я, ты, мы

Сяоджун влюбляется летом. Происходит это мимолетно, может быть, даже с первого взгляда, как это обычно и бывает в его возрасте: спонтанно и абсолютно беспричинно. Сяо целыми днями наблюдает за своим избранным незнакомцем в одной из кафешек в центре города. Он стоит за барной стойкой, любезно приветствует посетителей, готовит ароматный кофе и ни разу не взглядывает на Сяоджуна. Ему так хочется обменяться с ним хотя бы парой слов, но даже это кажется для него чем-то невыполнимым. Наверное, он слишком сильно стесняется. Может, у него просто потеряются все отрепетированные слова, когда он обратится к своему незнакомцу. У Сяо слишком много неоправданных «но» — часто они мешают жить. Например, он мог бы уже давно подойти к своему незнакомцу, познакомиться и успокоиться. Но Сяоджун любит усложнять свою жизнь всеми возможными способами. Приходить в кафе каждый вечер становится привычкой. Осторожно рассматривать сосредоточенное лицо из-за самого дальнего столика тоже становится привычкой. Сяо не может не думать о нем — маленькая зависимость, как от кофе по утрам или сигареты после него. / Одним днем Сяоджун все-таки решается оставить записку на салфетке со своим номером незнакомцу: он кладет ее рядом со своей чашкой, а после преданно ждет звонка или, на крайний случай, хотя бы смски. «Привет. Давай погуляем». Отвечают, как ни странно, тем же вечером. Сяо слегка вздрагивает, когда видит среди кучи уведомлений в телефоне одну заветную смску от неизвестного абонента: «Привет. Ты, кажется, приглашал погулять. Я не против. Давай встретимся возле кафе, у меня как раз заканчивается смена». Он в тот же миг подскакивает с места, не зная, что делать. Первым делом Сяоджун мечется по комнате в попытках найти потерянный носок. Вторым делом он пытается изо всех сил кое-как расчесать растрепанные за день волосы. Третьим делом пытается убрать с лица слегка нервную улыбку. Выходит из дома он ровно через десять минут, спешит в метро, минуя толпы людей, садится в первый подошедший вагон, набитый людьми, и едет к своему незнакомцу. Называть его незнакомцем для Сяо становится привычным. Интересно, как его зовут? А что он ему скажет при встрече? Это будет их первая и последняя прогулка или будут еще? А не навязывается ли Сяоджун? Все эти вопросы спонтанно возникают у него в голове во время пути к назначенному месту, и он доводит себя до предела собственным надуманным беспокойством. Потому что при встрече все выходит более чем естественно. Словно бы они вдвоем уже давно репетировали эту встречу. — Привет, — первым произносит незнакомец Сяоджуна. — Привет, — отвечает тот, и они двигаются с места в неизвестном направлении. Сяоджун чувствует еле ощутимый запах кофе вперемешку со свежестью летних вечеров. — Меня, кстати, зовут Донен, — представляется, наконец, незнакомец. — А меня — Сяоджун, — летит скромное в ответ, — но если хочешь, можешь звать меня просто Сяо, — недолго думая, он добавляет скомканное: — Если тебе удобно. Донен в ответ лишь беззлобно смеется. Следом хихикает и Сяоджун из-за собственной неловкости. — Прости, — непонятно за что извиняется он. — Ничего, — произносит Донен и, все еще улыбаясь, глядит на смущенного Сяоджуна, — со всеми бывает. «Да уж, со всеми ли бывает такое, что они влюбляются в незнакомцев из кафе?». / Вскоре прогулки летними вечерами становятся обыднностью. Их разговоры в кафешке после смены Донена с клюквенным прохладным соком постепенно становятся привычкой. Летней рутиной, которая не надоедает, как эта чертова изматывающая сеульская жара. Сяоджуну порой тяжело побороть в себе чувство этой чертовой влюбленности. Она легонько cкребется у него на душе, стонет, разливается сладким сиропом, карамелью и заставляет его чувствовать себя на грани. Эта грань — между раем и адом, между сеульскими летом и зимой, между ладонями Донена и Сяо, которые разделяют сейчас лишь десятки сантиметров. — Ты в меня влюбился, да? — произносит, словно вердикт, Донен в один из теплых летних вечеров. Сяоджун краснеет, стопорится, взрывается изнутри и не знает, что ответить, кроме как отчаянно прошептать: — Кажется, да. Донен вновь смеется — это всегда у него получается так тепло и непринужденно, что все проблемы Сяо в тот же миг кажутся столь незначительными и мелкими. Отчего-то Сяоджуну становится проще дышать, хотя лишь пару секунд назад ему было не продохнуть. Может, это Донен не сбежал, не ударил, не оскорбил, не унизил, а отнесся как к само собой разумеющемуся. Может, это летний воздух такой легкий, что вдыхать его совсем не сложно. Может, это что-то другое — Сяоджун не знает. — Кажется, я в тебя тоже, — вполголоса произносит Донен, — влюбился. Теперь Сяоджун и сам смеется, хотя не поймет от чего: то ли от радости, то ли от резко наступившего облегчения. Эти слова от Донена он мог представить лишь в самых диких мечтах, но вот он только что сказал их в реальности. И это захватывает дух, потому что его сердце бьется с невероятной скоростью, а ноги слегка подкашиваются. У него это случалось и прежде, но в этот раз ощущается, как впервые. Тем же вечером они целуются в одном из закоулков. Выходит это спонтанно и немного неловко. Руки Донена — на талии Сяо. Они еле ощутимо касаются кожи сквозь тонкую ткань футболки. И от этих его касаний у Сяоджуна внутри — феерия чувств. Он хватается за плечи Донена, который немногим выше него самого, и старается не отпустить, осторожно держась за рукава его рубашки. Сяоджун нехотя отпускает Донена, когда тот разрывает их поцелуй. Сяо покрывается румянцем, а Донен немного смущенно улыбается после того, как в его голову приходит осознание: они действительно только что поцеловались. Сяоджуну хочется сказать что-то романтичное, но не выходит выдавить ни одного слова, потому что они все остались на доненовых губах призрачным следом. Все оставшеемя время они гуляют почти до полуночи, а после прощаются совсем нехотя. — Пока, — произносит Сяо и глядит себе под ноги, потому что посмотреть в глаза Донену ему как-то немного неловко. Может, так он себя чувствует, потому что они лишь недавно страстно целовались, и потому его губы теперь слегка покалывают. — Пока, — отвечает тот и быстро целует Сяоджуна в щеку и довольно улыбается, уходя и махая рукой на прощание. А Сяо лишь только и может что прикоснуться кончиками пальцев к тому месту на щеке, где свой поцелуй оставил Донен, и по-дурацки смущенно улыбаться. / Сяо готовится к рождеству с августа, потому что лишь тогда Донен вернется к нему на каникулах, и они смогут вновь выпить клюквенный сок в кафешке, а после поцеловаться под омелой. Донен обещает, что эти несколькоь месяцев пролетят в один миг, и Сяоджун ему верит. Потому что Донен стал его религией — не меньше. Вот так просто стал после всех их ежедневных прогулок, поцелуев и этой душащей летней жары. Кто-то скажет, что это лишь мимолетная юношеская влюбленность, а Сяоджун ответит: «Может быть». Потому что сейчас весь его мир крутится вокруг одного-единственного человека — Донена. — Ты же правда меня любишь? — спрашивает однажды Сяо. — Конечно, — отвечает Донен, перебирая пряди выгоревших волос Сяоджуна, — люблю до луны и обратно. А тот вновь покрывается румянцем и утыкается ему в грудь лицом от смущения. Донен тихонько смеется и обнимает Сяо, одаривая его своей любовью, которая, как кажется тому, никогда и ни за что не пройдет. / Август пролетает в мгновение ока, и Сяоджун изо всех сил старается растянуть последние дни с Доненом, но время все равно неумолимо бежит вперед, ускользает от Сяо и заставляет его испытывать это непередаваемое чувство печали вперемешку с эйфорией. Солнечный свет разливается золотым нектаром по доненовой спальне. Сяоджун щурится от яркого утреннего солнца, а после приоткрывает глаза лишь затем, чтобы увидеть перед собой мирно спящего Донена и в очередной раз влюбиться. Влюбиться в родинку возле самой брови, которую можно разглядеть только впритык, влюбиться в его тихое сопение, влюбиться в него целиком и полностью. Будто бы другого шанса у Сяоджуна на любовь не будет. — До Рождества, — произносит Донен и еле заметно улыбается. — До Рождества, — отвечает Сяо и тоже старается улыбнуться, но ему становится так безудержно грустно, что он просто обнимает Донена, вновь утыкается ему в грудь, дышит им прямо здесь, среди толпы людей в людном аэропорту, потому что в этот момент Донен для Сяоджуна — единственный в целом мире. — Возвращайся поскорее. / В следующие месяцы Сяоджун живет надеждой на скорую встречу. Сентябрь проходит в постоянной суете, учебе, посиделках вечерами в кафе, но вот только чего-то постоянно не хватает. Может быть, не хватает запаха кофе, которым насквозь пропитан Донен, а может, не хватает тех дней, когда Сяо осторожно наблюдал за ним из угла этой самой кафешки, в которой сейчас он сидит с друзьями. И чувствует себя одиноким. В октябре чувства немного притупляются. Обычных разговоров по телефону Сяоджуну не хватает, ему хочется большего: обнять, поцеловать, почувствовать тепло доненового тела в промозглые осенние дни. Но он держится за мечту о Рождестве. Сяоджун представляет, как крепко обнимет Донена при встрече, спрятав руки в карманах его пальто, потому что мороз слишком жесток, а Донен — такой теплый и родной, что отлипать от него не хочется ни на секунду даже в знойную жару. Ноябрь вновь обостряет тоску Сяоджуна. Жить становится немного невыносимо особенно тогда, когда Донен звонит все реже, звонки становятся все короче и короче, а отговорки о занятости чаще становятся очередным поводом для вечера без разговоров. Сяо терпит это все ради своей надежды о Рождестве. Кажется, в такие дни именно она и спасает Сяоджуна. Когда наступает Декабрь, Сяо с нетерпением ожидает момента, когда Донен приедет, позвонит ему, и они вновь будут долго-долго обсуждать все на свете. Он не ждет никаких подарков, не загадывает желаний в канун Рождества, потому что ему ничто и никто не нужен, кроме Донена. Особенно сейчас, когда на душе так паршиво и одиноко. Сяоджун слишком долго ждал, чтобы теперь отчаиваться. Мечты Сяо идут по швам, когда Донен не объявляется на Рождество, не звонит и не пишет. Его надежда ломается в тот момент, когда Донен не отвечает ни на одно сообщение. Сам Сяоджун немного умирает внутри, когда декабрь так и проходит без единой весточки от Донена. Наверное, тому просто не хотелось доставлять эти чертовы весточки Сяо. А он тут — в своем Сеуле — погибает от грусти, избивает подушки кулаками и тихо плачет, задыхаясь, когда остается наедине со своим одиночеством. Наверное, Сяоджун полюбил слишком сильно, когда на деле эта любовь для Донена была лишь летним похождением, очередным романом без красивой концовки, без эпилогов и занавеса. Но для Сяо это стало чем-то большим — намного большим, чем обычная влюбленность. Может, это лето было лишь теплым сном, а с приходом зимы обнажилась уродливая правда. Интересно, любил ли вообще Сяоджуна Донен или все, что было между ними, — притворство? Сяо отказывается верить в то, что их любовь была ненастоящей. / Весной Сяоджуну думается, что он смирился, потому что сердце не ноет так сильно, как это было зимой. Наверное, даже самая сильная любовь в мире проходит спустя какое-то время подобно тому, как затягиваются постепенно шрамы. Сяо кажется, что со временем и его любовь окончательно пройдет, даже если и оставит после этого глубокие раны. В первые месяцы лета ему и вовсе становится легко дышать, потому что Донен посещает его мысли совсем редко, а сердце не болит при одном лишь упоминании его имени. Оно скорее лишь издает бессильные удары, похожие на уставший вздох, а после вновь так же размеренно бьется, как билось до того, как Сяо впервые встретил Донена. Август приходит с теплыми летними дождями и муссонными ветрами. Сяоджун в августе, наконец, чувствует себя живым после всех бессонных ночей и бессмысленных надежд, которые оказались лишь пустыми словами. Солнце вновь греет, и дни больше не кажутся такими промозглыми, как прежде. Сяоджуну хочется вновь гулять вечерами по Сеулу, встречать людей, ловить их мимолетные взгляды на себе, сталкиваться, вновь влюбляться и так же быстро терять интерес. Сяоджуну хочется жить, как бы глупо это не звучало. Он и сам не знает, как одним из августовских вечеров его приносит в центр города, где всегда людно и шумно. Приносит именно к той кафешке, откуда всегда доносится запах кофе. Приносит туда, где он так сильно полюбил, что не мог смириться с обманом целыми месяцами. Если бы он сейчас увидел Донена, что бы почувствовал: ровным счетом ничего или все же его сердце вновь забилось в неровном темпе? Сяо не хочется знать, но приходится почувствовать. Потому что именно за тем же столиком, где некогда они вместе сидели, Донен сидит с кем-то другим, улыбается и держит чужую руку с особой заботой. А после легонько целует в щеку, как это делал и с Сяоджуном. А самому Сяо становится не по себе, внутри что-то переворачивается, надламывается и вновь умирает. Все-таки Сяо все прекрасно чувствует, как бы не хотел этого отрицать. В груди что-то предательски колет, а в животе вместо бабочек порхают острые кинжалы, терзающие его внутренности. Значит, ничего не зажило. — Черт, — ругается себе под нос Сяоджун, закусывает губу, бросая взгляд на Донена в последний раз, и бежит куда угодно — лишь бы подальше от этого места. Места, которое стало отправной точкой прошлым августом. Местом знакомства. Местом первого взгляда и первого разговора. Местом, где навсегда осталось сяоджуново сердце. Сеул утопает в августовских теплых дождя, а Сяоджун в это время медленно и мучительно захлебывается собственными чувствами.