***
Следующим утром, пока Чонгук бреется в ванной, Аюми ищет в интернете клинику, в которую можно было бы обратиться, и когда находит подходящую, звонит туда, чтобы записаться на приём к гинекологу. У неё совершенно нет настроения ни наносить макияж, ни завтракать, поэтому она ждёт Чонгука сидя на диване и поджав под себя ноги. Она неважно себя чувствует. Ночью было сложно уснуть из-за роя спутанных мыслей, которые пугали, заставляли из раза в раз распахивать глаза. Чонгук тоже этой ночью спал мало. Он то и дело крутился в постели, не находя удобного положения, и слышал каждый вздох девушки. — Я записалась на двенадцать, — говорит она Чонгуку, когда тот выходит из ванной, размазывая по подбородку крем после бритья. — Хорошо, — кивает он. — Это далеко? Нам нужно уже выходить? — Ты успеешь позавтракать. — Не хочу, — отмахивается парень и достаёт из шкафа чистую футболку. Они доезжают до клиники на метро, и оказываются там немного раньше назначенного им времени. Аюми оглядывается по сторонам и выглядит напуганной, из-за чего Чонгук сильнее сжимает её ладошку в своей. Они сидят в зоне ожидания на мягком диване, и оба подглядывают на висящие на стене часы. Аюми, пригладив на коленях платье, нервно дергает ногой. — Мне зайти туда с тобой? — спрашивает Чонгук, пытаясь нарушить гнетущее молчание и хоть немного отвлечь девушку. — Я не знаю, — она качает головой и вздыхает. — Если хочешь, пойдём вместе. Когда стрелки часов подбираются к двенадцати, их приглашают в кабинет. Чонгук следует за Аюми, держа её за руку. Врач — женщина средних лет, вежливая и обходительная, подробно расспрашивает у Аюми, что привело её к врачу и что её беспокоит. Чонгук их диалог слушает молча, всё так же сжимая ладошку сидящей рядом девушки в своих руках. У Аюми спрашивают о менструациях, о партнёрах и способах предохранения, и она, смущаясь, отвечает на все вопросы врача. Доктор делает себе пометки после каждого её ответа и постоянно кивает. — Предварительно могу предположить, что вы на одиннадцатой или двенадцатой неделе беременности, но из-за вашего нерегулярного цикла это не точно, — говорит врач после их беседы. — Необходимо сделать узи и сдать некоторые анализы, чтобы узнать наверняка. А пока нужно пройти на осмотр. Молодой человек может подождать здесь. Доктор показывает в сторону двери из матового непрозрачного стекла. — Я бы хотела сделать аборт, — тише говорит Аюми, поднимая взгляд на женщину. Женщина смотрит на свои записи и пометки и недолго обдумывает что-то, по очереди взглянув на ребят. — Не хочу вас заранее разочаровывать, но если срок больше, чем одиннадцать недель, то аборт будет невозможен, — говорит она, снова обратив всё своё внимание на пациентку. Чонгук распахивает глаза, чувствуя, как леденеет всё внутри. Вся его надежда на то, что всё закончится для них лучшим образом, трескается и осыпается. Аюми, со вновь влажными глазами и дрожащими губами уводят за соседнюю дверь, пока Чонгук остаётся сидеть в кабинете один. Он упирается локтями в свои бёдра и запускает пальцы в волосы. Поверить невозможно, что всё это действительно происходит сейчас с ним. Где он успел нагрешить, что приходится так расплачиваться? Девушки и врача нет долго. Он успевает искусать свои губы, ходя нервно по кабинету и тяжело вздыхая каждый раз, когда натыкается на висящие листовки о беременности и детях. Какой-то дурной сон. Дверь из соседнего кабинета, за которой скрылась Аюми в сопровождении врача, открывается минут через двадцать, и Чонгук оборачивается. — Хотите взглянуть на узи? — спрашивает женщина и открывает дверь пошире, приглашая парня войти. Чонгук идёт туда на своих непослушных, словно ватных ногах. Идёт, скорее по инерции, чем из желания посмотреть. Кабинет, в который его пригласили, выглядит совсем иначе. Здесь нет стола и диванчика. В одной половине стоит гинекологическое кресло с другими нужными предметами вокруг, вроде передвижного столика с двумя полками. В другой половине находится узи-аппаратура с расположенной рядом кушеткой, на которой Чонгук и видит Аюми. Она переодета в тонкую рубашку для медицинского осмотра, которая сейчас поднята до самых рёбер, обнажая живот, на котором поблёскивает гель. Подняв взгляд выше, Чонгук видит, что лицо Аюми заплакано. Её глаза покраснели, а на щеках подсыхают мокрые дорожки. Чонгук сглатывает. Если Аюми плачет — это значит только одно. — Тринадцать недель, — сообщает врач Чонгуку, и он опускается на стоящий рядом с кушеткой стул. В висках начинает пульсировать. Она усаживается в кресло, беря в руки зонд, и приставляет его к низу живота Аюми, размазывая по нему гель. На мониторе появляется изображение, какие-то очертания, пока непонятные Чонгуку. Потом картинка настраивается и он видит его. Ребёнка. Чонгука словно обухом по голове ударили. Он неверяще смотрит в экран, на котором кто-то совсем крохотный дёргает ножками и ручками, переворачивается. — Пальчик сосёт, — говорит доктор, слегка улыбнувшись. — В тринадцать недель уже идёт второй триместр беременности. Вам повезло, токсикоз обошёл вас стороной. У малыша к этой неделе уже почти всё сформировано, работают все органы. Уже могу сказать вам пол. Если хотите, конечно. Малыш очень удачно повёрнут — всё хорошо видно. Чонгук ошеломлённо отрывает взгляд от монитора и переводит его на врача. Ещё час назад он думал, что они покончат с этим как можно быстрее. Пройдут осмотр врача, запишутся на аборт, а потом забудут всё как страшный сон. А теперь он видит их ребёнка, который совершенно не выглядит как то, от чего можно вот так просто взять и избавиться. Он выглядит как ребёнок. У него есть пальчики на ручках, которые Чонгук прямо сейчас видит на мониторе. Он думал, что беременность Аюми — это набор каких-то ещё не поделившихся клеток, ведь у неё нет даже живота. По крайней мере, он был настолько незаметным, что Чонгук его не замечал. Оказалось, у их ребёнка уже даже есть пол. Их ребёнок уже умеет сосать свой пальчик, в то время как они даже не подозревали о его существовании. — Хотите? — переспрашивает женщина, видя замешательство и страх на их лицах. Чонгук заторможенно кивает, сам не зная, зачем. Какая им разница — кто это? Он ничего не понимает. — Это мальчик. У вас будет сын. Аюми отворачивается от монитора, вытирая ладонью слёзы с лица. Чонгук же от него взгляда оторвать не может, всё так же ошарашено разглядывая, как бултыхается в своём пузыре кто-то, кто собирается назвать его отцом. Уму непостижимо. Закончив с узи и убедившись, что с ребёнком действительно всё в порядке, она сообщает им, что малыш развивается прекрасно, и даёт Аюми салфетку, чтобы вытереть живот от геля. Когда она это делает, Чонгук смотрит на ее живот. Ему кажется, что он стал более округлым внизу. Он поклясться хочет, что ещё вчера тот был совершенно плоским. Ему хочется истерично смеяться. Пока Аюми переодевается в свою одежду, доктор вручает Чонгуку снимок узи. По очертаниям на карточке можно разглядеть, как малыш держит большой пальчик во рту. — Сейчас вам нужно будет пойти в лабораторию и сдать анализы. Я напишу в направлении, какие. Они бесплатные, входят в стоимость приёма. Так же я вам дам брошюры с рекомендациями, там есть ответы на многие вопросы. На следующий приём вам нужно будет прийти через месяц. И... не расстраивайтесь. Всё что происходит — к лучшему. Из клиники они вышли молча. Аюми продолжала вытирать лицо от слёз, из-за которых её щеки раскраснелись. Чонгук держал папку со всем, что им надавали в клинике. На улице словно стало прохладнее за то время, что они провели на приёме. Аюми съеживается и обхватывает себя руками. Чонгук, сняв с себя рубашку, надетую поверх футболки, накидывает на её плечи и берёт за руку. — Поехали домой. По пути до их дома они почти не разговаривают, обдумывая каждый своё. Аюми прописали витамины, и они заходят в аптеку рядом с домом. Всё словно на автомате. Зайти в аптеку, зайти в супермаркет, потому что дома закончилась питьевая вода. Дойти до подъезда. Поднявшись в квартиру, Аюми уходит наверх и ложится на постель, отворачиваясь в противоположную сторону. Чонгук её не трогает, решая, что ей нужно время побыть одной. Он остаётся внизу, усаживается на пол и облокачивается спиной о край дивана. Сначала кажется, что в голове пустота, звенящая и темная. Он сидит так долго, думая ни о чём и обо всём сразу. Он трёт виски руками, смотрит в стену и пытается хоть что-то осознать. Оказалось, что не так уж просто принять то, что весь твой мир, вся твоя жизнь изменилась за одно несчастное утро. Он пока совершенно не представляет, как они будут жить дальше. Что они будут делать через полгода, когда появится ребёнок и перевернёт своим рождением весь привычный уклад их спокойной жизни. Аюми придётся взять академический отпуск в университете, чтобы ухаживать за младенцем. Как она будет сидеть дома, оставив позади все свои мечты и планы, он не знает. Ей, порой, и дня просидеть дома без дела сложно, а тут ребёнок... Ближе к вечеру Аюми засыпает. Он поднимется наверх и слышит, как девушка тихонько сопит. Осторожно, чтобы не разбудить, укрывает её одеялом и спускается обратно вниз, накидывая поверх футболки ту же клетчатую рубашку, в которой был утром. Она слегка помялась в области спины, но Чонгук не обращает внимание. Он надевает кроссовки, гасит свет и так же тихо выходит из квартиры. Хочется немного подышать. А лучше выпить чего-нибудь, что хоть немного поможет перестать думать обо всех этих вещах, которые происходят. Зайдя в ближайший конбини, останавливается перед стеллажом с соджу и долго его изучает. Он размышляет, куда пойдёт, купив бутылку, но ничего не придумывает. Выйдя из магазина он достаёт из кармана мобильный и набирает единственного человека, которого хотел бы сейчас увидеть. — Да, Гук, — отвечает Тэхён почти сразу. — Занят? Где ты? — Дома, статью заканчиваю. Есть предложения? — Надо встретиться, — говорит Чонгук и тихо вздыхает. — Случилось что-то? — Помнишь недалеко от кампуса где готовят курицу? Там тебя буду ждать. Чонгук отключается и убирает мобильный обратно в карман. Местечко рядом с кампусом он специально выбрал, чтобы немного проветриться, пока идёт туда. Или, может, ему просто нужно было собраться с мыслями. Он не знает, осудит его Тэхён, или поддержит, но знает, что сказать это будет нелегко. До кафе он доходит первым, Тэхёна ещё нет. Помещение небольшое, внутри лишь шесть деревянных столов и стойка самообслуживания, где можно сделать заказ. Он сразу просит пару бутылок соджу и две рюмки, и уже с ними идёт к самому дальнему столику, расположенному у стены. Он не ждёт друга, вскрывает первую бутылку сразу же, и выпивает первую стопку классического соджу. Жидкость обжигает всё внутри и он вспоминает, что так и не поел за сегодня ни разу. Решив, что слишком быстро напьётся таким образом, он возвращается к стойке и добавляет к заказу большую порцию курицы в соусе для него и Тэхёна.***
Тэхён приезжает, когда Чонгук уже опустошил половину бутылки и, судя по всему, съёл пару кусочков курицы. — В честь чего пьём? — спрашивает он, скидывая с себя лёгкую куртку и бросая её на сиденье рядом с Чонгуком. — Садись, — кивает Чон, и пока Тэхён усаживается напротив, он наливает соджу во вторую стопку. Уже наполненную он придвигает к нему. — Рассказывай давай, — кивает, опрокинув стопку в себя и закинув в рот кусочек курицы. Чонгук медлит немного, словно набираясь мужества, после чего всё-таки открывает рот. — Аюми беременна, — понизив голос отвечает он, смотря Тэхёну прямо в глаза. Он перестаёт жевать. Его глаза расширяются, он пытается понять, послышалось ему или нет. Проходит минута, а Чонгук всё так же на него смотрит, больше ничего не говоря. Тэхён начинает часто моргать, глаза начинают слезиться как от острой курицы, после чего он отводит взгляд. Чонгук не нарушает повисшее молчание. Ждёт, пока Тэхён скажет что-нибудь. А у Тэхёна в голове каша. Проходит, наверное, ещё минута, прежде чем он проглатывает, наконец, курицу, что была у него во рту, прочищает горло и поворачивается к Чонгуку. — Это точно? — бесцветным голосом интересуется Тэхён, и его взгляд тяжелеет, когда Чон начинает кивать. А внутри... внутри всё как пламенем выжигает. — Нам сказали даже пол... — выдавливает Чонгук. — Это мальчик. Сын... — Какой срок? — Тринадцать недель, — Чонгук выдыхает и наполняет рюмки снова, прежде чем продолжить говорить. — Мы узнали только вчера. Решили, что пойдём на аборт... а там... у него ручки, ножки... Он запускает руку в задний карман джинсов и достаёт оттуда небольшую квадратную карточку. Он смотрит на неё несколько секунд, потом кладёт на стол и двигает к Тэхёну. Это снимок узи. У Тэхёна заметно подрагивают пальцы, когда он тянется к нему, чтобы взять в руки. Он тоже, как и Чонгук, видит ножки, видит ручку, которую малыш сжал в кулачок и поднёс ко рту. Видит голову, пока ещё непропорционально большую. Тэхён видит, но не верит. Как вообще в такое можно поверить, когда это сваливается как снег на голову? Чонгук молчит и даёт ему время переварить новость. Если это вообще можно переварить за такой маленький период времени. Проходит минут пять, прежде чем Чонгук заговаривает снова, выпив ещё одну стопку перед этим. — Мы думали, что по-быстрому уладим это, никто и не узнает, а он там... он палец свой сосёт уже, ты представляешь? Он человек. Маленький человек, — Чонгук горько усмехается и вытирает горящее лицо ладонями. В его глазах стоят невыплаканные слёзы. Тэхён снова смотрит на снимок. И правда. Он сосёт свой пальчик, как многие дети. Его младшие брат и сестра так делали, когда были совсем маленькими. Безумие какое-то. Ему так хочется, чтобы Чонгук прямо сейчас рассмеялся, сказал, что это его тупой розыгрыш, на который Тэхён повёлся, но Чонгук выглядит так, будто сейчас разревётся. У Тэхёна в очередной раз всё внутри кровью обливается и начинает ныть. — Что вы делать будете? — спрашивает Тэхён немного осипшим голосом и наливает себе ещё соджу, чтобы хоть немного прочистить горло. Голос словно не слушается. — У нас не особо много вариантов, Тэ. Вернее, их вообще нет. Аборт делать уже поздно, ты сам видишь, — Чонгук кивает на снимок, который Тэхён продолжает держать в руках. — Аюми рожать будет. Нам некуда деваться. У нас там... человек. — А её учёба? — Видимо, придётся пойти в академ. Я не знаю, нам столько всего нужно решить, а мы даже с чего начать не знаем... — А где Аюми сейчас? — Дома. — Ты оставил её одну дома и ушёл? — Она уснула. Мы как вчера узнали, так все сутки на нервах, почти не спали этой ночью. Не думаю, что она проснётся до самого утра. — Родителям сказали? Чонгук отрицательно машет головой. — Ты первый, кто узнал, Тэ. Наверное, Тэхёну в какой-то степени приятно должно быть, что Чонгук сообщил ему самому первому, но всё, что он чувствует — это опустошение и какую-то зияющую дыру в груди. Ему бы побыть одному, обдумать всё, потому что вот так просто в голове всё уложить просто невозможно, но он всё ещё сидит здесь, перед Чонгуком, потому что тому сейчас он нужнее. С самим собой и своими чувствами он разберётся позже, когда вернётся в свою пустую квартиру и останется в ней один. — Роды стоят бешеных денег, Гук, — говорит Тэхён, разливая остатки уже второй бутылки соджу по рюмкам. Чонгук, обреченно опустив голову, кивает. — Анализы, витамины, осмотры у врача... до родов ещё столько трат. Буду брать больше заказов, иначе мы не потянем. — Можно получить субсидию от государства на пятьсот тысяч вон, на медицинские расходы по беременности, — вспоминает вдруг Тэхён. — Это покроет какую-то часть затрат. — Правда? — Да, я узнаю об этом получше и сообщу тебе потом, — кивает Тэхён. — Но на роды придётся копить. — А студенческая страховка Аюми ничем не поможет? — Даже если поможет, то всё равно не особо. Готовься, что два-три миллиона вон нужно будет заплатить. Чонгук хватается за голову, пропуская волосы между пальцев. Ему придётся брать втрое больше заказов, чтобы накопить за полгода на роды. — Это конец, Тэ. Моя жизнь превращается в ад, — шепчет Чонгук, закрывая ладонями лицо. Тэхён смотрит на Чонгука и не знает, кого ему жаль больше — себя или друга. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, чуть больше года, Чонгук гораздо больший ребёнок, нежели он сам. Он представить себе не может его отцом. Каким образом Чонгук собирается справляться с этим? Как он собирается растить ребёнка? Ведь это не на день, и даже не на месяц. Это нельзя будет прекратить, когда вдруг подумается, что дело не идёт. Ребёнок — это живой человек, которому нужна забота, должное воспитание. Ему нужно посвящать всё своё время и всю свою любовь. Чонгук и Аюми сами ещё сущие дети, живущие ради собственного удовольствия. Они оба не готовы понести ответственность, не готовы стать родителями и посвятить себя кому-то, кому это так необходимо. Даже сейчас Чонгук здесь, обнажает перед ним душу, ища поддержки, вместо того, чтобы стать поддержкой и опорой для девушки, которая ждёт от него ребёнка и напугана не меньше, а скорее всего даже больше. Тэхён не озвучивает этого вслух. Да, Чонгук, откровенно говоря, вляпался, и это придётся ему расхлёбывать. А Тэхёну придётся быть рядом, наплевав на собственные чувства, которые из раза в раз он в себе давит и гасит, не давая им прорасти и завладеть его разумом полностью. Даже сейчас глядя на Чонгука у него всё горит внутри, обжигая горечью, душа, заставляя ком застрять в горле, но изо всех сил он пытается ничем себя не выдать. Ему нельзя. — Ты со всем справишься, Чонгук, — негромко говорит ему Тэхён, снова взяв в руки снимок узи, на котором кто-то, кто собирается перевернуть вверх дном все их жизни. — Я буду рядом. Я помогу.