***
— Анечка, послушай, — начала как-то я за обедом. — Странно ты моё имя коверкаешь, — меня перебили. — Мне казалось, оно не изменяется… Не важно, нет нужды и желания развивать тему имён. Может она и понимает, что в моих обращениях нет ничего плохого. К тому же, про себя Берт тоже её так называл. Ну, вернее, когда думал, что его не слышат Райнер и Анни, да и у меня он пару раз спрашивал, так же пробуя применить «ечка» к моему имени, но, как по мне, «енька» куда лучше. Но когда я высказала своё мнение Берту, получила в ответ задумчивое «Аненька». «Дурашка...» — этим и закончили. — Ну так что хотела? — Ты можешь помочь мне? Я, понимаешь, драться-то не умею… — Нет, — отрезала, мотнув головой. — Эй! Дай договорить! Но у тебя так здорово получается! Ань, ну пожалуйста! Мне очень сильно нужна твоя помощь! Райнер оболтус, а Берт стесняется! — Я всё слышу! — Не обращай внимания! — Райнер что-то проворчал в ответ. — Зубы не заговоривай… — А я буду пайки тебе отдавать! Идёт? Да нам всем явно не помешало бы побольше еды... Лицо моё то ли от того, что щёки начали провисать, то ли ещё от чего будто вытянулось. Похожее стряслось и с мальчиками. Анни промолчала. — Но я же знаю, что ты добрая! К тому же, разве не было бы вам полезно, умей ваш союзник защищаться, чтобы не попасть в лапы к этим демонам? — не сработает, тогда придётся упрашивать. Нужно научиться. Как первый раз давным-давно увидела технику боя Анни, желание засело где-то на задворках сознания, иногда случайно выбираясь и снова скрываясь. Но теперь оно стало необходимостью. Нет, мазнуть в нос разок могу, но только что «мазнуть», не более… Максимум пнуть. Запинать. В теории, может быть эффективно… «Может, конечно, ничего не забыла?» — м-да… — Я подумаю над твоей просьбой. — Спасибо! Ответа не последовало в течение двух недель. За это время мы успели вернуться к полевым работам, приостановленным из-за морозов. — И какой в этом смысл? — лопата со звоном ударилась о твердь. Я отпустила древко, вытерев вспотевшие руки о лоб и волосы. Такая попытка их «прилизать» вообще не помешала продолжить им торчать как было. Чеши, не чеши, лак или гель — всё то же. — Это трата времени! Им нечего возразить. Не нам этот хлеб собирать, не нам его есть. Ну и пусть. Это трата времени, ну а что нам остаётся? В однообразном городе, серая череда, давно замылившая взгляд, тянется бесконечно, и от неё никуда не деться, никуда не спрятаться, даже когда сознание отправлялось в дебри, далеко-далеко вне пределов разумного, там, спотыкаясь об излишки мыслей и воображения, я проводила беспокойные и холодные ночи. Никаких зацепок, никаких подсказок, ничего. — А никакого, — ответ растаял в морозном воздухе. — Анни, — я повернулась к девочке, уперев лопату в землю и попробовав на нее встать. — А? — Так ты поможешь мне? Мальчишки обернулись, прекратив попытки пробить землю. Анни подняла глаза, будто пытаясь рассмотреть собственные мысли. — Почему нет?.. — задумчиво произнесла она. — Правда?! Как здорово! — услышала, как лопата задребезжала. — Спасибо тебе! — Нет проблем, — она фыркнула. Хотела было обнять, но в последний момент передумала. Что-то во взгляде остановило. Эрена же она в манге обучила, чем я хуже? — Я же говорила! — А? — Ты добрая! Анни ничего не ответила. Ладно… Может и не от доброты, но есть ли разница? Анни хорошая, как бы по-детски это не звучало. За спиной девочки Райнер показал большой палец. Рукопашный бой. Я постараюсь им овладеть. К спорту душа у меня никогда не лежала, от физкультуры часто носила записки от мамы, но теперь есть необходимость. — Можно я ещё кое о чём попрошу? — Чего? — Запомни, пожалуйста, — идея вспыхнула, стоило взгляду упасть на алый шарф на шее девочки. — Когда мы пойдём в Кадеткорпус, там… Там будет мальчик Эрен, он попросит тебя обучит его твоим техникам. Не соглашайся, хорошо? — Опять этот пресловутый Эрен? — Простите, но это важно, я не могу не сказать. Не стоит помогать врагу! — А вот это уже логично, — белобрысый комментатор поспешно отвернулся, продолжив предпринимать попытки вскопать землю. — Да, в этом есть здравый смысл. Место для тренировок нужно. В Тросте наверняка мелюзга гоняет мяч или пинает камни — кто дальше. Найти что-то такое… А что, любые поиски здесь, в конце концов, превращались в подобие игры, даже в некоторой степени успокаивающей: времени нет, оно потеряло власть над нами ещё за стенами, что уж говорить о их пределах. Не тяготит над нами, в каком-то смысле это и есть свобода, пусть и внутри клетки, но именно она — крылатая и счастливая, но жестокая — дышит для нас четверых. Только… среди полей и просторов так легко потеряться.***
Твёрдая и ни капли не рыхлая земля пачкала обувь, ноги и руки. Холодно. Прекрасно понятно, что сколько бы беженцев здесь не работало, всех всё равно не прокормить. Паёк совсем ничтожный, да и то, возможность его получить день ото дня менялась. Приходилось голодать. Когда становилось совсем тяжко, пускали в ход ловкость рук и быстроту ног. Под покровом ночи мы забирались в амбары и сараи, там хотя бы был шанс погреться. В один из февральских, по времени из телефона, дней я бежала по улицам в поисках хоть чего-то для нас четверых. В случае голодовок мы разбредались по городу, потом собираясь чуть поодаль ворот из города. Если перейти на шаг, быстрее замерзала, отчего широко и быстро двигаясь вперёд, куда глаза глядя, я неожиданно для самой себя свернула во двор. Неизменная обувь выстукивала, порой задевая мысками выпирающие булыжники, скоро мала станет… Спасибо, греет, а к следующей зиме, наверное, придётся искать замену. Вряд ли за это время моё положение изменится. Отсюда не выбраться по случайности, как я сюда попала. А может это и не непредвиденный ход судьбы, последовавший за моим бегством от начинавшегося пожара, и всё идёт так, как и должно бы? Ха-ха, «всё идёт по плану»... Вряд ли я забуду то злополучное десятое число октября. Для чего я была выбрана? Вернее, почему именно я? Пробегая мимо окна, выходившего на узкую и грязную улочку, я замерла, резко обернувшись к нему. Сама даже сначала не поняла. Неожиданно приятный и отчего-то знакомый запах защекотал ноздри. Что-то родное, тёплое совсем рядом! Пальцы дернулись, а внутри что-то дрогнуло; недолго думая, я подошла к окну и, встав на цыпочки, заглянула внутрь. Чья-то кухня. Небольшая, весьма скромная, но уютная. Отсюда пахнет… Как дома иногда по выходным, когда мама… Может это здесь? Переход между домом и этим местом? Мой путь назад?! Закинув ногу, я соскользнула в кухню. Никого нет, глаза забегали по помещению. Это еда, определённо, что-то, как дома… Взгляд от шкафа скользнул к столу, того же цвета что и пол. Так вкусно пахнет, давно горячей еды не ела… Никто же не обидится, если четверо голодных детей поедят? Сделав два или три шага, я вдруг почувствовала, как ноги потянуло… Тупая боль вспыхнула, сопроводившись грохотом. Чёртова лавка! И как я её не заметила?! Осторожно поднялась, сначала сев на колени, а затем и встав. Есть ли кто в доме? Сердце забилось, будто пытаясь перекрыть возможный ответ. «Ма-ам? Ты что-то забыла взять?» — есть! Мальчонка! Словно хлыстом по спине ударили, я рванулась было к окну, но сомнения потянули назад. А как же еда?.. Вилка звякнула о тарелку, в одну секунду оказавшейся в руке. Вскочив на подоконник, я оглянулась, было, но поспешные шаги по лестнице лишь поторопили. Едва не рухнув, я хотела, было, рвануть прочь, но голос мальчишки послышался совсем рядом. Словно чья-то рука с силой надавила на макушку, я резко села прямо под окном, прижавшись спиной к стене. «Мама? — мальчонка стоял на кухне. — А где?.. — послышался шум, ребёнок начал двигать куда-то стул и открывать шкафчики. Еду ищет? А что же взято было, к слову? Я опустила глаза, увидев перед собой нечто, что, наверное, можно бы назвать котлетами. Мясо. Неплохо, на четверых сойдёт. — К-кто здесь?» Так, нужно убираться! Перевернувшись, я поползла вперёд, подальше от окна. Наконец, решив, что можно идти, я распрямилась, сжимая тарелку, и направилась восвояси. Напоследок я обернулась и, увидев белобрысый затылок роющегося в шкафчике мальчишки, снова пошла. Поедим нынче! Довольная собой, я шла, стараясь выглядеть как можно естественней, насколько это было возможно для девчонки в пыльной и грязной одежде с тарелкой в руках. Лохматые русые волосы подпрыгивали в такт довольно бодрому шагу, метаясь по плечам. Если честно, совесть меня не мучила. Так странно, но теперь молчание внутреннего голоса по поводу одалживания без возврата мне приходилось на руку. Нет, дома я никогда не воровала! Ну… Почти… Но только один раз! На школьной ярмарке какое-то печенье вкусное было, а кошелёк я забыла дома (более того, позже выяснилось, что именно там сладость была бесплатной). Лёгкое удивление отсутствию даже робкому восстанию совести, почти сразу сошло на нет. Даже слабого покалывания в груди — тычков совести — и того не было. В общем, воровство, с моральной точки зрения, не стало для меня проблемой. Не сказать бы, что это хорошо, но и для нас плохого в этом не было. На самом деле это и была моя идея. Бертольдт колебался дольше остальных. За ним я вообще заметила наибольшие попытки «быть правильным». Хоть он и похож на тень, покорно следующую за нами и соглашающуюся с любой идеей, которая устраивала Райнера. Я быстро шла, практически бежала, перепрыгивая через неровные булыжники, растянуться на земле с такой добычей было бы чертовски обидно. Мяса я очень давно не ела, ни в какой из его форм. Очень хотелось есть, может если я возьму себе на один кусочек больше..? Я даже остановилась, едва не врезавшись в какого-то прохожего. Может правда..? В настроение мыслям жалобно заурчал желудок… Нет-нет, им тоже голодно. Не дóлжнo мне использовать тот факт, что еду раздобыла я, как преимущество. Рацион наш значительно сократился, хлеба выдавали ещё меньше, а работать заставляли больше. Мы поделим всё поровну. Мотнув головой, я продолжила идти. Скоро часть взрослых мигрантов отправят за стены, скоро станет относительно легче… Как бы то ужасно не было. Попасть к воротам довольно легко, достаточно не упускать из вида стену. Все улицы, по какой ни пойдёшь, приводили куда нужно — причина, по которой мы уговорили именно это место встречи. — Райнер! Райнер! — я подняла руку, заметив издали знакомые затылок и куртку, и поспешила к Брауну. — Смотри-и-и, — уже не сдерживая восторга, я протянула руку с тарелкой, демонстрируя трофей. — А где Анни и Берт? Мальчик не сразу мне ответил, жадно глядя на еду. Вот откроет рот, и слюна потечёт, прям так и будет. Это было бы забавно, не чувствуй я того же… Анни ушла по самой правой улице, Бертольдт, как и я, — в центр, а Райнер вернулся с самой левой. Каждый раз, как мы расходились, договаривались, кто куда пойдёт. Не стоит брать в одном и том же месте дважды, очевидно. Рука его потянулась было к тарелке, но… Рано ещё! Мысль, озвученная вслух, сопроводилась шлепком по руке. — Да, ты права… Подождём их, — опустив руку, мальчишка вздохнул. Надо бы чем-то занять возникшую паузу. Я оглядела замявшегося Райнера. Когда он только успел стать выше меня? Пусть пока и не на много, но как-то незаметно это случилось. Придётся откуда-то одежду брать скоро… Я могу, конечно, попробовать что-то сшить, бабушка учила, но не уверена, что выйдет нечто путное. — Тебе удобно пока в этом? — я потянула свободной рукой за плащ. — Не мал? — Нет, — ответ прозвучал отстраненно, явно его эта проблема сейчас не интересует. Анни вернулась на пару минут раньше Бертольдта. Принесенное ею оказалось в каком-то смысле лучше моего: в руках гремел монетами кошель. — Деньги… — пробормотала вслух, заглянув внутрь. О местной валюте я понятия не имела, деньги как деньги. — Одна… денюжка, две… — Денюжка? — Райнер хмыкнул, сдержав смешок. — А ты их считать умеешь по-другому, что ли? — Нет, на марлийские деньги не очень похоже, — заметила Анни, вытащив из кошеля монету. — Анни, а ты его просто с земли подняла или взяла у кого? — вот важно тоже. — Украла, — напрямую ответила девочка, посмотрев по сторонам. Никаких курток с розами поблизости я тоже не увидела. От кошелька нужно избавиться! Жадная рука тут же выгребла монеты и пару помятых бумажек. «Принадлежит г-же Х. В случае находки просьба отнести…», — быстро прочла я. Сама фамилия знакома мне не была, какая-то горожанка, да и адрес для меня ничего не значил. Ничего возвращать мы, естественно не собирались. — Ладно… Анечка, девочка моя, пожалуйста, последи за едой, а то он всё сожрёт, — деньги оказались в кармане возмутившегося было мальчишки. Анни вздохнула, без вопросов забрав тарелку, и я сорвалась с места. Как я её назвала? А, хм, да не очень-то это и важно, верно? Отбежав на несколько метров, я выровняла шаг. Быть пойманной за воровством ой как не хотелось! — Ты куда? — сердце резко ухнуло вниз, но я тут же узнала голос. Свои. — Нужно кое-что сделать, Берт, я сейчас приду, — я улыбнулась, кивнув мальчику. Путь мой вёл в восточную часть города, к набережной. Сброшу в воду, не найдут. Я промчалась мимо уже знакомой церкви. Культ стен процветает, так и не определив сущности падения стены: происки демонов или кара Всевышнего. А не всё равно ли мне? Это в какой-то степени забавно, если вспомнить о представлении элдийцев всем миром и Марлией в частности. А кто тогда я? Ха-ха… Просто кто-то. Чеканят башмаки быстрый шаг, стучат о землю, дом сменяется другим, таким же, проулки тёмными пятнами проплывают мимо. Застёгнутый плащ не стеснял движений. Уверенно иду вперёд. А толку сомневаться? Сброшу кошель, и улику не найдут. И всё же нервно покусывала губу… Под губой вдруг что затеплилось, я провела большим пальцем по ямке, после глянув на подушечку. Кровь. Нужно бы отказаться от этой привычки, не умру от потери крови, конечно, но всё же неприятно. Губа неприятно заколола, на языке ощутился солоноватый привкус. Обыкновение откусывать куски от слизистой привело к понижению её чувствительности, и теперь я стояла у какого-то здания и размазывала по подбородку собственную кровь. Нескольких движений рукой на мой взгляд было достаточно; отняв руку ото рта, я посмотрела на ладонь. Опять в мясо. Вперемешку со слюной растекалась кровь. Не так много, но отчетливо выделяется, образуя причудливый узор. Снова почувствовав тепло, я плюнула. Окрашенная в рыжий слюна тоже оказалась на ладони. Так, кошелёк! Быстро размазав безобразие о полу плаща, я поспешила дальше. Губа теперь чуть-чуть побаливала, может опухнет… Всего пары укусов достаточно, чтобы выступила кровь... Любопытного рода явление, если задуматься. И вид её, отчего-то столь воодушевляющий, всегда имел странное влияние на моё сознание. Воображение рисовало совершенно противоречащие друг другу картины, пользуясь «источником вдохновения» как краской, чудесным образом придавая алой жидкости разнообразные оттенки. От войн до самого понятия жизни, от воодушевления до поражения, и чувствовалась некая связь, некая сила… Да даже чтобы трансформироваться в титана, нужна кровь! Быть может, в самом её понятии заключена мощь. Течёт в каждом, по рукам и ногам, разливается, подобно плавно излагаемой мысли. Занявший меня внутренний монолог неожиданно прервался; я снова потянула палец ко рту, утерев струйку. Никак не остановится, нужно подождать. Превращение в гиганта должно иметь цель и некоторого рода жертву, в обмен на могущество… Зубы, нож, кольцо… Кривоватый указательный палец левой руки замер. А что если… Я сглотнула, осмысливая посетившую ненароком идею. Такая простая и легко осуществимая! Запорхала бабочка, красивая и тёмная, защекотала нос и губы, я подставила руки, не сдержав радостного смешка. Насекомое приземлилось на ладонь, шевеля крыльями. В странном порыве я снова утёрла кровь, текшую из приоткрытого рта. Чтобы превратиться в титана им будет достаточно всего лишь раскусить губу! Окружающие не увидят, и действие будет непредсказуемым, а это великолепный способ выиграть время! Здорово! Отлично! Я снова глянула на ладони, бабочка исчезла, осталось лишь пятно собственной крови. Привиделось диво… Собственная идея. Избавиться от кошелька и рассказать ребятам! Я сорвалась с места, до набережной не так далеко! Две минуты, и я на месте. Пошла неторопливо, придав лицу важный вид и убрав руки в карманы. За местного беспризорника я вряд ли сойду, но тем не менее, стоит изобразить какого-то рода надменность. Барщине не стало кошельки воровать. Я остановилась около огромного ящика, резкий запах рыбы ударил в нос. Быстро сбросила кошелёк и стала наблюдать за погрузкой. Любопытных мало людей? — Что надо?! — рявкнул грузного вида мужчина. — Ничего, просто смотрю, — я переминалась с мыска на пятку. — Проваливай, не на что тут смотреть. — Но почему? Я разве мешаю? — Брысь! — повторения фразы мне не потребовалось, чтобы смотаться. Прекрасный день, просто прекрасный. Давно такого не было, если честно. И поедим, и деньги появились! Можно Берту башмаки новые купить, в феврале с дырами в обуви ходить не очень-то хорошо. Там хватит, наверное. Из нас четверых я не могу похвастаться скоростью, бегая лучше разве что почти сразу задыхающегося Райнера, но, несмотря на то, как мне показалось, вернулась к своим куда быстрей, чем добралась до воды. — Господа, у меня идея! — Бертольдт чуть дёрнулся, а Анни медленно вскинула бровь: — Насколько всё плохо на этот раз? — и посмотрела на ноги Берта. Да ладно, ведь всё обошлось в тот раз! — Нет, это правда очень хорошая идея! — я взмахнула рукой, показав на собственные зубы. — А?.. — Трансформи… — Тихо! — Анни тут же ощетинилась, вздёрнув руку к моему рту, но я уже сама умолкла. — Короче, смотрите, можно кусать не руки, а губы! — в восторге от собственной идей, я сжала руки в кулаки. — Здорово, правда? Изнутри! Это будет незаметно! Непонимание сменилось на лице Бертольдта, но Браун продолжал щуриться, поджав губы. Анни шумно выпустила воздух изо рта, убрав волосы со лба и оставив на нём ладонь. — Смотри, — я взялась пальцами за нижнюю, тут же неприятно защипавшую, губу, оттянув её вниз. — ...идишь? — я отпустила губу, продолжив говорить: — Там раскусить куда легче. Вот! — зубы сдавили плоть, снова кисловатый привкус. Я снова опустила губу, демонстрируя троим образовавшуюся ранку с тут же выступившей кровью. — Здорово… — протянул Райнер, приоткрыв рот. Только сейчас я обратила внимание, что в руках мальчишка сжимал украденную мною тарелку. Так-с… Я отпустила губу, уперев, было руки в бока, но, тут же поняв всю бессмысленность своего жеста, протянула пальцы к котлете. — Плияфново аппетита! — пусть рот и набит, о вежливости не стоит забывать. Наша ситуация на данный момент не так уж и плоха, если подумать. Существование в стенах, пусть и играет иными тонами, чем в истории Исаямы, можно пережить, оставаясь в числе так называемых «беспризорников». У Берта будут новые башмаки, а на остаток можно и хлеба купить. Над головами сияет солнце, и голубеет купол в вышине, пока мы радуемся удачному дню. Почему так не может быть всегда?.. А что же там, в Сигансии, во тьме, откуда забран нами свет? Мы однажды заплатим за это, но не сейчас. Как вкусно… Пусть еда остыла, но ничего, после хлеба, воды и целого ничего, это не имеет значения. — Хороший дом выбрала, — Анни разглядывала тарелку, доедая второй кусок. — А то! — сама довольна, если честно. — А что с тарелкой делать? — Нам она нужна? — Райнер перевёл взгляд на Бертольдта. — Не-а, — ответила я за мальчишку. — Поддерживаю, — Анни проглотила и утёрла рот рукавом. — Вкусно… — она хмыкнула, уголки губ чуть-чуть приподнялись, тут же вернувшись на место. Я перевела взгляд на Райнера. Тоже ест и улыбается, совсем слабо. Шмыгает носом, прижимает руки ко рту и ест. Я посмотрела чуть ниже, на куртке уже успел посадить пятно. — Мы вернёмся домой, — неожиданно произнёс мальчик, уставившись на собственные руки. К чему это он? — Вернём наш дом. — Конечно вернём! Вернёмся, вернее. Победителями, или нет, но мы сделаем это! — я воодушевлённо подняла руки. — Да-а… Ты права, — Райнер кивнул. — Мы вернёмся.***
Широкоплечий, он стоял ко мне спиной. Бертольдт справа, а Анни я не видела. Под его форменной курткой несколько неумело пошитая мною темно-зелёная футболка с треугольным вырезом. Надо бы сказать, вещи мы носили до последнего, но одним прекрасным утром плащи затрещали по швам. Это проблема первой коснулась Райнера, а затем и Бертольдта. Анни, в силу особенностей её телосложения, несильно изменилась, я же подросла, приблизившись к своему первоначальному росту, когда потерялась. Так, я что-то всё отвлекаюсь, тёмно-зелёная футболка с треугольным вырезом. На самом деле он вышел совершенно случайно, можно даже сказать, по оплошности, но Брауна всё устроило, и я не стала ничего исправлять. Среди солдат мы четверо. Я с силой сжимаю прижатый к сердцу кулак. Особенной суровостью моё лицо не отличается, да и не отличалось, однако серьёзный взгляд серых и устремлённых вдаль глаз мрачнел решимостью. Не знаю, было ли, но мне казалось именно так. Новые в жизни, но знакомые моей памяти лица окружают нас. Два бесконечных года одним серым и мерзким пятном осели внутри, оставшись мёртвым пеплом и парой искр где-то в глубинах подсознания. Два года, этого времени мне хватило, чтобы возненавидеть стены вплоть до желания уничтожить их и забыть. Угрюмая стена Троста, каждый день так мрачно смотревшая на нас свысока, подобно надзирателю, может и знает, что мы сделали с её сестрой Марией. Вскипало и бурлило внутри всякий раз, стоило задуматься о содеянном нами. Смутные сны, обрывки воспоминаний, забредали в голову несколько реже, на их место приходили более мелкие проблемы, оттесняя вдаль. Три года. Нам предстоит три года мирной жизни и учёбы. Наверняка заведём знакомства, даже точно, но нельзя забывать: стоит им узнать, кто мы такие на самом деле, и любая дружба, а может и влюблённость испарится, сменившись ненавистью. Быть может, мне и удастся что-то исправить, возможно усугубить, мне неподвластно время, чтобы знать о себе наверняка. Я скажу, как будет, но что станет с моим вмешательством в историю? Всё не просто так, я здесь не случайно. Возможно промысел, а может и иное что-то... Инструктор отошёл, и я опустила руки, всё так же смотря вперёд. В какой момент мы потеряли возможность оборачиваться?.. Это не так важно. Есть цель, по достижению которой мы сможем вернуться домой. Я сделаю всё возможное ради хотя бы малейшего шанса вновь увидеть родных. Нельзя забыть об этом. На нас форма солдат, но мы воины и должны оставаться ими.