собачий холодный нос да верный руке прищур. работаем на износ, кого я опять ищу? того, кто был мимо нас, того, кто один прошел. начальник прикажет «фас», и все будет хорошо.
час до. Рэй отвешивает Дэвиду подзатыльник. — Как ты мог проебать все звонки от шефа! Что ты делал в этот момент?! — Я ел. — Морено прячет пустой контейнер из-под салата под сиденье. — Он звонил в перерыв! — Зачем нужны перерывы, если в них нельзя есть?! Рэй закатывает глаза и нажимает на кнопку автодозвона. — Там наверняка что-то важное! Это же шеф, он просто так бы не стал звонить… О, да, капитан? — невинным голосом пропевает она в трубку. — Нет, кэп, он отходил в туалет. — Рэй злобно смотрит на Дэвида. — Да, на полчаса. У него слабый желудок, сэр. Он у нас вообще хиляк, — мстительно добавляет. Морено показывает ей язык. Дальнейший разговор Рэй состоит из «да-кэп-есть-кэп-да-кэп-нет-капитан» и заканчивается довольно быстро. Сержант прячет телефон в карман, садится на сиденье спиной к Дэвиду, выпрямляет ноги и устало потягивается. Короткие рукава обнажают и без того видимую татуировку — дракона, мирно обвивающего плечо. Рэй долго сопротивлялась, но позволила мастеру добавить цветы и море в нежных оттенках, а потом увлеклась и — неожиданно для самой себя — забила всю руку мелкими деталями. Хитро переплетаясь с хвостом дракона, они образуют причудливую картинку, которую можно разглядывать часами. — Шеф хочет, чтобы завтра ночью мы съездили в центр по приему звонков, — озадаченно сообщает Рэй. — Говорит, там есть для нас работа. Как думаешь, — она резко поворачивается к нему, — что-то важное? Дэвид пожимает плечами. — Если шеф хочет, чтобы мы съездили куда-то, то давай съездим. Вряд ли он стал бы беспокоить нас без повода в… — он смотрит на часы, — три утра? — И это ты мне говоришь? — Рэй тянется к стакану с еще теплым кофе. — Ты вообще жрал в это время!.. Да ты постоянно ешь! Я помню, когда мы задерживали наркоторговца, ты в это время поглощал шоколад! Да как в тебя помещается столько?! — Мама говорит, что много кушать — это хорошо, — покладисто отвечает Морено, разворачивая чизбургер. — Поехали ближе к Вудбину, там ни одной машины. — Он показывает пальцем на экран планшета с россыпью двигающихся синих точек. — Кстати, во сколько у шефа начинается вечер? — Откуда я знаю? — Рэй захлопывает дверь и приоткрывает окно, впуская поток свежего ночного воздуха. — Часов в семь? — предполагает она. Дэвид молча кивает. Едут под мирное бормотание диспетчера — общий канал, знакомые голоса, последние новости. На востоке опять массовые драки, на западе — три угона за час. Юг города Рэй не слушает — диспетчер говорит невнятно, глотая слова, и сводка происшествий проскальзывает мимо нее. Ночь выдается не тяжелой — и, пусть она пока еще не заканчивается, три часа из восьми уже пройдены. Треть пути — тоже путь, думает Рэй, неспешно съезжая на широкую Вашингтон-авеню. Они проедут по центру и выедут к жилым кварталам — одинаковым, скудно освещенным домам, уже (или еще) спящим в такое время суток; а после, сделав круг, поедут наверх, на Кенилвот, в окрестностях которой пробудут до конца смены. Рэй любит город таким — пустым и забытым, спокойным и тихим, никакого искусственного света и фальши; череда бесконечно похожих друг на друга домов с зелеными внутренними двориками, изредка — громкие голоса или тихий всплеск воды: кто-то любит купаться ночью в бассейне. В этой части Балтимора патрулей почти не бывает. Так только, для галочки проедутся пару раз, убедятся, что все в порядке, и отправятся обратно к центральным шоссе. Шеф всегда говорит им, что в местах, где чаще видят полицейский патруль, количество преступлений не такое большое, как там, где его не видят вовсе. А шеф ерунды не скажет. Дэвид переключает каналы рации, и в машине на какое-то время повисает тишина — пустой радиоэфир убаюкивает едва слышным потрескиванием, и Рэй расслабленно поправляет волосы. — Тьфу. — Вэйт рукой задевает винтовку, стоящую между двух сидений. — Ты что, опять ее плохо пристегнул? — Я волонтерам показывал. — Морено зевает. — Опять машиной хвастался? — Рэй усмехается. Новенький «Форд» с первых минут становится основной гордостью Морено — даже больше, чем значок сержанта. Предыдущая машина разбилась на одном из заданий, и шеф, пару раз неодобрительно цокнув языком, выдал ему новую. Сразу же за Дэвидом поспела и Рэй: пара красивых слов, томный взгляд, невзначай оголенное плечико — и молодой стажер из департамента записал машину на них обоих. Ну, потому что, а как иначе-то? Волонтеры приходят к ним раз в неделю, помогают с бумажной работой и мелкими поручениями. Легкий на подъем Дэвид быстро находит с ними общий язык и каждый раз устраивает экскурсию по отделению. И, судя по плохо пристегнутой винтовке, последняя была совсем недавно. Рэй нажимает кнопку, и тяжелый металлический провод расстегивается. Холодный металл цепляет плечо, а затем мягко падает прямо на планшет. Чертыхаясь и пытаясь закрепить винтовку обратно, Рэй задевает коленкой рацию и возвращает их на общий канал. — Семьсот десятый, — слышится по рации, — на Йорк-роуд у «Торрента» беспорядки, есть пострадавшие. Выезжайте. Дэвид выхватывает черный прямоугольник и нажимает на кнопку. — Приняли. Рэй плотно закрепляет винтовку в углублении, включает дальние фары и заводит машину. — …пятнадцать минут? — спрашивает диспетчер. — Да быстрее. — Дэвид выпрямляется. — Доложим по прибытии… Давай в конце улицы повернем тогда и поедем, — говорит он Рэй, одновременно вбивая данные в планшет. — Мигалки только не включай пока, а то всех тут разбудим. Рэй кивает, сжимая руки на руле: расслабленная атмосфера в машине быстро сменяется напряженным ожиданием. Дэвид переговаривается с диспетчером, стараясь не перебивать других: в колоссальном потоке информации сложно поймать детали. — Слышала? Там какая-то авария на севере, всех туда согнали, — повторяет Морено, застегивая верхнюю пуговицу рубашки. — Из центра тоже. Не знаешь, кто там должен был быть? Пятьдесят пятая?.. — Он задумывается. — Нет, не помнишь? Рэй ведет плечами: имена коллег ее мало волнуют, ведь их полезность куда важнее, чем все эти буквы. Она человек цифр: две пятерки так две пятерки, главное, чтобы помощь была. Пока Дэвид роется в памяти и пытается вспомнить, кто же должен был дежурить в центре города, машина выезжает обратно на Балтимор Белтуэй, и Морено щелкает кнопками, включая внешнее освещение и позволяя отблескам красно-синих огней плясать по стеклам. — Там нет прямого съезда. — Рэй смотрит на навигатор. — Можно я не буду объезжать? Сержант смотрит на нее с укором. — Там объехать — две минуты. — Ну па-ап. — Вэйт складывает губки бантиком и начинает канючить: — Ну пожа-а-а-алуйста. Вдруг там уже что-то серьезное?! — Было бы серьезное — нам бы сказали, — бурчит Дэвид. Но, когда Рэй поворачивается к нему и широко распахивает глаза, сдается: — Ладно, только осторожно. — Ура! — Рэй ликует. — А можно с музычкой? — Можно, — обреченно вздыхает Морено и включает сирену.* * *
До ночного клуба «Торрент», расположенного в самом сердце Балтимора, они доезжают за пять с половиной минут. Рекорд, если учесть, что навигатор показывает двенадцать, а Морено всю поездку ругается на плохое соединение с интернетом, мешая сержанту сосредоточиться на дороге. Рэй захлопывает тяжелую бронированную дверь «Форда» и подает сержанту черную папку с нужными документами; они встречаются взглядами, и Дэвид кивает. Мол, куда деваться, надо идти. Несколько человек, стоящих у самого входа в клуб, расступаются перед ними — или перед огромным охранником, из которого можно сложить трех Рэй и одного Дэвида и еще бы осталось с лихвой. Они обмениваются коротким приветствием — на службе Морено не такой разговорчивый, как обычно, — и поднимаются по светящимся голубым ступеням. Поток спертого воздуха, запаха пота, алкоголя и духов почти сшибает Рэй с ног; звучит музыка, в рваном танце двигаются люди, кто-то кричит во весь голос, поднимая стаканы. Они прорезают толпу словно айсберг: охранник идет первым, расталкивая людей, Морено — посередине, Рэй замыкает цепочку. Стоит ей сделать шаг, как за ее спиной снова образуется сплошная стена из кривляющихся человеческих тел. — Эй, красотка, — раздается пьяный голос у нее над ухом, — шикарный косплей. Арестуешь меня? Чья-то рука скользит по ее талии. Мгновение — и она перехватывает запястье, выкручивая. Раздается жалобный писк, затем мат и сразу же — бессвязное извиняющееся бормотание. Вокруг Рэй наконец-то начинает образовываться свободное пространство. Они подходят к высокой сцене, где за стеклянным ограждением на шестах крутятся девицы в костюмах из фольги. Стробоскоп отражает неон от платьев, превращая их в гигантские черные дыры; разноцветные волосы падают на лица, скрытые серебряными масками. Они призывно сплетают ноги на холодном металле, высовывают языки и облизывают губы, и у Рэй это зрелище не вызывает ничего, кроме легкого отвращения. Раз, два — и они поворачиваются к ней спиной, подтягиваются, посылают воздушные поцелуи не обращающей на них внимания толпе и взбираются на шест, чтобы вновь и вновь служить живым декором центрального клуба города. Они похожи на безвольных киберкукол, оказавшихся в совершенно неподходящем для них месте, и на секунду Рэй становится их жалко, но она быстро одергивает себя. Никакой жалости. Это их путь. Осознанный выбор. Это хреновый выбор, думает Рэй, стараясь не смотреть на них. Врагу не пожелаешь. Морено скрывается за шторкой, а затем идет по длинному узкому коридору; Рэй следует за ним, стараясь рассмотреть все вокруг себя: от кухни до служебных раздевалок и кабинета шефа. Она знает, что сейчас эта информация ей вряд ли будет полезна, но не может перестать — привычка, выработанная годами. Они останавливаются в маленькой комнатке, похожей на гримерную. В ней так давно не убирали, что Дэвид оставляет следы на жирном и пыльном полу. Рэй недовольно цокает: вот только грязи ей сейчас не хватало для полного счастья. На красном, выцветшем от времени диване сидят двое: пожилой мужчина и хрупкая девушка, закрывающая лицо руками. — Добрый вечер. — Дэвид осматривается. — Я сержант Морено, а это, — он показывает на Рэй, — сержант Вэйт. Что здесь произошло? — Я Джеймс Лонингтон. — Мужчина поднимается, кивая. — Я старший менеджер этого клуба. На одну из наших танцовщиц напали, и ее подруги решили вызвать полицию. Вэйт тоже осторожно рассматривает обстановку: гора одежды, сваленная в углу, хаотично разбросанная женская обувь, несколько вешалок для верхней одежды, большое зеркало на стене. Вероятно, это комната для переодевания персонала. Ни шкафчиков, ни скамеек здесь нет, зато, словно в качестве бонуса, Рэй видит тараканов в углу. — Рэй, займись девушкой, а мы с мистером Лонингтоном пока побеседуем. — Дэвид достает из-под мышки кожаную папку и раскрывает ее. — Кто-нибудь видел нападавшего? Он отводит Джеймса в сторону, а Рэй присаживается на корточки перед девушкой. В голове выстраивается логическая цепочка: медиков не вызвали — значит, серьезной травмы нет. Следовательно, либо пострадавшая отбилась сама, либо ее отбили, не дав довести дело до конца. Вэйт вздыхает про себя; ее так и подмывает спросить напрямую, что же тут случилось, но это не ее работа. Для этого есть Дэвид, который задает тысячи вопросов Джеймсу. А она — так, для проформы, опросить-запомнить-отчитаться. В этом и смысл работы вдвоем. Старший и младший. Сержант и почти-что-совсем-уже-сержант. — Меня зовут Рэй, — говорит Вэйт. — Я здесь, чтобы помочь. Как вас зовут? Девушка отрывает руки от лица и поднимает голову. Рэй приподнимает бровь. Девчонка перед ней такая веснушчатая и синеглазая, словно солнце в ней сплелось со льдом. Не такая, как у других, размазанная краска на идеальном холсте — острое лицо, пухлые губы, длинные ресницы в комочках туши. Тонкая, как ветка, но руки сильные, подтянутые. Занимается чем-то, проскальзывает в голове у Рэй. О боже. Ей нужно перестать пялиться. Немедленно. — Кэрри, — сдавленно отвечает. — Кэрри Диммант. Она снова поникает, и золотистые волосы с крашеными кончиками — один в синий, второй в розовый — падают ей на лицо. Рэй видит колтуны и капельки засохшей крови, переводит взгляд на руки: кожа чистая, без синяков и ссадин. Коленки не сбиты, остальное она не видит: девчонка прижимает к себе какую-то рваную тряпку, похожую на футболку. Значит, дело в другом. — Мисс Диммант, — Рэй все еще смотрит на нее, — что с вами случилось? — Я упала, — на автомате отвечает Кэрри. Ну конечно. Все они падают. Все до единой. — Упали? — переспрашивает Рэй. — Вы уверены? По закону она не может на нее давить; по человеческим меркам — обязана выяснить правду. Вот только где ее найти, эту правду, если, не считая капель крови на волосах, девушка выглядит невредимой? — Я уверена. — Кэрри шмыгает носом. — Я упала со сцены. Мне стало плохо. Там так душно… Она скручивает футболку в узел, и Рэй наконец замечает это. Дурацкое платье из фольги. Кусок материала, едва прикрывающий худое тело с выпирающими ребрами. На одной ноге у Кэрри расстегнутая туфля с высоченной шпилькой, на второй — мягкий резиновый тапочек. Это выглядит абсурдно. — Дайте ей прикрыться, — командует Рэй, глядя на все еще стоящего у стены охранника. — Куртку, плед, да что угодно. Ей же холодно! Через минуту Вэйт кутает девушку в теплое, расшитое цветами покрывало и присаживается рядом на диван. Доверие — основная ее задача; выяснит, что случилось на самом деле, — сможет помочь. Если нет — придется уходить ни с чем, а она ненавидит пустые вызовы. Работа должна быть с пользой. — Слушайте. — Рэй вздыхает. — Я не знаю, что случилось. Упали вы или нет — это неважно, потому что ваша жизнь в этот момент была в опасности. И нет никакой гарантии, что это не повторится. Понимаете меня? — Кэрри медленно кивает. — Моя задача — уберечь вас от беды. — Вэйт улыбается. — Даже от скользкой лестницы, с которой вы упали. Она делает это специально. Меняет сцену на лестницу, добавляет ненужные факты. Если Кэрри действительно упала — она повторит свои же слова, поправив Рэй. Если ее столкнули — она запнется. Не везде, конечно, — человек ведь не под копирку сделан, — но в одной или двух деталях точно. Кэрри не реагирует, только смотрит себе под ноги и вертит в пальцах с алыми ногтями угол пледа. Одинокая слезинка вычерчивает дорожку по щеке и срывается вниз. — Мы оставим заявку менеджеру на замену лестницы, — продолжает Рэй. — Возможно, там сделают покрытие. Или хотя бы положат коврики. Она могла бы сказать другое. Что-то банальное, вроде «вы же понимаете, что никто вам не верит». Но промолчала. Потому что у каждого есть какие-то стоп-слова, остановки системы, запуски перезагрузки. Пострадавших обвиняют только новички или идиоты, Рэй же ни то, ни другое. Зато подуть на чувство ответственности — это пожалуйста, это она умеет. — Я не падала, — едва слышно произносит Кэрри. — Я не падала. Это он… — повторяет она и вдруг начинает плакать. Дэвид из угла комнаты неодобрительно смотрит на Рэй. — Что он сделал? — спрашивает. — Ему не понравилось, как я танцую. — Кэрри пытается вытереть глаза, но еще больше размазывает тушь. — Он сказал, что я слишком вызывающе одета. Что я хочу, чтобы они смотрели на меня. Чтобы заметили. Он не понимает, что это моя работа. Он никогда не понимал этого… Рэй достает из кармана пачку бумажных салфеток и протягивает ее Кэрри. — Вы в порядке? Мы можем вызвать медиков. Или я могу сама вас осмотреть. У вас кровь. — Вэйт показывает на волосы. — Это ваша или его? Девушка мотает головой, еще сильнее обхватывая себя за плечи. — Я в порядке, — шепчет. — Кто это был? — осторожно спрашивает Вэйт. Кэрри вдруг вскакивает с дивана и зло смотрит на Рэй. — Я вам ничего больше не скажу! — Ее пальцы сжимаются в кулак. — Вы сделаете ему больно! И вообще! — Кэрри делает шаг назад. — Я хочу, чтобы вы уехали! Я просто упала, вот и все! А если вы будете меня допрашивать, — шипит она, — я пожалуюсь вашему начальнику! Я отлично знаю, как это работает, — вам просто нужны люди, чтобы повысить процент раскрытых дел! Если бы все было так просто, усмехается про себя Рэй. — Мэм, вам нужно успокоиться. — Она поднимается и встает напротив. — Если вы не хотите свидетельствовать против кого-то, то мы не можем вас заставить. Однако вы должны помнить, что насилие — это неприемлемо. И его можно и нужно прекращать. Мы можем помочь вам в этом. Кэрри мотает головой, и ее длинные цветные волосы обматываются вокруг шеи наподобие шарфа. Она больше не кажется Рэй красивой. В слепой ярости или ядовитой злости ни одна женщина красивой не будет — это Вэйт давно уже усвоила, вызубрила очередной жизненный урок. Кэрри была невероятной, когда сидела вот так на диване; наверное, ей идет эта сломанность, фарфоровая куклость, перебитая нежность, может быть, в этом и есть ее уникальность? Можно ли сломать изначально сломанную жертву, думает Рэй, выходя из клуба на свежий воздух. И как можно заставить одного человека отпустить другого?.. — Парень ее. — Морено вертит в руках заполненный косым почерком рапорт. — Пришел, подозвал и дал пару затрещин. Она в ответ расцарапала ему лицо. — У нее на волосах была кровь. — Рэй открывает дверцу машины. — Думаешь, его? — Да, думаю, да. В любом случае, пока она сама не расскажет нам, мы ничего не сможем сделать. А она не расскажет. — Сержант вздыхает. — Мы просто уедем? — тихо спрашивает Рэй. — Я не могу написать в рапорте про угрозу жизни, пока ее нет. — Дэвид мотает головой. — Но я сделаю пометку, чтобы, если что, имели в виду. Парень ее запоминающийся — зеленые волосы, разрисованное лицо. Может, клоун какой или артист. Или и то и другое. Он кладет папку под сиденье и отпивает уже давно ставший холодным кофе. Надо бы взять с собой термос, отстраненно думает Рэй. Кукольное лицо с огромными водянистыми глазами не выходит у нее из головы. Рэй копается в памяти, пытается достать ускользающее воспоминание, но сдается. Но она точно где-то встречала эту ломаную Барби с цветными хвостиками на затылке. И, когда Рэй уже совсем отчаивается вспомнить, Морено вдруг произносит: — Какая-то гребаная Харли Квинн. — Он откидывается на сиденье. — Ну, поехали. В темноте машины не видно, как Рэй передергивает.