Прообраз

Медленно мой организм оживал, наполняясь силой. Мелькнула первая мысль, что подавляла всепоглощающую пустоту, царствующую в моём разуме. С первым вздохом вернулась и душа в тело. Вернувшиеся эмоции заставили серый мир приобрести цвет, но всякая надежда покинула меня. Нет больше в моём существование яркого света, позволявшего идти вперёд. Всепоглощающей тьмой обрушилось на меня отчаянье. И что-то пробудилось в этой тьме. Новое светило — Чёрный свет. — Это просто сон, так ведь? Да, это просто сон, ха-ха. Просто сон, сука. Это просто сон, твою мать. Ха-ха-ха. Это безумие. Лана не могла умереть. Не могла так просто погибнуть. Нет, нет, нет. Гибель родителей была дерьмовый сном, но смерть Ланы? Нет, этого не может быть, — безумный смех вырвался из меня, сотрясая всё тело. Но я ощущал. Ощущал всем своим телом, всем своим естеством то, что осталось от Ланы. «Найти его. Я должен найти того ублюдка, который позволил моей сестре помереть.» — в груди тлел комок жгучей ненависти и требовал выйти из ступора и начать действовать. Заставлял двигаться. Существовать. Оставить мёртвое тело сестры. Переключить свой внутренний рычаг с печали на ненависть и дать волю жажде мести. Инстинкты реагировали на всплывающие в сознании мысли, воплощая желания моего сердца в реальность. «Я найду того, кто виновен.» — Того, кто должен, нет, обязан понести наказание! Восприятие мира становилось всё глубже и глубже, позволяя уловить витающие в воздухе запахи. Новые знания грубо вторгались в сознание. Никогда ранее я не испытывал такого. Чуждая разуму человека информация была проста и понятна мне. Реагируя на моё желание, на новые возможности, менялось тело. Оно подстраивалось под нужды. Каждая клетка моего организма начала дышать. Особо остро воспринимались запахи от пота, перхоти и волос. Информация о различных организмах появилась в сознании сама собой, начав составлять образные анкеты тех, кто был в этой квартире помимо меня и сестры. Новые знания упорядочивались в разуме, раскладываясь по полочкам. В квартире побывало много людей. Судя по запаху, все они были мужчинами. Но из всех, кто бывал в этой квартире, ярко выделялся только один из них. Самый сильный след. Самый свежий. Ярость. «Убить его», — он был в ответе за слабость Ланы! Он надругался над моей сестрой! Истязал мою родную кровь! Пользовался ей, как какой-то вещью! Нестерпимое желание пробудилось в недрах моего сознания. Жажда охоты становилось всё сильнее и сильнее. Я имел полное право забрать его жизнь — око за око, зуб за зуб. Это правило было известно с древнейших времен. Я принял истину этого простого суждения. Он был виновен в смерти Ланы. Он и только он. «Это он дал ей слишком большую дозу?» — словно гранитные плиты, вопросы падали на меня, раздавливая под своим весом. «А, может, он дал откровенный шлак?!» — эти мысли были подобны болезни, которая терзает меня, пытается довести меня до моей личной грани безумия. «Да, я этого не знаю…» — страдания внутри грызли меня, и я тщетно пытался совладать с собой. «Но знаю, что он должен умереть. Он виновен»,— дать волю своему гневу. Решение уничтожить виновника совпало с очередным увеличением восприятия запахов. Тело начало гореть. Казалось, что каждая часть моего организма накалилась, и нестерпимый жар распространялся от макушки до пят. А вместе с этим жаром приходили и изменения. Клетки начали дышать «глубже». Первый же вздох увеличил спектр и радиус моего восприятия, распространив его на весь город. Я начал сканировать каждый метр города. Искать похожие запахи. Прикрыв глаза, чтобы облегчить себе погружение, я создаю в своём сознании образ карты города. Весь город лежит перед моим внутренним взором. Каждые улица и переулок видны мне со всех сторон. Каждый дом и каждая квартира полностью открыты для меня. Канализация и парки — всё это отпечаталось в моём разуме, составляя карту. Появились первые подозреваемые. Но было слишком много похожих следов. Если в моей квартире ощущались запахи двадцати двух разных людей, то в городе можно было насчитать почти три сотни тех, кто подходил под нужные мне параметры — параметры тех, кто бывал в моём доме. Концентрация на одном, самом свежем, также ничего не дала — под него подходило семь человек. «Тогда они все умрут», — ведь так? «Нет!» — досада перерастает в очередной всплеск ярости. Ярость требует выхода. Стоящая рядом со мной тумбочка схлопывается под ударом моего кулака. Удар был такой силы, что та разлетелась в щепки. «Тут нужно нечто другое. Нужно быть более точным. Невинные не должны пострадать! Нужно убить того, кто этого заслуживает. А это значит, что надо сузить круг подозреваемых.» — лихорадочный поиск способа решить проблему был быстро найден. Восприятие мира в очередной раз дрогнуло. В первые мгновения разум отказывался воспринимать такие сильные изменения от постоянно растущей информации. Я даже не сразу понял, что произошло. Если ранее моё тело дышало каждой клеткой, то теперь ещё и начало видеть. Каждая грёбанная частица моего тела начала видеть. Как будто у меня были тысячи и сотни тысяч глаз. Сознание стало меркнуть. Перегрузка от переизбытка запахов и такого всеобъемлющего зрения. Я тонул в огромном массиве информации. Разум не выдерживал того, что обрушивалось на меня. «Ещё чуть-чуть, и я сойду с ума!» — упав на колени, я обхватил руками голову, сильно её сдавливая в попытке заглушить одну боль другой. Но это не приносило облегчения. В какой-то момент чувство окружающего меня мира пропало полностью — головная боль стала настолько всепоглощающей, что заглушила всё иное. Однако давление от поступающей информации ушло так же внезапно, как и пришло. Мысли упорядочились. Вновь появилась способность ясно думать и спокойно воспринимать окружающий меня мир — тут же частицы вируса начали обрабатывать входящие данные. Казалось, что я научился думать своей рукой, ногой, да даже ногтём. Отныне не только мой мозг воспринимал и обрабатывал информацию — весь я стал одним большим разумом. Вирус в моём теле походил на Улей. Каждая частичка вируса могла думать, воспринимала информацию, но я не зависел от мышления и мнения отдельных частиц, а, напротив, подчинял их своими волей и разумом. Я начал дышать, видеть и думать каждой многомиллиардной частью себя. Нового себя. Как будто весь мой организм стал одним огромным мозгом, коллективным разумом, невероятно чутким и чувствительным к окружающему миру. Одна из частиц моего сознания зацепилась взглядом за остатки белого порошка на столе. На рассыпанных остатках наркотика можно было выявить отпечаток пальца. Зрение увеличилось настолько, что я смог видеть такие микроскопические детали. Благодаря этому мне открылась возможность разглядеть следы, которых я ранее не замечал. Отпечатки пальцев на столе синхронизировались с самым свежим запахом, создавая в сознании ассоциативную цепочку. Но как это поможет мне? Мне нужно будет найти все три сотни людей и проверить их отпечатки? «Нет, не три сотни. Только семерых. Семерых», — напомнил я себе. Да даже если только семерых. Слишком неэффективно. Слишком долго. Я не смогу так долго ждать — месть за сестру должна состояться как можно быстрее! Ледяной костёр ненависти вновь напомнил о себе, подстегнув инстинкты вируса. В сознании прозвучал вопль первозданного голода — вирусу нужна была энергия, которую он получал, перерабатывая биомассу. Энергия, которой осталось крайне мало. Если подавить и направить свою ненависть я ещё мог, но вот найти силы на то, чтобы совладать с этим голодом, не получалось. Сердце пропустило сильный удар. Удар был настолько оглушительный, что его вибрация разошлась по всей комнате. И пришёл ответ: сверху почувствовалась ответная волна. Восприятие вновь начало меняться, позволяя мне видеть ранее невидимое… Я видел… вибрацию? Видел или ощущал? Неважно. Важна была картина, открывающаяся в моём разуме. Шаги людей сверху освещали мне обстановку чужой квартиры и детально показывали те комнаты, где находились люди, как и самих людей. Удары сердца, ток крови… Всё это издавало вибрацию, что позволяло мне видеть человека изнутри. Ощущать его силуэт, его организм. Отдельные детали освещались так хорошо, что даже определение веса не составляло никаких проблем. Оставалась только небольшая неточность: это мужчина или женщина? Сознание вновь покрылось тёмной пеленой. Стоило ей спасть, как мир окрасился в различные цвета. Среди разных оттенков серости выделялись люди, которые ярко подсвечивались красным. «Я могу видеть тепло, исходящее от их тел!» — тепловидение чётко выделяло контуры, позволяя мне легко определить пол людей. Запахи, вибрации и тепло составили мне картину того, что происходило этажом выше. Ходил там мой сосед. Мужчина. Теплозрение подсказало мне его пол и рост в один метр девяноста два сантиметра три миллиметра. Восприятие вибрации помогло определить его вес, вплоть до последнего грамма. Он составил восемьдесят семь килограммов двести двадцать три грамма. Нюх уловил исходящие от него ароматы. Это поведало мне о многом. Например, не так давно он выполнил свой супружеский долг. Судя по тому, как он пах, он очень собой доволен. В соседней комнате находится его жена. Рост: один метр восемьдесят два сантиметра семь миллиметров. Вес: восемьдесят два килограмма и тридцать три грамма. Находится в ванной. Судя по запаху, она разочарована и… опечалена? Почему-то это я и почувствовал. Однако эта информация не имела никакого значения для меня. Важнее было другое. Благодаря тепловидению и восприятию вибрации, я мог «почувствовать» оставляемые ими по всей их квартире отпечатки пальцев и сравнить их с оригиналами. «Мне нужно воспользоваться этим… «Инстинктом Хищника»! Он поможет мне найти мою дичь.» — в следующий же момент инстинкт хищника накрыл весь город. Тепло, вибрации и запахи — всё это складывалось в одну картину мира, один импульс. Вот где нужный мне человек. Испытываемая мной ненависть подстегнулась голодом от вируса, заставляя меня подняться с колен. Срываясь с места, я едва ли не бежал в сторону моей жертвы. Лишь неимоверное усилие воли заставило меня остановиться, когда я уже был на улице. «Нужно вести себя сдержанно. Продумать всё. Да просто одеться!» — обозначение чётких задач давало мне крепость духа. А он был мне нужен, чтобы побороть первозданные импульсы, которые пытались взять верх надо мной. Мне нужно продумать план, чтобы не наломать дров, и одеться. Бегать по улице в одном полотенце — не самая лучшая идея. В этот момент до меня дошло. Медленно, словно нехотя, до меня дошло то, что произошла смена одежды. Теперь я был не в одном лишь полотенце. Мои силы создали тёмно-серую кофту и такие же штаны. На лице оказалась маска такого же безликого серого цвета. Потрогав маску, я убедился, что на ощупь та походила на настоящую. Прекрасно. И оттенок одежды нужный. Серый цвет трудно увидеть ночью. Идеально подходит для того, чтобы куда-то красться. Особенно если в квартале на добрых сто метров есть один лишь уличный фонарь. По сознанию пришёлся очередной удар голода, который вырвал меня из моих мыслей. Если во мне и оставались остатки желания двигаться незаметно, то они были далеко и надёжно смыты в самые глубины сознания. Голод становился всё сильнее и сильнее, не давая мне более возможности отвлечься на раздумья. Тело приобрело лёгкость. Казалось, что сейчас я могу упасть от мимолётного дуновения ветра, как будто мой вес сейчас не превышал вес маленького ребёнка. Пригнувшись, я напряг мускулы на ногах, чтобы в следующий момент резко выпрямиться. Результатом моих действий оказался прыжок на добрых семь метров в вышину и десять метров в длину. Такой исполинский прыжок не отнял даже толики сил. Я ощущал это. Я знал это. Когда вирус заразил меня, он начал поглощение моего тела. Так же был поглощён Осколок в моей голове. Знание этого Осколка дало мне достаточно информации о новом себе. Знания о силах и о возможности их применения. Сам Осколок знал о свойствах тысячах, миллионов и миллиардов различных вирусов, а также понимание того, как привить мне иммунитет к любому из них. Но вирус, который сейчас давал мне силы, был иным. Он был создан Осколком при помощи его знаний, однако по моему желанию. Этот вирус был детищем моего подсознания, основанным на моих потребностях. Осколок направлялся моей личностью, с радостью используя предоставленное ему воображение, создавая на его основе нечто новое. Подгонял под мои желания разные типы вирусов, использовал все возможные штаммы из своего арсенала, чтобы создать то, что сейчас жило во мне. И Оно создало. Как на основе вирусов, которых никогда не видело человечество, так и из известных нам. Осколок был исполнителем моих желаний, который позволил направлять свою руку моим воображением. Использовал меня для вдохновения, создавая нечто новое, например, гибрид из почти всех известных ему штаммов вирусов. Осколок знал о созданном вирусе всё, кроме одного. Как подавить его реактивную эволюцию, чтобы придать мне и самому себе иммунитет? В этом создание превзошло своего создателя. Свежеявленная проказа поглотила кристалло-органическую структуру Осколка, пусть и медленнее, чем моё тело. Впрочем, именно это промедление спасло меня. Поглотив моё тело первым, вирус не убил меня, нет. Он воспринял меня, как своего совершенного носителя. Я стал его абсолютным хозяином, естественным придатком. И сейчас вирус стал частью меня, стал мной, активно меня направлял. И это было для меня просто и понятно. Благодаря прыжку, я оказался над крышей ближайшего дома, грозясь перепрыгнуть его полностью. Я вложил слишком много силы. Ещё чуть-чуть, и я пролечу мимо крыши. Словно реагируя на моё беспокойство, вес моего тела резко увеличился. Движение было перенаправлено вниз, не давая перелететь здание. Скорость была такая, что в ушах свистел ветер. Такое приземление с такой скоростью и весом проломит крышу… Вновь уменьшаю вес, становясь практически невесомым. Благодаря этому приземление выходит мягким и практически бесшумным. «Спасибо за знание, Осколок. Без тебя я не смог бы так легко пользоваться своими возможностями. Пришлось бы методом проб и ошибок узнавать про свои силы и слабости.» Сорвавшись спринтом с места, резко набираю скорость. Конец крыши достигнут в одно мгновение, оставив за собой преодолёнными добрых пятьдесят метров. Отталкиваясь от косяка, вновь взмывая в воздух. Уже находясь в воздухе, уменьшаю свой вес. Тело ощущает поток воздуха. Недолго думая, ловлю его и время от времени создаю импульсы в теле при помощи своей возможности изменения массы. Это помогает мне держаться на одной высоте и регулировать скорость. Мне удалось взлететь не слишком высоко, а лететь в метре над крышами зданий. Никаких трудностей при использовании сил не было. Первая же попытка парения получилась именно такой, какой я и её задумывал, а постоянные увеличение массы и рывки в нужную мне сторону не давали мне упасть и позволяли корректировать курс³. С каждым рывком увеличивалась и скорость. Раз за разом я летел всё быстрее и быстрее, пока, наконец, не понял, что, летя так быстро, создавал шум. Шум, из-за которого могу привлечь к себе внимание. Ненужное мне внимание. Жаль, но пришлось двигаться медленнее. В какой-то момент полёт становился слишком громким. Пришлось сбросить скорость. Впрочем, это и не так важно. Впереди замаячило нужное мне здание. Приземлившись на крыше, вновь использую свой инстинкт охотника, для того, чтобы узнать, сколько людей находится в здании и что в нём происходит. Там собралась куча народа, если быть точнее, — почти семьдесят человек. Громкая музыка, подрагивающие в ритме и наслаждении тела. Среди них моя жертва. Трудно было подавить вспыхнувшее желание и броситься прямо в это толпу, круша, ломая и поглощая всё на своём пути. И проблема была не в одном лишь моём желании отомстить. Точнее, оно вообще играло сейчас небольшую роль — куда сильнее был голод. Реактивная эволюция вируса, при помощи которой я развил этот «инстинкт охотника», требовала много ресурсов. И сейчас я просто жаждал поглотить кого-то, чтобы восполнить силы. И самое ужасное, что я не видел ничего плохого в том, чтобы утолить свой голод этими людьми. Не только убить того ушлёпка, который был достоин смерти, а сожрать всех подряд. Смотря на здание, в котором шла вечеринка, я видел муравейник, а себя ощущал муравьедом, который собирался вскрыть его и полакомиться такими сочными деликатесами. Мой разум понимал, насколько это неправильно и как это ужасно выглядело. Но мои чувства не воспринимали людей чем-то большим, чем пищей. Если бы не знания Осколка, которые мне предоставил вирус, я бы и впрямь принял это, как часть себя, своего нового я. Но знание того, кто есть «Я» и что есть вирус во мне, знание того, как я могу влиять на него, а вирус на меня, давал мне достаточно самоосознания, чтобы отделять свои человеческие чувства от навязанных мне инстинктов. Несмотря на запредельно сложное строение, вирус оставался вирусом. Он не обладал разумом… Во всяком случае, разумом в понимании человека. Он не имел самосознания. Когда человек самоосознал себя благодаря развитию своего разума, он стал выше своих инстинктов. Вирус не был таким сложным биологическим механизмом. Он не мог мыслить так, как человек. Даже этот вирус не мог. Он не может получить ту свободу воли, которую имеет человек. Ту свободу воли, которая ставит его выше врожденных стремлений. Ту, которая делает его хозяином над самим собой и своей судьбой. По пути к нашей цели вирус неоднократно пытался вырваться из-под моего контроля. Он пытался исполнить вложенные в него базовые функции — начать своё распространение. Это его природа. То, что было в него заложено Осколком. «Заразить, пожрать, размножиться.» — Что за дерьмо, — не устояв на ногах, я плюхнулся на холодную крышу, схватившись за голову. Впрочем, это действие не несло в себе никакой нужды или смысла. Теперь мне было всё равно, стою я или лежу. Холодно ли вокруг меня или тепло. Это действие было порождено привычкой, а не нуждой. Шаблонным действием, нужное мне более психологически, чем реально. Меня беспокоило то, что мои мысли постоянно сбиваются инстинктом вируса. Я нахожусь под влиянием этих низменных порывов, которые не дают мне думать логично и рационально. Каждый раз, когда я отвлекался от цели, — «поглотить» — думать становилось трудно. Я признавал полезность вируса и его врожденных стремлений. Вряд ли я смог бы так быстро и эффективно развить нужный мне для охоты «инстинкт охотника», несмотря на знания, полученные от Осколка. Отдавшись же на волю вируса, я легко смог добиться нужного результата. Но сейчас влияние вируса мешало. Мышление становилось крайне примитивным. Очень грубым, можно сказать, что неотёсанным. С этим я ничего не мог поделать, кроме как проявить волю и поставить свой разум выше навязанных желаний. Отстранившись от влияния вируса, я начал составлять план действий. Внезапно, это оказалось легко, быстро и просто, несмотря на негативное влияние вируса на моё мышление. Он всё же позволял мне быстрее воспринимать и обрабатывать информацию. Сорвавшись с места, одним прыжком преодолеваю расстояние до переулка между ветхой пятиэтажкой, в которой собрались люди, и заброшенном огромном гараже слева от дома. На пятом этаже была вечеринка, и мне нужно на неё попасть. Вот только кто впустит на такую тусовку неизвестного им паренька? А вот моей сестре вход наверняка был бы обеспечен. Реагируя на моё желание, тело начинает меняться. Изменив внешность, я направился в сторону входа. — О, Лана, — кто-то догнал меня сразу, как только я вышел из переулка, в котором перевоплотился. Повернувшись, я увидел человека, которого никак не ожидал здесь встретить. — Дженни… — прямо предо мной стояла официантка из забегаловки, в которую меня повёз Франк. — Привет, — подбежав ко мне, она бросилась ко мне на шею, попутно расцеловав, — Не думала тебя сегодня увидеть. — Да? — я не знал, что моя сестра была знакома с этой официанткой. Нужно быть аккуратным в общении, пока не станет известно, как близки они были ранее. Отвечать односложно должно помочь мне потянуть время и проанализировать реакции её тела на те или иные слова. Прямо сейчас я ощущал, насколько она была рада видеть мою сестру. — Ну да, я думала, что ты останешься дома, — заглянула она в мои глаза. — Я хотела. Но решила всё же прийти, — вспомнить и воссоздать улыбку Ланы из моих воспоминаний не составило труда. Надеюсь, она не заметит разницы? — Это хорошо, без тебя вечеринки не такие весёлые, — разорвав объятия, она приобняла меня за талию и потащила за собой. — Пошли. Чем дольше мы здесь, тем меньше веселья останется для нас, — сказав это, она прильнула к моему уху и играючи его прикусила. Увидев мою реакцию, а точнее её полное отсутствие, заставило Дженни слегка смутится. — Пошли, пошли, — взяв меня на буксир, она решительно направилась вперёд. Чем ближе я находился к месту вечеринки, тем больше во мне просыпалась брезгливость. Запахи, которые я ощущал, можно было описать только одним словом — сладострастие. Только это слово охарактеризовало то, что я чувствовал от этой толпы зверей. И это сводило вирус с ума. Мой разум брезговал находиться с этими создания в одной комнате, да даже в одном доме, в то время, как инстинкты вируса буйствовали, словно почувствовав мою слабость, моё презрение к этим существам. Они подталкивали меня к тому, чтобы насытить себя, дать этим отбросом сделать хоть что-то полезное для общества. «Ведь будет куда лучше, если я использую этих отбросов, чем простых добропорядочных людей?» Смотря на это сборище, во рту непроизвольно собралась слюна. Я не смог сдержать своего возбуждения, которое отобразилось на моём лице. — Ооо, вот теперь я вижу что ты снова в норме, детка, — Дженни была меньше ростом, чем моя сестра, поэтому ей пришлось вытянуться, чтобы сказать мне это на ухо, перекрикивая музыку. — Да, были неприятности дома, — мне нужно было оторваться от неё. Я чувствовал свою жертву рядом. Мне нужно было оказаться с ним наедине. А эта девка мешала. Желание просто сожрать её, чтобы она не мешала, также не улучшало ситуацию, не позволяя придумать повод остаться одной. — Это из-за твоего брата? — хоть её голос и сквозился невинным интересом, но вот её запах изменился. Она возбуждалась. — Частично, — что она имеет ввиду? Причём тут я? — Да, я видела его сегодня на работе. Кто-то его сильно потрепал. Какая жалость, да? — возбуждение стало ещё сильней. — Бывает, — мой ответ выбил её из колеи. Нахмурившись, она внимательно на меня посмотрела. — Ты не переживаешь? Не расстроена? — досада? Она расстроена такой прохладной реакции на её слова? — Нет. Он мальчик, а мальчики ссорятся. А когда они ссорятся, начинают драться, — мне ещё не хватало опыта правильно интерпретировать реакции её тела, но инстинктивно я мог понимать, что к чему. — Обычно ты более чувствительна, когда дело касается твоего брата, — крепко сжатые губы указывали на то, как она недовольна. — Обычно, — нейтральный голос и легкое пожатие плечами, заставило её вспыхнуть злобой. Это даже приятно — читать её реакции и играть с её чувствами. — Ты знаешь, он подрался с нацистами, — её речь превратилась почти что в шипение. Надменное шипение с наигранной насмешкой. — Не со скинами, а с нацистами… И он их отделал, как я слышала. Теперь ему сильно непоздоровится, а ты, — она крепко сжала моё предплечье, впиваясь ногтями в кожу. Будь на моём месте сестра, то ей было бы очень больно. — Ты ничего не можешь сделать. Ничем не сможешь ему помочь. Ты не сможешь своей пиздёнкой заплатить нацистам, как ты заплатила Омару, чтобы тот не трогал твоего братика, — интересно… Какой Омар и какая расплата? Позади этой девки открылась дверь туалета, из которой вышел какой-то латинос. Легкий толчок, и она с вскриком влетает в открытую дверь. Зайдя, закрываю её на замок. Теперь я смогу спокойно задать интересующие меня вопросы. Беспокойства о том, что кто-то нас увидел и может помешать, не было. Мой инстинкт охотника указал на то, что никто не смотрел на нашу парочку в тот момент, когда я её втолкнул в туалет. Никто не обратил внимает на то, что произошло. — Тупая сучка! — Дженни неудачно приземлилась, сильно ударившись плечом об унитаз. Рывком оказавшись на ногах, казалась, была готова на бросится на меня, — Ты чего себе позволяешь, шлюха?! Игнорируя её слова, я неспеша сблизился с ней и, обхватив голову Дженни рукой, оторвал от пола. Её попытку сопротивляться пересёк лёгкий удар о стену, вырвав изо рта девушки болезненный стон. — Прекрати! — теперь в её голосе не было ярости. Он был наполнен робостью — дрожал. Если до этого она «воняла» адреналином, то теперь в её запахе преобладал ужас. Да, знание от осколка указали мне на то, что теперь в ней преобладает страх. — Посмотри на меня, — ослабив хватку, я позволил ей увидеть себя. Под её напуганным взглядом облик моей сестры изменился на мой собственный. Увидев это, её глаза расширились от ужаса. — Сегодня был мой самый худший день. Моя сестра умерла, — я сам удивлялся тому, как легко, можно сказать, сухо звучали эти слова из моих уст. И это несмотря на ту бурю эмоций, которая сейчас бушевала во мне, стоило мне только произнести эти слова, — И я стал парачеловеком. Силы, полученные за жизнь моей сестры. За то, что кто-то посмел отнять её жизнь. — Я с этим никак не связана, — слова давались ей с трудом. Я крепко держал её за глотку, тонко балансируя на грани того, чтобы не начать её душить. Мои способности позволяли очень чутко ощущать человеческие тела, так что я мог её истязать на самой грани. — Правда? — она боится меня. Вирус. Он изменил мои железы так, что те начали испускать запах, заставляющий испытывать Дженни страх. — Я, я, я… — её глаза бегали по моему лицу, словно что-то ища. Не найдя того, чего она искала, она начала лихорадочно осматривать туалет. — Я правда ни в чём не виновата! Я просто помогала твоей сестре тебя защищать, — с жаром пыталась она убедить меня, как только её взгляд перестал блуждать, так и не найдя того, чего она искала. — Объяснись, — мой спокойный голос заставил её вздрогнуть, глубже впадая в панику. Предугадав её попытку закричать, резко сжимаю её горло, заставляя закашляться. — Попробуешь ещё раз закричать — я тебе все кости переломаю. Ясно? — дождавшись утвердительного кивка, отпускаю её. Упав на пол, она пыталась откашляться. Лицо она старательно прятала, буравя взглядом пол. Присев прямо перед ней на корточки, протягиваю к ней руку. Обхватив пальцами подбородок, приподнимаю её голову. Тщательно всматриваюсь в её лицо. То, что я сейчас делаю, не оставляет мне выбора. Либо я доверяю этой девке и оставляю её в покое, когда получу ответы, либо мне нужно будет её уничтожить. Большим пальцем провожу по разводам слёз на её щеках, попутно переставая выделять этот «запах страха». — Тебе не нужно бояться. Если ты будешь отвечать честно, то тебе не будет больно. Ты меня поняла? Да? Хорошо? — отчаянно закивав, она всем видом дала понять, что всё поняла. — Как ты познакомилась с моей сестрой? — первый интересующий меня вопрос заставил её сжаться. Терпеливо подождав, я так и не услышал ответа. — Ты не хочешь мне этого говорить? — кивком она подтвердила мою догадку. — Почему? — Ответом мне была тишина. Впрочем запахи исходящие от неё, давали мне догадки. Она боится. Значит, было нечто эдакое, чего она страшится мне рассказать. Нечто настолько ужасное, что она боится моей реакции. — Знаешь, тебе сейчас нужно дать мне причину оставить тебе жизнь, — я не собирался её убивать, но вот дать ей мотивацию надо было. Вздрогнув от моих слов, она всё же решилась заговорить. — К-когда вы только приехали в доки, ты попался на глаза Омару. Он хотел тебя завербовать. Сделать мальчиком на побегушках. Ты не выглядел как скин и не был чёрным. Легавые не обращали бы на тебя внимания. Мало кто будет проверять белого пай-мальчика. Но ты был крайне груб с Омаром. Поэтому он решил тебя проучить… И проучил бы, если бы не твоя сестра. Она вышла на Омара и расплатилась за тебя, — чем больше она говорила, тем сильнее становилось её беспокойство. А когда она заговорила о «выходе сестры на Омара», её сердце едва не выпрыгнуло из груди. Но её информация приоткрыло мне нечто совершенно новое. Этого я не знал. Я даже не помнил того, чтобы кто-то на меня выходил или пытался выходить. Моё главное желание тогда было — держаться от всего подальше. Мне было трудно принять то, как сильно пала наша семья, отчего в средней школе были постоянные проблемы, когда другие дети чувствовали моё пренебрежение к ним… Впрочем, без опыта, набранного мной тогда, выжить в Уинслоу сейчас было бы невозможно. — Как она вышла на Омара? — мой вопрос снова заставил её занервничать. — Ты это сделала? — Да, — ответ был таким тихим, что не обладай бы я своими силами, то не услышал бы её. После непродолжительного молчания я решил дать ей самой выбор, так как не знал, как дальше с ней поступать. С одной стороны, именно она свела Омара и Лану. С другой стороны, она помогла защитить сестре меня. — Что мне с тобой делать? — Отпустить? — спросила она, подняв полный надежды взгляд. — Я мог бы тебя отпустить. Но ты теперь знаешь, что я кейп. И я не хочу чтобы это кто-то знал. — Я буду молчать! Правда! Никто и никогда не узнает об этом! Я не верил ей. Я знал, что рано или поздно она об этом проговорится. То недолгое общение с ней показало, какой она человек. И то, что я увидел, показало мне, что ради своей выгоды Дженни тут же расскажет обо мне. Может, даже наберётся смелости и попробует меня шантажировать. И всё же я не мог её просто так убить. То, что она узнала обо мне, — моя вина. С моими силами я всегда смогу устранить её, если она решится конфликтовать со мной. — Я знаю, что ты будешь молчать, — встав, я бросил на неё взгляд сверху вниз. — Ты забудешь о том, что здесь было. И когда ты узнаешь о том, что здесь случится далее… Ты так же будешь молчать. Ясно? — она отчаянно закивала в подтверждение моих слов. — Это хорошо. Я здесь для того, чтобы отомстить за сестру. Убить тех, кто был виноват в её падении и… — сильный запах от всплеска гормонов со стороны Дженни перебил мою речь, заставив меня замолчать. Она вновь проявила иррациональный страх, хоть и внешне никак это не показала. И что-то говорило во мне, что боялась она не одних моих слов, не просто меня… — Ты мне не всё рассказала, — выпучив глаза, она поспешила убедить меня в обратном. — Я сказала всё, что знаю! Это правда, я больше ничего не знаю! — Ты лжёшь, — рука сама-собой вырвалась вперёд. Слабость длиною в один момент. Я не захотел останавливать инстинкты, и удар получился слишком сильным. Моя рука превратила её голову в кровавый фарш. Тут же из глубин моего сознания взметнулся голод, заставив меня рефлекторно потянулся к такой желанной биомассе. Мгновение, и противный хлюпающий звук обозначил полное поглощение Дженни и её памяти — памяти, которая убрала всякое сожаление об убийстве этой сучки. Спущенный с крючка голод вырвался наружу, и я больше не мог ему сопротивляться. Единственное, что получилось, — это направить его. Облик сестры сменился на внешность Дженни. Моё тело плавно обходило людей, продвигаясь к цели. Движения выглядели обманчиво медленно, не привлекая к себе внимания. Омар нашёлся в одной из комнат, где курил забитый до отказа травой бонг. Руки Дженни нежно легли на плечи чёрнокожего торчка. Как только инстинкт охотника оповестил меня об отсутствии внимания со стороны других людей, как началось поглощение Омара, и в следующее же мгновение облик Дженни слился с телом негра. Перед глазами проскочила жизнь парня, открывая мне даже те моменты, которые тот сам не помнил. Разум вновь вступил в конфликт с эгоистичным желанием утолить свой голод любой ценой, с чистым инстинктом, который транслировал мне вирус. Но, как и с биомассой Дженни, Омар лишь раззадорил мой аппетит. Борьба человеческой воли и первозданного голода полностью охватило моё естество, заставив замереть меня на месте в образе Омара. Медленно, но верно моя сила воли брала вверх. До того момента, как инстинкт охотника указал мне на достойных жертв. В разум поступила информация о запахах, которые я ощущал у меня дома. Запахи других парней, которые пользовались моей сестрой. Они были здесь все. Память Омара подкинула мне их имена и лица. Они все были из одной банды. Одной братвой. И делили мою сестру «по-братски». Эти знания заставили меня сдаться и не оказывать более сопротивления. Я двинулся в сторону ближайшего запаха — не ведомый уже одним первобытным желанием, а делая это осознанно, совмещая приятное с полезным. Один за другим они были поглощены, все до единого, несмотря на то, что голод отступил от меня после поглощения седьмого. Веселящийся на вечеринке народ даже не успел заметить мои действия. Сенсорные способности позволяли мне подгадать незаметный момент для поглощения, а само поглощение было таким быстрым, что успей даже кто увидеть это, то не смог бы и понять, что произошло. Списал бы всё это на обман зрения. Тихо покончив с последней целью, я улизнул в образе Дженни прочь из этой клоаки, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Более меня здесь ничего не держало. Сейчас мне хотелось лишь одного — перестать думать. Забыться и оставить всё произошедшее за собой, как страшный сон, а в идеале — заснуть, если я ещё на это способен. Путь до дома был преодолён на автомате. Зайдя в квартиру, я сразу направился в кровать. Пришлось потратить несколько часов, прежде чем убедиться в том, что я не могу более уснуть. С точки зрения моей физиологии мне не нужно больше отдыхать. Нет ни физической, ни ментальной усталости. Вообще нет, пока у меня есть энергия, добытая из биомассы. Самое близкое ко сну, что мне доступно, — это некое ждущее состояние. Когда-то я читал про всякие медитации и трансы, кажется, это было чем-то похожим. Восприятие мира пропадает, а с ним и все связанные с внешним миром мысли. Это словно погружает меня в другую реальность. Впрочем, это состояние не отрубает меня полностью. Кажется, ничто не сможет остановить живущие во мне миллиарды частиц вируса от постоянного анализа окружения. Они и не думали впадать в нечто, хоть как-то похожее на сон. Безостановочно они двигались. Они воспринимали. Они жили своей псевдожизнью — постоянно сканировали пространство и перенаправляли всю эту информацию мне, развивались, особенно сейчас. Вирус словно сошёл с ума, пребывая в перевозбуждении от переизбытка поглощённой биомассы. Активно шла эволюция, потребляя выработанные излишки энергии. Это мешало мне отвлечься, «уснуть». Чем дольше я ощущал такое состояние вируса, тем больше терялся. Чувствовать в себе это буйство становилось страшно. Глупые вопросы поднимались передо мной во весь рост. Становилось всё труднее понять, являюсь ли я ещё человеком. Или же я уже нечто иное? С момента получения своих сил я не воспринимаю боль. Не чувствую физическую или ментальную усталость. Жажда и голод пропали в привычном мне понимании. Оказалось, что всё то, что заставляет человека жить и двигаться дальше, теперь не для меня. Человеческие слабости не имеют надо мной власти. И это пугает. Лёжа сейчас на кровати и размышляя, мне не приходил ни один повод встать и что-то сделать: я просто не находил ни одного довода, чтобы жить, что-то делать. Всё это будет бессмысленным. Оно мне не нужно. Теперь мне не нужно образование — я и без него не буду ни в чём нуждаться. Мне не нужно общение: миллиарды частиц вируса — самые лучшие собеседники. Их желание, мотивы и псевдочувства мне понятны. Они не предадут, не обманут и не бросят. Идеальные друзья. Мне не нужны материальные блага. Если мне что-то понадобится, я просто это сделаю сам. Вирус может принять форму абсолютно всего, воплотить любую вещь. Да даже физическая близость девушек мне не нужна. Я просто прикажу вирусу простимулировать определённые области мозга и получу райское удовольствие! Либо же просто прикажу себе более не хотеть… Самокопание пришлось приостановить, когда прозвенел будильник. По графику у меня было свободное от работы утро. Мне не нужно было разносить брошюры. Сейчас должно было быть самое время собираться в школу. Бросив на будильник взгляд, я убедился в этом — циферблат показывал шесть утра, а не четыре. «Забавно» — забавно, что ещё день назад я бы отдал многое ради того, чтобы поспать подольше и не чувствовать усталость, прервать мой хронический недосып. Сейчас же я ощущал себя так хорошо, как никогда раньше, но радости от этого как-то не было. Не зная, как поступать дальше, что делать и зачем, я решил просто встать. Отдаться привычке. Поднявшись с кровати, я провёл привычные мне с утра процедуры — умылся, позавтракал и сменил при помощи своих сил одежду, как и облик одного из торчков на свой родной. После того, как я поглотил последнего «фраера» сестры, как-то совсем забыл сменить внешность с некоего Джереми Уоррена на Энтони Кросса. Надеюсь, никто не обратил внимание на то, что Джереми посетил нашу квартиру, и мне не придётся отвечать на неудобные вопросы, ответ на которые я дать не смогу. Закончив со всеми приготовлениями, я неспеша вышел из дома и направился в школу, двигался всё так же по инерции, бездумно. Думать сейчас получалось лишь об одном. Лишь одна мысль кружилась в моей голове и не давала мне покоя: «Как мне теперь жить?» Не существовать, но именно жить. Информация из осколка приоткрывала мне некоторые грани сил, которые оказались под моей властью. Сил этих было много. Они были в состоянии сделать меня непобедимым, но мне не нужна была эта непобедимость. Я просил не этого, я просил вернуть сестру. Однако жестокая насмешка судьбы свела меня с Осколком, который подарил силу, ненужный мне дар, который воплотился в ложную надежду. Если, лишившись надежды, я обрёл месть, то, свершив месть, остался ни с чем. Месть воплощена, да так объёмно, что мстить теперь некому. Не искать же мне коллекторов? Или «друзей» семьи, которые не помогли Лане и мне, когда наша жизнь пошла под откос? Нет… Цель достигнута. Но от этого не стало легче. Будущее теперь неясно. Что мне делать? Как мне жить? Утолять желание моих новых инстинктов? Потребности того голода, что ощущается на задворках моего сознания? Этот голод — единственное полноценное ощущение, что я ещё ощущаю в полной мере. Нет, я могу пробудить в себе вновь человеческие потребности, но это будет искусственное действие. Это не то, что правда нужно. Не суть от моей сути. Поэтому… Зачем мне это делать? Мои размышления были прерваны громким выкриком знакомого голоса. — Доброе утро! — широко улыбаясь, ко мне подходил Франк со стороны парковки. — Привет, — я попытался ответить на широкую улыбку Франка своей… И это получилось легко и просто, несмотря на все трудности воспринимать знакомого мне человека обыденно. Сложно вести себя, как и всегда, когда ощущаешь кого-то так глубоко, когда читаешь его как открытую книгу. — Тебя что, сестра загримировала? — окинув меня взглядом он не заметил ссадин. Только сейчас до меня дошло, что вернул своему лицу нормальный вид — все полученные ссадины в драке с нациками пропали. Не осталось ни одного синяка, ни даже малюсенького шрама. Мда, мой прокол. — Да, помогла мне, — яркая улыбка, радостный голос. Мой голос, моё тело… Всё отреагировало так, как я хотел. Моё душевное состояние и вся та опустошённость нисколько не повлияли внешне на меня. Ни на лице, ни в голосе не отобразилась та боль от утраты последнего родного человека, что сейчас меня охватила после напоминания от Франка. — Это хорошо. По крайней мере, учителя вопросы задавать не будут, — вместе мы вошли в здание школы под косые взгляды азиатов, — Если, конечно, Билли им не успел настучать. — Ага, — нахождение в школе… приводило в замешательство. Частицы вируса воспринимали массу информации и, обрабатывая, транслировали её прямо в мой разум. Из-за этого я знал массу вещей, которые мне просто незачем было знать. Вот зачем мне знать о том, что у прыщавой Лорренс начались месячные, а у стоящей с ней рядом Дженкинс — овуляция? Всё это сбивало с толку, раздражало. Не помогало и то, что вся информация шла фоном, воспринимаясь мной, как нечто должное. — Вот я не понимаю, почему мы должны двадцать третьего декабря приходить в школу? — от Франка разило пивом, сигаретами и сексом. А ещё его гормональный фон слишком сильно отличался от других школьников, вызывая аномальную активность нейронов в его голове. Такое я замечал ранее… у торчков на вечеринке, которые принимали кокаин. Видимо, не одни барыги вчера закатывали веселуху. Неудивительно, что школа — это последнее место, где Франк хотел бы сейчас быть. — Лучше бы дали один день дополнительных каникул. Свалил бы, да не хочу светиться. — Я тоже, — честно ответил я ему. Находиться в такой толпе с моим восприятием было физически не очень приятно. Усугубляло всё то, что в моих глазах окружающие меня походят больше на прямоходящие и говорящие бифштексы, чем на равных мне разумных. — В моей прошлой школе двадцать третьего было праздничное утро. Классы готовили с учителями выступления, а в конце все вместе пели рождественские песни. А ученики с особой инициативой в жопе шли потом петь под окна домов вместе с учителями. — Да, такое в Уинслоу не провернёшь, — мысль о том, как ученики, некоторые из которых прошли инициации в своих бандах, ходили по городу и пели людям рождественские песни, изрядно развеселила Франка, заставив того рассмеяться. — Родители и детишки из Даунтауна и Пригорода обосрутся и инфаркт схватят. В классе мы сели рядом друг с другом. Висящие над входной дверью часы указывали на то, что ещё целых пять минут до начала урока. А так как наши учителя имеют привычку приходить в первые секунды после звонка и ни секундой ранее, то у нас есть время поговорить. Впервые я был благодарен наплевательскому отношению учителей, что те давали всем ученикам время решить наши дела и успокоиться. Было это не от великого понимания, а ради того, чтобы не дёргать трудных подростков. Те просто знали: у них есть время, чтобы успокоиться и не попасть под дисциплинарные взыскания. — Я хотел бы тебя поблагодарить за то предложение, которое ты мне сделал. Но вынужден отказаться от него, — до начала урока оставалось пять минут, а так как учителя в нашей школе старались проводить вместе с нами как можно меньше времени, это означало, что у меня целых пять минут, во время которых я смогу отказаться от предложения Франка. Мне не нужно будет объясняться, почему я так поступил. — Это плохо для тебя, — коктейль гормонов в теле Франка выдавал его обеспокоенность. — Тебе нужно будет тогда просто ошиваться рядом со мной и не лазить одному после школы. Думаю, так у Билли не будет шанса с тобой поквитаться, и ты сможешь более-менее спокойно закончить школу. Если бы не вирус, то сейчас я бы сидел с открытым ртом. Слова Франка были для меня сюрпризом, а где-то и шокировали. Особенно то, что я сейчас ощущал, что он говорит искренне. Он и вправду желает мне помочь просто потому что. — Спасибо. Я был благодарен ему. Благодарен за готовность оказать мне помощь. Благодарен за то, что он не стал настаивать. Благодарен за то, что он не стал расспрашивать. Я никогда не воспринимал Франка кем-то большим, чем приятелем. Никогда не воспринимал его как друга. Он был всегда тем самым вербовщиком из организации, которая славится своей жестокой инициацией, когда нужно показательно казнить цветного. Поэтому я не мог воспринимать его искренне и во всех его словах искал подвох. Желание сделать меня своей шестёркой, превратить в ещё одного зигующего болванчика. То, что он делал сейчас, заставило меня взглянуть на него с другой стороны. Пусть мои силы и не дают мне умения чувствовать эмоции людей, но они позволяют мне ощущать химические процессы в их телах и подсознательно все эти действия понимать. А те, которые я уже видел, я могу определять уже сознательно. Вот сейчас, я совершенно чётко ощущал его честность в том, что он говорит. Он не был ни зол, ни расстроен моим ответом. Нет, он был обеспокоен. Он беспокоился обо мне. Мой прадед воевал в Европе с нацистами, как и все мужчины Кроссы, а у его правнука есть один-единственный друг — и тот нацист. Как же иронично. — Да брось, тебе просто не повезло. Подло было бы не помочь, — отмахнулся от моей благодарности Франк. От его слов стало приятно. Не владей я своим телом на все сто, то сейчас расплылся бы в глупой улыбке и разнылся бы, как девчонка. Увидев реакцию Франка, я понял одно: пока в моей жизни есть люди, готовые мне так бескорыстно помогать, пока в этой жизни есть близкие мне люди, кого я могу назвать друзьями, — я всегда смогу найти себе место. Тут же в памяти всплыл и другой человек. Человек, с кем я не так давно порвал контакт, не выдержав попрание гордости из-за его помощи мне. Которую тот, однако, не перестал оказывать. В памяти поглощённой этой ночью официантки Дженни был момент, когда она сопровождала мою сестру к нам домой и та, проверив почтовый ящик, достала конверт с парой сотен долларов. По её словам, это было от Пака Чиху, моего некогда лучшего друга. Он не бросил меня, когда я его послал. Он не стал ранить мою гордость своей помощью, помогая напрямую. Но каждый месяц он скрытно помогал нам, сестре и мне, финансово. Он не забывал. Не предавал. Не оставлял. Школа сегодня была просто формальностью. Мы пришли, отсидели урок, на котором учитель то хвалил одних, то отчитывал других, попутно рассказывая о предстоящем учебном полугодии, а после нас отпустили домой. — Тебя подкинуть? — предложил Франк. Конечно, я согласился, не спрашивая что да почему. Франк подвёз меня до дома, в котором жила одна из моих вчерашних жертв. Поблагодарив Франка за помощь и попрощавшись с ним, я зашёл в подъезд и принял облик Омара. Проникнуть в квартиру было легко — из памяти поглощённого я знал, у какого соседа был запасной ключ. Кто бы мог подумать, что у кого-то из барыг будут такие доверительные отношения с соседями. Распотрошив тайник Омара, я стал на почти десять тысяч долларов богаче. Главный кейп барыг, Толкач, будет вне себе от ярости. Это были его деньги и предназначались они для того, чтобы купить новый товар. Но ничего. Обойдётся. Омару вообще уже всё равно. Выйдя из квартиры и сев на автобус, я направился в Даунтаун, сердце нашего города. Пора было купить то, чего у меня давно не было. Мобильный телефон. В магазине было оживлённо и довольно многолюдно. Продавцы делали невозможное, обслуживая и консультируя всех покупателей. Быстро один из них и подскочил ко мне, предварительно окинув мою фигуру придирчивым взглядом. Но одет я был добротно, по последним тенденциям моды: придать одежде нужный вид было легко. — Добрый день мистер, меня зовут Джошуа Миллер, я консультант-продавец. Я видел, как вы со стороны рассматривали наш ассортимент, но при этом вы выглядели слегка потерянным. Позвольте мне помочь вам найти мобильную платформу вашей мечты! — парень и вправду наслаждается своей работой. — Спасибо, — мне нужна была помощь. Слишком долго я был далёк от современных тенденций, — Я хочу купить два мобильника. — Конечно, прекрасно, позвольте! — отодвинув меня в сторону, парень резво достал десять моделей. — 2009 год, давший нам Apple iPhone 3GS, Motorola Droid, HTC Hero, Samsung Galaxy, Palm Pre и многие другие интересные устройства, уходит, но вот в преддверии 2010 года множество компаний выпустили свои модели. Эти десять устройств являются на данный момент самыми лучшими и новыми представителями мобильных телефонов! Схватив первый на очереди, он принялся его рекламировать. — Nokia N87 12MP! Чем он крут? Nokia N87 12MP должен стать первым финским 12-Мп телефоном, придя на смену 8-Мп модели N86 8MP, — продавец продолжал говорить и говорить. — А вот это: iPhone 4G! Вы спросите меня чем же он крут и отличается от прошлого?! Четвертый iPhone должен укрепить лидерство Apple в сегменте смартфонов. Он получил 5-Мп камеру, 32 Гб памяти, FM-радио, ещё более мощный процессор, благодаря чему вы можете пользоваться интернетом с такой же скоростью и комфортом, как и на вашем персональном компьютере. — Мне как раз это и нужно, — мобильник должен не просто звонить, но и заменить мне компьютер. — Пока что данная модель мобильного телефона самая лучшая для использования мобильного интернета! — значит, решено. Купив два Айфона, я также приобрёл одну карточку. Продавец был так любезен, что помог мне активировать её. Теперь нужно было только подождать подтверждения подключения, и я снова буду чувствовать себя белым человеком. После того, как современные гаджеты сделали мой кошелёк на тысячу-другую долларов легче, я собрался было пойти и взять такси, чтобы направиться в Иммакулату. Но по пути к лежащему неподалёку автобусному вокзалу, на котором стояли толпы таксистов, меня остановил некто, кого я никак не ожидал увидеть. — Кросс, — в живот уткнулось дуло пистолета. — Не открывай пасть. Медленно развернись и иди вон в тот переулок, — кивок в сторону одного из переулков между многоэтажками, указал мне на то, куда именно мне идти. С разукрашенной морды Билли на меня смотрели холодные глаза. Парень явно решил со мной разобраться раз и навсегда. Даже ствол откуда-то достал. Не желая устраивать разборки на глазах у людей, послушно иду куда сказали. За Билли идут ещё трое. — В этот раз ты собрал побольше девочек из группы поддержки? — поддел я его, как только мы оказались в переулке. Страха не было. Билли был слишком близок, чтобы что-то мне сделать. Пусть и не знаю, насколько я крепкий, быстрый и сильный, но первый же его выстрел будет последним, а я поглощу его, залечив раны от выстрела. На такое я был способен. — Смешно, — парень смотрел на меня сверху вниз, явно размышляя, что со мной дальше делать. Он даже не наслаждался своей мнимой властью, если судить по тому, что я ощущаю. — Смешно, — пришлось с ним согласится, — Ты ведь понимаешь что, грохнув меня здесь, ты присядешь? — говоря это, я надеялся его спугнуть. Убить он меня вряд ли сможет. А вот смогу ли я разобраться с ними, не прибегая к крайним мерам… Этого я не знал. Не хочется конфликтовать с законом, но конфликт неизбежен. Главная улица полна камер и то, что я зашёл сюда с ними, они зафиксировали. Были наверняка и свидетели. Их пропажа породит слишком много вопросов, которые перестанут быть таковыми, как только умники возьмутся за дело. — Ты и не умрёшь, — спокойствие Билли было очень пугающим. Не имей я сил, обделался бы от страха. Окинув место действие взглядом, он, кивнув на меня, сказал своим подпевалам: — Прижмите его к стенке. Парни сорвались с места и, схватив меня, придавили к стенке. Интересно, как бы они вели себя, зная, что прикоснуться ко мне — это всего лишь глупый способ умереть максимально быстро. — Стяните с него штаны, — парни начали оперативно меня раздевать, пока Билли всё так же стоял, продолжая командовать, держа меня на мушке. Единственное, что изменилось в нём, — пробудившаяся в нём похоть и лёгкий налёт страха. Судя по тому, как он постоянно оглядывался на мусорные баки, закрывающие обзор людям в переулок, он боялся быть пойманным. Я позволил вирусу, который заменял мне одежду опасть, совсем как настоящим штанам. В то же время Билли направился ко мне. Прижав моё тело своим к стенке, он начал нашёптывать мне на ухо: — Хотел быть крутым парнем? Я дам тебе возможность поиметь в себе крутость, — говоря это, он расстёгивал ширинку штанов. — Реально? Ты не придумал ничего лучше? — мои руки и ноги крепко держались тремя парнями растопыренными, что создавало некий дискомфорт. Мне нужно было раз и навсегда победить их, при этом не прибегая к летальной силе. — Снимай, — прорычав от досады на мои слова, он приказал последнему парню заснять всё на телефон и начал пристраиваться ко мне сзади. — Заставь его визжать, — мерзкий гогот снимающего парня резанул по ушам. Мне не нужно было смотреть глазами, чтобы видеть и ощущать их всех. Я знал о них то, чего они сами о себе не знали. Я знал их месторасположение, вплоть до миллиметра. Знал, сколько в них жиров, углеводов и белков. Подождав до момента, когда Билли максимального приблизится, резко изменяю плотность своего тела. Наверное, оно сейчас было твёрже камня. Рывком подавшись назад, наношу ему удар прямо в пах своей филейной частью. Скорчившись, он падает прямо на асфальт, подвывая от боли. Я не мог проиграть им. Не мог пропустить ни одного удара. Их действия были ясны и медленны для меня. Моё восприятие дарило мне возможность раскидывать простых парней десятками, если не сотнями. Неоспоримое преимущество, благодаря которому я был для них непобедим. Резко дёрнувшаяся правая рука вырывается из захвата. Теперь она свободна для удара. И хотя бить из такой позиции не удобно… Для меня это не проблема. Да, я не мог использовать вес и своё тело, однако идеальный расчёт позволил мне обрушить удар с максимальной пользой — кулак прилетел прямо в челюсть. Рука раскрылась полностью, делая попадание максимально хлёстким. Даже такого лёгкого тычка хватило, чтобы сделать своё дело. Сенсорные способности детально показали, как сильно перегрузило его организм. Пропущенный удар привёл в движение всю черепную коробку. Стенки черепа начали резкое смещение в сторону, в то время, как мозг оставался на месте. Затем Её Величество Инерция завершила дело, заставив беззащитный мозг «плыть по течению», порождённого ударом. Однако, мозги отстают от всеобщей трясучки, отчего начинают биться не в такт прямо о стенки. Это действие вызывает многократные микросмещения вещества в разные стороны с нарушением циркуляции цереброспинальной жидкости — и первый мой противник вырубается. Второй парень, который держал мою левую руку, попутно фиксируя и ногу, так и не успел ничего понять. Ни то, что я вырвался, ни то, что я вырубил его дружка, — всё это не успело дойти до него, прежде чем и ему прилетело от меня. Этот удар получился многократно сильнее, снося моего оппонента с ног, надёжно, да надолго вырубая его. Парень с телефоном в руках застыл изваянием, не пытаясь даже помочь своим приятелям. Им я займусь позже, сейчас мне нужно позаботиться о Билли. — Ну как, больно? — получилось даже участливо спросить. Враг врагом, а мужская солидарность — мужской солидарностью. — Пошёл нахер, пидор! — казалось, с его губ сейчас начнёт слетать слюна от такого напряжения. Его тщетные попытки достать пистолет из-за пояса забавляли: он не мог разогнуться от боли. А вот не сунул бы пушку промеж булок — и не походил бы сейчас на раненую каракатицу. — Вот почему это я пидор, когда ты хотел меня трахнуть? — никогда не понимал эти заскоки. — Это у тебя стоит на парня, а не у меня, — он почти поднялся на ноги. Почти. Ведь стоило ему лишь приподняться, как я обрушил ещё один удар на его бубенчики. Удар такой силы, что парень едва ли не взлетел. Не смог я себе отказать в такой мелкой мести и вышел слегка за рамки доступного человеку, что подарило мне просто невероятное удовольствие. Забрав его пистолет, я наставил тот на оставшегося парня. — Снимаешь? Молодец! — он всё так же оставался стоять на месте и просто снимал. Похвальная исполнительность. — Теперь медленно положи телефон на землю. Да, вот так. Хороший мальчик. А сейчас… Подойди ко мне, — неуверенно он подошёл, чтобы быть вырубленным одним ленивым ударом, в который я даже не стал вкладывать много сил. Вот теперь можно было воплотить мой спонтанный план и разобраться с Билли раз и навсегда. Подобрав телефон, начал думать, что делать дальше. Для моего плана нужно хорошо запечатлеть всё на видео. Взгляд зацепился за стену дома. А почему бы и нет? Должно сработать! Подойдя к кирпичному зданию, заставляю клетки вируса проникнуть и зацепится за стену, после чего вешаю телефон на вирус, словно на специальное крепление. Идеально. Сенсорика позволила мне быстро найти грязную бутылку от вина в одном из мусорных контейнерах, которые так удачно скрывали нас от взгляда других людей. Хотя шанс быть увиденным из окна одного из жилых домов был — всё же мы были в переулке этих самых домов. Но! Мой инстинкт охотника оповестил бы меня о таком. Мимо проходя, вырубил ещё раз свою первую жертву, которая уже успела слегка очухаться. Бросив взгляд на Билли, вижу, что тот уже более-менее отошёл от боли. Подарив ему большую открытую улыбку, полной радости, я решил закончить весь этот фарс. — Был мальчик Уилли — белый расист, Бутылку в жопу сунул ему удалой аферист. Этому белому снобу пришлось дико по нраву, Что нашли на него такую управу. Я умудрился сделать свой голос доселе невиданно чувственным, что вносило свой вклад в выразительную манеру речи. Смакуя каждое слово, каждую рифму, выделял их произношением, правильной расстановкой ударения, от чего создавалось впечатление чтения Шекспира. На что только не пойдёшь, чтобы снять хороший дубль. При всём этом, я, поигрывая бутылкой, неотвратимо сближался к Билли. — Ты что задумал? — видимо, намёк в моей песенке расист не понял. Или не захотел принимать за правду. — Как это что?! В твоей среде насилие над задницей другого мужика это что? — задал я ему вопрос — Правильно! Это признак доминантности. Вот я решил тебя отдоминировать белого угнетателя… Или задоминировать? — слегка задумался над правильной формулировкой. — А так как мой дружок не поднимется на тебя, даже будь твоя задница последней дыркой мира, мне придётся воспользоваться вот таким вот, — игриво помахал ему бутылкой, — вспомогательным средством. — Эй, н-не надо! Тони, Энтони, прошу! Не надо! Будь человеком! Кросс! Пожалуйста!!! — отчаянные крики Билли едва не заставили меня остановится. Но вспомнив то, что он уготовил мне, сомнения поспешили убраться. Я лишь посмеялся над иронией и продолжил своё грязное дело. Усевшись на спину Билли, начинаю его фиксировать, скручивая руки и ноги так, чтобы он не мог двигаться. Да, он пытался дёргаться… Но сейчас я позволял себе задействовать побольше силы, поэтому скрутить его было не труднее, чем ребёнка. Прицелившись (хотя смысла в этом нет, я не могу промахнуться), вгоняю горлышко бутылки ему в задний проход под аккомпанемент злобного скулежа. Ещё место есть? Значит, нужно вогнать поглубже. Услышал стон и понял, что места больше нет, удовлетворённо встал. Выключаю запись на телефоне. Всё, что мне нужно, уже снято. Пытаюсь поймать взгляд стоящего раком Билли. — Ты ведь теперь никогда для них не будешь своим, — от звука моего голоса парень вздрогнул. — Свобода не тюрьма. Там такие, как ты, нужны для некоторых нужд. Но кто они на воле, а? — наконец-то он перестал прятать взгляд. — Ты знаешь, при таких делах в глаза не смотрят. Или ты правда один из этих, латентных, и я в тебе разбудил страсть к анальным утехам от рук сильного пола? — Господи, почему я несу такой бред?! Но противиться напавшему на меня настроению не было сил. Злая радость от первой победы после целой череды неудач, помноженных на мерзость моего окружение, пьянила меня. Ощущение полной власти над другим, знание, как унизить этих тупых скинов, и… Оборвав себя, я взял себя в руки. Это были не мои мысли. Не мои желания. И даже не мой опыт. Я не знал, как «сломать» скина. И, тем более, не решился бы на такие меры без полной веры в успех этой затеи. Всё это влияние поглощённых мной барыг. Их память, их личность дали мне нужный опыт и знания, которые я мог использовать, чтобы решить проблему. Барыги часто конфликтовали с шестёрками Империи. Для особо рьяных нацистов был придуман этот «процесс» — опустить его тайно, засняв всё на камеру. И если особо упёртый продолжит свою деятельность — просто показать видео его дружкам. После такого участь нацика была незавидная. — Билли, — заглядываю ему в глаза, присев прямо пред ним на корточки, — Я не такая аморальная сука, как ты, да? Как ты думаешь, я добрый? Скажи мне, я великодушный? — поднятый и прижатый к стене нацист с каждым вопросом получал пощёчину. В среде барыг такое называли… Бичслэп? Такими обидными шлепками они наказывали своих проституток. Обидно. Больно. Но практически не оставляет следов. Если, конечно, не переусердствовать. — Да! Ты очень добрый, — он практически хрипел, выдавливая из себя слова. Видимо, удары мои были куда как весомее, чем ожидалось. — Хороший мальчик, — потрепал его по щеке как поощрение. Очередной приём барыг в общении со шлюхами. Перед глазами пронеслась картина из глубин памяти некоторых наркош, где они так обращались с Ланой. Сука. — А раз ты такой хороший мальчик, я дам тебе шанс. Перестану душить. Вытащу бытулку из задницы. Уйду. И даже никому не покажу наше с тобой хоумвидео, — забавно было увидеть воодушевление в глазах Билли. — Но! Видео останется у меня. Это будет гарантией того, что ты забудешь меня и всё со мной связанное. А если внезапно решишь вспомнить… И не дай Бог со мной что-то случится, это видео станет достоянием общественности. — Я понял, — облизав сухие губы, хрипло ответил он. — Вот и отлично. Привести Билли в порядок было просто. Если его что и выдавало, то только походка укушенного в жопу. Впрочем, он быстро приловчился идти так, чтобы это стало не слишком заметно даже для меня. Бросая на меня опасливые взгляды, блондин попыталась привести в сознание своих подпевал. Решив, что сейчас самый лучший момент уйти, я направился в сторону главной улицы. Но, не удержавшись на выходе, я окликнул Билла. — Надеюсь, это было нашим первым и последним хоумвидео? — при виде вздрогнувшего от моих слов парня стало так хорошо, что аж потеплело на душе. Теперь можно было отправиться с чистым сердцем и за такси. Меня ждала моя бывшая школа. Сидя на заднем сидении такси, я задумчиво крутил в руках пистолет. Опасаться чего-то не было нужды. Память поглощённых подсказывала мне о том, какие понятливые таксисты работали в нашем городе. Полиции или СКП легче было расколоть одного из членов банд, чем добиться показаний от водителей. Но даже если именно этот мужик и сдаст меня полиции, то те не найдут у меня ничего — пистолета Билли уже нет. Сейчас в моих руках был дубликат, созданный мной при помощи вируса. Во время поглощения людей мной было замечено, как моя сила поглощает не только органические соединения, вроде белков, липидов, углеводов, нуклеиновой кислоты, но и металлоорганические соединения. И это не предел. Поглощённая биомасса перерабатывается частицами вируса, наполняя их энергией. Эта же энергия используется для размножения вируса и мутаций моего тела. Биоэнергия постоянно тратится вирусом на своё развитие. Каждый час, каждую минуту, да даже каждую секунду вирус развивается. Каждая его частичка становится более эффективной. Увеличивая свои резервуары, он становится в состоянии хранить больше энергии от поглощаемой биомассы. Укрепляет моё тело. Контроль над массой и весом расширяется, позволяя использовать способности с хирургической точностью. Так и сейчас, задействовав больше энергии на поглощение объекта, вирус разобрал пистолет Билли на составляющие. Вся структура пистолета стала мне ясна, как и состав пороха в патронах оружия. Воссоздать его было легко, но бессмысленно. Это действие требует куда как больше энергии, чем активное усиление моего тела. При этом патроны будут так же создаваться из вируса, и каждый выстрел будет пустым разбазариванием биомассы. — Мы приехали, парень, — моментальное поглощение пистолета, — С тебя девять долларов. Расплатившись с таксистом, я не нашёл в себе сил сразу же выйти. Иммакулата — моя прошлая школа. Напоминание, когда моя жизнь не находилась на дне социального строя общества. Напоминание о первой любви и о приятелях. Внимательные учителя и прекрасные перспективы. Радость совместной учёбы и беззаботного времяпровождения. Полная противоположность Уинслоу. Моё замешательство осталось незамеченным, так как не продлилось и секунды. Выйдя из машины, я оказался прямо в толпе галдящих учеников. Рождественское утро было в самом разгаре. Вскоре должны будут выступать выпускники этого года, а это представление всегда особенно. Учителя и родители не щадили ни себя, ни свои сбережения на организацию традиционного спектакля выпускников, стараясь сделать тот как можно более грандиозным. Два раза я был на этих представлениях — и чего там только не было. Больше всего отложились танцы с лазершоу. Ученики старших классов готовились более года с профессиональными хореографами и настоящими мастерами лазерных приблуд. Было эффектно, красиво — одним словом, впечатляло. Ностальгия по былому крепко захватила меня настолько крепко, что я даже не понял, что за девушка оказалась рядом со мной. — Ты ведь Тони? — эта манера говорить в нос, которая осталась у неё от её местечкового британского говора. Она так и не переучилась. — Эли, — хрупкая блондинка, прямой нос, светло-голубые глаза… Нордическая красотка, как я её и запомнил. Моя сила помогла мне удержать лицо. Голос не дрогнул, на губах улыбка, а глаза смеются. Ни одного намёка, как сильно она меня задевает. — Это и вправду ты! — девушка буквально бросилась мне на шею. — Я не слышала ничего о тебе, как ты переехал! — У меня было много дел, — разрывая объятия, отстраняюсь от неё. — Сейчас вот появилось время, решил навестить своего любимейшего из корейцев, Пака Чиху. — О, а он сейчас помогает подготовить лазершоу! Если хочешь, могу тебя проводить, — не хотелось принимать её предложение. Единственное желание, связанное с ней, — оказаться от неё подальше. Находиться рядом с ней поднимало во мне негатив, вынимая из глубины души воспоминания о смерти сестры, которые я старательно похоронил под массивом воспоминаний поглощённых наркош и барыг. — Конечно! Спасибо! — соглашаюсь. Несмотря на свои желания… Я не покажу слабину. Не отступлюсь и не сбегу. Не дам увидеть потерю лица! Время плаванья по течению прошло. Теперь я могу не только корректировать курс, но и повернуть воды вспять! Мои душевные терзания никак не отразились на мне. Ни один мускул на лице не дрогнул. Осанка не потеряла гордость — ту самую гордость, которая была со мной до того момента, когда моя семья пала. Голос был твёрд, показывая мою уверенность в себе и своих силах. Стоящая передо мной девушка не выдержала. Я смог захватить её, не оставив и шанса. Как приятно чувствовать признаки её физического возбуждения. Слышать, как быстро бьётся сердце в груди. Видеть, как кровь приливает к щекам… — Так куда идти? — звук моего голоса привёл её в чувство, вызвав едва заметную дрожь в теле. Только сейчас пришло понимание такой бурной реакции. Сознание неосознанно подстраивало моё тело под её желание. Считывая реакцию её тела, я сделал свой голос настолько глубоким и бархатным, что простые фразы вызывали у неё мурашки по всему телу. Именно подстраиваясь под её вкусы, изменилась и моя осанка. Стала горделивой, притягивая её взгляд к моей фигуре. Даже рост слегка изменился, накинув мне добрых сантиметров пять. Хорошо, что абсолютное большинство учеников меня не знали. Значит, никто не обращал на меня внимание, не видел моих манипуляций над внешним видом. — Да пошли, — схватив за руку, девушка потянула меня в толпу учеников. — Тебе придётся купить карту. Ты ведь больше не ученик нашей школы, — мы стояли перед кассой, которую обслуживали местные ученики. Ах да, родители и родственники так же, как и учащиеся, могли быть на празднике. Если, конечно, заплатят за билет. Впрочем, купить его мог любой желающий, был бы только интерес, да нужные финансы. Целых двадцать семь долларов. Стоило мне только купить себе проход, как тут же был подхвачен Эли. Позволив ей вести себя через толпу учащихся, я попутно осматривался. Да, я бывал здесь ранее, но не имел возможности взглянуть на всё так глубоко. И то, что я увидел, меня разочаровало. Воспоминания детства не сходились с тем, что сейчас приоткрылось мне. Иммакулата славилась своими учениками. Отличниками из хороших семей. Парни и девушки с хорошим поведением, знающие себе цену. Однако прямо сейчас две трети из них были на веществах или с изрядной долей алкоголя в крови. В особо отдалённых местах некоторые придавались плотским утехам, а некоторые и откровенному разврату. Внутреннее содержание не соответствовала высоким стандартам. Сейчас они походили на то зверьё, на которое я охотился сегодня ночью — отбросов, утративших свой человеческий облик. Весь тот лоск и блеск, который я помнил, были лишь напускными. Окрашенные гробы — внешне красивы и опрятны, но внутри мерзость. Остановившись, я нежно, но настойчиво расцепил хватку Эли на своей руке. — Дальше я сам, — её недоумение и обида смогли скрасить разочарование разрушенного идеала прошлого. Эли никогда не могла принять пренебрежение к себе. Это выводило её из себя. Отсюда и такой эффект от моих слов и взгляда, в котором сквозила чистая насмешка. — Ты же не знаешь, где Пак… — Я найду, — под молчание девушки я направился в сторону запаха Пака Чиху. Помогая сестре и мне, он сбрасывал в наш ящик конверты с наличкой. Этого следа вполне достаточно, чтобы найти его. Для этого мне не нужна моя бывшая. Искать долго не пришлось. Он стоял рядом с диджеем, что-то тому объясняя. Слегка раскрасневшееся лицо и яркая жестикуляция говорила мне о том, что он был увлечён. Не решаясь его перебивать, остановился в стороне, внимательно ловя момент. Дождавшись, когда накал эмоций схлынет, я окликнул его. — Мистер Ху-ху, — с губ само сорвалось его прозвище. Оно было дано ему мной, опираясь на название его аккаунтов в интернете. Стараясь казаться старше, он использовал ко всем никам приставку «мистер». Удивление во взгляде было самым искренним чувством из всех, с которым я встречался с тех самых пор, как получил свою силу. Одинокая звезда искренности посреди тьмы лукавства. — Тони?! — кажется, он не поверил своим глазам… И за это его не стоит винить, учитывая, как сильно мы поругались тогда. Почти полтора года у нас не было никакого контакта, если не учитывать его помощь моей семье. — Привет! — приходилось кричать, так как диджей начал проверку аппаратуры. Паку также не хотелось перекрикиваться, из-за чего он кивнул в сторону выхода. Оказавшись в относительной тишине на улице, мы могли теперь нормально говорить. — Ты здесь? — очевидно, Пак не мог нащупать нить общения. Он просто не знал, о чём начать со мной говорить. — Да, — если ему трудно, то тогда я поведу разговор. — Я хотел извиниться за своё глупое поведение. Извиниться за то, что так на тебя сорвался. За то, что игнорировал тебя так долго. Я не должен был так поступать. Это было мелочно, глупо и просто низко по отношению к тебе. Ты всегда относился ко мне, как к своему брату, а я поставил свою гордость выше нашей дружбы. Стыдно за то, что я не принимал тебя так, как ты воспринимал меня. — Слова давались с трудом. Тяжко было признать свою вину, открыто заговорить о том, что повёл себя, как последний мудак, не заслуживающий прощения. — Я понимаю, если ты не сможешь меня простить. И не обижусь, если ты пошлёшь меня вместе с моими извинениями. Я это заслужил. Пока я говорил, Пак изучал моё лицо. Сейчас мне было даже жаль, что оно не отображает тех эмоций, которые я чувствую, а только те, которые я сам желаю показать. Пусть я отображал всё ту бурю эмоций, которую ощущал, искусственность с моей стороны оставалась. Хотя сам Пак Чиху этого не замечал. — Я долго ждал этого момента, — он говорил медленно, тщательно обдумывая свои слова. — Были дни, когда я хотел прийти к тебе и сказать тебе о том, какой ты тупой, гордый и твердолобый мудак. Но каждый раз мои родители меня отговаривали. Знаешь, они ведь любят тебя как родного! — не удержавшись, он закричал, привлекая внимание других учеников Иммакулаты. Казалось, что ещё чуть-чуть, — и он кинется на меня с кулаками. — Пойдём отсюда, — оглянувшись на глазеющих со стороны людей, он предложил уйти. — А как же твоё участие в шоу? — Я был нужен только при настройке и калибровке звука. Сейчас я свободен, — отмахнулся он. Вместе мы вышли с территории школы, подойдя к автобусной остановке. — Это родители давали тебе достаточно денег для того, чтобы поддерживать нас? — было бы логично. Да, Пак получал достаточно на карманные расходы, но не столько, чтобы оказывать Лане и мне ежемесячную материальную помощь в несколько сотен долларов. — Отчасти, — кивнул он, подтверждая. — Ты понял, насколько глупым было твоё проявление гордости? — вопрос прозвучал практически шёпотом, словно он боялся моего ответа. — Да. — В отличии от него, мой голос звучал твёрдо показывая, насколько я уверен в том, что сейчас говорю. — Поэтому я здесь. Было бы самонадеянно ожидать того, что всё станет так как было раньше, но я хотел бы попытаться. — Неужели ты думаешь, что я не желаю видеть тебя своим другом? После того, что ты для меня сделал? — его слова заставили меня потупиться. — Прости, я не это имел ввиду. Я о том, что понял бы тебя, откажись ты принимать мои извинения, — мои слова его только больше ранили. — Не принимать тебя? — плотно сжатые губы показывали, насколько сильно его раздражило то, что я сказал. — Когда моя семья приехала сюда, когда надо мной все смеялись из-за странной одежды и акцента, когда меня почти что выбросили из школы за неуспеваемость по нескольким предметам… Именно ты помог мне. Совершенно чужому человеку. Когда мои родители обустраивали на новом месте жизнь, когда они работали весь день, когда им не хватало на меня времени… Твои родители приняли меня. Твоя мать научила меня английскому, а ты помог понять мне местный менталитет, завести друзей! Да что там, твой отец показал мне, как правильно сбривать этот смешной детский пушок! И сейчас ты говоришь, что можешь понять! Да ты ничего не понимаешь, Энтони Кросс! Твоя семья и ты! Вы были, есть и будете для меня моей семьей! — в конце он уже просто орал. Хорошо, что рядом с нами не было посторонних, а то Паку Чиху было бы потом стыдно… А может быть и нет. За эти полтора года он сильно изменился. Стал более… открытым. Раньше он никогда не решился бы сказать о своих чувствах так прямо. Тупые азиатские штучки и всё такое. — Понимаю, — мой ответ прозвучал невероятно глупо. Хотелось сказать большее. Объясниться. Рассказать о тех чувствах, которые я пережил, когда умерли родители. Рассказать о той депрессии, которую я пережил, когда трудно было принять разрушенный финансовый фундамент всего существования остатка нашей семьи. Рассказать о том отвращении, которое я чувствовал, когда оказался в окружении людей, которых я считал за откровенный биомусор. Но именно эту простоту хотел услышать Пак Чиху. Было стыдно считывать его реакции тела. Казалось, что я подглядываю за ним. Однако не воспринимать это было для меня невозможным. И, доверившись своим инстинктам, я просто сказал «понимаю». Странно быть в таком подвешенном состоянии, когда ты стоишь и не знаешь, что делать, которое только увеличивалось. Что мне сейчас делать? Прощаться с ним? Сесть в автобус и поехать куда-то вместе? Что делать-то? — Пошли, — наконец-то он внёс хоть какую-то ясность. Молчали мы вплоть до того, как выйти. — Идём к тебе? — сейчас мы оказались рядом с домом Пака Чиху. — Да, нам нужно многое наверстать. Он имеет ввиду то время, когда мы просто зависали у него, пожирая вкусняшки, да играя дни и ночи напролёт в игры? Зайдя в холл и пройдя мимо консьержа с цепким взглядом, мы оказались в просторном лифте. Когда начали закрываться двери, мы услышали оклик. — Подождите! Стоящий рядом со мной Пак отреагировал тут же, рукой остановив закрывающиеся дверки лифта. В открытом проёме мы увидели спешащую к лифту женщину с коляской. — Спасибо, что подождал, — тёплая улыбка и благодарность достались мне. Она не удостоила стоящего со мной Пака даже взглядом, несмотря на то, что именно он остановил двери лифта. Женщина вообще сделала вид, что того здесь нет. — Пожалуйста, вот только не я это сделал, — кивком указываю на того, кого надо благодарить. — Спасибо, — прозвучало это не очень-то и искренне. А сенсорные способности указывало на… омерзение? Ей было мерзко находится в одном месте вместе с Паком? — С радостью! — мой друг словно не заметил странного отношения в его сторону. Внешне. Внутри же он был рассержен. Точно так же сердилась и женщина. И от рассерженной женщины исходили странные волны, которые я мог частично улавливать. Нет, даже два странных типа излучений, которые я ранее не замечал ни у одного из людей. Непроизвольно я уставился на неё, пытаясь получить побольше информации. Инстинкты вируса проснулись вновь. Желание пожрать стоящую предо мной женщину стало нестерпимым. Но двигал мной не голод. Отнюдь. Это было… желание абсорбировать? Да. Пожрать, понять, скопировать и улучшить. Инстинкты требовали стать лучше. Даже мой голод обусловлен не столько потребностью в энергии для существования, сколько в потребности энергии для развития вируса. Сейчас уже внутри меня всё буйствовало. Стоящий рядом со мной образец был идеален для развития. И вирус пытался на меня воздействовать. Волны желания, возбуждения, голода… целая буря эмоций. Оно искало подход ко мне. Искало слабую точку, желая сломить мою волю, чтобы я поддался. Здесь и сейчас. Моё восприятие показывало как женщина… возбуждается? Под моим взглядом? Нет, не только от взгляда. Вирус изменил мой запах. Железы вырабатывали феромоны, вызывая ответную реакцию у женщины. Изменены были и черты лица. Стали более… правильными? Да. Изменения были минимальными. Ушла подростковая угловатость, неполноценность. Глаза, брови, зубы, руки, ноги, плечи… всё стало идеально симметричным. Рост снова увеличился на несколько сантиметров… Мне нужно научиться это контролировать. Пока что такие изменения были едва заметными. Но что случится, если изменения произойдут слишком явно? Что если бы этой женщине нравились бы другие атрибуты в мужчине? Угловатость и низкий рост? Или полнота? — Кайден, — повернувшись ко мне представилась женщина. — Кайден Андерс. — Энтони Кросс, — Кайден была типичной серой мышкой. Невысокий рост, едва достигающий метра шестидесяти, каштановые волосы и такого же цвета глаза. Простые черты лица, которые можно увидеть у каждого второго на улице, — пройдёшь и не заметишь. Однако… Вирус делал её в моих глазах желанной. Трудно было удержать взгляд твёрдым, придать ему изучающий вид, а не выглядеть каким-то пялящимся спермотоксикозником с фетишем на мамочек. — А это мой лучший друг, Пак Чиху. — Приятно с тобой познакомится, — улыбнулась она мне, — И с тобой, — в этот раз её улыбка досталось и Паку, хоть и была видна её неестественность. — Я не видела тебя раньше. Ты пришёл в гости или переехал? — Я пришёл в гости к другу, — кивок на Пака обозначил, к какому другу, — а раньше жил не так уж и далеко от сюда, за городом, на опушке. Правда, после смерти родителей пришлось переехать в порт. Зачем я ей это говорю?! Остановись! — В порт? Это плохой район для кого-то, вроде тебя! — мои слова женщину неестественно взбудоражили. Как и она меня в этот момент. Стоп! Так дальше продолжаться не может! Тысячи частиц вируса пришли в движение и начали извергать из себя массивы энергии. Он начал размножатся в моих клетках, прямо в моём мозгу. Попутно вирус изменял свойство моих клеток, структуру с живой-органической, на кристально-органическую. Повинуясь моей воле, вирус воссоздал Corona Pollentia. Понимание того, как ей пользоваться, было интуитивным. Запрос об энергии к Осколку сформировался сам со стороны Corona Pollentia. Словно из ниоткуда пришла волна энергии. И в ней был чётко прописан указ — послать собранную информацию. Игнорирую приказ — со стороны Осколка приходит нечто напоминающее недоумение. Использую посланную энергию, чтобы взять под полный контроль вирус. Импульс огромной силы подчиняет клетки вируса, заставляет забыть его о его врождённых инстинктах. Разом стихают навязчивые желания по отношению к этой женщине. Сенсорное восприятие мира перестаёт давить на сознание, словно отключается. Теперь я воспринимаю информацию об окружающем как отчёт, только через Corona Pollentia. Факты, цифры, ассоциации… Всё это обрабатывается с огромной, просто запредельной скоростью. И вместе с этим происходит самое главное — проходит чувство того, что я и вирус — одно и тоже создание. Теперь мне уже не кажется, что он есть я, а я — он. Нет, я всё так же чётко ощущаю его частью своего организма. Но его инстинкты не влияют на меня. Я не ощущаю их, как свои собственные. Это даёт мне наконец-то взять себя под контроль. — Да, — мой голос всё так же будоражит её. Пока что я не могу этого изменить. Я не знаю как. До этого все действия были интуитивными. Сейчас же информация передаётся через воссозданную Corona Pollentia. И я не знал, как именно с ней работать… Пусть сейчас и я контролирую её, а не Осколок, но уровень контроля, понимания и осознание своих действий совсем не тот. Она хотела ещё что-то сказать, однако была прервана отрывающимися дверями. — Это наш этаж, — прозвучал голос Пака со стороны. — Приятно было познакомиться. — Приятно было познакомиться, — прощаюсь я, выходя вслед за другом. Когда мы уже оказались в его квартире, он решил у меня поинтересоваться. — И что это были за танцы? — Танцы? — Ага, танцы. Брачные. Да блин, мне показалось, что я в порнухе немецкой оказался. Было ощущение, что вы сейчас там наброситесь друг на друга! — это и вправду выглядело так со стороны? Будь я в состоянии покраснеть, обязательно покраснел бы. Хорошо, что моё тело всё ещё было под моим полным контролем. — Да забей. Может быть, мне просто нравятся молодые мамаши, — перевести тему удалось. Пак просто пожал плечами и включил приставку. Дальнейший вечер прошёл так, как будто между нами и не было размолвки. Размолвки, длиной почти в два года. Мы играли в игры. Пожирали вкусняшки. Успели даже посмотреть фильм. Спокойно делились наболевшим. Я даже рассказал ему о своих проблемах с Билли, и то, как их сегодня решил. Даже видео показал. Это вызвало откровенный восторг с его стороны. Однако всё это время из моей головы не выходила эта Кайден. Когда моя Corona Pollentia восстановилась, я получил ударную дозу энергии, что специфично воспринималась моими сенсорными способностями. И то, что они воспринимали, было идентично тому излучению, что исходило от Кайден Андерс. Пусть и только частично. Однако я был более чем уверен — это было полученной энергией от её Осколка. Она также была кейпом. Однако не было ни одной идеи, кто же её альтер эго. Все известные женщины кейпы никак не подходили под внешность невзрачной Кайден. Мисс Ополчение была обладательницей кожи с бронзовым оттенком. Фенья или Менья были яркими, высокими блондинками, даже их шлемы-маски не могли скрыть их красоту. Батарея почти что подходила по росту — была такой же невысокой, но её фигура была очень «округла», в то время, как Кайден довольно… миниатюрна в своих формах. Она не подходила под описание других кейпов-женщин в Броктон-Бей. Внезапный и мощный всплеск энергии заставил меня отвлечься от моих размышлений и пожирания чипсов. Сказав смотрящему фильм Паку, что мне нужно в туалет, быстро рванул туда. Энергия, которую я почувствовал, ещё не успела удалиться. Она так и оставалась на крыше этого дома. Поэтому надо было как можно быстрее добраться до окна — хотелось увидеть, кто же это. И успел я как раз вовремя, чтобы увидеть светящуюся фигуру, которая удалялась в даль. По сигнатуре энергии не было никаких сомнений в том, что это та самая женщина из лифта. Кайден Андерс — кейп по имени Чистота. Вернувшись в зал, я развалился на диване. — А где твои родители? — Они как и раньше постоянно работают. — Даже в преддверии рождества? — Ну мы же не христиане, — пожал плечами Пак. — Всегда забывал. И забываю, — сейчас, при восстановленной Corona Pollentia, мой разум не обладал той же чёткостью и памятью. Всё, что раньше было в моём личном распоряжении, оказалось теперь под властью этого конструктора. Впрочем, я не возражал. Только сейчас я смог обдумать всё, что только произошло со мной с того момента, как я получил силы. И мне было страшно. Страшно от того, как сильно я изменился. То, как я обошёлся с Билли, не было в моём характере. Мне бы не хватило смелости и дерзости так поступить. Но хватало тем, кого я поглотил. Чем больше я размышлял, тем больше приходило осознание того, что мой недостающий жизненный опыт был компенсирован поглощёнными личностями. И если где-то с Билли это несло свои плюсы, то в других моментах это было просто отвратительно. Мне было отвратительно от меня самого за то, что я готов продавать наркотики. Думая об этом сейчас, я понимаю, что это плохо. Но более не испытываю отторжение так заработать деньги. Это единственный шанс жить красиво для таких, как я. Нет! Это не мои мысли. Это не моё. Как и то, что я забыл о сестре. С момента обретения сил я поглотил двадцать три человека. Похожих, но таких разных. Каждый из них имел свою жизнь, свою мотивацию, своих близких и любимых. Они были старше меня, опытнее и где-то даже умнее. И я впитал их жизнь, их опыт, их память, как губка. Из-за этого смерть сестры ощущалась как нечто далёкое, что произошло много лет, если даже не десятилетий, назад. Наверно поэтому я сейчас воспринимаю смерть сестры не яркой болью от утраты, но застарелой грустью, которая виной ложится на моё сердце. Ведь именно из-за меня сестра связалась с Барыгами. Я был виновником её падения — всё это произошло только потому, как я не был в состоянии вести себя правильно. Я и только я навёл на себя гнев Омара своим мудацким поведением. И сейчас я даже не попрощался с сестрой. Отбросил память о ней и поспешил жить дальше. — Пак, думаю, мне пора, — весь вечер он пытался уговорить меня остаться. И мне это даже хотелось бы. Но сейчас я ощущал себя настолько мерзким, что хотелось просто сбежать куда-то подальше. — Ты уверен? Я тебе уже сказал, ты можешь и у меня поспать. — Нет-нет, я уверен. Пак проводил меня до заказанного такси, которое отвезло меня в доки. Воздух был необычайно чист. Практически не чувствовался привычный запах грязи этого полузаброшенного квартала. Обходя по дороге скопления людей — благо, благодаря моим сенсорным способностям, это было плёвым делом — я направился на северную часть парома. Это была та часть переправы, которая максимально далеко выходила в море. Нужно сильно постараться, чтобы увидеть то, что происходит на пароме. Что никто просто так не будет делать, кроме отрывающихся торчков. Ничего интересного там нет. Как только я оказался в проходе, ведущему на платформу переправы, как сенсорные способности оповестили меня о том, что я теперь скрыт от всякого внимания. Никто не сможет меня никак засечь. Тут же лицо покрыла маска — типичная маска из типичных старых фильмах о индейцах и ковбоях. Это, конечно, не самое лучшее, что могло бы скрыть мою личность, но и так сойдёт. Особенно учитывая то, что мне плевать. Плевать, узнает ли кто обо мне то, что я кейп, или нет. Вскоре послышалась музыка — торчки снова бухали и закидывались на пароме. На очередного залётного парня они не обратили никакого внимание. Никто не приветствовал меня, не обратил внимание, не спросил, кто я. Так что мне удалось беспрепятственно пройти к музыкальной установке, которая стояла рядом со старым переносным генератором. Странно, что такие, как они, смогли так далеко продумать этот вариант. Мощный удар кулака разрушает музыкальный центр. Мне нужно это место, поэтому им придётся отсюда убраться. — Ты чё, сучёныш?! — ожил первый из праздной толпы. Сокращаю дистанцию. Лёгкая пощёчина отравляет крикуна в полёт на добрых пол-метра. — Сука, это кейп! Валим! — толпа торчков ринулась в стороны, подобно стае крыс. Местные часто сталкивались с кейпами и прекрасно знали, как нас распознать и как нужно себя вести. Знали, что ни полиция, ни СКП, ни Протекторат не решится обрушить всю тяжесть закона на парачеловека, который их убьёт или покалечит. Они находились среди тех социальных групп, которые были в опасной близости для вербовки. Таких никто искать не будет. Так что сейчас они мчались прочь. Даже тот крикун, которого я послал в полёт. Он уже успел очухаться — немудрено, ведь я его больше толкнул, чем ударил, — и, вскочив на ноги, убежал. Не прошло и минуты, как в здании не осталось людей — ну, кроме тех тел, которые настолько сильно набухались или обдолбились, что были не в состоянии не то что убежать, но и вообще хоть что-то осознать. Но это не было помехой. Вряд ли они будут мне мешать. Выйдя на платформу парома, подхожу к самому её краю. Сильный ветер свистит в ушах, пока я смотрю на открывшийся предо мной вид на почти что всю бухту. — Прости меня, Лана, — Corona Pollentia в мозге распался на составляющие. В руках начала бурлить биомасса, воссоздавая тело сестры. — Прости за то, что не могу тебя достойно проводить. Взгляд падает на лицо сестры. Такое безмятежное, такое чистое. — Ты никогда не пускала в своё сердце зло, — память поглощённых людей подкидывали мне воспоминания о сестре. Даже такие, где они помнили её светлой и доброй. — Несмотря на те грязные руки, которые прикасались к тебе, твоя душа осталась чиста и не позволила себя развратить. Ты осталась Человеком с большой буквы. День за днём ты шла к новому рассвету, чтобы маленький эгоист не потерял свою надежду и не сбился с пути. Для тебя мы были неразрывно связанны. Ты не сожалела, когда с лёгкостью пожертвовала собой. И ради кого? Ради меня. Человека, который не понимал твоей любви, который этого не ценил и не знал. Сделала ты это просто потому, что мы были сестра и брат. Ты считала, что наши судьбы были неразрывно связаны негласными законами. Ты стала моим прибежищем, в глазах которого я находил любовь и покой. Ты стала моим рассветом, рассеивающим кошмарный сон бытия. Тепло твоих нежных рук согревало меня в труднейшие моменты моей жизни. Непоколебимая вера в меня придавала сил уставшим ногам. Твоя любовь не дала мне поставить точку в жизни. Ты ведь знала? Знала, что я делаю в душе? Ветер бушевал, разбивая о скалы огромные волны. Хотелось верить, что это сам Господь Бог так реагирует на утрату такого светлого человека. Одинокая слеза скатилась по щеке. А потом ещё одна. И ещё. Накопившаяся боль искала выхода. Инстинкты вируса отступили перед сущностью человека. Боль дарила мне осознание себя, позволяла вспомнить то, кем я родился. Человек во мне победил дарованные силы. Но почему? Почему?! Почему, сука, быть человеком так больно?! — Я хочу чтобы ты знала. Здесь и сегодня маленький эгоист по имени Тони умрёт, — не было сил, которые могли бы оторвать мой взгляд от заката. — С закатом он уйдёт в небытие. И с новым рассветом его больше не будет. Не повторятся ошибки — прошлые проступки останутся в прошлом. Ты стала для меня примером. Лана, ты была и оставалась человеком, несмотря ни на что. Светлая звезда в этом тёмном мире, полном мерзостей. Он желал превратить тебя в очередную мерзость. Но ты не поддалась. Тебя сломали. Изувечили. Захватили. Но ты осталась той светлой девушкой. Твои ноги не устали идти. — И мои уставшие ноги снова пойдут в путь. Ноги не маленького эгоиста, но странника, идущего за указанной мне целью. По пути, который ты мне указала. Клянусь. Я буду странником, который не собьётся с пути. Я не предам твою память. Голословные выкрики не останутся выкриками. Пустота в сердце развеивалась. Та пустота, которая появилась после отмщения за сестру. — Мы были близки на расстоянии. И близки сейчас. Наши сердца всегда были искренними. Доверие друг другу было нашим фундаментом. Ничто другое было неважно. — В памяти всплывали картины прошлого. Нас не разделила её новая жизнь или учёба в университете. Лана всегда поддерживала своего ленивого братца, защищая его от гнева родителей, особенно от требовательной матери. — Ты всегда была той, в которой я находил всё, что мне нужно было. Каждый проведённый с тобой день был для меня богатством. Не разделили нас и трудности после смерти родителей. Именно она сохранила меня. Сохранила всё то, что родители с таким трудом вкладывали в мою пустую голову. Не дала мне стать одним из многих парней-проходимцев, живущих в Доках. Моя жизнь принадлежит тебе, как твоя принадлежала мне. Я буду помнить всё, что ты хотела до меня донести. Всё, что ты сказала. Каждый день, каждый раз, когда ты меня наставляла. Всё это будет храниться во мне. Наше доверие друг к другу вечно. Пройдут годы и десятилетия, но мы будем близки друг к другу, несмотря на расстояние в целую смерть. Все эти слова я не просто так говорю. Твоя память останется чистой. Всё иное — неважно.