Тот, кого я знал раньше

       Забавно, что даже когда знаешь, что это должно закончиться, когда это действительно заканчивается, в голову всегда лезет одна навязчивая мысль: «А зачем я так поступил?» __________        Ричи с тяжестью выдохнул. Его убивала тоска.       Весь стол завален листками для записок с клейкой обратной стороной, блокнотами, аккуратно отпечатанными списками, учебниками психологии, фотографиями в рамках. Поверх этого беспорядка — полуразгаданный кроссворд. На стопке сложенных газет — будильник. Вы догадались чья это комната?        Родители уехали к знакомым.       Он похлопывает по пустым карманам пижамы в поисках зажигалки, ворошит бумаги на столе, быстро просматривает выдвижные ящики. Наконец он находит коробок кухонных спичек на окне.        Ричи закуривает сигарету и глубоко затягивается. Наручные часы показывают 10.30. Он подносит их к уху и слушает. Подводит часы так, чтобы они показывали то же время, что и будильник.       На подоконнике в ванной он замечает пепельницу — из неё торчит сигарета, продолжающая тлеть под длинным столбиком пепла. Нахмурившись, Ричи гасит старый окурок и заменяет его новым.        На зубную щетку уже нанесен слой белой пасты. Водопроводный кран из той разновидности, что выдает порцию воды при каждом нажатии на кнопку. Сунув щетку за щеку и водя ей взад-вперед, Ричи распахивает шкафчик аптечки. На полках сложены одноразовые упаковки витаминов, аспирина, антидиуретика. Полоскание для рта тоже в одноразовой упаковке — жидкости голубого цвета в запечатанной пластиковой бутылочке как раз достаточно, чтобы наполнить небольшой стаканчик. И только зубная паста в тюбике нормального размера. Сплюнув пасту, он полощет рот. Ричи кладет зубную щетку рядом с пастой. Он сплевывает пенистую голубую жидкость в раковину и давит на кнопку крана, чтобы смыть ее водой. Закрыв аптечку, он улыбается своему отражению в зеркале.         Вы скажете: «Вот это нудятина, зачем так подробно описывать мало значимые вещи?». А я отвечу, что несмотря на то, что Ричи очень редко бывал в родительской спальне, он знал, что у отца на куске скотча под одним из ящиков, в которые никогда не полезет мать, болтается револьвер. Он узнал об этом уже давно. Это его нисколько не насторожило, напротив он был горд или даже воодушевлен этим фактом.        Только вот, вспомнив про это, он пойдёт обратно, в комнату. Откроет ящик, вообразив себя Джоном Уейном из «Рио Браво». Аккуратно, словно защищаясь от бандитов, он нащупает пистолет.        Нащупает пистолет…        Он нервозно колотит по днищу ящика. Затем открывает другие, роется в них, заглядывает за стол, под подушку отца. Пока к нему не приходит осознание. Ричи обхватывает себя за голову, судорожно оглядываясь.        В памяти всплывает звук шлепка пощечины.       Когда-то с отцом, они любили притворяться ковбоями: ходили в парк, представляя будто приехали погостить в соседний штат для отлова отьявленных негодяев. Отец всегда хотел быть шерифом, который в конце игры почему-то становился тем самым негодяем, преступником.  — Эмм… Здравствуйте, мои родители у вас? — Ричи силился не заплакать.   — Ты кто, парень? Всё хорошо?   — Я Ричи Тозиер.   — Ааа… — голос в миг похолодел. — Нет, извини.        Телефонный справочник выпал из рук. А трубка продолжила качатся на проводе. «Алло, алло…»        Повесив трубку, он долго-долго сидел, не двигаясь. С его места были видны часы над плитой — два часа сорок пять минут. Руки дрожали, будто от холода. Ногти до боли впились в ладони. Вся мебель будто вытянулась, привстала на цыпочки в тревожном ожидании. Он слышал, как стучит сердце, слышал все щелчки, перестуки и присвисты старого дома, дремавшего вокруг него.       Какая-то часть Ричи занемела от отчаяния,  словно лабораторная крыса, которая во время эксперимента потеряла всякую надежду и улеглась помирать с голоду посреди лабиринта.       Он все пытался прийти в себя. Какое-то время почти даже поверил, что, если будет тихонечко сидеть и ждать, все как-то само собой выправится. Ричи так устал, что квартира вокруг расплывалась: вокруг настольной лампы нимбом дрожал круг света, пульсировала полоса обоев.        Он даже пытался читать, но каждый раз, доходя до какой-то философской истины, он со злостью откидывал книгу.        «Правда в том, что большинство из нас живет так, будто в запасе несколько жизней. Одна — черновая, другая — настоящая и ещё сто между ними. Но жизнь одна — оглянуться не успеешь, — а жизнь прошла».        «Существуют вещи, которые с точки зрения вечности, имеют большее значение и о них стоит заботиться прежде всего. И если тщательно рассмотреть вашу жизнь именно с этой точки зрения — как успехи, так и проблемы, не имеют никакого существенного значения».       Когда бесконечную тишину взрезал оглушительный звон (дверного звонка!) и сердце подпрыгнуло от радости. Спотыкаясь, скользя, он кое-как добрался до двери и затеребил замки.      — Мам! — крикнул он, сдвинув верхнюю защелку, распахнув дверь настежь.       И тут его сердце полетело вниз, отсчитывая этажи — на пороге стоял один отец.        Его тёмные глаза беспорядочно бегали по комнате.    — Где мама?        Ответа не последовало. Вместо этого отец, будто пьяный с шумом уселся на диван, уставившись в выключенный телевизор.        На лестничной клетке кто-то зашумел. Ричи захлопнул дверь.    — Где мама?        Отец так и сидел тупо уставившись в одну точку. Через минуту Ричи заверещал, словно от боли. Миллиарды иголок вонзились в его изнеможденную грудь. Он кричал и кричал, валяясь на полу.     — Что здесь происходит? Ричи…        Это была она.  Медово-коричневые волосы и темная парусная рубашка с янтарными запонками. Она положила сумку с продуктами на пол и разулась, пока он продолжал смотреть на неё как после взрыва гранаты. Ему это кажется?    — Это… — слова вылетали из головы. — Ты?    — А кто же ещё, мальчик мой, — она настороженно покосилась на отца.        Она любила ходить босиком, скользя по ламинату. Но сегодня на ней были капроновые чулки и поэтому женщина нашла тапочки.   — Что случилось?   — Ничего, мам, — ему было очень страшно повернуть голову к отцу.   — Чудненько. Я быстро, — сказала она и скрылась в тёмном коридоре.        Теперь остались только они с отцом. В миг пол, словно покрылся коркой льда, ноги занемели, а голова чугунно приземлилась на плечо. Что там «с точки зрения вечности» у вас нет проблем? Ещё бы. Ричи не верилось, что она реальна и он посмотрел в коридор снова, провожая невидимую фигуру.       Со стороны дивана будто веяло чем-то злым. Посмотреть туда — значит добровольно перерезать вены. Но сделать это необходимо.       Ричи быстро встал, уставившись в пол и было направился в свою комнату, но отец проявил признаки жизни и сказал:   — Ты думал я убил её?        Кровь в жилах разом заледенела. Ричи онемел. «Я ведь так и думал, да. С самого момента как я нащупал револьвер, как открыл дверь, я так и думал.»    — Я задал вопрос.    — Нет.   — Врешь, сука.   — Не вру, папа, честно, — голос дрожал как у щенка.   — Да? — он развернулся в полоборота, глядя на сына. — Я так не думаю. Хочешь знать, почему.        Из спальни послышался мамин вздох: «Что у вас там?».    — Я со стеной разговариваю?   — Нет. — Ну так отвечай тогда. — Я не знаю. — Чего ты не знаешь, — было видно — он выходит из себя. — Почему ты так думаешь. — На меня смотри.        Ричи оторвал глаза от пола. И посмотрев на отца, он не увидел ни злобы, ни тревоги. Только равнодушие. Хотя его голос…   — Я знаю, что ты видел мой «Colt». Лазал под стол.        Ричи начал краснеть с ужасной скоростью. Пол проваливался под ним.    — Коленку хотел прострелить?    — Нет. — Лучше бы прострелил, сучёныш.        Мужчина снисходительно пристал с дивана, подошёл к журнальному столику и взял газету.   — Твоя мать не должна знать, — сказал он таким «отвали» тоном, сминая газету. — Ты убьёшь её? — смело выпалил Ричи.        Отец отложил газету, не отрывая глаз от сына. Он нахмурился, будто не расслышал, а потом спросил:    — Чего сказал? — Да, ты подлый, грязный кретин, — говорит он. — Грязный кретин и маньяк. Будто я не вижу, что ты помешанный. Собственник. Как размажешь сопли по всей рубахе, весь вонючий, грязный…       Тут отец как даст! Ричи даже не успел увернуться или отскочить — вдруг почувствовал жуткий удар в живот. Он не потерял сознание, потому что помнил — он посмотрел на него и прибежавшую мать с пола и увидел, как они говорят между собой. А в ушах звенит и он не разбирает ни слова. Парень долго не вставал с пола, но тут ему показалось, что он сейчас умрет, честное слово. Казалось, что он тонет, так у него дыхание перехватило — никак не вздохнуть. А когда Ричи встал и пошел в ванную, он даже разогнуться не мог, обеими руками держался за живот.        Наверное он ненормальный. Точно, у него совсем едет крыша. По дороге в ванную он вдруг стал воображать, что у него пуля в кишках. Парень вообразил, что отец всадил в него пулю. А теперь он идёт в ванную за добрым глотком старого виски, чтобы успокоить нервы и начать действовать. Ричи представил себе, как выходит из ванной уже одетый, с револьвером в кармане, а сам слегка шатается. И он идет на кухню. Идёт, держась  за стены, а кровь капает у него из уголка рта. Ричи прошёл бы весь коридор, держась за живот, а кровь так и лилась бы на пол, и потом вышел бы на кухню. И как только этот отец увидел бы его с револьвером в руке и завизжал бы, закричал диким, перепуганным голосом, чтобы он его не трогал. Но он бы ему показал. Семь пуль прямо в его костлявую бледную грудь! Потом он бросил бы свой револьвер в реку — конечно, сначала стер бы отпечатки пальцев. Вернувшись, мать бы перевязала ему рану. И он представил себе, как она держит сигарету у его губ. Он затягивается, а сам истекает кровью.       Проклятое кино! Вот что оно делает с человеком. Сами понимаете…       Так он просидел в ванной чуть ли не час, принял ванну, немного отошел. А потом лёг в постель. Парень долго не засыпал — совсем не устал, но в конце концов уснул. Больше всего ему хотелось покончить с собой. Выскочить в окно. Он, наверно, и выскочил бы, если б знал, что кто-нибудь сразу подоспеет и прикроет, как только он упадёт. Не хотелось, чтобы какие-то любопытные идиоты смотрели, как он лежит весь в крови. ________        Тем временем Билл всё думал о том танце Беверли и Стэна, сидя в одиночестве на крутом берегу того озера. Теперь ему не у кого спрашивать, можно ли закурить, поэтому он курит, глядя на костёр, который развёл так, как учил Стэн.        Он представил, что сидит в огромном древнем непрозрачном доме. И с каждым своим вздохом он запирает одну из дверей, завешивает окна и заваливает дверь камнями.       На его коже вчера ночью проявились первые слова. «Рада видеть, что ты трезвый».       С утра он заметил на другой руке «Привет. Беверли, я прав?»       Это — один из тех случаев, когда ответы порождают все новые вопросы, не внося никакой ясности в происходящее.