Начало ноября, 1418 год
Шифу — ученик мастера Угвэя, воин Нефритового дворца, 22 года
Китай, провинция Шэньси, поселение Башань
Боль, которая боится, что о ней узнают — наверняка большая.
Продолжение «Назад к истокам. Остается вспоминать»
***
Трудно сделать шаг. Еще сложнее — два. Но что делать, если ты когда-то умел бегать?— Делай что хочешь, но вечером ты просто обязан отнести свою причудливую задницу прямиком к господину Ливэю. Он будет ждать тебя, я так поняла, в своем жутком логове — в мастерской. И да, если решишь не явиться, пеняй на себя. Он не мстителен, я бы даже сказала, совершенно безобиден, но бестактность — терпеть не может.
Кимоно туго завязано на талии. Движения рук коротки, уверенны, тверды в своих намерениях, впрочем, как и всегда. Взгляд устремлен прямо, словно в его задачу входило прошить слои земли насквозь.— Не переживай, Ли, — решительно ухмылялся воин. — Десять лет жизни во дворце научили меня вещам покруче, чем чувство такта. Господин важная шишка останется доволен. К тому же, я уже жду не дождусь нашей встречи.
Мысли, мысли, мысли. Они не покидали голову Шифу уже как последние полчаса точно, как и понимание того, что Янлин, несмотря на горящие незримым желанием глаза, не смогла остаться с ним, решила воздержаться.— Веики права, — боязливо отвечала на предложение погостить подольше Ли, уводя в сторону зеленые глазки. — Нам стоит оставить тебя одного. Мастера кунг-фу любят покой и тишину, да? Ну-у, а мне нужно как можно скорее показаться на глаза своему неугомонному брату. Небось, уже обсудил со всем семейством Джинг, как скоро я от рук отбилась и стала легкомысленной… — она глубоко вздохнула от отвратительности тех слов, которые ей вовсе не хотелось сейчас говорить. — Тем более, у тебя осталось не так много времени до встречи с господином Ливэем. Шансов подготовить себя морально становиться все меньше. Особенно если учесть то, что по тону его голоса можно без труда понять, не собирается ли он сказать тебе что-то очень важное, — девушка нашла в себе силы посмотреть на друга. — Настраивайся к прослушиванию долгих историй. Он такое любит.
И погрустневшему мастеру, которому впервые было невмоготу излюбленное одиночество, оставалось лишь поддакивать и понимающе кивать головой, этим самым так же, как и она, нехотя соглашаясь со всеми словами.
Последовал классический оборот у порога с целью проверки сохранности своего местоположения некоторых предметов. На самом деле, это был жизненно необходимый ритуал практически для всех, у кого была и есть проблема страха забыть что-либо перекрыть, потушить, закрыть на ключ. И хоть Шифу не пополнял ряды данных трусишек, оценивающий состояние комнаты взгляд никогда не отнимает много времени и чаще всего предостерегает от нежелательных неприятностей. Больше к сожалению воина, все вещи и элементы интерьера оставались на своих местах, что могло значить только одно — схитрить и проторчать дома подольше ему определенно не удастся.— Ливэй… Ли-вэй… — чуть ли не разделяя слово по буквам, проговорил Шифу, стараясь пробудить реагирующие рефлексы своей памяти на эту фамилию, — что-то я совсем его не помню. Если бы не вчерашний случай, не сказал бы, что вовсе смог бы представить его лицо.
— Верно, что не помнишь, — ухмылялась Ли, жуя булочку. — По рассказам моей матери, ты был грудным ребенком, если вовсе не задумкой твоих родителей, когда он стал активно вести свою деятельность в нашей деревне.
Смятение. Чувство тревоги. Вот, с каким комплектом психологических изъянов пришлось Шифу отворять такую хлипкую дверь своего дома и выходить на тусклую мрачнеющую улицу. Незнание того, чего конкретно хочешь услышать в ответ на свои вопросы, состояние, когда от волнения начинаешь смеяться без причины и вызывать сомнения насчет собственного благоразумия, уже первыми признаками начали отражаться на лице мастера. Его губы вели борьбу с желанием нервно хмыкнуть.Продолжая так же сидеть, скрестив ноги, Шифу плавно поднес к своему лицу тарелочку с рисом.
— Получается, он появился здесь относительно недавно? — само собой, эффектно, перекрутив в пальцах палочки, юноша приступил к еде.
— Не совсем так, вернее, я не знаю точно, — с задержкой ответила Янлин, после чьих слов лицо воина застыло в недопонимании.
— Ты живешь здесь такое количество времени и не знаешь, сколько лет Ливэй всем заправляет? Так разве бывает? — одна бровь парня вопросительной выгнулась дугой, а его глаза, не удержавшись, оторвались от тарелки. — Я в долине Мира являюсь практически никем, но несмотря на это все равно знаю, сколько лет мой мастер при дворце, — новая порция риса была доставлена палочками в полость его рта.
Продолжая идти, Шифу все же упустил одну улыбку. Мысленное воспроизводство недавно прошедших диалогов его успокаивало…Возмутившись и желая быстрее ответить, Лин даже отстранила в сторону соблазнительную сладость.
— Мне, ваше кунг-фучество, лет столько же, сколько и вам. И знаете, что это значит?
От эмоциональности предъявы Шифу аж проглотил не до конца пережеванную крупу.
— Что же, мисс неосведомленность? — чуть ли не подавившись, спросил он, глядя на девушку обвиняющими за это глазами.
— Я также, как и вы, ничего не помню!
— Ах, вот оно, что…
Шифу улыбался уже во всю ширь. В омуте полусна он слонялся от одного дома к другому, пытаясь как можно лучше заплутать и не дойти до мастерской, со всех сторон обросшей мрачными историями и легендами. Большинство из них Шифу теперь знал. Что только не происходило там, за этими массивными стенами… Но было ли это поводом для счастья? Спорный вопрос. Обман себя и окружающих. Неужели, он занимается этим вновь? Ждет он встречи с Ливэем, не болит его храброе сердце от воспоминаний и историй из уст девочек, не скучает воин за Мэй Линг, нуждается в одиночестве и никто ему не нужен… Да-да, конечно. Все это так же правдиво, как и существование монстра под кроватью. Тогда почему? Почему бы не перестать себя обманывать?— Спросить что-то хочешь?
— У меня… — замялся Шифу, набрав полной грудью воздуха. — Да, пожалуй. Есть к нему пара весьма интересных вопросов.
— Что ж, думаю, скажу заранее, — как-то печально начала Лин. — Если правда желаешь лично узнать что-то… Ну, у Ливэя… То будь настойчивее… И гораздо смелее. Этого упрямого сухаря не так легко разболтать, не выводя из равновесия.
В сторонке послышалось презирающее слова милашки хохотание мастера.
— О, не вижу причин для паники, — уверенно заверил он, взмахнув ладонью и мгновенно натянув на лицо маску «короля по жизни». — Если ваш упрямый и несговорчивый противник кунг-фу действительно таков, каким вы мне его словесно изобразили, то, к счастью, у меня за столько лет наконец появился достойный соперник. Намечается прелестная битва.
Пораженная достаточно правдивыми убеждениями парня, который, как оказалось, был не из робкого десятка, Янлин хихикнула в ответ.
— А ты что, Шифу, мастер и по словесным битвам тоже? — веселилась она от того, что, кажется, ее друг и близко не представляет, с каким неподатливым дядькой ему придется сегодня столкнуться в маленькой и очень тесной комнатке.
Воин с невероятно выразительным лицом повернулся к ней. Какой же он милый. А строгое кимоно, между прочим, этому только способствует. Только бы ему никто не сказал об этом, бедная одежда окажется в костре инквизиции.
— Я мастер во всем, Ли.
Правда вот, стоило Шифу застыть столбом перед закрытой дверью у мастерской господина Ливэя, ему так казаться перестало… С отчаянным вздохом и осознанием того, что терять уже в любом случае нечего, Шифу твердо схватился за обжигающую холодом ручку и оттолкнул дверь от себя. Почему-то в процессе ученик Угвэя поймал себя на такой скверной мысли, что не будь он мастером кунг-фу или кем-то другим, связывающим свою жизнь с физической нагрузкой, было бы ой как неловко. Без должной подготовки и железной хватки вряд ли эта махина кому-либо вообще поддается. Сопротивление оказывается совсем не слабое, и у желающего проникнуть внутрь может просто не хватить духа. Первое, что почувствовал Шифу, без труда оказавшись на пороге заветного поля боя, так это насыщенный запах масла камелии, недавно выструганных древесных опилок и такой же свежей, добытой инструментами металлической пыли. Удивительно, но все это скопление отнюдь неблагоприятных для организма веществ не ужасало панду, а наоборот, словно приглашало гостя зайти внутрь. Чувство того, что виды и запахи уже доводилось где-то слышать, еще больше приковывало Шифу к этому месту, где, как выяснилось, работа кипела с самого утра. Тот самый зловещий и внушающий ужас, не щедрый на слова охотник на носителей кунг-фу… Сейчас безмятежно копошился руками на аккуратно убранном, пусть и старом на первый взгляд, зитановом столе. Между предметом мебели и стеной не было просвета, все стояло точно и вплотную, а сама стена размещала на себе неисчисляемое количество полок, крючков и вешалок для инструментов. И во всем этом виднелась рука хозяина. Содержимое каждого стеллажа на совесть сортировалось. Каждый инструмент, каждая металлическая деталь на нем сияла от регулярного ухода. И ни одна лишняя вещь не резала глаз. Бамбуковые свечи стояли на расстоянии. От них падал тусклый свет, который едва дотягивался до рабочей зоны — самой исцарапанной части стола. То, как кузнецу удавалось перед собой что-то разглядеть и, куда хуже, продолжать неспешно контактировать руками со страшно острым на вид оружием, внушало тревогу и восхищение одновременно. Такое зрелище, которое именуется как «работа профессионала», любой глаз может радовать и завораживать. Даже глаза Шифу, которым и без того не мало пришлось повидать. Шифу затаил дыхание. Замер у порога, как при виде смерти, так толком и не понимая, чего он вообще боится. Возможно, боится быть гостем, зашедшим чуть-чуть не вовремя, или же наоборот быть тем, кого так долго ждали и кому сейчас захотят конкретно выговориться. Мыслей была масса, и огромная часть из них склонялась больше к негативным. Но оставаться незамеченным дольше пятнадцати секунд даже с тем уровнем незаметности, как у воина кунг-фу, у панды не особо получилось. Учуяв в мастерской одно лишнее дыхание, вдобавок ко всему еще и очень сбитое и напряженное, седое ухо остро повернулось в сторону тяжелых дверей. — Нас ждет не самый приятный разговор. Надеюсь, ты это осознаешь? — зазвучал флегматичный и понурый голос. Выглядел кузнец, как и обычный занятой делом ремесленник: был одет в очень привлекающую взгляд рванину, которая держалась на его широком теле буквально на одних «соплях», поверх нее свободно болтался старый передник, так изысканно облепленный всеми видами мусора и пыли, но зато туго завязанный на шее. В Ливэе не было ничего примечательного, кроме самого факта, что весь облегающий его тело хлам только скрашивал общую картину. Очень тихо прокашлявшись себе в кулак и бегло пробежавшись глазами по затылку старца, Шифу бросил неуверенно: — Да, — он кивнул, — разумеется, что я осознаю. Отворачиваться от Ливэя дольше, чем на пол секунды, совсем не казалось хорошей идеей. Хотя и конкретную причину данного поведения у Шифу сформулировать не получалось. Стало порядком напряженнее. Шифу почувствовал это даже своими пальцами на ногах. В комнате, несмотря на тот род занятий главы, который подразумевается постоянным шумом, было на удивление тихо. Настолько тихо, что обе панды могли слышать звук моргания глаз и тугое скольжение слюны по горлу одной из них. Сохраняющий прежнее самообладание и уровень безразличности ко всему окружающему, господин Ливэй потянулся могучей рукой за неким, судя по царапающим звукам, железным и находящимся на другом конце стола предметом, и передвинул его ближе к себе и своему рабочему углу. Предмет был недоступным для глаз Шифу, выбравшим не самый удобный ракурс для разговора. У воина, если по честному, ноги отказывались заходить дальше и облегчать себе в этом плане ситуацию. Чуйка наставляла Шифу держаться ближе к выходу. На всякий случай. Желание оружейника приступить к работе с недоделанным мачете обломилось, как только он не обнаружил в поле своего зрения нужного инструмента. Звуков сосредоточенного копошения в мастерской прибавилось. — Девочки помогли тебе устроиться? — сходу задал вопрос Ливэй, приступив к поискам необходимого снаряжения на специальных стеллажах. Шифу снова замешкался, теперь поняв, кто прислал к нему этот отряд специального назначения. Он в переживаниях завел руки себе за спину, чтобы, наверное, показаться собраннее на тот случай, если господин Ливэй соизволит повернуться к нему лицом. — Более чем, — приподняв свой подбородок, чуть увереннее ответил Шифу. — Я лишь… Но старец, вопреки всем ожиданиям мастера и надеждам на развитие этого разговора, внезапно перебил его зарождающуюся речь и начал атаковать совсем в другую сторону, сделав голос более громким и серьезным. — Шифу, я во многом могу тебя понять, пусть тебе так и не кажется на первый взгляд. Ливэй быстро кинулся рукой за чем-то похожим на кувалду и в точно таком же рывке вернулся обратно, но уже вместе с ней. — Ты молод, любопытен. Горячая кровь направляет тебя на якобы путь истины, путь внутреннего покоя. А сердце переполняет жажда, — на всю комнату раздался звук первого сочного удара по тому, что оружейник так крепко прижимал к столу второй рукой. — Жажда заполнить все его пустоты утерянными воспоминаниями. Немного растерявшись от столь непредвиденного начала, после которого с трудом удалось восстановить оборвавшуюся речь, Шифу пожал плечами. — Не все так ужасно, как вы описываете, господин Ливэй, — Шифу для чего-то постарался улыбнуться. — Мне многое удается помнить и по сей день. В это слабо верится, но… — Тогда, Шифу, чего же ты от меня хочешь? — продолжал звучать глубокий голос ремесленника в примеси со звуками равномерных ударов по металлу, от которых Шифу с непривычки рефлекторно моргал глазами. — Более ярких подробностей? Упущенных деталей? Прошу меня извинить, но и моя память, возраст которой превышает твой раза в три с половиной, смогла сохранить далеко не все. Он молниеносно остановился, бросив на стол то, что держал до этого в правой руке, и поднес лезвие ближе к своему лицу. Лоб главы от того столь пристального взгляда на предмет сожмурился, образовывая едва заметные на нем морщинки. — Тебя это удовлетворит? — За любые сведения в долгу не останусь, — протараторил Шифу, будто отчитываясь перед начальством. — Я вырос честным, как бы жизнь ни пыталась доказать обратное. Ливэя это позабавило. С улыбкой он убрал от себя подальше лезвие и медленно повернул половину своего уставшего лица к молодому мастеру. От этого проницательного взгляда у воина вновь внутри все перетряслось. Ливэй оказался тем еще существом, способным провоцировать на эмоции на ровном месте. И сам старик прекрасно знал об этом своем умении. — Может быть, ты наконец приступишь, м? Я же вижу, как ты пытаешься с чего-то начать, но смелости не хватает меня перебить. Для твоего успокоения: я с этой целью и попросил младшую госпожу Джинг привести тебя сюда, поэтому, расслабься, будь так добр. У парня аж камень с души упал, как только он увидел на лице оружейника что-то издалека похожее на добрую ухмылку. Он едва заметно выдохнул и посмотрел прямо в голубые глаза старцу. — Мой отец, — кратко проговорила панда, боясь на радостях вывалить на Ливэя слишком много всего и сразу. — Я хочу начать с него. Говорят, вы недолюбливали друг друга. Даже допускали вражду. Скажите, это правда? Хрипло промычав от того, что это был далеко не тот вопрос, на который ему хотелось бы сейчас отвечать, глава вновь повернулся к Шифу затылком. — Полагаю, ты еще не осведомлен, но я вот, что тебе скажу. Наши с Широнгом взаимоотношения словом «недолюбливали» называют только те, кто вдоволь наслушался недостоверных и неактуальных сплетен, — бесстрастно молвил мужчина, возвратившись к работе с мачете. — «Недолюбливали» — это мягко сказано. — Простите за такие неудобства, господин Ливэй, — Шифу безрадостно помотал головой. — Мне хотелось бы оперировать большими познаниями в разговоре с вами, но пока я волен говорить лишь то, что успел узнать или вспомнить. — Маловато ты пока знаешь, дитя мое, это видно. Очень явно видно… — Поэтому я и пришел к вам сам, — настигла пауза, вовремя которой Шифу даже сделал небольшой шаг вперед. — Расскажите мне все: обо мне, о моей семье, о всех вас. Расскажите о моем отце. — Кто я такой, многоуважаемый юноша, чтобы лезть в дела твоего отца Широнга? — Шифу показалось, что кузнец среагировал резко, но на самом же деле господин Ливэй оставался неизменно умиротворенным и стабильным в эмоциональном плане. — Его друг? Брат? Может, любимая сиделка его детей? Откуда мне знать, что твоя покойная мать была бы не против твоего осведомления? Ведь она, как и любая женщина, пострадавшая от брака, намеревалась скрыть свое несчастье. И тем более сберечь от него своего ребенка. А я же, вероятно, могу ненароком сказать о вещах, способных тебя задеть или оскорбить, что не входит в мои интересы, — он замолчал, с достаточно слышимым вздохом сбавляя пыл. — Советую для столь деликатных разговоров все же отыскать отца и спросить у него лично. В вопросах, касающихся исключительно вашего семейного, я ничем помочь не смогу. Если хочешь узнать что-то от меня, выбери менее личную тему. — А вы видите моего отца где-то поблизости, чтобы так говорить? — малость возмутился воин, быстро завертев головой в разные стороны. — Или, возможно, видите во мне хотя бы каплю желания вести с ним поучительные беседы? — парень умоляюще приопустил уши. — Чтобы вы не думали… Я пытался. У меня был шанс поговорить с ним, и я им воспользовался. И все равно я здесь. Господин Ливэй, прошу вас. — Шифу, — покачал тот головой, раздражительно протянув имя ничего не понимающего сына покойной Юби, — твоему зеленому и наивному взору даже представить пока сложно, в какие страшные вещи ты был втянут с самого рождения. И мне совсем не легко говорить на эту тему. Особенно с тобой. Разговор стал обретать новые краски. После подобных слов обычно парень переставал бояться выражаться. А так, собственно, и произошло. — Догадался. Не слабоумен, — презрительно глядя на спину старика, пробурчал разочарованный воин. — То, что вы носитесь с какой-то конкретной мыслью обо мне, я понял, господин Ливэй, еще тогда, когда в первый же день прибывания здесь почувствовал на себе блуждание ваших надменных глаз. Уж больно прозрачна пелена на них. — И что же тебе в наполовину коматозном состоянии удалось в них разглядеть? — поразившись резко прорезавшемуся темпераменту мастера, посмеивался оружейник. — Любопытно. — Особое нерасположение. Персональное, если позволите быть более точным. Вы ведь любите, когда с вами общаются прямо и по делу. — Нерасположение? — более ожесточенно переспросил старик, через секунду снова ехидно захихикав. У него начало складываться впечатление, что Шифу не прошлое пришел сюда узнавать, а просто обеспечивать ему не скучную работу. — По твоему, я столь эмоционален? Таких же, как и ты, здесь целая деревня. С чего ты вдруг вздумал, что чем-то отличаешься именно в моих глазах? Это девочки тебе нашептали? — А вы будто сами не знаете, с чего, — Шифу стал думать, что его принимают за идиота. — Будто у вас есть еще какие-то причины смотреть на меня, как на неудачника. — Не бери на себя слишком многое, мальчик мой, — значительно грознее выдал старец, предупреждающе посмотрев на воспламеняющегося гостя. — Ты не кто иной, как один из нас. Ты — сын своей матери. Сын госпожи Деминг. И не более! — А вот то, чего я и ожидал, — парень сбавил темп, горько выдохнув. — Вы слишком часто акцентируете на ней внимание. На моей матери. Уже молчу за отца, речь о котором, из наблюдений за вашим лицом, вы не особо желаете заводить. — На том, что ты, в некотором роде, наша семья? — пропустил мимо ушей оружейник, решив продолжить разъяснять ранее сказанные слова. — Оглянись, Шифу. Вспомни, наконец, где ты находишься, и задайся вопросом. Не чрезмерно ли великую гордыню ты на себе тащишь, раз находишь смелость возвышаться над остальными? Но ненадолго Шифу хватило оставаться в тонусе. — Я возвышаюсь?! — на секунду повысил голос воин, указывая обеими руками на себя. — На ваш суд, хотеть узнать правду — это преступление? — повисла пауза, во время которой Шифу одолевало недопонимание. — Вам нисколечко иного не сказал мой приход сюда? Ничего похожего на истину? — Ты пришел получать ответы на вопросы. И я обеспечил тебе лучшую обстановку для этого, не находишь? — сквозь зубы процедил Ливэй, которого этот юнец стал порядком раздражать. — Я отправил к тебе девочек. Дал время отдохнуть после дороги, а только после пригласил к себе. Хотя имел полные основания допросить на месте. Но сейчас я всего лишь попросил тебя задавать адекватные вопросы. Шифу проигнорировал половину сказанного. — Меня не это интересует. Я знаю о вас теперь достаточно, чтобы говорить следующее, — мастер подошел ближе. — Почему вы, господин, который с таким пылом поддерживает запрет кунг-фу в провинции, который готов в любой момент изгнать его носителя из Башаня, не поступили так со мной? — голос стал тише, более насмешливым. — Чем же я заслужил ваше особое расположение? Я ведь тот, кто является одним из них, и далеко не любительского уровня. Дыхание главы участилось, но еще не до той степени, что окружающим нужно было хватать руки в ноги и бежать, куда глаза глядят. — Если ты запамятовал, мне не составит труда напомнить. Тебя не касаются мои дела, — держался кузнец. — Обычно, я ставлю на место наглецов, вроде тебя, в более развернутой форме, но не думаю, что сейчас и вообще между нами это уместно. А то, какого ты уровня мастер кунг-фу, я еще успею проверить. Но в следующую секунду случилось то, чего даже глава не мог ожидать. Шифу хлопнул в ладони и метнулся в противоположную сторону от старца, начиная хмурить брови и показывать красоту своего баритона во всю мощь. — Превосходно! А как же «один из нас», «не более» и «ничем не отличаешься», господин Ливэй? А? — яростный взгляд сверлил каменное выражение лица старшего мужчины, которому стало даже интересно наблюдать за этим. — Вы мне скажете хоть что-то за сегодня такого, что облегчит мне жизнь? Скажете хотя бы то, что не будь я для вас чем-то, прости меня, Будда, особенным, то и ноги моей здесь не было бы? — мастер пытался делать передышки, чтобы у второго была возможность пропихивать в его возмутительные речи свои ответы или иные возражения. — Почему вы не выгнали меня? Почему привели домой? — Шифу указывал пальцем в сторону металлической двери. — Только не говорите, что всему причиной жалость! — Довольно задавать мне идиотские вопросы, я ничего тебе не должен, — с невероятным давлением в голосе предупредил Ливэй, от чего Шифу аж местами тревожно сжался. — Разговор окончен, Шифу. Я то думал, ты действительно пришел, чтобы вспоминать прошлое. А оказалось, что ты пришел подпитывать свою ненависть к отцу, — мужчина расслабился и уже со вновь спокойным лицом прильнул к столу. — И на будущее… Лучше не придираться к моим словам. Огонь протеста и возмущения внутри якобы принявшего к сведению Шифу получил еще одно новое полено для продолжения жизни. — Не придираться к словам? Не придираться к словам?! Вы думаете, мне выбирать приходиться? Да вам и близко не понять, каково это, узнавать свое детство, длиною в ничтожные три года, одними лишь словами из уст трех девушек, которые я без вашей подачи мог и вовсе не получить! К чему мне еще, по вашему, придираться? За что мне цепляться, чтобы хотя бы что-то узнать? — на одном дыхании выпалил Шифу. — Господин Ливэй? — повисла недолгая пауза. — Мне жаль. Мне жаль, что вашему сознанию и представить не дано то, через что мне пришлось пройти, чтобы сейчас стоять здесь, подобно последнему сумасшедшему! Вам и вашему копеечному сердцу глубоко наплевать на то, что узнать правду — для меня дело всей жизни. Дело чести! И именно честью я жертвовал, господин Ливэй, вымаливая у мастера разрешение отправиться в Башань! Ливэй гнусно посмеялся. — Как ты можешь говоришь о чести, Шифу, если ты понятия о ней не имеешь? — старец посмотрел на него немного с жалостью. — Дело чести — это исполнить свое предназначение в этом мире. Ты его исполнил? У Шифу перехватило дыхание. На мгновение пропал дар речи. Ведь тем, кем он так мечтает быть, пока стать не получается. — Вот и я об этом. Ступай, Шифу, — отрезал мужчина, подтвердив свои догадки насчет именно такого завершения диалога. — Я посмотрел на тебя вновь и таки понял, что не для твоих ушей эта информация. А у мастера уже досадно опускались руки. — Вы ведете себя, прямо как мой отец, — совершенно спокойно говорил Шифу, уже потеряв надежду. — Гадко и низко. Вы бежите от правды, хотя в Башане вас считают ее олицетворением. А ведь девочки тоже восхищаются вами. Они видят в вас мужчину. — Мужчину пусть видят в ком-то другом, уровнем ошиблись твои девочки. Или я, по твоим расчетам, сейчас должен почувствовать угрызения совести? Или, вероятно, стыд? — По моим расчетам вы сейчас должны почувствовать себя поганым трусом. Одна ладонь оружейника начала сама по себе нервно сжиматься в кулак. — Еще одно слово, Шифу… — И что? И что, господин Ливэй? — абсолютно равнодушно шептал Шифу. — Мне двадцать два года. Думаете меня перевоспитать? Думаете, что, дав мне по шее, во мне что-то изменится? — Да, — его рука еще крепче сжала рукоять будущего оружия. — Ты закроешь рот и прекратишь осквернять имена своих родителей, какими бы они ни были. Парень удивился наивности главы поселения, в улыбке поджав губы. — Закрою рот? А вы так боитесь, что он скажет что-то лишнее? Или, может, что-то ужасно правдивое? С каждой секундой все больше и больше переставая верить своим собственным ушам и тому, что эти слова говорит тот самый Шифу, глава нервно посмеялся. — Подлец, — склонил он седую голову в жгучем желании потушить стремительными темпами подкатывающий гнев. — Юби не таким тебя воспитывала. Не такого сына она ночами у высших сил выпрашивала! — Да? — парень, изобразив удивление, поднял темные брови. — Что-то не припомню, чтобы вы присутствовали в моменты моего воспитания, чтобы так уверенно заявлять об этом. А тем более, не так хорошо знали мою мать, чтобы предъявлять, какого конкретно сына она выпрашивала. Вам какое было до этого дело! Явно же никакое! Ливэй, резко и с грохотом бросив все из рук на стол, подошел к не дрогнувшему мастеру практически вплотную. Столкнувшиеся две пары кристаллических голубых глаз были настолько заряжены эмоциями и бушующей друг с другом силой, что между ними сейчас запросто могла выстрелить молния. — Не было никакого дела? Да я видел тебя, Шифу, еще нелепо ползающим на четвереньках и в страхе подскакивающим на задние лапы при виде любой мелочи, — максимально разборчиво цедил старец, слегка наступая на воина. — Я кормил тебя с ложки, вытирая полотенцем все то, что летело мимо рта. Играл с тобой в игрушки еще тогда, когда вся твоя шерсть была покрыта слоем белого утепляющего пушка, а твоим любимым развлечением было гоняться за чужими хвостами. Я качал тебя на руках, когда твоя мать без сил валилась с ног, рассказывал легенды о драконах, чтобы ты заснул. Хотя, толк от того, что я тебе все это рассказываю. Хватит с меня твоего упрямства, — мужчина раздраженно возвратился к станку, определенно будучи на взводе. — Хочешь правду, Шифу? Действительно хочешь? — яростно бросал Ливэй себе за спину, уже даже не думая про то, что их обмен любезностями может быть слышен на улицу. Носитель кунг-фу не отвечал и лишь грозно смотрел на старшего, в уме без зазрения совести уже во всю ликуя и представляя, как он будет хвастаться Лин своей победой в битве с самим господином Ливэем. — Да! Я и правда неспроста не выпроводил тебя обратно в Нефритовый дворец. Но не делай из этого поспешные выводы. Кунг-фу и мое отношение к нему здесь ни причем, и, к слову, оно до конца моих дней останется неизменным. — Тогда что? — так же остро вмешался мастер, ни в коем случае не опуская головы. — Что вас смогло удержать от столь соблазнительного мероприятия, как мое изгнание? Ведь не делая этого, вы напрямую рискуете репутацией. А она дорого нынче стоит, господин Ливэй. — А что, у молодого сыщика догадки закончились? — не сумел удержаться старец, язвительно улыбаясь и начиная прибирать инструменты. Поработать сегодняшним вечером теперь ему вряд ли дадут. — Терпение. Успев спрятать хотя бы то, что может быть опасным и в ненужный момент попавшимся под горячую руку, ремесленник закрыл пару ящиков, безысходно уперся обеими руками о поверхность пыльного стола и с хрипом склонил голову. Помимо злости и гнева внутри него тоже, как и у гостя, начало просыпаться что-то еще. Только что-то очень старое и практически забытое. Поразмыслив еще пару ужасно длинных для ожидающего Шифу секунд, глава признался, тоскливо выдыхая. — Я скажу, что помешало мне выгнать тебя, Шифу. Это твоя мать. — Снова она? — опешил ученик мастера Угвэя, вытаращив на кузнеца глаза. — Теперь я вовсе перестаю понимать. — А ничего и не нужно понимать, — Ливэй оторвал одну ладонь от стола и стал очень тщательно массировать себе пульсирующий лоб и виски. Эмоциональные вспышки со стороны Шифу сегодня малость застали врасплох его самого и его нервную систему тоже. — Я любил ее. Больше всего на свете. Стоящая в начале комнаты панда застыла с едва открытым ртом и тотальным шоком в глазах, пока все мышцы юного лица защитника долины Мира, отвечающие по большому счету за проявление его эмоций, постепенно подвергались атрофии. — Вы…? Что? — с трудом выжимал из себя Шифу, чей язык от таких новостей чуть ли не присох к одному месту. — Так понимаю, об этом тебе тоже ничего неизвестно? — спокойно проговорил старик, взяв со стола одну свечу и направившись подальше от станков к заваленным каким-то рабочим хламом двум стульям. Хлопнув ладонями по ногам и поразительно вздыхая, парень выдавил: — А вы еще сомневаетесь? — Прости, — глава жестом попросил Шифу подойти и подержать ему свечу, что тот, собственно, и сделал. — Я полагал, что госпожа Джинг уже не удержалась от пары фраз. — Единственное, что я узнал от госпожи Джинг, — рассказывал парень, наблюдая за тем, как оружейник старается быстро разгрести ненужные вещи со стульев по своим местам, — было рецептом яблочного пирога. — Рекомендую, раз на то пошло, — немного прокашлялся от взлетевшей в воздух пыли господин Ливэй. — Спасибо.***
Господин Ливэй расслабленно отсиживался на стуле, периодически потягивая завалявшийся в его архивах табак. От одного его запаха у Шифу двоилось перед глазами. — Это случилось до твоего рождения. Задолго. Практически за полтора-два года, если мне не изменяет память. Юби тогда едва исполнилось двадцать лет, она… Была изумительна. Кузнец остановился, дабы втянуть в себя дым этого свернутого в трубку табачного растения. — Повстречать девушки прекраснее, Шифу, я… — кузнец тяжело вздохнул. — Думаю, ты, как мужчина, меня прекрасно понимаешь. Эта любовь… была подобно крыльям за спину, — оружейник отвернулся от мастера, чтобы начать для отвода глаз рассматривать свою же мастерскую. — Хорошо, что жена и дети меня сейчас не слышат. Что поражало одурманенного от дыма и нестандартных рассказов парня и заставляло его целиком и полностью верить в то, что говорит господин Ливэй, так это то, с каким детским счастьем он иногда скромно улыбался. Само собой, скрытно, без желания показывать эту слабость, но Шифу ведь понимал, какого это. Сам недавно улыбался точно так же. Кузнец прикрыл уставшие за день глаза. — Я был очарован каждым ее движением, каждым нарочным взглядом в мою сторону. Мы могли говорить на любые темы, ночами общаться без каких-либо обязательств, даже несмотря на то, что я был тогда на несколько десятков лет старше ее. Это не отталкивало… Даже ее своеобразных родителей. Вновь он остановился, дабы увеличить количество дыма в комнате. — Я никогда не был настойчив слишком сильно. Не требовал большего, если она сама не изъявляла желания, не был нагл. Возможно, потому, что понимал, что будущего со мной она не видит, а если и видит, то очень робко и неуверенно. Я боялся напугать ее, Шифу. Боялся показаться тем, кем не являюсь, — глава сделал блаженную затяжку. — Меня трусило от одной мысли, что я допущу себе коснуться ее как-то двусмысленно, поставить под сомнение ее целомудрие и невинность, опорочить ее фамилию. Мне, впрочем, было нужно далеко не женское тело. Я… Просто хотел быть рядом, как бы слащаво это сейчас ни прозвучало. Глава посмотрел на сына этой девушки очень тусклыми и печальными глазами. — Хотел дать ей все то, о чем она так по-детски мечтала, о чем вечерами с таким восторгом мне рассказывала: спокойствие и любовь. Любовь, Шифу. Не похоть, флирт и временные забавы. Я хотел сделать ее счастливой. Впрочем, думаю, не стоит говорить того, что я попросту ничего не успел. — Что было потом? — вполголоса интересовался Шифу. Помедлив, мужчина продолжил: — Я понимал, что помимо разных точек восприятия мировоззрения и несхожих взглядов на некоторые вещи, наша возрастная разница рано или поздно, но тоже начнет служить помехой — у обоих изменятся интересы, изменится отношение к быту, себе и обществу, а ведь я на те времена уже не первый год занимал пост главы поселения, и опасения, что со своими обязанностями я навсегда потеряю способность оставаться молодым и озорным, с кем можно было бы повеселиться и порадоваться жизни, какое-то время заботили меня на уровне проблем целой деревни. Я понимал, что рано или поздно у меня начнется тяга к созданию семьи и ко всем тем рутинным повседневным делам, к которым Юби могла быть просто психологически не готова, поэтому, я всяческими способами старался забавлять ее. Старался оставаться молодым в свои пятьдесят хотя бы душевно, ведь твоя мама если и любила, то далеко не за внешность. Она была самой уникальностью, — глава вздохнул, стряхивая на пол пепел пальцами. — Не зря мужчины ходили за ней толпами вплоть до моего появления рядом с ней. Надо было слышать, как она благодарила меня за это… Спасение. — Вы сказали, что не успели. Что же случилось? — Судьба, Шифу, — бесстрастно отвечал Ливэй, снова притянув табак к губам. — Юби не была моей с самого начала. Это чувствовалось. Пусть и не верилось. — Как появился в этой истории мой отец? С задержкой, глава произнес: — Все дело в маджонге. — Маджонг? — недоумевая, переспросил Шифу. — Он-то тут причем? Сменив положение ног, которые без движения стали потихоньку затекать, господин Ливэй продолжил: — Где-то тридцать лет назад, если не больше, маджонг резко стал самым популярным видом грязного развлечения, и дело не только в нашей деревне. Волна его вознесения прошла по всему Дабашаню и Циньлиню. Если верить новостям и слухам. В него играли все без исключения, и играли самыми разными способами: на деньги, на спор, на целые состояния, на какой-то другой вид расплаты… Процветал азарт. Абсурд. Очень стремительно наступала эра, грубо говоря, плохих и ужасно везучих парней, которым привлекать общественное внимание не стоило абсолютно никаких усилий. — И одним из них… — с ужасом на лице предполагал Шифу. — Да, — гортанно прохрипел глава, отводя прискорбный взгляд. — Широнг был лучшим. Твой отец был тем, кто зарабатывал огромные суммы всего за одну партию. Это был мужчина, кто не считался с честью, не отдавал отчет своим действиям и выброшенным на ветер деньгам. В Широнге было все то, чего не хватало Юби во мне: властность, страсть, красивая жизнь и очень легкие деньги, — вдруг мужчина нервно охнул. — А ведь несмотря на это, у меня все равно не поворачивается язык сказать то, что твою мать так запросто купили. Я знал ее слишком хорошо. Что поделать… Возможно, у них и правда была любовь с первого взгляда. А чувства ко мне не имели должной силы, чтобы противостоять. — Но как все же произошла эта встреча? — Шифу даже не заметил того, как сам заинтересованно склонился к оружейнику. — Вы же не привели ее целенаправленно к нему? — В том-то и дело, что привел, — мужчина вдохнул дым. — Вернусь к тем же интересам. Волна вознесения маджонга припала как раз на ту самую пору, когда я уже длительное время ухаживал за твоей матерью. Все было отлично. В один момент я даже поверил в то, что она однажды станет моей женой. На это были предпосылки. И, знаешь, я продолжал наивно верить в это, пока одним днем не поползли слухи, что в одном из местных игровых клубов, которые стали тогда разрастаться по селениям с той же скоростью, что и клубника по земле, проходит финальная игра в маджонг. В ней принимали участие самые сильные, самые азартные и абсолютно бесстыжие игроки, прибывшие к нам из самых разных поселений. На самые большие ставки, — старец замолчал, желая покопаться в памяти в абсолютной тишине. — Один из игроков, если я не ошибаюсь, был даже из долины Мира. Играл со своим лучшим другом и в итоге отбил у него ресторан. Эта информация не показалась Шифу слишком интересной. — Я, кажется, догадываюсь, что произошло дальше. — Верно, — протянул Ливэй, ненавистно улыбнувшись. — Я привел Юби туда, чтобы просто не отставать от появляющихся у нее новых интересов и развлечений. Я хотел поддерживать ее во всем… Но сейчас мужчине уже было недостаточно просто сидеть и молча светить зубами. Отныне глава во всю гортанно посмеивался, ненароком давая возможность Шифу увидеть всю ту душевную боль, скрываемую за этим странным хохотом, являющимся только лишь защитной реакцией организма на пробудившуюся в памяти болезненную ситуацию. — После этого турнира она резко стала избегать меня. Игнорировать. Делать вид, что не замечает на улице. А я продолжал держать себя в узде, не наглеть, давать девушке право на личное время и развлечения, давать возможность отдохнуть и от меня, и от моего общения. От своей же наивности Ливэю до сих пор становилось смешно и как-то даже очень неловко перед Шифу. Глава чисто из-за принципов не мог допустить мысль о том, что даже этот зеленый юнец и то перестал верить в подобные фокусы жизни. А у него, давно женатого мужчины с тремя взрослыми детьми, все никак не получается. — Даже тогда, когда мы вновь встретились, я не принялся первым делом осыпать ее вопросами. Меня утешали эти от чего-то счастливые глаза, робкая улыбка… Юби выглядела так, словно недавно побывала на седьмом небе от счастья. Шифу, а ведь тогда был самый счастливый день и для меня. Я… Посмел подумать, что Юби такая только потому, что я рядом. Я скажу тебе даже больше, я в тот день собирался делать ей предложение… — вновь табак застрял на полпути ко рту мужчины. — Но легкие поглаживания по животу сделали свое дело. Кузнец затянулся на все имеющиеся в легких литры. Так, как не курил очень давно. Смотря на то, с какой тяжестью на лице и в душе Ливэй выдыхает в сторону станков дымовое облако, Шифу, в какой-то степени, узнавал в нем самого себя. Он так же сильно любил ту девушку, которая всего несколько недель назад решила выбрать далеко не его. — Я не успел даже начать. Уступил Юби, веря, что сейчас она скажет мне что-то малозначительное и короткое, но вместо она этого призналась, что все те недели пропадала не просто так. Юби объяснила свое исчезновение тем, что смогла действительно полюбить. По-настоящему. Полюбить твоего отца, — в который раз за этот вечер оружейник уныло выдохнул, словно скучая по тем временам не меньше, чем скучает Шифу. — А дурачить и подавать ложные надежды мне вовсе не собирается, потому что считает самым лучшим другом… После всего, что было между нами. — То есть… Если бы не разница в возрасте, то… — Не знаю, не знаю, Шифу, — Ливэй не мог говорить это прямо в глаза воину, поэтому решал в такие значимые моменты просто всматриваться получше в сигару, которую он с таким трепетом старался растягивать. — Если бы на моем пути однажды не встал молодой и такой известный среди девиц победитель Широнг, с которым Юби было в разы интереснее, думаю, называть «отцом» тебе довелось бы совсем не его. Хотя, я ничего не могу утверждать. Парень тяжко глотнул ком в горле, но не от того, что ему было омерзительно представлять, как он называет господина Ливэя отцом, вовсе нет. Жути нагоняла мысль, что его жизнь могла сложиться совершенно иначе… Но, к сожалению, то, что было, уже давно прошло. И не одному ему теперь тосковать за былыми временами. — Что вы сделали дальше? — не без сочувствия сказал воин. — Впервые стал настойчивым. Я потребовал, чтобы она выходила за меня. Прямо сейчас. Без церемоний и умопомрачительных речей. Помню, как сразу на месте, прямо посреди площади стал убеждать Юби, что люблю ее больше жизни, что мне по силам и совсем не страшно разорваться на несколько частей, дабы обеспечить ее, тебя и наших общих детей, дабы усмирить расползающиеся слухи о том, что это непозволительный из-за положения Юби брак, ведь ребенок, созданный до свадьбы, это против традиций и правил… Я клялся, стоя перед ней на коленях и целуя ее руки, что готов отдать и получить все, что она захочет, лишь бы забрать ее вместе с тобой, сказал, что никогда не стал бы любить ее от этого меньше. Шифу, веришь? Я был готов на любые подвиги, лишь бы не отдавать твою мать тому, кто не был достоин даже ее пальца, кто не собирался ни минуты своей жизни тратить на свою семью, на своего сына. Снова на пол летит пепел. Летит так же быстро, как и разбивается сердце влюбленного кузнеца много лет назад. — Как ты мог понять, я получил отказ. Отказ, благодарность за все, что было, и мольбу остаться друзьями. И, знаешь, когда до меня дошло понимание, что уже ничего не вернуть, а ты, сын Широнга, безвозвратно находишься в ее утробе, я не стал воротить носом. Я любил Юби настолько чисто и сильно, что мне даже ее замужество на становилось поперек горла. А ненавидеть, задумывать какую-то месть, или, еще хуже, пытаться что-то изменить… Для меня это низко и просто омерзительно. Мужчина так не поступает. Без стеснения вздохнув полной грудью от того морального груза, который вывалил на него господин Ливэй, Шифу откинулся на спинку стула. — Как мама восприняла все это? — То, что мы продолжили общение, как ни в чем ни бывало? Будто между нами ничего не было? Мастер кивнул головой. — Судя по тому, что я долгое время приходил тебя нянчить, весьма положительно. К тому же, не один я был удивлен, что нам действительно удалось сохранить дружеские отношения. Воцарилось молчание. Тишина, тревожить которую решался только Ливэй со своим элитным табаком. Смятение забрало Шифу с концами. Мастер сидел, прикрыв глаза. И чем быстрее к его сознанию попадали новые сведения и истории о жертвах ради любви, тем больше мастер начинал ее бояться. Ее и ее настоящую силу. — Это… С одной стороны ужасно… — шептала младшая панда. — Вы столько боли… Вынесли и сдержали в себе. — А с другой стороны, на свет появился ты, — решая скрыть от Шифу некую досаду, ремесленник склонил голову. — И я не могу сказать, что о чем-то жалею. Хотя, нет, скорее всего, могу, — он резко вернулся в прежнее положение. — Жалею о том, что быстро с горя женился, стал отцом, и не смог пожертвовать собой ради Юби и твоего будущего рядом с матерью. В тот день, когда все произошло, прошло уже три года с момента нашего последнего разговора на эту тему. Можно сказать, я успел начать новую жизнь. И мы, как и договаривались, продолжали хорошо общаться. Я и Юби. С Широнгом никогда не ладилось. — Вообще никогда? — уже не соображая, что говорит, произнес Шифу. — Всякий раз, когда мне приходилось смотреть на этого разгильдяя и на то, как он возвращается к жене домой в дребезг пьяный, мне становилось тошно, — господин Ливэй продвинулся ближе к воину. — Шифу, я видел, как он смотрел на твою мать, видел своими глазами то, что если бы не твоя бабушка, мать Широнга, которая была действительно женщиной с большой буквы и с добрейшим сердцем, вряд ли на женитьбу кто-то согласился бы. Он без раздумий бросил бы свою беременную девушку на корм судьбе или остальным мужчинам, которые без зазрения совести растоптали бы остатки ее достоинства собственными ногами. У Шифу уши чуть не завяли от подобных слов, о которых он в тайне от себя же знал, но боялся воспринимать всерьез. — Вы хотите сказать, что отец не любил нас? — Я прямолинеен. Не любил, но ровно до твоего рождения. Знаешь, такое бывает у многих юных глупцов — непризнание своих же детей только до момента их появления, именование внезапной близости, как проявление минутной слабости, отсутствие ответственности за подаренную жизнь. Широнг следовал всем уже сказанным только что пунктам. Сцепив в зубах то, что осталось от табака, Ливэй уперся одной рукой о край стоящей позади него тумбы и встал со своего стула. Видать, за новой порцией курева. — Твой отец, узнав о своем положении и о том, что не успел в один момент проконтролировать, понял, что теперь не сможет регулярно появляться на турнирах. Что теперь ему придется обременить себя таким морально тяжелым весом, как семья. Широнг… — господин стал неспешно бродить по мастерской, всматриваясь в открытые полки. — Был слишком, по его мнению, молод, азартен и востребован среди других девушек, если ты понимаешь, о чем я, чтобы связывать свою жизнь с чем-то одним: с любовью, с родным домом, любимой игрой. Будущему карманнику всегда хотелось большего. Абсолютно всегда. — Другими словами, я — случайный нежеланный ребенок? — резко выдал Шифу, крепко сжав в руке края своего кимоно, пока Ливэй этого не видел. — Перестань, малец, — понимающе посмеялся оружейник, выпустив струю дыма. — Дурость твоего отца никогда бы не взяла под контроль рассудительность Юби. Она полюбила тебя с самой первой секунды, уж прошу поверить на слово. Возможно, настолько полюбила, что только из чувства долга вышла замуж за Широнга. Она хотела, чтобы ты рос с отцом, пусть и с таким никудышным, как он, да простит меня Будда за такие слова. Родителей не выбирают, а мне осуждать спустя столько лет выбор Юби просто непростительно. — Вы, возможно, не знаете этого, но я попытаю удачу. Как отец стал воровать? — смотрел мастер в спину рыскающего среди столов мужчины. — Как он докатился до того, что и погубило нашу семью? — К счастью или сожалению, но ответ у меня имеется. Виноват все тот же маджонг, — слегка закряхтел оружейник, так как во время разговора ему пришлось наклоняться. — Победы, повышенные ставки, заниженные моральные ценности — вот слова, символизирующие всех игроков в него того времени. То, во что безмятежные семьи играли вечерами, стало игрой, после которой зарождались войны, рос список пожизненных должников и наполнялся карман победителей. И твоя мама в это по глупости ввязалась. Она… Увидела Широнга, — вздохнув и вынырнув из тумбочек с еще добытыми четырьмя трубками табака, рассказывал глава Башаня. — Такого… Выдающегося, разрывающего в клочья всех своих соперников с таким равнодушным и озорным лицом. Его грациозность в триумфальные победные секунды и та демонстрация своей неотразимости вскружили Юби голову. Она влюбилась, как маленькая девочка. Хотя, что я несу. Она и была тогда той самой маленькой девочкой, не видящей отличий между «любовью» и «временным пользованием». Это даже была не любовь… А обыкновенная страсть. Твоими родителями руководило влечение, жаждущее разрядки тело, в общем, все то, чему не давал волю я. Встречая взглядом обратно подошедшего к стулу ремесленника, Шифу сказал: — И все же, господин Ливэй. — Впервые в своей жизни Широнг решился на кражу именно в результате проигрыша сезонного турнира, на котором поставил чуть ли не все свое имущество, доставшееся от твоего покойного деда, отца Широнга, погубившего себя, между прочим, тем же маджонгом, — старик остановился, чтобы закурить новую трубку, при этом второй рукой предлагая точно такую же самому Шифу. — Благодарю, господин Ливэй, — склонил голову мастер, ехидно улыбнувшись этому предложению, — откажусь, но не только потому, что не позволено, а потому, что уже вижу, как вы будете злиться. Оценив сообразительность юнца, Ливэй довольно хмыкнул и увел руку с табаком в сторону. Все таки, он ошибался, когда заикался про воспитание Шифу. — Когда Широнга и все его наигранное состояние растащили на подарочные сувениры, он приполз к Юби. Приполз, как к последней надежде, как к той единственной, кто не бросит в него камень. Только вот, первым делом игрок не спешил сообщать ей о своих достижениях. Широнг завалился в дом с цветами, с громкими одами о том, что опомнился… Что не прекрасен ему мир без любимой девушки и сына, что он был идиотом. Знаешь, это было так душевно, что в искренность сказанного поверил даже я, который был в тот вечер у Юби в гостях. Поверил и не стал мешать, — повисла пауза. — Возможно, это была моя ошибка. Мне стоило остаться с ней и дальше, стоило присмотреться к Широнгу лучше, понять, что с ним, черт возьми, не так. Ливэй протер тыльной стороной ладони свой лоб. — Много времени потратить на разоблачение не пришлось. Буквально на следующий же день о Широнге и о его проигрыше было известно все до всех мельчайших подробностей. И для меня его поведение стало очевидным. — Но почему вы не продолжили… — Ухаживать за Юби? — внезапно посмотрел на Шифу глава своими осуждающими глазами. — О, мальчик мой, я очень сильно надеюсь, что в твоей жизни не будет таких ситуаций, в которых пришлось побывать мне. Пусть у тебя были и похуже, я уверен. Не будет такого, что девушке придется ломать свою жизнь только из-за твоих прихотей. Шифу пронзило недопонимание. — Ломать жизнь? — Конечно же, — наставлял старик, будто это само собой разумеется. — Я не стал продолжать похождения только потому, что желал Юби счастья. Не хотел своей навязчивой кандидатурой рушить появляющуюся семью. И, прежде всего, у меня в мыслях не было оставить тебя без отца. Широнга Юби действительно любила. И до молодого мастера Шифу наконец дошла суть морали господина Ливэя. — Вы… Не собирались идти против ее воли. — Да, не собирался, пусть и очень хотелось. Я, в сравнении с Широнгом, не бросил на игральный стол свой социальный статус и воспитание. Для меня ее слово значило все. И до сих пор значит, — оружейник внезапно перестал курить и затушил табак о тумбу позади него. — Теперь-то ты доволен? — он обернулся к парню, приподняв бровь. — Надеюсь, стало понятнее, почему я не даю тебе вот так легко покинуть родной дом? Почему толкусь вокруг тебя, как вокруг яйца? Сцепив руки в замок и твердо упершись ногами в пол, глава склонился к Шифу. — Ты ее сын, пусть и воин кунг-фу. Сейчас это не имеет особого значения. Главное, что именно душевные боли привели тебя сюда, а не твоя честь, к который ты так старательно тянешься. Ты — тот, ради кого она соглашалась на все трудности рядом с твоим отцом, ради кого Юби жертвовала своей жизнью в тот решающий день. И я, между прочим, собираюсь сейчас ответить на твой вопрос, почему она это сделала — Юби просто понимала, что никто больше на это не решиться. Выгнать тебя — равносильно совершить убийство, если не два, — последовал легкий смешок прямо в глаза парню. — О каком персональном нерасположении может идти речь, дорогой Шифу, когда у меня чуть душа из тела не вылетела, услышь я твои крики у ее могилы. — Но вы назвали меня Широнгом, — быстро вставил мастер, уловив некую нестыковку и точно так же склонившись к Ливэю. — Да, назвал, — не собирался отрицать старший, в один момент даже удивившись, что Шифу это насторожило. — Только потому, что твой отец в день обнаружения ее тела у реки вел себя точно так же, как и ты. Точь в точь. Меня это даже удивило. Не думал, что такая продажная пустышка, как Широнг, действительно могла хотя бы каким-то участком тела любить свою жену. Почувствовав, что определенно должен кое-что сказать не совсем приятное, парень замешкался. Но не надолго. — В письме моего отца было сказано, что… — О, нет, Шифу, — вдруг воскликнул дрогнувшим голосом Ливэй, коротко замотав седой головой, — только не говори мне, что ты узнал правду о Юби не из уст в уста, а читая сплошной текст. Сцепив зубы, мастер замолчал. И для старика абсолютно все стало понятным: поведение Шифу, количество вопросов, вспыльчивость и желание узнать правду. Ему всего этого элементарно не дал собственный отец. Собственно, чего еще следовало ожидать от Широнга. — Теперь мне все ясно. Ты правильно сделал, что назвал своего отца поганым трусом. Это так и есть, — оружейник вновь уселся на стул, с которого на эмоциях аж выпрыгнул. — Продолжай. — Было сказано, что нас настоятельно просили бежать. Собирать все необходимое и убираться, как можно дальше, — Шифу искоса посмотрел на старика. — Это были Вы? Оружейник ответил, не раздумывая: — Да, это был я, — губы расплылись в грустной улыбке. — Я вывел вас теми тропами, о которых не знал губернатор. Вывел и чуть было не получил срок за соучастие.***
Жилистый мужчина остановился у порога, дожидаясь Шифу. — Юби мечтала быть матерью мастера кунг-фу, это, надеюсь, тебе известно? — спрашивал он, поглядывая себе за плечо. — Да, господин Ливэй. Известно. — Хорошо, — ухмыльнулся мужчина, посмотрев на подошедшего мастера, разговор с которым уже вот-вот подойдет к концу. Им обоим пора по домам. — Тогда, я хочу, чтобы ты знал еще кое-что. Старик положил две свои ладони на плечи Шифу, чей взгляд стал более настороженным после этого. — Бежать в долину Мира было моей… настоятельной просьбой, — Ливэй глубоко выдохнул от того, в чем ему сейчас предстоит сознаться, на секунду отводя взгляд. — И спрятать тебя в Нефритовом дворце тоже. У мастера онемели конечности. — Что? — тут же прилетело старшему в лицо, что было весьма ожидаемо. Шифу был вне себя от удивления. — Что?! — не уставал повторять воин. — Вы же ненавидите кунг-фу! Что за парадокс?! Ненавидеть кунг-фу и способствовать его же распространению? Ученик Угвэя постарался в возмущении отойти от главы на шаг назад, но тот не дал ему этого сделать, сжав в своих пальцах его плечи и этим самым приказав оставаться на месте, чтобы выдерживать схватку до конца. — Запомни, Шифу, пока я жив. Раз и навсегда, — строже говорил старый мужчина, глядя в отнюдь запутавшиеся за сегодняшний день глаза панды. — Любовь — сильнее всех чувств на свете. Даже сильнее ненависти. Он дождался, пока Шифу в его руках немного расслабиться и найдет в себе остаток сил, чтобы дослушать. — Мне не жалко умереть, понимаешь? Однажды это обязательно случится, но у меня это произойдет с чистой совестью и с четким знанием того, что я выполнил обещание, которое давал еще вовремя ее жизни и уже после смерти. Исполнил мечту, отправив тебя изучать кунг-фу, и помог сохранить о ней память, — оружейник улыбнулся, грустно склонив голову и похлопав одной ладонью Шифу по плечу. — Это самое главное.