заслужи себе право корчиться в темноте, перебирать да думать, что всё не те; встань на холодный пол, застели постель, позаботься там о коте. это легко — лежать и скулить, неметь, чувствовать, как на спину ложится плеть. тот попадает в клеть. кто построил клеть — тому там и умереть.
Когда они подъезжают к бульвару Лютера Кинга, у Рэй начинает дергаться глаз. Нарочито спокойная Кэссиди, щебечущая в ухо о планах на выходные, пытается ее отвлечь, но выходит плохо: Рэй чувствует себя мошкой, летящей на свет, и ее прозрачные тонкие крылышки того и гляди поджарятся на слишком ярком огне. От волнения руки ходят ходуном, и она автоматически засовывает их в карманы. Кэссиди незамедлительно просовывает свою руку под ее локоть и становится еще на сантиметр ближе. Рэй хмыкает, разглядывая крапинки веснушек с рваными краями на носу Фокс: больше они не кажутся ей такими раздражающими, как несколько дней назад. Ровно так же как и рыжие пушистые локоны, заплетенные в две задорные косички по бокам от по-детски пухлого лица. Теперь эта рыжая неказистость по-настоящему греет сержантское сердце. — Я тоже волнуюсь, — шепчет Кэссиди. — Представь, через полчаса мы узнаем все об этой девочке. Желудок Рэй от волнения делает кульбит, а потом сжимается, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Фокс смотрит на нее исподлобья, и в земельных зрачках отражается просыпающийся от долгого сна лес — мудрый, спокойный и изумрудно-солнечный. Рэй вдруг остро понимает, что она еще не видела никогда такого взгляда — задорного, с прищуром, но строгого, готового в любой момент превратиться в колючую отчужденность. Незамерзающее лесное озеро прекрасно в своей черной бездонной глубине, но так пугающе в неизведанности подводного мира. Кэссиди целует ее щеку — теплые сухие губы нежно касаются смуглой кожи — и ныряет ладонью в карман, переплетая пальцы. Это их минута — шестьдесят секунд до нужной остановки, — и Рэй сжимает свою руку сильнее. Интересно, почему Кэссиди никогда не спрашивает ее, вместе ли они? Такой логичный, короткий вопрос — узнать, что входит в состав слова «мы», поинтересоваться, чего им обеим это будет стоить. Выдержат ли эти отношения хоть что-нибудь? Можно ли их проверить на прочность или все, что у них есть, — небесное лето на цветном покрывале, готовое распасться, развалиться в любой момент? Теплый асфальт греет ноги сквозь подошву сандалий. — Что будет, если она мертва? — вдруг вырывается у Рэй. Кэссиди флегматично пожимает плечами — жест, которого сержант ожидает от нее меньше всего, — и долго-долго молчит, прежде чем ответить. — Я думаю, нам нужно будет рассказать Луке о том, что мы нашли. — Они повесят это на меня. — Вэйт даже не спрашивает — утверждает. — Это надо будет доказать. — Фокс переходит дорогу, не дожидаясь зеленого сигнала светофора. — Как и многое другое. Твою причастность к этому делу, например. Ты ведь ни при чем, правда? — со странной интонацией говорит она. — Правда. Ложь дерет горло. — У тебя сегодня смена? — Кэссиди пытается перевести тему, но выходит плохо. — Завтра с вечера, — задумчиво отзывается Рэй. — Сначала в штабе, потом патруль. О, кстати! У моего напарника, Дэвида, завтра свидание с твоей подругой в парке Паттерсона. И, пока они будут есть пирожки с шоколадом, я должна ездить вокруг и охранять территорию от нарушителей порядка. Надеюсь, их пирожки подгорят, — мстительно добавляет Вэйт. Кэссиди прыскает в кулак. — Знаю, Донна мне все утро рассказывала, как она счастлива. Я тоже завтра буду подменять ее на работе, но в первую смену, на вторую она с кем-то уже договорилась. Если хочешь, — вдруг предлагает Фокс, — я могу приехать куда-нибудь, и мы… я не знаю… выпьем кофе? Что вообще можно делать, пока ты ездишь в машине по улицам? Рэй вспоминает Дэвида, который одновременно ел, разговаривал по телефону, заполнял отчеты и печатал в общий чат, и глубоко задумывается. — Много чего, на самом деле. Если ночь спокойная, то мы даже сможем где-нибудь посидеть. Позавчера мы с Дэвидом собирались поужинать у реки, но нам поступил вызов, и пришлось отложить визит. Зато после мы взяли китайской еды и три часа стояли на одном месте. — Значит, — Кэссиди останавливается посреди улицы и заглядывает Рэй в глаза, — я могу приехать к тебе завтра? А твой напарник не будет против? — Я же одна, — усмехается Вэйт. — Позвони мне, как закончишь. Возможно, у меня получится вырваться к тебе на час или полтора. Кэссиди сияет. — Вот видишь, не у одного Дэвида завтра будет свидание! — Вижу, — эхом откликается Рэй. — Но я ничего не обещаю, ладно? Фокс кивает: видимо, ей большего и не надо. Шестьсот шестьдесят пятый дом на Портленд-стрит ничем не отличается от других: такой же ярко-красный кирпичный фасад, очень узкие окна и белоснежный козырек над дверью. Рэй откашливается, прежде чем нажать на кнопку звонка, прокручивает все возможные варианты в голове, нервно стучит ногой. — Ты знаешь, какая квартира нам нужна? — спрашивает Кэссиди. — На третьем этаже. — Рэй все еще топчется с ноги на ногу. — Как ты узнала? — Увидела гимнастическое кольцо в окне. Кэссиди что-то бурчит себе под нос. Рэй нажимает на звонок, и серебряный домофон на стене отзывается трелью — одной, второй, третьей… На седьмой сержант уже хочет нажать «отмена», но трубку вдруг снимают, и кашляющий женский голос спрашивает, кого черт принес. Помня технику Кэссиди, Рэй решает пойти другим путем: — Здравствуйте, мы хотели бы поговорить с мисс Грин, — как можно более любезно произносит она. — Зачем? — скрипит домофон. Сержант теряется. — Э-э-э… — Вы из полиции? — переспрашивает динамик. Кэссиди и Рэй быстро переглядываются, и Фокс качает головой. — Мы друзья Леи, — отвечает Вэйт, и через секунду слышится писк двери. — У тебя тоже не очень хорошее предчувствие? — тихо говорит она Кэс, и та напряженно кивает. Непривычно деревянная лестница ведет через все этажи; Рэй дважды подворачивает ногу на узких и высоких ступенях, чертыхается про себя. Кэссиди, тяжело дыша, плетется следом, и кажется, что они взбираются не на третий этаж, а на десятый. Машинально сержант обращает внимание на двери — ухоженные, новые, отделанные цветным пластиком. Никаких следов износа или неосторожного обращения — номерные цифры блестят, металлические ручки начищены, коврики для ног чистые и ровные. Квартиры здесь стоят дорого, подмечает Рэй. Значит, или досталась в наследство, или была куплена намеренно — тихий район, никаких трасс, парковок или больших торговых центров рядом. Идеальное место, чтобы создать семью или встречать старость. Один из пролетов хранит остатки цветов — крупные лепестки белых лилий и темно-красных роз разбросаны по светлой плитке, рядом с ними витками валяются закрученные золотые ленты. По спине Вэйт бежит холодок: здесь была либо свадьба, либо… — Рэй. — Кэссиди, словно прочитав мысли, касается ее локтя. — Все будет хорошо. Путь на третий этаж кажется вечностью, и, когда очередная идеальная дверь открывается, обеим хочется вернуться домой в теплую кровать. Их встречает женщина — тонкие дужки синих очков в тон глазам, высокая прическа, платье в клетку на серую водолазку. Рэй бы дала ей лет сорок или пятьдесят, не больше. — Здравствуйте, — еще раз повторяет она. Лестничный пролет слишком узкий для двоих, поэтому Кэссиди просто пищит что-то за спиной Рэй, и лицо женщины — и без того строгое и властное — становится еще более отталкивающим. — Вы из цирка? Рэй хочется ответить что-то язвительное, но она, мысленно делая глубокий вдох, просто кивает. — Что-то непохоже, — следует ответная реплика. — Мы не артисты, — сразу же находится Вэйт. — Мы постановщики. Леи давно не было на тренировках, и мы бы хотели узнать… Что ее ложь провалилась с треском, сержант понимает сразу: пальцы женщины сжимают ручку двери сильнее, губы превращаются в красно-коричневую нитку. Она ждет продолжения, но Рэй понимает, что говорить дальше бессмысленно — или она загонит себя в еще большую яму и дверь захлопнется прямо перед ее носом, или, что еще хуже, сюда вызовут полицию. И получится каламбур. — Я… — Она открывает рот, но получает болезненный щипок под ребрами. — Я принимала звонок вашей внучки, — раздается несмелый голос Кэссиди из-за спины, а через секунду она отодвигает Рэй, пробираясь к площадке. — Она звонила в девять-один-один две недели назад около четырех утра. Мы пришли, чтобы узнать о ней хоть что-то. Лицо женщины вдруг разглаживается: — Вы Кэссиди? Фокс кивает, не оборачиваясь к застывшей от удивления Рэй. — Я Кэссиди. — Ее голос тихий, но уверенный. — Откуда вы меня знаете? Женщина отходит в сторону, пропуская их в дом, и Вэйт шмыгает первой — сейчас ей нужно включить голову и все свои академические навыки, чтобы разгадать самую главную загадку. Квартира кажется очень большой и светлой — с первых секунд Рэй замечает три двери, ведущие в комнаты, арку в кухню и складную пластиковую ширму кладовки; окна на две стороны, белоснежные полотна-жалюзи, цветы во флорариумах. Строго, лаконично, но с едва уловимым семейным вкусом, будто бы здесь жила дружная семья минималистов: ни одного лишнего предмета мебели, даже в прихожей вместо шкафа, зеркала или подставки для обуви только небольшой поддон и одинокая вешалка с ярко-красной курткой. Ярко-красной? Замешкавшись с ремешком сандалий, Рэй, ругая себя за наглость, ныряет рукой в карман ветровки: в том, что она принадлежит Лее, нет никаких сомнений. Связка ключей, провод от наушников, мятые чеки, мелкая монета… Ничего необычного, но Вэйт все равно засовывает ворох смятых бумажек к себе в сумку — вряд ли кто-то будет их искать, пусть хотя бы так пригодятся. Посидеть за чаем миссис Грин не предлагает, вместо этого она указывает на широкие деревянные стулья по бокам от стола, а сама усаживается в высокое кресло-качалку. Несмотря на это, у Рэй бы все равно не повернулся язык назвать ее бабушкой — миссис Грин в стильном кресле никак не вяжется с образом доброй домашней старушки с клубком пряжи. — Я Лиза Грин, — произносит она после долгой паузы. Вэйт понимает, что единственная еще не представилась, и коротко произносит: — Рэй. Не знает, стоит ли ей говорить, что она из полиции, поэтому мешкает, и пристальный взгляд ожидающей Лизы начинает потихоньку жечь ее кожу. — Так откуда вы меня знаете? — Кэссиди переключает внимание женщины на себя. — Когда Лея сбежала, я вызвала полицию, — деловито рассказывает миссис Грин, наконец перестав сверлить глазами Вэйт. — Через несколько дней один из офицеров позвонил мне, чтобы сообщить, кому передали дело. Очень вежливый, — она подчеркивает это слово, — молодой человек объяснил мне, что Лея, вероятно, звонила в службу помощи. Весь разговор мне прослушать не дали, только то, что они сочли нужным, но мне, знаете, хватило и этого. — А, — догадывается Кэссиди, — наверное, это Лука. Вам звонил детектив Ханзи? Рэй непонимающе смотрит на Кэс — получается, она знала, что этот мерзкий детектив с библейским именем уже нашел родственников Леи? Стоп. Получается, Лука уже обо всем знает?! — Нет же. — Миссис Грин качает головой. — Это был молодой человек из отдела полиции. Он как-то представился… Хм… Кажется, Джеймсом. Да, вроде Джеймсом. Мистер Джеймс Кэнди. Фамилия у него, конечно, специфическая, но что ж поделать. У Рэй холодеют кончики пальцев. — Вы сказали, что детектив… Джеймс дал вам прослушать телефонный разговор со мной. Верно? — Кэссиди подается вперед от нетерпения. — А вы можете вспомнить, что было в том разговоре? — Конечно, я могу! — Лиза всплескивает руками. — Это ведь случилось всего лишь вчера вечером! Я, конечно, пожилая женщина, но еще в своем уме. По телефону Лея сказала, что хочет приехать к какому-то мужчине и остаться с ним навсегда в каком-то доме с белыми занавесками. Вчера вечером? Вчера вечером у Рэй была смена, а вот позавчера она и Джесси пересеклись в злополучной репетиционной, и Вэйт уверена, что этот звонок напрямую связан с ним: в том, что Лизе звонил Джокер, у нее нет никаких сомнений. Но зачем?.. Фокс удивлена не меньше нее, но не подает виду: слишком мало времени на то, чтобы все узнать. Вероятно, она взорвется потом — на улице, когда они выйдут, или осторожно расскажет правду пожилому человеку, и тогда… — И вы просто так поверили? — Кэссиди почти вскрикивает. — Разумеется, нет. — Миссис Грин бросает на нее надменный взгляд. — Джеймс сказал мне, чтобы я тщательно осмотрела ее комнату, возможно, я смогу найти там что-то, что подтвердит подлинность разговора. Так вот что он делал. Обеспечивал алиби. Сержант чертыхается: это ведь было бы отличным ходом, не наведайся они сегодня с Кэс к Лее домой. Надо было оставаться в постели. — Вы что-нибудь нашли? Если старуха сейчас скажет «да», то Вэйт сумеет выкрутиться перед Кэссиди. Она уже даже придумала как. — Да, я нашла слишком много всего, что доказывало правоту Джеймса. — Лиза вздыхает. — Какие-то странные бельевые комплекты, одежду, которую я ей не покупала. Розовую помаду. И, самое главное, туфли. — Туфли? — переспрашивает Кэссиди. — Именно. Лодочки на высокой шпильке. Уж поверьте — Лея сама такие никогда не надела бы. Значит, она сделала это для него. — Миссис Грин еще раз протяжно вздыхает. Рэй теряет следующий вопрос, но Кэссиди задает его за нее: — Для кого? Лиза деловито поправляет очки: — Для какого-то мужчины, очевидно. Джеймс ясно дал понять, что она сбежала, а искать они ее не намерены, ведь она уже совершеннолетняя. Она не кажется Рэй разбитой или печальной, и это удивляет больше всего. В ее голосе нет ни тоски, ни беспокойства, только отчуждение, отстраненность и холод, словно миссис Грин рассказывает о дальней знакомой, а не о единственной, как полагает Вэйт, внучке. — Почему, — Рэй пытается рассмотреть в ее лице хоть какую-то эмоцию, — вас не смутило, что ваша внучка обладает всем этим? Или что она просто оставила все эти вещи здесь, сбежав к кому-то? Лиза так долго молчит, что Рэй уже готовится встать, попрощаться и уйти — это было бы лучшим выходом из ситуации, но внезапно женщина складывает руки на коленях, вытягивается в струнку и произносит: — Я всегда знала, что этим все и закончится. Лея вся в мать, а та в мою сестру… Вэйт не хочет это слушать. Даже если все сказанные после этой фразы слова окажутся ее единственной соломинкой к спасению — она все равно не хочет. Кем бы ни была эта девчонка, она наверняка не заслуживает ни одного подобного слова. Никто не заслуживает. Она перебивает, спрашивает: — То есть, по-вашему, Лея звонила в девять-один-один, чтобы сказать, что убежала с мужчиной? Зачем же ей тогда звонить в службу спасения? Это ее могила — сырая, пыльная, плесневелая. Копает яму поглубже, зарывается туда с головой, аккуратно сама себя закапывает. Задает не те вопросы, направляет не на те пути. Финальный выбор в ее игре: либо сторона Кэссиди, либо сторона Джокера, на двух стульях ведь не усидишь, но Рэй все еще надеется, что сможет хоть что-то сделать — и выйти из могилы на свет если не живой, то целой. — Мистер Кэнди сказал, что это послание было адресовано именно мне, — непринужденно отвечает Лиза. Джей не дурак все-таки. Дрянной клоун, маниакальный садист, но не дурак — Рэй уверена, что если будет копать глубже, то найдет его отметки-раны и там. Браво, мысленно аплодирует она ему. За один день полностью продумать всю историю, да еще сделать так, чтобы Рэй была ни при чем. Кажется, если все получится, останется только Кэссиди — молчаливая, вдруг замкнувшаяся в себе Кэссиди, ссутулившаяся на стуле. Ей есть что сказать, но она молчит, и это пугает Рэй, потому что если Фокс сейчас откроет свой круглый рот и скажет, что все слова Джеймса-Джесси-Джокера — ложь, то гениальный план клоуна провалится быстрее, чем Вэйт успеет придумать ему оправдание. И это будет ее просчет, стоящий слишком многого. Но Кэссиди молчит, даже не смотрит на Рэй, только качает головой иногда в такт своим мыслям. — Выходит, Джеймс сказал вам, что звонок принимала Кэссиди? — просто так уточняет Вэйт. — Верно, да. — Миссис Грин кивает. Фокс вдруг поворачивает к ней голову, медленно моргает, словно сбрасывая минутный транс, а потом просит, глотая окончания слов от волнения: — Вы можете, пожалуйста, рассказать нам, что именно произошло в ту ночь? Вот Лея пришла домой… — Она не приходила домой, — перебивает ее Лиза. — Лея ушла утром на репетицию, и больше я ее не видела. — Поясняет, не дожидаясь следующего вопроса: — У меня была суточная смена в больнице, поэтому я узнала об ее отсутствии только утром. — Что-то пропало? Какие-то вещи? — Рэй хмурится. — Она забрала одежду, телефон, спортивную сумку. И что-то еще… А туфли оставила, — ворчит Грин, и Вэйт ее понимает. Сбежавшая внучка, с которой не справился самый жесткий контроль, — это удар обухом по голове для такой вышколенной женщины. Странно, что Лиза вообще пустила кого-то за порог; или наоборот — так хотела услышать какое-то еще подтверждение того, что у нее больше нет этой ненужной ответственности, что готова рассказывать о случившемся первому встречному. Лея ведь даже ей не родная внучка, припоминает Рэй. Надо было слушать, что случилось с матерью, а не ворон считать. — Вы не будете ее искать? Это спрашивает Кэссиди — обреченный, тихий голос, сложенные на груди руки, опущенные плечи. Что это, думает Рэй, смирение? Неужели Кэссиди Фокс смирилась с тем, что она проиграла? Бред какой-то, Вэйт дает себе мысленный подзатыльник. Такие, как Кэс, не сдаются просто так, им нужно что-то сильнее лжи сумасшедшего клоуна. Но как сама Рэй будет выпутываться из этой ситуации — она даже не представляет. Следующие реплики проходят мимо нее — все, что могло ее зацепить, сказано в самом начале, и ничего нового сержант не слышит: замкнутый ребенок, отсутствие друзей, чрезмерная опека и бесконечный контроль над посещением тренировок — здесь не нужно быть психиатром, чтобы составить мысленный портрет человека. Тонкая и юная девчонка, угодившая в чашу с химикатами, собрала в себе все черты, присущие жертвам, — о большей удаче для Джокера и мечтать не нужно. Лиза рассказывает мало, но по существу, и Рэй ей за это благодарна: да, она была строга, порой давала девчонке крепкую затрещину, но никогда не запрещала ходить на репетиции. Напротив, поощряла ее как могла — новое кольцо тому доказательство. — Все эти бесконечные купальники, трико, костюмы, тряпки, в общем, это все я ей покупала, — перечисляет миссис Грин. — Лея домой гроши приносила, и бо́льшую часть из них я разрешала ей оставлять себе. Дорогие покупки мы себе позволить не могли, но не жаловались. Она все мечтала выступать с собственными номерами, но я уж и не знаю, почему у нее не выходило. Может быть, мало старалась. — Женщина пожимает плечами. — С репетиций я забирала ее всегда в шесть, потом мы шли домой, она ужинала, делала упражнения под моим руководством и ложилась спать. Рэй мысленно прикидывает в уме: если Лею встречали после первой репетиции, то этому должна была быть причина. — То, что вы вот так контролировали внучку, не разрешая ей встречаться с друзьями, — это разве правильно? — спрашивает в лоб. Лицо Лизы вытягивается. — Я никогда не была против встреч с ее друзьями из цирка. — Она теряется. — О чем речь? — То есть Лея сама просила вас встретить ее? — Рэй сама не верит в то, что произносит. Потому что если Лея шла на это осознанно, то это значит только одно: ей было что скрывать. Или от кого бежать. — Да, верно. Она звонила мне за час до конца тренировки, и я выезжала ей навстречу. Если позволяла работа, конечно. Рэй глотает ртом воздух, когда осознает, что в бесконечном уравнении только что родилось еще одно неизвестное: Лея, которая бежит навстречу V, но пытается спастись от Джея. Маленькая хрупкая девочка, ставшая марионеткой и оружием мести — по ее вине, да, но это неважно. Потому что ни в одном из тщательно продуманных сценариев Лея не боялась V. Она смотрит на Кэссиди: та все еще не сказала всей правды, хотя уже дважды попросила телефон Лизы — просто так, на всякий случай, мало ли что; с третьего раза женщина сдается, диктуя нечетные цифры. У Рэй кипит голова, и ей нужна гора льда, чтобы ее остудить. А еще лучше — ведерко, чтобы засунуть туда голову и задохнуться в колких льдинках. Кэссиди выспрашивает последние детали, узнает о матери, но информация лишняя и бесполезная, ведь Рэй и так отлично представляет, откуда ноги растут. Только вот знает ли Джей, что Лея бежала не к нему, а от него?.. Она силой вытаскивает Фокс из квартиры и выволакивает на улицу так быстро, что Кэс почти летит по узкой лестнице, едва успев сказать «спасибо-до-свидания-я-вам-позвоню». Они идут до остановки автобуса молча; наконец в тихом переулке Вэйт резко поворачивается к Кэссиди, почти выплевывая вопрос в лицо: — Почему ты не сказала ей правду?! Это будет ее продуманным маленьким козырем — если скелет из шкафа решит выйти на свежий воздух, Рэй будет готова отбиваться: она ведь пыталась заставить Кэссиди рассказать о поддельном разговоре. Ее совесть чиста, а то, что Фокс не додумалась, — не ее проблема. Боже, как же она ненавидит себя сейчас. — Это сложно. — Кэссиди не злится, а только опускает взгляд и вздыхает. — Я долго думала и решила, что не буду этого делать. Не буду ничего рассказывать. — Почему? — повторяет Рэй. Кэс смотрит на нее, а потом вдруг поджимает губы, словно пытается не расплакаться. Рэй чувствует себя как в фильме: смотрит на нее со стороны, под странным, искажающим свет углом, и вдруг этот клубок счастья и нелепых, не сочетающихся между собой вещей оказывается слишком хрупким. Сделанным из стекла. — Да потому что она пожилой человек, у которого пропала внучка! — вдруг выкрикивает Фокс, и Рэй кажется, что она слышит звук удара стекла об пол. — Как ты думаешь, как она воспримет то, что кто-то представился полицейским, подделал разговор, дал ей его послушать, а затем и вовсе — вероятнее всего — убил Лею? И потом, — тише добавляет Кэссиди, — она забрала вещи. Возможно, она действительно сбежала, а ее звонок в службу помощи был единственным способом передать послание, или, может быть, она убегала от какого-нибудь ужасного человека к другому человеку — тому, в которого влюбилась. Такое же возможно? Вдруг тот, кто звонил, действительно желал ей добра? — Ее голос срывается. Зеленые глаза широко распахиваются, и в них дрожат слезы. Рэй понимает: это крах, потому что она выбрала меньшее из зол, предпочтя солгать. Контролируемая ложь — тоже ложь, в конце концов. Это шанс все закончить, понимает Вэйт. Нужно сказать сейчас, что Кэссиди права, а потом просто найти пару доказательств, высосанных из пальца. Попросит Джокера записать ряд сообщений, в которых все хорошо, подсунет Кэссиди, скажет, что в другом отделе раздобыла — и все, дело закроется. Она стоит у цели. Еще немного — и заберет трофейный кубок себе, поставит его на полку, будет сдувать пылинки и никогда — никогда больше — не позволит втянуть себя в такое. Остался только Лука, но с ним она разберется — в конце концов, Кэссиди у нее в руках — буквально, — а Рэй знает все доступные способы эмоционального шантажа. Доберется до него через Фокс, заставит отступить и забить на девчонку с линии экстренной помощи. У нее все получится. — Ты у меня умница. — Вэйт целует Кэссиди в щеку, и она оказывается соленой. Почти как кровь. — Я поступила ужасно, да? — Фокс уже плачет, не скрывая этого. — Может быть, мне стоит вернуться… — Послушай. — Рэй обхватывает ее щеки ладонями, сминает кожу, как пластилин. — Пожалуйста, послушай. Ты поступила правильно. Скорее всего, это был единственный верный выбор из всех — оставить все как есть, потому что некоторые ситуации не требуют нашего вмешательства. И я думаю, что ты права — ты же видела эту женщину, она же сумасшедшая, ты же сама понимаешь это. Представь, каково было Лее находиться под таким контролем всю свою жизнь? Да она была счастлива влюбиться в кого-то и сбежать. И за это никто из нас не может быть в ответе. Кэссиди поднимает на нее глаза, всхлипывает, а потом обнимает так сильно, как только можно. — Ты правда так думаешь? — Она шмыгает носом. Железное сердце покрывается болотным налетом, съедается коррозией и осыпается трупной шелухой на бензиновую поверхность пруда. — Конечно, веснушка. — Рэй целует ее в висок. Это почти победа.38. Black brick city
20 декабря 2020 г. в 19:25