я умею радовать, даже оставляя кровавый след я не множу беды, но ищу их как поисковая овчарка не пыли, всё, что про любовь, — это пьяная опечатка мир сворачивается в точку, трещит подо мною сук будет очень много горя но я его унесу.
— Может, она уже ушла? Кэссиди тяжело вздыхает. Значит, сахарная девушка растворяется вместе с подростком, обнаружившим ее, а Кейси сиди теперь и строчи отчет по поводу того, что случилось. Был ли вызов ложным или кто-то просто запаниковал? Подумав, она извиняется перед семьсот десятой: пусть Кейси и не виновата в том, что дернула их, все равно вышло очень нехорошо. Нет ничего хуже потраченного впустую времени. — Фокс, что у тебя? — Роберт подходит к ней так, чтобы видеть мониторы. — Ложная тревога? Ей до ужаса непривычно слышать свою фамилию от Роберта — словно подчеркивается пропасть между ними, — но сегодня иначе никак: каждое их слово в конце смены будет передано в центральное управление. А их дотошному шефу очень важно слышать, как и к кому обращаются. Словно это может как-то повлиять на их работу. — Я не уверена. — Кэссиди хмурится, не сводя глаз с синей мигающей точки на экране. — Думаю, имеет место происшествие, но никто не пострадал. Роберт кладет руку ей на плечо, и от этого прикосновения лопатки накрывает дрожь. — Надо сохранить… — Я уже. — Кэс осторожно сбрасывает с себя его ладонь. — Уже создала инцидент. И даже сохранила и отправила. …911, что у вас случилось? — нарочито громко произносит она в микрофон. Уэлл цокает языком, качает головой, но отходит, и Кэссиди переводит дух — странно, раньше присутствие Роберта не обременяло ее так сильно, как сейчас. Что же изменилось?.. — Ничего не случилось, — весело произносит Вэйт ей в ухо. — Ты что, канал перепутала? Черт. Она забыла выключить гарнитуру. — О боже, — выдыхает Кэс. — Простите. Мой босс… — Она молча разводит руками, словно ее могут увидеть, но Рэй лишь мягко бросает «понимаю» и замолкает. Кэссиди пользуется передышкой на линии — следующие вызовы координирует порядком заскучавшая Донна — и осторожно приподнимается на кресле, с любопытством оглядывая центр. Красные электронные часы показывают почти шесть вечера, и улей гудит так громко, что не слышно собственных мыслей: фестиваль в самом разгаре, тысячи людей вокруг сцены, столпотворения у киосков. Кэссиди не слышит мелодий, но даже сквозь экраны камер может почувствовать бешеные ритмы пузырьков адреналина в крови каждого попавшего в объектив. Разноцветная толпа беснуется в драйве — кружится, прыгает, забирается на плечи, кричит и веселится, заряжает воздух электронным волшебством. Красавчик солист, которого Кэссиди видела на афишах, кричит в микрофон беззвучный текст, рядом увивается женщина-кошка, стирает пальцы о струны темнокожий гитарист, бьет по золотистым тарелкам ударник с синими волосами. Толпа вскидывает руки. Кэссиди не знает эту песню: в ее плеере нет места грубой музыке; но она буквально чувствует, что они поют о свободе — той самой, рассыпчато-угольной, остающейся после разрушенных империй и рухнувших небес; и странное чувство появляется у нее в груди, словно кто-то поджег спираль и теперь ее не потушить. Рэй бы такое понравилось, мелькает сумасшедшая мысль. Она так четко видит ее на сцене: поющую о любви и вечности, растрепанную и искреннюю, в капельках пота от жары и с пересохшими губами — что почти верит в то, что Рэй сейчас там, на сцене, а она здесь, ждет ее с концерта, чтобы… Все слова и ноты сплетаются в один пьянящий ритм. Рэй кипит у нее под кожей, вздувается желтыми пузырями, лопается с треском — и сразу же вскипает снова. Отравленная красота, руки-шипы, пальцы-яд, до смешного развратная, до слез закрытая; и Кэссиди понимает, что все-таки есть слово, идеально подходящее Рэй, характеризующее ее рваными кончиками букв. э л е к т р и ч е с т в о Рэй — ходячий рейв, никотиновый драйв, обнаженный киловаттный провод, только тронь — и будет до чертиков больно, только схватись — и получишь разряд. Интересно, думает Кэссиди, какой на вкус электрический ток? О, нет-нет-нет. У нее уже были когда-то подобные мысли, эти чертовы дурацкие вопросы, ответы на которые ей совсем не понравились. Она просто не может позволить себе допустить хотя бы одну-единственную лазейку для того, чтобы запустить в себя это чувство. Дурацкую привязанность к человеку, которого она знает всего несколько дней. С которым у нее ничего общего, кроме загадки, над которой она сама должна ломать голову. Принять помощь — это одно. Позволить себе испытывать какие-то еще чувства кроме благодарности и вины — другое. Рэй в голове сверкает своей неповторимой улыбкой, шелестит лепестками цветков в рации — диспетчер, мы проедемся, не теряйте, — закидывает ноги на переднюю панель автомобиля и запускает руку в волосы. Кэссиди знает, что это — косяк. Промах. Ее первый шаг к провалу, к гудроновой бездне, к началу всех концовок из псевдоромантических фильмов. Потому что она знает, как никто другой: если ты позволяешь человеку пробраться в свои мысли, то это что-то значит. Для тебя. Для него. Для вас обоих. Она же и так стоит с краю, куда ей еще одна проблема, еще один проступок, куда ей еще одна череда мыслей о человеке, который уже и так звучит отовсюду; это же совсем неправильно — для Кэссиди, любящей весь мир своим бездонным сердцем, не должно быть никого, кого можно любить сильнее, чем нужно. Она просто не может позволить себе еще одну слабость, пусть она и кажется ей самой большой медовой сладостью на свете. Или может? Папа всегда говорил ей, что лучше совершать свои ошибки, чем смотреть на чужие, но Кэссиди не умеет слушать и следовать правилам — не назло, просто как-то само выходит, что к своим двадцати пяти она собирает полные карманы чужих ошибок, тонкостей и недомолвок, а о своих забывает, пропуская их через себя. Ей куда проще уйти, зарыться в песок с головой, сказать «прости» и думать-думать-думать, чем стоять посреди комнаты и решать, что теперь делать дальше. Черт. Она снова думает о Роберте. И это отвратительно. Кто-то из диспетчеров переключает камеру, и Кейси вдруг ясно видит в толпе знакомое лицо — алые губы, высокие хвостики с цветными кончиками, жирная черная подводка. Кожа белоснежная, в комочках, словно присыпанная сахарной пудрой, тело затянуто в тугой алый латекс, высокие каблуки взрыхляют землю. Кэссиди резко поднимается, подходит к экрану, вперивается глазами в монитор: нет, не ошиблась, они уже виделись; в тот самый раз Кейси стала свидетелем семейной сцены, а сейчас — семейного счастья: рядом с розово-голубой девчонкой ее верный спутник. Высокий и очень худой, он стоит, не двигаясь, словно не музыку пришел слушать, а работать телохранителем. Кейси глазами ищет пульт управления, чтобы поставить изображение на паузу, но камера снова меняет ракурс, и сладкая парочка растворяется в толпе. — Фокс, не стой, — рявкает Роберт. Она садится обратно за стол, произносит свои дежурные шесть с половиной слов и, оказывая очередную помощь, вдруг понимает: она ведь видела этих двоих раньше, еще до сцены у дома. После звонка Кэссиди скороговоркой отпрашивается у Уэлла в туалет, где, закрывшись, судорожно вводит в поисковик телефона один-единственный запрос. Под витиеватыми буквами «Весенние гастроли цирка господина Леже» и ворохом анонсов едва видным мелким текстом идут имена выступающих артистов с полным перечнем исполняемых номеров. Главные звезды вечера, читает Кэссиди, неповторимые Харли и Джокер. Так вот где она их видела — на других, более незаметных ее глазу плакатах и афишах, развешанных в южной части города. Никогда не интересовавшаяся цирками Кэссиди просто не обращала внимания на двух загримированных людей, держащихся за руки. Значит, Харли и Джокер, усмехается она. Да, детям это нравится, они сейчас приходят в восторг от Бэтмена и остальных супергероев. Кем бы ни был этот Леже, он, очевидно, знает толк в постановке шоу. И все-таки они странная парочка, думает Кейси, меланхолично долистывая страницу до конца. И еще более странная афиша: ни одного описания номера, только названия — зачастую такие смешные, что Кейси тихо прыскает в кулачок. Еловый Джо, читает она, стараясь не засмеяться. Пустые близнецы. Ненасытный Одри. Стеклянный монах.* * *
Не то чтобы Кейси порой ненавидит свою работу, но в эту минуту — в эту самую минуту — ее буквально потряхивает от происходящего. Она готовилась ко всему: к пожарам, катастрофам, пьяным дракам, метеоритному дождю, огромной давке, десяткам скорых и полицейских, но к череде бессмысленных пустых вызовов она готова не была. И самое ужасное (и несправедливое) состоит в том, что Донне и семьсот десятому патрулю выпадают все самые живые и настоящие звонки, а ей — сидящей как на иголках, повторяющей одно и то же в десятый раз — не достается ни-че-го. Ну, кроме бесконечной проверки терпения. — Сэр, я сейчас пришлю вам помощь, — на одной ноте говорит Кэссиди. — Пожалуйста, не вешайте трубку. — А вдруг у меня болезнь Лайма? — вопит гарнитура. — Вдруг я умру прямо сейчас?! — Сэр, уверяю вас — вы не сможете умереть от укуса клеща прямо сейчас, — терпеливо объясняет Кейси. На это требуется время, чуть не ляпает она, но вовремя закрывает рот. Он же может просто обратиться в больницу, кисло думает Кэс, вбивая данные в программу. Это займет куда меньше времени, чем если к нему отправятся еще не закончившие предыдущий вызов парамедики. Но она должна. Должна заполнить необходимые поля, указать имя и телефон звонившего. Должна найти свободную бригаду или поставить звонок в очередь на оказание помощи. Она должна это сделать, потому что по уставу нельзя просто взять и положить трубку. Потому что если однажды оставить чьи-то слова без внимания, то это может войти в привычку. Превратиться во что-то чужеродное на ее коже. Одна поблажка — и все, мир можно спускать по наклонной на тормозах. Ее нет рядом с теми, кто звонит. Она не знает, что им может быть нужно. И все, что может она как диспетчер, — вызвать одну из трех доступных ей бригад пожарных-спасателей, парамедиков или полицейских. Но, черт возьми, как же ее бесит череда пустот. — 911, что у вас случилось? Сквозь грохочущую музыку доносится низкий мужской голос: — Мы сейчас сидим в кафе, и у нас выключился электрогриль в столе. Кэссиди теряется на секунду, не совсем понимая, что нужно делать. Память наотрез отказывается подкидывать ей хоть какие-то выдержки из учебников и пособий, перевести звонок она не может, и Кэс пару секунд просто глотает ртом воздух, чтобы сообразить, как выкручиваться. — Из какого кафе вы звоните? Трехкнопочной комбинацией она выводит на четвертый экран DLS — программу-помощник для таких случаев, как у нее: что делать — непонятно, о чем спрашивать после базовых вопросов — тоже; и поэтому маленькая синяя скрепка на экране послушно разворачивает перед ней огромный справочник действий в происшествиях. — Закусочная Пола, это восточная часть парка. В поисковую строку Кейси вбивает «электричество», быстро проглядывает появившиеся квадраты информации. 7с, 7b, 7c… Квадратов так много, времени так мало. — У вас просто отключился электрогриль? — уточняет. — Есть пострадавшие? — Да, его просто вырубило, — следует ответ. — Я не знаю насчет пострадавших, но здесь все дымится. Я бы сказал, что наш ужин буквально сгорел. Нужный квадрат наконец находится, и Кэссиди пробегается по нему глазами: простейшая блок-схема с «да» и «нет» и порядком действий уже не раз выручала ее. Жаль, что она так и не выучила этот материал когда-то. — Вы видите открытое пламя? — Нет, но эта штука очень сильно искрит… — Сэр, пожалуйста, отойдите на безопасное расстояние. — Кейси выбирает из списка на главном экране «пожар». — Я уже вызвала пожарных. Не вешайте трубку. Гриль просто отключился, а затем начал искрить, верно? — Да, все верно. Знаете, у него внутри, ну, под крышкой, такая спираль, вот мне кажется, она была не в порядке, когда мы садились за столик. Но официант заверил нас, что так и должно быть. — Что именно вам показалось странным? Кэссиди понятия не имеет, как устроены столы со встроенным грилем, но первый же поисковый запрос выдает ей нужную картинку: с помощью схемы, картинки и слов звонящего она сможет описать происшествие детальнее. А пожарные-спасатели такое ценят, это уж она точно может сказать. — Все внутри блестело, словно от жира, — чуть запнувшись, произносит мужчина. — Мы никогда не были в подобном месте, поэтому решили, что мы просто ничего не понимаем. Кейси дополняет запрос и мысленно ставит пометку о том, что после завершения разговора его нужно будет отправить в полицию. Это она здесь и сейчас понимает, что даже незнающему человеку будет ясно, что если со столом что-то не так — лучше перестраховаться и пересесть, но если такой возможности нет и официант заверяет, что все отлично, то чья будет вина? — Другие столы тоже искрят? — уточняет. — Только некоторые. Но они пустые. — Как вас зовут? — заполнив поля первой важности, спрашивает Кэссиди. — Вы… Она осекается. На огромном экране, отражающем все происходящее в он-лайн режиме, медленно и постепенно гаснет свет; и вместе с пришедшей темнотой в легких начинает противно зудеть. Первыми после фонарей сдаются поле для гольфа и спортивный комплекс — оранжево-желтые окна превращаются в черноту, поглощающую всю восточную часть парка; следом за ними под мглистым туманом исчезает городской зоопарк, захватив с собой часть Китайского павильона. Запад и юг пока держатся, но экраны уже начинают заполняться сплошным черно-серым цветом. Единственная выжившая камера — на главных воротах парка, работающая не от электричества, а от батарей — словно в замедленной съемке показывает, как на главной сцене фестиваля медленно-медленно разгорается пожар. В центре приема звонков на несколько секунд повисает сплошная тишина, а потом мир взрывается алыми искрами и писком входящих телефонных вызовов. — 911, что у вас случилось? Кэссиди смотрит на мониторы, окрашенные в оранжево-красный, на перегруженные линии — очередь показывает свыше сотни человек — и чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. — У нас четырнадцать очагов возгорания! — Роберт кричит в телефон с другого конца гигантской комнаты так громко, что его слышно в каждом уголке. — И в два раза больше пожаров! Нам нужен мобильный центр управления, слышите? Нет, я не могу включить эти дурацкие камеры, они же тоже обесточены! Хаос. Паника. Темнота. Кэссиди сжимает зубы, выплевывает золу из легких и принимает вызов. Она вся — на кончиках пальцев, заполняющих поля в программе, в звуках собственного голоса — только он позволяет ей не свихнуться, в четком цветном прямоугольнике монитора, показывающем расположение всех доступных служб. На огромном экране запечатлены последние мгновения жизни камеры: столб пламени, поднявшийся в воздух, падающая металлическая балка и люди. Сотни, тысячи людей, пытающихся сбежать от огня. Кэссиди не видит их, но отчетливо слышит в трубке эти крики, ломающие кости на части, и все, что хочется, — положить трубку и забиться в угол, но она держится, выставляет невидимый барьер: все чувства и слезы — потом, сейчас — помочь, потому что больше некому. — Мэм, вы слышите меня? — в сотый раз повторяет Кэссиди, все еще надеясь на ответ. — Пожалуйста, мэм, ответьте мне. Мэм?.. Пожалуйста… Нечеловеческий визг пронзает уши, и от испуга Кейси со всей силы ударяет ладонями по столу, подскакивая. Она слышит отголоски фраз «я горю», «помогите», «помогите же», но не может даже определить, откуда звонят: полоса загрузки получения сигнала с GPS-датчика встала намертво в тот момент, когда выключился свет. — Мэм, вы слышите меня? Кто-то включает телевизор — центральный канал, экстренные сообщения, и Кэссиди, повторяя одно и то же как заведенная, не моргая смотрит на пытающихся найти выход из парка людей. — Санни, у нас проблемы, — кашляет Донна, и Кейси кажется, что она побывала там, в парке. — Семьсот десятая не отвечает на вызовы. — Сейчас сама попробую, — коротко отвечает Кэссиди, чувствуя холодок на коже. Пожарные разворачивают прожектора, подгоняют огромные краны, в небе над парком висят вертолеты, то и дело спуская-поднимая носилки. И что-то в воздухе раскалено до предела, словно полыхают не сотни гектаров парка, а весь их принимающий звонки центр, и становится по-настоящему жутко от вида толпы, бегущей по головам. Синяя точка с тремя заветными цифрами все еще не двигается с места. — Семьсот десятая, — Кэссиди непозволительно сильно повышает голос, но никто не обращает внимания, — вы слышите меня? Семьсот десятая, ответьте же! Черт… 911, что у вас случилось? — Мы горим!.. О боже мой, мы горим!.. — надрывно кричат ей в ухо. — Помогите, ПОМОГИТЕ! Донна в двух метрах от нее — спокойный разговор срывается, превращаясь в мягкие уговоры, а потом и вовсе в мольбы. Ребенок, догадывается Кейси, скашивая глаза: подруга молотит по клавишам с такой силой, что они вот-вот выпадут из старого пластика. — Да черт бы вас всех побрал!.. У нас вообще ничего нет, восемнадцать камер по всему периметру, и что? И все не работают!.. Это Роберт — проносится мимо, толкает ее в спину, сбивает с монотонного ритма вопросов. Ругается с верхушкой, матерится через слово, взбешен и спущен с цепи. В череде одинаковых слов Кэссиди может позволить себе секундный взгляд на начальника — очки съехали на бок, лоб мокрый от пота. Роберту хуже всех. Пустота в эфире на рабочей линии становится слишком пугающей, но Кэссиди не поднимает руку — знает, что это бесполезно: сюда уже выехали все доступные скорые, резервисты и полиция; где-то в небе, гудя и завывая, раздаются низкие трели вертолетов. Она знает, что сейчас куда важнее оказать помощь людям, чем искать патрулирующий отряд, но сердце у Кэссиди не на месте — громко стучит в висках, то и дело забывая, как качать кровь. — 911, — громко произносит она, — что у вас случилось? — Мы сейчас были на Форест-драйв, и там стояла полицейская машина, — спешно говорит женщина. — Муж сказал, что нужно вам сообщить. Зажженная спичка летит в заполненный бензином пруд. — Вы сейчас находитесь в безопасности? Чертовы дежурные вопросы. — Да, нас эвакуировали через восточные ворота. — Вы не помните номер машины? — Семь-один-ноль, кажется. Свет гаснет на секунду и загорается вновь, над синей водой пруда начинают заживо сгорать светлячки, и Кэссиди чувствует, как земля уходит из-под ног. — Там были люди? Вы видели там людей? — Я не знаю, простите… Мы просто увидели полицейский автомобиль и решили сообщить. — Мы сейчас пришлем туда спасателей. Спасибо. Кэссиди слышит щелчки отключения телефона, как-то нелепо и сломленно поднимается с места и протягивает руку к сидящей справа Донне. — Санни?.. Ты в порядке? — Сиплый голос доносится словно из тумана. Свет окончательно превращается в пепел.