я, ты, мы

Джемин расцветает вместе с весной. В те дни, когда весна вплотную встречается с летом, когда граница между холодными ночами и теплым утром почти стирается, когда рассветы пересекаются с закатами, когда Джемин впервые так сильно, так безнадежно по-глупому влюбляется. Может быть, такая влюбленность совсем беспечна, но Джемин не может себя остановить, потому что сердцу никак не прикажешь, не заставишь биться медленнее от одной лишь мысли о том самом человеке. И если бы только эти мысли можно было так просто отправить на второй план, то, наверное, разбитых сердец было намного больше и счастливых людей было бы тоже — куда больше. Джемин утром просыпается как-то совсем легко, навстречу солнцу и своим мечтам. Быстро принимает холодный душ, наспех чистит зубы, накидывает свою школьную форму, хватая бутерброд со стола, и бежит в школу. Он еле успевает заскочить в последний автобус, набитый до отвала людьми, и облегченно выдыхает, вставляя в уши наушники и притопывая в такт музыке. Со лба он вытирает легкую испаринку и рассматривает плывающую картинку суетящегося города за окном. Его переполняет эта странная влюбленность, заставляет чувствовать искрометное счастье вперемешку с какой-то горькой досадой, но Джемин ее всеми силами старается подавить. Кажется, даже успешно. Это странное чувство, похожее на предвкушение вперемешку со странной сладостью будто у него перед глазами сверкают искорки, а в животе летают бабочки, Джемина немного пугает. С ним Джемин не может расстаться уже почти месяц, потому что, кажется, впервые он ощущает нечто такое, что все окружающие называют любовью. Это «нечто» сейчас у него рвется в полет, окрыляет его, заставляет жить с легкостью, мечтательно засматриваться на небо за окном во время уроков и влюбленно вздыхать. Джемин с нетерпением дожидается конца уроков, сбрасывает одним движением все учебники, тетради, ручки, карандаши себе в рюкзак и спешит прочь из школы. Идет вдоль улиц, припевая под нос себе какую-то песенку, навязчиво поселившуюся у него в голове в последние дни и нервно мнет в ладонях лямки рюкзака. — Привет, — смущенно произносит Джемин. — Привет, — отвечает ему Джехен улыбкой яркой и теплой, как майское солнце. — Хочешь мороженое? Здесь рядом вкусное продают. Джемин угукает и поспевает за чужими быстрыми шагами. Он засматривается на витрину, за стеклом которой — самых разных цветов и вкусов мороженое. — Какое будешь? — Вот это, — Джемин тыкает на первое попавшееся — желтое, которое впоследствии оказывается дынным. Джехен платит за угощение и передает рожок Джемину в руки. Прохладная сладость обжигает джеминовы губы. — И правда вкусное. Джехен улыбается. Эта его улыбка заставляет Джемина тоже улыбаться по-детски радостно будто сейчас он мчится вниз по склону на четырехколесном велосипеде, а легкий весенний ветерок подхватывает его, треплет пряди волос и нежно гладит щеки. Наверное, если бы Джемин рассказал, как по-глупому он познакомился с Джехеном, то никто в жизни ему бы не поверил, потому что это действительно дурацкая случайность, которая происходит только в низкосортных романах. В тот день Джемин задержался в школе из-за школьного клуба журналистики и очень спешил домой, чтобы успеть к ужину. Но тогда же проходил день встречи выпускников, на котором как раз и присутствовал Джехен. Джемин почему-то понадеялся, что если пойдет через дальний коридор, через который никто и никогда не ходит, то и в этот раз избежит случайных встреч. Но судьба сыграла с ним злую (а может, и очень добрую) шутку. Ровно в тот момент, когда Джемин повернул за угол, на его белоснежной, только выстиранной рубашке появляется коричневое уродливое пятно кофе, а вместе с ним и странное чувство в груди, словно только для этого момента в своей жизни он прежде и существовал. Джемин пересекается с чужим удивленным взглядом перед собой и почти что столбенеет от того, что у него сердце почему-то резко екает и после этого бьется быстро-быстро словно сумасшедшее. — Извините, — произносит Джемин и старается как можно скорее скрыться от чужого взгляда и от странного чувства, которое в этот миг его охватило. — Эй, постой, — произносят в ответ, а Джемин невольно останавливается. — Это ты меня извини. Джемин оборачивается и видит чужое лицо, полное сожаления. — Как тебя зовут? — Джемин, — отвечает он бегло в надежде, что поскорее избавится от незнакомца. — На Джемин. — Меня Джехен. Этот самый Джехен — статный, точно старше Джемина на несколько лет, а еще невыносимо красивый. В свете вечернего солнца, пробивающегося сквозь пыльные окна, он кажется еще красивее, будто они вдвоем сейчас застыли в кадре ретро-фильма, а Джехен — тот самый главный герой, за которым бегают толпы девчонок. Сам Джемин отчего-то покрывается румянцем, но надеется, что рыжее солнце скроет его розовые щеки и кончики ушей. — Позволь мне загладить вину, — произносит Джехен виновато, потирая затылок. — Я куплю тебе ужин. Сойдет? — Не надо, ничего страшного не случилось, правда, — тараторит Джемин. — Но я хочу, мне стыдно за свою неловкость. Ну, а Джемин оказывается просто не в силах ему отказать. На самом-то деле он никогда и подумать не мог, что кто-то вроде Джехена может с ним заговорить, а тем более вот так по-дружески разговаривать ни о чем и прогуливаться от Каннама до Итэвона вдоль Хангана словно между ними и нет никакой разницы в три года. И из-за этого Джемин с каждой проведенной минутой рядом с Джехеном влюбляется все сильнее; но на взаимность ни в коем случае не претендует. Просто, наверное, Джехен заслуживает кого-то намного лучшего, чем обычный Джемин. Да и сам Джемин побоялся бы признаться в чувствах, которые он испытывает к Джехену. Да и поймет ли он вообще? Поэтому Джемин довольствуется тем, что есть. Даже наблюдать за Джехеном со столь близкого расстояния кажется настоящим благословением. Его ямочки, когда он смеется, и улыбка почему-то заставляют Джемина чувствовать тепло. Как сейчас, когда он напротив сидит с чашкой излюбленного кофе в кофейне на тихой улочке, и о чем-то увлекательно рассказывает. Джемин тоже улыбается. Тоже смеется. Хочет его обнять. И может быть — совсем легонько — поцеловать в уголочек губ. — Ладно, пока, — произносит Джехен, когда они вдвоем уже обошли полгорода, рассказали всевозможные истории, рассмеялись из-за дурацкой шутки и попрощались с закатным солнцем. — Увидимся! — Пока, — отвечает Джемин и смотрит вслед уходящему Джехену, растворяющемуся в потоке людей, машин и огней вечернего города. Джемину в этот момент так сильно хочется рассказать обо всех своих чувствах, прокричать о них на целый мир, чтобы все знали, что он испытывает. Но такого никогда не посмеет сделать, потому что это бессмысленно; потому что от того, что узнают, не полюбят. К сожалению. Потому Джемин плетется домой, чтобы поскорее нырнуть в холодную ванну с головой, чтобы забыться, чтобы понять, что ему ни в коем случае не суждено быть с Джехеном вместе, что все его мечты — это лишь мечты. И ничего больше. Что скорее всего Джехен так же добр со всеми, и друзей у него, наверное, таких, как Джемин, целая куча. И почти наверняка у него есть очаровательная девушка, которую он любит всем сердцем. И в джехеновом сердце навряд ли найдется местечко для Джемина. В какие-то моменты Джемину хочется выпить горсть таблеток, не запивая их ничем, чтобы все эти чувства заглушились и не стояли у него комом в горле. Растворились и никогда вновь не возвращались потоком сожалений и дикой, почти невыносимой, нежности. ; Несколько дней спустя Джемин вновь гуляет с Джехеном, и в который раз они так просто находят общий язык словно знакомы они уже целую тысячу лет. Почему-то моменты рядом с Джехеном для Джемина становятся кадрами из фильмов, чудесных фильмов, очень добрых и счастливых. Жизнерадостных. — Хочешь покажу кое-что красивое? — спрашивает Джехен в какой-то момент, словно подбивая Джемина на авантюру всей его жизни. Джемин кивает. — Тогда пошли, — произносит он и берет Джемина за ладонь своей куда большей и ускоряет шаг, почти бежит через улицы и закоулки, минуя яркие вывески, витрины, кафе и рестораны. Джемин вновь краснеет от того, что Джехен так непринужденно касается его руки. А для Джемина это прикосновение — настоящий удар током, разряд в несколько тысяч вольт, прошибающий его тело настоящей молнией. — Сюда, — указывает Джехен на подъезд многоэтажки, а Джемин слепо следует за ним, не страшась ничего, потому что верит, потому что влюблен. Они спешат будто опаздывают на последний поезд. Бегут вверх по ступенькам: выше и выше, минуя один лестничный пролет за другим, пока собственное сердце Джемина вновь разрывает ему грудную клетку. Когда они прибегают на самый верхний этаж, то Джехен толкает тяжелую дверь, а из-за нее на них дует легкий свежий ветерок. Джехен оборачивается: — Пошли? Джемин соглашается безмолвно и выходит на крышу огромного здания. Прямо перед ними открывается вид на огромный город, погруженный в последние лучи закатного солнца. Весь он — стеклянный и металлический — сияет в золотых, гранатовых красках на фоне фиолетового неба словно картина импрессионистов. Ханган, разрезающая город напополам, светится красной нитью. Они вдвоем застыли где-то между небом и землей. Все вокруг застыло какой-то волшебной картинкой словно в преддверии чего-то захватывающего. Как мир затихает перед грозой, так и сейчас он затихает от испытываемых Джемином чувств. Чувств неподдельных, настоящих. Джемин и не знает, что сказать, потому что у него перехватило дыхание от этого зрелища: от солнца, которое встречаясь с горизонтом сгорает в пурпурных краска, от города, вспыхивающего в красках вечерка, от Джехена, который стоит рядышком с ним и вновь выглядит, как сказочный принц. — Как тебе? — Невероятно, — без колебаний отвечает Джемин. Джехен вновь улыбается и этой улыбкой ранит Джемина в самое сердце. Вот так просто: без какого-либо злого умысла, случайно, совершенно беспричинно. А Джемину теперь мучиться, давить в себе эту любовь, разрывающую его на крохотные кусочки. Но Джемин сам приговорил себя к такой участи, поэтому знал, на что идет. Но ведь никогда не мог подумать, что будет настолько сладко больно. Джехен садится возле самого края крыши и смотрит в сторону заката, щурится от ярких лучей солнца и оглядывается на Джемина: «Сядешь рядом?». А Джемин без сомнений бесстрашно присаживается возле него и смотрит то на пылающий закат, то на город под собственными ногами в сотне метров, а может, и больше; и чувствует себя так будто просто обязан в этот момент сделать хоть что-нибудь: прокричать, обнять, поцеловать, разбиться насмерть. Но первым это делает Джехен. — Я хочу тебя поцеловать, — говорит он, и слова его летят вместе с ветром куда-то вдаль, задевая Джемина. Заставляют его вздрогнуть и застыть, — ты не против? Джехен — вновь в лучах вечернего золотого солнца — светится, и Джемин никак не может перед ним устоять. Да и глупо было бы стоять, когда с ним можно лететь к самым звездам. Джемин несмело кивает, и Джехен так же несмело приближается к его губам. И целует. Аккуратно, нежно, осторожно будто боится ранить, будто в следующий миг Джемин разлетится по ветру искрами, звездной пылью, а он сам останется сидеть совсем один в призрачном одиночестве. Джемин отвечает на его поцелуй чуть настойчивее, касается чужой ладони, берет ее в свою и крепко-крепко держится. Чтобы не упасть. Джемину тяжело дышать. Джемину хочется смеяться и плакать. Джемину так хорошо, как не было никогда прежде. — Я тебя, кажется, люблю, — произносит тихо он и смотрит куда-то в сторону, смущенный и раскрасневшийся: лишь бы не в глаза Джехену. — Я тебя, кажется, тоже, — Джехен улыбается в ответ, а Джемин рассыпается в его руках и вновь становится единым целым. А после совсем неслышно смеется от своей собственной глупости. — А еще я, кажется, замерз, — призносит Джемин, все еще улыбаясь Джехену. — Тут как-то холодно. Джехен теперь тоже смеется. — Вот, держи, — он накидывает на джеминовы плечи собственный пиджак. — Спасибо. — Не за что. Джемин взглядывает на небо, которое уже превратилось из оранжево-пурпурного в фиолетово-синее полотно, на котором постепенно зажигаются крохотные звездочки, и искренне не может поверить, что Джехен ответил ему взаимностью. Может, это все — дурацкий сон. Но вроде не похоже. Потому что теплые джехеновы руки, обнимающие его за плечи, самые настоящие — вполне осязаемые. И чувства джеминовы тоже самые настоящие — тоже почти осязаемые, потому что в воздухе они застыли крохотными сияющими кристаллами. — А ты давно влюбился, — Джемин запинается, — в меня? Джехен переводит свой взгляд с неба на Джемина. В его глазах — звезды, закаты и бесконечная весна. — Почти с первого взгляда. Джемин хихикает, а Джехен следом подхватывает его смех и обнимает Джемина чуточку крепче, прижимая немного ближе, чтобы отогреть, чтобы тот точно почувствовал, что чувствует сам Джехен. Что все честно. Что все это искренне. От самого сердца. И весь оставшийся вечер они вот так вдвоем и сидят здесь — под звездным небом, а под ногами у них сверкающий город. Разговаривают вновь обо всяком разном и смеются от тех чувств, что переполняют их двоих. И еще раз целуются, льнут друг к другу смущенно, трепетно, безудержно. Потому что этот маленький мир между небом и землей сейчас только для них двоих.