусь. Мне не помешало бы поговорить с тобой подробнее насчет Шифу. Поняв, что уловка не сработала, медведь молча принял поражение и, раз уж нашелся важный повод — беседа с мастером, спрятал грязные чашки и тарелки подальше в раковину, чтобы привести их в порядок не прямо сейчас, а при первой удобной возможности. Огорчать мастера Угвэя пустяковым беспорядком не очень хотелось, особенно если учитывать то, что ужинала не огромная делегация, а один маленький ребенок, уборка за которым требует всего пары телодвижений. Провернув все нужные для маскировки махинации, Зинши медленно подошел к столу и сел напротив ожидающей его черепахи. Он сложил на поверхности свои руки, соединив кончики пальцев обеих ладоней между собой, и внимательно посмотрел на Угвэя. — Я вас слушаю, мастер, — кивнул посланник. — Скажи, Зинши, — тихо начал учитель, с данной секунды разговора пристально присмотревшись к лицу медведя, — тебе не показалось странным настолько внезапное и весьма удачное для нас появление Шифу во дворце или в принципе в долине Мира? — Конечно же показалось. Странным. — не раздумывая и секундой больше ответил тот. — Не каждый день у ворот дворца встречаешь посторонних. Молчу уже за детей или ребят, одного с Шифу возраста, которым тут и подавно нечего делать. Угвэй глубоко выдохнул в знак того, что согласен со своим помощником. Кто, как не он, прекрасно знает, какого типажа гости обычно бывают в Нефритовом дворце. Внезапно, медведь повернулся в сторону выхода из кухни. Будто Зинши проверял, а не стоит ли там кто-то. Но убедившись в том, что они с мастером одни, он склонился над столом и практически шепотом высказал следующее: — Мастер, откуда вы знаете его отца? — посланник указал большим пальцем левой руки на выход из кухни, слегка повернув кистью. — Я видел лицо мальчика, вы попали в самую точку. Некий «Широнг» все же существует? Угвэй кивнул. — Этот господин существует, и он действительно отец Шифу. — Тогда как?! Откуда? — чуть громче шептал Зинши, этим самым стараясь контролировать свои эмоции. — Он сообщил вам, что на какое-то время приведет сына, или что? Я пытался самостоятельно узнать у Шифу что-то насчет этого, но тот отфильтровал половину моих вопросов! — В том-то и дело, Зинши, — огорченно протянула черепаха, подобным тоном голоса отрицая догадки парня. — Никто мне ничего не сообщал. А если хочешь что-то выпытать у Шифу — бесполезно, суши весла. Он умеет умалчивать обо всем, что имеет значение лишь для него одного. Полезное умение. Зинши ничего не говорил. Работая на мастера Угвэя уже не первый год, медведь знал, что у этой черепахи ничего не бывает просто так. И в этот раз парень не ошибся. — Я кажется понял, — посланник сел обратно на стул и откинулся на его спинку. — Видение, мастер? Тот кивнул головой. А вот теперь Зинши понял, что это не к добру. Угвэю редко являются ведения с хорошими вестями, а если таковы и бывают, то хороши они только для кого-то конкретного. — Та-а-к, — широко открыв глаза и мотая головой, протянул посланник, — и что же вам стало известно, мастер, на этот раз? Приближение конца света? Восстание несъеденных пельменей? В ответ на черный юмор Угвэй улыбнулся, одобрительно кивая. — Что-то около того, — черепаха медленно подняла руку и указала когтем на выход из кухни. — Но конец света наступит только для Шифу, вот увидишь.***
Было ли законом подлости то, что Шифу не мог уснуть? Мальчик и сам не мог дать ответ на этот вопрос. Он был до самого конца уверен, что как только его голова прикоснется к чему-то мягкому, тело просто выключится. Он уснет таким мертвым сном, насколько это будет только возможно, и ничто, кроме грубого отцовского голоса, не сможет разбудить его. Но нет. Как бы мальчик не воротился, какое бы количество раз не сбрасывал с себя одеяло и не возвращал его обратно — с ухода Зинши сон будто рукой сняло. Шифу больше получаса неподвижно лежал на кровати, скрестив ручки поверх одеяла и всматриваясь в потолок. Сейчас он как никогда понимал, что дела плохи. И если он не уснет за эту ночь — не видать завтра солнца. Глаза как закроются, так и не откроются. Что уже говорить за ноги, которые и так носят его тело без отдыха не первый день. Шифу повернул на бок голову. Почему он только сейчас обратил внимание на то, каким же хламом набита его комната? Некоторых предметов, края которых удавалось разглядеть, мальчик и в жизни своей никогда не видел, и его детское любопытство начало невероятно зашкаливать. Но и его, к сожалению, оказалось недостаточно для того, чтобы ноги панды нашли в себе силы стаскивать то, откуда они непременно растут, на пол. Шифу предпочел изучать все непонятные ему диковинки используя только глаза и, желательно, вообще не шевелясь. Но и это занятие панду надолго не затянуло. Предварительно прошуршав глазами каждый сантиметр своей обители за считанные минуты, Шифу удалось удачно подметить, что половина из всего имеющегося перед ним барахла плотно и надежно накрыта тканью. Это вызывало подозрения. Шифу, видя перед собой продолговатые тканевые изгибы, представлял в голове приблизительную форму предмета, предполагал, что же там может быть. А вдруг, сокровища? А что если что-то секретное? Или даже опасное? И какому, спрашивается, ребенку не будет интересно узнать, что там, после таких размышлений? Вот и Шифу не стал исключением. С этими мыслями мальчик, не отрывая от предметов заинтересованных глаз, приподнялся с кровати, стянул с себя одеяло, и, словно зомбированный, перекинул ноги на пол. Как хорошо, что пол под ними не скрипел. Уж слишком он был мал, что бы доски прогибались подобным образом. И это, естественно, играло Шифу на руку. Не издавая звуков, он останется незамеченным, и единственное, что оставалось продолжать делать, так это только следить за тем, чтобы свеча продолжала гореть, иначе Зинши примчится сюда, как по сигналу. Быстро и никому не нужно. Вот Шифу уже стоит на ногах. От усталости они оказались не такими «твердыми», мальчика слегка пошатывало из стороны в сторону. Результат беспрерывного пути дал о себе знать буквально сразу же — у Шифу закружилась голова, потемнело в глазах. Как бы он сейчас совсем не потерял сознание от истощения организма. Но даже это не заставило панду образумиться, вернуться в постель и попытаться уснуть во второй раз. Ему бы покоя не давали эти тайны, это же очевидно. Вся ночь была бы потрачена впустую, а так он хотя бы ублажит свое любопытство и опустошит голову от мыслей о загадочном. Все еще боясь наличия предательских скрипящих досок, Шифу очень аккуратно подошел к огромной куче чего-то неизвестного и как только мог плавно потянул на себя край мешковиной ткани, боясь сделать это слишком резко и опрокинуть накрытый предмет. В следующие несколько секунд попыток малой панды абсолютно ничего не происходило, ткань просто не поддавалась. То ли сил у Шифу было мало, то ли это покрывало за что-то зацепилось. Конечно же, самый первый вариант мальчик посчитал непригодным, поэтому, уперто продолжал тянуть в надежде на свершение чуда. Стоило только посильнее стиснуть зубы, как ткань в его руках безоговорочно поддалась, быстро спустилась на пол, бесстрашно оголяя то, что было под ним спрятано. А это был не просто какой-то ненужный мусор, который захламляет целых два его угла, а настоящее оружие: стоящие длиннющие алебарды с металлическими острыми лезвиями, чьи концы в виде топоров, казалось, с легкостью достают до потолка. Глаза ребенка загорелись. Пламя свечи блестело в отражении сверкающего металла, двоилось, светилось еще больше. Завороженная этой странной красотой панда медленно потянулась маленькой ладошкой к массивной деревянной ручке, будто боясь обжечься об нее, порезаться от одного взгляда на лезвие. Шифу считал себя взрослым. Был убежден, что не умеет плакать и чего-то бояться. Но в данную секунду его зрачки были так расширены, они так по-детски тряслись от непередаваемого словами восторга, что мальчик сам начал сомневаться. Наконец, он коснулся ее. Детскую ладошку пронзил холод, сердце бешено заколотилось. От необычности ощущений мальчику их теперь хотелось ощутить снова и снова, не останавливаться. Мальчик смотрел бешеными глазами на свою руку, лежащую поверх оружия, в поражении открывал рот, улыбался, не верил. Когда из уст вырвался восторженный смешок, Шифу, вовсе не узнавая себя, успокаивающе выдохнул. В один момент мальчик понял, что точно не уснет. Теперь он всю ночь будет лежать и думать, как же довольны жизнью настоящие мастера кунг-фу. Они ведь каждый божий день небось держат эту прелесть в руках, чувствуют ее запах, ощущают качество заточки на своих соперниках. Шифу мечтательно выдохнул. На секунду он поймал себя на мысли, что тоже хотел бы так. Тогда чем он хуже, спрашивается? Прекратив свои раздумья о прекрасном мальчик снова осмотрел оружие снизу вверх. Улыбнулся. Походу, сегодня тот самый вечер, когда мальчик впервые понял, что же такое «любовь с первого взгляда». Только он это осознает позже. Не сейчас. Шифу подошел ближе, его взгляд как остановился на самой верхушке лезвия, так и остался там, не думая спускаться обратно. Пальцы уже второй руки решили не медлить, они тоже коснулись гладкой деревянной ручки алебарды, постарались сжать ее. Но сколько бы сил Шифу не тратил, чтобы хоть чуть-чуть сдвинуть эту махину на себя, она упиралась, оставалась стоять на месте, игнорировала порывы мальчика. И зря он не ценил это. Алебарда будто специально предупреждала навязчивую панду несколько раз, что игры с ней закончатся плохо, что мало ни в коем случае не покажется, и что если ему дороги конечности, то лучше отойти. Но Шифу было плевать. Подросток не видел перед собой ничего такого, что может нести угрозу, надеялся на свою удачу, везение, несуществующее бессмертие. И продолжал самоуверенно делать это, пока алебарда резко не поддалась. Оружие сдвинулось с места после домогательств рук Шифу и постепенно начало на него падать. Мальчик оторопел. Он и не думал, что у него может получится. От происходящего все мысли о следующих действиях разложились на атомы, оставляя панду в подобной ситуации в гордом одиночестве. И теперь Шифу действительно не знал, что делать. Он снова попытался взять алебарду руками пока она полностью не шлепнулась на пол, попытался поставить ее на место, но было уже поздно что-то делать. Ручки панды дрогнули, оружие в них обрело уже достаточный угол наклона, и если их сейчас убрать, оно разрубит Шифу пополам. Но по лицу панды не сказать, что она прямо-таки до смерти испугалась. Думать было некогда, нужно что-то делать. Шифу со всех сил подбросил алебарду вверх, а сам, пока она следует законам физики, отошел в сторону и закрыл глаза руками. Со следующей секунды по всем казармам раздался грохот.***
— Мастер, я еще вот что хотел спросить, — медведь задумчиво водил своим когтем по столу, рисуя что-то незамысловатое и думая, как правильно преподнести Угвэю свою мысль. — Почему вы сказали «удачное для нас» появление Шифу? В этом есть что-то хорошее? — посланник оторвал глаза от стола и поднял их на сидящего учителя. — Похоже на то, что его просто подбросили. — Похоже, — мастер, не разрывая с медведем зрительного контакта, потянулся за своим посохом, который при входе в кухню успел поставить за своей спиной у столешницы, — но ты ошибаешься, просто не зная всей правды. Зинши насторожился, окончательно перестав улыбаться и водить пальцем по столу. Звук от этого действия начал немного раздражать, резать по ушам и даже мешать думать. — А вы знаете? — тише и холоднее спросил посланник, пораженный тем, что ему далеко не все известно. Угвэй, специально отводя взгляд, чтобы не отвечать, выдержал многообещающую паузу. Мастер не любил посвящать всех подряд и раньше времени в свои сокровенные мысли и знания. Всему свое время, как говорится, зачем торопить события. Черепаха постепенно начала вставать со стола, отодвинув назад свой стул. Встревоженный отсутствием ответа, Зинши презрительно посмотрел на черепаху. — Мастер? — повторил он, видя, как Угвэй не то чтобы не собирается делиться с ним, а еще и уходит куда-то. Черепаха, держа в руку посох, медленно направилась в сторону коридора. Зинши это взбесило. Он с грохотом встал со стола вслед за Угвэем, слегка отодвигая его руками и больше не желая терпеть излишнюю скрытность мастера. Не обсуждается, Зинши уважал учителя Угвэя, но иногда его загадочность была действительно не к чему. — Мастер, что будет с Шифу?! — строже спрашивал Зинши, не собираясь смотреть на него добрее. Угвэй мило улыбнулся. Редко его посланника пробивало на эмоции. Зинши на протяжении всей своей недолгой службы оставался спокойным, равнодушным ко всему, что его не касается. А такая резкая смена его поведения для черепахи стала очевидным фактом на лицо, что подросток не слабо запал медведю в душу. Не с проста ведь нервничает, бедолага. — Переживаешь за него? — мастер повернулся к нему, на секунду остановившись. Злая гримаса возмущенного посланника плавно вытянулась, он почувствовал, как его поймали на горячем, тут же расслабился. Не получается у него воспламеняться и держаться в таком состоянии очень долго. Он выдохнул. — Нет, — Зинши стал говорить значительно тише. — Мне просто интересно. Продолжив улыбаться, Угвэй снова зашагал к коридору. — А ничего с ним не будет, — решил не мучить своего помощника мастер. — По утру отправляйся к Чену Бу. Медведь удивился, лицо вытянулось еще больше. — К портному? Зачем? — он скрестил руки на груди, немного сузил глаза. Новое русло беседы требовало намного больше вопросов, они оба чувствовали это. Но лучше бы Зинши сейчас не слышал ответ мастера Угвэя на один из них. — Шифу нужно кимоно, правда ведь? Зинши чуть под землю не ушел. — То есть, кимоно?! — будучи в ступоре потянул медведь. — Вы что, учить его собрались? Вы его видели, мастер Угвэй? Зинши образно показал руками размеры Шифу, намекая, что этого чуть-чуть недостаточно. Через обучение мастера Угвэя много кто прошел, и посланник не мог с полной уверенностью сказать, что всем давалось легко. А ведь многие из его учеников были таких внушительных размеров, что, считай, только это и шло на помощь в некоторых ситуациях. Но мастера Угвэя мало кому удавалось победить в таких схватках. — То есть, существование мастеров богомолов тебя не смущает? — поразительно спокойно отвечала черепаха. — Габариты Шифу пойдут ему на пользу. — Может, лучше скажете мне, что вы увидели?! — Зинши сделал несколько шагов к мастеру. — Тогда есть вероятность, что я перестану донимать вас вопросами. Смотритель дворца вновь остановился. Твердо сказал, не поворачиваясь: — Я увидел величайшего мастера. Потом они смотрели друг на друга несколько секунд. Зинши, не опуская недоверчивых глаз, пытался вспомнить, не съел ли мастер чего-то ненужного за ужином, Угвэй же представлял первую тренировку, в уме умилялся будущим реакциям Шифу. — Извините, конечно, мастер Угвэй, —нарушил переглядки Зинши, — но вы спятили. Угвэй гортанно посмеялся. — Возможно, — мастер закрыл глаза. — Но этот мальчик нужен тебе. Он всем нам нужен. Пол под ногами дрогнул, по ушам дало звуковой волной. Все квадратные метры пустых казарм пронзил глухой грохот. Посланник застыл вместе с черепахой на одном месте. Две пары глаз бегали в разные стороны, только одна делала это в два раза быстрее и намного тревожнее. — Что это, мастер? — на одной ноте бросил Зинши, боясь даже голову повернуть. Тот промолчал, прислушиваясь. После пары минут подсчетов и воспоминаний, откуда точно шел звук, Угвэй тихо прошептал: — В какой ты комнате Шифу оставил? Не один разговорный язык не имеет такого количества слов, которые могли бы описать хотя бы приблизительные ощущения медведя. То, чье падение он предварительно только что услышал, встало посланнику поперек горла, резало, даже не давало дышать. Ноги похолодели от одного умственного воспроизведения предполагаемых событий. Рот Зинши судорожно открывался, но слова все никак не могли вырваться. Будто парень проглотил язык. — В казармы не вариант был вести его… — наконец сказал посланник, страшно заикаясь. Угвэй стремительно развернулся и направился в сторону той самой комнаты. Зинши, немного задержавшись, рванул за ним. — Как ты додумался оставить Шифу на складе? — возмущался мастер, агрессивно шагая по коридору и в кои-то веки разозлившись. — Да еще и в одной комнате с алебардами?! — Я не знаю! — виновато выдал Зинши, хватаясь руками за голову. Мастер Угвэй и Зинши наконец прибежали к комнате, где был Шифу. Когда Угвэй с силой открыл дверь, то они оба увидели, как дрожащий от испуга мальчик сидел, скомкавшись на полу, поджав колени и обняв их руками, и не закрывал глаза. Шифу выглядел так, будто только что увидел смерть. Он прикусывал свою же нижнюю губу, не позволяя ей трястись от боли, старался дышать спокойнее и не срываться в крик. Но самое страшное, от чего даже у Зинши заболело в районе сердца, хотя он, по сути, спортсмен, это то, что по бокам Шифу впивалась в деревянные доски не одна алебарда, а все до единой, которые только стояли в углу. Видимо, когда падала первая, она потянула за собой все остальные. Из левого плеча мальчика текла кровь. — Шифу! — унисон крикнули мастер Угвэй и Зинши, выпучив глаза, пытаясь как-то одновременно вломиться в комнату и не снести дверь. — Боже, мастер, какой я все-таки идиот! Шифу не шевелись, я сейчас помогу! — рвался Зинши, случайно отодвинув Угвэя назад. Из-за своего тяжелого панциря Угвэй не стал говорить что-то на непозволительные жесты посланника, его можно было понять, поэтому, мастер позволил напуганному до смерти медведю забежать первым, иначе тот с концами затопчет его. Зинши влетел, как ошпаренный, тут же упал на колени в незнании, что же делать. Он не сразу понял, за что хвататься в первую очередь. — Шифу! Шифу, скажи, ты цел? — он со всей силы схватил одну из орудий за ручку и, начиная тянуть ее на себя, с надеждой посмотрел на панду. Мальчик не реагировал на его голос. Шифу, словно статуя, сидел на полу, вжимался лицом в колени. Только дрожащие от слез глаза подавали признаки жизни. Первую алебарду вытащить так и не удалось. Под воздействием своего веса и при такой отличной заточке ей удалось почти насквозь пронзить деревянный пол. Так что, если и вытаскивать, то только вместе с досками. На это сейчас нет времени, Шифу нужно помочь. Зинши, поняв, что после трудного рабочего дня сил осталось совсем мало, еще более перепуганными глазами посмотрел на ребенка. Почти половина белоснежного хвоста Шифу испачкалась в его собственной крови, зубы медведя заскрипели. Кулаки так и чесались проехаться себе же по лицу. — Сейчас… Сейчас, Шифу, секунду, — растерянно метался Зинши. Посланник тут же подорвался с места и обошел панду со спины. Угвэй с ужасом на лице наблюдал за этим всем. Кажется, пришедшее к нему видение что-то упустило или же показало картину только поверхностно. Такого начала жизни панды во дворце не ожидал никто. Зинши опустился на одно колено за спиной Шифу, подготовил руки, засучив рукава своего темно-синего кимоно. — Шифу, прошу тебя, потерпи. Сейчас будет немного больно. Шифу не слышал. Возможно, он и боли уже не чувствовал. Его не отпускал страх после пережитого. Конечно же, не так часто тебя чуть-ли не на колбасу пускают. Посланник, стараясь самому не напороться на торчащие с противоположной стороны лезвия алебард, потянулся вперед, плавно пролез одной ладонью под ноги панды, а второй придержал его за спину. Убедившись, что держит Шифу крепко, Зинши встал на ноги, поднимая и вытаскивая мальчика из этой алебардовой ловушки. От чувства вины Зинши захотелось так крепко обнять Шифу, чтобы все кости внутри него сломались. Медведь смотрел на подростка, которого держат его руки, и со всех сил сдерживал слезы. — Шифу, прости меня, безмозглого овоща, пожалуйста, — посланник аккуратно прижал панду к себе, начал гладить ее по затылку, извинятся. — Я больше не отойду от тебя ни на шаг, тебе ясно? Это я во всем виноват, извини, умоляю. Шифу молчал. Ладонь Зинши, лежащая на его затылке, чувствовала, как мальчик трясется, но звуков плача не было слышно. Возможно, он плакал, но мужественно сцепив зубы и сжав кулаки. Зинши взволнованно посмотрел на плечо панды. Ранение не особо серьезное, Шифу несказанно повезло. Сантиметр в сторону, и была бы черепно-мозговая травма, если вообще не смерть. Глаза посланника пали на мастера, который так и остался стоять у входа, наблюдая за всем происходящим. — Мастер Угвэй, — чуть ли не срываясь на плач умолял медведь, — нужно что-то делать. Ему очень больно. Угвэй молча подошел к посланнику, аккуратно взял Шифу с рук Зинши в свои. — Ступай, — ладонь мастера бережно прижимала Шифу к себе, тот даже не протестовал. — Дождись Широнга. — Мастер, я никуда не пойду! — только черепаха сделала шаги назад, посланник повторил их к нему на встречу. — Я уже отошел от Шифу один раз, достаточно. — О Шифу я лично позабочусь. После этих слов, мастер испарился. Зинши знал, что произошло, нисколечко не испугался. Он просто встал, закрыл лицо руками, впиваясь острыми когтями себе в голову, и тихо закричал.