Величайший из богов

И вновь это жуткое парализующее чувство едва терпимой боли леденящей волной прокатывается по позвоночнику Чуи, заставляя в ужасе распахнуть глаза и за мгновение осознать безвыходность ситуации, в которой оказался эспер по вине… Элис? Пожалуй, слишком резво вскочив на ноги, Накахара попытался осмотреться, но тут же, ощутив странное головокружение, не удержавшись, с удивленным вздохом рухнул на холодный бетонный пол, словно подкошенный, успев подставить руки, смягчив «аварийную посадку». Сколько парень не вглядывался в темноту комнаты, силясь хоть что-то различить, все было бесполезно. По всему телу разлилась какая-то болезненная слабость, из-за чего Чуя чувствовал себя хрупким и обессиленным, что доставляло ему невыносимое раздражение и даже отвращение к самому себе. Парень старался восстановить цепочку событий, но все время получалась, по его мнению, какая-то бессмыслица, и окончательно сбившись, Накахара кое-как уложил гудящую от вопросов голову на сцепленные в замок руки и, примостившись в уголочке, забылся беспокойным, тревожным и поверхностным сном. Назойливый звон в ушах отошел на задний план, в сладкой дреме всплывал лишь образ нежно улыбающегося Осаму. Эти прелестные глаза, казалось, светящиеся изнутри обжигающим красно-коричневым янтарем, и беззаботные, уже ставшие привычными жесты, вселяли такое спокойствие и ласковую уверенность, что, пригревшись настолько, насколько это возможно, и почувствовав себя в безопасности, Чуя расслабился. Наконец, судорожно работающий мозг позволил ему провалиться в глубокий сон. Конечно, уже весь особняк знал, что некоторое создание (милейшее, по уточнению наблюдавших) заточено, будто принцесса в башне, в похожих условиях — в темном, сыром и неотапливаемом подвале, с чудной витой решеткой на едиственном окошке под потолком комнаты для пущей атмосферы. Ничего не скажешь. Тьма любит потрясающие воображение эффекты, или, вернее, их обожают обитатели одного из «божественных пристанищ». На скамейке, задумавшись о чем-то, сидела прелестная изящная девушка и, держа книгу на коленях, рассеянно наблюдала кораллово-фиолетовыми, подведенными красными стрелками глазами за облетающими с дерева бледно-розовыми лепестками вишни. Любой, кто увидел бы это небесное создание, изумился ее красоте и гармоничности, но также любой, кто поймал бы ее взгляд, с ужасом отшатнулся от девушки — глаза — зеркало души, отразили ее пустоту и нечеловеческую грусть. Тьма. Потеря. Отчаяние. Смерть. От этих слов веяло каким-то неуловимым мрачным очарованием, оно остужало, нет, даже не так — холодило душу и сердце, заставляя поступать, как велит разум, логика, здравый смысл, в конце концов. В них всегда вкладывают особый смысл, их произносят притихшим голосом. Слова, заставляющие людей задуматься о жалкости и никчемности своей беспросветной жизни… замечательны. А вот «надежда» или того хуже — «любовь» причиняли почти физическую боль, дарили никому не нужным силы влачить свое существование дальше. Кое уже обманули однажды. Она не попадется в этот пропитанный ядом капкан еще раз. По щеке девушки скатилась прозрачная слезинка. Неуловимым движением она смахнула непрошенное проявление чувств. Кое аккуратно расправив складки на любимом кимоно, поднялась, обратив взгляд в сторону подвала. Что-то она заскучала, а ведь Мори просил приглядеть за новым «пленником». Пожалуй, этот парень в очень скором времени станет весьма влиятельным человеком, как в Портовой мафии, так и в этом особняке. Тщательно охраняемым и скрываемым сокровищем. Правой рукой руководителя Огая-доно. В конце концов, в него заключен бог разрушений. Эта истинная тьма, и мальчик от этого не отвертится, как не будет стараться — это часть его личности. Какой у него наверняка будет шок, когда узнает, что Арахабаки был запечатан в его теле его ненаглядным милым убийцей. Взмахнув растрепавшимися на ветру красно-розовыми волосами, девушка улыбнулась своим мыслям и, раскрыв тонкий алый зонтик, неторопливо зашагала навестить своего, вероятно, будущего воспитанника — Накахару Чую-куна.