Величайший из богов

Накахара почувствовал, как его холодную кожу опалило горячее дыхание Дазая. Секундой позже он беспомощно стиснул хрупкой ладошкой одеяло, едва сдержав возглас — Осаму с явным удовольствием поставил на его груди алеющую метку. Он не видел его лица, но мог поклясться, что на нем застыло довольное выражение с обезумевшими от желания глазами и горящими щеками. Чуе оставалось только гадать, через сколько секунд Дазаю окончательно сорвет башню. Один… Сам он не мог сказать, что это ему не нравилось, раздражало или, тем более, пугало. Скорее наоборот — это было потрясающе. В голове уже не носились мысли с безумной скоростью — была лишь приятная пустота. Это был единственный, пожалуй, раз, когда неизвестность абсолютно не пугала его и даже увлекала. Еще немного, и Чуя, не удержавшись, рухнет во тьму своих желаний, в объятия Дазая. Два… Осаму лишь стоило взглянуть на не до конца повзрослевшее, но от этого не менее возбуждающее тело подростка, как его накрывало беспощадной волной какого-то странного, особенного чувства, от которого учащалось биение растаявшего божественного сердечка, а пониже живота теплело. Чувства, которые он не мог контролировать, да и не хотел, в общем-то. Три. Дазай резко впился в мягкие, чуть приоткрытые губы напротив. Жестко протолкнув язык, он услышал тихий стон-полувсхлип, явно просящий быть аккуратнее. Едва сдерживаясь, чтобы не сорвать с себя юкату, решил: «Так уж и быть, но только на первый раз». Чуя обнял его за плечи, судорожно прижимаясь. Горячий язык лизнул ровные ряды белых острых зубов, и Накахара, не выдержав, прикрыв глаза, ответил на поцелуй. На мгновение он подумал, что в аду наверняка не так жарко, как ему сейчас. Скоро у него закончится воздух и ему придется оторваться от бога, что делать совершенно не хотелось. Он желал застыть так навсегда. Дазай, почувствовав, что Чуе неумолимо начинает не хватать воздуха, не спеша отстранился от него, из-за чего протянулась полупрозрачная ниточка слюны. Невольно залюбовался видом лежащего под ним парня — тот выглядел немного растерянно и явно чувствовал себя несколько неловко — выдавали алые щеки. Ну чем не старшеклассница на первом свидании! И так же, как и девушка в вышеупомянутой ситуации, Чуя определенно получал наслаждение, правда, более сильное и безудержное. Но Дазай, несомненно, заставит его испытать куда большее удовольствие. Ухмыльнувшись своим мыслям, Осаму медленно провел языком по буквально белой коже выступающих ключиц, и, видя, что Накахара нервно закусил губу, стараясь не выдать ни звука, чуть сомкнул зубы, оставляя расцветать мгновенно покрасневший легкий укус, на что Чуя сразу среагировал, тихо простонав и немного выгнувшись в спине. Дазай не замедлил воспользоваться этим — подхватил парня за талию одной рукой, приподнимая, и принялся гладить чувствительное тело кончиками пальцев. Накахаре оставалось лишь сдерживать вздохи и в своих мыслях умолять Осаму продолжать. Дазай за пару коротких движений расслабил узел пояса, закрывающего глаза Чуи. Яркая лазурная радужка была почти полностью затоплена зрачками, расширенными от приятных, сводящих с ума чувств. Потрясающая картина. Бог слышал быстрое биение сердца и неровное дыхание, прерываемое тихим поскуливанием — результатом его ласк. Осаму спустил руку, аккуратно оглаживая низ живота, более чем с интересом наблюдая за реакцией парня. Тот, зажмурив глаза, упрямо пытался сдерживаться, лишь иногда выдавая негромкие стоны. На пару секунд Дазай отстранился. Накахара с любопытством взглянул на него, о чем явно не пожалел. Бледная кожа Осаму прекрасно контрастировала с темно-синим насыщенным цветом ткани юкаты, но, определенно, вид без нее был еще лучше. Восторженно и с некоторой неловкостью оглядывая идеальное тело, лишь немного скрытое бинтами на запястьях и шее, взгляд Чуи непроизвольно скользнул ниже, его щеки заалели. Тем временем Дазай внимательно смотрел на парня, все больше и больше распаляясь от вида его смущенного личика. Легко надавив рукой, бог аккуратно повалил того на кровать, и, насмешливо улыбаясь, прижав парня к простыням, протянул: — О, Ками-сама! Неужели все люди такие развратные существа? Накахара ничего не смог ответить, даже если бы захотел, потому он просто закрыл пылающее румянцем личико дрожащими ладонями, которые тут же отодвинул Осаму, продолжая наслаждаться эмоциями этого милого создания и протягивая руку к бутылочке со смазкой. Дазай никогда бы не подумал, что ему вообще когда-нибудь будет сносить крышу от желания обладать кем-то и если бы ему кто-нибудь сказал о том, что с ним происходило сейчас, то он бы наверняка счел этого человека сумасшедшим и с сочувствием спросил: «Тяжело без мозга жить, да?». Теперь же он любит парня, да еще и младше его. Кошмар. И ведь уже поздно, он никак не сможет остановиться. Ну и пусть. Какая разница, что будет потом. В конце концов, ему иногда хочется не думать о последствиях. Тонкие пальчики уже уже с минуту двигались внутри Чуи, водя по горячим стеночкам и время от времени выбивая из Накахары звонкие стоны. Нежные поцелуи Осаму помогали отвлечься от несколько неприятных ощущений и медленно приглушали голос разума, оплетенного бархатным липким туманом. Последний раз согнув пальцы под каким-то особенным углом и добившись от Чуи сладкого стона, Дазай вытаскивает их и вновь хватает смазку. Накахара с некоторой опаской и любопытством наблюдает за его действиями, непонимающе хлопая по-детски ярко-голубыми глазками. Осаму выдавливает немного содержимого небольшого прозрачного бутылька на ладонь и приближается к парню, целуя того в засос. Чуя охотно отвечает и сразу же морщится: Дазай, легко раздвинув его ноги, водил пальцем по слегка пульсирующему кольцу мышц, размазывая прохладную смазку, но то и дело проникая неглубоко внутрь, отчего Накахара тихо постанывает. Так же аккуратно нанеся ее на свой член, Осаму отрывается от Чуи и устраивается между его бедрами, сверкая глазами и явно показывая свое нетерпение. Снова наклоняясь вплотную к его лицу, Дазай мило улыбаясь, нараспев сказал: — Тебе понравится, Чу-я! Последующие часы Накахаре действительно, как бы его не смущала эта мысль, понравились. После, лежа в обнимку с Осаму, он подумал, что Дазай теперь не захочет ни на минутку отпускать его от себя, но Чуя даже не собирался противиться этому — он испытывал тоже самое чувство. Непроизвольно Накахара счастливо улыбнулся, и хотя невыносимая усталость давала о себе знать буквально каждую секунду, тело ныло, а сердце все никак не могло успокоиться, он хотел растянуть эти секунды на неопределенно долгое время. Он готов отдать что угодно, лишь бы так было всегда. Наконец, его разум начал затягиваться густой дымкой дремы. С полуулыбкой на губах Чуя, крепче прижавшись к Осаму, прикрыл глаза. Пробуждение было не самым приятным: парень проснулся, словно от толчка или падения с кровати. Резко сев на кровати, Накахара с усилием потер и без того красные щеки и, повернувшись, глянул в окно. Сад за стеклами освещали только полурастаявшие свечки, только чудом не погасшие. Луна плавала в, казалось, почти беспросветной тьме, звезды бросали на деревья свои короткие тусклые лучи. Лишь мельком взглянув, ценитель обаяния ночи решил прогуляться и развеяться, все равно спать не хотелось больше совершенно. Тихонько вылезая из-под одеяла, Чуя посмотрел на невинно спящее создание, которое, подумать только, всего пару часов назад, довело его до оргазма чуть ли не с десяток раз. Охнув от резкой боли в пояснице, Накахара снова недовольно покосился на Дазая и, надев свои уже полюбившиеся черные джинсы и футболку, побрел к двери, на секунду задержав взгляд у большого зеркала. На него из стеклянной глубины смотрел бледный рыжий парень с мешками под глазами, который словно все не спал каждую ночь своей сознательной жизни. Вздохнув, Чуя подошел ближе и, цапнув ручку расчески, стал приводить себя в порядок. Ему хватило буквально полминуты, чтобы несколькими взмахами гребешка пригладить волосы. Хотя бы теперь он выглядел явно получше. Оглянувшись в очередной раз, Накахара уже подошел было к двери, но его взгляд зацепился за аккуратный черный чокер-ошейник. Застегнув его на своей бледной шее, парень решил носить его, если Осаму позволит, конечно. Это ведь, вероятно, его вещь… Поколебавшись еще пару секунд, Чуя направился к выходу. Парень уже несколько минут сидел, свесив ноги, на ветке персикового дерева, думая обо всем, хотя под этими словами подразумевалось «думал о Дазае». А он правда любит его? А если да, то будет любить всегда? А если он будет в опасности снова, Осаму поможет ему? А если… — Чуя… Все еще витая в сладких грезах, Накахара не сразу услышал звенящий тихий голосок. Девочка, стоявшая под деревом, задрав голову вверх, наблюдала за ним. Виновато улыбнувшись, парень ответил: — Привет, Элис, извини, не заметил тебя — задумался. Ты что-то хотела? В ее голосе зазвучала какая-то странная скрытая грусть. Так обычно говорят люди, погруженные в свои невеселые мысли. Она выдохнула: — Да… Не мог бы ты спуститься, мне немного неудобно разговаривать так… Соскользнув по персиковому стволу, Чуя вновь спросил: — Да-да, что-то случилось? Неожиданно Элис ухватила его за обе руки. В ее глазах стояли слезы. Она пробормотала, всхлипнув: — Прости… Прости, Чуя-кун! Вдруг стало тихо: замолкли стрекотавшие до этого кузнечики и цикады, перестали шелестеть листьями деревья, стало не слышно хлопанья птичих крыльев. Это должно было насторожить парня, но он, заглянув девочке в глаза, растерянно проговорил: — Что не так, Элис? Простить за что? Внезапно ему стало невыносимо плохо. Сад охватила неяркая вспышка, в свете которой рассеялся силуэт недоумевающего Накахары. Голос девочки в тишине прозвучал неожиданно ясно: — За это… Элис упала на колени в траву и, роняя на землю серебристые слезы, тоже исчезла из сада, залитого белым сиянием ночных светил.