я, ты, мы

Яняну не нужны ни дорогая родительская машина, ни новенький телефон, ни царские хоромы в центре города на высоте птичьего полета, откуда до обычного мира не то что не дотянуться, но и не доглядеться. Почему-то все то, к чему он привык с самого раннего детства, кажется ему таким далеким, непонятным и совсем неродным: ему бы гонять мяч во дворах с мальчишками со сбитыми коленками, разрисовывать стены в переулках из баллончика и курить за углом школы, пока никто не видит, пускай Янян и не умеет курить. Но ту жизнь, которую имеет сейчас, он просто скучно проживает. Так происходит изо дня в день, пока по дороге из школы его не тянут в один из темных узких переулков между домов. Янян не сопротивляется, потому что ему просто интересно, чем это закончится. Потому что в его жизни не происходит ровным счетом ничего интересного, и поэтому сейчас Яняна бы даже развеселила перспектива собственного разбитого лица и опустошенного рюкзака.  — Выкладывай телефон и деньги, — шипят ему в лицо, толкая в холодную стену. Янян упирается в кирпич лопатками сквозь ткань тонкой куртки и пересекается с чужим озлобленным взглядом, похожим на кошачий. Такой контраст кажется абсурдным, а еще абсурднее тот факт, что эта мысль посещает его ровно в тот момент, когда его жизни (как минимум, здоровью) угрожает какая-никакая опасность в лице прижимающего его к стене парня, готового переломать ему пару костей, если потребуется. — Ну! Чего ждешь? — Янян чувствует, как подрагивают чужие руки, цепко ухватившиеся за его плечи. — Чего ждешь? Хочешь по-плохому? Что-то внутри Яняна закипает, и вся эта ситуация кажется какой-то жутко странной, поэтому он произносит, не задумываясь о последствиях: — Ну так попробуй отобрать, — выходит язвительно, даже надменно. — По-плохому. — Вот же сученок, — парень напротив хмурится, скаля зубы, и замахивается кулаком, чтобы припечатать лицо Яняна прямо к стене. Но тот ловко перехватывает его руку, валит с ног прямо на землю и без лишних усилий выворачивает правую руку чужака — не зря же Янян с детства занимается этим чертовым тхэквондо: хоть раз в жизни оно где-то пригодилось. — Блять, отпусти! — кричат под ним, а Янян лишь сильнее выворачивает руку, крепче прижимая чужое тело к земле. — Больно же! — в очередной раз шипят. — Ну что, будешь еще нарываться или, может быть, извинишься? — говорит Янян с насмешкой. — Черт, ни за что! — плюется парень под ним, но как только Янян вновь сильнее скручивает руку, тот стонет: — Ладно-ладно, извини! «Мяукает, как котенок». Когда парень оказывается вне грубой хватки Яняна, то сразу же подпрыгивает на ноги и пятится от него подальше. На щеке у растрепанного и озлобленного недоворишки — крупная ссадина; с его головы спал капюшон, прикрывающий — на удивление, очаровательное — лицо, пускай и слегка перекошенное то ли от обиды, то ли от злобы, то ли от чего еще. С еще одну долгую минуту они смотрят друг на друга, как заклятые враги, а после расходятся по сторонам, словно дуэлянты — только стрелять они не собираются. \ Что-то у Яняна внутри вздрагивает от одной лишь мысли о том пареньке из темного закоулка. Что-то непонятное тянет его в те самые темные улочки между зданиями, только чтобы вновь столкнуться с чужим хмурым взглядом, похожим на кошачий. И он сталкивается, когда поворачивает за очередной угол, и находит того опершимся на одну из стен и курящим сигарету среди тошнотворной обстановки: помойки, ободранных объявлений о продаже квартиры и сотен окурков, валяющихся в невысыхаемых лужах на земле. У его ног мечется рыжий кот, который шипит, когда замечает приближающегося Яняна; следом за ним свой взгляд на него оборачивает и парень, который, кажется, в любой момент готов то ли зарычать, то ли зашипеть. — Ну и что ты тут забыл? — плюется он словами. — Не хватило меня опозорить один раз? В этот раз ты будешь лежать на лопатках, понял, малый? — Ага, — отвечает Янян, не вынимая рук из карманов, и смотрит на своего «врага» совсем не по-злому. — Не дашь сигарету? \ И все-таки курить Янян не умеет — ожидаемо. Оказывается, что парня зовут Марк, и он, кажется, даже в целом нормальный за исключением того, что решил безуспешно обокрасть Яняна, затащив его в переулок. Марк усмехается, когда Янян делает первую (в своей жизни) затяжку и закашливается. — Черт, — произносит он, почти роняя сигарету. — Как вы этим дышите? — Расслабляет, знаешь, — отвечает Марк как бы невзначай и вновь криво ухмыляется, когда Янян совершает вторую попытку, которая на этот раз оказывается куда более успешной. — Просто не спеши. Янян кивает головой, закусывая губы, и изо всех сил старается не закашляться вновь — почему-то перед Марком не хочется казаться слабаком. Он сам себе обещает, что больше никогда в жизни не прикоснется к сигаретам. \ Но нарушает обещание куда раньше, чем предполагал, когда вновь плетется между темных закоулков, чтобы в очередной раз пересечься с Марком, нервно закусить губу, погладить Санни — так называет Марк рыжего кота — и вновь попросить сигарету вместо приветствия. В этот раз Янян не задыхается и закусывает губу лишь потому, что разглядывает идеально очерченный профиль Марка, ссадину на щеке, оставленную им самим, и его подрагивающие венистые ладони, между пальцев которой дымится сигарета. Эту самую сигарету они после курят на двоих, потому что Яняну хочется еще: остаться ненадолго и смотреть на Марка; выслушивать болтовню о том, что в марков подъезд подкинули коробку с котятами, и он теперь не знает, что делать; нервно произнести, что он готов забрать одного себе и увидеть искреннюю лучезарную улыбку, когда в ответ на свое «Что, правда?» он получает утвердительное «Конечно». Еще Яняну очень хочется прикоснуться своими губами к марковым — это желание непреодолимое и описать его Яняну жутко сложно: оно ощущается покалывающим жаром на румяных щеках, легким тремором в кончиках пальцев и подрагивающими ресницами. \ — Так ты что, из Германии? — спрашивает однажды Марк, когда Янян соглашается прийти к нему домой. Неожиданно для него самого тут вовсе не тотальный беспорядок — скорее уютное логово. Зато свое собственное, личное. Этого Яняну не хватает в своем родном доме, который пустует большую часть времени: апартаменты ночью, возможно, даже населяются призраками от того одиночества, которое поселилось в его стенах. Но от их компании Янян не отказывается, потому что так он хотя бы не чувствует себя потерянной сироткой, оставленной на произвол судьбы, пускай таковой и не является. Дома у Марка пахнет лавандой, кофе и, как ни странно, стиральным порошком. — Что-то вроде того, — нерасторопно отвечает, наконец, Янян после почти минутного сеанса гипноза с чашкой кофе перед ним. Наивно было полагать с его стороны, что кофе будет не растворимый или хотя бы с молоком. — Родители переехали сюда, когда мне было лет десять. — Научишь меня чему-нибудь на немецком? — произносит Марк почти незаинтересованно, небрежно откусывая кусок хлеба, когда они вдвоем сидят за столом в маленькой кухоньке. Дома у Марка Янян чувствует себя родным, несмотря на все контрасты с его привычной жизнью: облезающие по углам обои, скромный крохотный диван вместо двухместной кровати и тесная кухонька, в которой одновременно могут уместиться не более, чем два человека и Санни, петляющий между ног. Кстати, на вкус растворимый кофе не так уж плох — по крайней мере не настолько, как предполагал Янян, собираясь сделать первый глоток. — А что ты хочешь выучить? — Без разницы, — отвечает Марк, помешивая в своей чашке кофе без сахара погнутой алюминиевой ложкой. — Может, какую-нибудь там фразу или что-то в таком роде? Янян ухмыляется, недолго думает и произносит: — Ich liebe dich, — слова из его уст выходят четко и звучно. Марк хмурится, смотрит на Яняна из-под бровей и говорит оскорбительное: — Звучит так, будто кто-то переехал собаку, — и глотает горячий кофе из чашки. Янян вздыхает немного разочарованно и улыбается: Марк далеко не романтик, а еще он дурак и самый настоящий варвар, но что-то в нем очаровывает и тянет Яняна вновь и вновь идти за ним по пятам, вновь проводить бессонные ночи, разрисовывая стены в закоулках, которые не видят дневного света годами, или сидя на крыше заброшенной высотки, и безутешно целоваться, вжавшись в кирпичную стену дома, — так, как они это делали вчера и позавчера, и позапозавчера, так, как они будут целоваться сегодня на прощание: чувственно, с привкусом сигарет и кофе на губах. — Вообще, — произносит Янян, поднимая взгляд от чашки кофе, чтобы посмотреть на Марка, — это значит «я тебя люблю».