Are you sorry 3: young blood

Лживое лицо скроет все, что задумало коварное сердце.

***

За окнами мчащегося в неизвестность черного внедорожника уже с полчаса мелькали бессмысленные однотипные сюжеты, объятые тёмно-синими сумерками. Высокие чёрные сосны сменялись бетонными недостройками, смазываясь вместе в сплошной грязный цвет. О цивилизации напоминала лишь идеально гладкая дорога, блестящая от дождя при свете редких дорожных фонарей. Тиффани довольно отчётливо понимала, что это уже далеко не Готэм, поскольку в таком случае сквозь стекло она могла бы наблюдать лишь грязные улицы и небоскрёбы, но вовсе не лес по обеим сторонам дороги. — А вот всё-таки ещё один вопрос: — наконец нарушила тишину девушка, обращаясь к водителю. — вы считаете, что это нормально? — Нормально что? — усмехнулся блондин, бросив мимолетный взгляд на зеркало заднего вида. Вся эта ситуация вообще не навевала ничего кроме сомнений и беспокойства, если ещё выражаться мягко. В принципе, хотя это и ходило за Напьер по пятам уже лет десять, ровно с того времени, как она познакомилась со своим отцом, она не раз была предупреждена о большой вероятности такого случая, но ей и в голову никогда не приходило, что случится это всё так нелепо и быстро. Если опираться на сюжеты триллеров, то сейчас они должны притормозить в лесу, потом ее свяжут, а дальше развилок достаточно много, и думать о них хочется не особо. Но Тиффани воспринимала это не более чем с лёгкой иронией — либо потому, что ее похититель не казался ей опасным, либо потому, что она знала, что в любом случае будет десятикратно отмщена. — Ну людей хватать и в машину сажать. Может можно было бы хотя бы… Ну не знаю… Если уж так хочется… — Помолчи, пожалуйста. У тебя это так хорошо получалось. — без раздражения проговорил молодой человек, не выдавая ни малейших признаков агрессии. — Ладно. — легко заключила она и замолкла на две минуты. — А как тебя зовут? В этот раз её слова были хладнокровно проигнорированы, что одновременно огорчило и раззадорило девушку. К неизбежному равнодушно — так не проводить же свои, может быть, последние минуты жизни с угрюмым выражением лица, молча сидя на заднем сиденье и считая про себя редкие дорожные знаки. — Просто я считаю, что это нечестно. Ты моё имя знаешь, а я твоего — нет. — проговорила она, взявшись двумя руками за спинки передних кресел и с ожиданием ответа уставившись на дорогу. — Я могу угадать. Давай ты скажешь первую букву, а я переберу все, что знаю, а ты кивнешь только на своем. Идёт? Блондин шумно выдохнул и заиграл желваками, упорно продолжая как бы «не замечать» явных издёвок своей вынужденной попутчицы. Ему бы и не нужна была эта выдержка, если бы он не был соратником Джокера, и эта канитель в любом другом случае прекратилась бы так же быстро, как и началась — но в этой игре были совсем иные правила. Он скорее отрубил бы свою собственную руку, чем позволил бы себе хоть пальцем коснуться названной принцессы, или даже просто оскорбительно выразиться в её адрес. До чего только не способен унизиться человек, жадно желающий жить. Вдруг мужчина резко крутанул руль вправо и они съехали с дороги на колючую траву, поросшую стеной елей. Этот манёвр словно бы заставил всё спящее в машине встрепенуться — Тиффани просто чудом не впечаталась лбом в стекло правого окна, в последний момент успев ухватиться за ручку двери. Машина проехала ещё метра три, и наконец остановилась — шум проезжающих по трассе автомобилей теперь казался просто зверским. Блондин повернулся к Тиффани и, пару секунд полюбовавшись смятением, отражающимся на её лице, вдруг заговорил с расстановкой: — Моя единственная задача была в том, чтобы забрать тебя. И то ее я поставил себе сам, о чем сейчас очень жалею. «Задача»? — в голове девушки сразу мелькнули тревожные мысли. Но под чьим началом он может действовать? Нитки, которые, казалось бы, прочно были смотаны в идеальный клубок вдруг беспорядочно спутались, породив множество нераспутываемых узелков. Если мыслить трезво, то в случае, если бы он хотел ее убить или похитить с целью угроз, что, конечно, было бы очень опрометчиво, он вряд ли вел бы с ней какие бы то ни было разговоры и уж точно не держал себя в руках так долго. Впечатление неадеквата он не производит, а даже наоборот, что-то в его бархатном тембре голоса странно притягивает, но вот лицо… Нет, оно отнюдь не было мерзким, таким, от единого взгляда на которое уже появляется рвотный позыв — частыми обладателями таких физиономий являлись именно матёрые бесчестные дельцы всем известной сферы, что успела сотни раз приметить Тиффани за её еще не очень долгую, но вполне насыщенную жизнь. Его светлые, слегка вьющиеся волосы, едва не касающиеся плеч, пребывали в странном беспорядке и всё еще были мокрыми от дождя. Кожа, казалось бы, идеально белая, была покрыта старыми, давно затянувшимися шрамами, которыми было обсыпано и аристократическое, вообще не выписывающееся в картину происходящего, лицо, и руки — то есть, только часть ниже локтя, которая была открыта благодаря закатанным рукавам серой толстовки. Всё это в совокупности составляло образ типичного, бывалого готэмского преступника, но шрамов было слишком много для возраста, на который выглядел незнакомец — а выглядел он довольно молодо. Что-то здесь нечисто. — А вот сейчас мне уже немного страшно. — с нервным смешком пролепетала девушка, не прерывая зрительного контакта с незнакомцем, и как бы невзначай пытаясь нащупать дверную ручку. Блондин мимолётно скривил губы в насмешливой улыбке и, сокрушенно вздохнув, отвернулся и откинулся на спинку сиденья. Тиффани дёрнула ручку и без всякого удивления убедилась в том, что двери заблокированы — тогда остался лишь один вариант, и то, к воплощению которого в таком случае можно прибегнуть лишь тогда, когда чувство безысходности уже нависло над головой огромным медным тазом. Она медленно потянулась к карману джинс, стараясь не создавать лишних шумов — возможно, эта спонтанная остановка давала ей шанс, упустить который мог бы только отчаянный глупец. Каково же было ее изумление, когда оба кармана оказались пусты, как и карманы куртки, которые, между прочим, она всегда застёгивала. Продолжая хлопать по бёдрам, и осматриваться, словно бы обыскивая себя без всяких надежд, она уже не беспокоилась о том, что ее тревога уже не кроется где-то на задворках сердца, а сидит рядом с ней вполне осязаемая и ухмыляется. — Не это ли ищешь? — вдруг весело произнёс незнакомец, и, не поворачиваясь, протянул телефон девушке. — Да ты же дотронулся до меня только тогда, когда в машину затаскивал, что за чертовщина? — с досадой воскликнула Напьер с толикой опаски вытянув свой телефон у него из руки. — Это было так же просто, как понять, что ты не любишь мятные конфеты. — беззаботно произнёс он, вновь повернувшись к девушке, надеясь насладиться её шоком. Лицо Тиффани действительно выражало полное непонимание — но еще и из-за того, что теперь трудно было решить, бежать ей, бить, или смирно сидеть на месте, слушая какие-то вообще неуместные реплики незнакомца. — Вместе с телефоном лежала пачка холлса — там лежали только мятные драже, хотя на пачке написано, что это «фруктово-мятный микс». — проговорил молодой человек без тени необычности, словно все так и должно быть, а удивляться здесь и подавно, нечему. — Зачем тебе это нужно? Незнакомец пожал плечами. — Наблюдательность — это не дар Всевышнего. Вдруг раздался звонок, но звонил его телефон. Не ответив, а лишь взглянув на имя звонящего, мужчина сбросил вызов и, коротко сказав «пора» разблокировал двери. С плеч Напьер уже свалилась весомая гора, хотя бы просто из-за того, что ей позволят идти самостоятельно — а вот куда именно, ей, наверное, придется узнать чуть позже. Впрочем, это хоть и внушало некоторый здравый страх, но руки не дрожали, ноги не подгибались, а сердце не стучало так, будто было готово в эту же секунду вырваться из груди. Что ж, сделать она все равно уже ничего не сможет. Наверное. *** Город, окунутый в пламя настоящей жизни, отдалённой от серого существования в Готэме, который способен был потягаться с этим жерлом лишь количеством стрип-клубов; этот город не знает, что такое сон, но если приходит в свою холодную постель, никогда не страдает в ней от одиночества. Кажется, что он сам — сплошной огонь, переливающийся тысячами оттенков и радушно пускающий в свои липкие объятия любого, кто только пожелает. Он — настоящий дьявол, оставляющий себе лишь частичку твоей души в качестве залога, ведь он знает, что ты вернёшься продлить контракт. Неповторимый, всегда шумный, красочный и живой Лас-Вегас, о да. Обычный, грязный переулок между двумя четырёхэтажными домами-близнецами, выстроенными в стиле провансальских романов, в которых двое влюбленных посылают друг другу воздушные поцелуи с балконов, пока их семейства, настроенные против этих платонических отношений, отсутствуют по каким-то причинам. Между зданиями был протянут черный электрический провод, который, казалось бы, тоже успел вкусить стиль жизни этого места и выгнулся дугой над глянцевым ветряночным асфальтом, испещрённом раздавленными жвачками. На углах стояли два каменных массивных вазона с кипарисами, уныло замершими в ожидании спасения. Однако, невзирая на всю неблагоприятность обстановки в данном закоулке, на первом этаже одного из кирпичных братьев расположилась кофейня, изливающая жёлтый свет на две обшарпанные ступени и приманивающая по вечерам белых назойливых мотыльков висящей над входом уличной лампой, заключенной в объятия черной металлической решётки. Нельзя было сказать, что место не пользовалось популярностью: завсегдатаями являлись, в основном, немногочисленные жители двух вышеописанных домов, просто потому что цены здесь были как раз под стать таким заурядным посетителям, но при том, как ни странно, чаще всех наведывались туристы — ведь какое же диво было обнаружить столь отстранённое местечко в утробе этого зубастого огненного змея с игральными фишками вместо глаз. Вскоре, отзывы о «Рудольфе», в котором продавали вкусные чизкейки и на удивление довольно неплохой кофе за смешные цены, разнеслись среди путешественников-фанатиков, уже примерно в середине своей поездки не имеющих ни гроша за душой, и заведение переквалифицировалось из «хворой холупы» в «приличное и уютное». — Ты что делаешь, дура?! Твоё покрывало свисает на наш балкон! Сколько раз я еще должен прожечь его сигаретой, чтобы до тебя дошло?! — яростно проорал заросший недельной щетиной мужчина в грязной синей футболке, перегнувшись через перила и задрав голову вверх. — А ты-то особо бы и не шумел! Вся дорога под окнами в твоих плевках и окурках, тебя в них мордой еще не тычет никто, но только долго ли еще ждать?! — повысив голос, насмешливо проговорила женщина с третьего этажа, которой, по всей видимости, и была посвящена тирада. — Да пошла ты, корова! — выругался нарушитель спокойствия и резко дёрнул покрывало за кончик, вследствие чего то осуществило плавную посадку на заплёванный асфальт. Нет надобности описывать данную сцену дальше, поскольку финал и так может предугадать любой человек, которому хотя бы раз удавалось присутствовать при такого рода разборках. Однако, произошедшее не только оживило мрачную картину, но и показало, что район не особо дружелюбный, и комично сочетается с кофейней, вместо которой прибыльнее было бы сколотить второсортную пивнуху. Какая-то «не та» сторона Лас-Вегаса. Что касается внутреннего устройства, то и говорить о нём особо было нечего — пол, выложенный черно-белой плиткой, коричневые столики в компании красных кожаных стульев, да барная стойка с витриной сбоку и с тремя массивными, одиноко болтающимися лампами над ней. Верх банальщины и дешевизны. — С меня достаточно, Энтони! Я тебе не дам ни цента, делай что хочешь, чёрт побери! — вторую часть своего монолога девушка выпалила уже находясь в помещении и придерживая рукой стеклянную дверь, чтобы произносимое было доступно адресату, скрывающемуся в ночи. Проигнорировав начало мысли оппонента, девушка в черных джинсах и тёмно-зелёной рубашке решительно прошагала к дальнему столику у окна, и, плюхнувшись на неудобный стул, принялась переводить дыхание и судорожно поправлять свои шоколадного цвета волосы, подсознательно ожидая какого-то неведомого чуда, которое обязательно происходит с героинями дешёвых драм в такие моменты. Но в реальной жизни сказка не всегда доступна, так что оставалось лишь заказать себе чашечку осточертелого эспрессо, чтобы не ёрзать от тяжелого взгляда обслуживающего персонала в виде двух человек и, возможно, просто попытаться отвлечься. — Ничего не понимаю… Только два дня назад у нас было чуть больше тысячи долларов… — пробубнила под нос брюнетка, копаясь в сумочке. Содержимое оказалось скудным: помада, очки, салфетки, куча непонятного мусора на дне, таблетки, и двадцать долларов наличными. Это были, к сожалению, все деньги, которые остались у неё и её неудачливого бойфренда, успевшего пристраститься к казино за четыре дня их уикенда. Для справки, оставалось ещё шесть. — Да чтоб тебя! — прошипела девушка и вытряхнула на стол всё содержимое. Две монетки со звоном прокатились по столу, и, дразняще прозвенев, замерли. Отбросив сумку, девушка поставила локти на стол и запустила руки в свои шикарные волосы, которые, впрочем, после многих нервных махинаций с их участием уже не могли похвастаться своей изящной укладкой. Исподлобья глянув на жалкую чашку с еще горячим напитком, брюнетка схватила ее и чуть ли не залпом выпила содержимое, не обратив ни малейшего внимание на явную острую боль, растёкшуюся по её обожжённому языку и горлу. Ей уже ничего не страшно — каждому известно, что с такой суммой человеку не прожить в Лас-Вегасе и дня, что говорить о каких-то там заоблачных шести. Никакого решения в голову не приходило — игровые автоматы девушка считала полной чушью, а для того, чтобы отыграться, нужны были нормальные деньги, так что порочный круг с наглой ухмылкой замыкался именно на этом, не давая никакой надежды хотя бы и в шутку. Если бы только сейчас спустился с небес какой-нибудь ангел со словами «о, дитя моё, дарую тебе… Сотку зелёных, да не будь же грешна боле, к благам впредь с умом относись» — ну или что-то в этом роде. Только это уже больше начинало смахивать на бред в горячке, но всё же вызвало измученную улыбку на лице девушки. — Тяжёлый день? — поинтересовался женский голос, появившийся словно бы из головы. Голос был довольно странным — вроде насмешливо бодрым, но вместе с тем и печальным, даже искренне сочувствующем. Какой-то тонкий шарм ему придавала небольшая хрипотца, которая бывает только у ярых болельщиков, курильщиков, или сумасшедших. Девушка не потрудилась поднять голову, так что вначале ее взгляд остановился на бумажном стакане, тяжело приземленнном на стол и две нездорово белые женские руки в непонятных татуировках, вначале опирающиеся на край стола, а потом тянущиеся за стаканчиком, когда их обладательница уже уселась за столик. Больше всего привлекали внимание ее ловкие пальцы, сплошь увенчанные массивными золотыми кольцами, которые, казалось, можно было бы смело хранить в качестве сбережений на черный день, или черные лет десять. Брюнетка молча перевела ничего не выражающий взгляд на девушку перед ней. Ничего особенного — светлые волосы, едва касающиеся плеч, черная свободная футболка, и такого же цвета комбинезон, бретели которых посетительница раздраженно скинула. Но вот лицо… Что-то было в нём такое… Необъяснимо притягательное. Винного цвета губы, растянутые в улыбке, серо-голубые глаза, в которых гармонично совмещалась ненависть ко всему живому и такой же силы любовь — всё это мог заметить наверняка любой, кто окинул бы эту внезапную гостью беглым, поверхностным взглядом. — Я забыла спросить разрешение, но, впрочем, уже и так поздно. — по-хозяйски закинув локоть на верх спинки стула без тени смущения проговорила она, обнажая жемчужно-белые зубы опасной хищницы. — Так что случилось? — Да как обычно всё. С любым туристом здесь это случается. — мрачно проговорила девушка, и, после непродолжительной паузы добавила: — Утечка финансов. Блондинка быстро улыбнулась и сменила выражение лица на глубоко сочувствующее — пугало то, что невозможно было понять, кривляется ли она, или действительно пытается вникнуть в ситуацию. Однако, темноволосой уже было плевать на всё, так что если позор неминуем, выкладывать нужно всё и до основания, не задавая вопросов. — Почему нам не сиделось в Иллинойсе? Нет, нужно было обязательно приплестись именно сюда, зная, что как экономисты мы не очень, и тайными мультимиллионерами не являемся. — продолжала девушка, наслаждаясь тем, что ее кто-то слушает и при этом не перебивает. — Нет, я не жалуюсь, вот хоть руку на сердце могу положить — колорит, танцы, музыка, еда, всё такое… Ну это хоть раз, а увидеть и почувствовать вживую надо. Но чтобы всё вот так… Это не то, что верх подлости, но и глупости, страшнейшей причём. В куче стран были, а обеднели именно здесь! Завершив свой монолог многозначительным хлопком двумя руками по столу, девушка шумно выдохнула, и откинувшись на спинку стула взглянула в глаза незнакомки, снова чего-то ожидая. — Этот город пережёвывает любого, а потом отрыгивает уже с пустыми карманами, а иногда, даже отбирает самое ценное. — вдруг задумчиво заговорила незнакомка, на мгновение опустив взгляд на ноги, и поправив что-то в кармане. — Страховку? — Жизнь. Брюнетка смутилась и демонстративно закашлялась, в то же время пытаясь как-то избежать слишком уж проницательного взгляда сидящей напротив. — Забыла представиться. Харлин. — вновь дружелюбно протараторила девушка и протянула руку. — Пелагея. — неуверенно пролепетала темноволосая, ответив на жест. — Гречанка? Потрясающая страна. — с какой-то странной улыбкой произнесла Харлин, не дождавшись ответа. Пелагея смущённо кивнула, снова отведя взгляд куда-то в сторону. Между уже знакомыми «туристками», повисла гробовая, тяжелая тишина. Пелагея подумывала о том, как бы сейчас уйти под шумок, сославшись на то, что её кто-то там где-то ждёт, или отойти к стойке хотя бы на время — до того пугала её светловолосая, причём страх был каким-то глубоко внутренним, интуитивным, что-ли. Но в итоге, она свалила это всё на то подвешенное состояние, в котором она находилась последнее время круглые сутки и взяла свои эмоции под контроль — возможно даже и хорошо было бы, если удастся завести здесь единомышленников. Не так и страшно опускаться в неизведанную яму убивающей бедности в абсолютно незнакомом городе. — Ты не подумай ничего, я рядом здесь живу, как можешь догадаться, поговорить здесь не с кем особо, так что захожу сюда. Здесь такие кадры бывают, уу… — мечтательно протянула она и усмехнулась. — Я здесь, можно сказать, проездом. День-другой пересижу еще, а потом дальше. Не знаю уже, куда и податься, на самом деле. Только если на северном полюсе не была ещё, и то… — Звучит твой монолог так, будто тебе жизнь наскучила и никакого интереса не представляет. Была бы у меня такая возможность в свои двадцать-двадцать пять легко колесить по миру, не задерживаясь нигде надолго, я бы, возможно, и замуж не вышла бы. — насмешливо заключила она, однако, с некоторой заметной горечью в голосе. — Почему же именно этот возраст? Что мешает воплотить мечты в реальность позже? — Со временем всё не то что вкус теряет, но и… Как бы тебе так сказать… Ты груз ответственности уже чувствуешь как-то по-другому. Это уже не временная какая-то ноша для тебя, а то, от чего ты сепарироваться не можешь уже. Завалы на работе, кредиты, родственники, которых обязательно навещать нужно, дети еще иногда… Не то уже. Адреналин в крови не чувствуется совершенно. Если раньше ты мог без раздумий лишние деньги спустить на парк аттракционов, например, то сейчас ты задумаешься о том, что ты эти деньги на другое откладывал, потом что тебя стошнить может на этих вертелках, да и к тому же — а вдруг там что не так пойдет? — увлеченно заговорила Пелагея, изредка по привычке поправляя шевелюру. — Какие там путешествия на срок более чем две недели… Тебе-то и самой не больше тридцати, самое время. — Ну, да… — с загадочной улыбкой выдохнула Квинзель и поспешила перевести тему. — Говоришь, деньги закончились? Как так? Где же эта ваша… Старческая бережливость? В этот момент блондинка изобразила руками бинокль и сделала вид, будто усердно что-то ищет. Потом, пожала плечами, скорчив гримасу недоумения и, снисходительно усмехнувшись, выжидающе уставилась на свою новую знакомую. — О чем и говорю, груз ответственности. Приходится думать не только о себе — так бы всё очень просто было бы. — с непонятной досадой сказала Пелагея. — Мы когда сюда собирались ещё, мой муж всё топил меня в шутках про казино и трансвеститов, что, кстати, очень типично для направляющихся сюда, так что особого внимания я не обратила. У него есть компания своя — ну, средний бизнес, сдает помещения в аренду, не суть… Ну, к тому, что не жалуемся особо ни на что. Но вот проблема в том, что мы только один день вместе провели, на следующий он уже поплелся в эту чертову обитель бессовестного отмывания денег «ну ты что, это же Вегас, это прямая обязанность» — довольно красочно перекривила она мужа, отчего Харли даже посмеялась. — И что в итоге? Все деньги мы продули, в кармане почти ни цента, так он и последние сбережения с карты снял; а зная Энтони, и то, что он в первый раз как раз здесь в эту кабалу втянулся, руку не набив совершенно, мы сейчас не только их проиграем, но и, не дай Боже, в минус уйдём. В общем, ситуация не из сладких. — Нуу… Не всё же безнадёжно. У подпольщиков даже стараться особо не нужно. — наконец протянула блондинка, доселе крайне внимательно слушавшая рассказ. — Что за заведение? — Белладжио. — У вас нет шансов. — так же быстро выпалила Харлин и натянуто улыбнулась. Пелагея хмыкнула и развела руками, давая понять, что ей это уже и без того известно. — Ну, по-крайней мере, вероятность того, что вас убьют, крайне мала. Вот другое дело подпольщики — там да. Уже другое дело. Могу рассказать в подробностях. — лукаво пролепетала девушка и покосилась на Пелагею. — Да не нужно. Ну, ладно, как-нибудь выпутаемся. Харлин поднялась из-за стола и прошагала в сторону туалета, на ходу придерживая что-то в карманах, что немного даже насторожило одну из особо внимательных официанток. Та озабоченно подлетела к бармену и, шепотом указав на все подозрительные черты посетительницы, намекнула на то, что что-то нужно делать и что-то там приплела еще про шестое чувство. В ответ бармен лишь отмахнулся и, не в особенно ласковой форме отправил девушку работать. Мало ли, что еще может быть. У них и так выручка оставляет желать лучшего, а если еще шумиху по глупому поводу поднять, так к ним точно никто больше не наведается. А это очень интересовало бородатого бармена, являющегося по совместительству так же и хозяином заведения. Пелагея в это время переваривала их диалог с Харлин. Раньше бы она никогда не стала говорить на такие темы с едва знакомым ей человеком, но здесь как будто произошло некое исключение — слова сами посыпались из ее рта, будто их кто-то притягивал мощным магнитом. В голову уже медленно начинали прокрадываться мысли о том, что она взболтнула лишнего, даже без всякого представления о том, как ей это может обернуться в будущем, как вдруг, Харли снова уселась за стол, при этом, притащив еще два куска чизкейка. Хм, довольно быстро. Чего она хочет? — Угощайся. — сказала светловолосая и, придвинув блюдце с десертом к Пелагее, заправила прядь волос за левое ухо, обнажив золотую серьгу в виде булавки, инкрустированной маленькими бриллиантиками. Более того, лицо незнакомки с алебастровой кожей казалось брюнетке каким-то знакомым. Вызывало какое-то необъяснимое ощущение дежавю. — А только с деньгами проблемы? Нет, нет, ты извини, если что не так, можешь и вовсе не отвечать, я часто могу лишнего взболтнуть… — с некоторой неловкостью пролепетала Харлин и отодвинула пустое блюдце. — Нет, всё нормально. — глухо отозвалась девушка, на самом деле так уже не думая. — Как у всех, можно сказать. Ссоры, бытовуха… — А секс? — без тени застенчивости выпалила блондинка. Пелагея даже подняла взгляд от тарелки, чтобы убедиться в том, что ей послышалось. Но… Нет. — Ну… Не знаю… — замялась она, все же решив ответить на вопрос, дабы не показаться ханжой. — Иногда неплохо, иногда и отвратительно вовсе. Как у всех. Квинзель неожиданно рассмеялась, чем привлекла взгляды двух других посетителей и, вдохнув, и приблизившись к девушке, вкрадчиво проговорила: — Отвратительный секс, это когда вы на пляже, ты стоишь на коленях, которые кровят уже от впивающихся в них камней, и вдруг чувствуешь, как по твоей лодыжке ме-едленно ползёт змея… — Ничего себе… — восхищенно произнесла Пелагея, и, как ни странно, уловила в своей душе едва покалывающие нотки зависти. — А вам просто не хватает искорки. Даже самой небольшой. Нужно как-то преодолеть этот барьер, сделать что-то сумасшедшее — по тебе видно, что именно этого тебе не хватает сейчас. Если не чувствуешь себя раскрепощенно рядом со своим партнером, то и в остальном будут проблемы, будете друг друга только точить, как червь яблочко. — беззаботно проговорила Квинзель, игнорируя зардевшиеся щеки Пелагеи. Вечер был на уливление тихим — не слышалось даже звуков машин, носящихся здесь повсюду с безумной скоростью. Свет в окнах двух жалких домиков потух — жители набирались сил для новых распрей и панихид по своим неудачно сложившимся жизням. Город разделился на две части, которые, наверное и знать о существовании друг друга не хотели бы. Был глубокий вечер, жизнь на другой половине только начинала расцветать, с хрустом расправлять затёкшие плечи. Прошло еще полчаса, после чего, не поинтересовавшись адресами и номерами телефонов, что было довольно странно для такого рода знакомств, девушки попрощались. — А, и ещё. — вдруг бодро заявила Харлин, когда девушки уже стояли на улице в свете вывески кофейни и пары фонарей. — Держи, здесь достаточно. Спасение утопающего — дело рук человека, умеющего плавать. С этими словами она протянула Пелагее две толстые пачки стодолларовых купюр. Причем сделала это так просто, будто делится не двадцатью тысячами баксов, а коллекционными игрушками или сладостями. — Бери-бери. Промедлишь еще минуту, и я передумаю. — Но… Да нет, не нужно, мы и сами сможем справиться. — с дрожью в голосе проговорила брюнетка, быстро переводя взгляд то с денег на Харли, то с Харли на деньги. — Как? Проституткой станешь? Должна сказать, это дело здесь очень хорошо развито. — как ни в чём ни бывало, бросила начинающая филантропка. Замявшись, и неуверенно протянув руку к деньгам, все еще рассчитывая на то, что это какой-то глупый розыгрыш или опасная махинация, девушка вновь внимательно посмотрела на Харлин. Та лишь часто моргала глазами и невинно улыбалась, терпеливо держа руку на весу. Воровато оглянувшись, брюнетка всё же приняла подачку и запрятала деньги в сумку. После, она заключила новую знакомую в горячие, искренние объятия, которые, пожалуй, имеют место быть только в случае получения кем-то от кого-то внушительной суммы денег. Наконец вырвавшись из них, Квинзель слегка потрепала Пелагею по плечам, и, вкрадчиво шепнув что-то типа: «береги себя», развернулась и лёгкой походкой зашагала вглубь длинного, тёмного переулка. Наконец, придя в себя, брюнетка спохватилась и поспешила за ней, желая еще раз поблагодарить и, внимая взыгравшей совести, отдать хотя бы часть денег, но Харли словно и след простыл, как обычно случается в забитых сюжетах триллеров. В непроглядной темноте только одиноко мелькнула пятнистая кошка, ловко упрятавшаяся в мусорном баке. Царила необычайно спокойная ночь. *** Прошагав чуть более десяти ярдов по колючей влажной траве, путники пересекли широкую пыльную дорогу и наконец подошли к какому-то одноэтажному деревянному дому. Здание выглядело весьма заурядно — обычный деревенский домик с несколькими пристройками из уже основательно подгнившей и проеденной червями древесины. Но нужно сказать, что дом вместе с тем был довольно большим. Чуть дальше стояла какая-то повозка, покрытая мхом, уже, скорее, выполнявшая роль декора: на вид ей было лет пятьдесят, а то и больше. За домом виднелась река, спокойно несущая свои синеватые воды на восток. На другом берегу виднелись несколько силуэтов в шляпах — вероятно, рыбаки. Действительно, настало самое время для ночной рыбалки, не столь популярной, по-видимости, в здешних кругах, поскольку через мгновение на дальнем берегу оставался уже лишь один силуэт, брошенный товарищами. Музыкальное сопровождение сверчков, назойливое пищание комаров и шелест травы не сулил ничего хорошего. По-крайней мере, по мнению Тиффани, в этой ситуации уж точно. Но бежать было, в любом случае, поздно. Странники остановились на пороге, если несколько досок, временем вдавленных в землю вообще можно было им назвать. — Ранчо… — задумчиво выдохнула Тиффани, отлепив от острых носков кед пару маленьких слизняков. — Где-то я уже слышала историю про ранчо, но она, к сожалению, закончилась печально. «Напарник» наконец заговорил, правда, довольно мрачно: — В данном случае, концовка полностью зависит от тебя. Парень отпер скрипучую дверь и, пропустив вначале девушку, зашел сам, при этом не запираясь вновь на ключ. Тиффани заметила это и даже почувствовала некоторое облегчение. Обстановка впечатляющей не была — длинный, деревянный и покрытый лаком стол посередине, по бокам которого расположились две лавки, которые, судя по расцветке, шли с ним в комплекте. Обуви и одежды нигде не было, что указывало на то, что помещение для жилья вряд ли используется. Также в дальнем углу был небольшой старый камин, покрытый уже облупившейся белой краской — на его узкой полке стояло две красные свечи и две медные фигурки в виде уток, расставленные по краям. С одной его стороны также висела черная нитка с тремя нанизанными на нее жалкими, засохшими грибами. Следуя за похитителем из комнаты в комнату по деревянному скрипучему полу, девушка не задавала никаких вопросов, молча отмечая для себя любопытные и не очень детали. В гостиной стоял диван, и несколько деревянных стульев, хаотично расставленных по комнате в каком-то своём порядке. Телевизора и какого-либо намёка на связь не было, зато хотя бы было электричество, что уже радовало. Рядом с диваном валялась стопка старых газет, наверное, используемых для разжигания камина. Душевая и туалет тоже были, но выглядели они так, что в них хотелось бы лишь вскрыться — гнетущая голубая плитка, покоцанная временем с черными прожилками вследствие сырости. Но в целом, дом выглядел опрятно и чисто, и даже, наверное, уютно. Наконец подойдя к самой тесной комнате дома, блондин почему-то замешкался, бросив растерянный взгляд на девушку, прилежно ожидающую каких-либо последующих указаний. — Это не нужно… Не могу упустить… Возьмёшь… Опрометчиво с его стороны… — глухо и обрывками слышалась чья-то речь из-за запертой кухонной двери. — Это Стив?! — вдруг шёпотом воскликнула Тиффани, различив в говоре знакомые нотки. — Он же, ну! С этими словами, полными уверенности, девушка слегка оттолкнула отнюдь не сопротивляющегося парня в сторону и влетела в кухню. Чутьё её не подвело — здесь, в залитой жёлтым светом светлой комнате у стола стояли Генри и Стив, что-то бурно обсуждая. Вернее, говорил только Стив, в то время как Генри крайне внимательно вслушивался в его слова и изредка кивал в подходящие моменты. Заметив Тиффани, шестёрка резко умолк и, схватив пистолет со стола, поспешно упрятал его за пазуху, во внутренний карман пиджака. — Может мне кто-нибудь всё же объяснит, что здесь происходит? В воздухе медным тазом повисла звенящая тишина. Генри машинально отвернулся и с надеждой уставился на Стива, который, в свою очередь и сам не знал, что сказать. — Здравствуй. — всё же произнёс он, оценив довольно неплохое начало. — И кто это вообще такой?! — чуть ли не истерично воскликнула девушка, двумя руками махнув в сторону молодого человека, зачем-то затащившего её сюда. Блондин самодовольно усмехнулся, и, прислонившись к стене, скрестил руки на груди. Он хотя и чувствовал себя лишним гостем на этой приватной вечеринке, но уверенности отнюдь не терял. К тому же, он всего лишь выполнил то, что было ему приказано, и выполнил это достойно, так что претензий к нему и быть может. Но, пожалуй, только в том случае, если Джокер не поручил своим шестёркам пристрелить его в конце, дабы избавиться от лишних уст и глаз. Вот о такой альтернативной концовке парень отчаянно пытался не думать. — Это Кеннет. — вдруг беззаботно вмешался Генри и сладко потянулся, рассчитывая на то, что опасность миновала. — Ну это сразу мне всё объясняет! — саркастически воскликнула девушка и в это же время обратила вопрошающий взгляд на Стива, стоявшего спиной к небольшому окну. Если уж сказать честно, то Тиффани делала эта больше не от ощущения какой-то внутренней тревоги от происходившего, а для того, чтобы поразвлечься, наблюдая за слегка шокированными лицами присутствующих — она сама не знала, откуда это желание у нее появилось, но в то же время, ощущала наслаждение от повисшего напряжения. Стив был здесь, а это уже означало, что бояться ей больше нечего — вначале это было странным правилом, переданным ей матерью, а потом превратилось уже в собственную установку. Сейчас ее тревожили лишь жуткое желание сходить в туалет, поесть и всё же разузнать немного побольше о коварном плане двух самых верных напарников отца. — Кеннет — бывший фокусник, а сейчас свои «магические» навыки он применяет немного на другом… Поприще. — выдавил Стив слегка недовольным голосом и пристально уставился на стоящего поодаль парня. — Да так, по мелочи. Вначале шоу, в интересах участников которого было выручить побольше зелёных. Потом кто-то сверху резко прозрел и меня выперли, как позорника. — произнес Кеннет с некоторой укоризной. — А в Готэме каждый вертится как может, так что сейчас только карты, да… Прочие фокусы, после созерцания которых зеваки остаются с пустыми карманами. Договорив это, он усмехнулся и развёл руками, давая понять, что более подробной информации он уже не даст. — Кстати, да. — вдруг вклинился Генри. — Я однажды тоже на его штуки повёлся, неделю без прав прокатался. Кеннет тихо посмеялся и, кажется, с некоторым смущением опустил глаза. — Господи, Генри, ты и сейчас без них ездишь. — поморщился Стив, опускаясь на выдвинутый из-за стола стул. — То есть… Такой себе «великий и ужасный»? — шутливо заметила Тиффани и, так же выдвинув стул рядом с Генри, уселась за стол. Где-то вдали за приотворенным окном послышалось ржание лошади и крик петуха — последний на сегодня. В комнату уже начинали с великой радостью залетать комары, завлеченные ярким, теплым светом лампы, одиноко болтающейся под потолком. Стив, прихлопнув одного из этих нежеланных гостей на своем плече, ловко опустил тяжелую оконную задвижку вниз. Тиффани приметила, что давно не видела таких окон, являющихся, пожалуй, неотъемлемой частью непередаваемой деревенской атмосферы. — Я знаю, что ты спросишь, поэтому скажу. — твердо произнес Стив, бросив еле уловимый гневный взгляд на своего напарника. — Кеннет исполнял мою просьбу. Здесь всё не так просто, как может показаться на первый взгляд, но сейчас это не важно. Важно то, что ты здесь. Теперь ты знаешь об этом месте, и, кто знает, может быть, оно сослужит тебе хорошую службу в будущем. Он прервался, продолжая молча смотреть Тиффани прямо в глаза. Все остальные тоже притихли, продолжая изредка переглядываться. — Я всё ещё ничего не понимаю. — шутливо прошептала девушка, попытавшись при этом состроить максимально серьёзное выражение лица. — Если это какой-то бойцовский клуб, то выкладывайте правила сразу. Все как-то странно усмехнулись, ощутив некоторое облегчение. Надежда была только на Генри. — Кен, может покажешь что-то из… Своего? — беззаботно разрушил тишину Генри, всем корпусом развернувшись к бесчестному фокуснику и хлопнув себя по колену. — Ну… Можно. — с этими словами, Кеннет подошёл к столу и ловко вытащил из кармана брюк колоду карт. Все уставились на него, как домашние коты, которых дразнят миской с сухим кормом. Напьер даже забыла о всех своих физических потребностях, невольно начав любоваться колодой ярких карт, тасуемой идеально белыми, покрытыми шрамами руками парня. — Сдвинь часть на себя и забери ее себе. — предложил Кеннет, протянув колоду Тиффани. Выполнив указания, Напьер перевела взгляд на Стива, пребывающего одновременно в увлеченности происходящим, и в некой, вместе с этим, озадаченности. — Теперь пересчитай карты и запомни их число. Можешь его не называть. Генри захотел что-то сказать, но резко передумав на полпути, закрыл рот, и сложив руки на столе, чуть перегнулся вперед, чтобы было удобнее наблюдать за происходящим. В его голове возникла непоколебимая идея-фикс о разоблачении, которое требовало хирургической внимательности. Тиффани пересчитала карты, мысленно произнеся число «14», и покорно кивнула. — Теперь сложи цифры полученного числа, и отсчитай снизу своей части столько карт, сколько выйдет в сумме. — монотонно произнес молодой человек, не сводя глаз с увлеченной девушки. Через минуту он вновь продолжил: — Запомнила карту? Тиффани вновь кивнула, не произнеся ни слова — ей попалась червовая дама. Дальше Кеннет попросил положить часть карт на свою, и, вновь получив в руки полную колоду, перешёл к развязке. Не переставая перелистывать карты в руках, он вдруг загадочно протянул: — Восхитительный фокус… И, не мешкая ни секунды, легким движением выдернул из колоды карту, с изображённой на ней задумчивой дамой, держащей в тонкой ручке алую розу. — Верно? — Да… Ничего себе… — пребывая в изумлении, часто закивала Тиффани и приняла загаданную ранее карту из руки фокусника. Кеннет наигранно поклонился два раза под аплодисменты своих немногочисленных зрителей. — А ты не теряешь хватки. — одобрительно произнес Стив и улыбнулся. — А как ты это сделал? Типа… Да не, я же внимательно смотрел. Ты же тасовал карты, там шансов не было практически! — недоумевающе заговорил Генри, отчаянно жестикулируя, ощущая не то злость, не то какую-то обиду, вызванную предательством и обманом. Кеннет невинно улыбнулся, и, пряча в карман неполную колоду, вновь развёл руками: — Непоколебимые законы математики. Луна уже во всю сверкала на чёрном небе, окружённая россыпью младших сестриц-звёзд, неспособных затмить её. Они отражались на всегда неспокойной речной воде, и выглядело это так реалистично, что можно было подумать, что многие из них словно затонули в воде, обрекая себя на вечную жизнь на земле, вдали от необъятных небес. Где-то вдали проблеяло несколько овец, загоняемых хозяином на ночлег, и всё окончательно затихло. Не было слышно ни машин, ни разговоров, ни назойливой болтовни телевизора — всё в округе погрузилось в сон. На улице слышалась лишь нескончаемая трель сверчков и таинственный шёпот деревьев, колеблющихся на ночном, утихающем ветру. Вернувшись из уборной, Тиффани прошла к холодильнику, до этого времени будто прячущемуся в уголке комнаты. В общем-то, арсенал был скудным — несколько невскрытых консерв, нетронутая бутылка газированной воды и три подгнивших яблока у дальней стенки. Пожав плечами, и решив, что ничего лучше всё равно не будет, девушка достала консервированные оливки и воду. Поинтересовавшись о местонахождении столовых приборов, и взяв то, что нужно, она вскрыла банку и, усевшись за стол, принялась жадно уплетать сомнительное для многих угощение. — Я думал, принцессы только омаров в лучших ресторанах столицы едят. — с усмешкой бросив Кеннет, тоже усевшись за стол рядом со Стивом. Не отрываясь от столь желанного «ужина» девушка смерила его презрительным взглядом, но уверенность парня это всё же никак не поубавило, так что он принялся внимательно сверлить девушку взглядом, отчего уже той сделалось немного не по себе. Доев, она уже хотела направиться к раковине, чтобы вылить солёную, зеленоватую жижу, в которой покоились оливки, но Генри осторожно удержал ее за руку. — Дай-ка. — вполголоса попросил он, и получив желаемое, выпил содержимое консервы. Только потом, поднявшись из-за стола и выбросив банку в ведро, он с довольной миной вернулся за стол. — Отвратительно, брат. — мрачно заметил Стив. — Ужасно. — с таким же тоном добавил Кеннет. Генри лишь закатил глаза и уткнулся в экран телефона. — Уже довольно поздно. Надо возвращаться. — уже серьезно произнес Стив, мимолётно сверившись со временем. — Можно я только сперва свежим воздухом подышу? Я впервые в такой местности, а увидеть успела только вот эту… Этот дом. — выдохнула Тиффани и жалобно посмотрела на Стива. Получив одобрение и заодно временное ограничение в пятнадцать минут, девушка выпорхнула на улицу и, наслаждаясь приятной вечерней прохладой, обошла дом по кругу. Ничего примечательного на заднем дворе не было, не считая огромной, недостроенной беседки, так же не окрашенной ни в какой цвет. К реке девушка подойти не решилась, но, оставаясь на безопасном расстоянии, остановила свой изучающий взгляд на тёмной стене хвойного леса, идущего практически сразу за противоположным берегом реки. В тот же момент оттуда раздалось предупреждающее уханье, вызвавшее умилительную улыбку на лице девушки. Такого в Готэме не встретишь. Только стены домов и фабрик — бетонный лес, уж точно. Да и чудовища в нем обитают далеко не сказочные. Посмотрев на наручные часы и обнаружив, что осталось лишь шесть минут, она начала жадно втягивать носом свежий, чистый воздух, точно желая оставить немного на запас. Почему ей раньше никто ничего не сказал? И почему Стив так неуверенно мнётся, как двенадцатилетний на первом свидании? Что-то не так. Но тревожные мысли и сейчас отошли на второй план, заслоняемые чудесной атмосферой этого уединенного и до боли простого поселения рядом с лесом. Главное, что сейчас она жива и невредима. Остальное — пустяки. Увы, такими мыслями завершался каждый ее день. Подойдя к заброшенной повозке, Тиффани присела рядом с ней на корточки и осторожно провела тонкими пальцами по влажному, холодному мху, покрывшему деревянные колёса. Это всё вызывало в ней какой-то неопределённый восторг, и вместе с тем тихую скорбь по чему-то неуловимому. Вдруг кто-то осторожно коснулся ее плеча. Тиффани поднялась, отряхнула руки и вопрошающе уставилась на тихо подкравшегося Стива. — Я всё. — виновато произнесла девушка. Мужчина лишь зажмурился и отрицательно замотал головой. — Это всё выглядит, как бредовый сон. Сам знаю. Но поверь, позже ты узнаешь немного больше. И об этом доме, и, самое главное, о людях, которые тебя окружают. — с интонацией заботливого отца произнес он, положив руку на плечо Тиффани. Она больше не хотела задавать никаких вопросов — с неё хватит. Этот день только подтвердил, что никому к чёрту они не сдались. Вытащив из-за пазухи среднего размера конверт из крафтовой бумаги, он молча протянул его девушке. Взяв конверт в руки, Тиффани первым делом удивилась тому, насколько плотно он чем-то набит. Но это явно были не деньги. Вопросительно приподняв бровь, девушка вскрыла его и в следующую же секунду ее взору предстала стопка полароидных снимков, на которых была изображена… Она. Вот она загорает во дворе, вот открывает ворота, вот она в магазине вместе с охранниками, вот она разговаривает по телефону на заправке, садится в свою машину… — и ещё десяток таких же снимков, на которых изображена лишь она. На каждой фотокарточке шариковой ручкой записана дата. Разброс удивил девушку еще больше — самому давнему фото был год. — Что… — с ужасом прошептала она, судорожно перебирая фотографии по второму кругу. Неужели она попала в тот самый мистический детектив, где безумный поклонник следит за своим объектом восхищения на протяжении нескольких лет, а потом с таким же наслаждением, какое он получал при любовании полученными кадрами, лишает свою ни в чем не повинную жертву жизни? В горле начало печь, в висках запульсировало — она позабыла обо всем, что случалось с ней в последнее время. Забыла также и о том, что ей все еще есть, на кого положиться. Господи, кому это нужно? Ей всего лишь шестнадцать лет, она не может быть виновата просто в том, что появилась на свет. Нет, нет, нет. Это какая-то шутка, глупая, безалаберная ошибка. Да, так и есть — ошибка. Не иначе. С ней иначе быть не может. Нет. — Их перехватили при пересылке. Пока мы, к сожалению, ничего не можем с этим сделать.