Третий не лишний

      Тэхён, собираясь ранним утром в аэропорт, чувствует угрызения совести за то, что нагрубил ночью Чонгуку. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, он оставляет маленькую записку на стикере, и прикрепляет её к холодильнику за магнит с изображением их троицы, который они сделали не так давно в Лотте Ворлд.       Собрав последние вещи в свою дорожную сумку, он тихонько приоткрывает дверь в спальню, чтобы заглянуть к ним перед отъездом. В комнату уже пробиваются утренние солнечные лучи, от которых Чонгук прячет лицо, уткнувшись лицом в подушку. Стараясь не шуметь, Тэхён проходит в комнату, подходя к кроватке и наклоняясь, чтобы поцеловать Уёна в маленький нос, который тот невольно во сне морщит, почувствовав на нем касание губ. Он стоит рядом с кроваткой ещё немного, умиляясь спящему ребёнку, уже чувствуя, как сильно будет скучать по нему в командировке. Они давно не разлучались так надолго, и от этого ему становится невероятно тоскливо, хоть он и очень хотел отправиться в эту поездку. Это была его первая заграничная командировка, а потому особенно желанная и волнительная. Да и репортажи должны были быть важными и достаточно серьёзными — ему предстоит в режиме реального времени обозревать митинги, периодически проходящие сейчас в столице Японии с участием южнокорейских граждан, писать политические статьи, анализировать ситуацию. Он ужасно взволнован возложенными на него обязанностями, вместе с тем радуясь предоставленной возможности, ведь это отличный ход по карьерной лестнице, где он может в полной мере показать, на что способен. Его мечта — перейти от газет в тележурналистику, и это будет хороший опыт для него.       Его такси уже подъехало и нужно выходить, но он не удерживается от того, чтобы попрощаться и с Чонгуком тоже, поэтому, приблизившись к кровати, Тэхён наклоняется, оставляя невесомый поцелуй на его макушке, пахнущей его шампунем для волос.

***

      Чонгук чувствует поцелуй сквозь сон, но сил разлепить глаза не находит, ведь лёг спать всего часа четыре назад. Он просыпается позже, когда начинает хныкать в кроватке сын и, подхватив его на руки, выползает из спальни, ещё толком не проснувшись.       — Тэ уже уехал, — зевая, сообщает он ребёнку, идя с ним в ванную.       Умывшись, они плетутся на кухню, где Чонгук усаживает ребёнка на стул, чтобы покормить в первую очередь его. Вручив ему легкую пластиковую ложку, которой он любит размахивать, пока его кормят, Чон поворачивается к холодильнику и замечает ярко-желтый стикер на нём. «Люблю и скучаю» написано рукой Тэхёна, и на его губах появляется глупая счастливая улыбка. Рука уже тянется к телефону, засунутому в карман домашних штанов, но Уён принимается стучать своей ложкой, привлекая внимание отца.       — Как будто ты не хочешь позвонить Тэхёну! — ворчит он на сына, доставая из холодильника пюре для него.       Наведя молочную смесь и слегка разогрев пюре до нормальной температуры, Чонгук кормит Уёна. Когда ребёнок наедается, он вручает ему кусочек яблока, который тот сразу начинает мусолить в руках, периодически пробуя на вкус, и садится за стол. Глянув на время, он прикидывает, что Тэхён уже должен быть в Токио, и решает позвонить по видеосвязи.       — Доброе утро, — появляется на дисплее лицо смачно зевающего Тэхёна.       — Привет. Совсем не выспался, да? Тэ, прости ещё раз, я правда совсем забыл…       — Да ничего страшного, — отмахивается он.       — Ты уже в отеле?       — Только заселился. Сейчас немного отдохну и за работу. А у вас какие планы?       — Сначала в бассейн, потом с Хэсон встретимся.       — Хорошо вам погулять, — сухо кивает Тэхён.       Чонгук, замечая переменившееся настроение друга, снова чувствует себя пристыжено, и решает быстро сменить тему разговора.       — Я, кстати, прочитал твою записку! Мы тебя тоже любим!       Тэхён смущенно заливается краской, буркнув что-то себе под нос, и спешит с Чонгуком попрощаться, оправдываясь тем, что пора поработать. Чонгук, прежде чем закончить разговор, показывает ему Уёна, который всё ещё слюнявит своё яблоко, и они договариваются созвониться позже.       Позавтракав, они отправляются в бассейн, где ребёнок, заботливо поддерживаемый руками отца, довольно плещется в воде всё занятие напролёт. После они встречаются с Хэсон, обедают неподалёку от спорткомплекса, потом долго гуляют, а вечер решают провести дома. Девушка вызывается приготовить ужин, и Чонгук, в общем-то, совсем не против, ведь его навыки готовки не на самом лучшем уровне. Пока Хэсон крутится на кухне, что-то нарезая и перемешивая, Чонгук с Уёном на руках усаживается напротив.       Наблюдая за девушкой, он чувствует себя странно. Видеть в квартире Тэхёна женщину непривычно, и он не может избавиться от дурацкого ощущения, что она здесь лишняя. Он мысленно придирается, что она использует не тот половник, или не туда кладёт приправы, нарушая созданный Тэхёном порядок. Забываясь, он даже пару раз открывает рот, чтобы указать ей на ошибки, но захлопывает его, так ничего и не сказав. Он прекрасно понимает, что Хэсон пытается угодить ему. Он нравится ей, это и дураку ясно. Она изо всех сил старается поладить с его сыном, с его лучшим другом, и у неё даже неплохо получается: она вполне нормально управляется с Уёном, когда вызывается помочь, и мило вела себя с Тэ в их единственную встречу. Даже те пару раз, когда между ними был секс — это было неплохо. Только Чонгук не может отделаться от чувства, что это всё не то.       Когда ужин готов, перед Чонгуком опускается тарелка с чем-то сильно диетическим на вид. Он несколько раз изумленно моргает, пытаясь прикинуть, можно ли этим наесться, но снова не подаёт виду, никак не комментирует, беря в руки палочки. Они с Тэхёном не привыкли питаться подобной травой, предпочитая что-нибудь потяжелей, вроде мясных блюд или рамёна с сосисками.       — Что-то не так? — спрашивает она, всё же заметив его замешательство.       — Нет, выглядит отлично. Наверняка, на вкус тоже, — выжимает он улыбку. — Мы просто обычно едим что-то более сытное.       — О, я не подумала, — сконфуженно отвечает Хэсон, усаживаясь рядом. — Чаще всего я ужинаю так, чтобы не вредить фигуре. Это уже как привычка.       Чонгук кивает, вспоминая, как четко видна каждая её мышца, когда они занимаются в тренажерном зале, и мысленно сравнивает с Аюми, которая никогда особо не была фанаткой спорта, и они могли вдвоём наесться на ночь. Она никогда не заморачивалась, если у неё появлялся маленький животик, который даже не заметен под одеждой. Да и он сам не находил в этом ничего особенного. Она всё так же продолжала ему нравиться, а мягкие линии даже делали её женственнее. Тэхён тоже не был особо худым, у него не было четко очерченного пресса, да и его бёдра и ягодицы…       Чонгук снова себя тормозит, когда его размышления начинают заходить не в ту степь, и спушит вернуться к Хэсон. Подобная одержимость здоровым образом жизни кажется Чонгуку скучной, и он записывает ещё один минус в несуществующий список, поделённый на два столбца. Он сам любит заниматься, любит посещать спортзал, но при этом так же не прочь вкусно поесть и выпить. Хэсон, однако, на встречу с друзьями, где они едят что-то вредное и пьют соджу, он бы не взял.       — А тебе какие фигуры нравятся? — любопытствует девушка.       — Не знаю, — пожимает плечами Чонгук. — Разные, наверное. Не задумывался.       — Наверное, после рождения Уёна фигура его мамы сильно изменилась? Я слышала, что после родов всё меняется. Интересно, каково это.       — Ну… — он задумывается. — Тело становится плавнее, что ли. Грудь становится больше, и бёдра.       — Мне кажется, всё это вообще не для меня. Это ведь потом сколько нужно потратить времени и сил на восстановление. Я думаю, твою бывшую девушку тоже можно в какой-то степени понять, — рассуждает Хэсон. — Поэтому, парни с детьми — идеальный вариант для меня. Не нужно портить фигуру родами!       Хэсон смеётся над своей же шуткой, в то время как Чонгук с трудом выдаёт подобие улыбки. Он вдруг смотрит на неё совсем другими глазами. Хэсон больше не кажется той девушкой, отлично ладящей с детьми и находящей его сына совершенно очаровательным. Он видит в ней Аюми, бросившую собственного ребёнка ради каких-то призрачных целей и несбывшихся надежд, видит Аюми, думающую о самой себе больше, чем о том, кто должен быть самым главным человеком во вселенной. И Чонгуку противно. Противно настолько, что хочется быть сейчас не здесь, ужиная с девушкой, которая ему до этого момента нравилась, а где-нибудь с Тэхёном и Уёном, смеяться над неумелыми попытками ребёнка встать, держась за отцовские руки, и бесконечно умиляться тому, как он растёт. И никакая Хэсон не вписывается в эту картину.       Чонгук заканчивает ужин не проронив больше ни слова, давясь травой, которую девушка уплетает с гораздо большим удовольствием, и мечтает, чтобы она скорее ушла. Она собирает посуду со стола, перекладывая её в раковину, чтобы сразу помыть, а Чонгук строчит сообщение Намджуну, спрашивая, дома ли они с Сокджином и могут ли они с Уёном наведаться в гости.       — Мне нужно уехать сейчас, — объявляет он девушке, когда она вытирает влажные руки бумажным полотенцем.       — Уехать? — растерянно переспрашивает Хэсон. — Я думала, что останусь сегодня у тебя.       — Не сегодня, — качает он головой.       Она расстраивается, и Чонгук даже чувствует укол вины, но ничего не может поделать с собой. Ему не хочется, чтобы она оставалась на ночь, не хочется, чтобы изображала эту заботу о его ребёнке, не хочется, чтобы угождала ему. Выпроводив её, он обещает позвонить завтра, и тут же начинает собирать Уёна, одевая его в вещи потеплее.       Их встречает довольно улыбающийся Сокджин, который принимает Уёна из рук Чонгука, чтобы тот смог раздеться, и говорит Чонгуку скорее проходить.       — И чего дома вам не сидится в такую погоду? — с улыбкой спрашивает у малыша Джин, стягивая с него шапку, которая уже сползла на глаза.       — Скучно. Тэхён уехал, что нам одним делать дома? — отвечает Чонгук, проходя босиком в гостиную, из которой выглянул Намджун с надвинутыми на нос очками.       — Так у тебя же вроде девушка появилась, — подмечает он, когда Чонгук плюхается на мягкий диван, уставленный многочисленными подушками.       Чонгук отмахивается на последнюю реплику Намджуна, чем вызывает удивленные переглядывания друзей.       — Ну-ка, ну-ка, — Сокджин передаёт ребёнка своему парню и усаживается рядом с Чонгуком, заинтересованно подперев голову рукой.       — Я думаю, что она не то, что мне нужно. Она сегодня сказала одну фразу… и всё, меня как отворотило, — вздыхает Чон.       — Мда, не надолго тебя хватило, — усмехается Джин. — И что делать планируешь?       — А что тут остаётся делать? Разбежаться да и всё, — с какой-то грустью говорит Чонгук, опуская взгляд вниз.       — Да найдёшь ты ещё своего человека, не переживай. Знаешь, иногда это происходит, когда совсем не ждёшь. Просто не зацикливайся.       Чонгук кивает. Он всегда в какой-то степени завидовал своим друзьям, встретивших друг друга ещё в юности, и до сих пор друг с другом не расстававшихся. Они, несмотря на то, какими разными были, вместе выглядели так гармонично и так влюблённо друг на друга смотрели, что Чонгук тоже невольно мечтал о такой любви. У Намджуна и Джина скоро десятилетие отношений, которое они хотят отметить в путешествии, и у Чонгука от этих цифр мурашки по коже. Он этими двоими восхищается.       Уён, сидящий у Намджуна на руках, тянется руками к завязкам на домашней худи Сокджина, и тот усаживается поближе, чтобы малыш мог до них достать. Они нянчатся с ребёнком, а Чонгук любуется ими. Они выглядят как настоящая семья. Неожиданно для себя он задумывается, что хотел бы такого и для Тэхёна, зная его любовь к детям. Он был бы отличным мужем для кого-то. Может быть даже для кого-то, вроде Чимина, и Чонгука в очередной раз мучает совесть, вспоминая, что именно его обвинили в их расставании.       — А у вас есть ещё свободные друзья-геи, помимо Чимина? — интересуется он спустя долгие минуты молчаливых размышлений.       — Ты что, решил попытать счастье в другой команде? — издаёт смешок Намджун.       — Я не для себя, — насуплено ворчит Чонгук.       — А для кого?       — Думаю, может можно с кем-нибудь Тэхёна познакомить? Мне кажется, что ему одиноко. Когда он был в отношениях с Чимином, он чаще улыбался. Я думаю, что ему нужен кто-нибудь.       — Не знаю даже, — задумывается Намджун. — Сану же вроде свободен сейчас, да? — обращается он к Сокджину.       — Вы сначала спросите, надо ли это Тэхёну. Он со своей личной жизнью способен сам разобраться, я полагаю. Поэтому, не занимайтесь ерундой.       Чонгука, однако, эта мысль не отпускает и, вернувшись домой, он заходит в Инстаграм, решая поискать того самого Сану. Нужный профиль он находит среди подписок Сокджина, и он, на удачу, оказывается открытым. Сану оказывается парнем с совершенно айдольской внешностью и фигурой, с кучей подписчиков и белоснежной улыбкой. Пролистав пару десятков его фотографий, он чувствует себя уродцем на фоне идеального молодого человека, и с психу закрывает Инстаграм. Нет, никакой идеальный Сану Тэхёну не нужен.       Ночью он долго не может уснуть, то вертясь из стороны в сторону, то наблюдая в темноте за очертаниями спящего сына. Он много думает о себе и о Тэхёне, о Хэсон, о Чимине, каждый раз тяжко вздыхая. Удивительно, но когда дома Тэхён, его никакие размышления не мучают. Сейчас же, в тишине и одиночестве, он не может выбросить крутящиеся в голове мысли, мешающие уснуть. За проведенную в бессоннице половину ночи он успевает решить, что лучше не откладывать расставание в долгий ящик, и пригласить девушку на встречу завтра же, чтобы расставить точки. Он не видит никакого будущего для этих отношений. Если поначалу в нем и теплилась какая-то надежда на то, что у них может выйти что-то хорошее, то сейчас она испарилась. Так что завтра одной заботой должно стать меньше.       Утром, совсем не выспавшийся, он отвозит Уёна домой к Юнги, где передаёт ребёнка Суён, животик которой уже заметен под одеждой. С Хэсон он встречается после университета, предупредив заранее Суён, что чуть задержится.       На предложение расстаться девушка реагирует расстройством, но ведёт себя достойно, чем облегчает Чонгуку задачу, и он мысленно её благодарит. Странно, но он чувствует облегчение, когда она первой уходит, накинув на плечи тёплое пальто. Он так хотел найти себе кого-то, но теперь, попытавшись, ему больше это не кажется привлекательным. Наверное, ему хотелось, но совсем не этого.       Воодушевленный вновь обретённой свободой, он решает позвонить Тэхёну, с которым сегодня ещё не созванивался, чтобы обрадовать того новостями и сообщить, что его шикарный мужчина снова только его и готов как и прежде пускать на него слюни в режиме нон-стоп. Это он об Уёне, конечно же. Тэхён, правда, на звонок не отвечает. Работает, наверное, думает Чонгук.       Забрав ребёнка от Суён, Чонгук возвращается с ним домой, по пути пробуя ещё раз дозвониться другу, и отправляет ему вдогонку сообщение. На улице уже вечереет, и в Сеуле Тэхён обычно в такое время уже возвращается с работы, поэтому он находит странным то, что он всё ещё не отвечает на звонки.       Доехав до дома, он переодевается и раздевает Уёна, после чего отправляется с ним на кухню, чтобы покормить. Пока Уён сидит на своём стульчике, он взбалтывает смесь и одновременно обзванивает друзей, чтобы узнать, не звонил ли им Тэхён. И Юнги, и Намджун с Сокджином отвечают, что не разговаривали с ним сегодня.       Зная о том, что работа Тэхёна порой бывает опасной, он начинает нервничать, и не сводит глаз с мобильного, пока кормит сына. Когда Уён наедается, Чонгук берёт его на руки и, ходя с ним по кухне, продолжает поглядывать то на телефон, то на часы, которые показывают восьмой час вечера.       Уён засыпает в начале девятого, после того как Чонгук мажет ему дёсна обезболивающим гелем для малышей. Он укладывает его в кроватку, оставляя рядом радионяню, и возвращается на кухню. Заварив горячий чай, Чонгук усаживается за стол. Телефон по-прежнему молчит, заставляя его нервно постукивать пальцами по столешнице. За вечер он позвонил Тэхёну не меньше десятка раз и отправил штук пять сообщений, спрашивая, всё ли у него нормально, и прося перезвонить.       Его телефон оживает в десятом часу и Чонгук вздрагивает, хватая его со стола, но звонящим оказывается не Тэхён.       — Да, Юнги?       — Чонгук, включи новости, — просит Мин.       — Новости? — недоуменно переспрашивает Чонгук, ища взглядом пульт от висящего на стене небольшого телевизора.       — Включи, Чонгук, — снова напряжённо повторяет Юнги.       Найдя пульт, Чон включает телевизор, начиная щёлкать кнопками в поисках новостного канала. Он редко смотрит новости, поэтому даже не знает, на каком канале их искать. Политикой и общественностью у них интересуется только Тэхён, и новостной канал Чонгук обычно видит только в том случае, если телевизор последним смотрел Тэхён. Дощелкав, наконец, до новостей, Чонгук притихает, во все глаза смотря в экран, на котором вооруженная полиция разгоняет огромные толпы людей с улиц, люди кричат и падают на землю, роняя из рук транспаранты и получая травмы. Всё это выглядит как сплошное месиво, и у Чонгука кожа от ужаса покрывается мурашками.       «…Беспорядки начались сегодня возле здания суда, в котором проходило заседание по делу Сон Джэ Ёна. В результате протестов и массовых беспорядков погибло шестнадцать человек, в том числе одиннадцать граждан Южной Кореи. Тридцать пять пострадавших доставлены в госпитали с травмами разных степеней тяжести. Имена погибших и пострадавших уточняются».       — Что… что это? Тэхён был там?.. — Чонгук дрожащими пальцами вцепляется в телефон, боясь его уронить, а второй зажимает свой рот ладонью.       — Да, Гук, — тихо говорит Юнги.       Чонгук качает головой, не желая этого слышать, мысленно молясь, чтобы всё это оказалось дурацкой ошибкой. Тэхён не мог там оказаться, это же верная смерть... Его начинает мелко протряхивать, когда на экране телевизора появляются большие чёрные пакеты, которые перекладывают на носилки. Он не сдерживает всхлипов, ощущая, как горячие капли катятся по его щекам.       — Мы с парнями сейчас приедем к тебе, Гук. Ещё ничего не известно, слышишь? С Тэхёном наверняка всё в порядке. Может, он просто забыл включить звук на телефоне, или просто занят. Продолжай звонить ему пока, ладно?       Когда Юнги отключается, обещая быть у него в самое ближайшее время, Чонгук не сдерживается, начиная рыдать. Он из раза в раз звонит Тэхёну, слушая в трубке длинные гудки и вытирая рукавом слёзы с лица. После двенадцатого по счету звонка гудки прекращаются и номер становится вовсе недоступным. Чонгук хватается за волосы, пропуская их сквозь пальцы и сжимая у корней. Дрожь становится уже совсем не мелкой, его начинает по-настоящему трясти.       Он смотрит совершенно стеклянным взглядом в телевизор, не в силах его отвести от экрана. В новостях продолжают показывать о беспорядках и протестах, и от увиденного у Чонгука сдавливает всю грудную клетку, словно боль просто уже не помещается в нём, хочет вырваться наружу. Кажется, становится совсем нечем дышать, и он не прочь задохнуться, только бы не думать о том, что Тэхёна может больше не быть.       От мысли, что Тэхён, возможно, погиб там, что его задавили в этой толпе, у Чонгука начинается истерика. От его плача просыпается Уён, тоже начиная плакать, и он не знает, откуда находит в себе силы пойти к ребёнку, чтобы взять его на руки и успокоить. Он словно на автомате качает его в руках, стараясь не рыдать в голос, чтобы не напугать сына, но Уён не успокаивается, плача ещё громче.       Когда приезжают парни, на Чонгуке совсем нет лица, а ребёнок продолжает истерить у него на руках. Чонгук бледный, с сильно покрасневшим носом и глазами, в которых стоят слёзы, а на его щеках влажные дорожки, не высыхающие с того момента, как он включил эти проклятые новости.       — Чонгук… — Сокджин обнимает его осторожно, прижав его голову к себе, пока Юнги забирает ребёнка из его рук. — Гук, прекращай плакать. Ещё ничего не известно же, надо продолжать звонить. Сейчас Намджун позвонит в посольство, выясним, где Тэ. Пожалуйста, успокаивайся. Посмотри на сына, он же чувствует твоё настроение.       — Я пойду пока с ним в спальню, — говорит им Юнги, покачивая на руках ребёнка.       Парни кивают и ведут Чонгука на кухню. Пока Сокджин усаживает совершенно разбитого парня за стол, вытирая его щеки от слез, Намджун выливает его остывший чай в раковину, чтобы налить горячий.       — Давай, пей, — ставит перед ним свежий чай Намджун.       — Я не хочу… — выдавливает Чонгук.       — Пей, — двигает дымящуюся кружку к нему Джин.       Намджун в это время что-то набирает на телефоне, потом звонит кому-то. Когда ему отвечают, он выходит на балкон, прикрывая за собой дверь.       — Джин, он не мог, он же не мог… — безжизненно лепечет Чонгук, роняя в чашку слёзы.       — Прекрати думать, что Тэхён умер! — почти кричит на него Сокджин, но тут же замолкает, видя, как сжался Чонгук. У них у всех нервы на пределе, и держатся они только ради Чонгука, которому, наверняка, сейчас хуже всех остальных. Они ж неразлучные с Тэхёном, половину жизни вместе…       Юнги возвращается из спальни минут через пятнадцать и усаживается рядом. Он окидывает Чонгука внимательным взглядом, и треплет его по плечу тяжелой ладонью.       — Уён наплакался и уснул, — сообщает он им. — Намджун в посольство звонит?       — Угу, — вздыхает Джин.       — Гук, когда ты последний раз разговаривал с Тэхёном?       — Вчера перед сном, — сипит Чонгук, не поднимая на друзей взгляда. — Он позвонил, и мы недолго поболтали. Я даже не сказал ему, что уже соскучился… что...       Чонгук снова начинает плакать, утыкаясь в плечо Сокджина, и ревет до тех пор, пока с балкона не возвращается Намджун. Все трое затихают, ожидая от Намджуна вестей, но тот лишь едва заметно качает головой.       — Его сумку с телефоном и удостоверением журналиста нашли валяющейся на земле неподалёку от здания суда, и передали в посольство. О самом Тэхёне всё ещё ничего неизвестно.       — Значит… значит, он либо в каком-то госпитале, либо… — всхлипывает Чонгук, в неверии качая головой. — Господи…       На этот раз Чонгука никто не успокаивает. Никто не переубеждает, не говорит, что всё будет хорошо, потому что хорошо, очевидно, не будет. С Тэхёном случилась беда, и они ничего не могут даже узнать о нём.       Это ожидание хуже всего. Чонгук периодически забывается в плаче, и даже парни всю ночь напролёт отворачиваются от него, украдкой стирая слёзы, лишь бы не показывать их Чонгуку.       Они пытаются хотя бы понемногу спать, хоть и сон практически не идёт, но они понимают, что спать надо, ведь неизвестно, что будет завтра, а у них ещё маленький ребёнок, с которым Чонгук, по всей видимости, сам справляться в ближайшее время будет не способен. Он не смыкает глаз до самого утра, сидя на полу возле дивана, на котором по очереди дремлют парни, и неспешно раскачивается.       Под утро слёз почти не остаётся. Высыхая, они стягивают кожу на лице и шее, и по-хорошему бы умыться, но он совсем не чувствует в себе сил. Глаза от недосыпа болят и он трёт их руками. Намджун с утра снова звонит в посольство, но ему отвечают, что никаких новостей всё ещё нет и просят перезвонить позже. Когда это «позже» — неизвестно. Для Чонгука это «позже» — ещё один круг Ада.       Пока парни занимаются Уёном, Чонгука всё же смаривает сон. Он так и засыпает на полу возле дивана. Юнги осторожно, чтобы не разбудить его, подкладывает ему под голову подушку и укрывает одеялом. Измотанный Чонгук на эти действия совсем не реагирует.       Поспать у него выходит целых три часа, после которых он с трудом приоткрывает опухшие глаза. Первые секунды после пробуждения кажется, будто всё случившееся было всего лишь кошмарным сном и сейчас он увидит Тэхёна, почувствует аромат завтрака, разливающегося по квартире, но ничего этого не происходит. Прислушавшись, он различает только тихие голоса парней на кухне, да гуление Уёна, которое с каждым днём становится всё более четким, и уже даже похожим на отдельные слоги, которые он пытается произносить.       Приподняв голову, он обнаруживает себя на том же полу, где сидел вчера. Скинув с себя плед, он встаёт и идёт на кухню, пытаясь за эти короткие секунды приготовиться к тому, что парни могут сказать ему. Как только он показывается им, все замолкают, а Чонгук пытается что-нибудь прочитать по их лицам, но безуспешно. Их лица так же напряжены, как и вчера вечером, а глаза слегка покрасневшие, как и у него самого.       — Что-нибудь известно?.. — негромко спрашивает он у них.       — Ничего, — так же тихо отвечает Намджун.       Чонгук опускается на стул, сжимая в полоску губы, силясь снова не расплакаться. Он так надеялся, что этот кошмар закончится к утру, но, кажется, всё только начинается. А Чонгук уже хочет лечь рядом с Тэхёном, где бы он ни был.