я, ты, мы

Выпускной день для Джено почему-то кажется каким-то приговором, а не праздником. Ему не верится, что сегодня его последний день, когда он может считаться школьником. Почему-то этот день его до жути пугает. Ему никогда не хотелось покидать школу, никогда не хотелось взрослеть, никогда не хотелось покидать любимых друзей. Джено никогда не хотелось прощаться. Но приходится. Все говорят, что выпускники на пороге новой, уже взрослой, жизни. Джено лишь смеется себе под нос от глупости — они все в душе еще такие же дети, только переростки, совсем еще несмышленые и ничего не понимающие в жизни. Всем им наверняка страшно так сильно, как и Джено из-за неопределенности, из-за страшного и непредсказуемого будущего. Потому что стоит признать, что никто не знает, что ждет их дальше. Джено тоже не знает. Его пугает то, что с каждым годом жизнь пролетает мимо него все стремительнее, и отчего-то становится страшно от осознания, что однажды можешь оглянуться назад и понять: вся жизнь уже давно пролетела мимо тебя, а ты так и не оправдал всех надежд, не достиг поставленных высот, не полюбил так, чтобы до бессознательности — сделал ровным счетом ничего. Время ужасает Джено, но пролетает оно беспечно, легко и забвенно, потому что чаще всего на него даже не обращает внимания. А кто в его возрасте-то задумывается о чем-то подобном — да на деле, наверное, никто. Каждый просто живет своей жизнью, не задумываясь о последствиях лишь потому, что в восемнадцать это кажется чем-то правильным — единственным нерушимым законом. Школьная церемония пробегает довольно скоро, и Джено с улыбкой и медалью на шее за долгие годы страданий в школе, отправляется с самыми близкими друзьями в ближайший бар. После бутылки соджу тело тянет к земле сильнее обычного, а мысли в голове спутываются в одну кашу. Среди ребят Джено интуитивно взглядом ищет единственные такие важные и жизненно необходимые глаза — Джеминовы, которые в то же миг встречаются с его: растерянными и уставшими. Каким-то образом весь мир Джено в один момент стал всецело принадлежать одному лишь Джемину. Произошло это совсем неосознанно и почти комично, когда его сердце начало пропускать удары чуть более быстрые, чем обычно, а язык заплетаться от одного лишь взгляда. Так происходит со всеми — так произошло и с Джено. Джемин — с виду душа компании, легкий на подъем и вечно счастливый — немного не такой, каким кажется другим. Он ранимый, чувственный, порой даже печальный настолько, что Джено и самому становится печально. Но Джено его заряжает своей энергией, что-то неловко шутит, мечтательно о чем-то рассказывает, а потом они сидят в тишине или бродят по ночным улицам — тоже молча — и постепенно Джемин оживает: становится привычным ярким Джемином. Это всегда происходит как-то естественно. Раскрасневшиеся, разгоряченные от алкоголя щеки Джено встречают прохладный уличный воздух — он почти в один миг становится трезвее. Все прощаются, обещают, что непременно еще не раз встретятся, что не забудут друг друга, что будут по возможности собираться в этом же баре, и расходятся по домам. Остаются только Джено и Джемин. Прощаться совсем не хочется — хочется смотреть на звезды до самого утра, а после встретить первые лучи солнца. Джено говорит, что домой идти совсем не горит желанием, а Джемин с ним соглашается. И теперь они вдвоем идут по полупустым ночным улицам Сеула их маленького района — не самого богатого и престижного, но зато самого уютного и родного в целом мире. Тут и все детство — на разукрашенных мелками лавочках, на скрипящих качелях, на поржавевших горках. Тут и все отрочество — в затененных переулках, в крошечных круглосуточных магазинах, в стареньком игровом центре. Джено это ни на что и никогда не променяет; не променяет и Джемина, идущего рядышком в полном молчании. Он пинает носками кед камушки и о чем-то немо размышляет. Джено иногда хочется узнать о чем тот думает, но слишком боится, что джеминовы мысли вовсе не о нем. Джемин ведет себя так, будто выпускной — это последний день их жизни, будто после не будет ни радостных улыбок, ни бессмысленных подарков на день рождения, ни счастливых дней, будто завтрашнего дня вообще не будет. А может быть, так и правда станется, что они все никогда вновь не встретятся, не рассмеются из-за глупых шуток, не вспомнят о днях рождения и будут проводить свои дни в рутине — Джено не хочется в это верить, но думать о чем-то другом не получается. Они останавливаются возле набережной Хангана и там валятся прямо на мягкую траву. Звездное небо над ними — открытая книга миллиардов переплетенных судеб. Где-то там и их судьбы, связанные крепкими узелками, петельками. Джено в глубине души надеется, что его судьба накрепко переплетена с Джемином. Джено хочется спросить, будут ли они видеться после, будут ли дарить друг другу подарки на дни рождения, будет ли все, как было прежде? Или они вдвоем разъедутся, их общение постепенно сойдет на нет, а после и вообще не вспомнят имен? Джено не говорил, куда собирается поступать, — Джемин тоже не говорил: то ли сам не знает, то ли просто не хочет. Да это и не нужно. Джено лишь хочется попросить у Джемина одно маленькое одолжение, совсем незначительное, но для него невероятно важное. — Пообещай, что никогда не забудешь меня. Пообещай, что никогда не забудешь, что в твоей жизни однажды был Ли Джено, который до беспамятства любил тебя, — произносит тихо. — Ладно? Джемин долго не отвечает. Джено начинает беспокоиться, но он хотя бы признался в своих чувствах — хоть и вот так глупо и безрассудно. Пускай теперь Джемин делает что ему угодно с дженовыми чувствами, потому что ему самому уже тяжело мириться с ними в собственной груди. Если Джемину угодно, то пускай их сломает, если угодно, то пускай проигнорирует, если угодно, то пускай ответит взаимностью. — Ладно, — отвечает так же тихо, и это «ладно» тонет в ночи на набережной возле Хангана. Джено не знает, что делать со своими чувствами, не знает, что делать, если Джемину он безразличен, не знает, есть ли у него вообще будущее без Джемина. Потому что он — смысл жизни и ее единственная и неоспоримая цель. — Если бы сегодня был твой последний день на Земле, поцеловал бы меня? Джемин по-обычному тепло улыбается — так умеет только он — и оборачивается на Джено, встречается с его еще не совсем трезвым взглядом и смотрит, смотрит, смотрит. Тот тонет в джеминовых глазах, тает от его улыбки и крошится, рассыпаясь на ветру. «Если бы сегодня был твой обычный день на Земле, поцеловал бы меня?». — Конечно, дурак, — говорит Джемин и обжигает сердце Джено. Почему-то в этот момент на душе у него становится непривычно спокойно, сердце бьется уже совсем не дико, а размеренно, а чувства в груди больше не пожирают изнутри. Весь мир Джено неизменно сходится на Джемине — в эту звездную ночь, когда они провожают свой последний день того периода своей жизни, когда можно быть беспечными, беззаботными, легкомысленными и опрометчивыми. В эту ночь, когда будущее для Джено кажется чуть менее страшным, потому что в нем непременно будет Джемин, пускай хоть на день или два, или намного больше, но будет. Это успокаивает и греет. Джено этой ночью думается лишь о том, что джеминовы губы на вкус напоминают сладкую вату из детства, его дыхание — жаркое лето, а прикосновения — долгие-долгие теплые весенние дожди.