Быстролап из Фаунтауна

— Просыпайся, Быстролап. — Что, уже приехали? Я даже не заметила, как буквально вырубилась на мягком диване мобиля. Машина хоть и выглядела похожей на гроб с колесиками, внутри оказалась невероятно удобной и комфортной. Была даже электрическая печка. Вот меня и разморило. Николас галантно подал руку и помог выбраться на тротуар. Затем, все также удерживая за руку, повел к ближайшему подъезду. Буквально втянул меня на небольшую лестницу — первый этаж в этом доме стоял на возвышении цокольного этажа. — Не похоже на надежное место, — заметила я. — Но здесь тебя пока искать не будут. — Типа конспиративная квартира? — Типа да. Но я тут часто бываю, так что, можно сказать, что почти дом. — А чего дома не живешь? — Далеко, — ответил Николас, доставая связку ключей. — Двадцать километров за городом. Не наездишься. Повозившись с ключами, он открыл дверь, и мы зашли на лестничную площадку. Потом поднялись на четвертый этаж, где дознаватель открыл еще одну дверь — в саму квартиру. Меня он пропустил первой. Щелкнул выключатель, и прихожую осветил желтый, чуть мерцающий свет тусклой лампы накаливания. Настолько маломощной, что углы помещения оставались в полумраке — во всяком случае, пока не привыкли глаза. Чуть развиднелось, я оглянулась вокруг и едва сдержалась, чтобы удивленно присвистнуть. — Инспектор, зачем вам такая квартира? — спросила я. — Я дознаватель, — ответил Николас. — Инспекторы ниже по должности. Квартира как квартира. И говорю же, не моя. Николас жил в длинных, до следующего подъезда, трех- или четырехкомнатных апартаментах. Коридор начинался прямо от прихожей и тянулся в темную даль, насколько я могла пронзить взглядом тьму. Совершенно не похоже, что Ульфсон — примерный семьянин. Безусловно, обитал он тут в одиночестве. Не спрашивайте, каким нюхом я это поняла. Я словно бы вторым зрением увидела цепочки следов из одной комнаты в другую, затем в ванную и обратно. Получалось, что жилыми в этих хоромах были только кухня, спальня и упомянутая выше ванная. Я передала Ульфсону свою курточку, он повесил ее в стенной шкаф. А я Ккраем глаза я заметила — там висела давно не ношенная, запыленная форма полицейского. — Давай на кухню. Там большой стол. — Любишь хорошо покушать? — не удержалась я. И только сейчас поняла, что тоже перешла с инспектором на ты. — Просто удобно. Иногда приходится работать на дому. Когда я зашла на кухню, я поняла наконец, о чем говорит Николас. Со словом «иногда» он явно преуменьшил. Похоже, мужчина здесь трудился чуть ли не больше, чем в полиции. Обычную, пусть и большую кухню Ульфсон превратил в зеркальную копию своего рабочего места. Чуть ли не половина стола была завалена служебными документами. Впрочем, на большинстве из них, как я могла заметить, стояла метка «Копия». Николас открыл кухонный шкаф и достал оттуда… Нет, почему я не удивлена? Стопку писчей бумаги. Дешевой и желтой — в точности такой же, какую используют в полиции. Авторучка уже лежала на столе. — Опять писанина? — сказала я. — Увы, придется. Даже если мы избежим внимания Комитета или Госсовета, все равно придется доводить историю до ушей высокопоставленных лиц. А они привыкли читать только официальные документы. Я устроилась перед неизменной зеленой лампой (ее Николас включил загодя), положила перед собой листок и подняла голову. — Что писать? — Все. Полностью все события, что произошли с тобой в недостройке. Я потом сам разберусь, что убрать из дела, а что добавить. Делать было нечего, я кивнула и принялась изводить бумагу. Ульфсон забирал у меня каждый исписанный лист и вычитывал «по горячим следам». Несколько раз просил дописать недостающие фрагменты на обороте, но в целом был доволен — то ли моей историей, то ли нынешним поведением. Во всяком случае, неодобрительных взглядов из-под низко опущенных косматых бровей я больше не ловила. Когда дело дошло до описания черного кота, Николас встряхнулся. Забрал лист бумаги, подсунул новый и попросил описать все так, как будто мешок с головы у меня не снимали. — Это зачем? — спросила я. — Я пока не хочу светить персонажей в этом деле. Человек, который будет разбираться с этим вопросом, должен сформировать свое собственное мнение о личности твоих похитителей. Я пожала плечами и написала, как просил полицейский. — Это последний? — Николас кивнул на исписанный едва ли на треть лист. — Да, — ответила я. — Ставь число и подпись, — приказал Николас, после чего глянул на настенные часы напротив окна. — Ого, уже крепко за полночь. Получается, уже вчерашним днем подписывай. Ну что, закончила? Давай сюда. Я послушно расписалась и поставила дату, после чего протянула листок волку. Тот мельком просмотрел, добавил в стопку на краю стола, подровнял ее, и убрал все мое творчество в одну из бумажных папок. — Думаю, завтра сможешь вернуться домой, — объявил дознаватель. — Сейчас пойду узнаю, нет ли слежки за твоей квартирой. Я еще из машины попросил кое-кого за ней присмотреть. Пока я послушно ожидала его на кухне, Ульфсон отошел в коридор и по настенному телефону связался с кем-то, имя кого я так и не разобрала. Но уже с третьей или четвертой фразы Николас замолчал, и всю оставшуюся минуту разговора не проронил ни слова. А когда вернулся на кухню, его лицом можно было иллюстрировать высшую форму задумчивости, переходящую в слабо скрываемое раздражение пополам с возбуждением. Я интуитивно поняла, что сегодняшняя ночь будет какой угодно, только не спокойной. — Ситуация осложнилась, — сказал Ульфсон в ответ на мой невысказанный вопрос. — Четверть часа назад кто-то бросил тебе в окно химическую шашку с нейротоксином. Весь дом эвакуировали. Ближайших к твоей квартире соседей в тяжелом состоянии увезли в больницу. — Что? — я привстала со стула. — То, — произнес Ульфсон. — Кто-то пытался тебя сегодня усыпить навечно. Отправить ко сну, если говорить прямо. По всем признакам, боевым отравляющим веществом. Которого в этой стране по всем законам быть не может. — Это… Это… Я задыхалась. Словно бы упомянутое боевое вещество таки попало мне в легкие. Колени подкосились, и я бы рухнула на пол, если бы подо мной до сих пор не покоился кухонный стул. Я так на него бухнулась, что даже мои скромные килограмчики довели несчастную мебель до скрипа. Стакан с водой появился передо мной как по волшебству. Я не заметила, как Ульфсон наполнил и поднес его мне. — Спасибо огромное, — прошептала я и приникла к жидкости. Конечно же, в спешке закашлялась. Ульфсон заботливо похлопал меня по спине. — Ну как? — спросил он. — Спасибо, лучше, — ответила я. Действительно, было уже лучше. Хотя бы перестали трястись колени. И сердце снова вспомнило как стучать, и делало это быстро-быстро. Николас присел передо мной на корточки и заглянул снизу вверх. Видимо, мое состояние ему не понравилось. — Значит, так, — решительно произнес дознаватель. — Понимаю, звучит это вульгарно, но ты сегодня ночуешь у меня. Комнату я тебе подготовлю. Я кивнула, даже не осознавая толком то, что говорит Николас. — Увы, с одеждой не помогу, — вздохнул Ульфсон. — Я женского платья не держу, магазины закрыты, а те тряпки, что у тебя дома, сейчас сжигают специалисты из отдела химической защиты. Надеюсь, у тебя там не премьеры модного сезона в гардеробе висели? Как бы я ни была признательна Ульфсону за гостеприимство, в мои планы не входило ночевать у мужчины, которого я едва знаю. Пусть он и полицейский дознаватель. Нет, особенно потому, что он из полиции. Во-первых, наш мир маленький, и слухи пойдут обязательно. А во-вторых, потому что это просто и невежливо, и слишком уж против моих правил. На этот раз в моих глазах было достаточно решимости, поэтому Николас не стал настаивать. Однако вызвался довести меня по адресу на своем электромобиле. Здесь я ничего против не имела, поэтому согласилась. Мы вышли из дома, прошли к мобилю, там я покорно уселась на заднее сиденье, мило улыбнулась отражению Ульфсона в зеркале заднего вида, после чего Николас нажал на газ. А я, хоть и была под впечатлением от услышанного чуть ранее, но уснула еще до того, как осознала, что засыпаю. Я открыла глаза за секунду до того, как машина остановилась. Николас повернулся ко мне и хотел что-то сказать, но я проворно выпорхнула из автомобиля. Полицейский опустил стекло пассажирской двери и произнес, перегнувшись через кресло: — Уверена в своей подруге? — Да, да, да, не волнуйтесь. — Мы вроде бы на «ты», — заметил волк. — Но не пили на брудершафт, — улыбнулась я. — Все хорошо, дознаватель, я в порядке. Ульфсон, не говоря больше ни слова, поднял стекло и дал ток на электродвигатель. Мобиль с недовольным гулом уехал, а я осталась одна в ночном городе. Вернее, не совсем одна. Еще из квартиры Ульфсона я отправила сообщение моей подруге с работы. Со стыдом, что ломлюсь в гости в начале второго ночи, но… Мне больше было не к кому ломиться. Родственников в Фаунтауне у меня нет, близких знакомых тоже, молодого человека — тем более. Пришлось просить убежища у секретарши нашего генерального. Родом она из лепоридов, а зовут — Сильва Лагус. Конечно, крольчиха уже встречала меня. И конечно же, она успела не только убраться в прихожей, расставив все вещи в строжайшем порядке, но и встретить меня с чашкой ароматного травяного чаю в руках. У меня защипало в глазах. Сколько раз она поила меня божественным утренним кофе на работе? Сколько раз она прикрывала меня от немилости господина Кроткина? И сколько раз я хоть чем-нибудь ее благодарила? Да нечего считать. Ни разу! Мелкие подарки не в счет. Это не взаимность, когда дело касается того обилия тепла и душевности, которое буквально источает Сильва Лагус. Когда я пришла в себя, мы уже сидели в гостиной (она же — единственная комната в квартире), попивали чаек и закусывали печеньками. Подруга решительно отставила блюдце с чашкой на прикроватный столик. — Рассказывай, дорогуша, — произнесла Сильва. — Что произошло? — Ничего особенного, — я пожала плечами. — Мою квартиру залило целым водопадом соседской воды. Меня передернуло. Ненавижу врать вообще, а уж столь близким людям — тем более. Но погружать Сильву в свои проблемы я не собиралась. Мои дела ее не касаются, ей своих хватает. Копит деньги на собственную квартиру, опекает молодежь из числа подземных жителей, а еще у нее многочисленная родня в городе, и всем им тоже нужно помогать. — Ого! — изумилась Сильва. — Что, сильно затопило? — Да считай, скорее уж смыло, — невесело улыбнулась я. — Пожарные сказали, стулья на лестничный пролет сами выплывали и гребли ножками до первого этажа. Хотя я лично этой сказочной картины не видела, конечно же. — Да, дела, — Сильва снова подняла чашку и отхлебнула хороший такой глоток. — Там, наверное, не только тебя залило? Это, считай, все кто под тобой тоже без дома сейчас. Вот честное слово, приведи я с собой два десятка жильцов моего подъезда — госпожа Лагус всех разместит в квартире. Она может. Я пожала плечами. Мол, не только мне досталось. — Сильвочка, можно я в ванную и спать? — взмолилась я. — Да, конечно! — Зайку катапультировало из кресла, она подошла ко мне и начала доклад: — Там все приготовлено. Твое полотенце розовое. Ночнушечку я тебе нашла. Зубная паста в синем стаканчике, щеточку я тебе новую раскупорила, она… — Спасибо, милая! — я коснулась рукой плеча подруги, прерывая словесный поток Сильвы. — Я все найду, вот честное слово. По пути в ванную я не удержалась и заглянула в прихожую. Достала из курточки возвращенный мне часофон и открыла крышечку. Да-да, мой родной «Ники-тики-тави» снова при мне. Черный пантер не только бросил устройство на выходе из здания больницы, но даже оставил в нем радиомодуль! Сообщение гласило: ОХРАНА ДОМА СИЛЬВЫ ЛАГУС УСТАНОВЛЕНА · ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ. СПОКОЙНОЙ НОЧИ Улыбнувшись мыслям о бдящем Ульфсоне, я пошла в ванную. И уж поскольку там точно не будет «Чистомытика», я рассчитывала на спокойный сон в остаток ночи. Меня немного пошатывало, я действительно вымоталась. Но у провидения на этот счет были свои планы, и чихать оно хотело на мои хотения. Второй сон Роксаны Ярко освещенная комната, в ней двое. Первый — работник фабрики, скорее всего, инженер. По роду — мыш. Одет в белый лабораторный халат. Стоит, прислонившись к стене. Напротив него расположился аниматор с нашей телестудии, ведущий телеутреника «Доброе утро, малыши». Сидит на стуле, нервно потоптывая ногой по полу. Это енот. Темная полоса через все лицо говорит о его родовой принадлежности более чем наглядно. Я знаю его имя. Зовут енота Линн Лин. Лабораторный мышь и енот чем-то ожесточенно спорят. Пользуясь этим, незнакомая мне кошка подбирается к большому окну из коридора в лабораторию. Чтобы не привлекать внимания она достает из кармана маленькое зеркальце со складным штативом. Закрепляет его на стене так, чтобы в него была видна лаборатория. Вместе с этим она вынимает из кармана маленький блокнотик с карандашом на резинке и начинает что-то записываясь, прислушиваясь к говорящим. Мыш: — Я тебе трижды объяснял, что сделать концентрацию выше невозможно! Невозможно, понимаешь? По технологическим причинам. Енот (отвечает с плохо скрываемой агрессией, пока маскируемой тихим голосом): — Я знаю. Ты говорил. Но мне нужно более сильное действие. Мыш: — Тебе не хватает фантазии? (усмешка) Судя по рейтингам твоего шоу, малыши в восторге. Енот: — Мне всего хватает. (морщится) Проблема не в шоу вообще. Мне нужно больше энергии. Мыш: — Разве Нок тебе не запретил? Енот: — Запретил что? Мыш: — Я помню, он четко и ясно дал понять, что вторичный эффект от действия шампуня мы пока не используем. Да и я тебе объяснял, что химия этого процесса изучена плохо. Енот: (ожесточаясь) — Ты ничего не понимаешь! Мне нужна эта энергия! Я только ощутил себя вновь молодым! Я чувствую, что могу свернуть горы! Меня захлестывает поток фантазии. А главное — способности эту фантазию выплеснуть в картины, образы! Мыш: — Так чего еще? Не понимаю, чего тебе еще не хватает. Енот: — Мне не хватает возможности облечь эти образы в связное изложение. (Встает со стула, начинает ходить по комнате.) Но главное — я чувствую, что могу доносить эти образы до зрителей! Напрямую, минуя все эти телевизионные штучки! Мыш: — Я не могу тебе помочь. Концентрация психоактивного вещества предельна. Я не буду менять технологию. Во всяком случае, без личного разрешения начальства. Енот (кричит): — Но оно не хочет со мной разговаривать!!! Его волнуют только рейтинги и продажи, а речь идет о прорыве в воздействии на зрителя! О будущем лицедейства вообще! Как ты не понимаешь! Мыш: — Извини, ничем не могу помочь. Енот в ярости пинает стул, тот отлетает к стене и разбивает какие-то стеклянные реторты. Мыш не реагирует. Наконец ярость енота истлевает, и он снова поворачивается к собеседнику. Енот: — Я смогу донести это выше Ноктюрна. Ты еще пожалеешь, что огранил полет моей фантазии! Мыш (пожимает плечами): — Ты можешь делать что хочешь, Линн. Но формула останется прежней. С этими словами мыш в белом халате направляется к выходу. Кошка спешно снимает зеркало со стены и удаляется в боковой коридор. Из-за спешки она не замечает, что блокнотик для записей упал на пол, когда она возилась с зеркалом. Вышедший из лаборатории мыш задевает записную книжку ногой. Удивленно приглядывается, нагибается и поднимает ее. Внимательно разглядывает, открывает, начинает листать. Потом закрывает и рассматривает обложку. Из лаборатории выходит енот. Уже более спокойный он подходит к мышу. Мыш: — Твоя? (Показывает записную книжку еноту.) Енот: — Нет, точно не моя. (Разглядывает находку.) Мне записи без надобности, у меня память хорошая. Погоди… (Забирает книжку и листает ее постранично до буквы «Л».) Мыш: — Что там? (Интересуется, заглядывая через плечо.) Енот: — Да чтоб я высох! Это же мой номер! Смотри, буквы Л. Л., и дальше номер моего стационарного фона. И еще какие-то записи. Мыш решительно забирает записную книжку у енота, кладет ее в карман лабораторного халата и произносит: — Я доложу об этом в службу безопасности. У нас, похоже, завелись вредители. Мне было холодно. В хорошо натопленном доме знобило так, как будто подхватила простуду. Я попыталась вспомнить, что меня встревожило, отчего я волнуюсь. Но в голове как будто бы выключили электроэнергию. Мозг не работал. Что это за сон? Я помнила его от и до, и он был настолько же реален, как самая что ни на есть реальность. Но я понятия не имела, что я сейчас видела, и причем тут наш ветеран-ведущий Линн Лин. Я скосила глаза на крышку часофона, что покоился на прикроватной тумбе. Индикатор входящих сообщений горел тревожным красным светом. Видимо, кто-то отправил мне послание с грифом «сверхсрочно и сверхважно». ТВОЯ ПОДРУГА ТОЖЕ ХОЧЕТ ХИМИЧЕСКУЮ ШАШКУ? Меня снова, второй раз уже за день, пробил холодный пот. Я аккуратно встала с кровати, глянула на зайку. Девушка устроилась на диване и крепко спала, чуть подергивая во сне своими смешными ушками — вечным предметом насмешек и подтрунивания всех без исключения сотрудников телеканала. «Извини, Сильва, что не воспользовалась твоим гостеприимством», — подумала я. — «Но сейчас я слишком опасна даже для самой себя, что уж говорить о близких». Я аккуратно собрала вещи и ушла переодеваться на кухню. Мельком глянула на часофон — ого, половина пятого утра. Надо поторопиться. Почему-то (сама не понимала почему) я была уверена, что ответы на все вопросы есть у того енота из сна — моего коллеги с телевидения. С мыслью об этом я аккуратно вышла за дверь. Да, попала в заварушку — факт! Но таинственным образом я понимала, что мои возможности словно бы кто-то накачал. Я чувствовала себя сильнее, быстрее, прозорливее. Наверное, сейчас я уже могла бы осознанно, с совершенно холодным рассудком выстрелить в кого-нибудь. К счастью, ночью на пустынной улице обычно ни души. Стрельба откладывалась. Пустил дождь. И не мелкая морось, что еще полбеды, а настоящий осенний ливень. Пока еще умеренный, но хороший такой тоже: с крупными каплями, бьющимися об асфальт в маленьких ажурных взрывах. Похолодало. Я зябко поежилась — осенняя курточка совершенно не годилась для непогоды. Спортивные тапочки — еще меньше. Про мое тонюсенькое вязаное платьице с короткой юбкой, что прикрывала обтягивающие штанишки, вообще не стоит говорить. Можно было вернуться к Сильве и позаимствовать у нее плащ и сапоги, благо мы почти одного роста. Но для этого придется будить мою зайку. И попрощаться с идеей свинтить из дома по-тихому. Лагус отпустит меня только с прощальным завтраком, торжествами, лимузином у подъезда и водителем в белой ливрее. По возможности плотнее прикрыв уши от падающей с неба воды, я быстрым шагом направилась к стоянке ночных такси. К счастью, Сильва жила неподалеку от автостанции, и найти там машину можно было даже ночью. На месте я оказалась минут через двадцать, крепко намокшая и еще крепче замерзшая. Теперь идея вернуться в дом за плащом казалась просто гениальной. Но ничего не попишешь, что сделано, то сделано. Точнее, что не сделано, то не сделано. — Островная, — кинула я сонному водителю. — Двадцать лаки. — Ах! — встрепенулся водитель. — Зачем двадцать? Давай бесплатно докачу! Дождь падает, ты мокрый вся! Я лишь вздохнула. Вечно такая ерунда с приезжими. — Сорок лаки, и ты не возишь меня два часа, а едешь куда надо — сказала я. — Учти, я отлично знаю город. Хоть бы и ночной, и под дождем. Водитель рассмеялся и потянул за ручку на центральной панели. Щелкнул замок, и пассажирская дверь приоткрылась на пяток сантиметров. Я расширила щель, проникла в салон и захлопнула за собой гулко звякнувшую железку. Да, это не лимузин. Таксомоторные компании не считали нужным покупать дорогие машины. Поэтому комфортом тут и не пахло. Как и техническими данными, впрочем. В движение машина приводились от тех же электрических проводов, что и троллейбусы, а запас хода на заезды во дворы или маленькие, не электрифицированные улицы, гарантировал примитивный химический аккумулятор. К счастью, от квартала Рыбное место, где жила Сильва, до местожительства Линна Лина (адрес я помнила, поскольку несколько раз приходилось отправлять к нему курьера) всего несколько километров. С другой стороны, на пути было шесть или семь перегонов без электричества. Каждый раз водитель ругался на своем языке и запускал реакцию в аккумуляторе. И не трогался с места, пока тот не прогревался до нужной температуры. Я терпеливо ждала. Я не водитель, но тоже знала: непрогретая батарея опасна. Наконец мы доехали. Я расплатилась с таксистом и вышла на улицу. Линн Лин жил здесь, на Островной улице. Не так далеко от центра, в общем-то, но такая глушь! Мало того, что сюда не ходит общественный транспорт, а до ближайшей станции подземки почти час пешего хода. Так еще и до его дома вела единственная дорога, которая виляла, петляла и никак не хотела кончаться. Малый остров (или просто Остров, поскольку Большого в городе никогда не было) не являлся в полной мере частью суши, со всех сторон окруженной водой. Еще полсотни лет назад территорию в дельте Молочной реки соединили насыпью с большой землей, и так Малый превратился в полуостров. Но сообщение с остальной частью города не сделало его популярным для застройщиков. Селились тут в основном небогатые горожане. По этой же причине почти вся территория была застроена сверхэкономично: три четверти покрывали холмы земляных куполов — проще говоря, землянок. Некоторые из них щеголяли аж двумя рядами маленьких круглых окон, но в любом случае это были вовсе не здания, а скорее большие норы. И жили здесь преимущественно кроты всех мастей и семей. Енот по имени Линн Лин никаким образом не относился к семье Кроткин, однако поселился здесь очень давно и даже стал в своем роде местной знаменитостью. Долгая карьера ведущего самого старого в городе телеканала не сделала Линна звездой. Но узнаваемой персоной — вполне. Однако мне пришлось изрядно поплутать, прежде чем я нашла его землянку. От прочих на улице та отличалась разве что размерами — все-таки ее обладатель куда крупнее, чем средний крот. Смахивая с бровей мерзко налипающую влагу, я подошла к землянке под номером «2/12». Как и в дешевых кротовьих домах, окон здесь не водилось, а единственная полукруглая дверь оказалась запертой. Поэтому я не могла понять, дома ли хозяин. Тем более, неясно было, спит он или бодрствует. Признаться, мне очень не хотелось стучаться в дверь. Слабо представляла, что я скажу. Но и проникать в жилище помимо воли его хозяина я опасалась. А поговорить с ним нужно. Вот ведь незадача. Я поняла, что окончательно промокла, когда закончила первый и единственный круг вокруг землянки. Обход показал, что черного хода дом не содержит, а трава вокруг холма невероятно мокрая и высокая. Дрожа от холода, я уже начала сомневаться в том, что прибыть к Линну Лину незваным гостем было хорошей идеей. Но тут все дурные мысли покинули мою голову — в конце улицы, из-за плавного поворота показалось зарево от головных огней автомобиля. Не разбирая пути, я метнулась за купол дома. Быть замеченной возле жилища енота мне не улыбалось. Вымокнув вдоль и поперек, я плюнула на погодные условия и риск заболеть: аккуратно запрыгнула на пологий холм, упала в поросшую им траву и поползла наверх. С крыши я могла увидеть все, оставаясь незамеченной — купол дома находился на метр выше уровня редких фонарей на дороге, поэтому совершенно не освещался. Кроме того, прямо над входной дверью дома висела мощная лампа, оставляющая все позади в кромешной темноте. Отличная светомаскировка! Машина подъехала. В темном приземистом контуре я узнала пижонский «Восток-Корона» — мощный двухместный электромобиль с огромной батареей под капотом. Хм. Что нужно богатеям в это время? А главное, в этом далеко не престижном месте города? Двери машины открылись, и на улицу вышли водитель и пассажир. Я от удивления расширила глаза — уж кто-кто, а эта парочка не походила на припозднившихся туристов. Скорее, на сотрудников охраны какого-нибудь банка. Невысокие, но жилистые и поджарые. Темно-золотистая шерсть, черные плащи и короткополые шляпы, словно с одной полки магазина… Золотые! Я покрепче вжалась в холодный мокрый грунт. Понимала, что меня не заметить, но вид этих товарищей вгонял в оторопь. Я не трусиха. Просто очень страшно увидеть воочию кошмар, которым тебя в детстве пугали на ночь. Может быть, когда-то Золотые и были гордым племенем, но полное поражение в правах, которое они получили за бесчинства своих наемников во время войны, сделали из них своего рода неприкасаемых. Только напрочь лишенные брезгливости граждане Фаунтауна позволяют себе общаться с наемниками. А я вообще считала, что все Золотые либо выгнаны из города, либо влачат жалкое существование. А тут на тебе — явились сразу двое на шикарном спортивном автомобиле. Я еще больше вжалась в стылую холодную траву. Что тут нужно Золотым я не знала. Не потому, что это сложно понять. Просто сами они редко когда что-то задумывают. Их профессия — выполнять замыслы хозяев. А я не знала, кто ими в данный момент управляет. Однако то, что парочка шакалов бесшумно и решительно направились к входной двери Линна Лина, мне не нравилось. Не нравилось, но поделать я с этим ничего не могла. Позвать полицию невозможно. Закричать и привлечь внимание енота — ему не поможешь, а себе же хуже. Даже угнать машину у преступников не получится. Ну не умею я управлять мобилем, какого бы типа он не был. Все, что мне оставалось — замерзать в холодной мокрой траве под заново припустившим осенним дождем и ждать, чем же все наконец закончится. Закончилось все довольно быстро. Минуты через три парочка Золотых буквально на руках вынесли Линна из дома. Один наемник держал енота за руки, второй — за ноги. Тот всячески извивался, но толку ноль. Золотоволосые в полной тишине (рот енота был завязан полотенцем) донесли свою жертву до машины, потом сноровисто кинули несчастного в грузовое отделение. Единственный серьезный звук, нарушивший ритмичный клекот дождевых капель по асфальту — хлопок крышки багажника. Так, я не поняла. У нас в городе стартовала неделя похищений, что ли? Шакалы запрыгнули в свою пижонскую машину, аккуратно закрыли за собой двери, тихонько загудел электромотор, и «Восток» с енотом в багажнике скрылся в пелене дождя. Я наконец смогла покинуть остывшее и постылое место. Выбежав на площадку перед входом, оглянулась. К счастью, дверь Золотые оставили незапертой. Мне было настолько плохо, что онемевшие от холода ноги сами понесли меня в землянку енота. Честно говоря, даже не очень помню, как прошла внутрь. Пришла в себя я в неожиданно большой и с умом обставленной ванной. Уже раздетая, млеющая в большой медной кувшинке. Струя горячей воды струилась из крана. К ногам через пощипывание миллионов иголочек потихоньку возвращалась чувствительность. Памятуя о том, где я нахожусь, я заставила себя выйти из ванной сразу же, как только согрелась. Не хватало еще здесь уснуть! Вытерев себя насухо одним из пары десятков любезно заготовленных хозяином полотенец (зачем ему столько?) и заново одевшись, я вернулась к входной двери и взяла насквозь промокшие тапочки. Отнесла их в ванную комнату и поставила на газовый водогрей. Авось хоть немного высохнут, покуда я в доме. Та же участь постигла и курточку — я повесила ее прямо на удивительно большой полотенцесушитель, запитанный все от того же котла. Появилась возможность осмотреться. Снаружи землянка выглядела откровенно здоровой, изнутри же оказалась вовсе не столь большой. Всего две жилые (и надо сказать, весьма захламленные) комнаты плюс что-то, что можно было бы назвать кухней, будь там возможность что-нибудь приготовить. Судя по состоянию посуды, а главное, полному отсутствию кухонной плиты, последний раз кухарили здесь очень давно. Я вернулась в общий коридор, куда выходили двери всех внутренних помещений, и огляделась. Интересного тут решительно ноль. Я даже не знала, зачем вообще задерживаюсь… Ах, да, курточка и тапочки сохнут… Итак, что еще можно проверить, госпожа детектив? По большому счету, непроверенной оставалась только смежная с ванной комната. Поначалу я думала, что это туалет, но потом вспомнила, что санитарный блок стоял и в ванной комнате. Я с некоторой опаской открыла последнюю дверь, щелкнула выключателем и заглянула внутрь. Сказать, что я была удивлена — ничего не сказать. Во-первых, комната была очень большой. Нет, не так. ОЧЕНЬ большой. Размером с половину землянки, не меньше. Вот почему остальной дом казался мне таким мелким. Во-вторых, вся она напоминала компактную прачечную. Я как-то бывала на заводской химчистке, знаю технологию. Так вот, лаборатория енота была обставлена круче фабричных заведений. Машина сортировки, машина сухой химической очистки, мешки химических реакций, сорбирующие контейнеры, валки сухой и влажной прокатки, несколько водогрейных газовых печей наконец целый ряд автоматических утюгов и настоящая промышленная машина складывания и упаковки обработанной одежды. Правда, почему-то огромных размеров. В свободное от работы время енот обстирывает слонов? Но и это еще не все. Целый ряд полок, прибитых к противоположной от входа стене. На них — сотни разнообразных чистящих средств, а также материалов, названия которых я не могла даже прочитать. На полу под ними стояли то ли шесть, то ли восемь ящиков знакомых мне коробок с логотипом «П и Ж». Я подошла ближе, открыла одну из них. Действительно, продукция известного мне гиганта. Я вытащила одну из бутылочек. «Чистомытик». Почему я не удивлена? Другой вопрос, почему при всей очевидности этой прачечной здесь ни одного комплекта одежды? Что, спрашивается, здесь чистит, моет и полощет енот? Ответа на эти вопросы у меня не было. Я вернулась в коридор, подошла к входной двери, приоткрыла ее и глянула на улицу. Поежилась. Дождь снаружи уже не барабанил редкими каплями, а лил как из ведра. Выйти из теплой и даже уже почти уютной землянки, чтобы бежать три километра до ближайшей стоянки таксомоторов под ЭТИМ… Бр-р-р. Может, у енота есть фон? Я бы вызвала такси. Увы, если таковой и был, я не нашла. Обнаружила стандартную точку доступа, но увы, нерабочую — «Ники-тики-таки» даже не смог поймать сигнал линии. Впрочем, чего я боюсь? Возвращения хозяина? Так он вряд ли сделает мне что-то плохое. В конце концов, мы с ним коллеги и вроде бы даже знаем друг друга. Да, будет сложновато объяснить, что я здесь делаю. Но… Я журналист, неужели не придумаю подходящую легенду? Даже правда сойдет на крайний случай. С этой мыслью я вернулась в ванную комнату (честно говоря, после «прачечной», она была самой чистой) и осмотрелась. В общем-то, изучать тут было особо нечего. Разве что мутноватое, невысокого качества зеркало над раковиной. Я глянула на свое отражение: на меня смотрела уставшая, измученная и совершенно не выспавшаяся лисичка. По своей личной пятибалльной шкале я выглядела на троечку с минусом. Всмотревшись в изображение, я вдруг обнаружила, что кроме моей физиономии зеркало показывает что-то еще. Стоило минуты две пристально изучить отражение, чтобы понять — за зеркалом пустое пространство с какими-то полочками или палочками. Похоже, зеркало было частично прозрачным. Что это дает? Во-первых, это значит, его делали по дешевой технологии: вместо ртутной амальгамы заднюю поверхность зеркала покрыли дешевым серебристым лаком. То-то мне показалось, что отражению не хватает красок и контраста! Но низкокачественные зеркала меня не интересовали. Любопытство грызло по другому поводу: что за стеклом? Разбивать не решилась. Во-первых, это неэтично в чужом-то доме, а во-вторых, к несчастью. Несчастья мне хватало и без этого. Я поискала, как открыть зеркальную стенку, но ничего не обнаружила. Наконец в мозг робко постучалось воспоминание из старого, миллион раз засмотренного теледетектива. — А что я, собственно, теряю? — спросила я сама себя. И несколько раз покрутила смеситель в произвольном порядке. Поначалу ничего особенного не происходило. Из крана потекла вода, я меняла ее температуру и напор. Однако через несколько секунд упражнений (и обрызганного платья) я обнаружила, что в сторону холодной воды смеситель поворачивается на больший угол, чем в сторону горячей. Я до упора передвинула рычаг по красной метке, а затем нажала на него посильнее. Вуаля! Внутри смесителя что-то щелкнуло, и тайная дверца с зеркалом распахнулась, чуть не ударив мне по моему любопытному носу. За зеркальной стенкой оказались не полки, а ряды каких-то трубочек, каждая из которых оканчивалась небольшим краном. На кранах висели умилительно маленькие таблички с надписями на неизвестном мне языке. Некоторые из них пестрели химическими формулами, значение которых я тоже не знала. Но самое главное — под нижней из трубочек было небольшое пустое пространство, в котором желала какая-то бумажка. Я вытащила ее. Передо мной оказалась приличных размеров карта городских канализационных коммуникаций. Может быть, я бы и не придала этому значения, если бы в одном из уголков карты не было написано от руки: НЕДОКУМЕНТ. ПОСТАВКИ П-Ж. НАЖИМАТЬ СЮДА ЕСЛИ ВОЗНИКНУТ ПРОБЛЕМЫ Меня как током ударило. Это был почерк енота. Вся остальная карта изложена типографским способом, но эта заметка — безусловно, руки Линна Лина. Я в целом уже понимала, что кроется под «недокументированными поставками» — распространение психоактивного препарата, скорее всего через детский шампунь «Чистомытик». Но что значит «нажимать сюда»? Я немного покумекала и пришла к выводу, что это место, которое на карте подписал Линн Лин — скорее всего, какая-то слабая точка в деятельности «П и Ж». Если такой бумажно-юридический монстр с миллиардными оборотами ведет недокументированные, а проще говоря, нелегальные разработки, то здесь точно что-то есть! За это можно зацеиться! Я журналист! Я нюхом чувствую подобные возможности! Тут же вспомнилась картинка, которую я видела во сне: разговор лабораторного мыша с енотом. Из этого видения напрямую следовало, что Линн Лин, оказывается, каким-то образом вовлечен в эксперименты большой фармацевтической компании. Но вот какого рода эксперименты? Что енот получает от фарм-концерна и что ему дает? Трясущимися руками я свернула карту обратно, засунула ее в сумочку, подхватила еще не высохшие тапочки с курткой и поспешила на улицу. Мне было совершенно очевидно, что не просто так Линн Лин спрятал эту карту. И не просто так за ним приехали в ночи два наемника. Я влезла во все еще сырую обувь, набросила мокрую верхнюю одежду и вышла под проливной дождь. К счастью, ему не удалось смыть мое хорошее настроение. Смывать сейчас было нечего. Я была зла, раздражена и очень хотела спать. Но еще больше мне хотелось разобраться, кто позволяет себе угрожать химической отравой моим лучшим друзьям. *** Я не запомнила номер машины похитителей — слишком темно и далеко. Но знала, куда она поехала. Удивительное дело, пижонский спортивный электромобиль ушуршал не на выезд с острова, а вглубь, в сторону электроподстанции. И если он уехал туда, нет гарантий, что не вернется обратно. Поэтому я шлепала по лужам обочины и напряженно всматривалась вперед, готовая прыгнуть в кусты, как только покажется свет. Уж что-что, а фары автомобиля я увижу намного раньше, чем кто-то из машины сможет разглядеть меня. Когда позади раздался шорох шин, ноги успели не только снова вымокнуть, но и капитально замерзнуть. Спустя секунду я поняла, что иду не в ту сторону и меня освещают сзади. Моя фигура отбросила длиннющую тень, а звук усилился. Я обреченно обернулась. Одной рукой прикрыла глаза от слепящего потока света, другую выставила в сторону дороги в узнаваемом жесте автостопщиков. Авось пронесет? Особых иллюзий я не питала, вряд ли кто-то остановится ночью подбросить вымокшую до последней шерстинки лисичку. Но к моему огромному удивлению, здоровая, низкая, даже на вид дорогая машина плавно притормозила рядом и я узнала в ней автомобиль инспектора Ульфсона. Я наклонилась к окну, пытаясь разглядеть водителя. И чуть не получила по носу рамкой дверного стекла! Дверь внезапно открылась, и я не поверила своим глазам. Дознаватель Н. Ульфсон за рулем и — держите меня семеро! — какой-то канализационный крыс за пассажира. — Подкинуть, рыфая? — спросил тот одновременно сдвигая сиденье вперед, чтобы я могла проникнуть в салон. Я по-прежнему ничего не понимала. — Как вы здесь оказались, Николас? — наконец произнесла я. — И кто это с вами? — Не стой под дождем, Роксана, — раздался голос полицейского. — Садись. Я не стала упрашивать себя дважды и нырнула на заднее сиденье. Крыс отодвинул кресло обратно, я уж не знаю, зачем — пространства для ног ему точно хватало. Хлопнула дверь, машина плавно и чрезвычайно мягко поехала. Но самое главное, тут было тепло! Я блаженно откинулась на мягком диване и протянула ноги в сторону раструбов под впередистоящими сиденьями. Оттуда приятно тянуло теплым воздухом. — Чего тебе неймется? — спросил Н. Ульфсон. — Что вообще происходит, Быстролап? Предупреждаю, ты не выйдешь из этого мобиля, пока все мне не расскажешь. Мне стало весело, и я захихикала. Дознаватель обернулся. — Что смешного, вульпес? — Да я только и делаю, что тебе рассказываю, — объяснила я. — Письменно. В трех копиях. Дознаватель снова устремил взгляд на дорогу. — Да, — кивнул мужчина. — Но изложенное тобой на бумаге никаким образом не объясняет, что ты делаешь здесь и сейчас. При чем тут енот, к которому ты вломилась. Что тебе нужно от гадалки. И главное — что ты знаешь из того, что не указываешь в объяснительных документах. — И зафем ты ходила к зайке, да! — вставил крыс, но под строгим взглядом полицейского втянул голову в плечи и картинно «застегнул рот на молнию». Очевидно, Ульфсон уже провел с ним беседу на тему того, кто задает вопросы. Я подумала несколько секунд и ответила: — Если я расскажу вам все, что знаю, вы упечете меня в сумасшедший дом, инспектор. — Ты сначала расскажи, — продолжил полицейский, — а там посмотрим. Я сбросила промокшую курточку рядом с собой на диван, потом перебралась левее, где еще не намочила его спинку, и рассказала все, что со мной случилось с момента встречи с гадалкой и до похищения енота двумя Золотыми. — Одна-а-ако, — протянул крыс. — Даже я такого полиции не загибал. Николас остановил машину где-то в середине моего повествования. И все оставшееся время внимательно и совершенно серьезно выслушивал мои невероятные истории. В общем-то, все это он читал в письменном виде раньше, за тем исключением, что теперь я рассказала ему и о своих снах. — Помолчи, малой, — буркнул полицейский, после чего перегнулся через спинку кресла и посмотрел мне в глаза. — Роксана, ты действительно все это видела? Я про картинки в твоих снах. Я вздохнула. — Николас, ну подумай, — сказала я. — Разве похоже, что это все вообще можно придумать? — Я бы не фмог, — снова вставил крыс. Мы с полицейским пропустили его замечание мимо ушей, а Ульфсон перестал вычитывать что-то у меня в глазах и сосредоточил взгляд на курточке, что лежала на сиденье. Николас молчал, молчала и я. Помалкивал даже неугомонный крыс, статус которого для меня до сих пор был загадкой. Наконец мужчина отвернулся от меня и вновь включил мотор. — Значит так, Роксана, — сказал волк. — Во-первых, поиск спортивной машины с енотом в багажнике отменяется. — Почему? — хором спросили я и крыс. То есть я спросила «почему», а этот товарищ в унисон со мной произнес «пофему». — Потому, что это бессмысленно. Золотые никогда не дают себя загнать. Наоборот, они сами — загонщики. Если их кто-то пригласил, дело серьезное. Нужно подкрепление. Больше полицейский не проронил ни слова. Сначала машина выехала с Островной (удивительно, но в предутренний час удалось повстречаться со встречным электромобилем — правда, в дождь не было видно, кто за рулем). И далее все было хорошо до момента, пока на выезде с Крылатой улицы на Денежное шоссе в бок нашего автомобиля не въехал здоровенный дизельный грузовик.