Тот, кого я знал раньше

      Все было прежним для Эдди: зеленый козырек, желтушный навес, все та же заросшая грязью лужица в просевшем тротуаре. Стоя перед дверьми, ослепительно-никелевыми, изрезанными лучами абстрактного солнца — такие двери в фильме 30-х годов могли толкать ретивые газетчики в федорах, он и не заметил ничего необычного. Того что можно почувствовать, если ходить в школу раз в два три месяца как Ричи.        Эдди аккуратно разложил учебники в шкафчике. Сделав шаг назад, он врезался в кого-то.    — А, привет, ты как? — сказал Билл прохладно, откинувшись назад и выпендрежно выгнув бровь.   — Здорово. В порядке. — У них так было заведено: шутки только для своих, никаких соплей. — Вот уж прилетело, хро… Хромаешь, парень. — Ерунда. — А мать что говорит? Она ж у тебя ну сам знаешь…— сказал он, дернув плечом, когда за его словами последовала неловкая пауза, и заоглядывавшись — вверх, вниз, по сторонам,  — Вообщем. Короче, — сказал он таким — «ладно, проехали» тоном, — Насчёт пятницы.   — Что?   — Ну-у, — он попятился, иронически огляделся, — определенно, твоя мама была бы против выпускать тебя куда-либо после твоего похода на остановку.       И помимо собственной воли — вдруг, после стольких дней ужаса и оцепенения, будто не сдержав психованного спазма — Эдди рассмеялся. Его мама была не в курсе. Парень решил сохранить перед другом свой ярлык «занудной маминой детки»   — Знаешь, Билл– отозвался он с противным тягучим голосом. Они оба здорово умели передразнивать людей и, бывало, подолгу разговаривали чужими голосами, изображая тупых телеведущих или плаксивых девчонок. — Это не проблема.   — Бев пригласила его, — сказал он, лягнув его по плечу.   — Чего?       Эдди разозлился: да что за херня с ней творится? Лезть не в свое дело было как раз таки похоже на Марш. Порою он терпел её только из-за того, что она, очевидно, нравилась Биллу, да если честно то и ему тоже. Не в плане любви и прочей чепухи, нет. Она была весёлой, хотя иногда и сильно выбешивала своей заботливостью. Дома он видел маму, пропахшую валидолом и мелиссой, а выходя на улицу — Беверли, искренне улыбающуюся и светлую как пасхальное яйцо. Вот это метафора…        Тем временем Ричи задыхался в словах, которые никогда не скажет своим родителям. Он спустился на кухню ближе к обеду и застал их там. Казалось будто из-за их молчания  в комнатке стало куда холоднее. Мать шумела посудой, пока лицо отца скрылось за  газетой. Они его не заметили. По правде сказать, у него,  внутри всё обрывалось.       Ричи стоял в дверях с полминуты, а затем перевалился с ноги на ногу. Половица глухо скрипнула. Вмиг зашуршала газета отца и парень увидел его сухое постное лицо.        Парень знал, что обычно, когда отец читает с таким лицом, это говорит о том, что журналисты пронюхали о его рабочих планах.       Ричи потерял им счёт.    — Урезали финансирование, — заметил он.        Мать повернулась и встретилась глазами с сыном. Она легко улыбнулась и мало кто забудет этот миг. Это как словить приход. Но не в грязном смысле. Такой хороший приход. Она редко улыбалась так.        Потом она переспросила мужчину, про что он. Это его ужасно раздражало.    — Я говорю, что моё дело… Про парня Денбро. — он говорил размеренно и негромко. — Закроют. Вероятнее всего.        Мужчина выпрямился, посмотрев на мальчика. Его глаза слипались от усталости. Он стал походить на деревенского пса —  весь оброс густой бородой, носил старые рубашки и, когда вставал со стула, непременно упирался в колени и протяжно вздыхал, а запах дешёвого бренди и костра не выветривался месяцами. Тут мужчина заметил лёгкое удивление сына и преспокойно сказал:          — Денбро. Это твоя школа.      — Знаю.      — Ты дружишь с этим мальчиком? — он оставался всё таким же спокойным.      — Нет.        Мать негромко ахнула. Медленно отложив газету, мужчина посмотрел на сына, настукивая худощавыми пальцами какой-то военный марш. Это очень раздражало женщину. И только сейчас парень посмотрел на её запястье. Блёклые чёрные разводы от ручки. Женщина немедленно отдернула рукав.      — Хорошо. А ты знаешь, что там произошло?     — Нет. Что-то серьёзное?        Мать закрыла шкаф с посудой и вышла из кухни. У неё было красное лицо и Ричи насторожился.       — Тебе необязательно знать это. Ричи, смотри на меня, когда я говорю с тобой, — он начинал злится.       — У Билла Денбро пропал брат.      — Давно?      — С полгода. Так вот я его ищу, а с твоими выходками… Его отец совсем перестал мне верить, Ричи. И я думаю теперь, когда он не видел сына уже долгое время, он возненавидел меня. Думает, я равнодушный и прочее. Я прекрасно его понимаю. Потерять сына — это огромная боль. Ты блять не представляешь, как порою стыдно мне смотреть в глаза его семье. За спиной люди многое говорят и я их не осуждаю. Так и ты не смей их обвинять в их потере. Понял меня? Я с тобой разговариваю!      — Да.     — Что «Да»?    — Я понял.        Ричи развернулся к двери как отец его остановил. Приятель, сказал он без лишнего пафоса, кем ты станешь зависит только от тебя, ведь ты — хозяин своей судьбы. Не говори «Не могу», говори «Мне трудно… Я ещё не закончил». Нельзя, слышишь? Нельзя говорить «Не могу». А ещё послушай сюда. То, что ты можешь другим показывать свой характер, ещё не значит, что он у тебя есть.        Ричи быстро кивнул и бросил взгляд на запястье отца. Может быть он и не хотел туда смотреть, однако это был тот самый настоящий след. Он всё ещё любил мать.       Все мы обрастаем панцирем, чтобы защититься от грубых толчков внешнего мира. Но однажды замечаем, что этот панцирь защищает и от того, что даёт жизни смысл, — от встреч открытых сердец с открытыми сердцами, от нежности, которой жаждет душа.       Молодежи приходится открывать самой, что все, o чем она читала и o чем ей твердили, — ложь, ложь и ложь.       Каждое такое открытие — еще один гвоздь, пронзающий юное тело, распятое на кресте человеческого существования.  ____       Эдди до крови расчесал надпись у себя на руке. Короткий всхлип. Ничего не хотелось. Теперь, конечно, все переменилось, и никто больше не мог помешать ему войти в дом, рыться в своих вещах и делать с ними все, что ему заблагорассудится, и пока он стоял перед зеркалом, придумывая, что же, блин, ему делать, в голове проносились десятки мыслей, и в первую очередь парень думал о Ричи.       Захотелось спать. Может быть сон — это пробная версия смерти?       Пора спать.