***
Между бровей отца Чонгука залегает хмурая морщинка, а мама, округлив глаза, в ужасе прикрывает рот рукой. Чонгук, снова пристыженный возникшей паузой, не смеет даже глаз поднять на родителей. Под их пристальными взглядами на него снова наваливается чувство вины за то, что он хотел, чтобы Аюми уехала с ребёнком, и Чонгук сжимается ещё больше, готовый провалиться под землю. Словно родители могут узнать, что он был вовсе не против того, чтобы их единственного внука увезли в другую страну. Как бы он смотрел им в глаза, если бы приехал без сына? У Чонгука снова начинает щипать в носу и глазах, плечи дёргаются от невольного всхлипа, и мама Чонгука отдаёт внука обратно Тэхёну, чтобы подойти и обнять сына. — Простите... — выдавливает из себя Чонгук, утыкаясь в материнское плечо. — Родной, ты ни в чём не виноват, — шепчет ему мама, прижимая к себе своего растерянного ребёнка. — Не вини себя. — Ты не понимаешь, мам... Отец Чонгука обнимает его с другой стороны и Чонгук отпускает себя, позволяя себе выплакаться. Чонгук вообще не хотел так позорно плакать, ни при Тэхёне, ни при родителях, но чвствует себя таким опустошённым, что нет никаких сил сдержаться. Он больше не плакал с того вечера, как Аюми ушла. Он пытался быть сильным, доказывая что-то самому себе. Иногда, конечно, припирало, когда с трудом справлялся с Уёном, который все эти дни был крайне беспокойным и плаксивым. Тогда Чонгуку тоже хотелось просто сесть и расплакаться. От жалости к самому себе, наверное. Сейчас же, рядом с семьёй, Чонгук испытывает не жалость. Он избавляется от всего накопленного внутри за эти дни, чтобы стало хоть немного легче. Тэхён, словно посчитав, что будет лишним в этой сцене, уходит вместе с Уёном на кухню, усаживаясь с ним за стол и краем лаза наблюдая за Чонгуком и его родителями. Уён, словно поддавшись общему настроению, тоже куксится, но, к счастью, Тэхён успевает отвлечь его. Чонгук долго разговаривает с родителями в гостиной. Тэхён не мешает им, взяв на это время заботу о малыше полностью на себя. Он успевает накормить его разведённой смесью и выйти с ним на задний двор, чтобы посидеть на качели и подышать воздухом. Обратно его зовёт потом мама Чонгука, говоря, что уже приехал Джонхён с Йерин и пора садиться за стол, чтобы отпраздновать сто дней Уёна. Тэхён, зайдя обратно, треплет Чонгука по плечу. Чонгук ему слабо улыбается. Малышу дарят целую кучу конвертов с деньгами, большую часть из которых через маму передали родственники, коих у них не мало. Чонгук, смущаясь, их принимает, обещая приобрести на них что-то действительно нужное. Родители, помимо конверта, от себя ещё вручают целый пакет с вещами для Уёна, в том числе и зимними, и это в самом деле нужно Чонгуку, ведь иначе пришлось бы потратить довольно круглую сумму из зарплаты, чтобы приобрести всё необходимое для зимы, а его маме покупать детские вещички только в радость. Джонхён и Йерин рано уходят спать, утром им уезжать обратно. Мама Чонгука забирает Уёна себе и просит Чонгука на один вечер расслабиться и не переживать о малыше, ведь он в надежных руках бабушки. А уложив ребёнка спать она и вовсе выгоняет парней пойти куда-нибудь проветриться, ведь негоже им, молодым, дома сидеть в такой хороший вечер, когда вокруг жизнь кипит. У Чонгука, однако, уже ничего не кипит, и на вечернюю прогулку он выходит неохотно. — Ты же хотел ночью посидеть перед мостом Кваналли, вот и пошли! — говорит ему Тэхён и тут же осекается, когда понимает, что сболтнул лишнего. Чонгук хотел устроить ночной пикник на пляже, смотря на горящий мост. Но он хотел сводить на него Аюми. На доли секунд поникнув, Чонгук тут же возвращает на лицо улыбку, показывая, что всё в порядке. — Ты прав, — соглашается он. — Давай возьмём пару пледов. До пляжа они доходят в начале одиннадцатого, практически ночью. Один плед стелят на песок, вторым укрывают ноги. Достав купленные по дороге пару бутылок с пивом, Тэхён по очереди открывает их, протягивая одну Чонгуку. Они пьют медленно и молча, прижавшись друг к другу боками на небольшом пледе и смотря вдаль, где яркими огнями в ночи сияет мост Кваннали, с мчащимися по нему автомобилями. Волны облизывают берег, почти доставая до их стоп, с которых они предусмотрительно скинули обувь и поставили позади себя. Приятный морской бриз обдувает лицо и Чонгук с удовольствием прикрывает глаза, ощущая его на чуть влажных от пива губах. Все проблемы словно отходят на второй план, будто они остались где-то там, в Сеуле. А здесь легко и хорошо. Здесь никто не осуждает, здесь в надежных руках его сын, а рядом с ним один из самых дорогих ему людей, который, несмотря ни на что, всегда рядом с ним. Отставив в сторону опустошенную бутылку, Чонгук кладёт голову на плечо Тэхёна, вызывая у него тёплую улыбку, которая едва трогает губы. Чонгук её не видит. Ему настолько хорошо сейчас, что он не способен замечать что либо, кроме собственного умиротворённого спокойствия, о котором мечтал все эти дни. — Ты знаешь, — нарушает тишину между ними Чонгук. — Родители предложили оставить Уёна у них. Ну, до тех пор, пока я не встану на ноги. Закончу университет, найду постоянную работу. — Да?.. — Я отказался. Тэхён поворачивается к Чонгуку, внимательно на него смотря, и Чонгук вдруг видит в его глазах что-то такое, от чего понимает, что принял самое правильное решение в своей жизни. Словно Тэхён горд им. — Я не смогу с ним поступить так же, как Аюми, — объясняет он Тэхёну. — Я не знаю, как буду справляться с ним, но мне будет спокойнее, если он будет рядом. Да и родители... не могу я просто скинуть на них ребёнка. У них своя жизнь, работа. Куда им ещё Уёна. — Из тебя обязательно выйдет замечательный папа, Чонгук. Уён будет благодарен тебе, когда подрастёт, я уверен в этом. У него самый лучший папа. Чонгук смущенно улыбается и кладёт голову обратно на его плечо. Тэхён подтягивает его к себе и прижимается щекой к его макушке, будто обнимает самое родное, что у него есть. — Мне кажется, я был очень хорошим человеком в прошлой жизни. — С чего это ты взял? — с улыбкой удивляется Тэхён. — Иначе за какие такие заслуги мне бы послали такого лучшего друга? — Подхалим, — смеётся Тэхён, щипая его за бок. Слегка захмелев от выпитого крепкого пива, они ещё долго лежат на пледе под синим небом и звёздами, о чём-то болтая, строя какие-то планы, представляя, что отдадут Уёна в спортивную секцию, чтобы он рос здоровым и крепким, и обязательно научат английскому, чтобы в будущем для него было открыто больше дверей. И именно этой ночью Чонгук понимает, что это и есть семья, а не то, что он пытался построить с Аюми. Семья — это когда Тэхёну всё равно, сколько ошибок натворил Чонгук, ведь он всё равно продолжает считать его лучшим папой для Уёна. Семья, это когда Тэхён разделяет с ним самые далекие планы, потому что не планирует никуда уходить.***
В Сеул они выезжают на следующий день, ближе к обеду. Вечером они решают собраться дома у Тэхёна, потому что парни тоже хотели поздравить Уёна со ста днями. Чонгук, видимо всё ещё чувствуя вину перед Тэхёном за то, что невольно мешает ему строить личную жизнь, предлагает пригласить Чимина тоже. Тэхён на это благодарно улыбается. Он привозит Чонгука и Уёна сразу к себе домой, и отправляет Чонгука поспать, пока парни не приехали. Уён раскапризничался под утро, и Чонгуку выспаться толком не удалось. Пока Чонгук спит, Тэхён переодевает Уёна и заказывает из ресторана еду на вечер. Немногим позже приезжают Намджун, Сокджин и Юнги, за которыми в квартиру волочится целая связка воздушных шаров, заметив которые, Уён приходит в восторг. Пока Тэхён накрывает на стол, понянчиться с малышом решают Сокджин с Намджуном, и первый укладывает его себе на руки. Уён сначала его внимательно разглядывает, и только потом, не найдя в нём, по всей видимости, ничего подозрительного, начинает улыбаться. — Красавчик будет, как папка, — говорит Намджун, привалившись к плечу своего парня и с умилением наблюдая за малышом. — Не, обгонит, — усмехается Юнги. — Как он, кстати? — шепотом спрашивает Сокджин у Тэхёна. — Получше, вроде, — пожимает плечами Тэхён. — Но всё ещё подавлен. Когда отвлекается, то вроде веселеет, как вспомнит что-нибудь, так снова погружается в мысли свои. — Даже не представляю, о скольких вещах он сейчас думает. В двадцать два стать отцом-одиночкой... Уход Аюми, конечно, вверг в шок всех друзей Чонгука. Они знали, что у них не всё гладко, но не могли и предположить, что настолько. Намджуну и Сокджину, далеким от родительства, но выросшим в полных семьях, вообще было крайне сложно понять, как мать может отказаться от ребёнка. Юнги же, уже сталкивавшийся с подобными случаями в своей практике, объяснил это послеродовой депрессией и притуплением материнского инстинкта. Звучит, конечно, убедительно, но парням все равно произошедшее осталось непонятным. Когда стол уже почти накрыт, приезжает Чимин, и Тэхён, оставив ребёнка на парней, идёт его встречать. За неполные два дня, что провёл Тэхён в Пусане, они пару раз списывались. Тэхён в сообщениях просил Чимина не сердиться на него и обещал загладить свою вину. Чимин, вроде как, даже оттаял, поэтому как только парень появляется на пороге, Тэхён обвивает его шею руками и впивается жадным поцелуем. — Соскучился? — улыбается Чимин, прижимая его за талию к себе. — Ужасно, — кивает Тэхён, оставляя ещё один поцелуй на губах парня. — Ты сразу после работы? — Да, не стал заезжать домой. — Это мне нравится, — лукаво улыбается Тэхён, проведя ладонями по его груди, обтянутой формой, и Чимин снова притягивает за подбородок его лицо, чтобы поцеловать. Их воркование прерывает вышедший из спальни Тэхёна заспанный зевающий Чонгук, подтягивающий на себе единственный предмет одежды — свободные домашние штаны, выданные ему Тэхёном. — Ой, — останавливается он. — Извините, я не слышал, что вы здесь. — Там на кухне уже всё готово, пойдёмте! — Тэхён тянет за руку Чимина, и подгоняет Чонгука в сторону кухни, где парни уже разлили по бокалам вино. За столом Чонгук то ли всё ещё сонный, то ли просто снова погрустневший, поэтому особо не участвует в разговоре. Парни сначала поздравляют Уёна и самого Чонгука со ста днями и дарят подарки, от чего Чонгуку снова немного неловко, а после разговор перетекает в какую-то повседневную степь, как в типичной компании друзей: работа, дети, личная жизнь, какие-планы и обсуждение происходящего в мире. Тэхён, за эти пару дней ощутивший себя полностью в своей тарелке, ухаживая за Уёном и Чонгуком, весь вечер не может перестать этого делать, то подкладывая Чонгуку в тарелку всё самое вкусное, то не выпуская из рук Уёна. Иногда Чимин его ненавязчиво одергивает: то проведя ладонью по его бедру, как бы напоминая о своём присутствии, то и вовсе в наглую притягивая к себе и целуя в висок или щёку. Тэхён чувствует себя этим вечером настолько счастливым, что у него почти срывается с губ предложение Чонгуку остаться с Уёном у него, но он натыкается на острый взгляд Чимина и тут же осекается на полуслове. Чонгука с ребёнком вызываются отвезти домой Намджун с Сокджином, и Тэхён приносит из спальни автомобильную люльку, в которой они принесли сегодня спящего малыша домой. Оставшись наедине, Тэхён льнёт к Чимину, читая на его лице расстройство. — Ты ещё сердишься? — Для чего ты позвал меня сегодня на ваш праздник, Тэ? — Тебя позвал не я, а Чонгук. И это не наш праздник, а праздник Уёна. А сделал это Чонгук потому, что хочет, чтобы у нас всё было хорошо, — объясняет Тэхён и касается губ Чимина своими, проверяя реакцию. — А я хотел, чтобы ты был рядом в такой чудесный день. А впереди ещё не менее чудесная ночь. Чимин внимательно, изучающе рассматривает лицо Тэхёна, словно пытаясь найти в нём ответы на свои вопросы, но видит лишь блестящий от алкоголя и возбуждения взгляд, кончик языка, которым он облизывает губы в ожидании. — Мы почти три месяца вместе, — задумчиво говорит Чимин, положив ладонь на щёку Тэхёна и нежно проведя по ней подушечкой большого пальца. — Почему я каждый раз думаю, что за это время ты даже на сотую часть не стал моим? — Я твой, — выдыхает ему в губы Тэхён, прижимаясь к телу крепче. Ему нужно это: почувствовать себя нужным и желанным, и в то же время выплеснуть всю накопленную нежность и страсть, поэтому он стягивает с себя футболку, бросая её на пол прихожей, и пальцами тянется к пуговицам на рубашке Чимина, начиная расстёгивать их по одной с самого низа, и дойдя до верха он распахивает её полы, стаскивая её с крепких плеч, и оставляя Чимина таким же полуобнажённым. — Пойдём в спальню. Ты убедишься в этом, я тебе обещаю. Тэхён тянет Чимина за руку и усаживает его на край постели, как только дверь за ними с тихим шелестом прикрывается. Он забирается на Чимина сверху, уверенно седлая его бёдра и проезжаясь по ним ягодицами, заставляя Чимина тихо выдохнуть. Тэхён вообще не из стеснительных, но немного алкоголя ещё больше развязывает ему руки, и он творит с Чимином такие вещи, о которых тот будет завтра вспоминать на работе, мечтая поскорее закончить и снова отправиться к Тэхёну. Тэхён берёт и отдаётся сам, и ему до мурашек нравятся их бесконечные эксперименты, от которых его всего пронизывает жаром и похотью. Тэхён в его руках забывается наслаждением, и это лучшее, что он может позволить себе сейчас, и большее, что может дать Чимину. Нет, Тэхён не запутался. Тэхён всё ещё верен себе, и верен своему сердцу. Он любит Чонгука нежной, трепетной и глубокой любовью и, наверное, всегда будет любить, но Тэхён тоже человек. Он хочет жить здесь и сейчас, хочет быть любимым и нужным, хочет просыпаться с кем-то и варить кому-то кофе, ласково целуя, провожая на работу. И убирая чуть влажную челку с лица спящего Чимина, он дарит ему невесомые поцелуи, тихо шепча за всё "спасибо", и засыпает, переплетя их обнажённые тела.