я, ты, мы

Любить Юкхея у Марка выходит, как в ретро-сериалах из восьмидесятых: романтично-возвышенно, с неровным биением сердца, в ярких неоновых цветах под шипящую музыку из старого радио, с привкусом дешевой приторно-сладкой жевательной резинки. Марк надевает свою привычную худи, натягивает рваные джинсы, поправляет неопрятно улегшиеся после душа волосы перед зеркалом и произносит с энтузиазмом: — Я готов. — Я тоже, — летит в ответ от Юкхея, и они вдвоем наспех надевают легкие куртки в прихожей, после чего Марк завязывает шнурки на юкхеевых кедах, потому что у него вечно получаются какие-то нелепые узелки, которые потом самому же Марку и приходится распутывать по приходу домой. У них вроде как что-то вроде свидания, по крайней мере так думается Марку, когда они после недавно прошедшего дождя шлепают по лужам до припаркованной в соседнем дворе машины Юкхея. Он ее взял у отца, соврав, что едет к друзьям на ночевку, хотя на деле — чтобы встретиться с Марком, провести хотя бы пару вечеров не на расстоянии в несколько сотен миль, не уткнувшись в расплывчатое изображение на экране телефона, а так, чтобы прикоснуться к марковой теплой ладони, переплести пальцы, прижаться губами к его всегда сладким, играть всю ночь напролет в видеоигры, а после под утро засыпать под теплым пледом на узком неудобном диване в обнимку. — Поедем к океану? — спрашивает Марк, когда они вдвоем садятся в машину, в которой пахнет цитрусами и сигаретным дымом. — Конечно, — отвечает Юкхей и заводит автомобиль, включая радио, по которому играют песни восьмидесятых — каждой из них они подпевают в голос, не попадая в ноты, и заливисто смеются, когда у Юкхея ломается голос в попытках взять высокую ноту. Марк высовывает руку из открытого окна, перебирая пальцами свежий воздух, и неприметно рассматривает Юкхея: расслабленного, растрепанного и невероятно красивого. Марк невольно думает о том, что навряд ли смог бы представить свою жизнь без него, хоть и знает, что это глупая мысль. Но в какой-то мере ежедневные вечерние разговоры по видеосвязи с Юкхеем, его поцелуи и неловкие признания в любви стали жизненно необходимыми для существования. Они останавливаются у самого берега океана, где безлюдно и тихо, где один лишь шум моря и редкие крики чаек, где Юкхей и Марк одни, кажется, в целом мире, потому что никто другой для них не нужен. — Вау, как красиво, — произносит, почти задыхаясь, Марк, глядя в сторону горизонта, за которым скрывается бескрайний океан и постепенно тает огромное солнце, красящее облака в пурпур, а небо в апельсиново-оранжевый. — Ага, — не может не согласиться Юкхей, когда глядит на Марка, на лице которого застыло детское изумление и истинный восторг. Ему в этот момент хочется поцеловать Марка в щеку и крепко-крепко сжать в объятиях, но вместо этого берет того за руку и произносит по-привычному неловкое: — Ты тоже красивый. Марк, отрывая взгляд от горящего красками неба, хихикает и, привставая на носочки, целует Юкхея одним легким прикосновением — морским бризом по губам, солнечным лучом по подбородку. Юкхей разгорается не хуже закатного неба румянцем на щеках и кончиках ушей, огнем из домашнего камина где-то в груди и улыбкой, которая расцветает в уголках его губ, куда его и целовал Марк. По пути домой они останавливаются на одной из заправок, чтобы передохнуть, чем-нибудь набить пустые животы и поговорить о чем-нибудь незначительном, пока у них есть время вместе. Вдвоем они сидят за одним из столиком кафешки на заправке: пока никто не видит, переплетают ладони, смущенно поглядывая друг на друга, и съедают одну креманку клубничного мороженого на двоих, пачкая друг другу щеки, кончики носов и губы тающей сладостью. — Как хорошо, — произносит на выдохе Марк, когда они выходят на свежий воздух — в ночной полумрак, в котором все еще ощущается отдаленный солоноватый запах океана. — Вот бы так почаще. «Почаще видеться. Почаще держаться за руки. Почаще сбегать от муторного скучного мира, оставаясь наедине друг с другом». Юкхей заводит машину, включает музыку, пока Марк смотрит на звезды застывшие жемчужными бусинами над головой, и подходит к нему со спины, легонько приобнимая за плечи. — Потанцуем? — Ты же не умеешь, дурак, — отвечает Марк, взглядывая на него и тепло-тепло улыбаясь. — Пожалуйста. Юкхей делает этот свой всегда действующий на Марка щенячий взгляд, и тот никак не может отказать. — Хорошо, — хихикает Марк и поворачивается к Юкхею, чтобы положить свои ладони на его плечи. — Только я веду, ладно? Юкхей кивает и довольно улыбается, когда они делают первый шаг, и он ожидаемо наступает Марку на ногу. — Извини, — виновато. — Ничего, — преспокойно отвечает Марк. — Просто не спеши: шаг вперед, потом шаг назад, — они медленно двигаются под доносящуюся из автомобиля музыку и постепенно у Юкхея получается даже лучше, и он перестает наступать на измученные марковые ноги. — Вот так, да. И ровно в этот момент Юкхей вновь наступает на кеды Марка, и они вдвоем хихикают, близко-близко прижавшись телом к телу, чтобы чувствовать сердцебиение друг друга. Они медленно танцуют этой летней ночью у заправки под звездным небом в объятиях друг друга еще долго-долго. Марк кладет свою голову на плечо Юкхея и, тихо вздыхая, произносит: — Я тебя люблю. — Я тебя тоже люблю, — отвечает без раздумий Юкхей. \ Когда Марк прощается с Юкхеем — ему всегда становится от этого грустно. Юкхей всегда целует на прощание в уголок губ и мягко улыбается, пока Марк провожает его печальным взглядом. Ему становится всегда так одиноко быть одному в квартире после того, как тут побывает Юкхей, потому что он — его целый мир; а когда он исчезает, то и пропадает любой смысл существовать. Но от мысли об их следующей встречи в душе Марка теплом разливается маленькое счастье, потому что тогда они вновь смогут проводить все свое свободное время вместе, и не имеет значения под пледом на диване или на побережье океана — с Юкхеем Марку всегда хорошо, где бы они ни были и чем бы ни занимались.