я, ты, мы

Джемин порой чувствует себя одиноким. Знаете, как это бывает со всеми: вроде бы ты находишься в толпе людей, вроде бы окружен самыми близкими друзьями, вроде бы все они тебя слушают, но не слышат самого важного, не видят самых очевидных знаков, не понимают твоих мыслей. Вот так же одиноко чувствует себя и Джемин. Странно это, конечно, но Джемин старается смириться. Смириться, например, с тем, что его самый родной человек во всем свете вдруг оказался вовсе и не самым родным — скорее даже абсолютно чужим. Как это печально бывает, когда осознаешь, что все обещания, клятвы и мечты, разделенные на двоих, оказываются лишь пустышкой. Вот так бывает и у Джемина, когда он расстается с очередным столь родным человеком, для которого в конечном итоге оказался никем. Джемин слишком быстро и сильно привязывается к людям, и порой это сильно ранит. Да, Джемин — всегда яркий, вечной радостный, полный энергии, настоящая батарейка, как говорят все его знакомые, но мало кто знает, что когда он остается один, то он потихоньку гаснет и ощущает, как внутри него чего-то не хватает, словно бы всю свою энергию он тратит на других, словно бы отдает всего себя им, а взамен ничего не просит. Может, так и есть. Джемин просто слишком добр, чтобы просить взамен хотя бы той же взаимной доброты. Он сильный, он справится, он, конечно же, разберется со всеми проблемами, — говорят все вокруг, не зная о Джемине ровным счетом ничего. Он ведь может сломаться в любую секунду, не зарядиться на следующий день и больше никогда не стать тем прежним жизнерадостным Джемином, которым его привыкли видеть все окружающие. \ Джемин всегда отчаянно ищет свой источник энергии, способный подарить ему любовь, в которой он столь сильно нуждается, но каждый раз боится, этой самой любви, как огня, ведь наступал на одни и те же грабли не раз. Поэтому Джемин нашел замечательный метод, согласно которому, если ты не открываешься человеку, то тот не сможет разбить тебе сердце, а значит и забрать столь необходимые силы, коих у Джемина уже и так почти не осталось. Лиловый свитер, подаренный бывшим. Невыполненные обещания, отскакивающие эхом от стен, обклеенных постерами. Плейлист, составленный для двоих. Белый потолок спальни Джемину кажется бесконечно высоким небом, к которому он безуспешно старается дотянуться, даже если знает, что никогда не получится. Потому что некоторым просто-напросто не достичь небес, ведь не всем же суждено хватать звезды с неба. Да и нужно ли этом всем? Джемин когда-то знал ответ на этот вопрос, а сейчас даже не уверен, правильно ли понял его суть. Слишком многое в его жизни стремительно меняется: невыполнимые цели, заоблачные задачи, искристые мечты, умирающее и вновь живое сердце. А Джемину больше этого не хочется. Не хочется вообще ничего. Не хочется даже просто существовать, потому что в этом нет смысла, а Джемин привык искать смысл во всем, что видит, слышит и чувствует. Кажется, теперь он сам — бессмысленный, значит и причин для его существования нет. Джемин устал, выгорел, сломался и больше не может восстать из пепла полным энергии. Глупо. \ Джемин ощущает, что теряется в потоке времени и событий, становится призраком, трупом, которого никто даже не будет оплакивать, даже если ему будут утверждать об обратном. В этот момент своей жизни он встречает кое-кого, кто чуточку меняет его жизнь, даже если Джемину совсем не хочется её менять. Джено врывается в нее весенними проливными дождями, свежим ветром, пятном кофе на только выстиранных брюках и неловкой улыбкой на губах. Джемин находит в нем забавным все, начиная от увлечений играми, поездок вечером на велосипеде и заканчивая его отношением к жизни. Джемин ведь зарекся никого к себе не подпускать, но почему тогда проводит почти каждый вечер с Джено? Почему изливает ему душу? Почему медленно, но верно влюбляется в его размеренное дыхание, мягкий смех и глаза-улыбки? — Ты говоришь, что все во всем должен быть смысл, верно? — спрашивает он одним вечером, когда приглашает Джемина, чтобы покататься на велосипедах. — Ага, — запыхавшись, отвечает тот. — А знаешь, что думаю я? Мы ведь все даже не знаем, что будет завтра. Может, через день нас всех уже будет, — произносит Джено, глядя на вечернее небо. — Так зачем тогда искать смысл, если можно просто жить? Он переводит взгляд на Джемина несильно улыбается, и у того внутри что-то невольно начинает трепетать. — Все, что ты делаешь, — важно. Потому что как минимум для меня ты — важен. Джемин несильно сжимает прохладный металл, стараясь унять в себе гнетущие эмоции, которые ему хочется выкричать, но получается лишь неровно выдохнуть, потому что сейчас они резко превращаются из колючих кустов в изнеженные лепестки весенних цветов. Дышать резко становится легче, словно оковы, оцепившие его шею, в один миг спали, а прутья, обхватившие ребра, резко разомкнулись. По джеминовым щекам неожиданно бегут слезы облегчения, которые он в тот же миг вытирает ладонями, стыдливо пытаясь их скрыть. Но Джено все равно видит. И не убегает. И не насмехается. И не делает больнее. Он лишь оставляет свой велосипед в стороне и подходит к Джемину, чтобы взять его ладонь в свои теплые-теплые руки, и произносит тихое: — Все будет хорошо. И этих слов Джемину достаточно, чтобы поверить, что все действительно будет хорошо, потому что Джено хочется верить, потому что Джемину хочется отдать ему свое сердце, ведь он знает, что у него оно точно будет в безопасности.