я, ты, мы

taylor swift — don’t blame me

Джемин обычный: увлекается космологией, ненавидит кофе по утрам и просто на дух не переносит всякие передряги, но всегда непременно умудряется в них ввязываться, становясь эпицентром всех происходящих событий. Марк становится для Джемина настоящим знамением — он еще и сам не знает то ли недобрым, то ли предвещающим нечто чудесное. Скорее всего в его случае и то, и другое, но это не имеет значения, потому что от Марка Джемину становится чертовски хорошо во всех возможных словах: от него сносит крышу, от него сердце бьется чуточку быстрее, чем обычно, а в голове вечно блуждают самые сумасшедшие мысли — Джемин их никогда не озвучивает, но даже один лишь помысел кажется ему непростительным грехом, который не искупить ни молитвами, ни причащением — ничем вообще. Но от этого Джемину становится лишь интереснее. Встречаются они довольно тривиально, столкнувшись на вечеринке в толпе людей сначала плечами, затем взглядами; а затем, после неоновых огней и оглушающей музыки, взглядов из-под ресниц и жаждущих губ, так же тривиально ищут друг друга глазами, куда бы не пошли, будто бы их двоих тянет друг другу магнитом: посреди опустевшей улицы, в темных закоулках, на окраине города. Марк — сплошная катастрофа. Джемину говорят с ним не общаться, не завязывать дружбы и не втягиваться в дурную компанию, но разве Джемин умеет слушать советы? К сожалению (или может быть, к счастью), не умеет. Каждая их встреча — маленькое приключение, план которого придумывает Марк, потому что Джемин один раз сказал, что устал от обыденности. Иногда итог этих приключений переходит любую черту чего-то разумного и здравого, но Джемин не может остановиться, а тем более когда своим задорным взглядом на него смотрит Марк. Очередное приключение происходит в одном из круглосуточных магазинов поздним вечером. Марк прячет под свою джинсовую куртку бутылку вина, пачку чипсов и как ни в чем не бывало идет к выходу, пока Джемин глядит на него шокированными глазами, а после одергивает, прежде чем они вдвоем оказались в беде. — Ты чего творишь? — шипит Джемин, оглядываясь по сторонам. — Совершаю кражу, — отвечает абсолютно спокойно Марк, ехидно посматривая на Джемина. — Ты же говорил, что у тебя скучная жизнь: так вот, я делаю ее чуточку интереснее. Марк ухмыляется и без колебаний направляется к выходу, минуя кассу; Джемин еле поспевает за ним, чувствуя, как из его груди готово выпрыгнуть сердце от подступающего чувства тревожности. В этот самый момент, когда Джемину уже кажется, что ничего плохого не случится, и их двоих на этот раз пронесло, им вслед кричат: — Ну-ка стойте! Марк и Джемин тотчас же переглядываются, а потом, когда слышат приближающиеся шаги, срываются с места, сверкая пятками. Они вдвоем несутся по улицам промышленного района, ощущая, как по телу разливается адреналин, заставляющий разгоняться сердце до предела и не чувствовать усталости в ногах. Останавливаются они лишь пробежав пару кварталов в одном из закоулков. Марк и Джемин опираются о стену, тяжело выдыхая, и смотрят друг на друга, начиная смеяться. — Мы же теперь преступники, — произносит Джемин, улыбаясь. — Ага, — усмехается Марк, глядя на него своими темными взглядами. — Почти Бонни и Клайд. Джемин вновь смеется от странного сравнения, а после всматривается в марковы острые черты лица и слышит, как постепенно начинается дождь посреди жаркого и сухого лета. В лужах, которые постепенно появляются у их ног, радужными переливами сияет бензин. — Только нас никогда не поймают, так ведь? — Конечно, мы неуловимы, — вновь смеется Марк, — ты видел, как на нас смотрел охранник, когда мы убегали? — Да-да, — Джемин тоже хохочет, и их смех звонким эхом разливается в переулке. Они вдвоем — запыхавшиеся, разгоряченные, слегка сумасшедшие — настоящий апокалипсис; пускай и гремучая, но все же самая замечательная смесь. В единственном сухом месте под небольшим навесом они открывают бутылку вина, выдавливая пробку, разрывают пачку чипсов и наслаждаются добычей. Марк закуривает сигарету, дышит горьким дымом, делает глотки терпкого дешевого вина и тихо выдыхает, глядя на свои ладони, а после — на свои испачканные кеды. Джемин невольно глядит на марковы потрескавшиеся губы, на его сосредоточенное, но одновременно мирное лицо и не может не думать о том, как же чертовски сильно ему хочется поцеловать его — прямо здесь и сейчас. Своей ладонью Джемин накрывает грубую ладонь Марка, чем заставляет того встрепенуться и обратить свой взгляд наконец на себя. Между ними какие-то ничтожные сантиметры расстояния, разделяющие их красной линией. Но сколько раз они уже пересекали все эти границы, линии и пределы — Джемину не припомнить, поэтому он без промедления, немного неловко, немного грубо накрывает марковы губы своими. Тот вовсе не отстраняется, но первое время не отвечает никак на поцелуй, чем слегка пугает Джемина, но затем бросает окурок на влажную землю и кладет ладонь на его затылок, а другой накрывает изнеженную кожу на шее. Джемин целуется с Марком — динамитом, ядерной боеголовкой, готовой разорваться на миллионы безжалостно уничтожающих все окружающее частиц. Целуется, чувствуя на его губах привкус вина, чипсов и сигарет. Целуется, понимая, что его жизнь в этот самый момент, возможно, идет под откос, но молодость ведь и есть на то, чтобы совершать ошибки, а потом исправлять их всю оставшуюся жизнь. Джемин — марков фитиль, спусковой крючок, красная кнопка. После Марк утренним туманом исчезает за углом одного из домов. Джемин улыбается себе под нос и покрывается румянцем. — Как прошла твоя тренировка? — интересуется мать, когда Джемин приходит домой. Джемин прячет в ладони сигарету, подаренную Марком на прощание: в его голове невольно всплывают все воспоминания сегодняшнего дня, в тот же миг всплывают и мысли о тренировках, которые он не посещал уже месяц, проводя все это время с Марком. Потому он легко улыбается матери, отвечая: — Все отлично, — в его голосе ощущается нежность, — даже лучше, чем отлично. А в голове вновь — марковы поцелуи, его ладони на чувствительной коже и их безумные приключения.