Третий не лишний

      Чем больше проходит дней с выпускного, тем больше подробностей всплывает в памяти Чонгука. Может быть, он просто слишком много в ней копается, пытаясь вспомнить и понять, что произошло между ними в ту ночь, но это буквально не покидает его мысли ни на час, и он то и дело уходит в себя, вылавливая на задворках сознания всё более новые воспоминания. Тэхён, кажется, такой ерундой не страдает, но то и дело ловит на себе задумчивые или изучающие взгляды Чонгука, каждый раз поднимая в вопросе брови, но ни разу не дождавшись ответа.       Чонгук, конечно, молчит. Ничего не говорит о том, что помнит, как неуклюже они дышали друг другу в губы, пьяные и разгоряченные, а потом изучали друг друга руками. Чонгук, возможно, толком и не осознавал, что происходит, но инстинкты и потребности своё все равно берут, поэтому спустя долгие часы и дни размышлений он приходит к выводу, что это и не удивительно, что в какой-то момент они остались обнаженными.       Неловкость между ними не длится слишком долго и испаряется примерно в то время, когда Чонгук осознаёт, что Тэхён либо ничего совсем не помнит, либо его это не парит. Тот факт, в каком виде они проснулись, естественно, никуда не делся, но на второй и последующий дни друг уже не выглядит сбитым с толку и всё возвращается на свои места. Всё, за исключением того, что гетеросексуальность Чонгука, к его ужасу, покинула чат.       Испытывать что-то новое к человеку, которого половину своей жизни любил, как родного брата, поначалу невероятно пугает. Чонгук пытается отрицать, убеждая себя, что сначала он просто был слишком озабочен его травмами и здоровьем, отсюда излишняя сентиментальность и нежность, ну а позже балом правил алкоголь. Потом Чонгук начинает злиться, обвиняя самого себя, что не может разобраться сам с собой и собственными чувствами. В какой-то момент ему в голову приходит даже мысль, что нужно снова попытаться наладить личную жизнь и познакомиться с какой-нибудь девушкой, но эту идею он быстро отбрасывает, осознав, что никакую девушку ему не хочется, а хочется только определенного человека, который к женскому полу не принадлежит. От этого он впадает в хандру, продолжая копаться в своей голове, но ничего, кроме пугающих чувств к лучшему другу там не находит.       И так, пройдя все этапы принятия неизбежного, к Чонгуку приходит смирение.       Оно приходит тихо и без стука, когда Чонгук очередным утром сонно приоткрывает глаза, и понимает, что спал снова не на диване. Спросонья сложно вспомнить, как он оказался опять в спальне, в постели Тэхёна, но об этом и думать не хочется. Он осторожно приподнимает голову, чтобы посмотреть на спящего Тэхёна, на плече которого он лежит, и ему вдруг не хочется стыдливо покидать постель, будто его здесь никогда не было, но хочется лежать вот так как можно дольше. Он наблюдает за длинными, слегка подрагивающими ресницами, за чуть приоткрытыми губами парня, с которых слетают едва слышные сопения, и Чонгук счастлив. Счастлив вот так просто лежать, чувствовать под своей щекой тепло его кожи, не скрытой одеждой, и прислушиваться к дыханию.       Чонгуку хорошо и спокойно, кажется, впервые с тех пор, как появился Уён, который завтра будет отмечать свой первый день рождения. Он словно на своём месте и всё так, как должно быть.       Решая не подавать никаких признаков бодрствования, чтобы не спугнуть момент, он продолжает тихо лежать, лишь глазами изучая спящего Тэхёна. Он перемещает взгляд с длинных чёрных ресниц на пухлые губы, невольно вспоминая, как его с этими самыми губами разделяли несчастные миллиметры. Спустившись взглядом ниже, он разглядывает четкую линию подбородка и нижней челюсти, переходя на шею и ключицы. Опустив взгляд ещё ниже, он натыкается им на всё ещё свежий, ярко-розовый, но уже хорошо затянувшийся шрам. Чонгуку становится любопытно, какой он теперь на ощупь, и он прикасается к нему кончиками пальцев, мягко оглаживая. Шов, оказывается, очень гладкий, выступающий над окружающей его вокруг здоровой кожей.       Уён в кроватке начинает ворочаться и тихо кряхтеть, видимо пытаясь встать на ноги, и Чонгук вздыхает. Придётся, значит, подниматься.       — Твой сын проснулся, — раздаётся хриплый голос Тэхёна и Чонгук вздрагивает, одергивая руку от его тела.       Снова смутившись и покраснев от неловкости, Чонгук встаёт с постели и идёт к сыну. Уён, по всей видимости, проснулся в хорошем настроении, и начинает улыбаться, завидев подошедшего к нему отца. Это им и на руку: сегодня предстоит дорога из Сеула в Пусан, где они будут отмечать день рождения ребёнка, и чем лучше у него настроение, тем комфортнее для всех пройдёт поездка.       — Привет, родной, — он подхватывает ребёнка на руки, тут же ощущая тяжесть его подгузника, который пора поменять, и целует малыша в висок. — Выспался?       Уён издаёт звук, прозвучавший как что-то среднее между «па» и «га», и Чонгук тихо смеётся, смотря на улыбающегося сына. Порой Чонгук думает, что тот слишком быстро растёт. Его всё ещё удивляет, что Уён, его крошечный малыш, уже пытается говорить и может ходить, держась за его руки, или руки Тэхёна. Ему кажется, что ещё вчера он помещался на одной его руке, а уже вот-вот побежит.

***

      Тэхён переворачивается на бок, подпирает голову рукой, и с улыбкой наблюдает за утренними нежностями Чонгука с сыном. Картина уже такая привычная, повторяющаяся изо дня в день, но совершенно не приедающаяся, ведь он наблюдал бы за ними хоть двадцать четыре часа в сутки, и ему ни за что не надоело бы.       Назойливые мысли о ночи после выпускного тоже долго не отпускали Тэхёна. Однако, он гораздо лучший актёр, чем многие могли бы подумать, поэтому свой невроз скрывает с легкостью. Поначалу было страшно, что Чонгук вдруг решится и выскажет ему всё, что думает об этой ситуации. Назовет её отвратительной и неправильной. Но дни шли, а Чонгук молчал. Он даже вел себя почти так же, как и раньше. Тэхён смог успокоиться и отпустить эту ситуацию, насколько это возможно.       Первое время после окончания Чонгуком университета его ещё не покидал страх, что тот соберёт вещи и объявит, что подыскал для них с Уёном жилье. Но сейчас Тэхён видит, что Чонгук никуда не собирается. И если Намджун и Джин посмеиваются, что Чон совсем обнаглел — зарабатывает теперь больше самого Тэхёна, но продолжает жить в его тесной квартире, то сам он просто счастлив. Да он бы и не отпустил их никуда, нашёл бы сотню аргументов, почему им нужно остаться с ним. Хорошо, что Чонгук всё это и сам, кажется, знает.       Сборы в Пусан проходят весело: пока Тэхён занят на кухне приготовлением завтрака и детского питания в дорогу, приплясывая и подпевая под песни, которые крутят по музыкальному каналу, Уён заливисто смеется, за ним наблюдая. Чонгук тем временем собирает их сумки, которых целых три: одна его, одна Тэхёна, и одна Уёна.       — Гук, положи ещё в мою сумку коричневый кардиган, вдруг будет прохладно! — кричит ему Тэхён.       Чонгук появляется на кухне спустя несколько секунд, держа в руках дорогущую брендовую худи, с висящей на ней биркой с отклеенным ценником. Будто он не знает, сколько она стоит. Знает, ещё как. Он ведь так долго мечтал о ней, хотел купить, но никак не мог себе позволить. И даже получив первую нормальную зарплату, вместо брендового худи купил Уёну дорогие качественные ходунки и новую коляску, потому что из своей старой он вот-вот уже вырастет. Тэхён тогда сказал, что очень гордится им и его практичностью.       — Тэ, а это что? — осторожно интересуется Чонгук, показывая ему вещь.       — Это? Твоя толстовка, — хитро улыбается Тэхён, снова отворачиваясь к плите, на которой поджаривает хлеб, потому что их тостер накануне сломался.       Чонгук издает какой-то нечеловеческий писк, заставляя Тэхёна рассмеяться. Да, примерно на такую реакцию он и рассчитывал, когда вчера вечером подкладывал купленную худи на полку Чонгука в их шкафу. Он решил, что Чонгук тоже должен получить подарочек на день рождения сына.       — Ну что ты за чудовище, Тэхён!       Он подлетает к нему сзади, порывисто обнимая, и скрывается снова в спальне, оставляя Тэхёна глупо улыбаться, снова и снова проматывая в голове момент с неожиданными объятиями. Ради этого он никаких денег не пожалеет. А Чонгук заслужил того, чтобы его немного побаловали. Совсем капельку.

***

      Дорога до Пусана проходит легко. Уён, убаюканный движением автомобиля по магистрали, большую часть спит в своём автокресле, из-за чего Чонгуку и Тэхёну переговариваться приходится шепотом. Вести машину вызвался Тэхён, убедив Чонгука, что он уже не устаёт так сильно, как во время реабилитации после травмы, поэтому несколько часов за рулем не должны сильно утомить его. Чонгук нехотя соглашается, и всю дорогу наблюдает за сосредоточенным лицом Тэхёна.       Родители встречают их радостными возгласами о том, что Уён стал совсем большим, и причитают, что слишком редко его видят, а ведь он растёт так быстро!       Мама Чонгука, конечно, постаралась на славу для своего единственного внука: квартира была празднично украшена, холодильник забит подготовленными к празднованию блюдами, а сами Чонгук и Уён записаны вечером на фотосессию, о которой мама прожужжала ему все уши. Он ворчит, но на фотосессию, конечно, отправляется. Тэхён посмеивается над озадаченным лицом Чонгука, который ни разу в жизни не участвовал ни в каких фотосессиях, кроме тех, в которых они были всем классом, всей университетской группой, ну или, на крайний случай, с семьей. А что делать перед камерой с ребёнком на руках он даже представить себе не может.       Мама заставила его надеть белоснежную рубашку, которую он заправил в чёрные классические брюки, и от этого непривычного образа он испытывает ещё больше неловкости. Уён, слава богам, заинтересовывается происходящим, поэтому и не думает капризничать, лишь любопытно вертится в руках отца. Тэхён, наблюдающий за ними со стороны, с трудом сдерживает смешки, не желая отвлекать фотографа.       — Эй, Тэ! Иди к нам! — зовёт его Чонгук, удобнее перехватив в руках ребёнка, тянущего пальцы себе в рот.       — Это семейная фотосессия, Гук, — с улыбкой качает головой он.       — Я поэтому тебя и зову.       Тэхён замирает на секунды, смотря прямо на Чонгука и пытаясь понять, шутит он или нет, но Чонгук совершенно серьёзен и ждёт только его.       — Нет, зачем, Чонгук? Я даже не одет для фото.       — Ты всегда хорошо одет! — фыркает Чонгук. — Давай уже к нам, а то скоро оплаченное время закончится.       Тэхён, сдавшись, подходит ближе и вынимает пальцы Уёна у него изо рта. Остановившись рядом с Чонгуком, он чувствует ладонь на своей пояснице, тут же каменея всем телом от неожиданности. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Чона, но раздаются затворы фотокамеры, и Тэхён напряжённо возвращает взгляд к фотографу.       — Всё хорошо, — тихо шепчет Чонгук, чувствуя напряженную спину Тэхёна под своей ладонью и мягко проводит ею несколько раз по его пояснице.       Всё действительно хорошо.       Возвращаясь домой из фотостудии, Тэхён мечтает завалиться спать после крайне насыщенного дня, ведь завтра будет ни чуть не меньше дел и событий. Чонгук тоже начинает понемногу зевать на заднем сиденьи машины, развлекая Уёна.       У мамы Чонгука, однако, оказываются другие планы, и забрав у парней ребёнка, она отправляет их гулять, потому что не гоже им, молодым, сидеть с ними, стариками, дома, когда на улице такой прекрасный вечер.

***

      Вечер и правда дивный, думает Чонгук, когда они с Тэхёном доходят до пляжа Хэундэ, куда уже стекается молодежь, парочки и музыканты. Скинув обувь на тёплых плитах, которыми выложены ступеньки к пляжу, они берут её в руки и босиком бредут ближе к воде, загребая начинающий остывать песок ногами. Подойдя к кромке воды, они плюхаются на него, садясь плечом к плечу, и наблюдают за заходящим солнцем, окрасившим ясное небо в оттенки розового.       — Почти как тогда, — нарушает молчание Тэхён, устремив взгляд в сторону горизонта.       Чонгук помнит это «тогда». Помнит, как сидел на пусанском пляже, так же умостив голову на плече Тэхёна, только тогда это была почти глубокая ночь, и они любовались звёздами, а не закатом. Он был совершенно растерянным и разбитым в то время, пытаясь свыкнуться с тем, что от Уёна отказалась мать. Но сейчас всё по-другому. Рядом с ним самый лучший человек, которого он больше никогда ни на кого не променяет.       — Знаешь, я ведь тогда собирался поехать к Аюми, — говорит ему Тэхён. По всей видимости, тоже вспомнил события прошедшего года.       — Когда?       — В тот день, когда получил травмы. Я хотел закончить с работой и вечером отправиться по тому адресу, где живут её родители.       — Но зачем? — не понимает Чонгук.       — Мне казалось, что я должен это сделать. Мне хотелось сделать что-то для Уёна. Может, убедить Аюми, что она нужна ребёнку, что он нуждается в ней.       — Он в ней не нуждается, — чуть резче, чем следовало, отвечает Чонгук, но тут же смягчает тон. — Уён нуждается в тебе и во мне. Мы его семья. И никто ему больше не нужен, по крайней мере, сейчас.       У Тэхёна в глазах что-то такое, от чего у Чонгука всё внутри замирает. Он даже дыхание задерживает, словно всё это растворится в то же мгновение.       — Такие семьи не особо принимает общество, — тихо выдыхает Тэхён спустя минуту.       — Мне всё равно. Это моя семья. Такая, какой я хочу её видеть. Намджуна и Джина вот не парит это, почему нас должно?       — Гук, тебя не в ту степь заносит, — нервно улыбается Тэхён, теребя манжет рубашки. Он всё это замечает, ведь чувствует, наверняка, что-то очень похожее.       Чонгук вздыхает, облизывает губы в каком-то волнении, и поворачивается к Тэхёну лицом.       — Меня уже давно, кажется, занесло, — тихо признаётся он.       Тэхён хмурится, растерянно бегая взглядом по серьезному лицу Чонгука, будто пытаясь понять, куда он клонит. Чонгук знает, что тот замечает, как он изменился за последнее время, стал ещё более нежным и тактильным, они сильно сблизились, возможно, слишком сильно, но ведь никогда не проявлял никакой симпатии к своему полу, поэтому... вряд ли он догадывался, что на самом деле чувствовал Чонгук.       — Что... что ты имеешь в виду?       Он опускает неловко взгляд, судорожно выдыхая, и вытирает вспотевшие от переживания ладони о свои брюки. Ещё никогда он так сильно не волновался, признаваясь кому-то в чувствах. Может, он и сам ещё толком не разобрался, что с ним происходит, но момент кажется ему таким подходящим, что он заставляет себя взять в руки и поднять на Тэхёна взгляд.       — Я имею в виду... ну... ты мне, кажется, нравишься, в том смысле, что... — запинается Чонгук. — Нет, не так. Я хотел сказать, что...       Тэхён округляет глаза и отстраняется, от чего Чонгук, стушевавшись, опускает взгляд вниз.       — Если это такая забава, Чонгук, то лучше тебе прекратить, потому что это не та вещь, которую можно просто так говорить в лоб, — дрогнувшим голосом цедит Тэхён, поднимаясь на ноги.       — Нет, постой! — Чонгук испуганно подскакивает вслед за ним и хватает за плечи, заставляя повернуться к себе. — Выслушай, пожалуйста...       Тэхён молчит, буравя Чонгука тяжёлым взглядом. Чонгук сглатывает, снова и снова пытаясь мысленно собраться. Когда Тэхён медленно кивает, он продолжает.       — Я не знаю, когда это началось. Ещё тогда, когда я случайно застал вас с Чимином, я отреагировал не нормально... Я не говорил тебе, но это очень долго преследовало меня. Возможно, я ревновал тебя к нему... сейчас мне кажется, что это была ревность, а тогда я ещё сам не понимал ничего. А потом, когда ты пропал... Тэ, я думал, что ты умер. Умер, понимаешь? Я не знал, как буду жить без тебя. А теперь, когда это всё позади... я надышаться не могу тобой. Мне все время мало. Я просыпаюсь посреди ночи в гостиной в липком поту, не понимая, жив ты или нет, и меня каждый раз колотит от страха. И тогда я иду в спальню, чтобы просто поспать рядом с тобой.       Тэхён смаргивает слёзы, которые Чонгук, всё ещё смотря куда-то вниз, не видит.       — А на выпускном ты танцевал с Мингю, и он тебя касался. И я снова понял, что ревную, что это я должен там быть с тобой. А потом... между нами ведь кое-что было, но ты, наверное, не помнишь. И мне, кажется, понравилось... я не так хорошо помню ту ночь, но...       — Всё, замолчи... — шепчет Тэхён, проглатывая слёзы.       Вокруг словно стихли все звуки, голоса и шум прибоя. Остались только их сбившиеся дыхания, и никого вокруг в радиусе километров. Весь мир сузился до размера их двоих.       — Тэ, ты плачешь... — Чонгук обхватывает лицо Тэхёна руками. — Прости, я не хотел... прости, прости!       Чонгук продолжает бубнить извинения, вытирая слёзы с щёк Тэхёна ладонями, но они всё льются и льются, пока сам парень стоит, словно обездвиженный, не произнося ни слова. Чонгук, не выдержав его немой истерики, прижимается к его влажной щеке губами, потянув к себе так близко, как только смог.       — Пожалуйста, не молчи. Я обидел тебя? Я не хотел, Тэ... ну, хочешь, сделаем вид, что я ничего не говорил?... Скажи мне, что сделать, чтобы ты перестал плакать...       — Почему ты такой идиот... — тихо выдыхает Тэхён, обхватив Чонгука крепче и продолжая негромко всхлипывать.       — Скажи мне, что я сделал не так...       — Я сбился со счёта, сколько лет я люблю тебя, а ты просто берёшь и... просто вываливаешь всё это на меня...       Чонгук замирает на секунды, после чего отстраняется, чтобы заглянуть Тэхёну в глаза и убедиться, что происходящее не шутка. Но столкнувшись взглядами, у него почва из-под ног уходит, потому что ещё никогда он не видел в его глазах столько боли.       — Хочешь сказать, что все это время... ты...       Чонгуку бы и самому расплакаться от собственной глупости и слепоты, но держится изо всех сил, ведь Тэхён всё ещё в его руках, всё ещё дрожит, словно от холода, и плачет.       — Я не думал, что когда-нибудь признаюсь в этом тебе. Ты не должен был никогда об этом узнать.       — То есть, пока я с ума сходил, пытаясь разобраться со своими чувствами, пока размышлял, что мне с ними делать и мучился от того, что не представлял, как ты можешь отреагировать на это... всё это время, ты...       Чонгук шумно выдыхает и начинает смеяться. Громко, почти истерично, снова прижимая к себе Тэхёна, который пытается отбрыкиваться изо всех сил, которые не равны, Чонгук валит его на песок, нависая сверху.       — Это же с ума сойти, Тэ... — широко улыбается Чонгук, у которого словно глыба свалилась с груди, которая мешала дышать. Он разглядывает его заплаканные глаза и покрасневший кончик носа и не удерживается, касается его губами.       Тэхён прикрывает глаза, когда чувствует на лице чужое дыхание, а потом тёплые мягкие касания. Чонгук касается его носа, его мокрых ресниц, скул, а потом на пробу прикасается губами к его губам. Едва ощутимо, но до дрожи будоражаще. Захватив его нижнюю губу и не ощутив сопротивления, он проделывает то же самое со второй, и медленно отстраняется. Тэхён приоткрывает глаза и они снова сталкиваются взглядами. В глазах Чонгука, наверное, отражается всё то, о чем он столько времени молчал: вся та забота, весь тот трепет и обожание. Вся любовь. Тэхён протягивает руку и касается щеки Чонгука пальцами, словно все ещё не верит, что всё по-настоящему.       — Я люблю тебя, Чонгук.       Чонгук слышал эту фразу сотни раз, сотни раз отвечал тем же, но сейчас отчетливо понимает, насколько сильно она изменилась. Сколько чувств в неё теперь вложено. Чувств, боли...       — Я не могу без тебя. Я хочу быть с тобой, Тэ. Мне никто никогда не будет нужен так, как нужен ты.       Чонгук накрывает его губы снова, настойчивее, отчаяннее, вкладывая в поцелуй все свои чувства и ощущая, как Тэхён отвечает ему тем же самым. Чонгук целует и целует, не в силах от него отрываться. Лишь когда начинает покалывать губы, Чонгук отстраняется, чтобы улечься рядом на песок и уткнуться носом в его щеку, чтобы просто немного помолчать. Им ещё о многом предстоит поговорить. Позже, когда они совладают с эмоциями и переварят случившееся. А сейчас можно просто побыть рядом, слушая шум волн, подбирающихся к их голым ступням, и ощущая дыхание друг друга.       Ночь потрясающе звездная.       Самая подходящая ночь, чтобы стать счастливыми.