кого можешь спасти — постарайся спасти, и точка. смерть сильна и страшна, но вообще от любой беды невозможно спастись, если действовать в одиночку. кто-то должен начать борьбу. почему не ты?
4 часа до. Кэссиди щелкает кнопкой включения, и вытянутая лампа над ее столом меняет цвет с равнодушного красного на обнадеживающий зеленый. — 911, что у вас случилось? Холодный свет четырех дисплеев позволяет Кэссиди увидеть то, что надежно спрятано от посторонних лиц; весь город как на ладони, стоит щелкнуть мышкой и задать координаты. Основное окно с информацией о звонке, карты участков, экран для базы данных и, самый последний и маленький, локальный монитор для связи и переключения между сотрудниками. На стенах отдела центра приема и обработки экстренных вызовов висят экраны с камерами наблюдения со всех точек города; а на тонком, от пола до потолка, настенном экране хаотично передвигаются белые, красные и синие маркеры с мелкими цифрами под ними. Кэсси кладет руку на стол, ненароком передвигая картонный куб с салфетками. Ручка выпадает из подставки; цветными перьями сыплются на пол цветные стикеры: «ужин с Браном», «7651?», «мама, суббота». Цепная реакция, броуновское движение; а ей не отвлечься: взгляд прикован к монитору с цифрами, оранжево-красной историей вызовов, окном загрузки с определением местоположения. — Я только что видел, как какой-то парень разбил окно в доме напротив, а затем забрался внутрь. И, кажется, у него пистолет… Интересно, думает Кэссиди краешком подсознания, какую музыку слушают сейчас люди в космосе? Из выпадающего списка происшествий она выбирает строку с кодом «459» и ждет пару секунд, пока темно-серые буквы автоматически сами не заполнят основные поля. Вместо шкалы определения местоположения под входящим вызовом высвечиваются координаты звонка: Ломбард-стрит, 868-884. — Сэр, вы можете уточнить адрес дома, в который забрался вор? — уточняет Кэсси. — Внутри есть кто-нибудь? Голос спокойный, размеренный; у нее — все отлично и спланировано по шагам, а вот человеку с Ломбард-стрит нужна помощь, и единственный, кто сейчас в состоянии ее оказать, это Кэссиди. Печатает: звонок от соседа; щелкает мышкой, выставляя нужную точку на карте, нажимает на кнопку «полиция» и закидывает ногу на ногу. Начало смены никогда не бывает легким, но сегодня, по крайней мере, без убийства в первом же звонке. — Ломбард-стрит, 891. — Помехи. — Нет, внутри никого нет. Это дом моего кузена Тома. Том, ну. Том Меррингс… Они сейчас с женой и детьми на отдыхе, я должен был присматривать за домом, пока их нет. Кэссиди дописывает в основную информацию имя владельца и прищуривается: полиция в трех кварталах, значит, им ехать около семи минут. Этого достаточно, чтобы собрать все вещи, но не хватит, если вор уже нашел то, что хотел. Значит, ей нужно выиграть время. Астронавты в космосе слушают Фредди Меркьюри; а Кэссиди вовремя вспоминает, что запад от центра города застроен однотипными, почти совсем неразличимыми домами. — Опишите дом, пожалуйста, — просит она. — На нем есть какие-нибудь ориентиры? — Ну… — Прерывистое дыхание чужого человека в трубке словно ныряет ей за шиворот. — Том недавно разбил машину и не стал завозить ее в ремонт, поэтому она так и стоит у порога. Даже в гараж не загнал. — Какого цвета разбитая машина? — Ярко-зеленая, задние колеса спущены. Пальцы летают по клавиатуре, добавляя данные, и полоса ожидания полиции из красной превращается в желтую. Еще четыре минуты. — Полиция уже едет, сэр. Могу ли я еще чем-то помочь вам?.. Связь обрывается. Ни гудков, ни мелодии, только спокойная эфирная тишина, словно затишье перед очередной бурей. Космонавты, летящие вдоль земной орбиты, переключают Фредди на Джеймса Хэтфилда. Неморгающим взглядом Кэсси смотрит на зеленую точку входящего вызова в углу монитора, громко вздыхает и нажимает «ready». — 911, что у вас случилось? Уши пронзает крик, низкий и хриплый; что-то громко падает и разбивается, и Кэсси, вздрогнув от неожиданности, повторяет свой вопрос: — Что у вас… — Мой муж! — Визг режет слух. — Он напился и… Нет, не надо, хватит! — Что сделал ваш муж? — Кэсси резко выпрямляется в кресле и прикладывает пальцы к гарнитуре, словно это позволит ей лучше слышать. — Мэм, повторите, пожалуйста. Что сделал ваш муж? — Я… Он… У него пистолет! О боже! Где-то наверху в стальной серой коробке посреди галактики резко подходит к концу кислород. Кэссиди быстро печатает, заполняя окно звонка. Экран загрузки информации о местонахождении горит красным — значит, на телефоне пострадавшего отключены все GPS-службы. Придется вручную, чертыхается про себя Кэс. Как там по уставу? В первую очередь нужно определить, кого вызывать. Музыка в ее космосе играет так громко, что стучит в ушах. — Вы ранены? — спрашивает. — Нет. — Голос прерывается рыданиями. — Какой у вас адрес? Тишина. — Мэм? — взволнованно переспрашивает Кэссиди. — Какой у вас адрес? Откуда вы звоните? — Мэппл-авеню, 713. — Сдавленный всхлип. — Это дом или квартира? — Это дом в конце улицы… — Полиция уже едет к вам. — Кэсси щелкает кнопкой вызова и ждет подтверждения, постукивая пальцами по краешку клавиатуры. — Вы можете найти безопасное место? — Я в саду. Здесь довольно… безопасно. — Хорошо. Вы знаете, где сейчас ваш муж? Кэсси не скажет ей, что ближайшая патрульная машина в двадцати километрах. Она просто не может открыть рот и произнести слова, что нужно подождать еще немного. Сахар в выпитом кофе начинает резать легкие. По-хорошему, ей бы перевести вызов на психолога. Колин и Тесса сидят в десятке метров от нее, готовые принять трудные вызовы и говорить с пострадавшим столько, сколько нужно. Но лампочки за их столами мигают красным, поэтому все, что может Кэссиди, — оставаться на линии и вести разговор самой. Чуть поодаль от Колина и Тессы за гигантским монитором прячется рядовой диспетчер Пол — именно он назначает машины на места происшествий. Пол выглядывает из своего укрытия, ловит взгляд Кэссиди и качает головой. Планеты скукоживаются до мельчайших частиц. — Он в гостиной… Со своим другом… Они выпили и… — Вы сказали, что у него пистолет, — уточняет Кэсси. — Можете рассказать какой? За следующие десять минут Кэссиди заполняет все поля: от имен до предварительной марки оружия и количества патронов в нем. Ярко-желтый дом на Мэппл-стрит — северной окраине Балтимора — полиция находит быстро: Кэсси даже слышит отдаленный звук сирены. А потом связь прерывается. Без «спасибо» и «благодарю». Просто заканчивается, и очередная натянутая ниточка внутри Кэсси лопается, тонко звеня. Впрочем, она привыкла — это давно уже не больно. Донна убеждает ее, что все эти струны-нити-лезвия совершенно нормальны. Что иначе на их работе и быть не может. Что нельзя звонить кому-то в самый худший день в жизни и после этого говорить еще и «спасибо». Да не будут они тебя благодарить, говорит Донна. Поверь мне, Санни, они бы отдали все, чтобы не набирать три цифры на своем телефоне и чтобы забыть этот день. Мы просто не можем от них чего-то требовать после такого. Только ждать и надеяться на лучшее. Донна работает на два-девять-восемь — так называется особая линия с пометкой KIDNAPPING. На Донну переводятся вызовы, связанные с похищением детей или подростков. Эту тяжелую работу она выносит с какой-то одной ей свойственной легкостью и на ежемесячные вопросы штатного психолога ровно и быстро говорит «я в порядке», словно бы не придает этому никакого значения. На самом деле у Донны просто нет времени осознавать ответы на эти вопросы. Иногда Кэссиди и Донна дежурят в паре — Кэссиди сворачивает волосы в высокий лохматый пучок, подбирает его банковской резинкой и ставит себе ограничение по линии. И тогда все звонки с «два-девять-восемь» переводятся на них обеих. Кто бы мог подумать, что эта работа сблизит их так сильно? — …О боже! Он выстрелил в нее! Выстрелил! Кэссиди понижает голос почти до шепота, чтобы женщина на другом конце города перестала кричать. Для нее — второй жертвы — это нормально, потому что любовник только что выстрелил в ее дочь, и она не знает, что делать. — Как вас зовут? Мэри заставляет себя успокоиться, чтобы лучше слышать Кэссиди, и та дает четкие инструкции, как остановить кровотечение. Одновременно заполняя форму и пытаясь получить описание и имя любовника, Кэсси посылает запрос на полицию и службу первой помощи. — Итак, у нас старый грузовик «Фотон Аумар», — слышит она за спиной голос Роберта, разговаривающего с ближайшим патрулем. — Белый, без основного прицепа. Ищите маленькую кабину с номером… — В каком направлении уехал ваш муж, Мэри? Куда он мог поехать? Как только полицейские и команда спасателей приезжают на место, Мэри бросает трубку, оставляя линию связи открытой. Кэссиди слушает тишину эфира еще две положенные минуты, а потом снимает вызов и ставит пометку — если дело будет передано в суд, ей нужно будет получить аудиозапись. Она откидывается на кресле, прислушивается к себе; с минуту отдыхает с закрытыми глазами, а затем снова ставит «on-line», меняя огонек лампы с красного на зеленый. Роберт ободряюще касается ее плеча — она узнает его по сладкому парфюму — и проходит мимо. У нее нет времени с ним поговорить; а у него просто нет сил на что-то кроме работы. Кэсси принимает звонок за звонком, недовольно цокает: они называют это «стриком» — чередой пустых и глупых входящих. Люди звонят от скуки, спрашивают, как дела, желают приятного вечера или просят заказать пиццу, забирая время на помощь тем, кому она действительно нужна. Кэссиди не злится — просто не понимает, зачем так делать. Когда до перерыва остается чуть меньше пяти минут, Кэссиди переключается на полицейский канал и оставшееся время слушает монотонные переговоры ближайших патрулей. Зеленая лампочка горит, не собираясь менять свой цвет на желтый, — видимо, ее линии временно пустуют. Удивительно, если учесть, что в такое время происходит основная часть происшествий. Донна за соседним столом допивает остывший кофе; Роберт устало массирует виски; Деннис и Сэм синхронно переключаются на красный цвет и откладывают в сторону гарнитуры. Никакого четкого распорядка перерывов здесь нет, но за годы работы в коллективе сложилось, что на ужин — или ранний завтрак — уходят по трое. Час свободы перед финальным рывком. На одну стандартную восьмичасовую смену оператора приходится один большой перерыв и негласные несколько минут спокойствия после стрессовых звонков, когда отдых просто необходим. Штатный психолог Оливер дежурит постоянно — иногда Кэссиди кажется, что он живет в своем рабочем кабинете, — и может выслушать любого, кто к нему обращается, и помочь. Когда Кэсси входит на кухню, Оливер уже сидит на стуле и суповой ложкой ест взбитые сливки, украшающие верхушку гигантского стакана с горячим шоколадом. Свой любимый напиток Лив всегда готовит сам — тщательно подогревает плитки на импровизированной паровой бане, добавляет сахар, грецкие орехи и листики мяты; и весь их отдел знает, когда Оливер уходит на перерыв — настолько сладкий и домашний запах начинает витать в воздухе. Сверху на горячий шоколад Оливер всегда наносит шапку сливок, которую поливает кленовым сиропом; потом поудобнее устраивается на стуле и с наслаждением закрывает глаза. У Оливера Тейлора брюки-шаровары, гигантская белая футболка и тысяча браслетов-фенечек на руках, а еще цветные деревянные украшения на шее и кожаные сандалии; загорелое тело полностью раскрашено татуировками. Кэссиди назвала бы его кем угодно — бродягой, гитаристом, дизайнером, но никак не штатным психологом. Оливер практикует йогу, знает три языка, два из которых мертвые, и пытается научить Донну плести корзины. Донна в ответ на его попытки лишь смеется и угощает шоколадными кексами. С Кэсси Оливер не очень ладит — наверное, она ему не нравится на каком-то особом тантрическом уровне, поэтому Кэссиди старается держаться от психолога подальше. Самые трудные рабочие минуты она предпочитает проводить в одиночестве, пытаясь найти в себе силы на выдох. Кэс откровенно везет — за три года у нее не было ни одного звонка, доводящего до нервного срыва. Ее не привлекает горячий шоколад; ей не нравятся разноцветные бусы у него на шее; она не чувствует, что Оливер может ей помочь, и иногда это убивает ее. Так не ловятся волны на радиостанциях, так не складываются мозаики — так теряются предметы при сборке; словно кто-то упорно не желает сталкивать их или хотя бы просто помочь наладить контакт. Лив не бывает с ней груб, напротив — он всегда всем улыбается, раздает советы и старается быть рядом в нужные моменты, но Кэссиди лишь отводит глаза, когда ненароком встречается с ним взглядом. А казалось бы, взрослые люди. Сесть бы да и поговорить, но нет же. — …Ты так говоришь, — раздается голос Донны над ухом, — как будто это моя обязанность. Если у них там проблемы, почему это должно меня волновать? Кэссиди достает свой ужин из холодильника и споласкивает термокружку под горячей водой, вымывая остатки старого кофе. — Потому что ты оператор, — мягко говорит Оливер. — Диспетчер, — поправляет его Донна. — Нет, ты путаешь. Оператор — это профессия, диспетчер — должность, — начинает спорить Деннис. — Вот когда я учился в университете… Кэсси подставляет стакан под кофемашину, стараясь держать термокружку под углом — иначе кипяток польется ей на ноги, — и грустно смотрит на салат. Громко вздыхает: эти овощи пережили больше, чем она сама. — Что, Санни, опять несвежий попался? — Сэм салютует ей пластиковой вилкой. — Садись к нам, мы поделимся. Сэндвич с беконом? Она улыбается, садясь на стул рядом с Сэмом — курносым и рыжим, чем-то похожим на нее саму. Сэм милый и добрый, у него очаровательная дочь, которая иногда приходит встречать отца с работы, и замечательная жена, которая не раз готовила праздничные пироги для всех; он любит утренние прогулки — те самые, что позволяют впитывать в себя весь мир, и сладкие пирожные, сделанные в домашних кружках. Сэм хорошо ладит с Деннисом — низким и полным оператором, не представляющим свою жизнь без объятий и крепкого сладкого чая со льдом. Это были первые люди, с которыми Кэссиди работала, и единственные, с кем она по-настоящему поладила. Кроме Роберта, конечно, поет ее подсознание на ухо. — Как подготовка ко дню рождения Уози? — спрашивает Деннис. — Придумала подарок? Донна чересчур резко всплескивает руками, и Кэсси, помня утро, хватается за кружку. — Кэссиди подарила нам билеты в цирк, — довольно заявляет Донна. — Уози будет счастлив. — Жаль, что моя Алекса уже совсем взрослая, — вздыхает Сэм. — В шестнадцать уже одними билетами в цирк не отделаешься. — В мои шестнадцать, — басит Деннис, — я мечтал о велосипеде. — Между прочим, — прежде молчавший Оливер поднимает указательный палец, — чем проще наши мечты в детстве, тем меньшего мы добиваемся в жизни. — Исходя из твоих слов, — развеселившаяся Донна пытается сдержать смех, — мы тут все в детстве мечтали о велосипедах. — Эй!!! — обиженно восклицает Деннис, но его заглушает громкий хохот. Кэссиди смотрит на них — таких искренних и смеющихся, и чувствует, как к горлу подкатывает комок. Она никогда не разговаривает слишком много — вечно боится сказать что-то не то, но всегда внимательно слушает, черпая информацию отовсюду. Волна тревоги внутри идет на спад, превращаясь в умиротворенное временем плато, и Кэссиди смеется вместе со всеми. На небольшой кухне под потолком ярко горят звезды. Донна ругает слишком горячий кофе так, словно сейчас семь утра и ей срочно надо бежать на работу; Сэм заботливо доливает ей еще молока, Деннис кладет две ложки сахара, а Оливер щедро посыпает корицей. Окончательно смутившаяся от такой заботы Донна смешно благодарит и бурчит: мол, я не маленькая, сама все сделаю. Кэсси относит контейнер с недоеденным салатом в мусор, доливает еще кофе и выходит из кухни, направляясь к комнате отдыха — в закутке перед ней находятся туалетные комнаты. Ей бы умыться и заплести волосы перед сменой, а то растрепались совсем. Конечно, совершенно неважно, как она выглядит, но… На обратном пути она сталкивается с Робертом — уставшим, поправляющим рубашку, заново себя собирающим по кусочкам, которые остались после вызовов. Он тепло улыбается Кэссиди и чуть кивает. — А, Фокс. Перерыв почти закончился. Роберт уходит, но она все равно замечает, как на его лбу проступают глубокие морщины. Когда Кэссиди садится за свой стол, то вспоминает сгущающиеся сумерки на парадном крыльце дома Роба, расставленные всюду цветные вазы с гидрогелевыми шариками, увлажнитель воздуха в форме луны. В его квартире обитал дух колокольчиков и планет, а на широком балконе лежал расписанный вручную коврик для йоги. Свет там был вторым жильцом, ласково обвивался вокруг ног и дарил утреннюю прохладу. Сердце сжимается слишком сильно, когда Кэсси вспоминает душистые бегонии, за которыми Роберт так заботливо ухаживал, напевая назойливо привязавшуюся к нему песенку. — 911, — громче обычного говорит она, стараясь заглушить собственную голову. — Что у вас случилось?3. Hello how are you
29 апреля 2020 г. в 00:23
Примечания:
глава писалась под: Ocean Jet — Breaking the Stones.