мы забыли дышать вне привычных орбит ты — открытый гештальт, который болит. я сложила мечи я сложила он прав you are always too much but never enough.
Наверное, думает Кэссиди, эта мятая футболка на ней стоит целое состояние. Две ее зарплаты — это точно, если не три. Ткань мягкая и шелестящая, отливающая частичками синего при каждом движении. Идеальная посадка по фигуре, бесшовная фактура — Кейси бы такую даже на заказ не сшила, хотя швейной машинкой владеет в совершенстве. Интересно, где Рэй ее взяла? Когда приносят горячее, разговор плавно перетекает из темы в тему. Говорят в основном о работе — у кого что происходит, как справляются, как все выглядит по другую сторону. Кэссиди делится воспоминаниями, Рэй больше слушает, чем говорит, но ее короткие рассказы все равно находят отклик в сердце Кейси. Рыба оказывается вкусной до одурения, лимонад — шипучим и холодным, и Кэссиди вылавливает веточку мяты: — О, теперь я похожа на твоего босса? — Она прикладывает ветку над верхней губой словно усы и смешно играет бровями. — Сержант, у меня для вас дело чрезвычайной важности — нужно снять кошку с дерева! — Да, капитан! — Рэй смешно втягивает щеки и подносит ладонь к виску, салютуя. — А с какого именно дерева, капитан? — С одноэтажного, — глупо хихикает Кэссиди. — Прости, я не знаю их классификацию! — Давясь смехом, она переключается на обычный голос. — На самом деле, нас не вызывают снимать кошек. — Отсмеявшись, Рэй одним глотком допивает пиво и жестом просит официанта повторить. — Для этого есть младшие бригады спасателей. — Вгрызается зубами в ребрышко. Кэссиди ставит локти на стол, подпирает лицо ладонями и мечтательно смотрит на черные воды залива. — Хорошо вам — есть кому выполнить мелкую работу. А у нас отделы только по специфике делятся — например, похищение или домашнее насилие. Конечно, можно выбрать, от кого принимать звонки, но это максимум. А еще почему-то все думают, что сидеть на выделенной линии звонков — это та-а-ак круто, — Кейси закатывает глаза, — но на самом деле там работы еще больше нашей. Моя подруга Донна работает на линии киднеппинга почти четыре года. Она замечательный человек, очень светлый и мудрый, ты бы только знала! Вообще не представляю, как она выдерживает эмоциональную нагрузку. У меня иногда после звонков настоящие срывы случаются, а она словно все чувства отключает на время работы, — признается Кэссиди. Рэй поджимает губы, раздумывая над ответом, и Кейси любуется ее острой и выточенной мимикой: каждую эмоцию Вэйт будто сначала репетирует внутри себя, а потом уже показывает окружающим, словно убеждаясь, что она выйдет идеальной. Но все равно сержант кажется такой настоящей: она пьет третий бокал пива, обгладывает ребрышки, совершенно бесцеремонно закидывает ноги на соседний с Кейси стул и говорит о том, что в детстве мечтала воровать дыни и арбузы, а не служить в полиции. Мегаполис наполняется ночью, словно стакан — крепленым вином, вокруг зажигается еще больше неоновых звезд, а серые многоэтажные дома вокруг них покрываются бесцветной пудрой — отголосками городской пыли и вибраций. Пахнет горячей едой, кислым пивом и острыми пряностями, откуда-то с Индастриал-стрит тянет бензином, но шум машин глушится убаюкивающим плеском волн. Ветер путает волосы, делит их на неровные пряди и переплетает. Сдувает салфетки со стола, звенит посудой, а после спугивает первые ноты поп-песенки, только-только начинающей звучать в цветных колонках, развешанных на сутулых циклопах-фонарях. Кэссиди откидывает косы назад, позволяя кончикам рыжих волос щекотать спину. — Значит, ты буквально помешана на своей работе, — констатирует Рэй после очередной истории. Кэссиди смущенно отводит глаза. Работа — это здорово, работа — это все для нее, но такие мысли не вложишь в голову Вэйт, привыкшей, видимо, отдыхать совсем иначе. Она с трудом может представить сержанта готовящей яичницу на кухне или читающей книгу на ночь. Интересно, как вообще Рэй проводит вечера? — А что ты делаешь, когда не работаешь? — в лоб спрашивает Кэссиди. — Отдыхаю, — коротко отвечает Рэй. — Как? Неприлично так допрашивать, одергивает себя Кейси. Может быть, Рэй действительно проводит свои выходные с семьей или друзьями, но не хочет портить уже давно сложившийся образ бунтарки. Или у нее есть пожилой женатый любовник, к которому она ездит. Или старушка, за которой она ухаживает. Телефон в кармане джинсовки начинает настойчиво вибрировать, но Кэссиди не обращает внимания. — Тебе говорили, что ты любопытная? — чуть раздраженно говорит сержант, но тут же поправляется: — Как все люди. Бары, клубы. — Она разводит руками. — Нет, а что ты ожидала услышать? В свои прошлые выходные я ходила в «Торрент» на стриптиз. Мне понравилось, — мстительно добавляет Вэйт, окончательно вгоняя и без того смущенную Кэссиди в краску. Кейси проклинает волосы, которые она собрала: сейчас можно было бы спрятать раскрасневшееся лицо за ворохом рыжих прядей. Чертово любопытство, правильно Рэй заметила! Ну почему она не может быть как все нормальные люди и просто не совать свой нос в чужие дела? Знала ведь, что там что-то, что ей не очень понравится, но все равно полезла. Она еще несколько секунд ругает себя за чересчур выраженный интерес, а потом поднимает взгляд на Вэйт — та расслабленно сидит в кресле, с усмешкой смотря на Кейси. — Мужской? Вопрос вырывается сам и почему-то вызывает у Рэй очередную волну хохота. — Это такой тест на сексуальные предпочтения? — сквозь смех спрашивает сержант. — Нет, Кэссиди, на женский. — В ее темных глазах танцуют чертенята. Кэссиди окончательно теряется, бормочет невнятное «а, понятно», мнет салфетку в руках. Неловкость нарастает с каждой секундой, и она всерьез задумывается о том, чтобы уйти. Вот кто тянул ее за язык — сидела бы в своем счастливом неведении, и не было бы стыдливых пауз между словами и издевательского смеха Вэйт. Зато теперь она знает еще одну ее часть, поет внутренний голос, и даже не самую лучшую. А это своего рода достижение — ведь должна быть в медовом сержанте ложка яда? Остается выяснить только одну вещь: — Значит, — Кэссиди сама не верит, что произносит это, — тебе нравятся девочки? Рэй, ничуть не смущенная вопросом, громко фыркает: — Девочки, мальчики… — Она обводит указательным пальцем краешек пивного бокала, и стекло издает тонкий писклявый звук. — Почему ты спрашиваешь? — Вэйт, видимо, решает добить ее, но видя, как Кэссиди съезжает со стула под стол, все-таки сжаливается: — Я люблю всех, но девочек больше. Вылези из-под стола, пожалуйста, а то мне уже неловко. Кейси послушно садится ровно, все еще стараясь не встречаться с Рэй взглядами. Из всех моментов ее жизни — этот стал одним из самых неловких. Это ж надо так влипнуть — что теперь о ней подумают? — А кто нравится тебе, Кэссиди? — Она наклоняется к Кейси и прищуривается. О господи. О боже. Она так близко — между ними меньше тридцати сантиметров. Это рекордное расстояние, на котором они были друг с другом, и Кейси теперь может разглядеть даже крошечные точки родинок на шее. Ей срочно нужно сменить тему, направить разговор в другое русло, провалиться сквозь землю или умереть прямо сейчас, но она только смешно вытягивает губы, издавая слабый тонкий звук, похожий на «у», и кое-как, спотыкаясь на каждой букве, произносит: — В смысле? И, пока Рэй наслаждается своей победой — о да, она, определенно, выиграла этот раунд, — Кэссиди ерзает на стуле и думает о том, что они обе пришли сюда за информацией по общему делу, а в итоге вышло вот как — Рэй любит девочек, Кэссиди [кажется] любит мальчиков, и что их может связывать, ну, кроме сомнительной девицы, позвонившей в 911? — Ну, кто тебе нравится? — бесцеремонно спрашивает сержант точно таким же тоном, каким пару дней назад допытывала Луку на предмет свидания. — Я не знаю, что ответить, — честно говорит Кэссиди, снова начиная ковырять ногтем обивку кресла. — Но у меня был роман с мужчиной, если это важно. Со своим боссом, — глупо хихикает она и тут же пристыженно замолкает. Ну вот, она снова выставила себя дурочкой. Брови Рэй ползут вверх, она морщит нос и качает головой. Ставит диагноз, проносится в голове у Кейси. Клинический идиотизм. — Оке-е-е-е-ей, — тянет Вэйт, закусывая губы и стараясь снова не рассмеяться. — Да ты у нас плохая девочка, Кэссиди Фокс. — Она грозит ей пальцем. — Роман с боссом, как не стыдно? И долго вы встречались? — Не совсем. — Кейси снова хватается за салфетку. — Я не знаю, я как-то не считала даже. Не очень все-таки. Наверное… — Сложно, — резюмирует Рэй. — Не одобряю романы на работе, — вдруг совершенно серьезно говорит она. — Обычно они ничем хорошим не заканчиваются — ведь все отношения имеют точку финала, ничего не бывает навечно, — и вы просто ходите рядом друг с другом, делая вид, что все в порядке. А на самом деле, — Вэйт гневно комкает в руках салфетку, — ни хера не в порядке. Шестым чувством Кэссиди улавливает, как меняется настроение Рэй — от игривости и задора не остается и следа; она ядовито улыбается сама себе, усмехается мыслям, качает головой. Живая и настоящая в своей невидимой секундной злости, так похожая на Рэй из снов Кэссиди — ссутулившись и приоткрыв губы, она словно вот-вот поднесет ко рту окровавленный ошметок мяса. Телефон в жилетке снова мягко вибрирует, напоминая о себе. Кэссиди сжимает под столом одну свою руку второй — иначе ее желание потянуться к Вэйт и коснуться ее худого плеча под ментоловой футболкой пересилит все остальные, и спешно пытается найти любую другую тему для разговора. — Утром мне звонил Лука, — ляпает Кейси первое, что ей приходит в голову, и Рэй сразу же оживает. — Он поднял всю историю с телефона-автомата в тот вечер, но нашел звонки только на обычные номера. Ничего, что вело бы к нам. Вэйт распрямляется в кресле и начинает нервно барабанить пальцами по столу. — Переадресация? — сразу же догадывается. — Она самая. Но на наш центр это можно сделать только из полиции, а никаких подобных звонков совершено не… — Ты не права, — перебивает ее сержант. — Не обязательно звонить на федеральный номер, чтобы попасть в 911, можно просто взять любой телефон, пусть даже региональный, и привязать к нему общий центр. Это сложно, но возможно. — И тогда тот, кто будет звонить по этому номеру, обязательно попадет на нас! — Кэссиди хлопает в ладоши. Как она сама раньше не догадалась — ведь большинство линий доверия устроены именно так. Видимо, действительно, заработалась. Вот Лука будет счастлив, когда узнает! Если узнает. — Уже нашли, кто звонил? — Рэй осторожно передает грязную посуду официанту, получает в ответ благодарную улыбку. Кэссиди мотает головой, и Вэйт хмурится еще сильнее: — Что, вообще ничего? — Лука сказал, что на том участке нет камер, поэтому отследить невозможно. И — ну, как я поняла, — там такое дело, что эта улица очень оживленная. То есть, — путано объясняет Кейси, — с этого автомата в тот день совершали звонки десятки людей. А их сеть связана, поэтому на то, чтобы пробить все номера, которые набирались в четыре утра, понадобится время. Вдобавок ко всему нужно брать определенный промежуток, вдруг она звонила раньше, просто соединялось долго или еще чего случилось. — Эта девица как знала, откуда звонить. — Вэйт задумчиво накручивает прядь волос на палец. — А, кстати, откуда?.. — Ой, я забыла спросить. Я сейчас уточню. — Кэссиди достает телефон, чтобы написать СМС, но, взглянув на экран, сразу же убирает его обратно. — Он, наверное, уже спит, поэтому ответит завтра. Лука всегда рано ложится… — Я даже не буду спрашивать, откуда ты это знаешь, — хмыкает Вэйт, мельком бросая взгляд на тонкий ремешок часов. — О, черт, мне надо бежать… Сколько ждать ответа по исходящим, говоришь? — Но я не… — Кэс осекается, вспомнив наконец, кто перед ней — наверняка Рэй-коп уже что-то поняла и даже сделала выводы — разумеется, верные, Кэссиди и не сомневается. — Трое суток. Честно говоря, я не думала, что так долго придется ждать. — А мы не будем. — Рэй достает черное портмоне и жестом подзывает официанта. — Как только твой детектив напишет адрес, мы туда съездим и посмотрим. — Но зачем? Кэссиди растерянно смотрит на то, как сержант спешно достает две двадцатидолларовые купюры, бросает официанту «сдачи не надо» и выбирается из-за стола. — Потому что так интереснее. — Вэйт сверкает глазами.* * *
Когда Кэссиди приходит домой, часы показывают почти полночь — три часа с Рэй пролетают за минуту, давно такого с ней не случалось. Бежит в ванную, оглядывает свои растрепанные косы, долго смотрится в зеркало, а потом широко улыбается — если бы она была героиней романтических песен, то ее зрачки приняли бы форму сердечка. Можно ли сказать, что они подружились? Нет, качает головой Кейси. Но первые шаги они сделали — спотыкаясь и падая, испытывая неловкость и стыд, но сделали. И самое главное — вместе. Впервые за долгое время Кэссиди радуется своему стремлению к справедливости и доброте — ее раздражающая многих черта характера сводит ее с Рэй. И сведет еще столько раз, сколько потребуется. Нужно пригласить ее к себе. Кэссиди знает, что нужно делать, — медово-резкие порывы дружелюбия следует разбавить неожиданностью: например, показать ей свой дом. В конце концов, выходит из ванной, здесь действительно уютно. Она скользит кончиками пальцев по высокой вазе, наполненной морскими камешками, позволяет высокому ворсу ковра пощекотать ноги, щелкает пузатым чайником, наскоро убирает упаковки таблеток от головной боли в шкаф. Рэй здесь понравится — да, в квартире нет глянцевого лоска и ультрасовременной техники, но зато в заварнике стоит сладко пахнущий ягодный чай, а по маленькому настенному телевизору показываются старые мультфильмы. В углу, покрывшись пылью, стоит старенькая рассохшаяся гитара; один раз тронуть, и зазвенит, закричит, рассыпется на тысячу деревянных нот. Ничего — музыку можно послушать и через колонки, Кэссиди уверена, что точно сможет найти то, что понравится им обеим. Может быть, Рэй даже согласится поужинать или пообедать — и тогда Кейси приготовит что-то сногсшибательное, что-то, что поразит Вэйт до глубины души. Можно будет пожарить мясо или сделать лазанью. Довести до ума американскую кухню или подать уже почти совершенную итальянскую. Сварить кофе, добавить туда сиропа и шарик мороженого. Или сделать что-то совсем холодное и освежающее: например, домашний мятный лимонад, который так любит папа. Значит, это будет обед, решает Кэссиди, вышагивая из угла в угол, не в силах остановиться. Потому что звать на ужин совсем неприлично, а на завтрак — слишком рано. Ланч не подходит — на ланч можно пригласить в кафе, а вот обед даже звучит как-то по-домашнему. Нужно будет уточнить, какую кухню все-таки предпочитает Вэйт. Она не похожа на гурмана — но это ведь только первое впечатление, а оно может быть обманчиво. Как в то мгновение, когда ее глаза потемнели. Что она там говорила, пытается вспомнить Кейси, кажется, что-то про служебные романы? Значит, у нее есть печальный опыт? Странно, Вэйт совсем не похожа на ту, которая будет страдать по кому-то или — тем более — испытывать неловкость от встречи. Получается, это было что-то серьезное. Как же она там сказала? «Навсегда не бывает»? Ей разбили сердце? Или же в этом было что-то большее?.. Кэссиди влезает в пижаму, ложится в кровать и смотрит в потолок. Считает: через сколько можно будет написать Рэй, что встреча была замечательной? Нужно ли вообще это сообщать? Не сочтет ли Вэйт ее навязчивой? А если сочтет? А что она теряет?.. Под окнами слышится громкая возня, и Кэссиди приподнимается на локтях — странно, обычно ее соседи не появляются во дворе так поздно и уж тем более не шумят после полуночи. Впрочем, это их дело, одергивает себя Кейси, но ноги уже сами несут ее к окну. За занавеской не оказывается ничего — сквозь толстое стекло Кэссиди видит только выцветшее небо и одинокие деревья. С минуту она наслаждается ночной тишиной, а потом снова слышит странный звук — глухой и стонущий, словно тряпку в зубах сжимают, — и понимает: это с другой стороны дома, оттуда, где находятся ее подвесные качели. Чертыхаясь, Кейси сует ноги в мягкие тапочки, накидывает поверх пижамы теплый кардиган и поплотнее запахивается. Просто посмотрит, говорит себе. Убедится, что все нормально. Не будет никуда лезть и ни с кем разговаривать, а при первом же признаке опасности — вызовет полицию. Звук повторяется, и Кэссиди спешно спускается по лестнице. Перед соседним домом на Лэмли-стрит стоит старая машина с включенными фарами и распахнутыми дверьми; мигает красная лампочка сигнализации, мягко подсвечивается табличка «аренда». Номеров почти не видно, Кэссиди разглядывает только цифры: восемь, три, семь; подмечает на автомате, больше по привычке, чем из любопытства. Кейси оглядывается по сторонам, вертит головой. Сначала не замечает, но потом всматривается — справа от нее под тусклым фонарем стоят две фигуры: одна — почти полностью скрытая ночью, высокая и худая, вторая — вроде бы женская — в самом потоке лучей: Кэссиди видит тонкое плечо и светлые волосы, отливающие золотом в желтом свечении. Они не издают ни звука, и Кейси вдруг понимает, что одна из фигур курит — та, которой почти не видно, а вторая жмется к первой, с силой вжимаясь в высокий силуэт. Поссорились, наверное, говорит себе Кэссиди, разворачиваясь. А она как дурочка выперлась почти что в одной пижаме — то-то смеху будет, если кому расскажет. Но в глубине души Кэссиди испытывает облегчение — хорошо, что все в порядке, иначе бы она просто не смогла уснуть. Кейси уже прикрывает за собой дверь, как вдруг краем глаза видит, как золотоволосая девчонка отлипает от своего спутника и шаткой походкой идет к машине; и есть в ее шагах — неуверенных и подламывающихся — что-то такое, что заставляет Кейси прижаться к стене, оставив дверь открытой ровно настолько, чтобы можно было видеть участок улицы с машиной. Это просто пьяная девица, повторяет себе Кэссиди. Просто пьяная девица, повздорившая со своим спутником. Она в безопасности. Наверное, странный шум, который она слышала, был из-за машины. Ну что могло такого случиться, в конце концов, не дрались же эти двое?.. Что-то в ее голове с треском лопается, когда холодные белые фары освещают блеклую фигуру, и Кэссиди прижимает ладони ко рту, стараясь не вскрикнуть. У девчонки смешная детская прическа — два высоких хвостика по бокам головы: один — съехавший вниз и болтающийся в районе шеи, а второй — собранный так высоко, что кажется растущим прямо из макушки; и на это можно было не обращать внимания, если бы не странные пятна по всей голове, словно волосы покрасили плохой краской, давшей сильную рыжину. Кэссиди сразу понимает, что это кровь: шестое чувство, колени трясутся, руки — еще сильнее. Девчонка — ходячий труп: синяки по всему телу, кровоподтеки на шее, хромает на одну ногу, дышит отрывисто и громко. Помада размазалась по подбородку, тушь на одном глазе смешалась с кровью и высохла бурыми разводами. — Мне же выступать. — Она жалобно скулит. — Ненавижу тебя. Кэссиди видит искрящийся серебристый тренч, слышит стук каблуков по асфальту. У спутника болотные волосы, татуировки на руках, но лицо кажется чистым, выбритым. Без единой отметинки — так только, ссадина на щеке от ногтей осталась. Он ловит ее одной рукой, она барахтается, бьет кулачками в его грудь, шипит и скалится. Отпусти, сквозь зубы цедит. Пошел на хер, вырывается. — Я никуда с тобой не поеду! — заявляет так категорично, что Кэссиди сразу понимает: поедет, куда денется. — Останешься ночевать тут, — равнодушно говорит парень. — Я сама доберусь! Ясно тебе? Пешком дойду! — фыркает, отворачиваясь. Он отпускает ее так резко, что девчонка не удерживается на огромных каблуках и падает на асфальт, расцарапывая колени под короткой юбкой. С минуту сидит на дороге, смотрит, как захлопываются двери машины и гаснут задние фары, а потом кое-как поднимается, бежит к нему на своих длинных ногах. — Джей, подожди! И он ждет ее, послушно и терпеливо. Ждет, пока она доковыляет до переднего сиденья, пока заберется внутрь, придерживая юбку, словно леди, а потом с визгом сорвется с места, уносясь вдаль. Кэссиди наконец разжимает ладонь у себя на рту и пытается отдышаться. Только сейчас она понимает, что телефон, который должен был послужить ей спасательным кругом, остался дома.