я, ты, мы

Джемин полночи дырявит потолок своей темной прокуренной комнаты, порой забывая дышать. Он вдыхает горькие пары сигареты, стряхивая пепел прямо на холодный пол. Джемин выпал из реальности, погрузившись в свои мысли, порой гнетущие, порой отрезвляющие. Он потерял покой: не может ни спать, ни есть, ни даже думать о чем-то спокойно. В последние дни это становится невыносимо сложно, потому что Джемину кажется, что он разучился жить — ему приходится выживать, карабкаясь, впиваясь и без того стесанными ногтями в твердый асфальт. Джемин думает о Джено, его сладковато-горьких губах, венистых теплых ладонях, родинке под глазом и вечно серьезном хмуром взгляде. В темноте собственной квартиры, лишь слегка озаренной призрачным лунным светом, он видит его образы: на кровати, рядышком с собой на полу, над ним самим. Джено улыбается, смеется, мечтательно рассказывает о какой-то чепухе, вспоминает что-то из детства (или уже совсем не детства) и говорит о том, как же быстро летит время. Действительно — жутко быстро. Интересно, как он там теперь? Счастлив? Нашел себе девушку или парня? Или уже даже успел пожениться? Может, даже свою привычную, уютную и теплую квартиру променял на какую-то новенькую, но все равно жутко одинокую и холодную? Джемину не хочется этого знать, но перестать думать о Джено никак не может. Иногда ему кажется, что все его пути, куда бы они не вели, все равно сходятся в одной единственной точке, в которой непременно оказывается Джено. Все меняется — не меняется лишь Джено. И Джемин, все такой же потерянный и озлобленный на свою якобы несправедливую жизнь. Может быть, просто он сам и сделал свою жизнь несправедливой, а винить себя самого станет просто последней каплей? Наверное, именно поэтому Джемин изо дня в день и проклинает свою судьбу. Что мешало Джемину тогда просто взять и признаться ему? Гордость? Предубеждения? Страх быть отвергнутым? Он, честно говоря, не знает. Джемин в своих попытках удержать Джено и вовсе его потерял, упустил. Скорее всего очень сильно ранил; может быть, немного обидел; а может, просто разочаровал — этого ему знать тоже не хочется. Джемину просто хочется выбросить Джено из своей головы и дальше проживать свою жизнь, выкуривая по пачке сигарет в день, запивая снотворные алкоголем, не общаясь с самыми близкими людьми по полгода и больше. Проживать. Джемин очень сильно ошибается, если думает, что умеет жить. Изредка он думает о том, что было бы сейчас, если бы тогда он не наделал ошибок. Наверное, жил бы чуточку счастливее, не носил бы непременно в карманах своей джинсовки легкие наркотики и целовал бы Джено в кончик носа перед сном. Все было бы чуточку лучше, чем есть на самом деле именно в этот момент его жизни — самый паршивый по его же — джеминовому — мнению. А что, если попробовать эту жизнь поменять — испытать судьбу? Вот прямо сейчас — в три часа ночи, когда весь город уже давно спит, и один лишь Джемин вновь проживает очередную иллюзию, закуривая уже десятую сигарету за последний час. Табак немного заглушает боль в груди, а еще чуточку расслабляет — самую малую долю. Джемину эта идея нравится, как никакая другая за всю его жизнь. Он оставляет сигарету недокуренной лежать в пепельнице, пачку, в которой осталось всего лишь пара или тройка других, он хватает с собой и засовывает в карман поношенных джинсов. По пути захватывает свою куртку, скоро надевает кеды, загибая задники, и почти что вылетает из квартиры, по пути набирая первый попавшийся номер такси. К моменту, когда Джемин выходит из подъезда, автомобиль уже ждет его. Он заскакивает в такси, шустро произносит нужный (заученный как молитву) адрес и нетерпеливо глядит то в телефон, то в окно на ночной город, кусая пальцы и нервно притопывая ногой; он выскакивает из такси, почти что забывая отдать помятую купюру водителю, и бросает тихое «спасибо». Джемин бежит по улице так, словно в следующий миг мир перестанет существовать, а он сам испарится утреней росой и перестанет существовать. Джемин набирает код на двери, тоже заученный наизусть, — к счастью его за это время никто так и не поменял — и еще быстрее бежит по ступенькам, перепрыгивая через одну. Он задыхается, поднимаясь на шестой этаж. Лишь остановившись у пятьдесят седьмой, он дырявит взглядом дверь и начинает сомневаться. Сердце у него вырывается из груди, и Джемин не может понять то ли от бега, то ли от волнения, то ли он непередаваемых чувств, застывших у него в горле бабочками. Он снова боится. Может, он уже переехал? Может, уже и не помнит ничего? Может, просто закроет дверь прямо перед носом? Но стучится. И надеется, что ему не откроют; но в глубине души у него тлеет маленький огонек, почти неприметный, но все равно горячий, что ему откроют. Дверной замок глухо щелкает, а Джемин замирает на месте, когда дверь слегка приоткрывается. У него в тот же миг замирает сердце, которое лишь миг назад бушевало в груди, и сам он вновь не может дышать. Джемин на мгновение возвращается в свои шестнадцать, когда он сгорал в лучах закатного солнца, когда впервые выкурил сигарету, ни разу не закашлявшись, когда сердце таяло, как воск, а губы горели от первых поцелуев. Тогда Джемин впервые почувствовал зажигающиеся маленькими пожарами искры в сердце. Тогда Джемин понял, что ему не избежать этой дурацкой череды событий, которая была предопределена ему самой судьбой. Он осознал в свои пышущие жизнью шестнадцать, что окончательно и бесповоротно влюблен. Влюблен в того одного-единственного Джено, который что в шестнадцать, что сейчас — его единственное спасение. Который сейчас заспанный, удивленный и слегка раздраженный поздним визитом выглядывает из-за полуоткрытой двери. Который широко размыкает глаза в тот же миг, когда понимает, что перед ним Джемин; который ловит его в свои объятия, когда тот падает ему прямо в руки, и крепко обнимает. Для Джемина объятия Джено — это самое важное место в мире. Самое тепло, уютное и безболезненное. — Я тебя люблю, Джено, — еле слышным шепотом в ключицы, выглядывающие из-под растянутой футболки. — Да знаю я, придурок, — тихим счастливым полусмехом в макушку. Все меняется — не меняется лишь любовь Джемина к Джено. Все меняется — не меняется лишь любовь Джено к Джемину.